Текст книги "Серийные преступления"

Автор книги: Татьяна Ревяко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

Дикий маршрут

Генри Ли Лукас уже несколько лет ждет казни в камере смертников. Шансов на помилование нет, но и приговор, вероятно, не будет приведен в исполнение…

«Я был довольно видным парнем, но дыра на лице вместо выбитого глаза приводила меня в отчаяние. Часто смотрел в зеркало, думая о том, почему все считают меня последним человеком. Самой жестокой была мама, она называла меня дьявольским отродьем и проклятьем своей жизни.

Лукас убил мать. Размозжил ей голову бутылкой, а тело разрезал более чем на 100 кусков. В 16 лет лечился в заведении для психически больных. После того, как был признан здоровым, сел в автобус и отправился искать счастья на Западе.

„Я ничего не умел, а мой искусственный глаз и тюремная куртка выглядели подозрительно. Поселился в дачном прицепе на заброшенной стоянке, питался отбросами. В это время приехала старая проститутка Бетти. Она напомнила мне мать, поэтому убил ее молотком, а затем задавил автомобилем“.

Переломным моментом было знакомство с Оттисом Тулом в баре для гомосексуалистов в Сент-Луисе.

Тридцатилетний приятель имел богатое криминальное прошлое. Вместе заманили в безлюдное место водителя цистерны, убили его и отправились на машине на юг.

В кабине грузовика была кровать, кондиционер, холодильник, а изобретательный Оттис сконструировал душ, который использовался для смывания пятен крови. Ежедневно проезжали сотни миль, подсаживая „голосующих“, которые не знали, что это их последний путь.

„Оттис был генератором идей. Украл где-то книжку с описанием обычаев людоедов, благодаря чему мы смогли расширить наше скромное меню. Обычно насиловали свои жертвы дважды: до и после убийства, а потом вырезали длинные полосы мяса и жарили на сковороде. Не все люди были нам по вкусу, но если приправить мясо кетчупом, блюдо было не намного хуже гамбургера“.

Аппетиты каннибалов были огромными, это подтверждается тем, что за год скитаний они убили 97 человек. Возраст и пол жертвы значения не имели, и приговор выносился после того, как они убеждались, что пассажир планирует длительный выезд в другой штат. Насилия и убийства производили в укромных местах, после трапезы закапывали останки. Обычно отрезали голову, расквашивали лицо молотком и прятали в другом месте. Последней жертвой в этом ряду стал Оттис, „приговоренный“ к смерти Луксом за измену.

„Я опасался, что он убьет меня и продолжит путешествие с мексиканским бандитом. Оба умели водить машину. К сожалению, вынужден был оставить грузовик в предместье Меттл-Рока, поскольку он был весь окровавлен“.

Убийца двинулся дальше один, оставляя ужасные следы на обочинах шоссе и автострад. Жертвами были мужчины, женщины и дети, безжалостно убитые молотком, ножом или проволочной петлей.

„Меня постоянно бил озноб, а отчаяние и страдания жертв приносили некоторое облегчение. Смотрел им в глаза и убивал, как только, смирившись, они переставали бояться. Понимал, что делаю зло, но чувство мести за испорченное детство было сильнее. Хотел их жизни, тепла и мяса“.

В 1981 году он заболел воспалением легких, следствием чего были частичный паралич рук и потребность в уходе. Поиски подруги продолжались несколько месяцев, их страшным итогом стали 30 пропавших без вести женщин. В 1981 году пришел к мысли взять девочку из приюта, а для этого требовалось собрать документы о трудовой деятельности и счете в банке. Приобретение бумаг стоило жизни десяти мужчинам.

Обмануть начальницу детского дома было несложно; благодаря этому выехал на автостраду с четырнадцатилетней удочеренной Бецки. Миновали несколько штатов, доехав до Техаса. Здесь несколько недель жили у пожилой женщины Катерины Рич, помогая ей ухаживать за горным садиком, потом вступили в протестантскую секту.

„Приняли нас в общину без всяких вопросов. Бецки целыми днями пела псалмы и начала забывать обо мне. Не заслуживала оставаться в живых. Напоил ее отваром кактуса, и мы вышли на шоссе…“

Тела девочки не нашли, поскольку расчлененный труп убийца разбросал на расстоянии 40 миль вдоль шоссе. Через два дня Лукас вернулся в коммуну, сказав, что Бецки уехала неизвестно куда. Никто не проверил его слов.

„В сентябре снова начал мерзнуть, но смерть какого-то случайного человека была не в состоянии дать мне тепло на длительное время. Приехал к старушке и застрелил ее в роще“.

Останки госпожи Рич нашли 7 июня 1983 года. Через два дня Лукас потерял свой револьвер. Анализ пуль и отпечатков пальцев дал основание для ареста. В декабре предстал перед судом по обвинению в трех убийствах. Процесс был очень громкий, привел к введению в Техасе смертной казни.

Обвиняемый в последнем слове сознался еще в одном убийстве. Ему не поверили, но произвели проверку и нашли труп. На очередном процессе его снова приговорили к смерти, но финал был похожим – указание очередного места убийства и трупа. До февраля 1991 года Лукас признался в 357 убийствах и указал места, где были спрятаны тела.

„Должен тянуть время, – сказал он с улыбкой на пресс-конференции, – поскольку меня слишком быстро обвиняют. Хватит выявления одного трупа в месяц. Я убил более 600 человек. Не успеют меня казнить…“

И продолжение этой истории: все же в Техасе казнили этого самого крупного серийного убийцу в истории США. Дело его, однако, оставляет много сомнений. Как говорил классик: „А был ли мальчик?“

Из своих 59 лет Генри Ли Лукас просидел в тюрьме 33. Если отбросить еще годы детства, то у него оставалось не так уж много времени на 600 с чем-то убийств, в совершении которых он признался.

„Я не представляю, чтобы кто-нибудь, во всяком случае человек, был способен убить 600 человек, – заявил сам Лукас корреспонденту „Вашингтон пост“ в конце сентября 1994 года. – Я сочинял самые жуткие детали, которые только можно себе вообразить насчет того, как я уродовал людей. Я заявил, что порубил одну девушку на куски и сделал из нее гамбургер. Да не делал я ничего такого“.»

(Детективная газета, № 8, 1995) (КОД, № 12, 1996)

Охота за трупами

В калифорнии оглашен приговор по одному леденящему кровь делу.

Двое бывших калифорнийских гробовщиков, признанных виновными в краже органов и торговле оными, были приговорены к максимальному сроку, а именно: к 3 годам и 8 месяцам тюрьмы. Они «крали сердца мертвецов и разбивали сердца живым», как образно заметил судья.

Воровством органов занимались 60-летний Джерри Сконс и его 57-летняя жена Лориент Сконс, державшие похоронное бюро в городке под названием Пасадим. Жену также признали виновной в подделке донорских разрешений на посмертное использование органов.

…В 50-е годы американская комиссия по атомной энергии активно изучала ткани и кости усопших для выяснения того, как в них откладывается после ядерных испытаний стронций-90. Результаты этих изысканий начали обсуждаться в научной литературе еще в 1957 году. Однако курс на рассекречивание документов взятый администрацией Клинтона в последние годы, привел к обнародованию новых материалов, свидетельствующих о масштабах правительственной «охоты за трупами» в 50-х годах и особенно после 1954 года, когда в Тихом океане была испытана водородная бомба. Всего за подотчетный период было собрано и изучено тысячи полторы тел без извещения родственников.

Возвращаясь к калифорнийским «похитителям сердец», отметим, что они не первые, кого задержали за подобным промыслом. В 1987 году, например, во Флориде возбудили иск против пятерых граждан, будто бы похищавших человеческие органы в похоронных конторах для продажи в Саудовскую Аравию и Гондурас.

(КОД, № 3, 1996)

Одиночка

1 декабря 1989 года артисты ленинградской рок-группы Рацен, Макаров и Красный ужинали в ресторане киевской гостиницы «Москва». В 22 часа 15 минут они вернулись в номер и увидели, что балконная дверь приоткрыта. Не было оставленных на спинках стульев импортных кожаных курток и некоторых других вещей.

Бригада Ленинского райотдела милиции обнаружила на балконе следы обуви. Недалеко от балкона снизу вверх был протянут молниеотвод. Служебная собака внизу возле молниеотвода взяла след, нашла на косогоре выброшенные перчатки, вывела на Крещатик и там работу прекратила. Для установления преступника при райотделе была образована специальная группа.

2 декабря в 22 часа заместитель директора киевского ресторана «Русь» Воронова зашла в рабочий кабинет, в котором отсутствовала 2 часа и увидела, что окно, выходящее на крышу пристройки, разбито. Из шкафа исчезло велюровое пальто с воротником из меха ламы, норковая шапка, сумка с деньгами и документами.

Бригада Печерского райотдела милиции установила, что разбито также окно в кабинете санитарного врача. Крышка находящегося там сейфа отогнута. Правда, похищать из сейфа было нечего. При райотделе для установления вора была создана специальная группа.

5 декабря 1989 года гражданин Югославии Стоянович, вернувшись после ужина в номер, находившийся на втором этаже гостиницы «Октябрь» в Черкассах, не обнаружил кейса, в котором были 2 тысячи марок ФРГ и 100 долларов США, трех кожаных курток и ряда других вещей.

В тот же вечер несколько ранее французский гражданин Савуайан Дидье в той же гостинице проснулся от звона разбитого стекла. На балконе он увидел человека с металлическим прутом в руках. Дидье закричал. Человек быстро перелез через перила и стал спускаться вниз. Подбежав к окну, Дидье увидел обращенное вверх лицо. С его слов милицией был изготовлен фоторобот неизвестного.

13 декабря из гостиницы «Братислава» а Киеве были похищены вещи и деньги граждан ГДР Мануэлы Бацель и Никель Квеер. Двери на балкон в их номере были открытыми.

7 января 1990 года из гостиницы «Мир» в Киеве были похищены деньги и вещи гражданок Макаровой и Коноваловой, а 13 января деньги и вещи гражданина Юнусова из гостиницы «Дружба».

Утром 27 февраля 1990 года работники бухгалтерии ресторана «Шахтер» в Донецке не обнаружили сейфа, в котором было оставлено на ночь более 16 тысяч рублей. Срочно вызвали милицию. Сейф нашли на крыше прилегающей к бухгалтерии пристройки, в тридцати метрах от окна. Дверца сейфа была сбита металлической трубой.

Милиции удалось снять на крыше отпечаток кроссовки неизвестного.

Александру Трохименко не везло в жизни. Его отец расписан с матерью не был, оставил ее еще до рождения сына. При регистрации в загсе ребенка записали на фамилию матери, отчество она дала ему экзотическое – Жанович.

Скорее всего оно выплыло со страниц какого-то французского романа. Бог весть какими путями попавшего в руки колхозной доярки. Старшую сестру Александра, в метрике которой вместо фамилии отца тоже стоял прочерк, она нарекла полностью на иностранный манер – Анитой Жановной.

Никакого Жана ни в их селе на Черкасщине, ни в его округе и близко не было. Но выдумала она себе красивого, сильного и смелого Жана – не чету местной простоте. Со временем житейские хлопоты, видимо, полностью вытеснили из головы доярки французский роман. Сына она назвала обычным русским именем. А отчество дала такое же, как у дочери.

Здоровьем доярку Бог не обидел. Но тяжелая работа, личная неустроенность, заботы о малолетних детях и больных родителях стали для нее непосильной ношей. Простудилась, махнула рукой – когда там было вылеживаться?

Осложнение перешло на легкие. На первых порах она не обращала внимания. И упустила время. Лечиться начала, когда туберкулезный процесс принял открытую форму.

Детей пришлось отдать в интернат – самой не по силам было за ними ухаживать. В двенадцать лет Александр остался круглым сиротой – дед и бабка умерли почти в одно время.

В интернатах известно какая жизнь. Далеко не все, конечно, в них плохо. У него остались в памяти добрые слова воспитателей, учителей. Но больше приходилось слышать злых. Немало повинен в этом и прямой, неуживчивый характер, доставшийся по наследству скорее всего от неизвестного отца.

В 13 лет с ним случилось невероятное приключение. В укромном закутке интернатского двора он нашел бутылку вина. Решил попробовать. Налил немного – вкус сладкий, приятный. А вскоре легко и удивительно радостно закружилась голова. Он выпил всю бутылку и стал невменяемым.

Для интерната это было ЧП. От воспитанника Трохименко поспешили избавиться и отправили его в психиатрическую больницу на исследование.

Никаких психических аномалий врачи у мальчика не нашли. Снова его определили в интернат, уже другой, в пригороде Киева Пуще-Водице. Здесь он закончил 8 классов.

Решил учиться дальше. В девятый класс поступил в Смеле, в тот самый интернат, из которого был выдворен. И снова повздорил с руководством. Пришлось забирать документы и идти в ПТУ.

В ПТУ – тоже известно какая жизнь. Общежитием, питанием, формой был обеспечен. Но это и все. Многие его сверстники носили импортные джинсы и куртки, имели кассетники и даже мотоциклы.

И обида поднималась в его душе, не обремененной воспитываемыми с ранних лет моральными правилами. Ему тоже хотелось иметь все эти прекрасные вещи, не ждать, когда сможет заработать на них деньги – иметь сейчас.

Увидел во дворе одного из домов оставленный без присмотра магнитофон – беспечность проявил работавший в Черкассах гражданин ГДР. Не долго раздумывая, он спрятал магнитофон под куртку, принес в общежитие…

На следующий день он уже давал показания милиции. Его пожалели, уголовное дело не завели, передали материалы в комиссию по делам несовершеннолетних.

Тоска по красивой жизни не переставала грызть душу. Вскоре он притащил в общежитие переносной телевизор, который украл из багажника стоявшей в гараже машины. В тот же день похвастался знакомым: вот, мол, приезжал богатый родственник, подарил. Но воспитателя провести не удалось.

Суд приговорил его к 2 годам лишения свободы. Пока условно, но с обязательным привлечением к труду в специально определенных местах – на бытовом жаргоне – «химии». А там… Что такое «химия» – опять же ни для кого не секрет. Никак не место, где люди перевоспитываются. И попал он еще неудачно. Непрекращающееся пьянство, матерщина, драки. Может, и втянулся бы в эту жизнь, но не нашел для себя компании по душе, попал в коллектив, в котором все были старше его. Не выдержал, сбежал. Оставшиеся до конца срока год и 49 дней отбывал не условно.

На свободу вышел 21 августа 1981 года. Что делать дальше? У сестры своя семья, она и сама не устроена, снимает где-то угол. Ни жилья, ни одежды приличной. В кармане тридцатка. Он купил водки. Ночевал на вокзалах. На пятый день решил ограбить машину – было это в Кременчуге. Разбил вечером в «Москвиче» боковое стекло, открыл дверцу. Во внутреннем шкафчике нашел очки, авторучку, фонарик – всего на 16 рублей.

Недалеко стояла вторая машина, боковое стекло было слегка приоткрыто. Опустил его ниже. Здесь и вовсе нечем было поживиться. Сел за руль. Водить машину он не умел, стал наугад крутить свечу зажигания. Мотор заработал, машина тронулась. Отъехал метров 25, остановился. И попал в руки милиционеров. Теперь за воровство и угон машины был приговорен к 3 годам лишения свободы.

Освободился 27 августа 1984 года, отбыв полный срок наказания. Так же, как и раньше, без своего угла, в лагерной робе, так же с 30 рублями в кармане. И ночевал первую ночь на вокзале. Только теперь он уже был старше, опытней и злее. Теперь решил фонарики и авторучки не воровать. Если уж брать, то брать что-либо посерьезней.

Приехал в Пуще-Водицу, где когда-то учился. Через балкон забрался в номер санатория «Труд», в чемодане под кроватью нашел 200 рублей. В соседнем номере взял 93 рубля, часы с браслетом и джинсы. Получилось все удивительно просто. «Так и надо жить, – решил он, – только надо знать, какой номер брать».

Купил вина, водки. Новым знакомым, у которых ночевал, сказал, что нашел сто рублей на трамвайной остановке. Пьяным был задержан милицией. И не нужно было милиционерам быть Пинкертонами, чтобы догадаться, кто совершил кражу в санатории.

На этот раз на свободе он был 29 дней. В лагерь отправился на 5 лет. Отбыл от звонка до звонка.

Как прошли эти годы? Процитируем характеристику, подписанную начальником исправительно-трудовой колонии:

«По характеру хитрый, лживый, наглый, склонен к употреблению наркотиков, к тунеядству, бродяжничеству, воровству, игре на материальный интерес, участию в группировках отрицательной направленности. На будущее планов не имеет, намерен продолжать бродячий образ жизни, заниматься воровством».

Из текста видно, что это скорее не характеристика человека, а характеристика его взаимоотношений с начальством колонии.

Из этой же характеристики явствует, что за время пребывания в колонии он имел 69 взысканий. Подобное кажется невероятным. Обычно осужденных, у которых зарегистрировано нарушений вдвое меньше, переводят на тюремный режим.

На свободу он вышел 5 октября 1989 года. Все как раньше, только в кармане всего 20 рублей. В Сумы, куда его определили под надзор милиции, не поехал. Кто там ждет?

Теперь он знал, что делать. Прежде всего надо было прилично одеться, обзавестись карманными деньгами.

Приехал в Киев.

Через окно забрался в университетское общежитие.

Все, что ему было нужно, нашлось в студенческой комнате.

18 октября его поздно вечером задержали пьяным в общежитии школы-интерната, где он когда-то учился. Потянуло вдруг в родные пенаты, хоть вообще-то общительностью он не отличался. На воле почти не жил, в колонии приятелей тоже не завел. Освободившись, воровать ходил один. Но вот, тошно стало одному.

Одет на этот раз он был вполне современно, в руках транзисторный приемник, в кармане – около тысячи рублей. Объяснил, что деньги – это возвращенный долг, приемник купил за сотню у незнакомого парня.

Все это было краденым. Но еще не имела милиция ориентировки.

Как бродягу, не приехавшего после освобождения к назначенному месту жительства, его поместили в приемник-распределитель. В приемнике держат месяц. Потом обязательно куда-то определяют. А куда было определить его? Опять в колонию? Так вроде еще преступления не совершил. В Сумы, к месту надзора? Так оказалось, что документы у него не в порядке. В справке, выданной в колонии, клерк, сделав несложный перевод с французского на русский, записал его не Жановичем, а Ивановичем. И получилось, что по единственному имевшемуся на руках документу он это не он, а другой человек. И порекомендовали ему ехать назад в колонию переписать справку. Так он и поехал! Не совсем же свихнулся, чтобы какую-то справку переписывать.

Выйдя из распределителя, он, что называется, выдал гастроль. О ней рассказано в начале очерка.

14 марта в Енакиево вместе со знакомыми он ввязался в пьяную драку, достал нож и несколько раз что было силы ударил своего противника. В тот же вечер сел в поезд, вернулся в Киев.

«Теперь крышка, – мрачно думал он, протрезвев. – Наверное, я его убил».

В Енакиево по факту нанесения ножевых ранений было возбуждено уголовное дело. Экспертиза квалифицировала их как легкие телесные повреждения. Во время драки он был пьян и его удары почти не имели силы.

В Киеве он на время затаился. Нашел подругу, поселился в ее доме, на первых порах денег хватало. 29 апреля пьяный был подобран милицией и доставлен в вытрезвитель. Оттуда, как неисправимый бомж, опять попал в приемник-распределитель. А там выяснилось, что он разыскивается по подозрению в нанесении ножевых ранений в Енакиево. И пошла следственная раскрутка.

Киевский городской суд под председательством Н. Л. Кузьмина признал его особо опасным рецидивистом и приговорил к 12 годам лишения свободы в колонии особого режима с конфискацией всего личного имущества. Какое у него имущество?

Здесь описаны лишь те эпизоды воровства, которые вменяются ему в вину судебным приговором. В обвинительном заключении этих эпизодов в два раза больше. Обвинение по многим из них суд счел недоказанными, выделив их из дела в отдельное производство, вернул на доследование.

Кражи в гостиницах не редкость. Многие быстро раскрываются, многие остаются нераскрытыми и фиксируются таковыми по территориальной принадлежности в отделе милиции, снижая производственные показатели.

16 декабря 1989 года с 20 до 21 часа неизвестный проник через окно в 105-й номер гостиницы «Москва» и похитил 276 рублей, магнитофон «Легенда» и кроссовки.

Примерно в это же время или чуть позже в гостинице «Славутич» были похищены 1150 рублей и дубленка из 302 номера у гражданина Магавариани и кейс гражданина Мамедова из номера 304. Вор, по всей видимости, проник через балкон. Следствие во всех трех кражах обвинило Трохименко. Суд не счел доказательства убедительными. Время совершения краж было определено недостаточно точно. Если оно совпадало, то очевидно, что их не мог совершить один человек. Но даже если теоретически вор мог успеть побывать в обеих гостиницах, весьма мало вероятно, чтобы после одной кражи он тут же помчался бы на такси совершать другую.

16 октября 1989 года неизвестный ночью проник через балкон в номер 320 гостиницы «Славутич» и похитил 1000 рублей и часы у спящего гражданина Салтанова. Оттуда через балкон забрался в номер 322 и похитил 350 рублей у гражданина Панова, затем 322 рубля у гражданина Хасанова из номера 327. Факт кражи не вызывал сомнения. Но у суда возникло сомнение относительно обстоятельств. Как мог вор с балконов четных номеров перебраться на балкон нечетного номера, находящийся с другой стороны здания?

14 апреля 1990 года в гостинице «Братислава» у несовершеннолетнего Лосева из номера 709 были похищены деньги и вещи на общую сумму 1000 рублей, у гражданина Капанидзе из номера 806 – 1648 рублей.

27 декабря 1989 года в этой же гостинице из номера 1110 у гражданина Канджая исчезли кожаный плащ и брюки общей стоимостью 1000 рублей.

Во всех трех случаях вор, по обвинительному заключению, забрался через балкон.

Следствие обвинило в кражах Трохименко. Суд посчитал обвинение недоказанным, поскольку не было добыто убедительных объяснений того, как Трохименко смог забраться на балконы седьмого, восьмого и тем более одиннадцатого этажей. Да и зачем ему залезать столь высоко, когда на одинаковый успех он мог рассчитывать и на более низких этажах?

Встретился с Трохименко автор данного материала Кирилл Иванченко уже после приговора в следственном изоляторе, когда он готовил кассационную жалобу в Верховный Суд УССР. Правда, особых надежд на нее не возлагал.

– В чем же, по-вашему, приговор не справедлив? – спросил, понимая, что почти каждый осужденный считает приговор чересчур суровым.

– Эпизод с рестораном «Шахтер». Я там ни при чем. На крыше пристройки я был, верно. Забрался, чтобы найти номер для ночлега.

Это прозвучало неожиданно.

– Номер для ночлега?

– Ну, да. Я не раз так ночевал. Залезу вечером в пустой номер – и сплю до утра. Потом тихонько выбираюсь.

Каждый устраивается в гостиницу, как умеет. Несмотря на то, что, как правило, свободных мест в ней нет.

– А сейф не мой, я бы не поднял его – он 80 килограммов весит.

– Написано в обвинении, что вы по комнате катили его на счетах.

– Это же глупость. Какие счеты сейф выдержат? И, потом, на крыше он лежал в 30 метрах от окна. А следа волочения нет. Ну как бы я смог на себе его перенести?

– Вы отказались на суде от многих краж, в которых сознались на следствии. Почему сразу брали на себя лишнее?

– Эпизодом больше, эпизодом меньше – мне какая разница? Ответ, в общем, один. Следователи просили – я и брал на себя. Мне за это водку давали.

– Откуда у них водка?

– Была. Правда, один раз. Несколько раз я подруге звонил, она приносила. Пил из горла, прямо в кабинетах следователей.

– Когда, в каких отделах?

Он ответил. Но здесь адреса не называются – не собраны доказательства. Да и нужно ли их собирать? В общем, не секрет, что подобный метод следствия существовал давно, существует и вряд ли исчезнет в будущем.

– Кроме донецкого эпизода, со всем в приговоре согласен?

– В общем, да. Правда, еще эпизод в гостинице «Москва» не мой. Там третий этаж высоко. У меня рука больная, по громоотводу я туда просто не мог бы забраться.

– Но доказательства собрали убедительные. Отпечаток обуви, выброшенные перчатки.

– Так в следствии же профессионалы работают. Они умеют дела в суд оформлять. Но здесь я не в претензии – пусть будет эпизодом больше. А за ресторан буду апеллировать. Там особо крупный размер – это дополнительная статья. Из-за нее мне 12 лет влепили.

– Долгий, конечно, срок. Но ведь сколько краж и четвертая судимость.

– Отвечать за все надо по закону. Прокурор просил даже 14 лет. Да знал бы я, лучше бы вышел на толпу – и из автомата… Больше бы не дали.

– Здесь «вышка» была бы.

– Если бы квалифицировали, что я действовал из хулиганских побуждений, никогда.

– Вам предъявлен иск на 25 тысяч. Понятно, что оплатить его вы не сможете. Люди ни за что пострадали.

– А я чего хорошего от людей видел? Да и не последнее я у них забрал, если они селились в люксах и тысячи в пиджаках оставляли.

– В перечне украденного вами много вещей: кожанки, шапки, джинсы, свитера…

– Перечни эти слишком раздуты.

– Сейчас вещи стали дефицитом, продаются втридорога. Но вы-то, видимо, спускали их почти даром?

– Вообще даром. Дарил в основном, не продавал.

– Зачем же брали?

– Я говорю, что навесили лишнее. Я деньги в основном искал. Ну там шапку, еще кожанку. А шмутки мне зачем – кому их продавать?

– Неужели в колонии не запаслись адресами скупщиков?

– Нет, не запасся.

– Вы считаете себя вором?

– Я воровал, но я не вор.

Ответ удивительный. Настоящий вор в законе гордится своим статусом. Он не скажет, если это неизвестно заранее, с кем воровал, сколько украл, кому сбыл. Но о том, что он вор, что уже никогда не будет горбатиться, заявляет с самодовольством.

У Шукшина в «Калине красной» есть точные, не посвященным непонятные слова. Смысл таков:

– Оставь его, он был мужиком, не вором, – говорит один из прежних «коллег» о главном герое.

Воры блюдут чистоту касты, отмежевываются от всех остальных, называя их мужиками или фраерами.

Таким образом, в касту он не принят. Но за короткое время, которое пробыл на свободе, совершил столько краж, что и профессионалу мог нос утереть.

– У вас уже опыт. В зоне приспособитесь, выйдете досрочно.

– Не умею я приспосабливаться. Буду мотать весь срок.

– А дальше? За старое?

– Зачем? Я бы и сейчас, если бы мне дали нормальный документ, да жить было где, пошел бы работать. А то вышел – ни кола, ни двора, ни денег, одежка тюремная. Куда такому идти?

– Так ведь и потом такое будет.

– Только я потом не таким буду. Все, хватит. Сколько можно по зонам загибаться?

Хочется думать, что говорит он искренне. И дай ему, как говорится, Бог. Только пошла его жизнь наперекосяк, через пень-колоду. Куда он от нее денется?

(К. Иванченко. Банда Ващука. Киев, 1991)