Текст книги "Никогда не говори «навсегда»"
Автор книги: Татьяна Тронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
– Конечно, есть!
Катя достала большой альбом, положила его на колени Ганину.
Алевтина Викторовна, тетя Нина, тетя Даша, Лизавета Прокофьевна в платке, некто в камуфляжной форме, краснощекий и улыбающийся – а, дядя Митя! Катя, Катя, еще раз Катя – совсем юная. В школьной форме. Далее – фотографии ее подруг.
И потом, резко, без всякого перехода – голый младенец с изумленным взглядом круглых глаз, лежащий на пузе. Абсолютно лысый. Пухлые руки с «перетяжками».
– Он?
– Он! – с гордостью сказала Катя. – Тут ему полгода. А вот здесь уже год…
Она присела рядом с Ганиным на корточки и, листая альбом, рассказывала, каким их сын был в раннем детстве. Какой у него был аппетит в младенчестве. Как вел себя в детском саду. С каким чувством пошел в первый класс…
Ганин смотрел то в альбом, то на ее затылок с тонкой ниточкой пробора. Смотрел на ее тонкие сильные руки, которые мелькали перед ним… И слушал ее, узнавая о жизни своего сына – той ее части, которая, казалось, была навсегда потеряна для него, Ганина…
Он улыбался, смеялся, укоризненно качал головой… Потом снова улыбался. Он испытал странное, доселе незнакомое чувство умиления, когда разглядывал фотографии своего сына в младенчестве. И в первый раз пожалел о том, что не слышал его первых слов, не видел его первых шагов. «Да, – вздохнул он. – Есть дети, и есть… дети. Глупая, глупая Ритка!.. Глупый я!..»
– Чего ты вздыхаешь? – спросила Катя, посмотрев на него снизу вверх.
– Так, просто…
Нельзя, нехорошо, бессмысленно было сравнивать Катю и Риту, но Ганин не мог не делать этого сейчас. Почему-то именно так ему было легче понять Катю – в сравнении с другой женщиной.
Катя ничего не испугалась.
Она же была совсем одна… И она не побоялась сделать этот шаг – хотя, казалось бы, был очень простой и легкий выход.
Ганин закрыл альбом и положил его на руки Кате. Затем снова подошел к стеллажам.
– Ты когда начала этим заниматься? – спросил он. Просто потому спросил, что надо было о чем-то говорить.
– Давно. Я уже и не помню. Кажется, когда носила Мику, – пожала Катя плечами.
Кого хотели догнать кони, куда умчаться? За кем? Куда стремились Катины мысли? В какую сторону она посылала этих деревянных гонцов?
«За тобой, – шепнул ему внутренний голос. – Тебя она искала и тебя ждала!»
– Ты, кажется, хотел со мной что-то обсудить, – напомнила она.
– Да. Вот что, Катя… вопрос очень серьезный, – он подошел к ней, нащупывая в кармане маленькую бархатную коробочку. Слава богу, хоть колечко он догадался приобрести заранее!
– Я тебя слушаю, – прошептала она, сведя темные брови.
– Ты будешь моей женой?
– Что? – темные брови удивленно поползли вверх. – Что?..
– Ты будешь моей женой, Катя? – повторил он.
– Ганин… – ошеломленно выдохнула она. – С ума сойти… Ты мне делаешь предложение?
– Да. И ты скажи – да! – улыбнувшись, подсказал он. Достал коробочку и открыл ее. Синим огнем блеснули сапфиры на белом золоте.
– Теперь понятно… – Она вдруг засмеялась – сначала тихонечко, а потом все сильнее. – Ой, не могу… теперь понятно, отчего ты расфуфырился, как индюк…
– Катя!
– Нет, Гришенька, нет! – смеялась она, и по щекам ее текли слезы. – Нет, нет, и еще раз нет!
– Ты подумай… ты ведь все еще любишь меня. И я тебя люблю. У нас есть сын.
Неожиданно Катя перестала смеяться, ладонью смахнула слезы.
– Вот именно – сын, – мстительно произнесла она. – Ты из-за сына делаешь мне предложение.
– Ну да, и из-за него тоже! Послушай, он очень соскучился по тебе. Он… он разрывается между нами. Он хочет, чтобы мы были вместе.
– Он… – повторила Катя. – Мика – ребенок. Нельзя во всем идти у него на поводу! Ганин, он тебе просто на шею сел!
– Но должен же я как-то искупить…
– Вот именно – искупить! – перебила Катя. – Ты потому мне предложение делаешь, что хочешь искупить!
– Катя… – Он попытался обнять ее, но она вырвалась.
Захлопнула коробочку с кольцом и сунула ему в нагрудный карман.
– Милый Гришенька, я тебе уже говорила – ты очень хороший человек… Несмотря ни на что – очень хороший. И… и порядочный. Но… – Катя вдруг остановилась, потрясенная какой-то мыслью. – Послушай, а как же Рита?
– Мы расстались.
– Из-за меня? Ты ее бросил? – с отчаянием спросила Катя.
– Мы расстались по обоюдному согласию! – раздраженно повторил Ганин.
– Из-за меня… – сквозь зубы процедила Катя. – Скольким людям я уже испортила жизнь!
– Ничего ты не портила! – окончательно рассердился Ганин. – Ты была не причиной, а лишь поводом…
Катя отвернулась, закрыв ладонями уши.
Ганин развернул ее и принялся целовать. Но она уклонялась, выворачивалась из его рук…
– Я не выйду за тебя замуж, не выйду! – кричала она. – Отстань от меня! Ты опоздал! Тебе надо было сделать это двенадцать лет назад… Поздно, Гришенька, поздно!
– Ничего не поздно…
Он все-таки сумел ее схватить. И, изо всех сил прижимая Катю к себе, почувствовал, как возле его груди стремительно колотится ее сердце. На мгновение она словно ослабела, и ее губы ответно раскрылись. Но только на мгновение…
Потом Катя оттолкнула его.
Тяжело дыша, они стояли друг напротив друга.
– Я люблю тебя, – сказал Ганин. – Вот что хочешь со мной делай! И вообще… Я тебе ни одного слова поперек не скажу! Я теперь другой человек – совсем не такой, каким был раньше.
– Я теперь тоже другая, – покачала она головой. – И мне теперь совсем не хочется спорить с тобой.
– Так это же здорово! Теперь мы, наверное, сможем существовать рядом.
– Существовать… – передразнила она. – Нет, я хочу жить!
– Послушай, ты просто цепляешься к словам! – снова рассердился он.
– Нет, Гриша, нет… – Катя отвернулась. – Все напрасно. Лучше уходи. Ты знаешь – я не передумаю.
– Знаю… – со злостью сказал он. – Но что мне сказать нашему сыну? Он так надеется…
– Скажи, что я обещала подумать. Ну, соври что-нибудь…
– Катя, я не собираюсь врать собственному сыну! – строго ответил он.
– Удивительные у вас отношения… – усмехнулась она.
– Ладно, совру. В исключительных случаях можно. Даже необходимо. А потом… Может быть, потом он сам все поймет…
Он возвращался от Кати со странным чувством.
«А ведь я чувствовал, что она откажет мне, – думал он, стоя в пробке на Садовом. – Только не хотел в это верить».
Он достал из кармана коробочку с колечком, еще раз полюбовался на него. «Опоздал на двенадцать лет», – сказала она. Значит, действительно ждала его все это время. До тех пор ждала его, пока у нее внутри все не перегорело.
Как горько, насмешливо она смеялась…
И Ганин снова представил, как тяжело ей было когда-то. Одной, с младенцем на руках. Всякие тетушки-бабушки, конечно, помогали ей, а потом появился тот добряк со странной фамилией. Как его там? А, Толик Лаэртов… Конечно, формально она никогда не была одна, но… но она ждала именно его, Григория Ганина. А потом ей надоело его ждать…
Поток машин медленно тронулся в сизом облаке июньского марева.
Ганин равнодушно забросил коробочку с кольцом в «бардачок».
Все эти сапфиры в золоте ничего не стоят, если они не на ее руках…
* * *
Дивно-дивно цвел жасмин под окнами…
Есть запахи, которые странно будоражат воображение и заставляют представлять то, что в реальной жизни вряд ли произойдет. Аромат жасмина как раз такой.
Лето в городе было тихим, каким-то благостным. Вязкая, привычно удушливая жара начисто лишала сил. Не было ни ссор, ни споров, не кричали соседи снизу, выясняя отношения, не шумели подростки в ближайшем парке, не сигналили друг другу истошно машины, проносящиеся по дороге. Дрожащий голубоватый воздух был пропитан ленью, а на лицах редких прохожих читалась отрешенная покорность судьбе.
Это городское лето надо было просто пережить, чтобы потом, в бесконечных декабрьских сумерках, вспоминать с ностальгическим сожалением мутное белое солнце, пыльную листву, долгие светлые вечера, наполненные отдаленной музыкой, навязчивый запах шашлыка, скамейки, спрятавшиеся в кустах, бурно вспенившееся пиво, которое выплескивалось из открытой бутылки на горячий асфальт и моментально высыхало…
Катя сидела на балконе в раскладном маленьком шезлонге и завороженно смотрела вдаль – на блистающие стеклами башни, отражавшие вечерний свет. А ноздри щекотал запах цветущего под балконом жасмина.
Катино воображение занимал Григорий Ганин. Незваный гость, которого невозможно прогнать. Нет, не то чтобы она сожалела, что отказала ему, – о сделанном она не жалела. Она просто представляла, что было бы, если бы Ганин был рядом. Как он прикасался бы к ней, какие слова шептал на ухо…
Легкий ветер щекотал ее обнаженные руки – как будто это он осторожно прикасался к ним губами. Потом она вспомнила ту ночь – в который уже раз.
«Дело не в Ганине, а в том, что сейчас лето. Я одна, я еще не совсем старуха. Осталось желание любить. Еще жасмин этот дурацкий… – Катя поморщилась и склонилась над перилами. Дунул ветер, и стало видно, как с кустов внизу сыплются на газон белые лепестки. – Где же Лаэртов?!»
Толик Лаэртов звонил ей уже три раза. В первый раз утром, когда срывающимся голосом сообщил ей, что поссорился с Верой Петровной, второй раз – днем, когда попросил Катю о встрече, и третий раз – час назад, сказав, что уже выезжает. Катя уже начала беспокоиться о нем, но в этот момент в глубине квартиры раздался звонок.
Катя поспешно выбежала с балкона.
– Толик, так долго, я уже начала беспокоиться! – с упреком сказала она, впуская бывшего мужа.
– Катенька, я с ней еще раз поссорился – как раз перед выходом! Мама хочет окончательно меня раздавить! – возбужденно сообщил Лаэртов – вспотевший, растрепанный, в клетчатой мятой рубашке и широких льняных штанах, живо напоминающих моду послевоенных лет. – Она позвонила Ключникову и сказала, что будет жаловаться на него в Академию наук. Мы с Ключниковым пишем книгу о скандинавской литературе и ее влиянии на современное искусство. И договорились уже, что фамилия Ключникова будет стоять первой на титульном листе – ну, согласно алфавиту… ведь сначала идет буква К, а потом уже Л. Но маме это очень не понравилось – она считает, что все основные темы разработал я, а Ключников – лишь подмастерье. И она ему позвонила и высказала свое мнение! Естественно, мой соавтор жестоко обиделся. Если, ко всему прочему, взять в расчет еще и те интриги, которые творятся у нас на кафедре…
– Толик, Толик, успокойся… – Катя вытащила Лаэртова на балкон, усадила в шезлонг, в котором до того сидела сама, и принялась обмахивать бывшего мужа газетой. – Ты ведь сейчас закипишь, как чайник!
– Нет, ты не представляешь… – никак не мог он успокоиться. Волосы торчком стояли у него на голове, обнажая высокий лоб с залысинами, очки то и дело грозили соскользнуть с носа. – Весь мой труд под угрозой!
– Я тебе очень сочувствую, – серьезно сказала Катя. – А ты можешь обойтись без этого твоего Ключникова?
– Что? – Очки все-таки соскочили, и Толик едва успел подхватить их.
– Я так думаю, что твоя мама небезосновательно выступает против твоего соавтора…
– Катя, и ты! – обреченно застонал тот.
– Я просто спросила!
– Нет, я понимаю… Но дело в том, что у Ключникова связи в издательстве, и без него никто не возьмется меня печатать!
– Тогда другое дело, – печально вздохнула Катя. – Такие времена!
– Вот-вот! Я сто раз объяснял это маме, но она решительно не хочет меня понимать…
Катя продолжала махать на него газетой.
– Ты маменькин сынок, Лаэртов, – не без злорадства напомнила она. – Борись!
– Да как с этим бороться… – Он безнадежно махнул рукой. – Маму уже не переделаешь. Она полностью контролирует каждый мой шаг! Дает мне указания, с кем можно общаться, а с кем нет… Кормит одними кашами и паровыми котлетами. А тертая морковь?! Диетическое питание, диетическое питание… – с ненавистью пробормотал он. – Ты не представляешь, Катенька, как звереешь от этого диетического питания! Она сама выбирает мне одежду, несмотря на то, что мне уже сорок лет, и я, казалось бы, должен делать это сам…
– Опять же личной жизни препятствует, – серьезно кивнула Катя. – Ты вспомни, Лаэртов, когда ты в последний раз занимался любовью?
– Катя! – побагровев, возмущенно завопил он. Потом задумался и принялся машинально загибать пальцы на руке.
– Перестань, я пошутила… – Катя шлепнула его по плечу газетой. – Меня твоя личная жизнь совершенно не интересует.
– Да, а где Мишенька? – вдруг очнулся Лаэртов. – Он у бабушки?
– Нет, он у своего отца.
– У кого? – с изумлением спросил бывший муж.
Пришлось Кате рассказать ему все то, что произошло с ней за последнее время. История получилась выхолощенная и сильно отредактированная – пугать Лаэртова душераздирающими подробностями Кате вовсе не хотелось…
– Ну надо же! – ошеломленно воскликнул он, выслушав Катю. – И ты отдала мальчика этому… Григорию Кирилловичу?
– Ага, – грустно кивнула Катя. – Григорий Кириллович оказался неплохим отцом. Кстати, никогда раньше не находила в нем этого таланта… Но жизнь идет, люди меняются.
– Да-да… – задумчиво пробормотал Лаэртов. – Я вот, например, в последнее время ко всему прочему увлекся ирландскими сагами.
– По-моему, ты всю жизнь ими занимался… – растерянно сказала Катя.
– Катюша, милая, я занимался исландскими сагами! – с укором произнес Лаэртов, но, впрочем, тут же отвлекся: – «Кухулин сидел у стен Туры под звучно шелестящим деревом; его копье было прислонено к скале, его щит лежал на траве близ него. В то время, как он думал о могучем Каирбаре, герое, убитом в битве, пришел разведчик с берегов океана, Моран, сын Фихила. «Вставай, Кухулин, – сказал юноша, – вставай: я вижу корабли севера. Многочисленны, вождь народа, враги наши!» – торжественно продекламировал Толик. – Кстати, дело закончилось плохо – враги все-таки убили Кухулина.
– Какая жалость, – вздохнула Катя.
– Да, и знаешь, какие недостатки, по мнению древнего автора, были у Кухулина? – оживился Лаэртов. – Ни за что не угадаешь! Герой, оказывается, был слишком молод, слишком смел и слишком прекрасен.
«Слишком молод, слишком прекрасен…» – эхом отозвалось у Кати в голове. И она опять почему-то вспомнила о Ганине – о том, каким тот был двенадцать лет назад.
– Так ты говоришь – давно не видела сына? – спросил Толик.
– Не совсем… Нет, мы с ним встречаемся время от времени, я звоню ему каждый день, и все такое…
– И все равно ты скучаешь по нему?
– Разумеется! Но, ты знаешь, Толик… я бы меньше всего хотела, чтобы Мика стал маменькиным сынком.
– Ну да… – снова покраснел Лаэртов. Достал из кармана большой платок, напоминающий полотенце, и принялся вытирать им вспотевший лоб.
– Я не хотела тебя обидеть, Толик.
– Я и не думал на тебя обижаться, – улыбнулся он. – Ты – единственная женщина, Катя, которая относилась ко мне хорошо. Значит, ты одна сейчас?
– Совсем одна! – засмеялась она.
– Тогда я тебе хочу кое-что предложить. Собственно, я и шел сейчас к тебе для того, чтобы посоветоваться… – Лицо Толика приобрело вдохновенно-озабоченное выражение. – Как ты относишься к провинции? К маленьким городкам, где патриархальный, размеренный уклад жизни, где тихие радости и видны звезды на ночном небе? Где нет всей этой суеты, карьеризма, поклонения Мамоне, разврата и порока…
– Ты слишком идеализируешь провинцию, – усмехнулась Катя. – Но, в общем… Почему ты спрашиваешь?
– После отца остался домик – в одном тихом городке на Оке… – Толик, будучи человеком, близким к искусству, выражал свои мысли в подчеркнуто литературной форме. – Там давно уже никто не живет. И я подумал – отчего я сижу в этом пыльном Вавилоне, что меня здесь удерживает?
– Ты хочешь уехать? – удивленно спросила Катя.
– О нет, не уехать… – Лаэртов загадочно улыбнулся и поднял вверх палец. – Сбежать! Словом, Катенька, замыслил я побег…
– От Веры Петровны?
– Не только. Ото всех! Может быть, в первую очередь – от себя…
– И что ты станешь там делать – в этом городке на Оке?
– А что другие люди делают? Просто жить, как и все! – убежденно ответил тот. – Писать свои труды. В самом деле – к черту Ключникова, надо пробиваться самому! Конечно, придется время от времени наезжать в столицу…
– А на что ты там будешь жить, Толя?
– Во-первых, у меня есть кой-какие накопления. Весьма скромные, но мне много и не надо… – с удовольствием принялся объяснять Лаэртов. – Во-вторых, там есть краеведческий музей, и мне предлагают место заведующего.
– Ого!
– Да-да, Катенька, я все продумал! У меня там есть знакомый, отец Варсонофий. Это он, собственно, и хлопочет за меня…
– Священник?
– Ну да! Исключительной души человек. Святой! Таких в столице и не встретишь…
– Вера Петровна знает о твоем решении? – беспокойно спросила Катя.
– Пока еще нет.
– Она будет против.
– Ну и что с того! – в отчаянии закричал Толик. – Мне надоело быть вечным ребенком. Я хочу жить, жить… Ты понимаешь?
Он в возбуждении вскочил, забегал взад-вперед по балкону. Потом наклонился, втянул ноздрями воздух.
– Какой сказочный аромат… Это что там у вас цветет, Катя?
– Жасмин. Разве ты не знаешь?
– Божественно… Я ничего не знаю! Ни цветов, ни трав. Я не знаю, как пахнет речная вода, какого цвета бывает небо… Я мечтаю о природе! – застонал бывший муж. – В общем, так, Катенька… Я предлагаю тебе поехать со мной.
– Куда? – растерялась она.
– Туда, на Оку… В тот городок… Знаешь, я уже рассказал отцу Варсонофию о тебе!
– Да бог с ним, с твоим Варсонофием… – забеспокоилась Катя. – И в каком качестве ты меня туда приглашаешь?
– В качестве жены, разумеется! – Лаэртов снова вытер лоб платком.
– Толик!
– Что, ты против? – смутился он. – Ну, тогда просто так будь со мной… как друг. Ведь тебя все равно ничего здесь не держит…
Катя не знала, плакать ей или смеяться.
– Я так и знал, что ты откажешь мне, – убитым голосом произнес Лаэртов.
– Позволь мне подумать, – улыбнулась Катя. – Знаешь, Толик, твое предложение так внезапно…
– Да-да, я не тороплю тебя! – моментально воспарил духом тот.
– Даже если я и не решусь остаться в этом твоем городке навечно, я все равно тебя там навещу, – серьезно произнесла она. – Обещаю!
Толик с чувством чмокнул ее руку.
– Толик…
– Что?
– Вера Петровна – пожилой человек, – осторожно напомнила Катя.
– Господи, да у нее здоровье лучше моего! – с досадой воскликнул Лаэртов. – Я понимаю, на что ты намекаешь…
– Толик, твоя мама может решиться на все, чтобы вернуть тебя. Ведь если она в один прекрасный день позвонит тебе и скажет, что смертельно больна, – ты ведь не бросишь ее, правда? Ты сразу примчишься в Москву – даже если это будет игра…
– Боюсь, что она начнет звонить мне на следующий же день после моего отъезда… – вздохнул тот. – Нет, это невозможно… Ты права, Катя, тысячу раз права – у меня ничего не получится!
Толик едва не заплакал от огорчения.
– Вот что… – задумалась Катя. – Ты ей скажи, что если она вдруг плохо себя почувствует, то пусть сразу обращается ко мне. Ведь я же в Москве – ближе, чем ты! Я и в самом деле готова за ней присматривать… А если случится что-то серьезное, то я немедленно поставлю в известность тебя.
– Катенька, ты же знаешь ее характер, – вздохнул Лаэртов. – Она, как бы это помягче выразиться…
– Она терпеть меня не может! – выпалила Катя. – Но тем лучше. Поскольку ей не захочется видеть меня лишний раз, она не станет устраивать сцены по пустякам…
* * *
Разговор с Лаэртовым имел свои последствия.
Катя, конечно, не собиралась переезжать в «тихий городок на Оке» – уж слишком она любила Москву. Но зато она вспомнила о своей матери. Это была явная несправедливость – о чужой матери обещала заботиться, а свою почти забросила…
Катя попыталась вспомнить, когда она в последний раз видела Алевтину Викторовну, и пришла к выводу, что, пожалуй, не меньше двух месяцев прошло с тех пор. Они, конечно, перезванивались, но разве это может служить оправданием?..
«Мама в последний раз как-то странно говорила со мной… Шепотом. С чего бы это? – задумалась Катя. – Кого она боялась разбудить или от кого скрывалась? Не от бабы Лизы же! И ведь пустой разговор какой-то был, ничего не значащий, в духе – «все хорошо, прекрасная маркиза». Нет, что-то у них не так…»
И Катя на следующий же вечер, без всякого предупреждения, отправилась после работы в свой родной дом.
– Катенька! – то ли испугалась, то ли обрадовалась Алевтина Викторовна, когда увидела на пороге дочь. – А я тебя не ждала…
– Чего ты все шепчешь? – сурово спросила Катя, обняв ее. – Или у тебя что-то с горлом, а? К доктору ходила?
– Я здорова! – перепуталась Алевтина Викторовна и покосилась на закрытую дверь, которая вела в кухню. За дверью раздавался какой-то шум.
– Кто там?
– Там? Там Митенька…
– А с кем это он?
– Ну, друзья к нему зашли, и все такое… – потупилась Алевтина Викторовна.
– Пьет, значит, – констатировала Катя. – Я только одного не понимаю – чего это он тут пьет, а не у себя?
Вопрос остался без ответа.
Из другой двери осторожно выглянула баба Лиза. Посмотрела на Катю одним глазом и осторожно прикрыла дверь, даже не поздоровавшись.
– Что с ней? – удивилась Катя. – Она в порядке?
– Абсолютно, абсолютно в порядке! – истово закивала мать.
– Какие-то вы странные все… – с раздражением сказала Катя и прошла в большую комнату. – Тетя Нина с тетей Дашей как?
– Тоже слава богу…
– А где телевизор? – поинтересовалась Катя, увидев пустой угол. – Вы его в другую комнату перетащили, что ли?
– В общем, да…
Они замолчали, усевшись в креслах друг напротив друга.
О чем еще можно было поговорить с матерью, Катя не знала. Каждый раз, посещая этот дом, она испытывала смесь раздражения и жалости, а почему, она не догадывалась.
– Хорошо, что Мишеньку сегодня не привезла, – вдруг сказала Алевтина Викторовна, разглядывая свои пухлые руки.
– Почему?
– Ну там же… эти, – неопределенно кивнула она в сторону двери.
– Так выгони их! – возмутилась Катя. – В самом деле, дядя Митя совсем совесть потерял… Такого, по-моему, раньше не было!
– Не было, – обреченно пробормотала мать.
– Ну-ка, выкладывай все, – строго сказала Катя. – Что тут у вас происходит, а?
Алевтина Викторовна всхлипнула и смахнула с круглой розовой щеки маленькую слезинку.
– Митеньку Леонида из дома выгнала… – с трудом выдавила она из себя.
– Давно?
– Что – давно?
– Давно дядя Митя с вами живет?
– Сейчас скажу… Уже третью неделю, я так думаю.
– Сколько?! – с ужасом переспросила Катя. – И вы все это время терпите его безобразия?!
– Катенька, но он нам не чужой, он же мой брат. Не выгоню же я его на улицу! И потом, он не каждый же день друзей сюда приглашает, – возразила мать. – Вот позавчера его весь вечер вообще не было, пришел только под утро…
– Какой кошмар, – с отвращением произнесла Катя. И вдруг догадалась: – А телевизор он, что ли, пропил?
Алевтина Викторовна потупилась.
– Не углядели! – с сожалением покаялась она. – Я как раз в магазин ходила, а денег дома – ни копейки… Ну, он с друзьями и вынесли его.
– Мама! – закричала Катя, схватившись за голову. – Почему… неужели тебе нравится такая жизнь?
– А что делать? – перепугалась та. – Ты, пожалуйста, тише… Я не могу выгнать родного брата на улицу!
– Не родного! – рассердилась Катя. – У вас с ним разные отцы! – напомнила она. – И вообще, раз он тут в гостях, то должен вести себя смирно… А если не может, то пусть разменивается с женой! Леонида тоже хороша…
– Он и собирается с ней размениваться! – торопливо закивала мать. – Только это не сразу делается… А за нас ты не беспокойся – сейчас Ниночка с Дашей приедут, и мы с бабой Лизой к ним отправимся… Временно, пока Митя с Леонидой не разберутся.
Катя потеряла дар речи.
– Нет, это невозможно… – наконец с трудом выдавила она из себя. – И вы же с бабушкой еще из собственного дома должны убегать!
– Катя, но что мы можем сделать…
Катя не стала ее дослушивать, выскочила из комнаты и помчалась в кухню.
В первый момент ей показалось, что она попала куда-то не туда – в сизом табачном дыму почти ничего не было видно. За столом сидели дядя Митя и еще двое. А на столе бутылка, стаканы, колбаса колечками, стрелы зеленого лука…
– Так вот, я и говорю – нечего этому Муркину выпендриваться, – вещал дядя Митя, кулаком подперев голову. – Он склад забыл запереть, а нас премии лишили! Это явная несправедливость, и мы, блин, должны протестовать… Я правильно рассуждаю, Колян?
– Абс-с…олютно! – горячо подтвердил один из сидевших за столом. – А это кто к нам пожаловал? Родионыч, племяшка твоя, что ли?
– Она самая! – совершенно искренне обрадовался дядя Митя. – Стасик, познакомься…
Третий из сидевших громко икнул.
– Катя, очень хорошо, что ты пришла, – бодро продолжил дядя Митя. – Ты вот что, ты нам картошечки свари. Ну, а если сама не хочешь ручки пачкать, то Альку позови…
Катю даже затрясло от бешенства.
– Сейчас, разбежалась! – сладострастно прошептала она. – Картошечки ему… А ну – вон! Все – вон!
– Ну и молодежь нынче пошла, – скорбно заговорил Колян. – Вот скажи, Стасик, твои дети позволяют себе таким тоном с тобой общаться?
Стасик икнул и энергично затряс головой.
– Пошли отсюда, вы, пропойцы!.. – Катя схватила чугунную сковородку и замахнулась. – Я за себя не отвечаю! Сделали из дома притон…
– Невоспитанные и нервные – вот они какие, эти молодые, – ехидно заметил Колян.
Дядя Митя ловким движением перехватил Катину руку и отнял сковородку.
– Катя, не мешай нам, – с досадой произнес он. – Колян, Стас, ну-ка…
Троица сгруппировалась и дружно вытолкала Катю обратно в коридор.
Конечно, Катя отчаянно сопротивлялась. И именно в тот момент, когда она брыкалась у них в руках, в это короткое мгновение она поняла Фаину. Почему та хотела убить консервным ножом Личутина… Потому что некоторые люди обладают способностью вызывать у окружающих приступы неуправляемой агрессии. В данном случае Катя была готова убить Дмитрия Родионовича. А если еще вспомнить, что дядя Митя подружился с Германом…
– Откройте! – закричала Катя, барабаня кулаками в дверь. – Немедленно! Вы что себе позволяете, а?..
Она подергала за ручку, но кто-то изнутри придерживал дверь.
Баба Лиза опять выглянула в коридор. Катя пошла к ней.
– Ну как, ты довольна? – грозно спросила она.
Баба Лиза села на свой диванчик и поправила платок на голове. Потом зажевала губами.
– Я спрашиваю – ты довольна? – настаивала Катя.
Баба Лиза снова проигнорировала вопрос.
– Чего-то кости ломит, – задумчиво произнесла она. – Не иначе, как дождь собирается…
Катя села рядом с ней, обняла за сухонькие плечи.
– Видишь, каково оно – с Митенькой твоим жить? – едва не плача, пробормотала Катя. – А ты к нему все сбежать хотела…
Баба Лиза снова пожевала губами. От нее пахло скипидаром и лавандой…
– Он плохой, он очень плохой, – точно маленькой, пыталась растолковать ей Катя. – Он никого не любит, кроме себя! Ты вот, наверное, даже на кухню не можешь теперь зайти, чаю попить…
– Чай мне Алечка приносила. Сюда, – с достоинством заметила баба Лиза. – А мальчики чего – пусть они там своими делами занимаются…
Катя застонала сквозь зубы.
В это время в коридоре едва слышно тренькнул звонок. Пришли тетя Нина и тетя Даша.
– А вот и мы! – радостным шепотом сообщили они. – Мама, ты готова? Аля, собирай ее…
– Да вы с ума сошли! – рассердилась Катя. – Хотите бросить все и сбежать? А что потом от квартиры останется?
Тетки молча переглянулись.
– Ну что же мы можем сделать… – нерешительно протянула тетя Нина.
– С Митькой бесполезно бороться! – согласно подхватила тетя Даша.
– А может быть… – задумчиво начала Алевтина Викторовна, но не договорила, нахмурилась.
– Нас четверо, а их всего трое, – сказала Катя. – Выкинем их отсюда!
Баба Лиза зашуршала в своей комнате.
– Чего это вы там задумали? – проворчала она сквозь приоткрытую дверь.
Ее вопрос оставили без ответа.
– Они, в общем, почти готовы, – прошептала Катя. – Через полчаса, максимум – час, с ними уже можно будет что угодно делать.
Вчетвером женщины расположились в большой комнате.
– И то правда… – после напряженной паузы сердито произнесла Алевтина Викторовна, глядя в пустой угол, где раньше стоял телевизор. – Невозможно это безобразие терпеть!
Катя чмокнула ее в щеку.
– Правильно, мамочка! Выгоним их и больше не пустим.
– А куда же Митенька пойдет? – вздохнула тетя Нина.
– Не чужой же человек… – уныло подхватила тетя Даша.
– Пойдет к Коляну. Или к Стасику. Или на фабрику. Переночует там на складе, – коротко объяснила Катя.
– Не по-человечески это…
– А с нами он по-человечески поступает?!
Через час все осторожно выступили в коридор.
– Кажется, заснули. Тихо там у них… – прошептала Катя. – Ну, вперед. Вытащим их на лестницу, по одному…
Они пробрались на кухню. Там все плавало в сизом тошнотворном дыму. Тетки подхватили Коляна и потащили наружу. Алевтина Викторовна с Катей – Стасика. Сложили обоих аккуратно на лестничной площадке, возле лифта… Мужики никак не реагировали, только Стасик во сне громко икнул.
– Тяжелый, гад! – с ненавистью произнесла Алевтина Викторовна.
Они вернулись назад.
Дядя Митя лежал головой на столе и сладко похрапывал.
– Ты за руки, а я за ноги… – скомандовала тетя Даша.
– Ой, боюсь… – пискнула тетя Нина. – Аленька, помоги!
Они втроем потащили дядю Митю, а в коридоре, в тесноте, вдруг выронили его – как будто вязанка дров грохнулась на пол.
– Вот собаки… – невнятно пробормотал дядя Митя. – Я же сказал – не кантовать!
– Все из-за тебя, Дашка! – прошептала тетя Нина.
– Почему это из-за меня? – обиделась тетя Даша.
Дядя Митя открыл глаза.
– Изверги! – отчетливо произнес он. – Что ж вы делаете, а?.. Мама!
Алевтина Викторовна побледнела.
– Мама! – неистово позвал дядя Митя.
В комнате бабы Лизы что-то зашуршало, и она выскочила в коридор сама с упавшим на плечи платком. Увидела своего сына на полу и всплеснула темными негнущимися руками.
– Митенька!
– Бабушка, не надо, – попыталась перехватить ее Катя, но старушка оказалась неожиданно проворной.
– Мама, они меня убить хотят, – отчетливо произнес дядя Митя.
– Митенька! – рванулась вперед баба Лиза.
Насмерть перепуганные тетя Нина и тетя Даша пропустили ее вперед. Старуха шлепнулась на пол и, раскинув руки крестом, заслонила сына.
– Не дам! – неистово зашептала она. – Что хотите, делайте, а его – не дам!
Алевтина Викторовна зарыдала.
Катя стала поднимать бабу Лизу, но та отчаянно сопротивлялась, телом заслоняя сына. Кажется, она всерьез решила отдать жизнь за него.
– Да помогите же! – взмолилась Катя. – Мама! Теть Нин, теть Даш…
– Не дам! – вопила баба Лиза.
– Бабушка, да с чего ты взяла, что мы его убиваем? – закричала раздраженно Катя. – Мы просто хотим вынести его из квартиры!
– Не дам!
Тетки, обнявшись, зарыдали. Катя без сил опустилась на пол.
– Вас бог накажет, – торжественно произнес Дмитрий Родионович, приоткрыв один глаз. – Злыдни…
– Ты ужасный человек, дядя, – мрачно сказала Катя. – Ты испортил жизнь своим близким, из-за тебя чуть не погиб Мика, а теперь твои сестры с матерью вынуждены бежать из дома… Ты ужасный человек!
