Текст книги "Рейтинг (СИ)"
Автор книги: Татьяна Гищак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
– Ну как, полегчало?
Саша очнулся на знакомом диванчике, только Тины не было рядом. Будто спал, и все приснилось. Боли нет, только слабость и сонливость. Два охранника по бокам. В кресле – физиономия с залысинами.
– Нам твоя подружка все рассказала, так что можешь особо не упорствовать. – Толстяк улыбнулся, довольный собой и выражением лица собеседника. – К ее несчастью, у модов не развивается зависимость к аналгетикам, и мы ее скормили тоннельным червям.
– Это неправда. – Самообладания еще хватало на то, чтобы не поверить сказанному. – Тоннельные черви не едят модов.
В голову лезли дикие мысли: «По сценарию Тина должна была утонуть, так что с червями перебор».
– Ты прав. – Неожиданно подтвердил обвинение во вранье собеседник. – Модка твоя жива. Как бы это ни банально звучало, и дальше будет жива, если ты выполнишь одну услугу.
Посмотрел врагу в лицо? Широкое, но какое-то серое, невзрачное. С маленьким глазами и крупным носом. Самоуверенный дурак, погубивший не только себя, но и самых близких людей. Что дальше? Руки связаны, а бежать нет сил.
– Я выполню. Что именно?
– Как насчет того, чтобы убрать верхние этажи? Меня, знаешь ли, бесит эта чертова надстройка, где каждый лезет как жуки в банке друг на друга, вбив себе в голову, что достоин стать небожителем. Ты видел небо? Вот и я хочу увидеть.
Глазные щели собеседника стали уже, а Сашу Линника наполнило странное ощущение удовлетворения, – он наконец-то добился ответ хоть на один свой вопрос. Странное, потому что радости от услышанного было мало, но ощущения были сродни тем, что возникают, когда находишь выход из лабиринта. Этот ответ многое расставил по местам в предложенном Асей квесте.
Ломов, да и Гольдштейн, наверное, сказали бы: «Подробности. Тяни подробности. Можешь вывести его из себя, но не переборщи. На эмоциях человек может сболтнуть то, что не хотел говорить. Перегнешь и рискуешь жизнью…»
Эти мысли натолкнули предложить:
– Можно съездить на экскурсию.
– Да, если у тебя есть рейтинг и возможность пересечь кордон, – раздраженно ответил враг.
– Можно получить рейтинг и съездить на экскурсию. – Решил продолжать в той же манере. Но собеседника на эмоции раскрутить было сложно.
– И потерять свободу. – Заявил он с чувством собственного достоинства.
«Тогда разговорить, опираясь на здравый смысл…»
– Наверху считают наоборот, что свободы лишаются те, кто не решается получить регистрацию.
– А мне насрать, что считают наверху! Я снесу этот верх к чертовой матери! – Неожиданно снова прорываются эмоции, но быстро гаснут. – Мы выживем без них. Мы – фундамент. Разобрать руины и восстановить купол несложно. Любое межэтажное перекрытие – уже купол.
– Несущие опоры построены с антидетонаторами, и все сразу их не взорвешь, – напомнил Саша, чувствуя, что знает, что сейчас скажет собеседник.
– Антидетонаторы контролируются центром управления Рейтполиса.
Хотел узнать? Узнал…
– А люди?
– Не люди, а моды, – уточнил собеседник. Это мы люди, вынужденные существовать, а не жить. Как кроты под землей. Они райскую жизнь строят для себя. На наших костях. На таких, как я и ты тоже, между прочим. Ты никогда об этом не думал?
– Я думал и согласился бы без накачивания наркотой.
«Войти в доверие, добраться до сети и бросить маяк…»
– Врешь. Не согласился бы. А теперь согласишься. Потому у меня есть лучший способ тебя подчинить, чем их пресловутый рейтинг. И ты правильно догадался, какой именно.
Часть 3. Профилактика. Глава 11
Чем больше Егор Тришкин вникал в дело «Самозванец», тем больше у него возникало вопросов.
«Допустим, Гольдштейн и Ломов возомнили себя модераторами, – думал он. – Но детектор подтвердил, что ни Гольдштейн, ни Ломов, как и все остальные, причастные к делу, не закрывали нелегала в доме на десятом этаже.» Это был единственный факт, который не стыковался с общей версией, но он же оказался и достаточно весомым, чтобы активно двинуться на поиски как самого Гуляки, так и оставшихся неизвестными похитителей.
Второй отдел поставил на уши информаторов и проверил всех, кто недавно получил доступ к рейтингу и проходил верхний кордон. Егор Тришкин искал мнимых военных, контактировавших с Гулякой на десятом этаже. У него не было точного описания внешности подозреваемых, поэтому круг поиска ограничился несколькими тысячами мужчин среднего возраста. Для того, чтобы всех допросить и при необходимости провести через детектор, требовалось время.
Параллельно удалось выяснить, что нелегальные группировки на втором этаже продолжали существовать и даже стали проявлять повышенную активность, организовав несколько подпольных цехов по производству взрывчатки. Под чьим управлением они действовали – никто не знал. Это был человек не только без регистрации, но, казалось, и без имени. У него не было родных и друзей, постоянного места жительства, специфических черт характера, привычек, слабостей, – всех тех мелких особенностей, по которым можно выделить человека из толпы. Он не устраивал массовых собраний и не выступал на митингах, что было характерно для тех, кто стремился к власти. Он очень редко появлялся на этажах выше второго, что практически исключало возможность его выследить. Был умным, осторожным и от этого особенно опасным.
Дав санкцию на обыск в квартире отца Александра Линника, Егор Тришкин конфисковал прототип симулятора, который был условно назван «Гуляка-1», и три рейтинговые карточки. При этом данные о пересечении кордона были относительно только одной из них, принадлежавшей сестре нелегала. Карточка дочери Гольдштейна, и еще одна, служебная, по документам кордон не пересекали.
Это означало, что у Гольдштейна и Ломова либо были сообщники, а это исключала проверка на детекторе, либо систему управления Рейполисом контролировал другой самозванец. Он-то и помог перейти кордон беглецам.
Последний факт стал весомым рычагом, чтобы снять арест с Петра Гольдштейна и Захара Ломова.
Оставить рейтинговые карточки разыскиваемые могли только в том случае, если отправились туда, где они не нужны. К такому выводу пришли на общем совете, на который Егор Тришкин позвал бывших арестованных.
Петр Гольдштейн вернулся домой изможденным от переживаний. Жена и сын были рады его освобождению, но у него самого радости было мало. Мысли о том, что он «прошляпил» лже-модератора серьезно пошатнули его уверенность в себе. За время заключения морщины не только расползлись по его лицу. Казалось, они забрались глубже, избороздив сердце и душу. Видя подавленное состояние мужа, Анна Гольдштейн в тот же вечер послала сообщение на работу, что берет отпуск. До этого профессиональные обязанности еще как-то отвлекали ее от переживаний за дочь и мужа. Ей казалось, что если время в лаборатории пролетает быстро, то и дочь вернется быстрее. Теперь же она почувствовала, что заниматься до недавнего любимым делом больше просто не может, да и мужу нужна была поддержка. Она предложила вместе отправиться вниз на поиски Тины.
– А я? – спросил Пашка.
Вместо ответа оба родителя так посмотрели на него, что его желание проситься ехать вместе с ними тут же исчезло. Его отношения с сестрой нельзя было назвать теплыми и близкими. Пашка чувствовал, что сестра относится к нему скорее как к неизбежности, чем как к родному брату, и завидовал тем своим знакомым, у кого отношения со старшими братьями и сестрами были хорошие. Но, несмотря на это, он все равно скучал.
– Ладно, тогда после того, как вы уедете, я закажу две большие порции пиццы, можно?
– Почему две? – отвлеклась от напряженного состояния Анна.
– Он в рост пошел. Ты не заметила? – Петр обнял сына, после чего все втроем еще долго сидели вместе, пытаясь найти слова поддержки друг для друга.
Отправиться на поиски дочери вдвоем с женой помешал Егор Тришкин.
Рано утром на следующий день после освобождения Гольдштейна он приехал к нему домой и сообщил, едва переступив порог:
– У меня есть информация. Собирайся, без тебя и твоих людей мы не справимся.
Уже в машине прояснил ситуацию:
– Я нашел крысу, которая слила вниз всё о твоем Гуляке.
– У меня в отделе? – насторожился Петр, чувствуя как холодеют собственные пальцы на руках.
– У себя, – ответил Тришкин сквозь зубы.
Выяснилось, что Сашу Линника действительно «вели» из-за его доступа к системе управления. Более того, оказалось что существует «Гуляка-3», при помощи которого террористы уже ходили к Асе, но безрезультатно. Предстояло организовать масштабное мероприятие, на этот раз не без участия военного ведомства, но так, чтобы не только не упустить террористов, но и вытащить Гуляку желательно целым и невредимым. Это значит, без лишнего шума.
– У них что-то не сложилось с электроникой? – спросил Петр Гольдштейн, когда, приехали в управление и снова собрались втроем – он, Тришкин и Ломов.
– Фиг его знает, – Егор Тришкин уже не подбирал слов.
– Если им известен принцип, то настроить все не представляет большого труда. – Гольдштейн был готов к самому худшему.
– В том то и дело, что они уже давно возятся, но, как я понял, доступ система все равно не дает, – ответил Тришкин. – Чем этот ваш парень такой особенный? Или дело в настройках сетевого дрона?
Петр Гольдштейн ничего не мог ответить на эти вопросы, а Захар Ломов заметил:
– Хорошо, что первый прототип конфискован. – Хотя его отношение к протеже Гольдштейна и не были особо теплыми, но попадать в руки воинствующих отморозков он бы и врагу не пожелал.
– Плохо, – с сожалением ответил Тришкин. – Я конфисковал его раньше, чем обнаружил крысу у себя в отделе.
Ни Гольдштейну, ни Ломову не надо было объяснять, что в таком случае у злоумышленников была возможность скопировать данные «Гуляки-1», и, вполне вероятно, они ею воспользовались.
* * *
Майя протянула Андрюхе внушительную денежную купюру, и он выдал:
– Григорий Лазарев – бывший директор Пристанища.
– В справочнике этого не было, – недоверчиво сказала Майя.
– «Бывший» – значит умер? – спросил в свою очередь Владимир.
– Почему умер? Бывший – это потому, что когда я там жил, он был директором. Давно это было. А сейчас там кто-то другой.
– Хотите еще один спальник? – закономерно предложила Майя, увидев в Андрюхе потенциал говорящего справочника.
А Владимир потянул Андрюху за шиворот от входной двери обратно в комнату, и, когда тот отступил на несколько шагов, сам стал на дверях.
– Никуда не уйдешь, пока все не расскажешь, – пригрозил ему на всякий случай.
Андрюха поведал грустную историю о своей горемычной судьбе и пребывании в Пристанище, которая вкратце сводилась к тому, что там было бы хорошо, если бы не запрещали алкоголь и ширку. А поскольку его вольная душа рвалась на свободу, то он поменял Пристанище на Приёмку и ничуть об этом не жалеет.
– Там я кто? Пропащий, правильно? – рассуждал Андрюха. – Больной, убогий, зависимый. А в приемке я начальник. Хочу – употребляю. Хочу – нет. Никто мне не указ. Да и не надо мне много. У меня есть все, что надо. Это у вас куча проблем – шмотки, бабло, рейтинг. А нахрена вся эта шелуха? Мне и так нормально. А Лазарев – чудной какой-то. Думал, что таких, как я, можно изменить. Зачем это ему, не пойму. Его Модератором прозвали. Это у вас там модератор значит главный среди модов, а у нас мод – плохое слово. Обиделся и слинял куда-то.
Владимир несколько раз за ночь ходил на улицу «подышать». Наркотики и вооруженные бандиты никак не связывались в его воображении с сыном. Даже тогда, когда Майя нашла в рюкзаке Саши оружие и патроны к нему. Он и подумать не мог, что неприятности, в которые влип его сын, могут быть настолько серьезными. Одно дело – сбой в главном компьютере и поиск какого-то типа, желающего осчастливить всех бомжей, другое – реальная опасность для жизни сына и не только его. Маячок Тины довел Владимира до лифтового спуска на первый этаж, где связь оборвалась. Отправляясь к пропащим вместе с сыном и дочерью, он взял на себя ответственность и за Тину тоже. Теперь же чувство вины за то, что растерял детей, не давало не только спать, но и дышать. В тот момент идти за Тиной дальше он не решился – не мог оставить Майю без присмотра.
Ощущение нехватки воздуха усиливалось и к утру переросло в небольшую одышку.
– Папа, тебе плохо? – насторожилась Майя.
– Это от недостатка кислорода, – выдохнул Владимир. За ночь он принял решение написать письмо в службу безопасности или найти другую возможность связаться с людьми, от которых они сбежали вниз. По его мнению, для сына было бы лучшим вариантом наверху считаться обвиняемым во вмешательстве в систему управления, чем внизу оказаться под угрозой расправы бандитов.
– Доигрались, – сурово сказал дочери.
Майя не спорила. Всю ночь сомневалась, рассказывать отцу или нет, что наладка программного обеспечения не была основной задачей брата в службе безопасности. Но так и не решилась. Отец в нескольких фразах дал понять, что подозревал, что служба безопасности не просто так обеспечивала Сашку хорошим рейтингом, хотя и по служебной карточке. Он решил, что его держали как информатора.
– Каждый месяц приезжал домой, – с досадой поделился с дочерью своими мыслями Владимир. – А он наверняка приезжал не ко мне, а по своим заданиям.
– Он к тебе приезжал, – только и смогла возразить Майя, но отец не поверил сказанному.
После визита Андрюхи решили в красном доме больше не задерживаться. Владимир Линник поднял два приготовленных с вечера рюкзака, а найденное оружие сына положил в карман куртки. Уходя, на видном месте на одной из стен Майя нацарапала осколком битого стекла: «Встречаемся на пункте 2» и рядом – контуры пиксельного Гуляки.
– Это для Тины, на всякий случай, – сказала отцу. Их обоих не покидала надежда, что Саша и Тина не пропали навсегда.
В почтовом отделении провозились больше часа. Посылку, в которую Владимир положил письмо и навигатор, с адресом получателя «Служба безопасности Рейтполиса. 2 отдел. Егору Тришкину» долго проверяли, недоверчиво косясь на отправителей. Требовали адрес, хотя его легко можно было бы найти в любом справочном. В итоге Владимир устроил скандал, и посылку взяли.
А когда Майя протянула еще один конверт, на котором значилось: «Центр управления Рейтполисом. Для АСУФ», почтовый служащий только исподлобья посмотрел на нее и взял письмо без возражений, видимо не желая больше связываться со скандальными посетителями.
«Подумал, что мы сумасшедшие», – поняла его Майя.
Когда вышли из почтового отделения, уже начинали включаться дневные фонари. Майя вспомнила, как она удивилась, когда увидела первый раз восход солнца на этаже у Тины. Хотя небо и солнце было голографическим, но впечатлений и от них у Майи оказалось достаточно, чтобы навсегда полюбить ранний восход и поздний закат. У себя дома, на четвертом этаже, называемая «небом» голограмма больше напоминала светящийся потолок с тремя режимами – день, сумрак и ночь. А у Тины в каждый новый день картинка чем-то отличалась от предыдущей. Майя даже несколько дней пыталась их нарисовать, чтобы потом выяснить, с какой частотой голограммы повторяются, но Тина, заметив ее рисунки, объяснила, что на их этаже транслируют реальный восход и закат с камер, обращенных вне купола. Поэтому картинки всегда разные.
Здесь же, среди этих разноцветных домов, о голограмме с восходом солнца можно было бы только вспоминать. Потолок тоннеля плохо просматривался из-за слабого освещения, выглядел серо-черным и напоминал «ночь» в постоянном режиме.
Впереди была длинная-длинная улица и пункт номер два профилактических работ.
Майя настояла на том, чтобы идти дальше согласно так называемому плану профилактических работ Аси. Владимир Линник тоже был не против найти этого злополучного Григория Лазарева и получить ответы на все вопросы, поэтому согласился без лишних уговоров. Даже при всем своем решительном настрое вызволить сына из беды он понимал, что «влом», как сказал Андрюха, одному на бандитов идти нельзя. Он отправил навигатор наверх, предоставив службам реальную возможность найти сына, и отгоняя мысли о том, что за это время может случиться с Сашкой. «Только бы они успели. Только бы посылка не потерялась», – повторял он про себя как мантру.
Часть 3. Профилактика. Глава 12
По дороге к Пристанищу Майя хотя и была озабочена переживаниями за брата и Тину, не могла не обращать внимания на местных «аборигенов». На вокзале им встретились двое нищих, которые надолго запечатлелись у нее в памяти.
Если Андрюха был хотя бы одет, пусть даже в обшарпанную одежду, то на этих были настоящие лохмотья. Они выпрашивали мелочь. Вернее, выпрашивал только один, у второго на шее был огромный зоб, мешавший ему говорить.
Майя невольно замедлила шаг, отстав от отца, засмотревшись на эту пару. Тот, кто просил подаяние, плакал. Слезы капали из левого глаза, оставляя мокрые следы на серой грязной куртке. Второй глаз был сухой и неподвижный.
Неестественно согнутая правая нога и висящая плетью недоразвитая правая рука дополнили жуткое впечатление: «половина человека».
Майя остановилась.
Отец заметил, что она отстала и вернулся, оторвав от жуткого зрелища.
– Он невероятно поломанный жизнью человек, – поделилась с отцом своими впечатлениями Майя, когда они прошли несколько шагов вперед.
В это время сзади послышалось грубое кряхтение:
– Могла бы просто подать еды какой-нибудь, вместо того, чтобы жалеть. Сама вон какую жопу наела!
Майя вздрогнула и поторопилась вслед за отцом.
В поезде она обратила внимание на другую пару – пожилая женщина и девочка лет пяти рядом с ней. Они сидели напротив. Собственно говоря, поездом трудно было назвать несколько вагонов, которые тянул за собой дизельный локомотив. Состав ехал медленно, постоянно дребезжа и шатаясь, и был похож скорее на крытую телегу, чем на поезд. Чтобы скоротать время, Майя достала планшет, но рисовать не смогла.
– Это что у тебя? – спросила девочка.
– Я рисую, – ответила Майя.
– А дай мне порисовать, – попросила маленькая попутчица.
Желание прозвучало настолько искренне, что Майя не смогла отказать и протянула планшет. Потом долго объясняла как им пользоваться, поняв, что ребенок видит такую вещь первый раз в жизни.
Невольно разговорились. Попутчики тоже направлялись в Пристанище.
– Болею я. Вчера было совсем плохо, вот и решила – если что случится со мной, внучку хотя бы пристрою, – поделилась своими проблемами женщина. – Я работать уже не могу, а ей учиться надо.
– А пособия по безработице не хватает? – поинтересовалась Майя.
– Пособия хватает, а кто присмотрит за ней, если меня не станет? – Женщина мельком глянул на Майю и опустила взгляд, принявшить что-то искать в потертой сумочке у себя на коленях.
– Бабуля, ты еще не такая старенькая, чтобы умереть, – прижалась к ней девочка, оторвавшись от рисования, а у Майи защемило сердце.
Пристанище встретило Майю и Владимира угрюмой тишиной. Это было несколько построек, таких же разноцветных, как и большинство местных сооружений, только огороженных высокими решетками. Угрюмость создавали черные одежды его обитателей, их понурые лица и молчаливость, которые для любого посетителя были контрастом по сравнению с активной суетой вне его стен. Дежурному на бюро пропусков Владимир сказал, что они направляются к директору по личному вопросу.
Директором Пристанища оказалась худощавая женщина среднего возраста с аккуратно собранными в пучок волосами. На просьбу срочно связаться с Григориев Лазаревым она ответила, что с тех пор, как Григорий решил жить отшельником, связь с ним практически потеряна, хотя и известно место его уединения. А поскольку это первый этаж, то желание повидаться с ним сопряжено с некоторыми сложностями.
– В нашем положении сложностями трудно удивить, – вздохнул Владимир. А Майя воспрянула духом в надежде, что Тина отправилась именно к Григорию Лазареву, не успев по каким-то причинам или не имея возможности их предупредить. Минипорт-то оставался у брата, а их дороги разошлись.
– Дело в том, что в период вылупления потомства тоннельные черви особенно агрессивны, – озадачила их директор. – И их количество в последнее время непрерывно растет. Риск для вашей жизни не позволяет мне рекомендовать этот визит.
– У нас есть отпугиватель для крыс, – вспомнила Майя.
– Который бесполезен в отношении этой пакости, – приземлил ее отец. – Тут уже Сашкино оружие больше пригодится, чем вонючие пшикалки.
Узнав, что посетители ищут не только Григория Лазарева, но и, возможно, попавшую на первый этаж девушку, директор решилась на откровенность:
– У нас, честно говоря, в последнее время возникло серьезное беспокойство. Я имею в виду активность тоннельщиков. Куда-то исчезли крысы. – Последние слова она сказала заговорщическим шепотом, не зная, какую реакцию эти слова могут произвести на посетителей.
– Они лезут наверх, – объяснила Майя.
А директор продолжила:
– Вы знаете, исчезновение крыс мало кто воспринимает как угрозу. Наоборот, мы вздохнули с облегчением, когда перестали замечать их на кухне нашей клиники. Знающие люди рассказали мне, что побег крыс может быть связан с тоннельщиками. Но никто не воспринимает всерьез эти опасения. Вы знаете, какие у нас люди. Больше тоннельщиков – меньше гниющих отходов, меньше крыс – меньше усилий по борьбе с ними. А люди, привыкшие жить беззаботно, никогда не поймут, что с этим нужно что-то делать.
Своим вопросом Владимир отвлек директора от рассуждений про социальные проблемы пропащих:
– Тут где-то продаются средства борьбы с тоннельными червями?
– Да-да, – спохватилась она. – Но, пожалуй, оружие и хороший запас патронов к нему, желательно с разрывными пулями не меньше двенадцатого калибра будет самым надежным вариантом. – Чуть подумав, добавила: – Меня беспокоит и отсутствие вестей от Григория. Отправлю с вами одного из своих сотрудников. Он знает дорогу и правила поведения с тоннельщиками.
– Папа, ты видишь, как все легко получается, – радовалась Майя.
– Слишком легко, что подозрительно, – недоверчиво посматривал Владимир на парня, которого директор выделила им в сопровождающие. Благодаря своему высокому росту и атлетическому телосложению он заметно выделялся как среди обычно невзрачных пропащих, так и среди сотрудников Пристанища, встретившихся Майе и Владимиру по пути.
Эти же качества вместе с абсолютной доброжелательностью, прямо написанной у Павла на лбу, у Майи вызвало диаметрально противоположное чувство – она влюбилась с первого взгляда.
– У моей подруги брат Пашка, – сказала она, когда тот первый раз представился, и смущенная улыбка с тех пор не сходила с ее лица.
– Нет, все не так сложно, – обращаясь к ним обоим, сама себя уверяла Майя. – Ася не стала бы задавать задание, которое было бы нам не под силу выполнить. Сашка говорил, что она может все просчитать с точностью до тысячных процента.
– Не переживайте, – тут же поддержал ее Павел. – Эти твари не такие страшные, как их рисуют.
«Я нарисую…» – ушла в воображение Майя, представляя как изобразит Павла, голыми руками разрывающего пасть мерзкому червяку.
За то время, пока они добирались к удобному с точки зрения провожатого спуску в нужный сектор первого этажа, Майя все о нем разузнала.
Павел был модом. И с его слов о том, что «генно-модифицированные продукты тоннельщики в пищу не употребляют» стало понятно, почему в провожатые выбрали именно его.
– Григорий Лазарев тоже мод и человек, которому я обязан выбором своей цели в жизни.
– И какая это цель? – млела Майя уже от одного только тембра его голоса.
– Помогать обездоленным, – просто ответил Павел, – что еще больше вознесло его до небес в представлении Майи.
– В сознании большинства людей бездомный – это непременно жуткий запах, отсутствие зубов и интеллекта, – рассказывал Павел. – Но я знаю многих, кто опровергает эти стереотипы. Есть такие, что много читают. Большинство из них приобщаются к алкоголю и галлюциногенам из-за одиночества и отсутствия поддержки окружающих в трудную минуту, и еще от недостатка воспитания. Люди на дне общества остро нуждаются в простой человеческой беседе. Они будут испытывать вас на прочность с разных сторон, если вы захотите принять участие в их судьбе. Поэтому, если захотите помочь – будьте искренни, не удивляйтесь ничему и запаситесь терпением. Конечно, бомжи редко возвращаются с помойки к нормальной жизни. Но это не значит, что всякие усилия и помощь им бесполезны. По крайней мере, я знаю, что тот, кого мы приютили, не будет избит собратьями по помойке и останется жив. Вы ведь согласитесь с тем, что пока человек жив, у него есть надежда эту самую жизнь изменить.
«Какие у него жилистые руки, – не переставала восхищаться Майя. – А улыбка действительно искренняя. Я нарисую…»
Владимир же, заметив резкое изменение настроение дочери и проснувшуюся в ней излишнюю болтливость, только больше хмурил брови. Он-то хорошо понимал всю опасность затеянного мероприятия.
Навигатор бы там не помешал, – думал он. – И Майю надо не потерять, и не менее бестолковую Тину легче было бы найти. Только бы службисты не опоздали и выудили бы Сашку живым. Хорошо, что черви не употребляют модифицированные продукты, это увеличивало вероятность, что Тина еще жива. Но они сами – он и его дочь, – к таким «продуктам» не относились, что не предвещало легкого пути. Заставило непроизвольно нащупать в кармане куртки пачку патронов и крепко сжать ее рукой.
* * *
«Я – наживка. Необходимая жертва, – пытался собрать воедино свои мысли Саша. – Все рассчитано, предвидено и рационально. Она не сказала про цель квеста, потому что добровольно жертвовать собой я не пошел бы. Чтобы вылечить раковую опухоль до того, как она пронизала организм сетью метастазов, надо сделать один точный удар, но прямо в цель – пока злокачественная клетка одна или несколько. Гольдштейн и Ломов отключаются, потому что они не дали бы мне стать наживкой. Включается Тришкин, который умеет принимать жесткие меры. Он находит меня и делает удар. Найти выход в сеть и бросить маяк – последнее, что остается сделать».
На правом плече под кожей был еще имплантобаг – тот же маячок, но недосягаемый для Тришкина. На его сигнал разве только отец мог броситься на выручку, но этого Саша как раз меньше всего хотел. Даже в какие-то моменты мысленно просил Асю не приносить лишние жертвы для достижения цели. И тут же оосаживал сам себя: «Ася не мифический бог, не услышит».
А он еще думал, что хуже, чем быть закрытым в бункере на минус втором уровне СБР без неборы быть ничего не может.
Хуже может быть только быть закрытым у пропащих и каждый раз, приходя в себя, обнаруживать инжектор на столе с новой порцией смерти. А самое ужасное – в один из таких дней обнаружить вместо инжектора своего старого пиксельного Гуляку на экране. А рядом десяток фанатиков, одержимых идеей убить дающий им жизнь организм Аси.
– Ты заходишь в сеть, даешь команду и получаешь свой рай на земле.
При этом толстяк демонстративно повертел инжектор перед глазами пленника, радуясь животной страсти, блеснувшей в его глазах.
Чтобы бросить маяк надо совсем мало, но сделать это невозможно. Они заметят и не дадут инжектор. Один день, второй, сколько он выдержит до тех пор пока не согласится? И какова вероятность, что маячок заметят и придут на помощь?
Саша чувствовал, что с каждой порцией «рая» желание получить следующую увеличивается и скоро перестанет поддаваться контролю.
Он надел шлем, не отрывая взгляд от прозрачной жидкости в инжекторе.
– Пойдем гулять? – спросила беззаботная фигурка на экране.
– Прости, Гуляка, – ответил ему, но голос дрогнул, и симулятор не распознал голосовой пароль с первого раза. И со второго тоже. Казалось, сетевой дрон пытался цепляться за жизнь даже в такой безвыходной ситуации. Только с третьей попытки, когда окружающие догадались, что он хочет сделать, и несколько человек навалились, пытаясь закрыть Саше рот, фигурка заняла горизонтальное положение и сложила ручки на груди, а пиксельное облачко взлетело над Гулякой и рассыпалось искрами по экрану.
* * *
Увидев в конце тоннеля свет, Тина не поверила своим глазам. Свет мерцал и, кажется, перемещался навстречу ей.
Предположения не обманули. Скоро в свете фонаря она различила силуэт медленно идущего человека. Была рада его увидеть даже несмотря на негативный настрой, с которым тот ее встретил.
– Кто ты, червь тебя бери?! – громом пронесся по тоннелю голос незнакомца. – Диггеры чертовы! Тут не место для игр! Всех червей распугали! Убирайтесь, или я начну стрелять!
Были бы силы, Тина обняла бы этого человека с фонарем. Но она смогла только снова расплакаться. Она бродила по тоннелям, потеряв счет времени и надежды на то, что когда-нибудь из него выйдет. И этот свет фонаря казался ей знамением.
– Это я, не ругайтесь. Я не специально, – ответила сдавленным голосом, внезапно почувствовав, что дико проголодалась и хочет пить.
Незнакомец подошел совсем близко, тыкнув фонарем в лицо.
– Кто это я?
– Тина, Валентина Гольдштейн, – промямлила Тина, разглядев в свете фонаря заросшего лохматой бородой и не менее лохматыми длинными седыми волосами старика.
Почувствовала неприятный запах немытого тела, и охота его обнимать пропала.
Старик задавал вопросы. Тина отвечала. Так и стояли в тоннеле при свете фонаря.
– Чего сюда полезла?
– Я не по своей воле. Если вы мне подскажете как выйти, я уйду.
– Еще чего. Кто тебя сюда?
– Вероятно боевики.
– За что?
– Мне не объяснили. Нас схватили боевики, потом что-то укололи в шею, и я очнулась в тоннеле. Подскажите, пожалуйста, как отсюда выбраться наверх. Сколько я шла, ни разу не встретила подъемник. Я не знаю, где Саша. Может быть он тоже здесь.
– Ага, подъемник тебе покажи, чтобы побежала и всем рассказала про меня. Вот это тебе. – Старик скрутил фигуру из трех пальцев и поднес Тине под нос, убрав в сторону фонарь.
От такого обращения Тина чуть не вспыхнула, но сдержала себя чтобы не нагрубить в ответ.
– Я заплачу, когда мы вернемся. И никому ничего не скажу. Мне очень нужно. Пожалуйста. – Сказала она сдержанно.
Вместо ответа старик развернулся и стал отдаляться.
Тину охватила паника.
– Не-не-нет! Не уходите! Я вас умоляю, пожалуйста!
Старик шел, держа впереди себя фонарь. Тина плелась следом. Он не пригласил ее идти с ним, но и не гнал.
И Тина была рада даже этому. Скоро она поняла, что нелюдимый старик привел ее к своему жилью. В одном месте тоннель перекрывала массивная стена с небольшой дверью посредине. Он долго возился с запорами, а Тина стояла поодаль, надеясь что зайдя в дверь, хозяин этого жилья не закроет вход у нее перед носом.
Не известно, были ли у него планы пускать Тину к себе или нет, но помог случай. За спиной в глубине тоннеля снова послышались шуршащие звуки. Старик задвигался быстрее, заскочил внутрь и закрыл двери перед Тиной.
