Текст книги "Тайная помощница для ректора-орка (СИ)"

Автор книги: Татьяна Демидова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Глава 41. Пыль

Дорхар отступает на шаг, и в его золотистых глазах зажигаются знакомые огоньки холодного, отточенного интеллекта.

Он ведёт меня к массивному дубовому столу, заваленному теперь не только чертежами, но и картами сетей влияния Веритек.

– План прост, – начинает он, его палец тычет в схему. – Завтра утром, ровно в восемь, наши доверенные лица одновременно подадут иск в Королевскую судебную палату и обнародуют доказательства в трёх крупнейших газетах. Не только по твоему отцу и Грейспану. У нас есть данные о подлоге в двадцати семи крупных проектах, о трёх несчастных случаях, которые не были несчастными, и о системе откатов, уходящей в министерство финансов и много куда ещё. Твой жидкий резонатор сыграет здесь ключевую роль. Я уже всё отправил, куда нужно. Ход всему дадут в условленный час.

Я слушаю, заворожённо глядя на сложную паутину имён и связей, которую он выстроил.

– А… Роза? – осторожно спрашиваю я. – Она же среди этих… связей?

Дорхар хмурится, его взгляд становится тяжёлым.

– Твоя подруга – одна из многих. Веритек вербует талантливых студентов через подставные фонды, суля им золотые горы. Она не первая и не последняя, – Дорхар успокаивающе обнимает меня. – Но на этот счёт тоже всё продумано. Завтра же все, кто подписал с ними предварительные контракты, получат анонимные письма с… предостережением. С подробностями. Думаю, твоя Роза будет не рада своему выбору.

Я облегчённо перевожу дыхание. Значит, у неё есть шанс. Значит, он подумал и о ней, и о других.

– Значит… теперь просто ждать?

– Да, – он кивает, его взгляд снова устремляется на карты. – Просто ждать. Падение начнётся ровно в восемь утра.

К вечеру следующего дня воздух в его кабинете становится густым и наэлектризованным. Новости начинают поступать одна за другой.

Сначала приходит срочный выпуск Королевского вестника с громким заголовком «Корпорация Веритек: паутина лжи и предательства».

Потом сообщение от его связного в Судебной палате. Иск принят, назначена чрезвычайная комиссия.

Следом тревожный звонок из министерства, который Дорхар принимает, стоя у окна.

Я сижу в глубоком кресле, подтянув ноги, и смотрю, как он стремительно ходит между столами, то с трубкой сложного коммуникатора, то отдавая чёткие распоряжения своему секретарю через другой артефакт.

Мне мало что понятно из обрывков фраз – заморозка счетов, допрос в Тайном совете, показания министра – но мне становится жутко от звучащих должностей и масштабов происходящего.

Всё королевство бурлит, а центр бури находится здесь, в этом кабинете, сконцентрированная в этом мощном, напряжённом орке.

Это продолжается весь день. Едва успеваем поесть, и снова Дорхар в кабинет. Я настояла, что буду с ним. Всё равно всё будет валиться из рук.

Так мы и встречаем вечер. Я в кресле. Дорхар в переговорах.

Когда я в очередной раз не могу сдержать зевок, Дорхар замечает это, его взгляд смягчается.

– Иди спать, Кьяра, – его голос звучит требовательно, завораживая при этом необычайно мягкими нотами. – Здесь ты ничем не поможешь. Всё идёт по плану.

Я киваю и, почти не помня себя, плетусь в спальню. Засыпаю мгновенно, в одиночестве на огромной кровати.

Просыпаюсь ненадолго глубокой ночью от знакомого ощущения. Кровать прогибается под его весом. Он ложится рядом, и его властная рука находит мою талию в темноте, притягивая меня к его большому горячему телу.

Я сквозь дрёму мурлыкаю что-то, и улыбаюсь, прижимаясь к нему сильнее.

– Всё хорошо, любимая, – слышу я его сонный, хриплый шёпот у самого уха. – Спи.

И я снова погружаюсь в сон, теперь уже по-настоящему, убаюканная его дыханием и твёрдой уверенностью, что где-то там, в ночи, империя наших врагов рушится навсегда.

Я просыпаюсь восхитительно отдохнувшей. И улыбаюсь ощущениям.

Тяжёлая, уверенная рука на моей талии, прижимающая меня спиной к его груди. Его ровное, глубокое дыхание шевелит мои волосы. Покой. Тишина. Никакой тревоги, никакого страха. Только тепло его тела и биение его сердца у меня за спиной.

Открываю глаза и вижу на стуле рядом с кроватью аккуратно сложенную газету.

Заголовок бросается в глаза даже с этого расстояния. «Конец империи лжи: Активы Веритек национализированы по указу Его Величества». Ниже мелькают знакомые имена и лица, помеченные словом «арест».

Я замираю, не в силах отвести взгляд. Это случилось. На самом деле случилось.

– Вижу, ты уже всё изучила, – его низкий, сонный голос звучит прямо у моего уха, и от этого по спине бегут мурашки.

Я переворачиваюсь к нему лицом. Дорхар лежит на боку, подперев голову рукой, и смотрит на меня.

Его золотистые глаза спокойны, в них нет привычной стальной напряжённости, только глубокое, бездонное удовлетворение.

Дорхар просто смотрит на меня. И мне от его взгляда так… Тянусь к его губам. И тону во властном и упоительно нежном поцелуе.

За завтраком на солнечной террасе я всё ещё не могу прийти в себя. Воздух пахнет кофе, свежей выпечкой и свободой. Настоящей, осязаемой.

– Сегодня тебе нужно оформить академический отпуск, – привычно деловым тоном говорит Дорхар, отламывая кусочек круассана. – Я свой отпуск уже оформил. Ректорство делегировал. Кстати, я подал прошение об увольнении. После окончания отпуска буду директором нового исследовательского института. Свободным человеком, – прищурившись, смотрит он на меня..

Я откладываю вилку, поражённая. Он всё продумал. До мелочей. Как всегда.

– А завтра, – продолжает он, и его взгляд теплеет, – мы едем к твоим родителям. Я с ними уже связался. Всё объяснил. Договорились о встрече.

От этих слов у меня сердце пропускает удар и тут же начинает биться сильнее. Он поговорил с папой и мамой. Сам. Без меня.

– Дорхар… – начинаю я, но он встаёт и проходит к большому резному шкафу в глубине комнаты.

Он возвращается с увесистой папкой в руках, садится рядом со мной и без лишних слов усаживает меня к себе на колени. Его руки обнимают меня, а папка оказывается передо мной. Он открывает её.

Внутри – эскизы платьев, украшений, схемы рассадки гостей, образцы тканей, меню.

Свадьба. Вся, до мельчайших деталей.

– Вот это, – он перелистывает страницу с изображением строгого, но роскошного платья, – нравится? А это? – его палец указывает на другой эскиз, более воздушный и романтичный.

Я смотрю на него, широко раскрыв глаза.

– Ты… когда ты успел?.. Ты действительно это всё подготовил, – ошеломлённо выдыхаю я.

– Когда хочешь впечатлить самую красивую, нестерпимо любимую и до боли желанную женщину, можно горы свернуть. А я всего лишь подготовил всё к нашей совместной жизни.

Его глаза довольно сверкают, лаская моё потрясённое лицо.

– Говори как есть, Кьяра, – он прижимает меня чуть крепче, и его губы касаются моей шеи. – Нравится? Не нравится? Всё это для тебя. Мне важно, чтобы нравилось именно тебе.

Я откидываю голову на его плечо, и слёзы наворачиваются на глаза. Но это слёзы счастья. Он не просто планирует. Он строит наше общее будущее. И начинает он его с меня.

– Это… – я провожу пальцем по одному из эскизов, простому, но изысканному, с тонкой вышивкой, напоминающей шестерёнки. – Это идеально.

Он целует меня в висок.

– Тогда сегодня начнём с этого. А теперь, – он переворачивает страницу, – посмотри сюда.

Глава 42. Любовь

Аврора приземляется на знакомой улочке, и волнение охватывает меня.

Дверь нашего дома распахивается, прежде чем мы успеваем подойти. На пороге стоят папа и мама.

Папа… Ох, папочка мой, он выглядит так, будто с него сняли несколько десятков лет!

Плечи расправлены, морщины на лице разгладились, а в глазах, которые все эти месяцы были усталыми и потухшими, теперь плещется настоящее, живое счастье.

Он широко улыбается и раскрывает мне объятиях.

– Папа! – вырывается у меня, и я бросаюсь к нему, прижимаюсь к его груди, вдыхая знакомый запах машинного масла и домашнего уюта.

Его руки крепко обнимают меня, и я замираю, чувствуя ошеломляющее счастье. Он отпускает меня, и я обнимаюсь с мамой, чувствуя, как папа обнимает нас обеих.

Не могу сдержать слёз. Как же я их люблю…

Когда с объятиями покончено, папа выпрямляется и протягивает руку Дорхару. Его взгляд становится серьёзным, полным глубокого уважения.

– Ректор Ирд, – говорит он, и его голос звенит новой силой. – Мы не знаем, как благодарить вас.

Дорхар принимает рукопожатие твёрдо и уверенно, как равный равному.

– Мастер Линд, – поправляет он мягко. – Для вас, просто Дорхар. Благодарить не за что. Я лишь исправил несправедливость.

– О, давайте по именам тогда, – широко улыбается отец. – Для вас я Арнис. И моя супруга, Лиана.

Замечаю, что мама держится чуть поодаль. Её взгляд скользит по внушительной фигуре Дорхара, и я вижу в её глазах лёгкий страх и смущение. Но Дорхар делает шаг вперёд, и его голос звучит на удивление мягко.

– Лиана, – обращается Дорхар к ней по имени. – Кьяра рассказывала, какая вы незаменимая помощница в работе с документами. Без вашей точности и внимательности многие её расчёты не были бы столь безупречны. Я вам благодарен.

Глаза мамы округляются от удивления, а затем наполняются теплом. Смущение как рукой снимает, её лицо озаряется робкой, но сияющей улыбкой.

– Ох, да что вы… я просто помогала, как могла… – мягко произносит она, но я вижу, как она польщённо краснеет.

Мы проходим в гостиную, и Дорхар, не теряя времени, обращается к ним обоим. В его голосе появляется та самая ректорская сталь, но на этот раз она служит другой цели.

– Арнис, Лиана, – гулко и чётко произносит он. – Я полюбил вашу дочь. Она – самый драгоценный, самый гениальный человек в моей жизни. Я обещаю оберегать её, уважать и посвятить все свои дни тому, чтобы она была счастлива. Я прошу у вас благословения взять Кьяру в жёны.

Я замираю, позабыв, как дышать. Да уж, мой ректор не любит терять время.

Мама невольно подносит руку к губам, а папа смотрит на Дорхара долгим, изучающим взглядом.

Папа медленно кивает.

– У нас с матерью только один вопрос, – говорит он, прищурившись. – Ты его любишь, дочка?

Я перевожу взгляд на Дорхара, на его спокойное лицо, в золотистые глаза, которые смотрят только на меня.

– Да, – отвечаю я, и моё сердце поёт от этого слова. – Очень люблю.

Папа смотрит на маму, она ему кивает, и он снова поворачивается к Дорхару.

– Тогда мы благословляем вас. Будьте счастливы.

Мы чудесно проводим время, а потом я спрашиваю Дорхара, можно ли заехать в общежитие, чтобы забрать вещи.

Он кивает, у него в академии тоже есть дела.

Дверь в мою старую комнату в общежитии скрипит так же, как и всегда. Только вот мыслями я уже давно не здесь. Заберу вещи и домой. К нам. К моему Дорхару.

Я делаю всего пару шагов и замираю. Роза сидит на своей кровати с учебником, но увидев меня, откладывает его в сторону и вскакивает. Замирает, глядя на меня во все глаза, сцепив руки.

– Привет, – говорю я спокойно.

В её глазах не видно ни прежнего задора, ни недавней обиды. Только вина и какая-то непривычная робость.

– Привет, – тихо произносит она.

Мы молча смотрим друг на друга. Весть о нашей помолвке с Дорхаром, кажется, облетела всю Академию быстрее, чем сообщение о пожаре. Я вижу, как её взгляд на секунду задерживается на кольце у меня на пальце.

– Все уже знают, – наконец говорит она. – Про вас с ректором. Поздравляю.

Я благодарю её и подхожу к своему шкафу. Я хочу забрать всего пару вещей, любимую кофту, которую вязала мама и несколько важных для меня книг. Остальное потом заберут люди Дорхара.

Всё, что мне действительно нужно, уже ждёт меня в нашем доме.

– Кьяра, я… – вдруг начинает Роза. – Я была ужасной подругой. Ослеплённой, самовлюблённой дурой. Эти перспективы… они казались такими яркими. А ты просто пыталась меня предостеречь. Я не слышала. Да ещё и обвинила тебя. Прости.

Я поворачиваюсь к ней. Вся её поза кричит о раскаянии.

Улыбаюсь, ведь я совершенно не держу на неё зла. Вообще. Слишком много счастья переполняет меня. Да и сама она очень хороший человек. Возможно, я бы тоже могла обидеться на её месте.

Я подхожу и просто обнимаю её. Она сначала замирает, а потом её руки с силой обвиваются вокруг меня, и она, всхлипнув, прячет лицо у меня на плече.

– Прости меня, пожалуйста! – её голос дрожит. – Я не знала… я не думала, что всё обернётся так… А это письмо… Ты послала его, да?

– Какое письмо?

– Анонимное, – она вытирает слёзы тыльной стороной ладони. – С подробностями о реальных условиях контрактов Веритек. С историями тех, кого они сломали. Оно пришло как раз перед тем, как я должна была подписать. Оно спасло меня от ужасной судьбы. Спасибо.

Я понимаю, что это работа Дорхара. Его холодный, точный удар, который спас мою подругу, даже когда она отвернулась от меня. Во мне закипает новая волна любви и благодарности к нему.

– Мне просто нужно было, чтобы ты была в безопасности, Роза, – тихо говорю я. – Всегда.

Она смотрит на меня, и в её глазах сквозь слёзы пробивается слабый, но настоящий лучик прежней весёлой Розы.

– Ты выходишь за него замуж, – говорит она, приподняв брови.

– Да, – улыбаюсь я, и моя улыбка становится шире. – Выхожу.

– Кьяра… – она делает глубокий вдох. – Как же я за тебя рада! Он же такой… По нему тут вся академия сохнет, а ты! Кьяра моя, от всей души желаю тебе счастья!

Я снова обнимаю её. Роза очень важна для меня. И я счастлива, что нашей дружбе снова нет препятствий.

Проходит несколько недель, наполненных приятными хлопотами. Выбор меню, примерка платья, в котором я чувствую себя и собой, и частью Дорхара одновременно.

И, наконец, тот самый день. Наш с Дорхаром день.

В саду поместья Дорхара солнце отбрасывает сквозь листья дубов кружевные тени на небольшую группу гостей.

Здесь нет толп придворных, нет позолоты и пафоса. Только тихий шепот листвы, аромат цветущего жасмина и ощущение невероятной, сокровенной теплоты.

Оформление свадьбы идеально. Столь же идеально, как белоснежное изящное платье, в которое я влюбилась ещё на эскизе, но реальность превзошла все мои мечты.

Дорхар в строгом тёмно-сером камзоле, который идеально сидит на его могучей фигуре. Обожаемые золотистые глаза, прищуренные от солнца, смотрят только на меня.

В них нет ректорской суровости, только бесконечная, обжигающая нежность.

Роза в лёгком сиреневом платье, с сияющей, чуть робкой улыбкой поправляет мне прядь волос. Рядом сияют мама и папа, держась за руки, как молодожёны. Лорд Руфус, старый друг отца, одобрительно кивает мне, а несколько верных соратников Дорхара стоят рядом с доброжелательными улыбками.

Всё просто идеально. От нашего взаимного счастья захватывает дух. Наши клятвы искренни и просты.

Когда церемония завершается, Дорхар оборачивается к гостям.

– Я думал, что сила – в контроле, – его низкий голос разносится по тихому саду. – Что дом – это стены и крыша. Я ошибался. – Его взгляд возвращается ко мне, и всё вокруг будто перестаёт существовать. – Ты, Кьяра, подарила мне настоящую силу. И подарила мне дом. Здесь. – Он касается пальцами груди над своим сердцем.

По моим щекам катятся беззвучные слёзы счастья. Дорхар обнимает меня и целует.

Празднование было в самом разгаре, когда Дорхар глянул на меня с обещанием в глазах. Как всегда, понимаю его без слов, улыбаюсь, и охотно киваю. Все приличия соблюдены. И мне очень хочется с ним. Наедине.

Через час мы уже мчимся на Авроре прочь от всех условностей, оставив позади сияющих родителей, которые, посмеиваясь, пожелали нам счастливого медового месяца.

Теперь я сижу у него на коленях в знакомом кожаном кресле, прижавшись спиной к его твёрдой груди.

Дорхар включил автоматический полёт. Его руки надёжно обнимают меня. За стеклом купола проплывают заснеженные пики, окрашенные закатом в багрянец и золото. Мотор гудит ровной, могучей песней, а ветер поёт за стеклом.

Нам не нужны слова. Я чувствую тепло его тела через тонкую ткань моего платья, слышу его ровное дыхание у своего виска.

Его покой становится моим покоем, его уверенность – моей уверенностью. Все формулы вычислены, все битвы выиграны.

Мы любим друг друга и впереди у нас яркая, интересная и очень счастливая жизнь.

Эпилог

Три года спустя

.

– Объясните мне, – низкий голос Дорхара звучит негромко, но от этого ещё страшнее, – как можно было пренебречь базовой калибровкой резонансного контура? Или вы все, – его золотистый взгляд медленно скользит по бледным лицам инженеров, – решили, что если «Ирд Индастриз» лидирует на рынке, можно расслабиться и халтурить?

Он делает шаг к столу, заваленному компонентами нового анализатора. Его мощная фигура в дорогом, но строгом камзоле кажется исполинской. Он поднимает бракованную деталь, и его пальцы сжимают её с такой силой, что кажется, сталь вот-вот треснет.

– Это, – он бросает деталь на стол с оглушительным грохотом, заставляя всех вздрогнуть, – не ошибка. Это преступление. Преступление перед самой идеей качества. Я не нанимал вас для создания посредственности. Каждый механизм, выходящий из этих стен, должен быть безупречен. Как часы. Как математическая формула.

В цехе стоит гробовая тишина. Никто не смеет даже дышать.

Таким я видела его в главном зале Академии. Только теперь его ярость направлена не на студентов-нарушителей, а на брак в работе.

В этой ярости до сих пор живёт его страсть. Страсть к идеалу, которая когда-то заставила его разобрать мой провальный эксперимент, чтобы собрать заново, уже вместе со мной.

Я сижу в стороне за своим чертёжным столом, заполненным свежими эскизами, и смотрю на моего сурового мужа, скрывая улыбку. Мои пальцы сами тянутся к обручальному кольцу на левой руке, привычно находя успокоение в его холодной поверхности.

– Я жду исправлений. К завтрашнему утру, – отрезает Дорхар.

После этого он разворачивается и, не глядя больше ни на кого, идёт ко мне. Его шаги отдаются гулким эхом по цеху, из которого инженеры начинают торопливо, но без суеты, расходиться.

На самом деле, такой разнос, как сейчас, редкость. Второй раз вижу в этих стенах. И на лицах инженеров я успеваю прочесть искреннее желание скорее исправить. Ведь моего грозного мужа здесь буквально боготворят.

Людям слишком нравится здесь работать. Самые достойные условия во всём королевстве, все возможности для роста, передовое оборудование и ощущение собственной ценности. Уважения к личности. И бескомпромиссное сражение за идеал.

Дорхар подходит, и его огромная ладонь опускается на моё плечо. Тяжёлая, тёплая, такая родная.

– Готовься, Кьяра, – его голос теряет сталь, становясь низким и глубоким, предназначенным только для меня. – У нас сегодня важное семейное совещание. Всё остальное может подождать.

Я кладу свою руку поверх его, чувствуя под пальцами напряжение, всё ещё бегущее по его мышцам.

– Совсем персонал запугаешь, – тихо говорю я, поднимая на него глаза.

– И правильно, – он хмыкает, и в уголках его глаз собираются лучики смешинок. – Страх, отличный мотиватор. Но не лучший. Лучший, это ты.

Важное семейное совещание запланировано у нас дома, расположенного в тихом престижном районе. Район был выбран не случайно. В соседнем, таком же уютном особнячке, живут мои родители.

Мы застаём маму на крыльце, она качает коляску и что-то напевает. Увидев нас, она расцветает улыбкой.

– Внучек только что заснул, такой сладкий! – тихо произносит она.

И снова внутри меня вспыхивает тёплое, уютное чувство. Моя мама счастлива. Счастлива по-настоящему, без тени той вечной тревоги, что была в её глазах три года назад.

Из дома доносится знакомый гул и лязг. Папа в своей новой, прекрасно оборудованной мастерской, которую ему помог обустроить Дорхар. Он выходит, вытирая руки о ветошь, и его лицо, помолодевшее и спокойное, озаряется улыбкой при виде зятя.

– Дорхар! Как там новый модулятор? Говорил я тебе, что нужно усиливать подачу маны на третьем контуре!

Дорхар наклоняется, легко целует меня в губы, и смотрит на моего отца. Его осанка меняется. Из владельца стремительно растущей корпорации он превращается во внимательного, уважительного коллегу.

– Усилили, Арнис. Но появилась вибрация на высоких частотах. Зайдёте позже, посмотрите? Ваше мнение бесценно.

Они уходят вглубь дома, увлечённые техническим спором, и я остаюсь с мамой и сыном. Она обнимает меня, когда мы смотрим на спящего малыша.

– Дорхар у тебя такой счастливый, дочка, – шепчет мне она, глядя на удаляющуюся спину Дорхара. – С тобой. С малышом. С работой. Я иногда смотрю на него и не верю, что этот исполин может быть таким нежным.

– Он и есть нежный, мама. Просто его нежность не для всех.

Спустя час мы забираем проснувшегося Элиона и возвращаемся в наш дом.

В гостиной, застеленной мягкими коврами, мы опускаемся на пол.

Элион, наш изумрудный малыш с золотистыми, не по-детски серьёзными глазами, неуверенно перебирает пухлыми ножками, держась за папин палец.

– Ну же, сынок, – Дорхар говорит непривычно тихим, певучим голосом, который он использует только с ним. – Сделай шаг. Всего один. К маме.

Он отпускает его ручку. Элион качается на месте, его бровки хмурятся в сосредоточенном усилии.

И вдруг он делает его. Неуклюжий, шаткий, но настоящий шаг. Второй. Он преодолевает короткое расстояние и с торжествующим, звонким «Ага!» падает ко мне на колени.

Сердце замирает у меня в груди, переполненное такой любовью и гордостью, что, кажется, вот-вот разорвётся.

Я смеюсь, подхватывая его, и прижимаю к себе.

– Умница! Наш мальчик! – восклицаю я, широко и счастливо улыбаюсь мужу.

Дорхар смотрит на нас, и на его обычно суровом, каменном лице такое выражение безграничной, почти болезненной нежности, что у меня перехватывает дыхание.

– Смотри, Эли, – шепчу я, поворачивая малыша к стене, где в почётном месте висит небольшой портрет. – Видишь этого дядю? Это был великий человек. Очень умный и добрый. Его звали Элион Грейспан. Он изобрёл много удивительных вещей. Папа и мама сохранили то, что он создал, чтобы мир стал справедливее. И мы назвали тебя в его честь. Чтобы ты помнил.

Малыш лепечет что-то неразборчивое, протягивая ручку к портрету, и я целую его в макушку.

– Уже интересуется, – тихо говорит Дорхар, и в его голосе слышится та особая мягкость, которую он хранит только для семьи. – Скруглённые углы на новом корпусе анализатора, кстати, это его идея. Ползал, стукнулся, и теперь все прототипы проверяю на безопасность для детей.

Я смеюсь, представляя моего грозного мужа, лично проверяющего каждую деталь на возможность столкновения с любопытным малышом. Наш сын тянется к портрету, и его маленькие пальчики смыкаются в воздухе, будто пытаясь схватить механизм в руках Грейспана.

– Он бы гордился тобой, – говорю я, глядя на Дорхара поверх головы ребёнка.

Дорхар присаживается к нам, обнимает меня и сына. Нежно целует меня в губы и смотрит прямо в глаза.

– Он научил меня не только механике, Кьяра. Он говорил, что самое сложное, это не создать совершенный механизм, а построить что-то, что переживёт тебя самого. Что будет иметь значение. – Его рука ложится на мою. – Я думал, это будут мои изобретения. А оказалось... это вот оно. Наша любовь, Кьяра.

– Люблю тебя, Дорхар, – улыбаюсь ему я.

Новый поцелуй уже горячее. Обжигает обещанием грядущей ночи. Ох и жаркие и долгие они у нас. Даже жарче и дольше стали, а наша близость ещё пронзительнее и ярче.

Элион поворачивает голову и смотрит на отца своими огромными золотистыми глазами, точь-в-точь как у Дорхара. Он протягивает к нему ручки, и Дорхар берёт его у меня, поднимая высоко в воздух. Малыш заливается счастливым смехом, а его ладошки хлопают по отцовским щекам.

– Лети, сынок, – говорит Дорхар, и его голос слегка дрожит от сдерживаемых эмоций. – Лети высоко. Выше нас. У тебя всё получится. Мы с мамой всегда будем рядом.

Я смотрю на них. На могучего орка, нашего грозного защитника, удерживающего своего сына, как самое драгоценное сокровище, и на этого маленького мальчика. И понимаю, что это и есть наше главное наследие.

Не корпорация, не патенты, не слава. Этот момент. Наша любовь, которая сильнее любого механизма, мудрее любой формулы и прочнее любого металла.

. КОНЕЦ.