Текст книги "Необычайное путешествие в Древнюю Русь. Грамматика древнерусского языка для детей"

Автор книги: Татьяна Миронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

УРОКИ ОТЦА СЕРГИЯ

Мальчиков разбудил протяжный настойчивый звон колокола. Ваня вскочил первым. В узко прорубленное окошко кельи пробивался тусклый свет. Было еще очень рано. Но во дворе, куда любопытствующий Ваня постарался скосить глаза из окошка, толпились люди в длинных темных одеждах – рясах. Ваня затормошил друга, открывшего было глаза, но тотчас же отвернувшегося к стене и натянувшего для верности на голову рогожку, которой укрывался.

– Все во двор спускаются, айда и мы. Они скатились с высокого крыльца на лужайку, где их окликнул вчерашний монах отец Феодосии и сделал им знак присоединиться к стайке мальчишек в таких же, как у наших ребят, полотняных одеждах.

Ваня и Вася встали позади всех. Семеро мальчиков, с интересом на них оглядываясь, заподталкивали друг друга:

– Чудиновьское слободы кузнеца сыны... Изгорела есть слобода, а отрочата уцелела, да умомъ помрачила ся и речета гугниво... отець Феодосiи тако сказаеть...

Услышанное обрадовало Ваню.

– Пусть так и думают, – шепнул он другу. – Подозрений меньше – кто, да чьи, да почему так плохо по-древнерусски говорим.

Кудрявый, дочерна смуглый мальчик продолжил, верно, прерванный появлением Вани и Васи рассказ:

– Не ведаете, яко же въ Резани было, егда татарове напали суть на Русь. Резаньци въбегли въ церкъвь и затворили ся въ полаге, погании же татарове отъбивъше двери, зажьгли церкъвь, и вси людiе изгорели. Беда была, яко не мочно мне вамъ всего и сказати.

Ребята наши замерли, вспомнили Прохоровы слова о страшном Батыевом нашествии, дохнуло на них жаром близкого рязанского пожарища. "Не уцелеем, пропадем... " – подумалось обоим сразу, и они крепко взялись за руки, сознавая друг в друге надежду на спасение.

Неожиданно Ваню дернул за рукав беловолосый мальчик, чуть пониже его ростом, с задиристым вздернутым носом, сплошь покрытым веснушками:

– Ты еси Иванко?

Ваня кивнул, не зная, что отвечать.

– А тотъ Василько есть? – продолжал интересоваться мальчик. Вася застенчиво пожал плечами, как бы подтверждая, что именно он и есть тот самый "Василько".

– Зовуть мя Онѳимъ, – мальчик дружески похлопал Васю по плечу. – Не боита ся. Никто сде васъ не приобидить. Отець Сергiи васъ грамоте научить. Будита грамоту добре сведити. Отець Сергiи есть ученъ и премудръ мужь, книгы пишеть. Отьци наши даяли суть насъ ему на ученье книжьное.

Онфим помолчал, не дождавшись ответа от робевших вымолвить слово мальчишек, добавил:

– А отець Феодосiи научить насъ, како люди исцеляти. Оже кто въпадеть въ недугъ, отець Феодосiи целить его отъ немочи. Отець Феодосiи целебьны травы съведаеть, събираеть ихъ: и беленъ, и ковылу, и кропиву, и куколь сверепицю, и лебеду, и осотъ, и напороть. Да зелiе варить. Оже кто въпадеть въ черную кручину, али въ гортаньную печаль, али въ трясцю, али в сухоту, зелiе се тому человеку цельбы творить.

Снова не получив ответа от дичившихся "погорельцев", Онфим решил и отступиться от них, да вспомнил про азбуку, которую отец Сергий наказывал передать новичкам. Онфим встряхнул холщовый мешочек и, мотнув белобрысыми вихрами, протянул Ване золотистую, правильной формы липовую дощечку. На дощечке с обеих сторон были аккуратно вырезаны буквицы азбуки.

Из церкви выглянул маленький белобородый старичок, это и был отец Сергий, и махнул рукой сбившимся на поляне ребятишкам, те привычно и спешно двинулись на его зов. У входа мальчики чинно перекрестились, низко поклонились иконе, висевшей над дверью. Ваня и Вася, запоминающе приглядываясь, старательно повторили их движения, осенили себя крестным знамением, метнув "двоеперстие" правой руки – сложенные вместе указательный и средний пальцы – со лба на живот и с правого плеча на левое.

В церкви было светло и празднично от зажженных возле икон свечей, от яркими светляками горящих лампад. Монахи стояли лицом к небольшому возвышению, как потом узнают ребята, место это в восточной части церкви называется алтарем. Алтарь был отгорожен от средней части храма иконостасом – выстроенными в несколько ярусов рядами икон.

Уже знакомый ребятам игумен Арсений, непонятно, но красиво выпевая слова, читал лежавшую на столе в алтаре книгу. И что стол этот называется "престол", а книга, лежавшая перед Арсением, – Евангелие, и что игумен Арсений потому и зовется игуменом, что старший в монастыре, глава его, настоятель, – и это Вася и Ваня узнают потом, на уроках отца Сергия. А сейчас глаза торопились разглядеть и запомнить все вокруг.

– Служьба церковьная ведеть ся тако, – подсказал ребятам Онфим, вставая рядом с ними у северной стены храма, сбоку от алтаря, сюда привел своих учеников отец Сергий. Вася и Ваня запрокинули головы. Стены церкви были расписаны фресками, с них строго и тревожно глядели лики святых, их темные фигуры были облачены в ниспадающие мягкими складками одеяния. Казалось, что добрые, высокие люди с фресок со всех сторон обступают молящихся, ограждая их от напастей сомкнутым надежным кругом.

– Красота! – похвалился Онфим "погорельцам", робко стоявшим в стороне от остальных мальчиков. – Христолюбивый князь украсилъ есть церкъвь всякыми красотами, добре церкъвь украсилъ и иконы на золоте добрымь писаниемь устроилъ, яко же подобаеть церкъви на красоту.

Ни Ване не доводилось прежде бывать на церковной службе, ни Васе, но обоим представлялась она чем-то темным, давящим, тревожным, где грустные лица у всех и покорно опущенные головы. Здесь же оказалось все не так. И радостно – праздничный свет свечей и лампад, и добрые лики святых на фресках, и лица у всех осветленные, и покойные напевные голоса, и общий хор такой теплый, такой искренний, что все тревожившее ребят, пугавшее неизвестностью вдруг освободило их. Впервые на древнерусской земле им стало покойно, и подумалось вдруг, что все будет ладно, все будет хорошо. Не заметили ребята, как служба прошла, как произнесено было последнее "аминь".

Выступил вперед игумен Арсений. Каждое его слово старались понять ребята, не все разобрали, но в главное вникли.

– Многу печаль в сердьци своемь вижю васъ ради, чада, – говорил игумен Арсений. – Не тако скорбить мати, видящи чада своя боляща, яко же язъ, грешьныи отець вашь, видя вы боляща безаконьными делы. Молю васъ, братье и сынове, премените ся на лучьшее, обновите ся добрымь обновленiем! ". Страшьно есть, чада, въпасти въ гневъ Божiй. Какие казни отъ Бога не воспрiяхомъ? Не пленена ли бысть земля наша? Не взяти ли быша гради наши? Не вскоре ли падоша отьци и братья наша трупiемь на земли? Не ведены ли быша жены и чада наша въ пленъ? Не порабощени ли быхомъ оставшеи горкою си работою отъ иноплеменникъ? Се уже колико летъ продолжаеть ся томленiе, и мука, и голоди, морове животъ нашихъ, и въ сласть хлеба своего изъести не можемъ, и въздыханiе наше и печаль сушать кости наша. Кто же ны до сего доведе? Наше безаконье, наши греси, наше непослушанье, наше непокаянье. Доколе не отступимъ отъ грехъ нашихъ? Пощадимъ себе и чадъ своихъ. Азъ бо, грешьныи вашь пастухъ, повеленое Господомь творю, слово Его вамъ предаю. Убоите ся, въстрепещите отъ зла, сътворите добро! Послышались возгласы:

– Господи, вижь смиренiе наше, отпусти вся грехы наша, възврати ярость Свою отъ насъ!

Горькие слова проповеди отца Арсения заставили задуматься Ваню с Васей. Ведь им отныне здесь жить, видеть, как терзают Русь иноплеменники – татары, шведы и немцы, а быть может, и погибнуть под их мечом.

Монахи в смиренном поклоне подходили к игумену под благословение. Он возлагал им на головы свои руки и отпускал с благодатными словами молитвы.

Ваня заметил вдруг, что Онфим, прислонясь к стене, тонким металлическим стерженьком старательно выцарапывает на голубом поле фрески какие-то буквы. Делал он это украдкой, постоянно оглядываясь. Присмотревшись, Ваня сложил написанные буквы в слова, получилось странное заклинание: "Господи, помози рабу Твоему Онфиму! "

– Ты зачем стены портишь?! – Ваня возмущенно дернул Онфима за рукав и даже забыл подумать, что Онфим по-русски не понимает.

В ответ Онфим покачал белобрысой головой и протянул стерженек Ване:

– И ты тако напиши!

Ваня, сам не зная почему, послушно взял стерженек, мягко, как карандаш, легший в его ладонь, и тоже склонился над фреской.

Нижнее, свободное от росписей лазурное поле фрески оказалось почти сплошь исчерчено надписями. Здесь на разные голоса жалобно взывали к Богу чужие беды, горести, страхи:

... "Семенъ писалъ въ беде"... "Охъ душе грешенои"... "О Пресвятая Богородице, избави мя отъ беды"... "Охъ, охъ, тъшьно, Владыко, нету поряда"...

"А что, если это поможет спастись? " – с надеждой подумалось Ване, и, минуту помедлив, он процарапал на еще не исписанном голубом пятачке:

"Господи, помози... " Больше слов сюда не уместилось, но и этой коротенькой молитвой Ваня немного укрепился, отпустил давивший сердце неутолимый страх.

После службы отец Сергий повел своих подопечных через монастырский двор в низенькое бревенчатое здание, в просторной горнице которого стояли лавки. Мальчики быстро заняли свои места. Новеньких усадили на последнюю, стоявшую у стены скамью, здесь же примостился опекавший их Онфим, привычно разложив на коленях кусочки бересты.

Урок начался с молитвы. Стоя, мальчики хором повторяли за отцом Сергием знакомые Ване по бабушкиным чтениям слова молитвы Господней:

ОТЧЕ НАШЪ, ИЖЕ ЕСИ НА НЕБЕСЕХЪ, ДА СВЯТИТСЯ ИМЯ ТВОЕ:ДА ПРIИДЕТЪ ЦАРСТВIЕ ТВОЕ: ДА БУДЕТЪ ВОЛЯ ТВОЯ ЯКО НА НЕБЕСИ И НА ЗЕМЛИ: ХЛЕБЪ НАШЪ НАСУЩНЫЙ ДАЖДЬ НАМЪ ДНЕСЬ: И ОСТАВИ НАМЪ ДОЛГИ НАШЯ, ЯКО И МЫ ОСТАВЛЯЕМЪ ДОЛЖНИКОМЪ НАШЫМЪ: И НЕ ВВЕДИ НАСЪ ВЪ НАПАСТЬ, НО ИЗБАВИ НАСЪ ОТ ЛУКАВАГО: ЯКО ТВОЕ ЕСТЬ ЦАРСТВIЕ И СИЛА И СЛАВА ВО ВЕКИ. АМИНЬ.

Ваня и Вася шевелили губами, делали вид, что повторяют молитвенные слова, но губы боялись непонятных слов. Это не ускользнуло от внимательного взгляда отца Сергия, который, решив, что погорельцы еще не оправились от пережитого горя, не поставил им этого в укор.

После молитвы начался урок истории, как поняли мальчишки, прислушавшись к размеренному чтению толстой в обтянутых кожей досках книги:

– Володимеръ же князь седяше въ Кыеве и служьбы деяше идоломъ Перуну, Хорсу, Дажебогу, Мокоши. В лето 6496 иде Володимеръ съ вои на Корсунь градъ гречьскыи. И затвориша ся корсуняне во граде. Людье изнемогоша водною жажею и предаша ся. Въниде Володимеръ въ градъ и дружина его. И посла Володимеръ къ царю гречьску и рече: "Сеи градъ славьныи възяхъ, даи же сестру твою за мя, аще ли не даси, сътворю граду вашему, яко же и сему сътворихъ". Царь же гречьскъ глагола: "Не достоить хрестiяномъ за поганыя даяти. Аще ся крестиши, то и се получиши, и царство небесьное прiимеши, и съ нами единоверьникъ будеши". Рече же Володимеръ: "Прiиди съ сестрою и крести мя". Сестра же не хотяше ити: "Яко въ полонъ, рече, иду, луче бы ми сьде умьрети". И едва принудиша царицю ту. Она же седъши в кубару, целовавъши ужикы своя с плачемь, приде чрезъ море. И приде она къ Корсуню, и изъидоша корсуняне съ поклономь, и въведоша царицю въ градъ, и посадиша въ полате. В се время разболе ся Володимеръ очима и не видяше ничтоже. И рече къ нему царица: "Аще хощеши избыти болеъзни сiя, то въскоре крести ся". И Володимеръ повелъ крестити ся. И егда крести ся, ту и прозре. И приде Кыеву, повелъ идолы огневи предати. По семь же посла по всему граду, глаголя: "Аще не обрящеть кто заутра на реце богатъ ли, убогъ или нищь ли работьникъ, противенъ мне да будеть". Наутрiя же сниде ся безъ числа людiи крестити ся на Днепре. Вълезоша въ воду и стояху инiи до шеи, а друзiи до персiи, друзiи же младенци держаша, попове же молитвы твориша. И нача Володимеръ ставити по градомъ церкви и люди приводите на крещенье, и нача поимати у нарочитыя чади дети и даяти на ученье книжьное".

Отец Сергий замолк и, поглаживая белую бороду, добро глянул на притихших мальчиков. С минуту в горнице стояла удивительная тишина. Потом Онфим нерешительно спросил:

– Отче, а кто повесть сiю написалъ есть?

– Чернець написалъ книгы сия, именемь Несторъ, – неспешно ответил отец Сергий. – И книгы сiя именують ся: "Повесть временьныхъ летъ".

Он закрыл книгу и бережно положил ее в небольшой сундучок, стоявший позади него у стены. Начался опрос, и, пока отец Сергий укорял за незнание вихрастого мальчишку: "Леность всему мати, еже отрокъ умееть, то забудеть, а его же не умъеть, тому не учить ся", Ваня наклонился к задумавшемуся Васе:

– Ты все понял, что он читал?

– Не-е, – помотал головой Вася. – Идолам каким-то князь Владимир поклонялся, а потом их огню предал. А что за идолы и к чему им кланяться?

– Это славянские языческие боги, – зашептал Ваня. – Перун – бог-громовержец, Даждьбог – бог солнца, Мокошь – богиня земли. Мне мама про них читала, – Ваня судорожно вздохнул, но объяснения продолжил: – А после принятия христианства, после крещения, этих старых богов Владимир приказал сжечь.

– Слушай, Вань, – обрадовался подсказке Вася, – а чего это греческий царь отдал Владимиру свою сестру в плен?

– Да не в плен, – охотно отвечал ему Ваня, – а в жены. "Дай за мя сестру". Это и у нас в русском языке сохранилось: отдать невесту замуж, за мужа, значит, а если жених невесту просит, то он говорит:

"Отдайте за меня невесту". Понял?

Вася кивнул.

Увлеченные беседой, они не замечали, как Онфим удивленно слушает непонятный ему разговор, и, идя вслед за Ваней и Васей во двор после урока, Онфим все качал головой, дивясь услышанным словам...

Выйдя на луг, они расположились в тени невысокой надвратной церковки.

– А отець Сергiй есть учитель вашь? – медленно, боясь, что натворит ошибок, выговаривал Вася.

– Отець Сергiй есть чернець, наставляеть насъ ученью книжьному, сказаеть намъ, откуда есть пошьла русьская земля, и како русьская земля стала есть, и кто первее нача на Руси княжити, – принялся разъяснять Онфим.

На крыльцо вышел отец Сергий и махнул рукой ученикам: пора! Ребята поднялись с травы и охотно побежали в свой "класс".

– Ныне, – отец Сергий поднял вверх указательный палец, – реку вамъ, чадьци мои, како книжьная словеса отъ некнижьныих различают ся. Книжьная словеса суть – глава, страна, власть, градъ, храмъ, а по – русьску нарекуться – голова, сторона, волость, городъ, хоромъ. Розумеете ли? – остро взглянул он на своих малолетних слушателей. Те дружно кивнули.

– По-книжьному мы речемъ: " Князь Ондреи прiя власть въ граде семъ", а по-русьску: " Князь Ондреи приялъ есть волость во городе семъ". По-книжьну сказають: " Отьци и деди наши взяша въ пленъ пълкы половецькыя", а по-русьску: " Отьци и деди наши взяли суть въ полонъ полкы половецькыя".

"Так вот что означают так удивившие его в повестях отца Сергия, странно звучавшие слова, – думалось Васе. – " Поплениша", " прiя", " постави", " съкрушиша". Так, оказывается, о прошедшем времени в книгах говорится. В жизни русичи говорят:

" пришелъ", " прiишли", а в книгах пишут совсем по-другому: " Приде", " придоша". Как бы это получше запомнить... "

– Василько, – услышал Вася шепот Онфима, – держи!

Он протянул Васе клочок бересты, на котором была выцарапана подсказка. Вася стал разбирать два ряда слов, а разобрав, подписал к ним еще один ряд – то, как переводились эти слова на его русский язык:

Книжное:

Древнерусское:

Русское:

азъ поставихъ

поставилъ есмъ

я поставил

ты постави

поставилъ еси

ты поставил

онъ постави

поставилъ есть

он поставил

мы поставихомъ

поставили есмъ

мы поставили

вы постависте

поставили есте

вы поставили

они поставиша

поставили суть

они поставили

С такой подсказкой в кармане Васе зажилось веселее. Он вновь прислушался к словам учителя, который, хитро прищурившись, задал вопрос Онфиму:

– Глаголи, сыне мои, како руська словеса: полонъ, воронъ, воробьи, корова, шеломъ, молоко– напишеши въ книзе.

Онфим вскочил и бойко выпалил:

– Та словеса пременена будуть яко: пленъ, вранъ, врабiи, крава, шлемъ, млеко.

– Добро, – вымолвил отец Сергий. – А ты, сыну, – обратился он к впитывавшему каждое слово Ване, – реци ми, како словеса книжьная по-русьску пременена будуть: врагъ, брань, срамъ, злато?

Ваня вздрогнул и, напрягшись как струна, выговорил:

– Ворогъ, боронь, соромъ, золото.

При каждом Ванином слове Вася обмирал и, как только Ваня закончил говорить, облегченно вздохнул. Вдруг отец Сергий, ласково погладив Ваню по голове, повернулся к нему:

– А ты рьци ми, чадо, како будеть книжьными словесы: " Ходили суть князи наши воевати городъ Царьградъ".

– " Ходиша, – вспоминая шпаргалку-подсказку Онфима, неуверенно начал Вася, – князи наши воевати градъ Царьградъ".

Поняв, что справился, он откинулся к стене и прикрыл глаза. Постепенно рассеивался страх выдать себя нечаянной оговоркой.

Отец Сергий согласно покивал головой, он медленно прохаживался между лавками. Ученики провожали его почтительными взглядами.

– А ныне, – продолжил урок монах, – реку вамъ, чадьци мои, книжьная словеса: дощи, свеща, одежда, нощь, виждь, даждь. Помьните ли, како та книжьная словеса по-русьску нарекуться? – И он погладил по голове рослого увальня Тимошку, сидевшего на передней лавке.

Тимошка растерянно заморгал и забубнил, подбадриваемый доброй улыбкой отца Сергия:

– По-русьску словеса пременена будуть: дочи, свеча, одежа, ночь, вижь, дажь.

– А ты, – потряс отец Сергий за плечо соседа Тимошки – Степку, осоловело уронившего голову на грудь, видно, разморило его долгое сидение в учебной горнице, – рьци, отроче, како напишеши въ книгахъ русьска словеса: язъ, ягня, осень, озеро.

Степка испуганно встряхнулся, с минуту таращился на учителя, но ответил правильно:

– Напишю, отче, в книгах тако: азъ, агнець, есень, езеро.

"Так, значит, – старательно раскладывал услышанное по полочкам в голове Вася. – В книгах некоторые слова пишутся иначе, чем произносятся. Говорят: одежа, вижю, ворогь, золото, озеро, ягня, а пишут – по-книжному: одежда, вижду, врагъ, злато, езеро, агнецъ. По зачем говорить так, а писать по-другому? Эх, Митю бы сюда, он бы все объяснил! "

Урок закончился, и мальчики за отцом Сергием гуськом потекли к знакомому уже Ване и Васе высокому крыльцу игуменопых палат, где довелось им вчера выдержать строгие расспросы отца Арсения. Здесь располагались поварня и трапезная.

Через открытую дверь ребята увидели в трапезной обедавших монахов. Мальчиков же повели в поварню, где на огромной печи кипели котлы с варевом, а на столе, накрытые чистым рядном, стояли уже готовые пышные караваи хлеба. Дети, помолившись перед едой, уселись с краю длинного дощатого стола, на котором дымилась одна широкая и глубокая миска с густыми щами. Онфим раздал каждому по ломтю душистого ржаного хлеба и по деревянной ложке. Хоть и проголодались ученики, а черпали щи из миски не торопясь, степенно, никто не норовил опередить соседа, как никто не следил ревностно, не большой ли кусок достался другому. Потом Онфим поставил на стол глиняную расписную кружку и, наливая в нее желтое топленое молоко из коричневой с блестящими боками кринки, попеременно протягивал каждому.

Сытная еда разморила ребят, хотелось спать. Но в дверях поварни уже стоял отец Феодосий.

– Сено посечено, надобе сушити, – строго распорядился он.

Ребятишки сонно поплелись из поварни во двор и через Воскобойную башню, в ней монахи делали воск, вышли за монастырские ворота на луг, где под летним июльским солнцем млела скошенная трава. Деревянными грабельками подкидывали, теребили, тормошили, трясли мальчишки легкое подвяленное душистое сенцо. Куда и сонливость делась. Веселыми звоночками звенели их голоса. Не упускали случая подтолкнуть зазевавшегося товарища в копешку сена. Отец Феодосии ребят не одергивал. Работали они справно. Уже с десяток ладных копен стояли на лугу. А что до шуток, то какая без них работа, тягло, а не работа.

– Вась, – окликнул Ваня, когда вокруг никого не было, – надо бы нам Митю с Прохором отыскать, тогда не пропадем. А здесь я слово боюсь выговорить.

– Где их сейчас найдешь? – тоскливо отозвался Вася. – А отсюда уходить никак нельзя. Кругом татары, шведы, помнишь, что Прохор рассказывал. Да и русичи слободские не лучше, поймают, опять в поруб посадят. А за язык ты не бойся. Вон как бойко на уроке отвечал. Скоро совсем освоимся... – и осекся Вася. Рядом стоял неслышно подошедший Онфим и сочувственно слушал чудные в его понимании Васины слова. Онфим пришел помочь "чудиновским погорельцам" грести сено, заметил, что дело подвигается у них не так споро, как у других.

Стараясь отвлечь сироток от их печалей, Онфим стал рассказывать:

– Скоро имуть рожь жати, ныне будеть хлеба много. А въ то лето бысть голодъ хлебьныи. Той осени много зла cтворило ся. Побилъ морозъ обилье по волости, и рожь не роди ся. И бысть голодъ великъ, кадь рьжи купляли по 10 гривенъ, а овса по 3 гривьне, а репе возъ по 2 гривьнъ, яли люди сосновую кору, и листъ липовъ, и мохъ. О горе, по търгу трупiе, по улицам трупiе, по полю трупiе, не могли пьси изъедати чловекъ. Туга, беда на всехъ. Отець мене дасть в монастырь, да бы не умрети ми голодомь.

Онфим замолчал. Былое лихо так и встало у него перед глазами, но, встряхнувшись, он грустно улыбнулся, махнув рукой:

– Поидемъ дому. – И, по-хозяйски оглядев аккуратно сложенные копны сена, поторопил ребят догонять уже двинувшихся с луга других мальчиков.

И вновь покойно зажурчала речь отца Сергия в горнице:

– Добро, чадьца мои, и зело полезно розумети Божественныхъ писанiи ученiе. А реку вамъ, чадьци и сынове, слово о Iисусе Христе, Сыне Божiи. Iисусъ Христосъ приде на землю и учи люди истине и благодати, цели недужьныя, слепыя, глухыя, разслабленыя. Слово истины изрече Iисусъ:

"Възлюби Господа Бога своего всемь сьрдцьмь твоимь, и всею душею твоею, и всею крепостiю твоею, и всемь розуменiемь твоимь, възлюби ближьняго твоего, яко самого себе."

Въ время оно присла за Iисусъмь Марiя рече тако: "Умерлъ есть брать мои Лазорь, приди. Господи, попечалуи ся съ мною". И приде Iисусъ въ домъ ея и уведа, яко умерлъ есть Лазорь, и рече:

"Въстани, Лазоре". И въста Лазорь, оживе, и сверши ся чюдо великое. И много народа увероваша, яко Iисусъ есть Сынъ Божiй. И тако Iисусъ твори чудеса. Жрьци и старейшины жидовьскыя исполниша ся зависти и искаху убити Iисуса. И упросиша Iуду Искариотьскаго, ученика Iисусова, да бы предалъ имъ Сына Божiя, и дата ему тридесяте съребрьникъ за предание Iисуса. И преда Iуда Iисуса стареишинамь жидовьскыимь.

И распяша жиды Iисуса Христа на кресте въкупъ съ двема разбоиникома. Бысть тогда тьма по всеи земли отъ шестаго часа и до девятаго, и при девятомъ часе испусти духъ Iисусъ. И егда умре, бысть знаменiе великое на земли, удари громъ и мълния, и земля трепета. И положиша люди жидовьстiи тело Христово въ гробъ и привалиша камень великъ дверьмъ гробу, да быша не украли тело ученици Его. Марiя же Магдалыни и Марiя Iаковля видеста, кде Его полагаху. И утре идяста къ гробу, и видеста двери гроба отворены, и гробницю пусту, и Ангелъ седящь краю гроба. И рече Ангелъ:

"Не ищете рекомаго Iисуса. Iисусъ въскресе изъ мертвыихъ".

И яви ся Iисусъ ученикомъ въскресъ изъ мертвыхъ, и рече: "3аповъди Мои съблюдете и проповедуите ихъ народомъ, идете во вся языкы и научите вся страны, крестяще во имя Отца и Сына и Святаго Духа". И разъидоша ся ученици Его по вселенеи и проповедаша ученiе Христово, учаще и крестяще люди.

И верьнiи Христу люди зовуть ся христiани. И мы зовемъ ся христiани. Iисусу Христу бо служимъ, а не Роду и рожаницамъ, и не Перуну жертвы творимъ. Перунъ бо и Дажебогъ и Мокошь суть поганыхъ бози. А нашь Богъ есть Iисусъ Христосъ. Онъ вси наши грехы Своею смертью искупи, за ны пострада, и намъ путь правьды показа.

Отец Сергий перевел дух и оглядел притихших учеников. Тимошка робко приподнялся со своей лавки:

– Отче, а кто суть поганiи? Отец Сергий сдвинул брови:

– Поганiи суть иже во Iисуса Христа не верують, а верують въ идолы, въ огнь и въ воду. А мы техъ зовемъ окаянiи безбожьници поганiи.

Он открыл сундучок, извлек из него плотные кусочки бересты и раздал ученикам. Ваня и Вася недоуменно рассматривали квадратик, на котором ровными рядами без пробелов между словами выстроились буквы.

Вася заглянул в берестяной квадратик Онфима:

" Отче нашь, иже еси на небесехъ... ", – разобрал он начало молитвы Господней, с которой начался их сегодняшний день. Но Онфим, начавший было переписывать молитву в свою бересту, остановился на полуслове и, лукаво поглядев на ребят, вытягивавших шеи, чтобы увидеть его писание, принялся рисовать. На бересте появилось диковинное чудище с закрученным, как у собаки, хвостом, с разинутой пастью, из которой высовывался похожий на еловую ветку язык. Чтобы у Вани и Васи не оставалось сомнений в достоверности нарисованного, Онфим сбоку приписал: «Зверь».

Ваня на это пожал плечами, Вася хихикнул, а Онфим взял с лавки новый берестяной лоскуток и продолжил свои упражнения в рисовании. Теперь на бересте явился лихой всадник на неуклюжей лошади и с длинным копьем в руке. Он на полном скаку пронзал опрокинутого навзничь врага, который в отчаяньи взмахивал руками.

Онфим торопился закончить рисунок, и потому на руках у всадника и его поверженного врага недоставало пальцев, а ноги росли у них прямо из головы. Отважный всадник на лошади был, конечно, сам Онфим, что и подтверждалось красовавшейся рядом с рисунком надписью: "Онѳимъ".

Услышав сердитое покашливание учителя, мальчики вспомнили о задании. На лавке лежало еще несколько чистых берестяных кусочков. Вася потянул один из них, отдал Ване, взял кусочек себе и, сжав в руках на манер карандаша тонкую костяную палочку, принялся разбирать слова в доставшейся ему бересте: " Господи Iисусе Христе, Сыне Божий, молитвъ ради Пречистыя Твоея Матере и всехъ святыхъ помилуй насъ. Аминь".

Вася весь вспотел, пока вычерчивал угловатые буковки молитвы, однако заметил при этом, как внимательно следит за его рукой отец, Сергий.

Череда уроков длилась до вечера. Отец Сергий неторопливо вел свою спокойную речь:

– Добро есть, чадьца, почитанье книжьное. Что глаголють книгы. Красота воину оружье и кораблю ветрила, тако и праведнику почитанiе книжьное.

Аще ли въпросите о словеньскыя букваря: кто письмена сътворилъ есть? Кто книгы переложилъ? Реку вамъ: святыи Константинъ Философъ, нарицаемый Кириллъ, та письмена сътвори и Мефодiи, братъ его.

Аще въпросите: въ кое время? Реку вам: яко въ времена Михаила, царя гречьска, и Бориса, князя болгарска, и Растица, князя моравьска...

Учитель говорил, а Вася, глядя в небольшое сводчатое окошко горницы, думал. Древнерусские слова легко ложились на память. Вставали перед глазами не виденные им никогда прежде, но все же откуда-то знакомые образы. Вот Кирилл Философ с братом своим Мефодием – образованные, ученые греки – едут в славянские земли, в княжества Великой Моравии. Они едут туда проповедовать христианство. Но греческий язык, на котором написано Евангелие, чужд славянам. Тогда Кирилл переводит с греческого на славянский язык Священное Писание и записывает свой перевод совершенно новыми – славянскими! – буквами. У каждой буквы свое имя. Это чтобы легче их запоминать. " Азъ" – имя буквы А, «букы»– имя буквы Б, " веди" – так зовут букву В. А когда учились читать славянские дети, и моравские, и болгарские, и русские тоже, то составляли из этих букв «склады»: «букы»+"азъ" = ба, «веди»+"азъ" = ва...

Вася очнулся от своих мыслей, как от видения, встряхнул удивленно головой. Воображение унесло его так далеко, что усыпило осторожность. Он снова подобрался весь, напрягся, вслушался с вниманием в рассказ отца Сергия.

Вечером, когда закончилась церковная служба и мальчики плескались во дворе в большом деревянном корыте, куда подливал воду приглядывавший за ними монах Феодосий, отец Сергий подошел к беглецам и тихо позвал их с собой. Ваня и Вася, испуганно переглянувшись, двинулись за монахом.

Отец Сергий привел их в чистенькую узенькую келейку в одно окно, к которому была придвинута скамья, рядом на подставке стояли глиняные баночки с черной, красной, золотистой, голубой красками, лежали тонко заостренные палочки для письма. На скамье небольшой стопкой были сложены широкие и плотные, как картон, листы. Листы были желтоватые, как пенка на молоке, не всегда ровные по краям, с редкими мелкими дырочками. Ваня пощупал лист рукой. Вот это да! Он-то думал, что это бумага, а топкие твердые листы оказались из кожи!

– Я в "Детской энциклопедии" читал, что такие листы называли пергамент, – зашептал Вася, – их выделывали из телячьей кожи. А дырочки эти не от того, что плохо делали, шкур без дырок не бывает.

– А как на них книжки печатают?

– Ты что, забыл в каком мы веке? Книги печатные еще не скоро появятся, они здесь рукописные. Смотри, – Вася показал глазами на отца Сергия, задумчиво перебиравшего исписанные рядами черных букв листы. Верхняя, начальная страница была украшена затейливым узором, а самая первая, заглавная буква " В" свивалась из красных с золотом колец гибкого драконьего хвоста, сам же дракон с доброй улыбающейся мордой восседал рядом.

– И отец Сергий от руки книги пишет, – продолжил Вася. – С двух сторон листы испишет, потом сложит их в тетрадки, тетрадки сошьет в книгу, приделает к ней переплет – деревянные доски, обтянутые кожей, и готово, – дошептал Вася все, что хранила его память из прочитанного когда-то в энциклопедии.

– А помнишь в церкви книгу в металлической оправе с цветными камушками? Онфим сказал тогда, что это Евангелие в серебряном окладе с "каменiемь и жемьцюгомь". И в музее мы видели, помнишь? Красотища какая!

Отец Сергий по-прежнему тихонько стоял у окошка, перебирал исписанные листы и, казалось, поглощенный этим, не слышал шепота ребят, но это было не так, отец Сергий напряженно прислушивался к разговору погорельцев. Кто эти дети, те ли, за кого себя выдают? Что-то не припоминал отец Сергий в Чудиновской слободе Ивана-кузнеца. Говорят с трудом, не очень связно. И, кажется, понимают не все, что им говорят, не отошли горемыки от потрясения? Но друг друга-то они понимают отлично, говорят между собой бойко и свободно, но говорят по-чудному, вроде и по-русски, и не по-русски, на очень странном языке. Уж не лазутчики ли? Господи! Прости мою душу грешную! Сколько врагов кругом! Проклятые татары, шведские рыцари... Уже и дети подозрительными кажутся. На самом ли деле Ванятка с Васяткой? А, может, подосланы разведать, как укреплен монастырь, чем будем защищаться? Надо еще попытать их расспросами, горько заключил свои мысли отец Сергий и, оглянувшись, подозвал к себе ребят.

– Знаета ли, чадьца, како книгы пишуть въ монастыри?

– Не, – мотнул головой Ваня. Он предпочитал высказываться покороче.