Текст книги "Гиан (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

 

ГИАН

   Человек привыкает ко всему. Это животное тоскует, отказывается от незнакомой еды, бестолково мечется, шарахаясь от безобидного и не за-мечая опасности. Животное приживается долго и трудно, ему нужны специ-альные условия, особый уход, а человек... Самое беззащитное, самое беспомощное и самое приспосабливающееся существо во Вселенной. Хочешь жить – приспособишься. А жить он хотел. Очень хотел...

   ...Пламя в очаге неровно освещает грубую каменную кладку. Он ле-жит у очага, завернутый в остро-пахнущие, щекочущие кожу шкуры и смот-рит в щелку между ними на огонь. А над ним голоса.

   – Я не могу.

   – Другого выхода нет. Он последний.

   – Может быть, его пощадят.

   – Кто?

   – А откупить?

   – Не на что.

   – Его можно спрятать в монастыре.

   – Святейший не станет из-за него ссориться с Властителем.

   – Хорошо, не спрятать, отдать.

   – В слепцы и кастраты? Ты хочешь ему такой жизни?

   – Да, лучше смерть. Но... но и это смерть.

   – Он умрёт для нас. Для всех. Но будет жить.

   Как это: он умрёт, но будет жить? Либо мёртвый, либо живой. Непонят-но. Он перестает слушать. Но слышит. И запоминает.

   – Но почему? Он младший из младших. Он никому не опасен.

   И усталое.

   – Поздно уже обсуждать. Посмотри на него, и я его заберу.

   Он поспешно зажмуривается. Ему ещё раньше приказали спать, а не-послушание опасно. Он чувствует, как с его лица откидывают край шкуры, и ощущает горячее, пахнущее ароматной смолой дыхание. По этому запаху он узнаёт отца, но глаз не открывает.

   – Всё, – дыхание исчезает, и на его лицо опускается темнота мехо-вого одеяла.– Забирай его. И да не оставит его Творец свей заботой.

   И тишина...

   ...Гиан усмехнулся. Банальный сюжет. Цивилизация раннего уровня, борьба за власть, все проблемы решаются оружием. Последний отпрыск бо-ковой младшей ветви. Не соперник, но может им стать, если перебьют всех, кто старше и родовитее его. И верный друг семьи, спасающий невинного ребёнка. От столь же невинных палачей. Ибо у борьбы за власть свои правила. И нарушающий их терпит поражение.

   Даже странно, что он так хорошо, без активатора, помнит события двадцатилетней давности. Хотя... почему странно? Ему сразу сказали, что у него хорошая память, и что это его достоинство. И достояние...

   ...Дорога была долгой. Он уже знал, что вопросы бывают опаснее ответов, и ни о чём не спрашивал. Что ему нужно знать, ему скажут. Он ещё помнит, как его несли, по-прежнему завёрнутым, поднимали, потом он ощутил мерное покачивание вьючного коня и заснул по-настоящему. А ког-да проснулся, вокруг не было ничего знакомого. И никого. Если не счи-тать лорда Гаргала. Он его видел до этого раза два, нет, три. В первый раз, ещё сидя на руках у кормилицы, когда все в замковом дворе встре-чали знатного гостя, и потом, спустя год или два из окна замка, как гость и отец во внутреннем малом дворе рубились на мечах, и... да был и третий раз. Его с матерью позвали к отцу, в оружейную. Отец и гость разглядывали и обсуждали оружие и словно не замечали ни его, ни мать. Они стояли у двери, пока отец жестом не велел им уйти. Но он запомнил, что отец называл гостя лордом Гаргалом, а тот отца не по имени, а по роду – Барсом. И вот лорд Гаргал везёт его теперь куда-то. С ними маленький сухонький человечек без имени, просто Книжник, и десять воо-руженных всадников охраны. Как и положено охране, те ехали в отдале-нии, охватывая широким кольцом двух всадников и трех вьючных лошадей. С ними он тем более не разговаривал. Иногда лорд Гаргал коротко спра-шивал его, не называя по имени, не устал ли он, не хочет ли есть или пить и, выслушав столь же краткий без обращения отказ – он уже не ма-ленький, два года как покинул женскую половину, и может терпеть поход-ный ритм – возвращался к беседе с Книжником. Книжник, как и положено, ехал рядом с лордом, но не на боевом коне, а на маленьком пони, и поч-тительно говорил снизу вверх. А он, полулёжа во вьючной корзине, слу-шал или не слушал, но слышал и запоминал. На привалах он бегал, плескался в мелких холодных ручьях. Ел и спал у одного костра с лордом Гаргалом и Книжником – охрана ела и спала у другого костра. Иногда во-ины пели протяжные, похожие на молитвы песни с совсем не молитвенными словами, и он засыпал под их пение. Лес редел, дно ручейков станови-лось каменистым, все чаще выступали из травы валуны, а сама трава ста-ла редкой и сухой, коням ее не хватало, и в ход пошли запасы кормового зерна из вьюков. А потом лес кончился, и они выехали на равнину, где трава росла редкими жёсткими пучками, а деревьев не было вовсе, и кусты совсем не походили на привычные, высокие, нависающие над лесными тропинками. И дул ветер, холодный и резкий. Охрана сдвинула, сжала кольцо, а потом перестроилась и поехала сзади, но, не прикрывая их, а прячась за ними. И он чувствовал страх воинов. Странно, в лесу, где и звери, и враги, не говоря уже о лесных духах, воины были увереннее. А здесь... Здесь так далеко видно, никто не подкрадётся, а они боятся. Почему? Но он не спросил, а значит, ему и не ответили. А на следующий день он впервые увидел ярко-белый куб переходника. Но он ещё не знал, что это переходник, а просто... белый камень странной формы. В замке у него были похожие, но вырезанные из дерева, а каменных он никогда не видел. Они приближались к нему, а камень рос им навстречу и был уже с деревенскую хижину, когда лорд Гаргал остановил их отряд и велел охра-не ждать, спешился и снял его с вьючной корзины. Суетливо спешился Книжник, и они втроём пошли к странному камню. Лорд Гаргал вёл его за руку, а с другой стороны и на полшага сзади семенил Книжник. И когда они перешагнули через полоску белых камней – вошли в Зону безо-пасности, он ещё этого не знал, но что-то почувствовал и спросил.

   – Мы идем к Сумеречным Торговцам? Они здесь живут?

   Рука лорда Гаргала дрогнула, он посмотрел на него сверху вниз и ответил.

   – Да, – и тут же спросил. – Как ты догадался?

   – Не знаю, – честно ответил он.

   – Творец открывает малым скрытое от великих, – сказал Книжник.

   Лорд Гаргал ничего не ответил.

   А он уже думал о Сумеречных Торговцах. Высокие, закутанные в длинные плащи цвета ночи с капюшонами, скрывающими лица, они приходили на рассвете, торговали днём и уходили в сумерках. Их потому и звали Сумеречными. Ведь ни один человек не рискнёт идти ночью. От дневных врагов можно отбиться, а ночь – время духов и только огонь защита человеку. Ночью все люди братья, потому что духи всем людям враги. А Сумеречные Торговцы не боялись духов. Они привозили удивительные невиданные вещи. И брали за них дорого, но иногда можно было и сторговаться. Он не боялся их как другие дети и взрослые, пытался подойти поближе, хотя его ловили и отводили подаль-ше. Но однажды ему удалось подобраться к одному из торговцев вплотную и заглянуть под капюшон. Там было лицо, не морда зверя, не череп мерт-веца, а лицо, только очень белое и неподвижное. Торговец, видно, заме-тил его взгляд, и белые губы раздвинулись в улыбке, не показав зубов. Нянька – он ещё жил на женской половине – схватила его, увела в дом, и там его долго обмывали и окуривали от сглаза.

   – А если они откажут? – вдруг спросил Книжник, нарушив все прави-ла, запрещавшие ему обращаться к лорду первым и без положенного обра-щения.

   Но лорд Гаргал словно не заметил дерзости, словно Книжник был ра-вен ему, и ответил как равному.

   – Тогда я исполню свой долг.

   – Да смилостивится над нами Творец, – пробормотал Книжник.

   Сухая трава хрустела под ногами, белая гладкая стена закрыла го-ризонт. А где же дверь?

   – Мы не торгуем.

   Сухой холодный голос прозвучал сверху. Он завертел головой, отыскивая говорившего. Стоит на крыше, как воин на башне? Но стена уже слишком высока, он не видит её края, даже запрокинув голову. Книжник торопливо и тихо шепчет молитву. Рука лорда Гаргала железными тисками сжимает его ладонь.

   – Жизнь человека! – выдыхает криком лорд Гаргал.

   И в гладкой сплошной стене вдруг открывается дверь. Только что её не было, и вот... чёрный прямоугольник, узкий, на ширину одного воина, и высотой точно под рост лорда Гаргала.

   – Слава Творцу, – шепчет лорд Гаргал и шагает в темноту, увлекая его за собой.

   Недолгая темнота на несколько шагов, и они в светлой комнате. Но второй двери не было?! Он озадаченно озирается по сторонам, оглядывая гладкие стены и такой же пол. Ни стола, ни стульев, ни ложа или лавок, ни даже сундуков вдоль стен. И непонятно откуда свет, а стены белые как будто здесь никогда не разводили огня.

   – Лорд Гаргал приветствует и желает здоровья и удачи.

   Он вздрогнул и растерянно уставился на возникших перед ними трёх мужчин в странной одежде. И по их белым неподвижным лицам догадался – Сумеречные Торговцы. Но без плащей. Их белая одежда словно обтекала их тела без завязок и заколок, выделялись только серебряные пояса, браслеты на запястьях и лодыжках и плотно охватывающие шею ожерелья.

   – Мы приветствуем лорда Гаргала и желаем ему здоровья и удачи.

   Говорит один, стоящий посередине и на шаг впереди. Он главный?

   – О чьей жизни говорил лорд?

   – О его, – лорд Гаргал отпускает его руку и слегка выталкивает его вперед. – Возьмите его, ибо здесь он должен умереть.

   – Почему?

   – Он болен?– спрашивает стоящий слева.

   – Он здоров, – лорд Гаргал говорит спокойно и словно равнодушно. – Он последний из рода Барсов.

   Он вскидывает на лорда Гаргала глаза: до сих пор он был младшим из Барсов, но последним? Лорд Гаргал замечает его взгляд и продолжает, обращаясь к Сумеречным, но говорит и для него.

   – Властитель повелел уничтожить все младшие семьи и ветви, чтобы никто не помешал ни сейчас, ни потом его старшему сыну и его потомкам. Род Барса уничтожен. Он последний.

   Отец убит? И мать? И все в их замке? Он знает, что такое – уничтожить род. Убивают всех живущих в замке и разрушают замок. И когда его увозили, там уже убивали. Поэтому с ними только десять воинов, осталь-ные исполняют волю Властителя, Властитель повелел...

   – Мы должны посоветоваться. Ждите здесь.

   Сумеречные – он уже не называет их торговцами – уходят, словно растворяются в стене, и лорд Гаргал переводит дыхание.

   – Слава Творцу, – вздыхает Книжник, – когда они отказывают, то от-казывают сразу.

   Откуда-то, можно подумать прямо из стены, появляется... женщина? Да, это женщина, и она... Сумеречная, но другая: её одежда так же об-лепляет тело, но не белая, а золотистая, браслеты, пояс и ожерелье ук-рашены мелкими цветными камушками, и белое лицо не такое неподвижное, она улыбается, и у неё волосы, короткие как у согрешившей служанки, но у Сумеречных совсем нет волос. В руках у нее поднос, она наклонилась поставить его... на пол? Но у подноса вдруг выросли ножки, и он стал столиком. Блюдо с фруктами, кувшин и три чаши.

   – Угощайтесь, – её голос мягче и не такой безжизненный.

   Лорд Гаргал кивает, благодарит, и она уходит, опять в стену, а они... на что они сядут? Когда они входили, не было никакой мебели, а сейчас у столика-подноса стоят три трёхногих табурета. Откуда они взя-лись? Не сами же по себе выросли. Непонятно. Лорд Гаргал садится пер-вым и сам наливает себе в чашу из кувшина густую тёмно-красную жид-кость, бесстрашно отпивает.

   – Настоящее снитское. Садись, Книжник, выпьем, – и кивает ему, – са-дись, Барс. Очисти ему яблоко, Книжник.

   Он Барс? Уже? До Испытания и Посвящения? И тут же понимает: да, он последний и потому уже Барс. Он садится за стол, и Книжник подаёт ему тёмно-зеленое, сочащееся соком яблоко, а лорд Гаргал наливает вина ему и Книжнику. Книжнику полную чашу, ему на один глоток.

   – Властитель может и не поверить, – тихо говорит Книжник.

   – И ты, и десятник расскажете всё, как было. Тебе не придётся лгать. Пей. Что бы они ни решили, я выполню свой долг. Я обещал Властителю, что ни одного Барса не останется. Гаргал верен своему сло-ву. Хорошее вино, пей, Барс.

   Он осторожно касается губами вина: до Посвящения вино запретно. Хотя... если он мертвец, то что ему запреты живых? И он глотает уже смело. Рот и горло сразу начинают гореть, на глазах выступают слёзы, и он даже не видит, кто ему даёт другое яблоко, уже оранжевое, чтобы за-есть, Книжник или сам лорд Гаргал.

   – Выпил? Молодец, Барс. А теперь съешь это.

   Мелкие розовые ягоды кажутся терпкими и невкусными, но от них проходит жжение в горле и проясняется в глазах.

   – Богатое угощение.

   – Да, Книжник, они торгуют со всей Равниной, и с горными племена-ми, и с Озёрным королевством. Да где их только ни видели.

   – Говорят, они похищают людей.

   – Нет, – лорд Гаргал усмехается, – но иногда они берут плату людь-ми. И взятых ими никто уже никогда не видел.

   Книжник кивает.

   – А заспоривший с ними быстро умирает. Без ран и болезни. Но в муках.

   – Верно, – кивает лорд Гаргал. – Как-то Хранитель дворца решил зах-ватить одного из них и посадить в подвал. Не знаю уж зачем. Но воинов просто обожгло, а Хранителя раздуло, а через три дня на нём полопалась кожа и потёк гной. Властитель смилостивился и приказал опоить его сон-ным настоем.

   – Я слышал об этом, – соглашается Книжник.

   – Да, – лорд Гаргал смотрит на дно своей чаши, – если внимательно слушать, можно услышать многое.

   Книжник, похоже, опьянел. И лорд Гаргал тоже. Они говорят как равные, не думая, что он их слышит.

   – Не самое мудрое решение.

   – Властитель боится за сына.

   – Лучше бы он боялся за страну. Внука нет, и неизвестно когда будет. Трон крепок, когда есть кому занять его по праву.

   – Да, если что... начнется грызня. А замков теперь мало. Если Озёрный король захочет расширить свои земли, мужикам негде будет пря-таться от его мясников. А без мужиков земля запустеет.

   –У Властителя пять дочерей.

   – Зять не сын. Он думает о своем доме, а не доме тестя. Если с наследником что-то случится, они разорвут страну. Неужели Властитель не понимает этого.

   Лорд Гаргал негромко смеётся.

   – Властитель слишком хорошо помнит сказания о Великой Смуте. Он боится прошлого.

   – И не думает о будущем, – вздыхает Книжник.

   – Будущего он боится ещё больше, – пренебрежительно машет рукой лорд Гаргал. – Твой отец был моим другом.

   Он вздрагивает и смотрит на лорда Гаргала. Это уже ему? Да, гово-рят ему. Но... зачем?

   – Он знал, что никогда не станет Властителем. И никогда не жалел об этом. Барсы всегда были хорошими воинами. Он хорошо рубился на ме-чах, и, если бы Властитель доверил ему держать границу с Озёрным коро-левством, я уверен, там было бы намного спокойнее. Но для этого надо было ездить во дворец и низко кланяться. Слишком многим и слишком низ-ко. А он был слишком горд для этого.

   – А... мать? – рискует он спросить.

   – Она была красавица. И хорошо пела.

   Откуда лорд Гаргал знает, как пела его мать, она же никогда не ходила на пиры, и... Зачем лорд Гаргал ему это говорит? Но он не спрашивает.

   – Я мог забрать только одного. Они отказались расстаться.

   Он медленно кивает.

   – Умершие рядом, рядом и на небесах?

   – Верно, Барс, но...

   – Но если я умру здесь, они все равно найдут меня там, – заканчи-вает он за лорда Гаргала и встаёт, поворачиваясь лицом к вошедшим в комнату Сумеречным.

   На этот раз они не застали его врасплох. Он расслышал еле замет-ный свист, вспомнил, что он его уже слышал сегодня, и понял его значе-ние. Встают лорд Гаргал и Книжник. В руках стоящего впереди Сумеречно-го свиток. Книжник с поклоном принимает его и начинает читать. Это до-говор. О безвозмездной и безвозвратной отдаче. Между лордом Гаргалом – зачитывается его полный титул – и другой стороной, Звёздным Миром. Лорд Гаргал отдаёт, и Звёздный Мир забирает... во веки веков и до скончания времён... и отданное никогда не вернётся, ни на землю, ни в воду, ни в воздух... никаких известий, вопросов и претензий с обеих сторон... Его имя нигде не упомянуто, просто: лорд Гаргал отдаёт, и Звёздный Мир забирает... Он – нечто. Или ничто? И разве Сумеречные и Звёздный мир одно и то же?

   – Если лорд Гаргал согласен, пусть приложит свою печать.

   А вместо столика с угощением высокий пюпитр. Книжник расправляет на нем свиток, открывает висящую на поясе чернильницу и почтительно чернит перстень на правом указательном пальце лорда Гаргала. И лорд Гаргал твёрдо, без заминки и раздумий, впечатывает его в свиток. И во второй, лежащий рядом. Их что, два? Сумеречный касается пальцем свит-ков рядом с печатью лорда Гаргала, и дважды вспыхивает голубая искра, оставляя след в виде многолучевой звезды. Лорд Гаргал забирает один свиток, Сумеречный берет другой, они обмениваются ими, лорд Гаргал по-ворачивается к нему, хочет что-то сказать, но не успевает. Потому что другой Сумеречный берёт его за руку и говорит.

   – Отныне и до скончания времён он наш. Его для вас нет, – и легонько подталкивает его к стене. – Иди.

   В стене перед ним ниша. Как раз по нему. Его замуруют заживо?! Но договор подписан, и шаг назад – это шаг под меч Гаргала – он уже не называет его лордом, как и Сумеречных торговцами – и он Барс, Барсы не отступают. Он шагает в нишу, и его охватывает темнота...

   ...Гиан много раз представлял, что было там, за его спиной. Он знал: для Гаргала и Книжника в нише вспыхнуло ослепительно-голубое пламя, а когда через мгновение пламя погасло, ниша была пуста, даже ни горсточки пепла. И если Книжник испуганно спросил:

   – Где он?

   Ему ответили равнодушно бесстрастным голосом одного из Сумеречных.

   – Ушел к свету.

   И после этого Гаргалу и Книжнику указали на выход. И они ушли. На продуваемое холодным ветром плоскогорье к ожидающей их охране. И не задерживаясь, чтобы до ночи убраться подальше, погнали коней. Вниз, через лес, мимо разрушенных замков к столице, во дворец Властителя, мелкого отсталого монарха карликовой империи неразвитой цивилизации, возомнившего себя владыкой мира, чтобы доложить и предъявить договор. Будем надеяться, Властитель поверил и не приказал пытать Книжника и десятника, проверяя правдивость лорда Гаргала. Он никогда этого не уз-нает. Звёздный Мир соблюдает договоры. А для него началась новая жизнь. В новом мире...

   ...Гиан встал со скамьи, потянулся, расправляя мышцы, и призывно свистнул. Ворохнулась листва над его головой, и к нему на плечо спрыг-нула Золотинка. Маленький гибкий зверёк, его эниф – животное-друг. Из-гибая шею, Золотинка потёрлась теменем и затылком о его щёку, нежно куснула за ухо.

   – Понял, – рассмеялся Гиан.

   Золотинка хотела есть, да и он тоже. Значит, прогулка закончена и пора домой. Хорошо иметь свой дом. Интернаты, общежития, казармы... он быстро обживался, легко приспосабливался, но свой дом, где не он подстраивается, а под него, где его желание, его вкусы – закон... ну не совсем закон, с Золотинкой тоже надо считаться. Ради неё он отка-зался от хрустальной занавеси – Золотинке не нравился шум бусинок. Но в основном... да почему бы ему и не сделать мир под себя. Хотя бы раз-мером в одну квартиру, но это его мир. Нет, разумеется, он не станет восстанавливать по памяти родительский замок. По многим причинам. И, прежде всего потому, что слишком хорошо его помнит. Дело не в деньгах, он может позволить себе хорошую имитацию. Но имитаций полно в экспеди-циях, а дом должен быть подлинным. И все блага всех цивилизаций. Ран-ний уровень без водопровода и канализации, не говоря о прочем, живо-писен и хорошо смотрится в фильмах, но жить так... спасибо, у него уже это было. Что такое ранний уровень, доиндустриальное общество и теде и тепе, он знает не по фильмам и экскурсиям, а изнутри. Спасибо, не на-до...

   ...Темнота ощутимо стискивала его, покалывала, толкала. Страха не было. Чего уж тут, бойся, не бойся, с тобой сделают всё, что захотят. Тебя отдали, даже не в рабы продали, а просто за так, задарма, как ненужную, даже без названия, вещь. Ещё один более сильный толчок уже в спину, он, поддаваясь ему, шагает вперёд и зажмуривается от ослепи-тельно яркого света. И над ним голоса, больше похожие на щебет и чириканье птиц. Но он запоминает и потом, вспоминая, понимает сказанное.

   – Еще один дикарь.

   – Спасёныш?

   – Конечно. И зачем их столько?

   – Спасаем разум?

   – Ну да. С вшами, блохами и прочими заразами.

   – Разума не наблюдается, но зато вони...

   – Не говори так. Он ещё ребенок. И напуган.

   И вдруг среди щебета и чириканья человеческие, произносимые с яв-ным напряжением слова.

   – Не бойся, открой глаза.

   – Я не боюсь, – отвечает он и открывает глаза.

   Большая как пиршественный зал комната. Стены в светящихся разноц-ветных узорах, пол гладкий и блестящий как лёд. И Сумеречные, сколько их... Кто же из них сказал ему, чтобы он не боялся? Кто умеет говорить по-человечески? Он оглядывает их и вдруг узнаёт. Вот этот, этот был тогда во дворе их замка и улыбнулся ему. Он помнит эту вмятину на под-бородке снизу. У других – он быстро обводит их взглядом – такого нет. Сказать? А почему нет? Сказать.

   – Я тебя помню. Ты был в нашем замке.

   Сумеречные молча стоят вокруг и смотрят на него, и он продолжает.

   – Вы продавали чаши из вечного льда.

   Быстрое щебетанье и снова внимательная тишина. Он понимает, что должен продолжать.

   – Я совсем близко подошёл. Если смотреть снизу, то лицо и при спу-щенном капюшоне видно.

   – Я заметил тебя? – медленно, старательно выговаривая слова, спра-шивает Сумеречный.

   – Да. Ты улыбнулся.

   – Как ты узнал меня?

   – У тебя вмятина на подбородке. Снизу.

   Сумеречный стал ощупывать свой подбородок. Остальные зачирикали и защебетали так быстро, что он и потом, вспоминая, не мог вычленить год-ных для понимания слов. Потом, гораздо позже, он узнал, что Сумеречных на самом деле зовут дорсайцами, их планета – Дорсай, а дорсайский язык один из самых сложных в Звёздном Мире, можно научиться читать и писать на нём, можно, правда, с трудом и не полностью понимать, но говорить на нём правильно могут только сами дорсайцы. А тогда он не понял, но почувствовал, что в чём-то победил.

   – А меня ты узнаёшь?

   Он смотрит на женщину с короткими волосами в золотистой одежде с узорчатыми браслетами, поясом и ожерельем и качает головой.

   – Нет, я тебя не видел.

   – Я угощала тебя.

   Но он уже уверенно настаивает на своём.

   – Нет, там была другая.

   – Умён, – чирикает тот, что с вмятиной.

   – Наблюдательность и память ещё не ум, – возражает другой.

   – Дикари наблюдательны, – поддерживает его ещё один.

   Он внимательно вслушивается в их голоса, но женщина берёт его за руку.

   – Идём.

   Его возвращают на женскую половину? Но спорить, он понимает, нельзя, и он послушно следует за женщиной к стене. Ни двери, ни ниши, но женщина входит в стену, и он следует за ней. Еле слышный свист, на мгновение перехватывает дыхание, и он уже в другой комнате. Тоже боль-шой, но совсем другой. Узорчатый пол, колонны, лестницы...

   – Здесь мы живём.

   – Это ваш замок?

   Она смеётся почти по-человечески.

   – Да, можно сказать и так. Идём.

   Но он выдёргивает руку и бежит обратно, к тому месту в стене, где они прошли. Она не пыталась остановить его, хотя отлично знала, что произойдет. А может, поняла, что это не попытка побега, а проверка. Он хотел проверить: пропустит ли его стена одного, без неё, по его воле. И он не бился о стену, как пойманный зверёк или птица, а просто похло-пал ладонью по холодной твёрдой как камень стене и спокойным шагом вернулся к ней. Она ни о чём его не спросила, и он ничего не стал объяснять...

   ...Гиан достал ключ и открыл дверь. Дорсайцы мастера фокусов и игр с пространством, он с удовольствием пользуется их мембранами, да и установка такой мембраны не самое дорогое удовольствие, но ему нравится ощущать рукой тяжесть и холод ключа, теплоту натурального дерева дверной ручки, вещественность мебели и утвари. В чём-то он остался, конечно, дикарём. Но это необременительно для него и терпимо для окружающих.

   В квартире тихо, пахнет свежей листвой и цветами. Золотинка спрыгнула с его плеча и золотой молнией унеслась на кухню, откуда сразу послышалось мелодичное позвякивание: Золотинка нетерпеливо била мордочкой по диску опознавателя над кормушкой. И когда он, привычно сбросив в утилизатор у входа уличную обувь, босиком вошёл в кухню, Золотинка уже ела, аппетитно, как в рекламе, хрустя тёмно-бордовыми шариками «Универсума N5 для периода малой активности». В экспедициях он кормил её «Универсумом-динамик», или собственным пайком, или всем, что попадалось под руку. Золотинка недаром всеядная. И если чувствует предстоящую голодовку, то и ненасытная. Как раз в их первой совместной экспедиции она вдруг начала есть, есть и есть, выжрала за день весь запас, а через три часа полетели обогреватели и контейнером из-под «Универсума» пришлось пожертвовать, пустив его на ремонт обогревателей. Не сожри она корм, он бы пошёл туда же. Энергию можно получить, только пожертвовав веществом. С тех пор он доверяет её аппетиту как ещё одному индикатору. Но надо и самому поесть.

   Готовить он умел. В рамках учебной программы самообеспечения. Не гурман, хотя поесть любит, и не страстный кулинар, поэтому полуфабрикаты его вполне устраивают.

   Золотинка поела и теперь сыто умывалась и чистилась на этажерке у окна. Обычно на таких ставят цветы или безделушки, но он приспособил для Золотинки. Сейчас она лежала на верхней полке и чистила хвост, распушив его и перебирая передними лапками шерстинки.

   Гиан поставил жариться отбивные – еды должно быть много – и взялся за салат. Конечно, он дикарь, причём хищный, и мясо предпочитает всему остальному. Когда у него есть выбор...

   ...Сумеречная снова взяла его за руку и повела по украшенному синими узорами коридору. Он шёл, легко приноровившись к её шагу, и разглядывал узоры. Вскоре он заметил, что узор повторяется, описывая большие круги. Может, это... он не додумал, потому что она остановилась у одного из таких кругов. Они опять пойдут в стену? Нет. Она положила ладонь на узор, и в центре круга возникла чёрная точка, стремительно расширилась и стала... проходом. Дверью, только круглой. Она отпустила его руку и слегка подтолкнула вперёд.

   – Входи. Здесь живу я. Сейчас ты вымоешься и сменишь одежду. Потом поешь.

   Он послушно вошёл в комнату, показавшуюся в первый момент полутёмной. Мягко колыхались большие, от пола до потолка, полотнища узорчатой ткани, образуя шатёр. Похоже на парадную, увешанную гобеленами и коврами спальню в замке, там стояла большая кровать под балдахином. Когда он был маленьким, ему как-то разрешили поиграть в ней. Он помнит: занавеси опущены, мать и отец лежат рядом под тканевыми одеялами, так натоплено в спальне, а он бегает вокруг них по кровати. Пока мать не позвала кормилицу, и та не унесла его. Он помнит: отец смеялся, глядя на него.

   – Иди сюда.

   Он повернулся. Ещё одна комната? Сколько же их здесь. А снаружи замок Сумеречных не такой уж большой. Почему? Думая об этом, пошел на её голос и оказался в ярко освещенной комнате. Но это...

   – Здесь моются?

   – Да. Раздевайся. Сними все и брось сюда, – она показала ему на непроницаемо чёрный квадрат на полу. – Я дам тебе другую одежду.

   Он не знал, не мог знать, но как-то догадался, что брошенное на квадрат исчезнет бесследно. Жалко: одежда совсем новая, не сношенная, у рубашки даже цветные завязки засалиться не успели. Но он послушно развязал горловой узел, снял рубашку и бросил её. Рубашка задрожала и исчезла. Видно, провалилась. Он сел на пол и снял сапоги, мягкие детские сапожки, штаны, бросил их туда же и встал. Теперь на нем были только пояс с ножом и на шее шнурок с оберегом.

   – Это я не отдам.

   Она внимательно смотрела на него. Её лицо оставлось неподвижным, и молчание было долгим. Потом она медленно кивнула.

   – Хорошо. Положи это пока сюда. Потом заберёшь.

   Она открыла сундучок у стены, и он сложил туда пояс – полоску кожи с набитыми на нее металлическими бляшками, нож – детский кинжал в простых безузорчатых ножнах и шнурок с мешочком оберега.

   – А теперь иди сюда.

   Он встал на плоский металлический диск, шершавый от множества дырочек, успел удивиться, что тот тёплый, и вдруг его окружила вода. Как сильный дождь, но струи со всех сторон, снизу, сверху, и капли бьют отовсюду. Вода сразу и горячая, и холодная, пахнущая чем-то незнакомым. Она всюду, бьёт по лицу, в глаза, в рот, по голове, по телу. Он бестолково замахал руками, будто это не капли, а мухи или пчёлы. Но вода била, щипала, щекотала его, заставляя подпрыгивать в безнадёжных попытках увернуться...

   ...Дезинфицирующий бактерицидный душ и сейчас не доставляет ему удовольствия, а тогда... странно, а почему он не боялся? Логично, если бы он бился в истерике от страха и непонимания. Почему он был так спокоен и уверен? Эмоциональный ступор? Или преобладание ориентировочного инстинкта над самосохранением?

   Золотинка отпустила свой хвост и, по-прежнему лёжа на спине, повернула голову к столу. Вокруг её носа стремительно вырос и развернулся веер обонятельных волосков. Гиан невольно рассмеялся. Как бы ни была сыта Золотинка, чёрные груши она не пропустит. Нарезая тонкими ломтиками угольно-чёрные продолговатые плоды с его кулак величиной, он смотрел, как Золотинка, вытянувшись длинной змейкой, крадётся к столу, трепеща обонятельным веером. Добравшись для стола, она коснулась носом его края и застыла в безмолвной мольбе и ожидании.

   Чёрные груши – их подлинное название на дорсайском он так и не освоил – удовольствие недешёвое, но он помнит их вкус ещё с того первого вечера и старается, по возможности, не отказывать себе в этом удовольствии.

   Сделав салат и десерт, он снял с плиты отбивные, быстро накрыл на стол и достал из шкафчика маленькую синюю мисочку. Увидев её, Золотинка тонко засвистела от предвкушения. Положив в мисочку понемногу из каждой своей тарелки, он посыпал получившуюся смесь чёрными грушами, подвинул мисочку на край стола и кивнул. Золотинка втекла на стол, прижала обонятельные волоски и уткнулась в мисочку.

   Гиан ел и смотрел, как Золотинка ловко вытаскивает из-под ломтиков груш и заглатывает кусочки мяса и овощей. Закончив с ними, она кончиками зубов ухватила ломтик груши, подтянула его к краю мисочки, взяла его передними лапками и выпрямилась. Сидя на краю стола на задних лапках и вытянувшись столбиком, Золотинка держала в передних лапках чёрный бархатисто-блестящий от выступившего сока кружок и быстро вгрызалась в него мелкими жевательными зубами. Судя по раздувшимся щекам, хватательные клыки она сдвинула, чтобы те не мешали наслаждаться.