Текст книги "Гиан (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

   Золотинка отпустила свой хвост и, по-прежнему лёжа на спине, повернула голову к столу. Вокруг её носа стремительно вырос и развернулся веер обонятельных волосков. Гиан невольно рассмеялся. Как бы ни была сыта Золотинка, чёрные груши она не пропустит. Нарезая тонкими ломтиками угольно-чёрные продолговатые плоды с его кулак величиной, он смотрел, как Золотинка, вытянувшись длинной змейкой, крадётся к столу, трепеща обонятельным веером. Добравшись для стола, она коснулась носом его края и застыла в безмолвной мольбе и ожидании.

   Чёрные груши – их подлинное название на дорсайском он так и не освоил – удовольствие недешёвое, но он помнит их вкус ещё с того первого вечера и старается, по возможности, не отказывать себе в этом удовольствии.

   Сделав салат и десерт, он снял с плиты отбивные, быстро накрыл на стол и достал из шкафчика маленькую синюю мисочку. Увидев её, Золотинка тонко засвистела от предвкушения. Положив в мисочку понемногу из каждой своей тарелки, он посыпал получившуюся смесь чёрными грушами, подвинул мисочку на край стола и кивнул. Золотинка втекла на стол, прижала обонятельные волоски и уткнулась в мисочку.

   Гиан ел и смотрел, как Золотинка ловко вытаскивает из-под ломтиков груш и заглатывает кусочки мяса и овощей. Закончив с ними, она кончиками зубов ухватила ломтик груши, подтянула его к краю мисочки, взяла его передними лапками и выпрямилась. Сидя на краю стола на задних лапках и вытянувшись столбиком, Золотинка держала в передних лапках чёрный бархатисто-блестящий от выступившего сока кружок и быстро вгрызалась в него мелкими жевательными зубами. Судя по раздувшимся щекам, хватательные клыки она сдвинула, чтобы те не мешали наслаждаться.

   Гиан так же наслаждался грушами, оставив их напоследок. Положив кружок в рот, он языком прижимал его к нёбу, чтобы мякоть рассыпалась и заполнила рот мелкой сладкой крышкой. И тогда...

   ...Вода внезапно кончилась. Он стоял на прежнем месте и дрожал. Тело горело и чесалось.

   – Иди сюда, – позвала его Сумеречная.

   А когда он подошел, указала ему на маленький бассейн с прозрачной чуть зеленоватой водой.

   – Можешь поплавать. Ты умеешь плавать?

   – Умею, – кивнул он.

   И хотя рядом была маленькая лесенка, он по-мужски спрыгнул в воду. В одном из дворов замка был колодец и бассейн. Он много раз из окна женской половины видел, как купаются воины, а, перейдя на мужскую половину, получил разрешение купаться в бассейне, до этого его только мыли в лохани. Но впервые он плавал один, без Дядьки. Вода была какая-то плотная, плавать было легко. А она молча сидела на краю бассейна, скрестив ноги, и смотрела на него. Как он плавает и ныряет, пытаясь достать дно. Она не звала его, но он сам подплыл к бортику, уцепился за него и, подтянувшись, выбрался наверх. Она кивнула и встала.

   – Хорошо. Держи, – и дала ему большое полотенце.

   Потом он узнал, что дорсайцы предпочитают обсыхать под воздушными струями, считая полотенца варварством, но относясь к этому достаточно снисходительно. Она молча смотрела, как он вытирается, не пытаясь помочь ему. Значит, его не считают совсем уж маленьким, хотя и отправили к женщинам – подумал он.

   – А теперь надень это.

   Рубашка, штаны и сапожки были сшиты вместе, и он не сразу понял, но всё же сам догадался, что нужно влезать через горловину. К его удивлению, приятно-шелковистая ткань легко тянулась и тут же сжималась, плотно, но, не давя, облегая тело, и была ярко-оранжевой, а пояс, браслеты и воротник-ожерелье – белыми. Потом он узнал, что это детские цвета...

   ...Комбинезоны дорсайцев удобны и многофункциональны. Недаром они разошлись по всему Звёздному Миру, став стандартной экспедиционной одеждой и основой для любой формы вообще. Дорсайцы много дали Звездному Миру, но их самих не любили и не любят. За непонятный трудный язык, за снисходительное презрение ко всем остальным и заносчивость... По заносчивости с дорсайцами могут поспорить только земляне. Они это знают и предпочитают впрямую не контактировать, а Звёздный Мир, особенно его негуманоидная часть, нетерпеливо ждёт, когда, наконец, эти две расы вцепятся друг другу в горло и избавят остальных от своего присутствия. Но и земляне, и дорсайцы слишком умны, чтобы так сойти в небытие. И их приходится терпеть.

   Доели они одновременно, и Гиан собрал посуду. Золотинка облизнулась, провожая глазами мисочку. Гиан засмеялся.

   – Хорошего всегда мало. Вот попадём на Дорсай, там и поедим.

   Золотинка снова облизнулась и одним прыжком прямо со стола перепрыгнула на свою этажерку к окну, где продолжила вылизывание и чистку шерсти. А он занялся посудой: дома он предпочитал не разовую, растворяющуюся или испаряющуюся после использования, а фарфор, стекло, металл, даже дерево. Такую посуду приходилось мыть и чистить, она не трансформировалась, но в её неизменности было что-то такое... что заставляло многих пользоваться ею, или даже коллекционировать...

   ...Оглядев его, Сумеречная кивнула.

   – Идём.

   Он шагнул к шкафчику, куда положили его нож и оберег, но она покачала головой.

   – Это потом.

   Выходя из ванной – он уже на следующий день узнал, как называются разные помещения – он оглянулся на шкафчик. Она улыбнулась.

   – Это не пропадёт. Не бойся.

   И он послушно последовал за ней. Большая комната изменилась. В ней стало светло и просторно. А откуда свет – непонятно. Одна из стен словно затянута полупрозрачной тканью – отец как-то купил матери у Су?меречных такой платок, и она надевала его только по очень большим праздникам. А три другие стены в узорах, и двери, через которую они вошли, даже не найти. Посередине стол и два табурета. На столе тарелки и миски. Выглядели они вполне привычно. Он сел за стол и, не дожидаясь её слов, принялся за еду. Ведь он уже два года на мужской половине, а мужчина ест первым. Поэтому он вежливо съедал из каждой тарелки и миски ровно половину и отодвигал к ней. Но она не ела, а молча смотрела на него.

   – А ты почему не ешь? – не выдержал он.

   – Ты оставил это для меня? – удивилась она.

   – Ну да, – удивился он её незнанию и стал объяснять. – Я уже два года на мужской половине. Мужчины едят первыми. Если женщина рядом, ей оставляют.

   Она кивнула.

   – Я поняла. Спасибо. Но здесь другие обычаи. Это всё тебе.

   Он пытливо посмотрел на неё.

   – У Сумеречных по-другому? Почему?

   – Так устроен мир. У всех свои обычаи. Так что доедай. Или тебе не нравится?

   – Нравится, – не очень уверенно ответил он и стал доедать.

   И тут он вспомнил, что не спросил главного.

   – А кто ты?

   Она чирикнула и улыбнулась его попытке повторить.

   – У тебя всё равно не получится. Но... можешь называть меня Айей.

   – Айя? – повторил он.

   Она кивнула.

   – Правильно. А как тебя зовут, я знаю. Ты Барс.

   Он с невольным удовольствием отметил, что и его имя у неё совсем правильно не получилось, и кивнул. Значит, в её семью его не берут, тогда бы дали новое имя. Но он и не раб, рабу не оставляют имени. Так кто же он? Додумать она ему не дала.

   – Доел? Больше не хочешь?

   Он оглядел опустевшие тарелки и миски и покачал головой.

   – Нет.

   Она встала.

   – Пойдём. Я покажу, где ты будешь спать.

   Идя за ней, он оглянулся через плечо и успел увидеть, как стол с посудой и табуреты ушли сквозь пол вниз, и даже следа не осталось.

   – Ну же, иди.

   Она за край сдвинула полупрозрачную ткань, открывая маленькую комнату. Он послушно вошёл, потрогав по дороге ткань, чуть шершавую и приятно прохладную. Мать ни разу не разрешила ему потрогать свой платок. Какая же богачка Айя, у нее целая занавесь такая. Интересно, все Сумеречные такие богатые или только семья Айи? Эта комната заметно меньше, у стены ложе, покрытое пушистым одеялом из тёмно-коричневого меха. Горный козёл? Кто же у Айи такой охотник? И тут же сообразил, что Сумеречные – торговцы, им охотиться незачем, они что угодно себе наменять могут. Круглый табурет на трёх ножках. Пол тоже пушистый. Это такой ковёр? Да, яркий, узорчатый.

   – Смотри. Одежду сложишь сюда.

   – А она не исчезнет?

   – Нет, – улыбается Айя. – А теперь смотри. Видишь?

   В углу комнаты ещё занавеска, а за ней... Да, такого он никогда не видел...

   ...Свое первое знакомство с уборной Гиан вспоминать не любил. Уже тогда понимал, каким дураком и дикарём выглядел. И потом, когда уже ему приходилось кого-то знакомить с этим, старался сделать процедуру как можно короче, а если позволяли условия, то и нагляднее. Этот вариант, кстати, давал наилучший результат, но, к сожалению, был не всегда применим. Айя, надо отдать ей должное, справилась неплохо. Он всё по-нял и запомнил с первого раза.

   Гиан оглядел убранную кухню и пошёл в комнату. Спрыгнув с этажер-ки, Золотинка последовала за ним.

   В комнате светло, просторно, пахнет цветами. Пушистый ковер на полу, живые вьюнки, оплетающие окна и двери, усыпаны мелкими нежно-ро-зовыми, голубоватыми и белыми цветами, широкая низкая тахта застелена блестящим, приглашающим поваляться покрывалом, на полочке у изголовья две изящные статуэтки с Дорсая и грубый необработанный камень с одной из безымянных планет, где он проходил практику. Камень иск-рится, бросая цветные блики на статуэтки, и они кажутся шевелящимися. Ещё две картины, не голографии, а написанные по-настоящему, молекуляр-ными красками на натуральном холсте-паутинке – подарок одноклассни-ка. Его подлинного имени никто выговорить не мог: в слишком многих языках оно походило на ругательство, и мальчишку прозвали Глазастым. Подружились они не сразу, но потом несколько лет составляли неразлуч-ную пару. На углублённый курс изображений ходили оба. Но он остался хорошим ремесленником, а Глазастый стал Художником. Теперь-то его род-ная планета согласна, да что там, жаждет его возвращения, Глазастый в его прошлый приезд рассказывал, как к нему засылали визитёров...

   ... – А ты?

   Глазастый смеётся.

   – Максимально вежливо выставил за дверь. Во-первых, мне не нужны судебные споры. А во-вторых, я не хочу.

   – Это во-первых, – поправляет он Глазастого.

   – Верно понимаешь, Гиан, – Глазастый салютует ему стаканом. – Сколько звёздочек на воротник прибавил?

   Теперь смеётся он.

   – Ни одной.

   – Чего так? – искренне обижен за него Глазастый.

   – Слишком многих верно понимаю.

   – Бывает, – понимающе кивает Глазастый, – посмотри, – и показывает очередную картину, – решил попробовать в этой манере. Как тебе?

   Он рассматривает чёрное в разноцветных крапинках небо и несоот-ветственно ярко-белую землю. Посередине сложный многогранный непра-вильный кристалл, от которого разбегается множество теней.

   – И многих он сожрал?

   – Ты увидел! – радуется Глазастый, – ты увидел, что он живой! Пони-маешь, я хотел...

   – Заткнись, – перебивает он Глазастого, – изображаешь ты лучше, чем говоришь.

   – Это верно, – совершенно не обижаясь, соглашается Глазастый. – Как думаешь, если я это предложу к продаже...

   – Предложи императору с Кирцефы, денег у него много, и решит он, что это портрет его тёщи. Доставь ему удовольствие.

   – А его тёща, – с ходу подхватывает Глазастый, – решит, что это портрет зятя, и доплатит мне за эту тварину. У-у, кровопивец!...

   ...Уточнять, кого имел в виду Глазастый, рисуя живой хищный кристалл, он не стал. Зачем? У каждого он свой.

   Золотинка сосредоточенно возилась в своем домике-дуплянке. Вы-таскивая какие-то обрывки и обломки, трясла их и запихивала обратно или взмахом головы отбрасывала на середину комнаты. Устраивала она та-кое только в условиях полной безопасности. Гиан подозревал, что это как-то связано с гормональными циклами размножения, но углубляться в эту проблему не хотел. Да и Золотинка сердилась, когда её отвлекали от столь волнующего занятия. Сегодня она не стала шипеть и фыркать в от-вет на его взгляд, а только распушила кончик хвоста, показывая, что просит не смотреть.

   Гиан кивнул.

   – Ладно, у меня свои дела.

   В углу стоял обыкновенный рабочий стол с клавиатурой и монитора-ми. Придать ему какой-то маскирующий его сущность облик Гиан не хотел. Вещи хороши, когда их внешность не противоречит сущности. В Звёздном Мире это противоречие настолько часто, что у себя дома он старался его избегать.

   Гиан сел к столу, тронул клавиатуру. Сначала... как всегда прове-рим резервы. Временные и финансовые. Итак, время. Следующая экспедиция через двадцать дней. Если, конечно, не возникнет что-нибудь срочное и экстраординарное. Тогда могут дёрнуть. Отчёты... он, в основном, сва-лил. Здесь главное не запускать. Впритык возвращаться не стоит, ещё день туда-сюда, пятнадцать дней в полном его распоряжении. Теперь фи-нансы. Девиз цивилизации: «Денег не хватает!». Гиан вздохнул, вглядыва-ясь в аккуратные строчки на мониторе. Что он может себе позволить?...

   ... – Зачем ты копишь, Гиан?

   Рыжие брови топорщатся ветвистой щетиной над белыми в красном крапе глазами. Жгуч нарывается на ссору. Но ему ссориться, тем более драться неохота. Да и Жгучу ссора нужна для последующего примирения с выпивкой. А пить тоже неохота. Поглаживая свернувшуюся на его коленях в клубок Золотинку, он отвечает.

   – Поурт тоже копит.

   – Он хочет вернуться домой богачом, – Жгуч презрительно кривит нос-хоботок, – а ты? Ты же звёздник, тебе некуда возвращаться. Зачем тебе деньги?

   – А ты надеешься умереть в экспедиции?

   Жгуч хмуро шевелит рубчатыми губами. Это его больное место. Он старше их всех, и мысль, что однажды медико-физиологический контроль выдаст предупреждение, а значит, не наймут, и экспедиция, где полное обеспечение, плата за работу, премии за находки и прочее, уйдёт без него, конечно, тревожит Жгуча. Пенсии Звёздный мир выплачивает только звёздникам, а остальным по страховке, а Жгуч свою регулярно пропивает или проигрывает. Но... не задевай других и тебя не тронут. Он Жгуча за язык не дёргал.

   – А ты думаешь, богатому умирать легче? – наконец язвит Жгуч.

   – Богачу легче жить, – вмешивается Поурт, – и неважно где.

   – Да, – кивает маленький сморщенный Кьен, – с деньгами везде родина.

   С троими сразу Жгуч связываться не будет. К тому же Поурт и Кьен сохранили свое гражданство, их планеты всегда примут их, а у Жгуча, похоже, и с этим проблемы. Вредный характер – не скафандр, не снима-ется...

   ...Так, сколько он может выделить на поездку? Ехать надо обяза-тельно. В это его возвращение Лиа не связалась с ним. И на мониторе в видеопосылке были только изображения Малыша. Хотя... всё понятно и объяснимо. Надо ехать, и не выяснять, а услышать и сказать то, что давно понятно им обоим. И решить судьбу Малыша.

   Он снова тронул клавиатуру, убирая расчёты и вызывая линии связи. «Линия перегружена, ждите обходного канала». Подождём. И дело не в до-роговизне прямого соединения, просто пока ждёшь, успокаиваешься и го-воришь тогда уже обдуманно, а не сгоряча...

   ...Первая ночь на новом месте. И в одиночестве. До этого с ним всегда кто-то был. Ночь – время духов, и ребёнка нельзя оставлять од-ного. Даже взрослые старались лечь вместе. С ним была кормилица, нянь-ка, Дядька, один раз отец взял его с собой на охоту и тогда он спал с ним. Даже лорд Гаргал, который должен был убить его, не оставлял его ночью одного. А здесь... он один и в постели, и в комнате. Айя подож-дала, пока он разденется и ляжет, и ушла, сказав ему.

   – Спи. Завтра утром я приду к тебе.

   Она вышла, и сразу стало темно. И у него ни оберега, ни кинжала. Ему нечем защититься от духов. Огонь, металл и оберег. Воины, ложась спать у костра, кладут с другого бока обнаженный меч и вытаскивают из-за ворота обереги, чтоб лежали на груди, сверху. А у него ничего нет. Он залез под одеяло и свернулся там, хотя холодно не было. И как здесь тихо. Как... как в могиле. И тут он сообразил, что для того мира он умер. Здесь мир Сумеречных, и духам до него не добраться. Сумереч-ные сильнее. Если бы его хотели отдать духам, то уже бы сделали это и не дали бы ему ни одежды, ни еды. Подумав о еде, он сразу вспомнил чёрные сладкие кружки в одной из мисочек. Сначала он подумал, что это просто сгоревшее мясо, но все-таки попробовал. И они оказались такими вкусными, что он обрадовался её отказу доесть. Конечно, его бы не ста-ли кормить такой вкуснятиной, если бы хотели убить. Зачем-то же он ну-жен Сумеречным? А Сумеречные сильнее духов. Это хорошо, а то он поче-му-то не может вспомнить ни одного заклинания от духов. А он их знал много, заучив со слуха от нянек и Дядьки. И молитву Творца он забыл, а учил его ей отцовский Книжник. «О Ты, Создавший твердь и сушу...» А как дальше, не помнит. Что это с ним? Почему он всё забыл? Он не хочет забывать, он хочет помнить. Всё-всё. И всех.

   – Ничего нельзя забывать, – Книжник бережно разворачивает на пю-питре свиток, – вот, это самое главное сокровище мира. Немногие им вла-деют. Но ты научишься этому.

   Книжник учил его читать и писать. Было смешно и странно смотреть на значки и... и будто какой-то голос у тебя в голове произносит сло-ва. А когда уничтожают род, свитки тоже сжигают? Или их вместе с ору-жием мужчин и украшениями женщин забирают в сокровищницу Властителя?...

   ...Гиан улыбнулся. Конечно, забирают. А как же иначе создаются королевские богатства. Если королевство доживает до цивилизации сред-него уровня, сокровищница становится музеем, а если нет, то гибнет вместе с королевством, в лучшем случае растекаясь по сокровищницам по-бедителей.

   Как там со связью? Время ещё есть. Удивительно, как быстро в воспоминаниях проходит информация...

   ...Чья-то рука тронула его за плечо и откинула одеяло.

   – Просыпайся, Барс. Ночь кончилась.

   Он оторопело заморгал и сел, протирая кулаками глаза. Значит, он всё-таки спал? И щёки почему-то мокрые, а ресницы слиплись. Он плакал во сне? Хоть и во сне, а все равно стыд. Он не маленький. Мужчины не плачут. Он отвернулся от Айи и вылез из-под одеяла. Тот же, непонятно откуда берущийся свет, но ярче, чем вчера. Уже без её помощи он спра-вился со всеми утренними делами. Она только ему сказала.

   – Не забудь вымыть руки и лицо.

   Но это он и без неё знал, что дыхание ночи надо смыть. И уже без затруднений натянул комбинезон. Она оглядела его и кивнула.

   – Пойдём.

   В большой комнате, как и вчера, стол и два табурета. На столе посу-да. Белое, похожее на молоко питьё, кусочки варёных овощей, маленькие круглые лепёшки. И опять Айя сидела рядом и смотрела, как он ест. Он уже не предлагал ей еды и, допивая, спросил о другом.

   – А вы так и живёте под землёй?

   – Почему под землёй? – удивилась Айя.

   – А окон нигде нет, – объяснил он, облизывая пальцы.

   Овощи плавали в соусе, и, доставая их, он испачкался. Айя спокой-но протянула ему белую чуть влажную тряпочку.

   – Вытри руки. А для соуса возьми вот это.

   Удивительно, но когда он вытер руки, они сразу стали чистыми и сухими, испачканную тряпочку Айя отбросила на пол, и та сразу исчезла, пройдя сквозь него без следа. Он взял странный, но похожий на обычную ложку черпачок, подобрал соус и повторил вопрос.

   – Мы под землёй?

   – Нет, – улыбнулась Айя.

   – Окон нет от врагов? – решил он уточнить.

   – У нас нет врагов, – ответила Айя. – Мы никого не боимся.

   Он недоверчиво посмотрел на неё.

   – Так не бывает.

   Она улыбнулась.

   – Чего не бывает? Что никого не боятся?

   – Что врагов нет. И вы боитесь, раз без окон живёте, – закончил он убеждённо.

   У неё слегка дрогнула кожа у переносицы. Потом он узнал, что у дорсайцев это высшее выражение удивления. Когда его не демонстрируют чужакам, а испытывают на самом деле...

   ...Пискнул сигнал налаженной связи, и Гиан включил программу ви-деосвязи. На той стороне медлили, и экран мерцал россыпью зелёных и изумрудных точек. Гиан терпеливо ждал. Наконец, там решились, и точки расплылись и запестрели, складываясь в изображение.

   Лиа. В бело-жёлтом элорском платье, красиво оттенявшем её зелено-ватую кожу и жёлтые глаза. Тёмно-зелёные до черноты волосы уложены фи-гурным с причудливыми заколками узлом.

   – Я рад видеть тебя, Лиа, – первым нарушил молчание Гиан. Он уже всё понял и продолжал очень спокойным ровным голосом. – Надеюсь, ты здорова.

   Лиа молчала, но это просто из-за отставания звука от изображения на линии.

   – Да, – наконец ответила она. – Я рада, что ты вернулся живым и здоровым.

   – Когда я могу приехать за Малышом?

   – В любое время...

   – Но лучше не затягивать, – закончил он за неё. – Что знает Малыш?

   – Он будет знать то, что ты ему скажешь. И... тебе не надо его забирать. Он остаётся с тобой. И я не вправе... – она запнулась, подбирая слова, – влиять на него.

   Они говорили на общезвёздном языке, хотя Гиан владел элорским вполне достаточно для разговора на таком уровне, и она знала это. Но...

   – Хорошо. Я буду завтра вечером.

   Лиа кивнула.

   – Я скажу Малышу, что ты приезжаешь, – и, помедлив, закончила. – До встречи.

   – До встречи, – кивнул Гиан.

   Выключили связь они одновременно.

   И только сейчас Гиан ощутил живое тепло на шее и плечах. Золотин-ка незаметно и неслышно подкралась и легла на его плечи, ободряюще ут-кнувшись носиком в его висок. Гиан поднял руку и погладил её по голо-ве...

   ... – Одному тяжело.

   Он поднимает голову и внимательно смотрит на Вьера.

   – В экспедиции одиночества нет.

   Вьер качает головой в общепринятом жесте отрицания.

   – Каждый из нас одинок в своём теле.

   Они вдвоем в своей каюте. Редкое время отдыха, и тратить его на пустые разговоры он не хочет. Но Вьер – его сосед и напарник: надо уживаться. Вьер кат, у катов очень сложная система отношений и родства, и к простоте звёздников Вьеру приспособиться сложнее, чем ему к Вьеру.

   – И какой выход, Вьер?

   Вьер улыбается, показывая клыки.

   – Каждый ищет его сам, Гиан. Для многих эниф, для ещё многих друг, для ещё ещё многих семья. Жена, дети, родители, родичи... Одино-чество тяжелый груз, Гиан. Он ломает многих.

   – Но не всех.

   Вьер улыбается ещё шире.

   – Всех, Гиан. Но некоторые успевают умереть раньше осознания своей сло-манности. Я правильно сказал?

   – Главное, что я понял. Но я не согласен.

   Вьер удовлетворённо фыркает, усаживаясь поудобнее.

   – Давай поспорим. Люблю формальную логику.

   Он смеётся в ответ.

   – А чем тебя не устраивает ассоциативная?

   – На ассоциативную не хватит времени. Не успеем выспаться.

   – Ладно. О чём спорим?

   Вьер выпускает на левой руке длинные загнутые когти и задумчиво оглядывает их.

   – Ну, хотя бы... Ладно, предлагай ты.

   Он кивает и описывает рукой фигуру, означающую у катов благодар-ность. Конечно, неуклюже, у него нет когтей, но Вьер понимающе кивает...

   ...Вьер был прав. И ошибался. Эниф, жена, сын... и с чем он остаётся?

   Гиан ещё раз погладил Золотинку и встал. Надо собираться и ехать, если он хочет поспеть к завтрашнему вечеру. А мужчина всегда держит слово. Смешно, что по планете перемещаешься медленнее, чем между звёз-дами. Но ни звёздолётом, ни переходником не воспользуешься. Только пешком, верхом, в «капле», ну, в крайнем случае, в винтолете. Даже махолё-ты здесь не в ходу.

   – Ну что, Золотинка? В дорогу?

   Золотинка, по-прежнему сидя у него на плече, изогнулась, загляды-вая ему в глаза...

   ...Когда он доел, Айя встала.

   – Идём. Я тебе покажу...

   Она сделала паузу для вопроса, но спросил он о другом.

   – А мой нож?

   Она понимающе кивнула, но спросила.

   – Зачем он тебе?

   У него задрожали от обиды губы: неужели она считает его таким маленьким, но ответил он ей спокойным терпеливым тоном, как объясняют непонятливому. Да и Сумеречные же торговцы, откуда ей знать, что такое оружие.

   – Я мужчина. Если кто нападёт, я тебя защищу.

   – Никто не нападёт, – возразила она.

   Но отвела его в ванную и достала из странного сундучка его пояс с ножом и мешочек с оберегом. Но сказала, что брать это с собой не надо. Пусть лежит у него в комнате.

   Они вернулись в комнату, где он спал. Странно, но постель была на месте, а он уже привык к мгновенно исчезающей мебели. Айя прямо из стены вытащила полочку у его изголовья, и он положил туда пояс, нож и оберег.

   – Идём, – повторила Айя.

   И на этот раз он послушался. У выхода она взяла его за руку, при-косновением ладони открыла дверь-дыру, и они вышли в коридор. Как и вчера, пустынный. Идя рядом с Айей, он оглянулся, пытаясь запомнить узор вокруг быстро затягивающейся дыры, и не сразу заметил, что сегод-ня они пошли в другом направлении. Прошли между блестящими колоннами – он ещё не знал, что это аэраторы, – потом через небольшую ярко-красную арку – его на мгновение обдало холодным колючим воздухом, чем-то похо-жим на «злую» воду в душе – и новая стена, к которой Айя приложила ла-донь. Уже знакомая чёрная расширяющаяся дыра.

   – Идём.

   Он шагнул за Айей, и на него обрушились свет, краски, запахи, свисты, чириканье... Он даже зажмурился на мгновение, но тут же – Айя даже не заметила ничего – открыл глаза. Они были... в саду? Или это лес такой? Но в лесу не бывает таких аккуратных песчаных дорожек. Тра-ва, деревья, кусты, цветы и надо всем небо! Ярко-синее, без облачка, светящееся. Он закинул голову, подставив лицо небесному свету. Отпустила его Айя, или он выдернул руку, но вдруг он оказался один среди зелени и птичьих голосов. Кажется, он кричал и бегал между стволами, не разбирая дороги. Айя не мешала ему, да он бы сейчас и не заметил чьей-то помехи. Но потом он отдышался и стал оглядываться уже по-ино-му, уже не только смотря, но и видя. И первое, что он подумал: где Айя? Её он нашел сразу. Она сидела прямо на траве под деревом и, улыбаясь, смотрела на него. Её улыбка ему казалась уже совсем человеческой, видно, привык. Он подошёл и сел напротив.

   – Айя, где мы?

   – Это сад, – сказала она, внимательно глядя на него.

   – Всё другое. Где мы? Это твой мир? Сумеречные здесь живут, да?

   – А что другое? – помедлив, спросила Айя.

   – Всё, – пожал он плечами, – трава, цветы, листья...

   – Это другой мир, – Айя говорила медленно, явно стараясь, чтобы он её понял. – Тебе здесь нравится?

   – Да, – сразу ответил он, разглядывая севшую на носок сапожка Айи бабочку, чёрную и пятикрылую.

   Айя заметила его взгляд.

   – Это грушевая бабочка, – объяснила она и удивилась. – Как она здесь оказалась?

   – Грушевая? – переспросил он.

   – Да. Ты вчера ел чёрные груши. Помнишь?

   – Это как сгоревшее мясо? – уточнил он.

   – Разве они похожи на мясо? – удивилась Айя.

   – С виду. А так они вкусные, А она, – взглядом он показал на бабочку, – она тоже их ест?

   – Нет. Она такого же цвета.

   Он кивнул и осторожно потянулся к бабочке, но схватить её не успел. Айя рассмеялась.

   – Не пытайся. Ещё никто не поймал грушевую бабочку руками.

   – А чем их ловят?

   – Их приманивают приятным запахом.

   – Приманка – это надежно, – солидно кивнул он и вскочил на ноги не в силах больше сидеть.

   Айя не удерживала его...

   ...Так он начал знакомиться с новым миром. Малышу будет легче. Все-таки... звёздник во втором поколении. Этот мир его с рождения.

   За всеми этими рассуждениями и воспоминаниями Гиан переоделся для дороги с верховой ездой и отправил посылку-пакет с парадной формой – что бы ни было, но хотя бы из вежливости он предстанет перед Лиа в надлежащем блеске. Золотинка, сидя на своем домике, внимательно наблю-дала за ним.

   Гиан застегнул замшевую куртку, оглядел себя в услужливо выдви-нувшемся из стены зеркале и лёгким щелчком отправил его обратно. Золо-тинка в один прыжок пересекла комнату, оказавшись на его плечах.

   – Поехали, – весело сказал Гиан.

   А чего грустить? Он знал, что этим закончится, знал с их первой встречи. Ну не совсем с первой, но до их свадьбы точно. Лиа из Старой Семьи. Не королевских кровей, но несомненной аристократии, высших каст Элора. А он... безродный чужеземец, звёздный ублюдок, спасёныш. Разу-меется, Семья не возражает, чтобы молодежь развлекалась. Экспедициями, любовью, даже семьёй, вернее, игрой в семью. Пока Семья, подлинная семья, не призовёт исполнить долг. Ей и так дали шесть лет. Малышу уже пять, может учиться в подготовительном круге. Весьма благородно.

   Добираться он решил на «капле». Быстро и необременительно. На стоянке как раз на его глазах опустилась одиночка, из которой легко выпрыгнул молодой с ещё не почерневшей шерстью на голове кат.

   – Свободна? – окликнул он ката на общезвёздном.

   Кат утвердительно фыркнул в ответ и на неплохом общезвёздном по-желал лёгкой дороги.

   Все движения знакомы и привычны до автоматизма, не требуют ни внимания, ни раздумий...

   ...Айя не мешала ему, но как-то всё время оказывалась рядом и молча внимательно смотрела на него, и по её неподвижному белому лицу было не понять, одобряет или осуждает она его. Он не знал, сколько они пробыли в саду: чувство времени у него ещё не было развито, но долго, а свет... свет оставался прежним, и почему-то не было теней. Он не сразу обратил на это внимание, а, заметив, обернулся к Айе.

   – Айя, почему?

   – Что почему?

   – Светло, а тени нет, – он огляделся, – ни у чего нет.

   Нянька бы ему ответила, что раз так, значит так и надо, Книжник – что такова воля Творца, Дядька – что воину нечего об этом думать, это хорошо, что тень тебя не выдаст, а почему и думать нечего, а что ответит она?

   – Это...

   Следующего слова он не понял и переспросил.

   – Что-что?

   – Ну... здесь всё небо светится. Не одно солнце светит, а всё небо.

   Он кивнул и попытался повторить непонятное слово: аэрофлуоресцен-ция. Она будто не услышала его попытки и не поправила, хотя он и сам слышал, что ошибся. И тут ему пришла в голову новая мысль.

   – Айя, а бывает не одно солнце?

   Она улыбнулась.

   – Бывает.

   – Ты мне покажешь?

   На этот раз она ответила с явной заминкой.

   – Может быть...

   ... Теперь он понимал, что именно тогда решалась его судьба, и заминка Айи была как раз и вызвана тем, что она не знала решения. Не знала, куда его отправят из Резерва. И её отчёты значили очень много, но не всё. И хорошо, что он тогда не знал этого. А просто жил.

   Гиан заложил лихой вираж, выруливая на скоростную трассу: передви-жение в любых измерениях и плоскостях должно регулироваться и подчи-няться правилам. Впереди несколько часов лёта над океаном, а потом, потом верхом. Выигрыш не так во времени, как в удовольствии. А ездить верхом он любил...

   ...Высокий боевой конь с сединой на морде неподвижно стоит, опустив голову. Дядька подхватывает его под мышки и поднимает.