Текст книги "Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Грамматика древнерусского языка для детей"

Автор книги: Татьяна Миронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

В КНЯЖЕСКОМ СТАНЕ

Когда в темноте подземного хода исчез и Вася вслед за Ваней, Прохор облегченно вздохнул, хотя и давила сердце горечь разлуки, и бросился догонять Митю с Путятой, спешивших к лошадям. Митя оглянулся, Прохор кивнул ему, мол, все в порядке, и, чуть ускорив шаг, они оказались у лошадей вместе с Путятой. И тут сделали вид, что хватились ребят, заоглядывались, закричали. Путята первым метнулся обратно на поляну, плачуще приговаривая:

– Пропадуть чада! Пропадуть!

И нашел бы, верно, Путята тайный ход, кабы Митя вовремя не отвлек его криком, показывая в сторону. В один миг вскарабкался Путята на одиноко стоящую сосну почти без сучьев у основания, далеко с нее было видно, да сколько ни высматривал с высоты Путята, ничего не увидел.

Он съехал по стволу вниз, как будто себя коря, проговорил:

– Жаль детiи.

Показав рукой на садившееся солнце, виновато добавил:

– Едемъ къ князю.

Путята так искренне и так болезненно переживал потерю мальчишек, что в какой-то момент Мите показалось, что он сейчас не выдержит и скажет Путяте всю правду. Прохор догадался об этом и сердито посмотрел на Митю, а, может, просто сердит был Прохор и на себя и на Митю за разыгранный перед Путятой спектакль, но как могли они иначе спасти ребят?

Путята спешил, он все время поторапливал лошадь, поддавая ей каблуками в бока, оглядываясь на Митю с Прохором, поторапливая их, и студентам не удавалось перекинуться и парой слов, а ведь им надо было договориться, что скажут они князю, но на скаку этого не обсудишь, да и подозрительным может показаться Путяте, начни они шептаться за его спиной.

Вдруг Путята насторожился. Остановил лошадь, слез с нее. Жестом приказал спешиться Мите с Прохором, передал им поводья своего копя, велел уходить с тропы в лес, а сам крадучись двинулся на разведку. У Мити и Прохора наконец появилась возможность перемолвиться. Договорились выдавать себя за дружинников галицкого князя Ярослава, мол, едут наниматься на службу к князю Александру, дошла до них весть, что князь Александр собирается в большой поход.

– Как же мы от одного князя к другому переметнемся? Не подозрительно ли? – усомнился Митя.

– Нисколько, – успокоил его Прохор. – Обычное дело для Древней Руси, когда князь набирает в дружину умелых воинов, которым платит, дает им землю, а они сопровождают его в походах, воюют вместе с ним, однако людьми остаются свободными, вольными выбирать, у какого князя служить!

– А мы справимся? – продолжал сомневаться Митя. – Я ведь лука в руках не держал, хоть бы для начала попробовать.

– Тут пробами не обойдешься, – "успокоил" его Прохор. – Этому искусству древнерусский воин двадцать лет обучался, сызмала. Да и меч в руках держать тоже, наверное, непросто. Но ведь и нам же не завтра в бой. Нам сейчас главное – не вызвать подозрений в княжеском стане, согласен?

Эх, знать бы, состоялась уже Невская битва или нет! Посуди сам. В 1240 году, пользуясь ослаблением Руси от татар, на нее двинулись рыцари – крестоносцы. Немецкие и датские рыцари собирались нанести Руси удар с суши, из своих ливонских владений. Шведы же решили напасть с моря. Большой шведский флот двинулся к устью Невы. Пять тысяч человек войска было на шведских кораблях. Шведы были уверены в успехе. Они знали, что не придут на помощь Новгороду другие князья. Истерзана, обескровлена Русь татарами. Надеялись шведские рыцари и на неожиданность нападения.

– Но неожиданности не получилось, – заметил внимательно слушавший Прохора Митя. – Новгородская сторожевая застава, стоявшая в устье Невы, заметила шведские корабли.

– Да, неожиданности не получилось, – подтвердил Прохор, – старейшина Пелгуй послал гонца в Новгород с вестью о незваных гостях. Князь Александр Ярославич решил скорым маршем выйти навстречу врагу со своей конной дружиной и теми пешими полками, которые были в городе, под рукой.

Русское войско застало шведов на привале. Вражеские корабли стояли при впадении Ижоры в Неву, перекинув на берег мостки. Рыцари ночевали в шатрах. Опершись на копья, дремала стража. Остальные воины спали на кораблях. Шведов было гораздо больше, чем русских. Но князь Александр Ярославич рассчитывал на внезапность нападения. В сомкнутом строю княжеская дружина выехала из леса и ударила в центр спящего шведского стана. Пешцы под командованием новгородца Миши бежали вдоль берега, рубили мостки, отталкивали суда. На берегу шла жестокая сеча.

– Сам князь Александр Ярославич сошелся в рыцарском поединке с Биргером, так? – уточнил Митя. – В житии Александра Невского сказано, что князь "возложи Бирьгеру печать на лице острыимь своимь копiемь".

– И летопись о том же свидетельствует. А победа тогда была полной, – закончил Прохор, – причем достигнута малой кровью: в сражении пало всего 20 ратников Александра Ярославича. Битва же произошла 15 июля 1240 года. А сегодня какое число? Как думаешь?

Ответить Митя не успел и высказать свои еще многие сомнения тоже. С тропы раздался тихий свист, вернулся Путята.

Теперь они ехали медленно, то и дело останавливались, прислушивались. Прохор вспомнил, как объяснял Путята мальчикам в порубе дорогу к князю: "Ити надобе лесомь до рекы, на десной стороне рекы князь станомь стоить, на шуеи стороне рекы слобожане рыщють. Переправита ся на десну сторону да ступаита къ Вышате – тысяцькому. Онъ васъ ко князю приведеть". И вправду ехали они левым берегом реки, а на другом, правом берегу вился дымок, слышалось конское ржание.

Искали место от чужого случайного глаза, чтобы переправиться на другой берег. Река была широкая, многоводная, быстрая. Путята свою одежду благоразумно привязал к шее лошади, Митя и Прохор держали ее над головой, уже у самого берега сил им стало не хватать, и они, отчаянно сопротивляясь сильному течению, выпустили одежду из рук. Скорая вода тут же ухватила, закрутила, потащила вниз добычу – диковинные для русичей Прохоровы джинсы с майкой и с ними заодно Митину, ничем не подозрительную одежду. Мокрые и озябшие, под осуждающим взглядом Путяты, парни забрались на своих коней.

Под княжеский стан в лесу была вырублена большая поляна, огородили поляну частоколом, внутри раскинули шатры и полстницы. За частоколом под присмотром сторожей паслись расседланные кони. Здесь же, разведя костер, свежевали огромную лосиную тушу охотники. Сидели полукружьем собаки, дожидаясь своего куска свеженины.

Из ворот княжеского укрепления вышел высокий человек в наброшенном на плечи плаще и направился было к сторожам, но, заметив подъезжающих путников, двинулся к ним. Глубокий шрам, протянувшийся от глаза к уху, делал его властное лицо суровым и даже свирепым.

– Здраво, Вышато, – сойдя с коня, Путята почтительно поклонился воеводе. Студенты поклонились тоже.

Вышата на приветствие не отвечал, стоял молча, пристально разглядывая прибывших. Путята стал торопливо докладывать:

– Былъ есмь я въ Гюргеве. Съведалъ есмь, яко пропалъ есть Митяи, въ Гюргеве не доехалъ. Грамотъку княжю я нашелъ въ лесе и шеломъ. И самъ я много перетерпелъ отъ недругъ. Не виделъ бо есмь зла на пути ни отъ поганыхъ татаръ, ни отъ зверя лютаго. А слобожане по путьмъ сторожи поставиша и мене похытили. А я волею Божьего избылъ беды тоя.

Путята протянул воеводе мешочек с берестяными полосками. Вышата вытряхнул грамотки из мешочка, прочитал, зажал в кулаке, указал на Митю и Прохора:

– Кто суть?

– Чюжеземьца два, – отвечал Путята, покаянно опустив голову, понял гридь, что нельзя было ему приводить чужаков в княжеский стан.

– Отколе и почто нази? – спросил Вышата, хмуро оглядывая раздетых чужеземцев.

– Одежю истопила еста въ реце, – объяснил Путята виноватою скороговоркой. – А отколе – не съведаю.

Митя и Прохор, поеживаясь от вечерней прохлады и недоброго ожидания, топтались за Путятиной спиной.

– Вышато, – решил вступиться за себя Митя, – почто намъ не вериши? Мы вашей братiи не обиделе, ни грабиле товара силою, безъ правьды, насилiя не деяле никому же. Пусти насъ, Вышато.

Вышата не отвечал, хотя и не спускал с них жесткого пристального взгляда, затем крикнул сторожам:

– Блюдите ихъ.

И ушел воевода в шатры, приказав следовать за ним Путяте. Митю и Прохора подвели к костру, кинули им холщовые порты да рубахи, да по куску печеного лосиного мяса, вот и псе снаряженье, вся еда, весь кров. Но и этому были рады изнемогшие за день путники, они без сил привалились к высокой толстостволой сосне и мгновенно уснули.

На рассвете Прохор открыл глаза, огляделся и снова смежил веки. Он понял, что все происшедшее с ними вчера не сон, а самая что ни на есть действительная явь. И как ни мечталось когда-то историку увидеть собственными глазами время, о котором он знал только по раскопкам да древним летописям, нынешнее их положение представлялось ему отчаянным. Их не выслушали даже, сразу заподозрили в них врагов, отдали под стражу. Из – под полуприкрытых ресниц Прохор разглядывал охранявших его дружинников. Один ворошил угли затухающего костра, другой вострил деревянную стрелу, рядом на траве лежали лук с ослабленной тетивой, она натягивалась лишь в бою, и расписной колчан со стрелами. Митя шевельнулся во сне, вскрикнул. Тотчас вскочивший на ноги стражник подошел к нему, низко наклонился, убедившись, что Митя спит, вернулся к костру. Бежать отсюда немыслимо, надо стоять на своем, думал Прохор, мы – дружинники князя Ярослава. Ярослав княжит в дальней Галицкой земле. Путь до него неблизкий, русская речь там отличается от здешней. Митя уверяет, что в ту пору русская земля говорила по – разному. Отличался выговор отдельных слов, произношение звуков. Вот в Новгороде, к примеру, "цокают" – одинаково произносят Ци Ч, да и то не все, а во Владимире цоканья как не бывало. Да и одинаковые предметы в далеко отстоявших друг от друга древнерусских княжествах могли называться по – разному. Скажем князю, не по душе нам пришлось Ярославово княжение, захотелось попытать счастья в Новгородской земле под рукою князя Александра. Вот и двинулись мы в путь, в дороге встретили Митяя.

Он грамоту в монастырь вез, обратной дорогой обещал нас к князю проводить. Да на пути нас ограбили бродники, а Митяй вырвался, они его вдогон и убили, а грамота и шлем в руках наших остались. Да тут слобожане подвернулись. Похватали нас и в поруб вместе с Путятой посадили. Ну а дальше-то история известная, ее Путята доскажет.

Прохор перевел дух. Вроде складно получалось. Он глянул на Митю, тот лежал с открытыми глазами и думал.

– Скажешь князю все как договорились, – тихо молвил Прохор. Митя понимающе кивнул. Он перебирал в памяти древнерусские слова, искал подходившие для его речи.

В княжеском шатре, куда привели студентов их сторожа "судъ оправливати", как пробасил один из них, было темно, но вслед за ними вошедшие воины откинули полог, и весь шатер осветился ровным розовым утренним светом. Откуда-то из – за полога вышел и быстро сел на невысокое возвышение человек в красной одежде с шитыми золотом оплечьями, в красных мягкой дорогой кожи сапогах, на голове у него была отороченная собольим мехом небольшая шапочка. Это и был князь Александр Ярославич. Князь был голубоглаз, с русыми, коротко подстриженными кудрями и такой же русой короткой бородкой. Он спокойно, внимательно осмотрел стоявших перед ним пленников, разрешил говорить.

Митя рассказывал неторопливо, боялся ошибиться словом, но от того каждое слово его звучало весомо, уверенно. И закончил Митя хорошо:

– Тобе, княже, предълагаемъ животъ нашь весь.

Но не князь изрек слово, а Вышата. Чуть ступив вперед, он наклонился к князю и громко выговорил:

– Они, княже, лъжуть тобе. Достойно есть тобе, княже, еже бы ты тыя люди казнилъ, тьгда и инiи людiе быша бояли ся, кто лихую думу на тобе думаеть.

Князь дернул плечом, отмахиваясь от лихого Вышатина слова, с непонятной усмешкой кивнул пленникам:

– Слышали есте?

– Княже, – Митя услышал свой дрожащий в мольбе голос и выпрямился, стараясь говорить тверже: – Княже, въ тобе есть власть: или жити намъ, или умрети. Не предай же насъ въ смерть. Будем тобе, княже, служити, не щадя головы своея.

– Добро, – решил князь, – не забываита, еже мне обещале. Аже будета сълъгале мне и правьду утаиле, дамъ васъ въ руце Вышате и да творить яко же хочеть.

Князь сначала глянул на хмурого Вышату, не таившего своей враждебности к пленникам и презрительно фыркнувшего в ответ на княжеские слова, потом подозвал Путяту, оробело стоявшего в стороне, стал расспрашивать его о пожаре в слободе.

– Изгорела есть вся Чудиновьская слобода, – подтвердил Путята, – и люди изгорели вси съ домы и именiимь и съ детьми. И кони изгорели суть. Видехъ бо самъ, яко кони и лошади изгорели. Тъкмо три кони съпасли ся. Жаль лошадiи, – покачал головой Путята.

Князю его слова не поглянулись.

– Дивьно мне, Путято, – строго прервал он Путятины речи, – оже лошадiи жалуеши. Аче начнеть орати человекъ, и прiехавъ татаринъ ударить его стрелою, а лошадь его поиметь, а в селе его иметь жену его, и дети его, и все именье, то лошади жаль, а самого не жаль ли? Како можеши люди не жалети? – И князь запальчивым гневным движением выслал всех из шатра.

Сторожа отошли. Прохор и Митя свободными шагнули из княжеского шатра. Обрадованный Путята повел новобранцев к ключнику и потребовал для них полное воинское снаряжение. Митя и Прохор, стараясь не выказывать любопытства, примерили тяжелые кольчуги, грубые великоватые сапоги и шлемы.

– Видать, немного у нашего князя власти, коль этот Вышата взял такую смелость, фыркает да глазами сверкает, – страх перед Вышатой не отпускал Митю.

Еще бы, – подтвердил Прохор. – Вышата – тысяцкий князя, боярин именитый. Его непросто переспорить. Князь к мнению тысяцкого всегда прислушивается. Не впору нам с тобой этакий недруг. Надо держать ухо востро.

– А Путята кто в дружине? – поинтересовался Митя.

– Путята – молодшей дружины гридь, – ответил Прохор и, поняв, что сейчас окончательно запутает Митю, решил объяснить все по порядку. – Окружение князя состоит из войска – дружины и прислуги. Дружина делится на старейшую, в нее входят бояре, и молодшую, ее воинов называют "молодь", "гриди". Из старейшей дружины для управления войском назначаются князем тысяцкие, а из молодшей дружины выбираются князем посадники для управления городами, в которых сам князь не сидит. Прислуга князя многочисленна, в нее входят отроки, детские, пасынки. Из прислуги выделяется ключник – человек, назначенный следить за имуществом князя. Но для военного похода князю одной дружины да прислуги мало, в помощь ему собираются полки – временные войска из горожан и поселян. Большую силу имеют такие полки. Вот, скажем, в Невской битве новгородский полк... – Прохор остановился и хлопнул себя по лбу. – Верно мы все рассчитали! Князь собирает силы для похода на Биргера, оттого и нас не прогнал, ему дружинники нужны.

– Славно! – вмиг забыв об опасности, обрадовался Прохор. – Значит, будем участниками Невской битвы. Представляешь, какую книгу потом можно написать, скажем, так: "Воспоминания и размышления участника Невской битвы 1240 года". Каково?

Но Митя на шутку друга не откликнулся, промолчал, думая о своем. Он вспомнил сказанное в "Житии Александра Невского": "Князь Александръ побежая непобедимъ".

– Слушай, Прохор, а как историки оценивают личность Александра Невского?

– Ну, пока что он еще не Александр Невский, – отвечал Прохор, – а просто Александр Ярославич, сын Владимирского князя Ярослава Всеволодовича, внук знаменитого Всеволода Большое Гнездо. Родился Александр Ярославич в Переяславле – Залесском в 1220 году. Так что ныне – в году 1240-м – ему всего лишь двадцать лет!

Уже трехлетним он покинул хоромы своей матери княгини Феодосии и был передан на руки боярину – воспитателю, дядьке Федору Даниловичу. Учил его дядька письму и счету, книжной мудрости, а главное, учил молодого княжича ратному делу.

В те времена князь – военачальник сам вел за собой дружину в бой, первым бросался в сечу. Потому и не обойтись князю без воинских умений: конем управлять, сражаться в конном и пешем строю, владеть тяжелым копьем, мечом, дротиком, кистенем, булавой, боевым топориком. Искусства и сноровки требовала стрельба из лука, учиться которой начинали с детства. Зато опытный лучник успевал сделать в минуту шесть выстрелов, а стрела его летела на 200 метров.

Учили княжича и особым ратным уменьям: построить полки для сражения, знать, когда выгоднее ударить тяжелой конницей, куда поставить сомкнутые ряды пеших полков. В походах надо позаботиться о дозорах, на стоянках – о сторожевых заставах подумать. Нужно уметь водить полки по незнакомым землям, чутьем угадывать путь, расставляя потаенные засады, уберегаясь от вражеских засад... Научиться всему этому можно было только в деле. И Александр уже в пятнадцать лет вместе с отцом Ярославом Всеволодовичем ходил войной на немцев... С 1236 года посажен он был отцом княжить в Новгороде. Новгородцы любили видеть Александра в челе своих дружин, но недолго могли ужиться с ним как с правителем, он часто ссорился с жителями Новгорода. Глянь-ка, – прервал рассказ Прохор, – кто-то едет.

Действительно, к стану приближалось несколько всадников, одетых не по-воински, в кафтанах и чудных шапках с перьями. Сторожа преградили им путь, послали гонца известить князя о прибытии гостей.

Приезжие спешились невдалеке от Прохора и Мити, которые с интересом разглядывали их. На руке у одного, пучеглазого, с тонким горбатым носом, Митя заметил золотой перстень – печатку, на которой был вычеканен орел, держащий в клюве палицу.

– Искусная работа, – восхитился Митя, – богатый человек приехал, княжеского роду, должно быть. Да и одет наособицу от всех, богато и вычурно.

Но прибывший со свитой богач оказался не князем, а чужеземцем, немецким купцом. Митя сразу понял это, едва немец заговорил. Древненемецкий язык, конечно, сильно разнился с тем немецким, который изучал Митя в университете, но суть речи немца он понял. Да и как не понять, если каждое слово его подхватывал, переводил вышедшему из шатра князю толмач:

– Немечьскыи купець Фредрикъ продалъ чловеку мехъ соли, и онъ шелъ съ темь чловекомь соли весити, а твои отроци стояли ту въ дворе. У Фредрика взяли силою ключь клетьныи и пошли прочь, потомь твои детьскыи Трифонъ пришелъ и реклъ Фредрику: "Пойди ко князю". И онъ пошелъ къ тобе по твоему слову съ Трифономъ. Нъ Трифонъ не велъ есть его къ тобе, княже, нъ къ собе въ истобъку и ту портъ с него снялъ есть, за шiю оковалъ, и рукы и ногы, и мучилъ его такъ, как то буди Богу жаль. А потомь ты, княже, детьскые свое послалъ на его подворiе и велелъ еси товаръ его розграбити. И ныне Фредрикъ молить тебе, абы тыи товаръ отдалъ ему.

Немец важно кивал вслед каждому слову, выговариваемому толмачом, потом еще что-то добавил, указав рукой на навьюченных лошадей. Толмач, угодливо улыбаясь, перевел:

– Немечьскыи купець Фредрикъ привезлъ есть тобе, княже, въ коробьяхъ дары – сребро, паволокы и овочь.

Князь прихмурился и покачал головой:

– Почто безмытьно торгуеши, Фредриче? Новъгородьци обиду имуть на тя, яко не платиши мыто Новугороду, а товаръ возиши.

Замахал руками немец и заговорил так быстро, что Митя уже ничего не мог понять.

– Упомни, княже, яко есмь платилъ сребро передъ тобою посадьнику Степану, – перевел толмач.

– А за поставъ полотна да за рукавици перстовые платилъ ли еси мыто? – прищурился князь, заглянув в поданную Вышатой берестяную грамоту, донесение новгородских купцов о неуплате мыта немецким купцом Фредриком за последнюю партию товаров, привезенных им для продажи в Новгород.

Поняв, что князь знает об утаенном от пошлины товаре, купец растерялся, зло и досадливо сверкнули его выпученные желтые глазки.

– Ныне, – строго промолвил князь, – отпущаю тебе дому да велю исполняти грамоту ту. Како писано бысть, тако и будеть: "А воли надъ нашими купчинами немечьскымь купьцемь не давати". А иныхъ грамотъ у насъ нетуть.

Князь отвернулся от гостей, а те поспешили убраться из негостеприимного стана.

НОВОБРАНЦЫ АЛЕКСАНДРА ЯРОСЛАВИЧА

Стали собираться и дружинники. Детские складывали шатры и полстницы, заливали водо, й костры. Гриди седлали лошадей. Подвели коня князю. Хорош был гнедой жеребец, сильный, высокий, с коротко остриженной черной гривой, мощную спину его покрывал богато расшитый чепрак с нарядным седлом. Князь вскочил на коня, и спустя минуту княжеское войско неспешно потянулось по лесной дороге.

Митя и Прохор ехали на своих не столь красивых, но сильных лошадках, отловленных им еще Путятой. Митя обратил внимание, что за войском плотным табуном, голова к голове, следовали неоседланные кони. Их подгоняли легко снаряженные, без кольчуг и мечей, всадники – коноводы. Прохора это нисколько не удивило.

– Таково древнее правило конных походов, – объяснил он Мите, – иметь воину запасного коня, а то и двух. Русские полки всегда выступали в поход "о двуконь", держа в обозе свежих коней под присмотром коноводов. А татары ходили даже "о триконь". Вообще, – добавил Прохор, – коней на Руси различали но назначению: были кони поводные, ходившие в поводу, для верховой езды; были кони товарные – для возки товаров их впрягали в телегу; еще были сумные кони, они возили навьюченный на спину груз – сумы. А уж сколько конских мастей различали русичи! Гнедые, вороные, сивые, каурые, бурые, голубые...

– Голубые? – переспросил Митя, ему показалось, что он ослышался.

– Ну, да, – подтвердил Прохор. – Конь голубой масти – светло-серый, отливающий белизной. Очень ценились такие копи. В одной берестяной грамоте прямо так и сказано: "А конь мои голубы и пусти въ поле, дать сохъ на него не кладе". Хозяин просил поберечь копя, не впрягать его в соху. Так-то.

– А что, нее полки у древних русичей были конные? – снова спросил Митя, оглянувшись назад. За ними тянулась длинная вереница княжеского войска.

– Нет, – Прохор тоже оглянулся. – Были и пешие полки, состоявшие из горожан и поселян. Но профессиональные воины из дружины сражались верхом. Русичи за сотню лет выработали свои искусные приемы военного ремесла. Войско устроено было так. В разведку высылался "передъ" – передовой полк, "передъ" чаще всего принимал па себя и первый удар противника. Следом выступал сильный большой полк – "чело", во главе которого шел обычно сам князь. За большим полком шли дна конных полка – правое крыло и левое крыло. Был еще в русском войске сторожевой полк – "сторожье" для предупреждения неожиданных нападений с флангов.

Ладно устроено было войско, действовало умело, слаженно, потому и побеждали русичи своих врагов. Первый достоверно известный по летописям древнерусский полководец князь Святослав повоевал многие земли, ходил на хазар, победил ясов и касогов, волжских болгар. Перед сражением говаривал он дружине: "Не посрамимъ земли русьское, но ляжемъ костьми, мертвыя бо срама не имуть".

"Интересно, – подумал Прохор, – куда направляется княжеская дружина? Вряд ли на Биргера. Не готовы воины к сражению, нет у них припасов да снаряжения. К тому же летописи говорят об участии в сражении новгородских полков. Значит, князь Александр Ярославич идет на соединение с этими полками, должно быть, в Новгород".

Прохор наклонился к Мите:

– Вероятнее всего, мы едем в Новгород, собирать ополчение на шведов.

Лес постепенно начал редеть, стали попадаться выкошенные лужайки, на которых стояли небольшие, прикрытые еловым лапником стожки. У края дороги паслось стадо коров и овец, завидев войско, пастух поторопился отогнать их подальше. Потом пошли огороды, засаженные капустой, луком. Густо зеленела ботва репы и морковки. Глянцем отливали ярко зеленые листья свеклы. Но не было на огородах привычной глазу наших студентов картошки, не росли здесь помидоры и огурцы. Когда еще их завезут на Русь! Вдалеке, возле впадающей в небольшое озерцо речушки, высилось несколько ветряных мельниц, растопыривших свои четырехпалые крылья. Наконец появились и первые дома. Дружина въезжала в Плотницкий конец Новгорода.

Митя и Прохор во все глаза смотрели на Древний и Великий Город. Ладно и красиво стоял он на берегах Ильмень – озера у впадения в него реки Волхов. Река разделяла город на две части, на левом берегу возвышались стены крепости – кремля, где сиживали новгородцы во времена осад и набегов вражеских. Здесь была уже строена белокаменная София – главный новгородский храм.

Кремль был виден издалека, его легко и уверенно приподнимала надо всем широкая ладонь холма. Полноводный Волхов омывал подошву холма и с запада делал кремль неприступным. С других сторон под крепостными стенами угадывались глубокие наполненные водой рвы.

Митя смотрел и не узнавал Новгородский кремль. Он его хорошо запомнил иным, красно – кирпичным, с многочисленными сторожевыми башнями. Здесь же насыпанные земляные валы, замкнутые в кольцо, были сцеплены между собой приземистыми, неуклюжими башнями-проездами, сделанными из камня. Не узнать было и деревокаменный детинец – сердцевину городской власти в кремле, – здесь творил суд и расправу посадник.

– Что, брат, не узнал Новгорода? – заметил Митину растерянность Прохор. – Этот и некрасив, и не столь надежным кажется. Да только с виду. Города на Руси всегда строились под руководством опытного градодельца. Выбор места для крепости точно рассчитан, все принято во внимание: и близость дорог и воды, и укрытость места. Видишь, со всех сторон к кремлю не подступиться: река защищает, рвы огораживают. А стены какие толстые – два – три метра – не меньше. Так просто не прошибешь. Не забывай, что земляные стены – валы насыпали на специальные деревянные каркасы. Вон они как вознеслись, метров на десять – двенадцать, самое малое. С ходу такую крепость не взять!

– Так ведь татары брали, иначе бы и Русь не покорили, – возразил Митя историку.

– Осадой брали, измором, – откликнулся Прохор. – Кончались припасы в осажденном городе, и выходили русичи в поле сражаться. И не только измором брали. Даже самая мощная крепость не могла устоять, когда штурмовали ее таранами и пороками.

Заметив недоумение в Митиных глазах, Прохор продолжил объяснение:

– Это были такие камнеметные машины – "пороки", камни метали в осажденных, а "тараны" – это стенобитные машины, ими били и разрушали стены.

– Стены трехметровой толщины разрушали? – не поверил Митя. – Что за машина такая?

– Хитроумное это сооружение, – усмехнулся Прохор. – Между двумя скрепленными бревенчатыми стойками подвешивалось огромное бревно. Бревно с одного конца оковано железом. Бревно раскачивали и ритмично ударяли им по стене – таранили. Таранами пробивали бреши, да такие большие, что всадники проскакивали. Именно так войска Батыя в 1240 году захватили Киев.

Митя и Прохор по-прежнему ехали бок о бок посередине длинной цепочки растянувшегося в узких новгородских улочках войска. Вокруг них пестрело резными крышами, маковками церквей, зеленело садами передгородие, разделявшееся на концы – Плотницкий, Неревский и другие, в них селился мастеровой люд – плотники, гончары, кожевники, кузнецы. Были еще каменщики, серебряники, огородники. Каких только умельцев не водилось в Новгороде! Иные селились улицами, из улиц складывались концы. Были улицы, где жили только ювелиры, или только оружейники, или же одни купцы.

Втянувшись в плотницкий конец, на бревенчатую мостовую, княжеская дружина попала в шумное и суетливое нередгородие. Надо ли говорить, как жадно всматривались Митя с Прохором во все, что их окружало. Вот большая ватага плотников рядится на промысел. Завидев князя, плотники низко поклонились ему и снова, оборотясь, принялись спорить с заказчиком о предстоящей работе. Вглядевшись в чернобородого заказчика, Митя вздрогнул, то был Микула, староста Чудиновской слободы. Это он подряжал плотников поставить слободу в "один стук топора", разом поднять крыши над пепелищем. Митя низко пригнулся к лошади, стараясь не попасться Микуле на глаза. Прохор же беспечно вертелся в седле, одетый в воинские доспехи, он не мог быть узнан своим вчерашним заточителем. Микуле недосуг глядеть по сторонам, надо избывать беду, постигшую слобожан. Да и не Прохору с Митей прятаться от Микулы, это теперь Микуле надо остерегаться встречи с княжескими дружинниками, которых он сажал в поруб.

Миновав плотницкие дворы, конница стучала копытами по таким же бревенчатым улицам Гончарского конца, и Митя не удержался от новых расспросов.

– А как в городе власть распределяется? Кто правит, князь?

– Новгород был вольным городом, не терпел он единовластия князя, правил общим народным собранием, вечем. Князя же призывал к себе Новгород для военных походов да для вершения международных дел. С князем решали и важные торговые споры. Потому, чужак для новгородцев, и селился князь наособицу от города. В нескольких верстах от Новгорода стояло постоянное княжеское укрепление – городище.

– В нестольном городе, – Прохор отвечал замедленно и чуть рассеянно, разговор мешал ему внимательно оглядывать все вокруг, – правит посадник, которого избирает князь или само вече. Посадник назначает тысяцкого, тысяцкий управляет новгородским ополчением, которое делится па сотни. А в сотнях на каждый десяток воинов есть свой десятник. Полки новгородские и сильны благодаря такой вот строгой организации. А для городского управления назначаются старосты концов, им подчиняются старосты улиц, а иногда старосты целых промыслов. Суд вместе с посадником вершит тиун, для мелких поручений назначается ябедник. Управление, как видишь, простое, но очень строгое.

Княжеское войско остановилось на берегу Волхова. Дружинники спешились, привязали коней к коновязи – положенному на высокие столбы бревну с вбитыми в него железными кольцами, на которые крепили конский повод.

Вышата, отдавая распоряжения воинам, искоса поглядывал на неловко слезавших с коней новичков. Не нравилось тысяцкому их появление в княжеском стане. Неспроста пришли неведомые дружинники к князю, это в нынешнее-то смутное время. Гляди, как настороженно вокруг оглядываются, словно волки в чужой стае. Откуда пришли, как выведать?! Точно ли из Галицкой земли, что под началом славного князя Ярослава? Да и дружинники ли это на самом деле? Неладно, непривычно носят они вооружение, ступают тяжело, будто к земле их кольчуги пригибают. Выведаю, дознаюсь! – додумал Вышата свой осторожный план и подошел к Прохору.

Историк навязывал на железное кольцо коновязи тонкие ремешки поводьев. Услышав за спиной шаги Вышаты, он медленно выпрямился и осторожно глянул ему в лицо.

–Укупи мни паволоку, – жестко приказал Вышата, ткнув в Прохорову ладонь, точно кошель с деньгами, связку куньих шкурок, и повторил громко: – Паволоку в долготу три сажени, а в ширину два лъкъта. У Низдили укупи, онъ на торзе лавъкою торгуеть.