Текст книги "Тайная помощница для ректора-орка (СИ)"

Автор книги: Татьяна Демидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 14. Решение

Этот вопрос обезоруживает окончательно. В нем нет осуждения, только попытка добраться до сути. До той самой боли, что я так тщательно скрываю.

– Они сломали его! – вырывается у меня, а голос предательски дрожит. – Моего отца! Я видела, как он сломался. И я… я должна была что-то сделать. Должна была.

Даже зажмуриваюсь, прерывисто дыша, чтобы сдержать слезы.

Когда я открываю глаза, то вижу, что он смотрит на меня с таким пронзительным вниманием, будто пытается разобрать на винтики.

– Расскажи о контракте отца, – новый безжалостный вопрос, заданный ровным голосом.

– Это рабство, – умудрившись удержаться от слез, процеживаю я с застарелым отчаянием. – Они владеют всеми его идеями! Не только прошлыми, но и будущими! Он платит им девяносто процентов дохода. Мы едва сводим концы с концами. А они приходят и говорят, что он все еще должен.

– Как именно корпорация принудила его подписать?

Я замираю. Воспоминание накатывает с болезненной остротой.

– Они месяцами изматывали его судебными тяжбами по надуманным поводам, – тихо отвечаю я. – У него не осталось денег на адвокатов. Подписание было формальностью. Угрозы были, но не грубые. Изящные. Обещание уничтожить все, что он любил, через сложные юридические механизмы.

– Расправой тоже угрожали? Семье? Тебе?

В голосе ректора что-то неуловимо опасное, из-за чего я вскидываю голову и пристально смотрю на него. Он молча ждет ответа.

Я киваю, опустив голову, не в силах продолжать.

Не могу, я просто не могу повторять все эти чудовищные слова, что подслушала, когда они приходили к отцу в мастерскую.

Ректор снова молчит. Смотрит на меня. Его взгляд тяжелый и всевидящий. Он явно видит все: дрожь в моих руках, слышит надлом в голосе, чувствует страх, исходящий от меня волнами.

Его кулаки на мгновение сжимаются, и он резко встает, отходя к камину, глядя в огонь. Пламя отражается в его глазах, вырисовывает хищные тени на его красивом напряженном лице с яростно стиснутыми зубами.

Невольно ёжусь от того, каким опасным он в этот момент выглядит.

Впрочем, его новый вопрос звучит очень ровно и бесстрастно.

– Ладно, давай теперь о другом поговорим. Как ты представляла себе механизм освобождения родителей с помощью твоего изобретения? Ты собиралась шантажировать корпорацию?

– Нет! – возмущаюсь я. – Я хотела легального судебного процесса. Шантаж сделал бы меня такой же, как они.

– И все же? – прищуривается он. – Как собиралась этого добиться?

– Я планировала анонимно передать доказательства в Судебную палату и в газеты. Чтобы давление было со всех сторон.

Его новые вопросы звучат быстрее и резче.

Про контракт. Снова про синтез.

Я чувствую себя так, будто прохожу самый важный и страшный экзамен в своей жизни.

Возможно, так оно и есть.

Если этот допрос и есть его наказание, что ж. Ведь я действительно чуть не убила множество людей. Я все это заслужила.

Судя по тому, что я слышала от других студентов, ректор Ирд еще мягок со мной, если это слово вообще применимо к жесткому безжалостному орку.

И тем не менее, нервы у меня уже на пределе. Поэтому, когда следует новый вопрос, я отвечаю эмоциональнее, чем следовало.

– Почему стандартный резонатор не смог выявить правду?

– Потому что Веритек использовал хлор-серебряное покрытие на латуни, – восклицаю я, не сдержав возмущения. – Оно гасит низкочастотный эмоциональный резонанс. Они сами производят резонаторы! Они знают все лазейки! Стандартный резонатор считывает поверхностные эмоции. Мой состав должен был проникнуть вглубь.

Долгая пауза.

– Как планируешь исправить содеянное?

Я перевожу дыхание. Кажется, мы наконец движемся к финалу допроса. Я заставляю себя поднять голову и встретить его взгляд.

– Я приму любое ваше наказание. И буду работать, чтобы возместить ущерб. Мыть полы в мастерской, чистить оборудование... что угодно. Но я не буду исправлять свою цель. Зато я исправлю способ. Я найду законный путь добиться справедливости…

– Если бы я дал тебе официальный доступ в мастерскую сейчас, чтобы ты сделала в первую очередь?

Этот вопрос ошеломляет меня. Я тру лоб, чувствуя себя обессиленной.

– Я бы убрала последствия своего вторжения. Вымыла бы все, починила оборудование. Исправила то, что натворила, – вскидываю на него взгляд. – Затем попыталась бы сделать антидот…

Я обрываюсь и краснею, осознавая, что через некоторое время нам снова придется…

Возможно, быстрее, чем думаю, потому что несмотря на все мое придавленное состояние, я уже начинаю чувствовать некоторое возбуждение.

Я пытаюсь еще что-то сказать, но слова уже не идут. Я качаю головой, не в силах продолжать.

Ректор не настаивает, как и не развивает тему антидота. Он поднимается, проходит к небольшому окну, за которым виден дикий, заросший хвойными деревьями сад.

Секунды тянутся, наполненные тиканьем часов. Я сижу неподвижно, стараясь унять дрожь в пальцах, стиснув их так, что они белеют.

Когда ректор поворачивается, свет из окна освещает его лицо сзади, и я не вижу его выражения.

Но когда он говорит, в его голосе нет ни капли гнева. Только холодная, отточенная решимость.

– Наказание будет, Кьяра. Учиться продолжишь, как и раньше. Все будут знать о твоем проступке. И об отработке в мастерской вплоть до выпуска из академии.

Я вскидываю на него пораженный взгляд. В мастерской? Он меня действительно готов пустить обратно в мастеркую?!

Ректор делает несколько шагов вперед, непреклонная линия его красивых губ изгибается в усмешке, а в глазах застывает нераспознаваемое мной выражение.

– Отрабатывать будешь, Кьяра. Официально ты наказана выполнением опытов, которые я поручу тебе. Но твое наказание на самом деле страшнее.

Он делает паузу, давая мне время на осознание.

– Станешь моей тайной помощницей, Кьяра, – усмехается он уже открыто. – Будешь делать до самого диплома все, что я прикажу.

.

Глава 15. Дело

– Твои обязанности, – его голос по-прежнему ровный, но в нем исчезает та ледяная острота, что резала слух во время допроса, – будут заключаться в выполнении моих поручений. Исследовательских. Личных. Ты будешь анализировать, наблюдать и докладывать. Только мне.

Он делает еще одну паузу, давая мне осмыслить.

– Иногда я буду просить тебя разобрать архивы. Ты будешь готовить для меня отчеты по тем проектам, которые я сочту нужным тебе доверить. Ты будешь делать то, что я скажу, когда я скажу. И ты никогда и никому не расскажешь о нашей договоренности.

Я слушаю, и внутри все сжимается. Это слишком расплывчато, но все же он оставляет меня в академии.

– А как же антидот? – спрашиваю я, закусив губу.

Он подходит ближе, и я уже не могу сидеть, встаю. Осторожно поднимаю глаза на него.

Ректор усмехается, рассматривая мое лицо. А я никак не могу прочитать ни одной его эмоции.

– Управляет нами не эмориум, Кьяра, – негромко произносит он. – Управляю я. Антидот мы сделаем. Вместе. В той самой мастерской, где тебе предстоит отрабатывать свое наказание. Кроме учебы, это будет твоя основная работа.

Он делает эффектную паузу.

– И мы доведем до ума твой резонатор, – усмехается он.

От этих слов дыхание перехватывает. Резонатор? Я не ослышалась? Он готов довести до ума мой резонатор?! В той самой мастерской?!

– Правда? – вырывается у меня, и глаза сами собой расширяются. – Я смогу работать там? Открыто? И… резонатор?..

Я не могу сдержать дрожащую, счастливую улыбку. Ректор поднимает руку к моему лицу, трогает подбородок, проводит по нему большим пальцем.

– Я все продумал, – он говорит спокойно, разглядывая мое лицо непроницаемым взглядом и невесомо проводя тыльной стороной пальцев по скуле. – Для всех ты наказанная студентка, выполняющая грязную работу. Никто не станет задавать лишних вопросов. Ты будешь в безопасности. И эмориум под контролем. Мы начнем работу над антидотом в ближайшее время. Резонатором тоже займемся.

Все внутри переворачивается. Груз вины, отчаяния и страха внезапно становится легче. Я смотрю на него, и мои глаза все же наполняются влагой. Облегчение настолько сильное, что тело слабеет.

Ректор вытирает большим пальцем слезу с моей щеки, которая все же пролилась.

– У меня к Веритек давние счеты, Кьяра, – говорит он тихо, внимательно вглядываясь в мое лицо. – Очень давние. Они разрушили далеко не одну жизнь. Десятилетиями прятались за своими юридическими уловками, думая, что их никто не достанет. Твой жидкий резонатор – это ключ, который я искал все эти годы. Сырой, опасный, но гениальный. Вместе мы доведем его до ума. На этот раз они не смогут отвертеться.

Сказать, что я ошеломлена и обрадована, это ничего не сказать.

Мысли путаются, но сквозь этот хаос проступают ясные, твердые истины. Он не просто ректор, соблюдающий правила. Он человек, у которого свои счеты с Веритек. Он не просто наказывает – он вербует.

Ректор видит во мне не преступницу, а союзника! Он сам теперь мой союзник! С такой властью, знаниями, связями, о которых я и помыслить не могла! Не говоря уже о доступе ко всем ресурсам академии.

С ним я смогу сделать то, о чем не смела и мечтать. У моих родителей появится настоящий шанс. Антидот, резонатор – да, все это еще предстоит создать, но теперь у меня есть он, мой ректор, мой…

Чувства захлестывают. Не совсем понимая, что именно делаю, я делаю шаг вперед, обнимаю его за пояс и прячу лицо на его широкой груди.

Дорхар не отталкивает меня. Его рука тяжело опускается на мой затылок, и несколько секунд он просто позволяет мне так стоять. Потом его пальцы приподнимают мое лицо.

Его взгляд твердый и ясный. Он наклоняется и целует меня. Обдуманно, властно, уверенно, утверждая на меня свои права. Я отвечаю ему с трепетом, смешанным со страхом, и тут же заставляю себя опомниться. Упираюсь ладонями в его каменный торс и пытаюсь отстраниться.

– Мы… мы должны идти, – выдыхаю я, когда наши губы размыкаются.

– Идем, – соглашается он.

Разжимает руки, разворачивает меня и мягко, но непреклонно направляет к двери.

Я делаю несколько шагов, чувствуя его взгляд на своей спине. Рука тянется к ручке…

Открыть не могу – его ладонь ложится на дверь чуть выше моей головы, намертво блокируя выход. Дорхар подходит вплотную сзади. Я замираю, сердце колотится с новой силой.

Затем его руки обхватывают мою талию, прижимая спиной к его груди. Он огромный, горячий.

Дорхар наклоняется ко мне, и я чувствую, как его дыхание касается кожи у моего уха, а затем ощущаю его глубокий вдох у самой моей шеи.

– Мне понравилось, – его голос звучит низко и хрипло, заставляя все тело дрожать в предвкушении, – что ты не стала смывать мой запах. Хочу, чтобы ты пахла мной.

– Но… – я пытаюсь вырваться, найти логичный аргумент. – Я же твоя помощница… Тайная! Ты сказал, никто не должен… Ах!.. Ммм…

Мой протест тонет в стоне, когда его рука резко задирает подол моего платья.

Его чуткие пальцы скользят по коже бедер, задев резинку чулок.

Он проводит кончиками пальцев по внутренней стороне бедра, чуть выше края чулка, заставляя меня вздрогнуть. Затем он сдергивает с меня трусики до середины бедер. Воздух касается обнаженной кожи, и по телу пробегают мурашки.

Его пальцы возвращаются, теперь уже скользя прямо между ног, легко, дразняще.

С этим Дорхар не спешит, основательно гладит, умело ласкает так, что я, даже закусив губу, не могу сдержать стон. Тело охотно откликается, становясь влажным под его прикосновениями.

– Правильно сказала, Кьяра, – хрипло выдыхает он. – Моя помощница. И у нас прямо сейчас дело, не требующее отлагательств.

Раздается звук расстегиваемой пряжки ремня.

Давление твердого между половых губ, один резкий, точный толчок – он входит в меня сзади на всю длину, заполняя меня полностью.

Я вскрикиваю, впиваясь пальцами в дерево двери. Боли нет. Только дикая, шокирующая стремительность происходящего и нарастающая, пожирающая все волна возбуждения.

Его движения жесткие, властные, лишенные вчерашней нежности. Он берет то, что считает своим.

И мое тело мгновенно откликается, сжимаясь вокруг него в спазмах нарастающего удовольствия. Я кончаю быстро, почти сразу, с громким, сдавленным криком, беспомощно обмякнув в его руках.

Он не останавливается. Его ритм становится лишь глубже, настойчивее, несмотря на мои спазмы. И через несколько мгновений я чувствую, как его тело напрягается, низкий рык вырывается из его груди, и он изливается в меня, горячим потоком, заполняя глубину.

Мы стоим так, тяжело дыша. Он все еще держит меня, прижимая к себе уверенно и твердо.

Он медленно выходит из меня, проводит по моей промежности очищающим артефактом и поправляет мою юбку. Его ладонь на мгновение ложится на мою спину – короткий, почти нежный жест.

– Вот теперь пойдем, – говорит он, отступая и открывая передо мной дверь.

Глава 16. Возвращение

Я сижу в кресле ректоровской Авроры, прижавшись лбом к холодному стеклу. Гул маховиков кажется единственным стабильным звуком в мире.

Ректор Ирд молча ведет машину, его профиль на фоне светлеющего неба суров и непроницаем. Он держит путь не над центром города, а выбирает глухие транспортные артерии, предназначенные для служебного пользования.

Аврора приземляется в уединенном ангаре на окраине кампуса, куда, как я понимаю, студентам доступа нет. Дверь открывается беззвучно.

Ректор втягивает меня в едва заметную дверь в каменной стене, ведущую в лабиринт служебных тоннелей под Академией. Мы идем в густой тишине, его широкая спина заслоняет меня от всего мира. Он знает каждый поворот.

Он останавливается у неприметной двери.

– Твое общежитие. Четвертый этаж. Никто не должен был тебя видеть.

Дорхар не смотрит на меня, его лицо – каменная маска. Но его рука на мгновение касается моей – короткое, почти невесомое прикосновение, от которого все внутри замирает.

Потом он разворачивается и уходит, его шаги тают в темноте тоннеля. Я остаюсь одна, прижавшись спиной к холодной двери, с биением сердца, готовым вырваться из груди.

До своей комнаты, которую я делю с Розалией, я пробираюсь благополучно.

Прикрываю дверь с едва слышным щелчком, которому Дорхар научил меня у потайных ходов, которыми провел меня сюда.

Каждая моя мышца ноет от усталости и нервного напряжения. Сегодня вечером надо будет сразу же лечь спать.

Воздух в комнате пахнет старой древесиной и сладковатым ароматом зелий Розы – запах привычной, студенческой жизни, которая сейчас кажется иллюзией, миражом, наброшенным поверх новой, пугающей реальности.

– Ну наконец-то!

Розалия сидит на своей кровати, уже одетая, с учебником по алхимии на коленях. Ее рыжие кудри небрежно собраны, а на веснушчатом лице горят живые, любопытные глаза.

– Где тебя носило всю ночь? – спрашивает она, откладывая книгу. – С бала ты смылась, появляешься только утром. Я уж думала, тебя сожрал нестабильный голем!

– Голова разболелась после бала, – выдавливаю я, отворачиваясь, чтобы снять накидку, под которой на мне купленное им платье. – Пошла подышать… и заснула в читальном зале.

– В читальном зале, – медленно, с нескрываемым скепсисом говорит Роза. – В бальном платье. И выглядишь ты… отдохнувшей. Как будто всю ночь не танцевала, а спала на пуховых перинах в королевских покоях.

Она подходит ближе, и ее взгляд, обычно такой веселый, становится внимательным и упертым. Внезапно ее глаза расширяются, и она протягивает руку, чтобы коснуться моих волос.

– Погоди-ка… Твои волосы… Они идеальны. Буквально сияют. – Она трет прядь между пальцами, принюхиваясь с профессиональным интересом алхимика. – Аромат сандала и какой-то редкой горной полыни? Такие масла стоят целое состояние. Их не найти в студенческой лавке. И уж тем более в библиотечной уборной.

Я машинально отстраняюсь, чувствуя, как горит лицо.

Его купальня, его руки в моих волосах, терпкий запах масел, смешанный с его собственным ароматом… Я не стала смывать его запах, и теперь он выдает меня с головой.

Розалия изучает меня, и на ее лице застывает выражение не просто любопытства, а настоящего аналитического интереса. Ведь она может по запаху определить не только компоненты зелья, но и социальный статус его владельца.

Я вспоминаю, как она рассказывала о своей семье потомственных парфюмеров и аптекарей, которые нажили состояние на поставках эликсиров ко двору.

Ее мечта создать эликсир вечной молодости – не просто блажь, а попытка превзойти семейное дело, доказать, что она не просто продолжательница династии, а новатор.

– Просто… попробовала новое средство, – слабо лгу я, чувствуя, как дрожат пальцы, пытающиеся развязать шнуровку платья.

– Кьяра Линд, – произносит она с наигранной суровостью, скрестив руки на груди. – Ты ужасная врунья. С тобой что-то случилось. Или, – она прищуривается, и в ее глазах блеснет догадка, – с кем-то.

От этих слов по спине пробегают мурашки, а низ живота предательски отзывается теплой волной. Воспоминания обжигают: его руки, его губы, его голос, шепчущий «не бойся»…

– Ничего со мной не случилось! – выпаливаю я, слишком резко. – Просто устала. Очень. Давай просто… позавтракаем.

Но Розалия не отступает. Она стоит рядом, изучая мое лицо, и ее следующая фраза заставляет мою кровь похолодеть.

– Ладно. Храни свои секреты. Но, Кьяра… – она понижает голос почти до шепота. – Ты только зашла, а по коридору кто-то прошел. Не как студент. Это были тяжелые медленные шаги. И тень надолго загородила свет из-под двери. Как будто кто-то остановился и слушал.

Я замираю, вцепившись в шнуровку.

– Может, уборщица… – шепчу я, сама не веря своим словам.

– В семь утра? В воскресенье? – Роза качает головой, ее лицо становится серьезным. – Нет. Ступали слишком уж уверенно. Будто в сапогах. Или… будто голем-страж проверял территорию.

Голем-страж. Охранники Академии. Или… агенты Веритека?

Узнали ли они о моем эксперименте? Следил ли за мной ректор, даже проведя тайными ходами? Или эта тень у двери – признак того, что корпорация следит за мной, своим будущим активом?

Розалия видит мой страх. Ее выражение лица смягчается, в нем появляется тревога. Она берет меня за локоть и мягко ведет к двери.

– Ладно, не пугайся так, – поспешно говорит она, делая вид, что все не так страшно. – Наверное, мне просто показалось. Пойдем в столовую. На голодный желудок все страхи кажутся вдвое страшнее.

Глава 17. Выходной

Я позволяю Розалии вывести меня из комнаты в пустой коридор. Когда дверь закрывается, я невольно оглядываюсь, ожидая увидеть ту самую тень. Но коридор пуст.

Тишина кажется зловещей. Мы проходим мимо окон, выходящих во внутренний двор, где несколько студентов лениво переговариваются, и сворачиваем в сторону главного здания.

С каждым шагом чувство, что за мной наблюдают, не отпускает, и единственным якорем остается теплая, уверенная рука Розы на моем локте.

Она что-то болтает о новом рецепте энергетического эликсира, но ее голос доносится будто сквозь воду.

Весь мир сжимается до узкого коридора, ведущего в неизвестность, где завтрак в студенческой столовой кажется таким же опасным предприятием, как и ночь в особой мастерской.

Розалия, слава великим шестерням, оказывается права – чай и теплый круассан в шумной столовой немного возвращают меня к реальности.

Я сижу, уставившись в свою чашку, пока Роза живо обсуждает с однокурсником достоинства нового катализатора. Ее голос словно якорь, не дающий мне полностью уйти в пучину собственных мыслей.

«Сегодня веди себя как обычно», – сказал Дорхар в тоннеле.

Его рука тогда едва коснулась моей, прежде чем он растворился в темноте.

Как обычно... Как будто в моей жизни осталось что-то обычное после той ночи.

Мы возвращаемся в комнату, и Роза, уловив мое состояние, с деловой невозмутимостью принимается раскладывать на столе компоненты для какого-то зелья, предоставив мне пространство у окна.

Я механически достаю учебники. Теоретическая механика. Основы алхимического синтеза.

Только вот когда я открываю тяжелый фолиант, буквы плывут перед глазами, складываясь не в формулы, а в образы.

Не холодные уравнения гидравлики, а его горячие ладони на моей спине под струями воды. Не молекулярные структуры сплавов, а твердый изгиб его улыбки, когда он сказал мне «умница».

Я зажмуриваюсь, пытаясь прогнать видение, но оно настойчивее любой лекции. Солоноватый вкус его кожи на моем языке. Глухой стон, вырвавшийся из его груди, когда мои пальцы скользнули по его члену.

Чувство полной, безраздельной власти над могущественным ректором в те мгновения, когда он позволял себе потерять контроль.

Я приказываю себе сосредоточиться. Но вместо концентрации приходит другое воспоминание: его голос, спокойный и безжалостный, в его кабинете. Мое несдержанное объятие, и то, как властно, собственнически, он брал меня у двери…

И новые его слова. Когда он вел меня тайным ходом, его дополнительные инструкции.

«В понедельник я соберу всех в главном зале, – говорил Дорхар. – Напомню всем о правилах. В качестве примера нарушителя назову тебя. Публичное осуждение – часть наказания. Неизбежная. Ты должна быть к этому готова».

Завтра будет понедельник. Ректор Ирд подвергнет меня публичной порке.

Не физической, нет. Он никогда не применяет грубую силу. Его наказания тоньше и болезненнее.

Он перечислит мои нарушения перед всей академией. Все увидят, как Кьяра Линд, гордая отличница…

Я прерывисто вздыхаю и тру ладонями лицо. Габриэль будет ехидно ухмыляться. Элия с холодным любопытством наблюдать. А Роза… я украдкой взглядываю на подругу. Что она подумает?

Подруга бросает на меня обеспокоенный взгляд и ободряюще улыбается. Она не стала ничего спрашивать, и я благодарна ей за это. От ее молчаливой поддержки становится легче.

Я улыбаюсь ей в ответ и берусь за конспекты по Эмпатии к металлам.

Мой дар, всегда бывший моей опорой, сейчас кажется предателем. Я провожу пальцами по металлической закладке, пытаясь почувствовать ее холодную, простую сущность.

Но вместо этого ощущаю память об изумрудной коже под моими ладонями, о том, как напрягались могучие мускулы, когда я намыливала широкую мощную спину.

Воспоминание оказывается таким ярким, таким осязаемым, что у меня перехватывает дыхание.

«После собрания в главном зале, – продолжал Дорхар в туннеле, встав так, что его лицо было скрыто тенью, – ты отправишься в центральную мастерскую. Нужно будет привести ее в полный порядок. Я проверю. Результат повлияет на то, каковы будут мои следующие шаги в отношении тебя. На то, в каких условиях мы будем работать над антидотом».

Антидот. Единственная ниточка, связывающая нас за пределами этого наказания, за пределами стыда и страха.

Наедине. За совместной работой. Его голос будет звучать не как глас судьи, а как голос соратника.

Эта мысль одновременно пугает и пьянит. Публичное унижение, трудовая повинность и затем уединение с ним. Наказание и спасение, переплетенные в один клубок.

Я встаю и подхожу к окну, будто желая убежать от самой себя.

За стеклом студенты неспешно прогуливаются по двору, смеются, читают на скамейках.

Обычное воскресенье. А я стою здесь, разрываясь на части.

Стыд от предстоящего позора горит на моих щеках. Страх перед тем, что скажут люди, холодит внутренности. Но под всем этим, глубоко внутри, тлеет тот самый жар, который он разжег во мне. Жар, который не могут погасить ни страх, ни стыд.

К вечеру я сдаюсь. Учеба не идет. Я просто сижу на кровати, глядя, как за окном гаснет закат, окрашивая каменные стены академии в багровые тона.

Роза, закончив свои эксперименты, смотрит на меня с безмолвным пониманием и, не задавая лишних вопросов, протягивает кружку с теплым молоком с медом.

– Завтра будет новый день, – просто говорит она.

Я киваю, не в силах вымолвить ни слова.

Спать я ложусь, когда в комнате уже сгустились сумерки. Физическая усталость от бессонной ночи дает о себе знать. Мысли путаются. Образы прошлой ночи и страхи завтрашнего дня смешиваются в бесформенный ком.

Последнее, что я помню, прежде чем сознание погружается в сон, – твердая, обжигающая память его рук, державших меня, и его слова где-то на грани сна и яви: «ты должна быть к этому готова».