Текст книги "Тайная помощница для ректора-орка (СИ)"

Автор книги: Татьяна Демидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 10. Благодарность

Теперь я?…

Дорхар уверенным плавным движением берет меня за талию, усаживает удобнее на медном бортике. Погружает пальцы в мои влажные волосы на затылке, направляя, фиксируя.

Выпрямляется, показывая себя полностью, давая рассмотреть. Я опускаю глаза, краснея, разглядывая каждую деталь.

Его член длинный, толстый, с мощным изгибом и идеально напряженным, темно-изумрудным стволом, на котором проступает сеть едва заметных сосудов. С крупной головкой, гладкой, как отполированный камень.

Он пугающе большой и невероятно красивый. И сколько удовольствия он мне уже подарил…

Мне вдруг сильно хочется отблагодарить ректора. Подарить Дорхару хоть тень того безумия, что он подарил мне. Ведь я уже миллион раз кончала, а он только раз позволил себе это с начала нашей ночи.

Дорхар только отдавал. И сейчас, после того как он ласкал меня ртом, это желание – отблагодарить его – становится физическим, жгучим.

Я медленно, робко протягиваю руку. Его пальцы перехватывают мое запястье и направляют ладонь к своему члену.

Он кладет мои пальцы на твердый ствол. Кожа горячая, сверху шелк, под которым пульсирует сталь.

Я осторожно провожу пальцами по всей длине, чувствуя, как он вздрагивает под моим прикосновением. Его рука лежит поверх моей, направляя, показывая ритм.

– Теперь губами, – хрипло произносит он, и его пальцы снова ложатся мне на затылок, мягко подводя голову ближе. – Коснись сначала.

Я слушаюсь. Прикасаюсь губами к кончику. Солоноватый, мускусный вкус его возбуждения очень нравится. Особенно то, как резко Дорхар втягивает воздух сквозь крепко стиснутые зубы.

– Хорошо, – хвалит он, – теперь открой рот шире. У тебя красивые, полные губы. Они созданы для этого.

Я пытаюсь, но он такой большой…

– Шире, Кьяра, – его голос звучит хрипло. – Расслабь челюсть. Как будто зеваешь. Да, вот так.

Он медленно, но настойчиво вводит в мой рот сначала лишь головку. Ощущение растяжения, наполнения новое, шокирующее, но не отталкивающее. Я чувствую его пульсацию на своем языке.

– Идеально, – прохрипывает он. – Теперь… возьми полностью. Насколько сможешь.

У меня получается. Это ощущается таким возбуждающим и порочным… Особенно его пальцы в моих волосах, они не давят, но и не дают отстраниться. Да я и сама хочу. Пробую еще чуть шире.

– Дыши носом, – мягко инструктирует он. – И расслабь горло.

В его голосе проступают новые интонации. Я делаю вдох, расслабляюсь… и он медленно входит глубже. Никаких неприятных ощущений или боли, только невероятное чувство откровенности и близости.

И тогда он начинает двигаться. Осторожно, выверенно, полностью контролируя глубину и ритм. Его рука на моем затылке направляет меня. Его низкие, хриплые слова поощрения необъяснимым образом возбуждают.

– Да… вот так… ты прекрасна… моя умница, – хрипло хвалит он.

После всего, что он делал со мной в спальне, после того, как мы трогали друг друга намыленными руками, и его поцелуев на моих половых губах, я ощущаю невероятную свободу и легкость.

Его слова, интонации, откровенность происходящего так сильно возбуждают, что моя рука сама тянется вниз, между моих ног.

Я начинаю ласкать себя, чувствуя, как от каждого его толчка во рту по моему телу пробегают горячие волны.

Даже постанываю, и этот звук тоже влияет на ректора.

Его дыхание срывается, движения становятся резче. Я чувствую, как его тело напрягается до предела.

– Достаточно… – хрипло рычит он и резко, но аккуратно высвобождает себя из моего рта.

Прежде чем я успеваю опомниться, он наклоняется и накрывает мои губы страстным, властным поцелуем, заставляя ощутить на себе наш общий вкус.

В то же время его рука перехватывает мою и кладет на свой член.

Его пальцы поверх моих сжимают основание. Несколько размашистых движений… и он с громким, сдавленным рыком изливается горячими, обильными струями мне на живот и бедра. Это так интенсивно, так животно, что я снова чувствую спазм внизу живота.

Он тяжело дышит, все еще глядя на меня горящим взглядом. А потом, не дав опомниться, обхватывает меня руками и увлекает в теплую, ароматную воду купальни.

Вода принимает нас, смывая все. Он прижимает меня к своей груди, и его поцелуй теперь совсем другой – бесконечно нежный, медленный, исследующий.

Он держит меня на плаву, обнимая так бережно, словно я – величайшее, хрупкое сокровище, которое он только что приобрел и боится упустить. В этом поцелуе, в этих объятиях больше, чем страсть. Есть благодарность. Есть обладание. Есть начало чего-то нового.

Дорхар не отпускает меня, продолжая держать на плаву, и его руки снова принимаются за работу. Но теперь это не ласки, а омовение. Бережное, почти ритуальное.

Он смывает с моей кожи следы нашей страсти. Вода теплая, его пальцы – сильные и нежные, а я расслабленная и всепоглощающе довольная.

Мелькает мысль, что это он продолжает убирать влияние эмориума, но мне в данный момент совершенно не хочется об этом думать. Слишком хорошо.

Моя голова запрокидывается ему на плечо, глаза закрыты. Блаженство абсолютное, разливается по телу тягучей, золотой ленью.

Каждое прикосновение его намыленных ладоней отзывается эхом глубокого, трепетного удовлетворения где-то в самой глубине души. Я чистая, пустая и невероятно счастливая.

Я пытаюсь поднять руку, чтобы провести ладонью по его груди, но он мягко останавливает мою руку, опуская ее обратно в воду.

– Не надо, – тихо шепчет он прямо в волосы. – Просто прими.

И я сдаюсь. Снова. Полностью. Он моет мои руки, пальцы, скользит между пальцами ног, поднимается по икрам и бедрам. Его прикосновения уверенно-собственнические и в то же время бесконечно бережные.

Он гладит мой живот, скользит по ребрам, омывает грудь, и я просто растворяюсь в этом, издавая тихие, блаженные вздохи.

– Смотри на меня, – приказывает он тихо, но так, что невозможно ослушаться.

Я открываю глаза и тону в его золотистом взгляде. Он сосредоточенный, темный, полный какой-то невысказанной мысли. И пока он держит меня одной рукой под спину, пальцы его другой руки медленно, без всякого предупреждения, проникают между моих ног.

Не внутрь. Нет. Он просто кладет ладонь мне на лоно, полностью накрывая его, и начинает гладить медленными, гипнотическими кругами.

Все внутри меня мгновенно сжимается в тугой, горячий комок, а потом отдается глухим, мощным стуком в висках. Дыхание перехватывает. Мои глаза расширяются, я инстинктивно вцепляюсь пальцами в его мощные плечи.

Дорхар неотрывно смотрит на меня. Вбирает темным взглядом каждую мою реакцию – как вздрагивают веки, как раздуваются ноздри, как губы приоткрываются в протяжном стоне. Как меня охватывает мелкая, стремительная дрожь, заставляющая содрогнуться все мое тело у него на руках.

Я стону громко, протяжно, сотрясаясь всем телом и глядя в его глаза. Уголки его губ подрагивают в едва заметной, глубоко довольной улыбке. Он щурится, как огромный, сытый хищник, греющийся на солнце после удачной охоты.

Утихнув, я окончательно растекаюсь, не в силах пошевелить и пальцем. Дорхар наклоняется и касается моих губ легким, коротким поцелуем. Затем выносит меня из воды.

Дорхар подносит меня к странному медному устройству на стене, нажимает на пластину, и снизу вверх поднимается теплый, мощный, но очень мягкий поток воздуха.

Когда мы высыхаем, он несет меня обратно в спальню. Ощущение непередаваемое в его огромных, мускулистых руках. Я чувствую каждую выпуклость его бицепса под своей спиной, каждое движение его мощной грудной клетки, чувствуя себя невероятно умиротворенной, защищенной и счастливой.

Дорхар меняет простыни, и мы ложимся в прохладную ароматную постель. Он тут же притягивает меня к себе.

– Спи, – приказывает он тихо.

Я в последний раз взглядываю на его профиль в полумраке, потом закидываю ногу на его горячее, твердое бедро, прижимаюсь щекой к его плечу и отключаюсь.

.

Глава 11. Рассвет

Я просыпаюсь от того, что в комнате уже рассвет.

Серый, размытый свет пробивается сквозь шторы. Первое, что я чувствую, – это тепло его большого тела рядом. Тяжелая, уверенная рука лежит на моей талии.

И тогда на меня накатывает осознание. Мгновенное, как удар о землю после падения.

Все, что произошло. Каждое прикосновение, каждый стон, каждый его взгляд. Весь вчерашний ураган чувств и ощущений обрушивается на меня разом.

Я лежу неподвижно, боясь пошевелиться, слушая, как ровно дышит ректор.

Ректор. Дорхар Ирд. Орк. Могучий, пугающий, невероятный мужчина, который… который сделал со мной все это. И в чьих объятиях я провела всю ночь. Мой первый мужчина.

Я медленно поднимаю взгляд, чтобы украдкой взглянуть на его лицо.

И тут же тону в его глазах.

Он не спит. Смотрит на меня. Пристально, почти не моргая.

Его глаза абсолютно ясные и совершенно непроницаемые. В них нет ни вчерашней страсти, ни той удивительной нежности, что была в купальне. Только спокойная, всевидящая глубина.

Я не могу понять ничего по его лицу и глазам. Ни его мыслей, ни его чувств.

Меня же охватывает стыд и страх. Я инстинктивно сжимаюсь, чувствуя, как щеки заливает румянец. Даже чуть отстраняюсь, вцепившись пальцами в простынь и натягивая ее выше на голую грудь.

Ректор усмехается. Едва заметно, всего лишь краешком губ.

Его усмешка… понимающая. Он видит мой страх.

Он медленно поднимает руку. Я замираю, ожидая чего угодно. Но он лишь кончиками пальцев проводит по моей скуле, от виска к подбородку. Прикосновение легкое, почти невесомое, но от него по всему моему телу пробегают мурашки. Кажется, я даже перестаю дышать.

Больше всего на свете в тот момент я хочу, чтобы он поцеловал меня. Чтобы он разрушил эту ледяную стену, что внезапно выросла между нами после пробуждения.

Но его лицо остается бесстрастным, спокойным, как маска.

Я просто смотрю на него, а в голове проносится вихрь мыслей. Ректор. Это ректор Ирд. Тот самый грозный орк, перед которым трепещет вся академия.

А я… а мы… В памяти всплывают отрывки вчерашней ночи: его прикосновения, мои стоны, обнаженная откровенность и всепоглощающее блаженство.

Жар заливает моё лицо, щеки пылают. От стыда и смятения я не выдерживаю и опускаю взгляд, уставившись на его мощный оголённый торс.

И в этот момент он резко, без единого слова, поднимается с кровати.

Его движения собранные, энергичные, деловые. Он подходит к шкафу и начинает одеваться. Стоит спиной, и я невольно снова засматриваюсь, как его тугие мышцы играют под кожей при каждом движении.

– Нашу одежду пришлось утилизировать, носить ее из-за контакта с дымом от эмориума нельзя, – говорит он спокойным, ровным голосом, не оборачиваясь. – Я заказал доставку ночью. Здесь, на кресле, для тебя новая одежда, она максимально похожа на ту, что ты носишь обычно. Никто не заподозрит, что она не твоя. Одевайся.

Ректор застегивает брюки, натягивает рубашку.

– Где купальня, ты уже знаешь, – продолжает он. – Когда будешь готова говорить, выходи в гостиную.

И он выходит, оставляя меня одну в огромной, пропитанной нашими запахами спальне, с гудящей головой и комом непонятных чувств.

Я сижу на кровати, сжавшись в комок, и слушаю, как за дверью стихают его шаги. Стыд. Жгучий, всепоглощающий стыд заливает меня с головой, жжет щеки. А под ним шевелится клубок противоречий.

Что теперь? Что он думает? Он – ректор. Я – студентка, которая только что провела с ним ночь. Боже, все эти стоны, эти безумные позы, эта откровенность… Неужели это все была я?

Я срываюсь с места и бегу в купальню. Но, оказавшись внутри, замираю, глядя на чашу в полу.

Мы ведь всю ночь почти не вылезали из воды. Ректор только и делал, что мыл меня.

На самом деле я не чувствую себя грязной. Наоборот. Если не давать волю стыдливым паническим мыслям, я чувствую чистоту и безраздельную легкость.

От меня пахнет им. Не потом или чем-то грубым, а его мылом, его теплом, чем-то… своим.

Мысль о том, чтобы смыть это, вдруг кажется кощунственной. Это же единственное, что осталось. Единственное доказательство, что все это не приснилось.

Я подхожу к зеркалу, боясь взглянуть на свое отражение. И вижу незнакомку.

Красивое, но испуганное лицо с огромными глазами, в которых читается паника. Губы прикушены так сильно, что на них проступают следы зубов. На щеках полыхает румянец.

Кожа, кажется, светится. И волосы… Мои волосы лежат идеальными, блестящими волнами, как после тщательной укладки. Чем он меня мыл, что такой эффект?

Едва не стону вслух от вспышек образов под его большим и мощным телом, ощущением его намыленных ладоней на коже, его темным взглядом на моих губах.

Сердце сжимается, а в голове начинается борьба. Это был эмориум! Обоюдная необходимость! Ты что, Кьяра, всерьез думаешь, что это что-то значит?

Но он был так бережен… Ведь ректор Ирд мог просто взять мое тело прямо там в мастерской, а затем выгнать. А он… мыл тебя, Кьяра. Носил на руках.

Он ректор! У него опыт! Он убирал последствия!

Ах да, он же еще наказать меня должен. Ректор Дорхар Ирд не из тех, кто забывает о своих словах.

Я с силой умываюсь холодной водой. Но решаю не мыться полностью.

Это будет уже слишком, как будто я пытаюсь стереть сам факт случившегося. Неправильно это. Нужно принять случившееся и идти дальше.

Да и не хочу расставаться с запахом Дорхара, как бы это ни было неправильно.

Вернувшись в спальню, я вижу на кресле изящный кожаный саквояж с латунными застежками. Рука дрогнула, когда я расстегнула их.

Внутри, аккуратно разложенные на мягкой ткани, лежат нижнее белье, чулки, скромное платье моего любимого покроя, туфли. И… отдельно, в бархатном мешочке, шпильки и заколки, подходящие к моим волосам.

От этой продуманности, от этой немой заботы о каждой детали у меня перехватывает дыхание.

Это не «вот, надень что-нибудь». Это «я позаботился о том, чтобы тебе было комфортно, и чтобы никто ничего не заподозрил». Эта мысль оказывается сильнее всех страхов. Она придает мне какую-то хрупкую уверенность.

Я одеваюсь. Все сидит идеально. Подойдя к зеркалу, я вижу ту же самую Кьяру, что и всегда.

Только в глубине глаз теперь новая тень, пока нераспознаваемая.

Я глубоко вздыхаю, выпрямляю спину. Нужно выйти. Нужно поблагодарить его – спокойно, с достоинством, как взрослая женщина, а не как запуганная девочка. Поблагодарить и… понять, что будет дальше.

Бросив на свое отражение последний решительный взгляд, я поворачиваюсь и выхожу в гостиную.

Глава 12. Завтрак

Гостиная ректора такая же внушительная и основательная, как и он сам.

Высокие потолки, темное полированное дерево и кожа, массивный камин, в котором уже потрескивают дрова – все это давит на меня, но я стараюсь не давать волю эмоциям.

Воздух насыщен ароматами кофе и свежей выпечки. У панорамного окна стоит небольшой столик, накрытый на двоих.

На серебряных блюдах исходит ароматным паром изысканная еда: паровой ростбиф с зелёными шариками, тонкие рулеты с сочной говядиной и трюфельным соусом, хрустящие вафли с черничным сиропом и запечённые персики в карамели с ванильным мороженым.

Ректор стоит у окна, спиной ко мне. Он одет в строгий костюм, и в его осанке нет и намека на вчерашнюю расслабленность. Каждая линия его высокого мощного тела говорит о собранности и контроле.

В моем животе урчит, и я краснею. Наверное, надо что-то сказать ему, но ничего не приходит в голову, в ней только полная сумятица. И сердце оглушительно стучит.

– Садись. Позавтракаем сначала, – его голос ровный, без эмоций.

Я молча подхожу и опускаюсь на стул, стараясь держать спину так же прямо, как и он.

Мои руки слегка дрожат, когда я беру салфетку.

Я помню о своем решении поблагодарить его, но слова застревают в горле, тяжелые и бесполезные.

++Вместо этого я беру вилку с ножом и принимаюсь за ростбиф. Он идеален, и я жалею, что настолько напряжена, что почти не чувствую вкуса.

Ректор разворачивается и садится напротив. Его движения резкие и быстрые.

Мы едим в полном молчании. Звук наших ножей и вилок кажется оглушительно громким, подчеркивая напряженную тишину.

А еще я чувствую на себе его взгляд – пристальный, неотрывный.

Сама же я не решаюсь поднять глаза, опустив взгляд на свою тарелку. Но краем зрения вижу его руки – большие, с длинными пальцами, – которые держат столовые приборы с удивительной, врожденной грацией.

Этими же пальцами он ночью…

Щеки мои вспыхивают. Я судорожно делаю глоток воды, стараясь подавить волну жара по всему телу.

Не выдержав, я рискую украдкой взглянуть на ректора. Утреннее солнце, пробиваясь сквозь стекло, золотит его зеленую кожу, подсвечивает мощный контур плеч, строгие линии красивого сурового лица.

Он и ест красиво. Сосредоточенно, без единого лишнего движения. Это картина абсолютной власти над собой и окружающим пространством. Как ночью надо мной…

Чтобы отвлечься, я смотрю в окно.

Дымка над утренним городом, дирижабли… частные транспортники, не такие роскошные, как ректоровская Аврора, но тоже внушающие уважение. Все это в сиянии косых утренних лучей.

Восхитительный вид.

Ловлю себя на мысли, что не знаю, каким видом мне больше хочется любоваться. Залитым утренним светом городом или молчаливым и абсолютно непроницаемым орком, сидящим напротив.

Его присутствие давит, пугая и притягивая одновременно.

Ректор отодвигает свою тарелку, закончив первым. Его взгляд на секунду задерживается на моих руках, тоже сложивших приборы. Уголок его губ дергается, а брови хмурятся, но это мгновенно. Его лицо тут же снова становится бесстрастным.

Заканчиваю и я, поставив приборы параллельно, стараясь, чтобы мои движения не выдавали внутренней дрожи.

Он откидывается на спинку стула, его холодный взгляд наконец встречается с моим. В нем нет ни намека на вчерашнюю страсть или ночную нежность. Только холодная, всевидящая глубина.

– Сыта? – его короткий вопрос.

– Да, спасибо, – тихо отвечаю я и добавляю, чтобы проявить вежливость: – очень вкусно.

Я опускаю глаза, не в силах смотреть на него, краснею. Он молчит, и я все же решаюсь хоть что-то сказать.

– Ректор Ирд, я хочу вам сказать…

– Иди за мной, – говорит он коротко, поднимаясь и обрывая мои слова.

От его резкого и стремительного движения у меня все внутри падает и леденеет.

Не осмеливаюсь ослушаться. И продолжить свою фразу уже не могу. А ведь я хотела его поблагодарить…

Мне ничего не остается, как последовать за ним.

Мы проходим в кабинет, у двери он жестом указывает мне пройти вперед, и я делаю шаг через порог.

Вдыхаю густой, сложный аромат старых фолиантов и еще что-то горьковатое, отдаленно напоминающее миндаль, но с металлической ноткой. Мне нравится этот запах. Он настраивает на рабочий лад.

Кабинет – это хаос, подчиненный некоему высшему порядку.

Повсюду стоят столы, заваленные приборами, чертежами и странными механизмами. На одной стене висит огромная панель, испещренная застывшими светящимися формулами, а от другой веет теплом и запахом раскаленного металла.

– Садись, Кьяра, – его низкий голос звучит по-прежнему ровно. – У меня много вопросов.

Повинуясь его властному жесту, я сажусь на кожаный диван, выпрямив спину.

Он проходит мимо, трогая что-то на стенах, его массивная фигура на мгновение заслоняет свет от окна, за которым виднеется небольшой закрытый сад с хвойной растительностью.

Затем ректор придвигает кресло и садится напротив меня.

– Вопросов, повторюсь, много. Но сначала говоришь ты, – продолжает он, скрещивая руки на груди. – Я хочу знать с самого начала, что заставило мою лучшую студентку проникнуть в мастерскую, нарушая все мыслимые правила. Рисковать не только своей жизнью, но и жизнями пары сотен студентов, преподавателей и прочего персонала. Будь предельно откровенна. Я активировал защиту от лишних ушей. У тебя есть мое слово: все, что скажешь, останется здесь, между мной и тобой.

Его взгляд, тяжелый и неотрывный, дает почувствовать всю неотвратимость происходящего.

– Я слушаю, – произносит он.

Глава 13. Вопросы

Всего два его слова.

Он слушает.

Ни давления, ни угрозы, но эти слова звучат как окончательный приговор, не оставляющий выбора.

Я медлю. Сложно. Но все же начинаю говорить, запинаясь, с самого начала.

Начинаю с мастерской отца. Как отец учил меня не просто слышать, а чувствовать музыку механизмов.

Почему-то никак не получается дойти до сути. Я планировала сказать лишь общее, про наш семейный дар… Но его молчание, его полная, сосредоточенная поглощенность моими словами, заставляет меня говорить и говорить.

Слова текут сами, вытаскивая наружу воспоминания, о которых я не думала годами. О том, как открылся мой дар. Как отец учил меня. Мои первые проекты.

Как к отцу пришли корпораты…

Поступление, резонатор…

Про мастерскую я договариваю тихо, опустив взгляд, глядя на свои стиснутые пальцы. Предельно коротко и четко.

Ректор Ирд не перебивает. Слушает.

Лишь когда я замолкаю, он задает первый вопрос.

– Как ты обошла охрану и големов? – спрашивает он.

В тоне его голоса читается лишь холодный интерес.

А я боюсь поднимать на него глаза.

– Я не обходила. Я месяц наблюдала за патрулями и узнала временные промежутки. У големов есть слепая зона в цикле обзора, если идти от западного входа. Я использовала его. В мастерской тоже есть пауза в смене заклятий с дневного режима на ночной. Он каждый раз меняется, но я вычислила интервал.

Ректор медленно перекладывает ногу на ногу. Скрип кожаного кресла звучит оглушительно громко.

– Что именно ты рассчитывала получить? Опиши целевой продукт.

– Прозрачный, электролитно-стабильный коллоидный раствор на основе эмориума. Он должен проникать в металл контракта и кристаллизоваться, показывая истинные эмоции подписавшего в виде узоров, которые невозможно подделать.

Мой голос дрожит на последних словах, и я откашливаюсь.

– На какие ресурсы ты опиралась, создавая рецепт? Учебники, запрещенные гримуары?

Услышав слово «запрещенные», я вскидываю на него возмущенный взгляд, но он лишь приподнимает брови, ожидая ответ.

– В основном, на работы отца, – сдерживая вспыхнувшую злость от несправедливого обвинения, отвечаю я. – Еще использовала «Продвинутую алхимию катализаторов» Лериэля. Метод синтеза… мой. Я использовала открытые источники. Все законно. И никого не впутывала. Только показала родителям. Они помогли с формулой.

Вопросы ректора следуют один за другим.

Проводила предварительные испытания? Где? Знала ли я, что масштабирование опасно?

Да, конечно, но я провела семнадцать успешных микросинтезов. Проблем не было. Мой отец и лорд Руфус проверили все мои расчеты. Их одобрения мне было достаточно. Ошибка вышла в практике. Я была так уверена…

Новые вопросы. Как проверяла чистоту компонентов до начала синтеза? Как рассчитывала необходимую мощность системы охлаждения?

Я отвечаю, комкая ткань платья. Голос самой себе кажется чужим, слабым.

– Кьяра, твоя успеваемость безупречна. Почему не обратилась за официальным допуском?

– Потому что вы бы спросили, зачем он мне. А я не могла рисковать. Веритек… корпораты ведь везде имеют уши. Да и потом. Официальный допуск для проекта студентки, да еще и направленный против главного спонсора половины исследований академии? Вы бы мне его не дали.

Я отпускаю многострадальное платье и сжимаю руки в кулаки на коленях. Взгляд ректора скользит по моим рукам, а затем возвращается к моему лицу. Мои щеки тут же вспыхивают.

– Считаешь, что твоих знаний третьекурсницы было достаточно?

– Моих знаний хватило, чтобы создать устройство, которое чуть не взорвало пол-академии, – усмехаюсь я горько и опускаю голову. – Мой ответ: нет, не достаточно. Особенно, чтобы предвидеть все последствия. Теперь я это знаю.

– Значит, ты и последствия контакта с дымом осознаешь?

Я сжимаю руки так сильно, что пальцы белеют.

– Да. Нервные расстройства. Разрушение магических каналов. Я чуть не уничтожила нас обоих. – Я говорю это почти шепотом, не в силах выдержать его взгляд. – Спасибо, что вы… что ты действовал быстро.

– Я пытаюсь понять, Кьяра, – он расцепляет руки и барабанит пальцами по подлокотникам. – Что двигало тобой? Отчаяние или слепая уверенность в себе?

В горле встает ком. Я резко вдыхаю и выдыхаю. Голос срывается, становится тихим и сиплым.

– Сначала отчаяние. Потом уверенность. А сейчас… – Я обвожу взглядом кабинет. – Снова отчаяние. Я не…

Горло сдавливает, я дышу глубоко, чтобы не заплакать. Ректор встает, подходит к полке, поправляет корешок завалившейся книги. Наливает воды из графина в два стакана, протягивает один мне.

Я пытаюсь благодарно ему улыбнуться, но получается натянуто, да и уголки моих губ нервно подрагивают. Беру протянутый стакан и жадно выпиваю половину.

Ректор возвращается в кресло. Свой стакан он даже не пригубливает.

– Ты считаешь, что твои причины оправдывают нарушение? – новый вопрос заставляет меня вздрогнуть.

– Я не знаю. Спасение семьи... казалось, что да. Но теперь я вижу цену, которую чуть не заплатила, – дергая плечом, я добавляю: – мои причины оправдывают это для меня. Но я понимаю, что для вас, как для ректора, они не могут быть оправданием.

Еще вопросы.

Много.

Я держусь.

Но следующий вопрос…

– И все же, Кьяра. Почему?

Я вскидываю на него взгляд. Он смотрит пристально, его взгляд, кажется, пытается проникнуть в самую мою суть.

– Ты одна из лучших моих студенток. В отдельных дисциплинах самая лучшая. Как бы то ни было, ты не могла не осознавать последствия. Осознавала же? – давит он голосом.

Закусив губу, я киваю.

Он прав. Полностью. Конечно, я все понимала.

Даже вероятность взрыва видела, но там была мизерная статистическая погрешность. Я решила, что нужно как следует подготовиться. Поэтому просчитывала все досконально, прежде чем решиться.

– Ты не могла не осознавать риски, – продолжает допытываться он. – Почему, Кьяра? Почему решилась?