Текст книги "Сказки Освии. Два брата (СИ)"

Автор книги: Татьяна Бондарь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

К моему ужасу, король сразу согласился нас принять. В глубине души у меня еще теплилась надежда, что он передумает, мы спокойно вернемся домой, добрейший король забудет о нас, и мы будем жить долго и счастливо, но – не повезло. Пока королевский дворецкий вел нас по коридорам, герцог подставил мне свой локоть и шепнул тихо:

– Возьми меня под руку и не волнуйся, все будет хорошо. Ты молодец.

Я послушно обхватила его локоть. Второй раз мы стояли с ним так близко, и теперь он совсем не казался страшным. От него маняще пахло чем-то незнакомым, и я даже на секунду зажмурилась, втягивая немного шершавый запах. Он опьянял даже больше, чем королевский купол, хотелось, чтобы им пропахли волосы, одежда, каждая вещь. Усилием воли я заставила себя собраться и вспомнить походку номер двенадцать «лебедь на волнах». Я плавно зашагала рядом с герцогом, стараясь больше не думать о его запахе.

Во дворце короля было много женщин, и все они были очень красивы и нарядны. «Лебедь на волнах» была самой популярной из походок, которые здесь использовались. На герцога Страха они смотрели с каким-то непривычным равнодушием, а вот я у них вызывала бурю эмоций. Это было странно и неприятно одновременно. Я споткнулась.

– Не обращай на них внимания, – посоветовал Рональд.

– Почему они меня так все ненавидят? – шепотом спросила я.

– Наш король очень любит симпатичных свеженьких девушек вроде тебя. Когда такая появляется – все остальные отходят на второй план, вот они и бесятся.

Проклятые залы с разодетыми красотками, казалось, никогда не закончатся. Дворец короля был куда больше замка герцогов. Наконец мы пришли к приемным покоям «добрейшего» Альвадо, лакей распахнул дверь, и мы вошли в богатый зал с каминами и яркими гобеленами по стенам. На троне, вырезанном из цельной кости, сидел развалившись коротенький, толстый, лысеющий старикашка, с очень широкой улыбкой, которая непостижимым образом сразу к себе располагала. Мне самой захотелось улыбаться, волнение пропало, сменившись доверием к веселому добродушному толстяку. Огромный зал был пуст. Кроме нас и пары стражей, стоящих по бокам от трона, в нем никого не было.

– Рональд, дружище, – дружелюбно раскрыл широкие объятья король и вскочил к Рональду на встречу. – Давно не заглядывал!

Рональд внутренне напрягся. Его тревога стерла мое первое очарование от встречи, мгновенно напомнив, что Альвадо не так прост, как хочет казаться.

– Много дел, ваше величество, – учтиво поклонился Рональд, и я последовала его примеру.

Король подошел совсем близко и, к моему ужасу, переключил внимание на меня.

– А кто это с тобой? Какая хорошенькая! Не видел раньше, – претворился Альвадо, что не знал обо мне.

– Моя... подруга, ваше величество, – снова поклонился Рональд.

– Ах ты негодяй! – притворно возмутившись, воскликнул король. – Такую красотку раньше меня пригрел, это не по-дружески. Ну да ладно, прощаю! Хорошо, что ты удовольствие от жизни получаешь, а то ходил вечно недовольным, я даже беспокоиться стал. Тебя не видно, не слышно. Я думал – сидишь у себя в замке, козни против меня строишь, из библиотеки не вылазишь, книжки читаешь всякие. В основном старые, очень старые. По ночам не спишь, ходишь из угла в угол и заметки в коричневом журнале пишешь. Недовольный человек как бочка с порохом. Лежит она тихонько у себя в подвале, никого не трогает, а потом нечаянная искорка, и – бум! – Альвадо так и впился взглядом в герцога. Его добродушие пропало совершенно, а под ним оказался властный холод, запредельная самоуверенность и неприязнь. От такой перемены я даже вздрогнула. Рональда она не удивила. Он спокойно стоял, выражая каждым жестом и движением лица почтительную сдержанность. Король опять перешел на веселый тон:

– Ну да хорошо, что это не так, ведь правда? Ты вон себе подругу нашел, да еще такую красивую!

Он подошел ближе, схватил мягкой ладонью мою свободную руку и ласково глядя в глаза сказал:

– А не хочешь ли, милая, пирожных?

«Неееет!» – кричало все внутри меня, но сказать это открыто королю язык не поворачивался. Я вцепилась в плечо Рональда изо всех сил, так что ему стало больно, но Альвадо не отстал, потянул меня к себе, и легонько подтолкнул в сторону небольшой дверцы слева от трона.

– Ну иди-иди, не стесняйся! Пирожные вкусные, жена пекла! Только ты, как зайдешь – дверь прикрой хорошенько, нам с герцогом посекретничать надо.

Прямого приказа я ослушаться не могла и на негнущихся от страха ногах поплелась в указанном направлении. Мой «лебедь на волнах» превратился в «хромую лошадь», а спина и то, что пониже нее, чувствовали на себе липкий взгляд короля.

Дверь за мной плотно притворил один из стражей. Зябко обхватив себя руками, я уставилась на блюдо с нарядными, как невесты, пирожными. Я взяла первое попавшееся, и тут же вернулась к двери. На счастье, она не глушила громкое и ядовитое шипение короля.

– Мой хитрый и скользкий герцог, – растягивая слова говорил он. – Мне известно, какие именно документы ты изучаешь и что ты ищешь. Я, как друг, очень советую тебе остановиться. В противном случае мы перестанем быть друзьями. Будет жалко, если с тобой случится какая-нибудь беда. Мы же не хотим, чтобы королевство утратило такого полезного страшного господина? Мне придется попотеть, чтобы найти тебе замену, но даже на это можно пойти, если понадобится. Так что будь хорошим герцогом, не расстраивай своего короля, дай мне слово, что не будешь искать, читать, изучать документы известного нам рода и никого не попросишь делать это вместо тебя.

Король закончил, ответом Рональда было молчание. Он отказывался приносить новую клятву. Отмеренной ему жизни оставалось совсем немного, можно было поклясться во всем сразу и нарушить данное слово на следующий же день – это ничего бы не изменило, но Рональду хотелось хоть раз сказать королю нет.

– Ну, как хочешь, – совсем не расстроился Альвадо. – Стража! – позвал он, и по каменному полу зазвенело железо шагов, лязгнули мечи, доставаемые из ножен. Началась возня, звуки ударов, падений, быстрый топот многих ног, потом все стихло. Герцог был пойман в ловушку, и как прежде молчал.

– Дам тебе еще один шанс, – расщедрился король. – Твоя спутница очень расстроится, если ей придется ехать домой одной. Хотя нет, одну я ее домой не отпущу, пусть погостит сначала у меня, – добавил Альвадо. – Не долго, недельки две. Как, говоришь, ее зовут?..

Пирожное выпало у меня из рук с глухим «чвяк». Звук получился такой четкий в дрожащей тишине комнаты, что за дверью его тоже услышали.

– Клянусь, ваше величество, – незамедлительно согласился Рональд.

– Ну вот и молодец, – снова повеселел король. – Я же для тебя стараюсь. И мне жаль будет потерять такого подданного, – соврал он. – Ну, поезжай домой и веди себя хорошо.

К двери, за которой стояла я, направились шаги. Король с сожалением посмотрел на кляксу крема с кусочками ягод на полу и грустно вздохнул:

– Мое любимое было. А ты, девочка, случайно не знатного рода? – поинтересовался он как бы невзначай.

– Нет, – пискнула я неестественным голосом, впервые в жизни этому обрадовавшись.

– Жаль, – расстроился король. – А знаешь, ты приходи ко мне как-нибудь поболтать. У меня много всего, что любят красотки вроде тебя, можно месяц рассматривать. Вон у тебя и украшений никаких нет. На такой шейке обязательно должно быть что-нибудь золотое.

«Ошейник, например», – мелькнуло у меня в голове.

– Позвольте, ваше величество, я провожу мою даму домой, она, похоже, устала, – вмешался Рональд. Он пылал от гнева и досады, но никак их внешне не проявлял. У него была разбита губа, обломок церемониального меча валялся в стороне, манжеты были разорваны. Стража суетилась, подбирая с пола отвалившиеся части лат, выроненное оружие и собратьев. Я с гордостью отметила, что Рональд сумел дать достойный отпор.

– Позволяю, – ответил король, и почти по-дружески добавил:

– Только ты, как она тебе надоест, пришли мне ее на недельку, будь другом.

Мои уши запылали, захотелось наплевать на все правила, забыть про опасность и хорошенько ударить Альвадо по лоснящемуся лицу. На мое счастье, как раз в этот момент с улицы раздалось дикое «мяоу-у-у-у». Через огромное окно дворца, выходящее на его внутренний двор, мы увидели жирного, круглого, как облако, черного кота, удирающего со всех лап от королевских поджарых борзых. У меня сердце упало в пятки, кровь отхлынула от лица. Было видно, как одна борзая успела-таки ухватить кота за хвост, когда тот уже почти добрался до верха идеально гладкого каменного забора.

– Альберт! – в ужасе закричала я, и тут же прихлопнула ладонью рот, поняв, что наделала.

Кот толкнулся лапами, вкладывая в это движение все силы, вырвался, оставив изрядный клок шерсти, неуклюже качнулся на заборе, и едва не упал обратно в раскрытые пасти борзых. В последний момент он махнул хвостом ловя баланс, вильнул задом и перевалился через забор. Король разочаровано вздохнул.

– Ваш котик? – поинтересовался он. – Как остроумно было назвать в честь пропавшего брата!

– Да, ваша светлость, – ответил за меня Рональд. – Я всех своих котов зову Альбертами, в память об эгоизме брата.

Гербовая карета увозила нас прочь от дворца. Я всматривалась в окошко заплаканными глазами, и надеялась разглядеть под ногами у разноцветной толпы черный силуэт кота, но тщетно – Альберта нигде не было.

За куполом снова ударила острая боль, впрочем, на этот раз слабее. Сквозь нее я робко предложила поискать Альберта, но Рональд резко отказал. Его настроение было мрачнее некуда.

– Я его просил оставаться в карете. Он не послушался и, как всегда, сделал хуже. Сам влез в неприятности, сам пускай и выпутывается.

На самом деле моя просьба была бессмысленна – искать Альберта днем без магической защиты мы оба не могли.

Ночные поиски

Как только мы вернулись домой, Рональд вызвал к себе в библиотеку равнодушного дворецкого. Он тут же, при мне, приказал ему убираться прочь из замка и никогда не возвращаться.

– Я давно уже его подозревал, – пояснил герцог. – Я видел, что его эмоциональный фон чем-то подавлен, скорее всего, чаем мальвы, но меня это устраивало. Теперь у меня есть доказательства, что в доме шпион короля, чужие под купол без ведома не проходят.

Едва слушая его, я звучно сморкалась в платок и растирала по лицу неиссякающие слезы. Альберта не было.

– Не кори себя, – попробовал успокоить Рональд. – Дворецкий выложил королю все, что видел здесь, так что Альвадо и без тебя наверняка знал, что Альберт вернулся. Мой братец противоестественно живуч, выберется и из этой передряги.

Я немного успокоилась, забралась в кресло с ногами, и все еще всхлипывая спросила:

– Почему я теперь тоже чувствую боль за куполом?

Рональд задумался, потом посмотрел на меня с любопытством.

– Хотел бы я знать. Думаю, что это могло произойти из-за некоторой привязанности, которая появляется у тебя ко мне. Ты сочувствуешь мне и тем самым как бы соглашаешься принять на себя часть того, что отпущено мне. Думаю, если ты решишь выйти наружу одна, этого не будет.

– Прости, из-за меня тебе пришлось принести клятву, – виновато потупившись сказала я.

– Не твоя вина. Альвадо все рассчитал с самого начала и не оставил мне выбора. Придется смириться и забыть. Честно признаться, мне самому порядком надоели книги за последнее время, теперь хоть смогу выспаться.

Мы еще немного посидели, разговаривая о малозначимых вещах, потом Рональд извинился, устало поднялся и пошел к себе. Я была уверена – на этот раз никакого перелистывания страниц кот бы не услышал.

Альберт так и не пришел. Был уже вечер, его кошачьим лапам хватило бы времени добраться до дома даже с другого конца города, но его все не было. Мое беспокойство росло и некому было меня успокоить. Я не знала, куда деться, тревога сводила с ума. С жадным нетерпением я наблюдала за невыносимо медленными стрелками часов и ждала легкого движения у ворот или знакомого голоса, который из удобного угла скажет: «Не суетись, детка, я давно уже здесь!» Однако, голоса не было. Ждать и дальше было просто невыносимо. Я решительно встала и в чем была побежала прочь из замка. Перед заплаканными глазами вставал портрет красивого рыжего мужчины со светлой улыбкой.

– Пожалуйста, Альберт, будь жив! – шепотом попросила я в пустоту успокоившихся на ночь улиц.

Впервые я одна уходила из владений герцога. На минуту застыв возле купола, я мысленно попрощалась с его защитой, и  побежала туда, где выступала над крышами верхушка королевского дворца, где я видела Альберта в последний раз.

Надолго меня не хватило, уже через пару минут пришлось перейти на быстрый шаг. Лучше бы нас в институте учили одному виду бега, чем тридцати разным стилям ходьбы. Как оказалось, когда водишься со знатными господами, хорошо бегать важнее, чем красиво ходить.

Редкие прохожие поглядывали на меня с подозрением. «Как бы они не донесли страже», – испугалась я и пошла спокойнее, чтобы вызывать меньше подозрений.

Ночной город светился разноцветными грибами куполов. В столице много кто имел достаточно денег, чтобы обзавестись таким, из-за этого город не нуждался в ночном освещении. По цвету поднимающихся над домами полупрозрачных шапок можно было определить, насколько богат хозяин дома и чего он боится. Средние трактирщики боялись воров и буйных посетителей. Они не сильно хотели тратиться на магов, их купола светились синим. Королевские придворные больше остерегались наемников и отравителей, денег у них водилось много, купола над их домами ярко пылали красным. Над жилищами магов купола были самыми затейливыми и даже странными, им кроме защиты нужно было привлекать покупателей, и каждый из магов изощрялся как мог. Замок моего герцога светился фиолетовым, у него был мощный купол, защищающий почти от всего. Сильнее купол был только над королевским дворцом. В мерцающем освещении спящего города его совсем не было видно, но эта невидимость никого не обманывала. Попасть под него без разрешения было невозможно. «Надеюсь, ты не там», – только и подумала я.

Я осматривала все канавы, деревья, кусты уже пятый час. Альберта нигде не было. Время перевалило за полночь, ноги в туфлях стерлись до крови, подол платья размок и потяжелел, сил идти почти не осталось. На меня накатило отчаяние. Куда пропал Альберт? Мой наглый, рыжий кот, без конца насмехающийся надо мной и покрывающий все вокруг своей шерстью? Я осмотрела, казалось, весь город, но его так и не нашла. В бессилии я остановилась на широкой улице к северу от дворца, и попыталась вспомнить проходила уже по ней или еще нет. В тот момент, когда звук моих шагов стих, я смогла услышать чужие, гулко отдающиеся эхом на каменных плитках города.

Воображение моментально нарисовала королевскую стражу, черные тени наемников или бандитов с острыми ножами, огромного волка-людоеда, добежавшего до столицы из леса, чтобы полакомиться девственницами. Я свернула за угол и прижалась к темной стене, стараясь с ней слиться. Оказалось, ме первое предположение было верным – страж короля с алебардой на плече неспешно брел по ночной улице. Когда он проходил мимо, вышитые на его плаще корона и голубь, символы принадлежности к королевской страже, стали отчетливо видны в свете купола над соседним домом. Я вдавилась в стену еще сильнее, до боли, и тут с оглушительным грохотом она провалилась, и я упала на спину. Оказалось, в темноте закоулка я умудрилась упереться спиной вместо стены в заднюю дверь одного из мелких трактиров. Как на зло, она оказалась не заперта. Под проклятья разбуженных хозяев и быстрый топот ног стражника я вскочила и пустилась бежать, но бег никогда не был моей сильной стороной.

Стражник догнал меня уже в конце улицы, довольно бережно для своего большого роста схватил за руку и развернул к себе лицом. Мне было страшно посмотреть ему в глаза, я судорожно пыталась придумать, что ему сказать. Между тем, он уже наполнялся глубоким удовольствием, будто за мою поимку ему светила медаль.

– Лисичка? – удивился он подозрительно знакомым голосом. Не менее удивленная, я подняла глаза и посмотрела ему в лицо. Я не сразу его узнала. Трудно было представить себе человека, который изменился бы больше за такое короткое время…

– Мартин? – спросила я, не веря своим глазам.

– Да, это я, – светясь новой монетой ответил он.

– Что ты здесь делаешь?

– То же могу спросить и у тебя. Имею право, данное мне добрейшим королем Альвадо.

Я не стала его разочаровывать рассказом, что думаю о короле Альвадо, вместо этого потрясенно уставилась на брата. Мартин всегда был высокий и жилистый, но в доме у тетки, затравленный, вечно голодный и ссутуленный, он казался жалким. Теперь спина его была гордо выпрямлена, почти как у Рональда, плечи казались шире, на щеках проступил здоровый румянец, а смотрел он прямо и весело. Нельзя было поверить, что это тот самый человек, которому я отдала кошель с деньгами меньше двух недель назад.

– Когда ты оставила нам деньги, маме стало совсем плохо. Она начала бросать в нас все, что ей попадалось под руку, тогда я забрал братьев и ушел. Мы все мечтали увидеть столицу, и решили отправиться туда, раз уж дома у нас все равно больше не было. Благодаря тебе денег на дорогу у нас хватало, мы дошли за два дня с остановками. Потом мне повезло – когда мы бродили по Альмагарду в поисках места для ночлега, меня увидел начальник королевской стражи и взял к себе в отряд на обучение. Сегодня мое первое дежурство, – очень гордо добавил он. – Остальные братья тоже здесь – мы снимаем две комнаты у одной старушки тут неподалеку. Младших я пристроил подмастерьями. Ты бы видела Дэвида, его взял к себе пекарь, и он изменился еще больше, чем я. Теперь мы сами себе хозяева, и все это благодаря тебе. Хорошо, что мы встретились.

Удивлению моему не было конца. Мне казалось, что мы расстались с Мартином вечность назад, такими далекими казались события в доме у тетки. Среди тревог сегодняшней ночи мелькнул лучик радости. Мелькнул и тут же угас.

– А ты как, Лисичка? Тебя от нас забрал герцог Страх, он тебя не обидел? Если обидел – только скажи, я не побоюсь того, что он герцог. Если понадобится – я сам с ним разберусь, или пойду к добрейшему Альвадо, чтобы просить заступиться за тебя и покончить наконец с ужасным герцогом!

– Мартин, запомни... мои... слова... раз и навсегда, – чеканя каждое слово произнесла я. – Герцог меня никогда не обижал и никогда не обидит.

Мартин удивленно посмотрел на меня.

– А что же ты делаешь на улице посреди ночи? Девушке опасно ходить одной в такое время.

Я не выдержала и снова расплакалась.

– Мартин, я потеряла Альберта.

– Кого?

– Альберта. Это мой кот. Помнишь? Рыжий такой, толстый, мех до земли, – слезы текли по моему лицу ручьями. – Только сегодня он не рыжий, а черный, я его покрасила.

– Он из-за этого сбежал?

– Нет. Он сам попросил. На него напали королевские собаки.

Мартин задумался.

– Я дежурю сегодня на улицах с обеда, и видел черного облезлого кота, удирающего от собак. Он бежал в ту сторону, – Мартин указал рукой в том направлении, где я, казалось, уже обошла все. – Я помогу тебе его искать, мне все равно, какие улицы обходить в этой части города.

Он, видя, что я еле держусь на ногах, подставил мне локоть, и я благодарно повисла на нем. Туфли пришлось снять – идти в них и дальше было невозможно, водяные мозоли размером с большую монету кровоточили. Без туфель идти было не лучше – сколько я не всматривалась под ноги, все равно время от времени наступала на острые камни или брошенный на дорогу мусор. Несколько раз под ступнями оказывалось битое стекло. Теперь я шла прихрамывая, и чувствуя, как налипает дорожная пыль на подсыхающую кровь. Так мы медленно сворачивали с улицы на улицу, пока из одной канавы я наконец не услышала слабый стон и прорывающееся через забытье отчаянье.

Вновь обретя силы и не чувствуя боли в израненных ногах, я кинулась на звук. Улица кончилась неглубоким оврагом, поблескивающим лужей нечистот. В этой местности куполов не было, разглядеть что-то казалось невозможным, но едва уловимое движение заставило меня заметить в центре вязкой грязи что-то живое. В этом нельзя было узнать кота, из вонючей жижи наружу торчала только круглая голова, облепленная репьями. Зверь едва шевелился и вряд ли был в сознании. Страшная, унизительная смерть протягивала к Альберту костлявые руки.

Забыв обо всем, даже не подняв платье, я шагнула в грязь и сразу провалилась по колено. Второй шаг – и я увязла по пояс. Грязь крепко держала за ноги, приходилось отвоевывать у нее каждый сантиметр и проклинать все на свете за то, что кот так далеко, и уже не шевелится. Казалось, ушла вечность, пока я подобралась достаточно близко. До Альберта оставалось несколько шагов. Вокруг него грязь была изрыта следами. Альберт весь день провел в яростных попытках выбраться. Грязь победила в этом бою, и теперь всеми силами не давала мне сделать последние несколько шагов. Тогда я легла на тугую поверхность, вытянула руки, нащупала в густой вонючей каше живот кота и потянула к себе изо всех сил, отбирая у вязкой массы ее жертву.

Грязь протестовала, она пускала пузыри, густо чавкала, тянулась смолой, налипала огромным неподъемным комом, цеплялась за каждую шерстинку кота. Мне показалось, что сил не хватит, что я потеряю сознание, что Альберт уже мертв и спасать некого, но тут он приоткрыл глаза и слабо проговорил:

– Лисичка…

Я зарычала, рывком дернула его на себя, грязь в последний раз жадно чавкнула и сдалась. Кот был мой! Крепко прижав его к животу, я так же медленно стала выбираться на твердую землю. Альберт и раньше весил как хороший поросенок, а теперь был просто неподъемным, но он принадлежал мне, и никто не смел его отобрать. Кое-как выбравшись, я положила кота на колени и отчистила его от самых больших сгустков грязи.

Мартин с недоумением смотрел, как я, по уши перепачканная грязью, поднялась на ноги, взяла полуживого кота на руки и пошла к замку. Он предложил взять Альберта, но кот был мой, и я просто не могла разжать руки и отдать его кому-то еще. Мартин провел меня до самого купола, поддерживая под локти. Я мало что понимала тогда от усталости и схлынувшего перенапряжения. Грязный след тянулся за мной до самого замка, четко отмечая наш путь.

Когда мы наконец дошли до купола, я поцеловала Мартина в щеку, основательно перепачкав ее, и сказала:

– Мартин, за тобой больше нет никакого долга, этот кот для меня дороже, чем все золото мира.

Альберт так и не пришел в себя и лежал, как неживой, на моих руках. Грязь на его шерсти засохла и превратилась в жесткую корку. Сил плакать не осталось, руки отрывались от тяжести, подол платья, перепачканного грязью, мешал идти. Лицо, руки, волосы – каждый кусочек моего тела были в грязи. Более жалко выглядеть было просто невозможно. Я шагнула под купол, и увидела, что на пороге меня уже поджидает как всегда идеальный герцог Рональд. Он не сразу узнал меня. Я решила, что лучше умру, чем сделаю еще хоть шаг, и села прямо на дорогой плитке парадного подъезда, оскверняя ее грязью, какой она никогда раньше не знала.

Очередка и ее целительные свойства

В виде исключения под купол на время были позваны несколько солдат герцога, которые помогли Мэлли наносить и нагреть воду. Кота у меня из рук Рональд взял сам, не боясь перепачкать свою безупречную рубашку. Он пообещал, что займется им. Я понадеялась, что герцог «займется им» в хорошем смысле, и позволила ему унести бедолагу. Все равно пока я была не в состоянии ему помочь. Меня Рональд оставил на попечение няни Мэлли.

Платье, в котором я ушла на ночную прогулку, решено было выбросить, восстановлению оно не подлежало. Я предположила, что меня тоже, наверное, проще выкинуть, чем отмыть, но няня не согласилась и стала тереть мою спину щеткой. Блаженно отмокая в ванне, я подумала, что еще обязательно зайду навестить братьев.

Первая вода почернела мгновенно, ее вылили уже через пять минут и наполнили ванну во второй раз. Теперь уже в ход пошли мыло и ароматные травы, которые были очень кстати, так как пахла я после «целебных» грязей не очень. Наконец меня обдали чистой водой, обтерли и завернули в теплый халат. Няня Мэлли заварила мне тот самый успокаивающий чай, который я отказалась пить вчера. Сегодня я приняла его с благодарностью. Теперь это было то что нужно.

Осмотрев мои ноги, Мэлли заохала. В открытых мозолях и ранах на ступнях грязь пробыла слишком долго, и они воспалились.

В дверь постучали, и вошел герцог. Он послушал ворчание няни, подошел и спросил разрешения осмотреть мои ноги. Мне, наверное, было бы стыдно согласиться в обычном состоянии, но чай уже начал действовать, и я не возражала.

– Необходимо обработать, – Рональд остался недоволен осмотром, и по его просьбе няня принесла небольшую бутылочку из матового коричневого стекла.

Мне была знакома эта бутылочка. В таких хранили настойку очередки. Она была первым лекарством от плохих ран, которые могли привести к заражению крови. Правда, пользовались ею только по необходимости. На это были три причины.

Первая – настойка ужасно воняла, но это были пустяки, в хорошо проветриваемом помещении от нее даже могло не стошнить.

Вторая – боль от настойки была ужасной. Она проникала очень глубоко в рану и спаивала кожу, восстанавливая до нормального состояния за час. Но даже это было не главной причиной, по которой люди избегали использовать очередку.

Главная же, третья причина состояла в том, что на этот самый час, пока лекарство полностью не выветривалось из организма, жертва его воздействия начинала говорить все, что ей приходило в голову, нисколько не задумываясь о последствиях, а когда действие лекарства прекращалось – благополучно забывала, что вытворяла. Тут и начинались настоящие проблемы. Настойка разрушила не одну семью, а кое-кого даже довела до виселицы. Поэтому использование очередки негласно считалось негуманным, применялось в основном тюремщиками из-за своей третьей особенности и студентами, которым было все равно, какую дрянь пить. Кроме них, к слову, употреблять очередку внутрь никто не осмеливался. Здравомыслящие люди, если уж им все-таки доводилось прибегнуть к такому коварному средству, просто капали его на раны.

Несмотря на действие мальвы, я протестующе задергалась и завопила:

– Нет! Только не это! Мне нельзя!

– Ты предпочтешь умереть от заражения крови? – строго спросил мой мучитель.

– Да! – честно сказала я.

Я бы отбивалась до последнего, но мальва окончательно победила во мне личность, и я уснула. Последнее, что я запомнила, – ужасную вонь, заполняющую комнату.

Я проснулась и долго лежала, глядя в потолок. Моя комната выглядела как-то иначе. Куда-то пропали бархатные шторы, карниз валялся на полу. Я пыталась понять, сколько проспала и что произошло, но память упорно не хотела отдавать пережитое. У нее, как у липкой грязи, приходилось отвоевывать воспоминания о прошедшей ночи, и она туго и неохотно возвращала их, остановившись совсем на моменте, когда Рональд капнул очередку на мою израненную ногу. Я резко села в кровати. Надо было узнать, жив ли Альберт, но уже через секунду я откинулась обратно на подушки. Кот спал рядом. Вид у него был неважный: куска хвоста не хватало, на боку шерсть была продрана дорожкой, будто след от старого пореза, и он говорил лучше слов, что Альберта тоже лечили вчера очередкой. Он снова был рыжим, пушистым и мирно дышал у меня под боком. Это было главным.

Тут меня занял новый вопрос: как штора, упав с карниза, перебралась на кровать и так плотно обмотала меня? На короткое время я успокоила себя мыслью, что использовала ее как одеяло, но нехорошее предчувствие холодком засквозило по спине. Надо было вставать, выяснять, что приключилось, но я оттягивала этот момент и еще долго валялась в кровати, изучая лепнину на потолке. Только жуткий голод сумел оторвать меня от этого увлекательного занятия.

Я заставила себя подняться. На мне не было никакой одежды, штора плотно окутывала мои абсолютно голые выпуклости. Это настораживало еще больше. Я косо глянула на кота. Он спал, крепко и безмятежно, даже не пытаясь подглядывать. Я решила поискать ответы у няни Мэлли, а заодно выпросить у нее что-нибудь вкусненькое.

Одевшись в самое простое платье, я вышла в коридор. Чутье подсказывало мне, что Рональда стоит обходить сегодня стороной, но, как назло, я наткнулась на него за первым же поворотом. Он поздоровался со мной, почему-то не поднимая глаз. Какое-то новое чувство я прочитала в его спектре. Только через минуту, когда он уже скрылся в одной из комнат, я с удивлением догадалась, что это было смущение, ранее ему незнакомое. И тут я поняла, что настойка очередки стерла из моей памяти какие-то очень яркие события.

Няня Мэлли косо глянула в мою сторону, и сосредоточилась на протирании посуды. Ей тоже было неловко. Я села на стул. Аппетит у меня пропал.

– Няня, – серьезно сказала я. – Мне надо знать, что я вчера натворила!

Няня замялась, начала что-то бормотать себе под нос и суетиться.

– Я не уйду, пока ты мне все не расскажешь! – настоятельно потребовала я.

Няня, похоже, посчитала, что рассказать все-таки надо, вздохнула и поведала мне о забытой части дня.

После того как мне обработали раны, которые казались герцогу и Мэлли подозрительными, я проснулась от боли. Немного поорав, не больше пяти минут, я вскочила и полезла целоваться к герцогу, приговаривая при этом, что я его спасу, что расколдую и Альберта, и его самого, и флегматичного слугу и всех-всех-всех.

Потом из соседней комнаты прибежал такой же, как и я, отмытый и «подлеченный» кот. Мы бросились в объятия друг другу и принялись плакать от радости встречи. Ему, своему лучшему другу, я в остром приступе обиды возмущенно орала жалобы на бездушного герцога Рональда. Кот поддакивал и кивал, одобряя каждый мой недовольный возглас.

– Он притащил меня в свой дом непонятно зачем! Требует любви, а сам трусливо прячется по комнатам и замуж, как порядочный герцог, не зовет! Бесчувственное бревно! – обиженно рявкнула я герцогу в лицо.

Кот громко посочувствовал мне, использовав неприличное слово, и подтвердил, что именно таким бревном его брат и является.

Потом мы внезапно вспомнили с ним на пару, что он-то меня замуж звал, и пришли к выводу, что откладывать свадьбу и дальше глупо. Кот дурным голосом стал звать священника, его вопли разлетались на полкоролевства. Мои были слышны в чуть меньшем радиусе.

Священник не шел. Несмотря на все уговоры со стороны няни и Рональда, мы продолжали буйствовать и требовать, чтобы нас немедленно поженили. Апофеозом нашего временного помешательства стало то, что Альберт пригрозил сжечь библиотеку брата, если тот немедленно нас не поженит. Рональд понял, что мы не уймемся, и решил нам подыграть. Он сказал, что, как герцог, имеет право скреплять и расторгать браки.