Текст книги "Солнечный цветок дьявола"

Автор книги: Татьяна Бродских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Ну ты же Эванджелина. Значит, сокращенно Энжи, – на меня взглянули такие знакомые карие глаза. Я вздрогнула еще раз, понимая, что схожу с ума, если мне в постороннем мужчине мерещится другой.

– Или тебе больше нравится «цветочек»? – лукаво спросил мужчина, норовя меня поцеловать. Я же пристально искала в нем знакомые черты и, конечно, не находила. – Поцелуй меня, цветочек.

И я поцеловала, сама. Не потому что меня пленили нежность или резко проснувшаяся страсть. Нет, мне просто нужно было отвлечься от навязчивых мыслей о Лансе. Он то лучше и светлое в моей жизни, что было в ней. Я не хочу о нём забывать, но и мечтать о том, что было бы останься мы вместе, не могу. Потому что разочарование в жизни и так сильно, а желание избавиться от всех проблем разом никуда не делось. Но Ланс хотел чтобы я жила, чтобы любила, была счастлива. Он говорил, что подарками нельзя разбрасываться, и если до подарков богов мне не было дела, то дар Ланса грел душу. Он вернул мне надежду. Нет, я все еще не верю в счастье или любовь, но Ланс дал мне надежду на то, что жизнь может быть другой, как и близость с мужчиной.

– Ну, что ты, маленькая? Не плачь, – моих щек ласково коснулись губы Сейма. Плачу? И правда, но что такое слезы, если рыдает сердце? – Прости, если напугал или обидел. Только не плачь. Все будет хорошо, вот увидишь.

– Будет ли? – прошептала, обнимая мужчину за шею. От него исходили уверенность и спокойствие, как раз то, что мне сейчас не хватало.

– Обязательно будет, поверь. Не хочешь мне рассказать, что тебя гнетет?

– Не очень. Да и зачем тебе? Ты же рассчитывал после обеда «покувыркаться», а не на слезливые жалобы на жизнь. А знаешь, я согласна, – почему‑то после этих слов я почувствовала себя предательницей. Но что решено, то решено.

– А я нет, – нахмурился Сейм. – Я хочу, чтобы ты думала обо мне, а не о прошлой жизни. Хочу ласкать тебя и видеть огонь желания в твоих глазах. Хочу, чтобы ты от страсти срывалась на крик, звала меня, молила не отпускать. Мне не нужна одноразовая подачка.

– Ну да, тебе нужны отношения на неделю, – фыркнула я, не поверив его словам. Да и кто бы поверил? Ведь он наёмник, я баронесса, что у нас может быть общего? Постель? Она самая и больше ничего. Но я не обижалась на мужчину, уже не обижалась и даже не злилась. За его бережное отношение ко мне, я была готова на многое закрыть глаза.

– А если нет? Если я хочу быть рядом с тобой всегда? – тихо произнес мужчина. И что‑то в его голосе заставило посмотреть ему в глаза. На мгновение я окунулась в бесконечную тоску, будто из глубины души Сейма выглянуло нечто древнее и несчастное. Но вот наваждение сгинуло, оставив грустный взгляд карих глаз. Вздохнула, вот уже и галлюцинации начались.

– Сейм, я вдова, но у меня нет ребенка, нет наследника. Ты наверняка знаешь закон, я еду в столицу затем, чтобы король назначил хозяина моим землям, а мне мужа. И да, мой брак не был счастливым, я до сих пор с содроганием вспоминаю о том времени. Так о каком «навсегда» может идти речь? Не надо, не старайся меня увлечь, заставить поверить в то, что невозможно, – я убрала руки и встала с колен мужчины. Он не удержал, в душе почему‑то шевельнулась обида. Но я подавила ее, старательно вызывая в себе привычное раздражение. У меня не получалось, только грусть, опустошение и легкая нежность, вот и все, что удалось найти в своем сердце.

– Энжи, постой, – Сейм не дал мне уйти, перехватил, порывисто развернул к себе. Заставил посмотреть себе в глаза, и снова я потерялась в их глубинах. – Я не могу тебе всего рассказать, цветочек. Караярва! Я вообще, ничего не могу тебе рассказать! Просто верь мне, верь сердцу, а не разуму. Все у нас будет хорошо, главное верь и ничего не бойся. Я рядом. Всегда.

Верить? Нет во мне этого чувства, барон постарался убить веру во мне в первую очередь. Но я ничего не ответила, молча уткнулась лбом в грудь этого странного мужчины. Я не понимала его мотивов, не знала его планов, а он явно что‑то задумал, раз не хочет или не может мне всего рассказать. А я хочу это «все» знать? Не знаю, ничего не знаю. Что‑то не давало мне покоя, на грани сознания мелькала какая‑то мысль. Но зацепить ее не удавалось, наверное потому, что хотелось спрятаться, а еще сильнее все забыть и не вспоминать. Но тут память подкинула: ночи с Лансом, как во сне, так и наяву, Зару, маму, и даже того парнишку, который мечтал стать магом и жениться на мне. Нет, есть вещи, которые я не хочу забывать, только эти воспоминания удерживают меня в реальности.

* * *

На ночь мы остановились на постоялом дворе, встретили нас очень приветливо. То ли деньги были тому виной, то ли весьма агрессивный вид Сейма, когда хозяин постоялого двора предложил нам одну комнату на всех. Но главное результат, а он был. Комнату мне выдели индивидуальную, еще ужин и, конечно, бадью с горячей водой. Мне хотелось бы ванную, полежать в ней, собраться с мыслями, а в бадье можно было только сидеть.

– Помочь, цветочек? – с улыбкой спросил Сейм, каким‑то чудом оказавшийся в моей комнате. Я взвизгнула, и попыталась скрыться в воде, совсем забыв о том, что этот мужчина уже многое видел, а еще больше щупал. Утопнуть Сейм мне не дал, фыркнул, обхватил своей крупной ладонью мой затылок и припал поцелуем к моим губам.

– Как ты сюда попал? – покраснев спросила я, едва он оторвался от моих губ. Я ведь помню, что запирала дверь. Вывернулась из захвата мужчины, который, подхватив мочалку, начал меня мыть, глянула на дверь – засов все так же был задвинут.

– Прилетел на крыльях любви, встань, я потру тебе спинку, – проворковал Сейм, одаривая меня жарким взглядом.

– Вот еще, – от неловкости сердце пустилось в галоп, захотелось отплатить мужчине тем же. – Ты отказался от моего предложения, поэтому будь добр, покинь мою комнату.

– То есть ты уже чистая? – будто не услышал меня Сейм. – Точно везде помыла? Я же проверю.

– Хам! – покраснела я еще сильнее, вспомнилось, как он целовал и ласкал меня в карете.

– Да – да, и мужлан, – рассмеялся он, запустил обе руки в бадью и вытащил меня. И пока я разевала рот, не зная, то ли кричать, то ли бить его за такую наглость по морде, как подхватил с табурета полотно и обернул им меня. – Пока ты подсушиваешь волосы, я тоже ополоснусь.

– Ты что мыться здесь собрался?! – взвизгнула я, но во время закрыла рот, опасаясь того, что нас могут услышать.

– Я и спать здесь собираюсь, – усмехнулся мужчина, поднял меня на руки и перенес на кровать. – Да не бойся, пока сама не попросишь, ничего не будет. А насчет мытья, ты же не хочешь, чтобы от меня всю ночь потом воняло?

– Я вообще, не хочу, чтобы ты спал в моей комнате, – прошипела я, глядя, как этот наглец раздевается.

– Цветочек, ты хочешь выгнать меня в общую комнату к клопам и потным мужикам? Не ожидал я от тебя такой черствости, – с деланным возмущением произнес Сейм. Он уже скинул куртку с рубахой и взялся за штаны. Я в своей жизни видела только одного голого мужчину – своего мужа. Это было гадкое и омерзительное зрелище. До сих пор при одном воспоминании об этом меня начинает мутить. С Лансом у нас все происходило ночью, без света, а даже если бы он был, я вряд ли бы рискнула рассматривать мужчину. А тут пришлось поневоле. Этот гад еще и красовался в лучах закатного солнца, что проникали через приоткрытое окно. Теперь понятно, как он оказался в моей комнате! Вообще‑то я могла отвернуться или закрыть глаза, но не смогла, очень уж красиво смотрелось бронзовое тело Сейма. И он ни капли не стеснялся. Медленно разделся, потянулся, давая мне подробно рассмотреть все его мышцы не только на спине и руках, но и ниже. Подмигнул мне через плечо и влез в бадью. А мне так хотелось, чтобы он повернулся ко мне лицом. Зачем? Ну точно не на глаза его любоваться, хотя они у него красивые.

Я сидела и смотрела, как пенные ручейки стекают по его коже, цепляясь за рыжеватые, курчавые волосы, растущие у него на груди. Сейм же будто не замечал моего внимания, сидел в бадье с водой, наслаждался, намыливал торс мочалкой, и улыбался своим мыслям. Мои же куда‑то разбежались, оставив меня недоумевать над собственным открытием – тело мужчины тоже может быть красивым.

– Поможешь? – вывел меня из задумчивой созерцательности голос Сейма. – Потри спину, а то я не дотягиваюсь.

Сказано это было так просто, без всяких намеков и подмигиваний, что я машинально кивнула и встала с кровати. Сейм тоже поднялся во весь рост. Я сглотнула и судорожно прижала простынку к себе. Взгляд сам собой заскользил по телу мужчины следом за ручейками воды, стекающей с него в бадью. По рельефным мускулам Сейма, по его рыжеватым завиткам на груди, которые тонкой дорожкой пересекали живот мужчины и соединялись с такими же завитками на его лобке. И даже «орудие» этого мужчины выглядело привлекательным и совсем не чужеродным. Появилось дикое желание подойти и погладить дорожку из волос, потрогать будто каменный пресс, провести ладонью по чреслам мужчины. Я впервые получала эстетическое наслаждение от увиденного.

– Энжи, – нежно позвал меня Сейм, улыбаясь ярче обычного. – Мне уже холодно.

Я глянула на довольного мужчину и нахмурилась, что‑то вид у него слишком самонадеянный. Или думает, что я сейчас сама брошусь к нему в руки? Благородная леди никогда не унизит себя таким образом! Тут память некстати подкинула видения, как эту самую леди, то есть меня, унижал ее собственный муж. Стало муторно и противно, я уже собралась сказать что‑то грубое и лечь спать, пусть бы этот гад сам домывался. Но последние солнечные лучики скользнули по телу Сейма, вызывая у меня непреодолимое желание хотя бы дотронуться до него. Я молча взяла протянутую мыльную мочалку и зашла Сейму за спину. Как хорошо, что он не будет видеть мое лицо.

Первое движение у меня получилось нерешительным и слабым, но с каждым разом мне все больше нравилось мыть Сейма. Мои ладошки стали все чаще соприкасаться с кожей мужчины, вызывая у него дрожь удовольствия и томление у меня. Сейм перехватил мою руку с мочалкой, когда я намыливала его бок, и завел ее себе на живот. У меня не хватило силы воли, чтобы остановиться и отказаться от возможности потрогать мужчину и с той стороны. Гладила, изредка цепляя кожу Сейма своими ногтями, он вздрагивал, часто дышал, а временами и постанывал. Я понимала, к чему нас приведет такое мытье, но прекращать забаву не хотела. Меня впервые возбуждало то, что я ласкаю мужчину. Захотелось прильнуть к его спине, поцеловать, потереться об нее щекой. Сейм отобрал мочалку, притянул меня за руку так, чтобы я почти впечаталась в его спину, и обе мои ладони расположил у себе на животе, придерживая их своими руками. Я дернулась вырваться, но буквально сразу перестала, ведь гладить руками его тело было намного приятнее. Сейм еще какое‑то время придерживал мои руки, но поняв, что забрать я их не собираюсь, расслабился и позволил мне действовать.

Скоро я осмелела настолько, что сама прижалась к спине мужчины, ноги уже плохо держали, и гладила его грудь, живот, плечи. Сейм, казалось, затаил дыхание, я не могла понять нравится ему или нет, только сердце у него бешено стучало. Через какое‑то время моя ладошка опять была перехвачена и мягко, но настойчиво была направлена вниз. И уже через несколько секунд он накрыл моей ладонью свою вздыбленную плоть. В тот момент меня посетило двойственное чувство, с одной стороны было приятно знать, что мои ласки Сейму понравились, с другой стороны, слишком негативными у меня были ассоциации с этой мужской частью тела. Паника смешалась с возбуждением, закидывая в кровь дикий коктейль из эмоций и желаний. Почему я не отдернула руку, не знаю. Ведь Сейм не заставлял, он только нежно ее придерживал, как бы показываю, чего бы ему хотелось в тот момент. И осторожно сжала его плоть, сделала несколько движений вверх и вниз, Сейм застонал и этот звук заставил мое сердце бежать еще быстрее. Я перенесла туда и вторую руку, чтобы массировать не только сам «ствол», но и вокруг него, уделяя внимание всем чувствительным местам мужчины. Как же сладостно звучали его стоны для меня.

– К демонам, не могу больше, – хрипло выдохнул Сейм, развернулся, разом оказавшись ко мне лицом. Одна его рука схватила меня за затылок, удерживая, вторая скинула простыню с моего тела. – Я хочу тебя, цветочек. Я дико тебя хочу, моя девочка.

С этими словами он впился в мои губы, страстным, завоевывающим поцелуем, перешагнул край бадьи и подхватил меня на руки.

– Теперь моя очередь дарить тебе ласки, Энжи, – прошептал Сейм, укладывая меня на кровать. – И буду ласкать до тех пор, пока ты не попросишь взять тебя. Ты моя, цветочек, только моя. Сейчас, завтра, всегда…

Глава 6

Шестой день моего путешествия подходил к концу, мы мог ли бы уже сегодня доехать до столицы, но Сейм не торопился. Он будто нарочно задержал нас дольше обычного на обеденном привале. Хотя кого я хочу обмануть, задержка в пути была очень волнующей и страстной, мужчина подарил мне незабываемые мгновения. Он весь такой яркий стремительный несдержанный, полная противоположность Лансу. И если к своему управляющему я испытывала глубокую нежность и до сих пор не могла забыть о нем, несмотря на безумные ночи с Сеймом, то с последним у нас все было не так радужно. Он постоянно к чему‑нибудь меня принуждал. В основном это касалось ласк и моей активности в постели. Его не устраивало, что я просто растворяюсь в его руках и под его поцелуями. Он хотел того же, что дарил мне. Я ругалась, сопротивлялась, но он все равно выходил победителем, причем вдвойне. Оказывается, соблазнять мужчину, ласкать его, целовать столь же возбуждающе, как и его прикосновения к тебе. А сегодня он овладел мною стоя, удерживая меня навесу в своих сильных руках. Это было потрясающе, я как будто летала. Но стоит признать, перед этим в очередной раз повздорили. Точнее ругалась я, а Сейм по привычке отшучивался.

Последние дни я все чаще срывалась на мужчине, боясь себе признаться, что начинаю не просто привязываться к нему, он как репей прорастал в мое сердце. И вот и сегодня могла бы прикрикнуть, заставить кучера гнать лошадей, в то время как они всю дорогу плелись шагом. Но я, наоборот, оттягивала приезд в столицу, ведь это значило расставание с Сеймом. Временами он меня бесил, хотелось запустить в него чем‑нибудь тяжелым, что я неоднократно делала за нашу поездку, но он с хохотом уворачивался, а потом ловил меня, накрывал губы поцелуем и я забывала из‑за чего злилась. Но все хорошее заканчивается, завтра каждый из нас пойдет своей дорогой. Чтобы Сейм не говорил, но я не тешу себя иллюзиями, понимаю, что он просто скрасил себе и мне длинную дорогу. Я даже не обижаюсь на него за все те слова любви, что он шептал в порыве страсти, за обещания… почти не обижаюсь.

Нашла взглядом проезжавшего мимо моей кареты Сейма, любуясь его статью, осанкой, улыбкой, блуждающей на губах. Красив ли он? Не знаю. Мне не с кем сравнить, ведь другие мужчины для меня будто не существуют. Он и Ланс, два совершенно разных мужчины в моей жизни, но почем‑то сердце стремиться объединить их образы. Почему же так происходит? Оттого, что я в них нахожу общие черты характера? Или иногда в глазах Сейма я вижу ту же тоску и одиночество, что взирали на меня глазами Ланса? А еще его слова, и не важно, что Ланс называл меня «солнечным лучиком», а Сейм зовет «цветочком», я чувствую родственные интонации, ощущаю свет от этих нежных слов. «Солнечный цветочек» – сколько раз мне хотелось услышать от Сейма именно эти слова, но я еще не пала так низко, чтобы выпрашивать ласку у мужчины.

Карета резко качнулась, накренилась и встала, я взвизгнула и вцепилась в дверцу. Выглянула в окно, надеясь понять, чем вызвана подобная неожиданная остановка и увидела, обгоняющую нас кавалькаду из всадников. Судя по коням, это был кто‑то очень значимый и богатый. Все всадники как на подбор: затянутые в серебристые латы, с черными длинными волосами. У каждого воина в косу были вплетены то ли короткие кинжалы, то ли заточенные спицы. Даже мне было понятно, что коса у воинов была еще одним оружием, которого и так у них хватало. Не знаю, как кони умудряются нести на себе такой вес? Всего всадников было около сорока человек, но только трое из них выбивались из общей гаммы. Во – первых, закутанная в яркие покрывала и летящие одежды женщина, во всяком случае, я приписала ее к ним, потому что у остальных одежда была черной, а лица мужскими. Во – вторых, седовласый мужчина с волосами до плеч, с надменным и брезгливым выражением лица, судя по отсутствию лат, он военным не был. И в – третьих, воин без шлема, его волосы были заплетены в сложную косу, тоже нашпигованную какими‑то железяками, наверное, я бы причислила его к остальным воинам, если бы случайно не поймала его взгляд. Абсолютно черные глаза впились в меня, затягивая, стремясь подчинить, так что не вздохнуть, я будто проваливалась в их тьму. Сердце встрепенулось от страха, застучало сильнее, отдаваясь молоточками в моей голове, и с трудом смогла разорвать контакт, длящийся нескольких секунд. Мужчина удивился. Я успела заметить, как его лицо утратило невозмутимость, а он скользнул по мне взглядом, как если бы старался запомнить. Стало страшно, я юркнула за занавеску, провожая глазами последних всадников. И все же, кто тот мужчина? Маг?

– Сверры! – будто выплюнул неожиданно появившийся рядом Сейм. Его лицо утратило обычную веселость и сейчас он был не менее страшен, чем тот черноглазый сверр. Сверр? В голове тут же закрутились обрывки сказаний, историй, слухов. Меж тем Сейм обернулся ко мне и взгляд его сразу смягчился. – Как ты цветочек, сильно испугалась?

– Да как бы нет, – неуверенно ответила я. Почему‑то с появлением русоволосого здоровяка страх растаял и признаваться в том, что меня напугал взгляд сверра, было глупо. – Сейм, а разве сверры не сказка?

– Сказка? Цветочек, я надеюсь, тебе никогда не придется оказаться в одной «сказке» со сверрами. Потому что для тебя она будет последней и очень страшной, – мужчина порывисто схватил мою ладонь и поцеловал.

– Расскажешь мне? Ведь когда знаешь, чего опасаться, то не наделаешь глупостей, – тихо произнесла я, впервые прося его о чем‑то. Я даже не засомневалась в словах Сейма о сверрах, достаточно было вспомнить пугающий до дрожи взгляд черных глаз.

– Ты права, малышка. Я расскажу тебе все, что знаю об этой расе, а это не так уж мало. А ты мне честно поведаешь о том, что увидела в глазах сверра, – мужчина улыбался, но в его глазах застыло беспокойство.

– Вечером расскажешь? – спросила я, не в силах ему признаться, что мне страшно оставаться одной.

– Зачем же ждать? Сейчас людей организую, карету с обочины сдернем и я весь твой, – подмигнул Сейм и скрылся с моих глаз. Но он был где‑то рядом, потому что я постоянно слышала его голос, который непонятным образом действовал на меня успокаивающе.

Мужчины справились быстро, и уже через десять минут карета катила по дороге, а Сейм комфортно расположился рядом со мной на сиденье.

– Я тут подумал, мой рассказ будет долгим, поэтому иди ко мне, цветочек, – с этими словами мужчина подхватил меня на руки и усадил к себе на колени.

– Солнечный? – спросила я, устраивая голову на могучем плече Сейма, возмущаться его вольностью, совершенно не хотелось.

– Что? – удивленно поинтересовался русоволосый гигант, осторожно приподнимая мое лицо за подбородок.

– Солнечный цветочек? – улыбнулась ему.

– Да, ты мой солнечный цветочек, – мягко поцеловал мне в губы, а потом сказал: – Не заговаривай мне зубы, лучше расскажи, что ты почувствовала, когда встретилась взглядом с тем сверром.

– Ничего. Была только пугающая пустота, которая затягивала меня в себя. Это страшно Сейм, – прошептала я, прижимаясь к сильному и надежному телу.

– А потом он тебя отпустил? Извини, я поздно понял, что он не просто глянул с твою сторону.

– Не знаю, мне показалось, что я сама вырвалась из омута его глаз. А сверры маги? Поэтому у них могут быть и «не просто взгляды»? – вопросов у меня было много и на все не терпелось услышать ответы.

– Не спеши, малышка, – рассмеялся Сейм, крепко обнимая меня. – Устраивайся поудобнее, сейчас дядя расскажет тебе страшную сказку.

" Все началось в незапамятные времена, когда по нашему миру разгуливали только его создатели – боги Эрон и его прекрасная супруга Айньяша. Они были молоды и счастливы, вместе создавали свой мир, вместе населяли его живыми существами, вместе зажигали звезды. Они все делали вместе, ибо любили друг друга превыше себя самих. А когда боги счастливы, то и их детища радуются жизни. Так продолжалось достаточно долго, пока однажды прекрасная Айньяша не загрустила. Какая‑то тоска начала снедать ее день ото дня из года в год. Проходили столетия и становилось только хуже. Айньяша плакала, а вместе с ней страдал Эрон, для которого слезы любимой были самым страшным наказанием. Бог злился, ведь он такой всемогущий и не может найти ответ на простой вопрос. Но больше всего страдала земля, ее захватили катаклизмы, потопы сменялись землетрясениями, на месте гор образовывались моря. Однажды живые существа не выдержали, взмолились, обращаясь к Айньяше с просьбой защитить хотя бы детей о бедствий. Богиня услышала и хоть не могла справиться с тоской, спустилась к обитателям своего мира. Их осталось всего горстка измученных животных. И тут богиня увидела малышей, которые испуганно жались к своим матерям и поняла, чего ей не хватает. Эрон услышал мысли своей ненаглядной Айньши и возликовал, ведь любимая мечтала о детях.

Много лет прошло с той поры, земля успокоилась и расцвела еще краше, а у божественной четы народилось трое сыновей. Киган – старший сын, был он серьезен и молчалив, ему повиновались недра земли и огонь. Хакон – средний сын, был нежен и приветлив, ему откликались живая природа и вода. Таллэк – младший сын, любимец богини матери, веселый, озорной, любознательный и жестокий в своих экспериментах. Прекрасная Айньяша так переживала за младшего сына, что оградила его ото всех тревог и опасностей, он не знал что такое боль, не чувствовал страх, отчаяние, его сердце не познало любви. Он с одинаковым интересом и любопытством смотрел на распускающийся цветок и бьющееся в агонии животное. Его не трогали чужие страдания, он не соблюдал правил в играх с братьями, для него не существовало таких слов, как долг, честь, справедливость. Хаос – вот его второе имя. Но родители не хотели замечать это, успокаивая себя тем, что Таллэк еще ребенок и он станет добрее.

Киган повзрослел и ему стало скучно в своих горах, он с завистью смотрел на отца с матерью, которые все еще любили друг друга. Тогда он решил создать свою женщину. Он сделал ее из того, что сам любил – из камня и огня. Девушка получила чудо, как красива, но вспыльчивая и взбалмошная. В ее крови бушевал огонь, но он не грел, а обжигал. В камне нет души, а значит, нет любви, если только создатель не вложил часть своей души в творение. То ли Киган не знал этого, то ли ошибся, но девушка оставалась злой, надменной. Айньяша смотрела, как страдает от неразделенной любви ее старший сын, и материнское сердце не выдержало его мук, она отдала частичку своей души каменной девушке. Плодом любви Кигана и его каменной красавицы стали сверры, они первыми пришли на землю и поселились в горах, поближе к своим родителям. Но не все было благополучно у этого народа, огонь в крови делал их агрессивными, жадными, а отсутствие души безжалостными по отношению к другим".

– Сейм, а почему у них нет души? Ведь Богиня – мать отдала часть своей души той девушки? – спросила я, отвлекая мужчину от повествования.

– Все просто, моя хорошая. Что такое душа ребенка? Это слияние душ его родителей. А душа матери и сына не даст здорового потомства, поэтому детям Кигана переходила только частичка его отца. Богиня позаботилась об этом. Но видя в каких монстров превращаются сверры, она наложила запрет на рождения у них детей.

– То есть как? А как они размножаются? – вырвался у меня неприличный вопрос.

– Так же как и люди, – рассмеялся Сейм. – Просто, сверры живут дольше людей, намного дольше. И дети у них редкость, потому что только истинная пара может завести ребенка. Как они ее определяют, не знаю. Но одно могу сказать точно, своих женщин, надо сказать очень красивых и стервозных, они боготворят, ведь любая из них может оказать твоей парой и надеждой на продолжение рода.

– Ну все не так уж плохо, – пожала я плечами. – Если они так хорошо относятся к женщинам, то почему сказка страшная?

– Ты упустила одну деталь, цветочек, – хмыкнул мужчина. – Они боготворят СВОИХ женщин. И то не от великой любви, ее они могут испытывать только с истиной парой, а из расчета, что это им когда‑нибудь зачтется. Нет большей радости в семье сверров, чем рождение ребенка, нет большей гордости и чести, чем рождение девочки. Ведь за нее дадут очень большой выкуп. А вот теперь мы подходим к страшной части это сказки. Как я говорил, сверры агрессивны, мстительны, вспыльчивы, они всегда воюют, то между кланами, то с людьми, а последнее тысячелетие с тварями из Сумрачной равнины. А еще сверры – мужчины темпераментные и охочие до женских ласк, а вот их женщинам радость близости доступна только в браке. А теперь вопрос, куда идет мужчина, если дома ему не дают? Или попросту негде взять женщину? А мужчин у сверров в три раза больше женщин. Они спускаются с гор и заманивают в свои сети человеческих девушек. Делают из них рабынь для потехи. Когда господин, а покидать земли сверров может не каждый, натешится своей игрушкой, он отдает девицу своим воинам, а сам спускается за новой девушкой. Стоит ли тебе говорить, что могут сделать один, а то и два десятка озабоченных собственной похотью мужчин со слабой женщиной? Есть такие, конечно, что долгое время берегут свои игрушки, пока те остаются молодыми и привлекательными, но человеческое тело стареет быстро, а значит, конец для всех рабынь один.

– То есть, между сверрами и людьми не может быть общих детей? – мне надо было хоть что‑то просить, потому что память подкидывала издевательства, которые довелось мне испытать. Но то был один барон, а если бы на его месте было десять или больше мужчин, которым на тебя совершенно плевать? Для которых ты не больше, чем животное, бессловесное, бесправное, для удовлетворения похоти. Меня охватил страх, я прижалась к Сейму, ища у него защиты.

– Не бойся, малышка, я не дам тебя в обиду. Этим скотам не добраться до тебя, – обнял меня мужчина. – Больше не один сверр не сможет задурить тебе голову, обещаю. У них ведь как, сманил девушку, пообещал ее всего на свете, а сам провел ритуал полного подчинения. А он проводится только с согласия жертвы. Но девочка ведь никто не объясняет, что это за ритуал, они уверены, что их берут в жены. А дети, не знаю. Теоретически могут быть, а на практике лично мне о таких случаях неизвестно.

– Расскажи мне лучше о людях, как они появились, – вздохнула я, стараясь не думать о плохом. Я верю Сейму, но сомневаюсь, что он сможет меня защитить, если тот сверр мной заинтересовался.

– Тогда слушай, мой солнечный цветочек, – чмокнул меня в нос Сейм.

"Хакон смотрел на счастье брата и никак не мог решиться создать любимую себе. Он исходил весь мир, ища идеальный, по его мнению, материал, пока однажды не присел у ручья отдохнуть и напиться воды. Хакон сидел под сенью ивы и любовался ее гибкостью, легкостью, нежностью и теплом. Потому, как ластились к нему веточки дерева, как шелестела тихо листва. Хакон понял, что именно такая жена нужна ему – нежная, ласковая, душевная. Недолго думая он создал девушку – красивую, светлую, она сразу полюбила своего творца трепетно и без остатка. Хакон был счастлив, но не долго продлилась его радость. Дерево не вечный материал, он старится, умирает. Вот и Хакон заметил тень увядания на лице своей любимой. И его стала страшить мысль, что скоро она умрет, а ведь в его сердце нет места другой женщине. Богиня мать видела, как ее средний сын страдает, как ищет возможность продлить своей ненаглядной жизнь и молодость, но время неумолимо забирает девушку. Айньяша очень любила своих детей, она не могла оставить мучиться сына. Она отдала часть жизненной силы смертной девушке, наградив ее за искреннюю и верную любовь к своему сыну.

Отдав детям душу и жизнь, Айньяша превратилась практически в тень, а в скорости и вовсе ушла в древние чертоги, откуда пришли все боги. На пороге чертога Богиня – мать сказала, что ее дары останутся в мире. А Таллэку она дарит последнее, что у нее осталось – свое сердце. Когда‑нибудь, оно пробудится в груди младшего сына и он все поймет, осознает, исправит…

Эрон не смог забыть любимую, он долго горевал, а потом ушел вслед за своей прекрасной Айньяшей, чтобы в древних чертогах никогда больше не расставаться. А детям оставил этот мир, наказав, жить в дружбе и уважении друг к другу. Киган и Хакон никогда и не ссорились, им было нечего делить. Старший занимался любимым делом, создавая планеты и звезды, средний населял их живыми существами и растениями. Они были счастливы, работая вдвоем, их женщины хоть и были такие разные, но одинаково любили своих мужей. А Таллэк остался не удел. Ему больше не у кого было искать защиту и утешение, никто не смотрел на него с восхищением. Он впервые познал одиночество и обиду. Страшная смесь. Он мог выбрать любую девушку, как из сверров, так и из людей. Но он хотел доказать братьям, что может сам создать себе семью, которая будет его холить, почитать, восхищаться, падать в ноги и внимать каждому слову. Разум Таллэка был ослеплен желанием поквитаться с братьями, так и появилась Сумрачная равнина, населенная тварями. Потому что только чистая душа в состоянии создать что‑то светлое и хорошее, а в злобе рождаются монстры".

* * *

Сейм смотрел на дремавшую девушку, что доверчиво устроилась на его коленях, и не знал, как еще защитить ее от враждебного мира. Маленькая, нежная, ранимая, после всего, что с ней сотворил тот скот, Энжи еще могла язвить, сопротивляться, любить. Такая сильная и слабая одновременно. Как же мужчине хотелось ей все рассказать о себе, о мире, но он не мог, и не только магический запрет, наложенный хозяином, был тому виной. Он боялся, что Энжи оттолкнет его, узнав правду. Он даже этого наемника, Сейма, выбрал только потому, что мужчина был молод и хорош собой с человеческой точки зрения. Да и Сейм – неплохое имя, почему бы не оставить его себе. Главное, чтобы его цветочку ничего не напоминало о прошлом. Он хотел оградить ее от всех напастей, и даже придумал хороший план, как им долгие годы быть вместе, но сверр все разрушил. Теперь надо было срочно что‑то думать, ведь тот маг не оставит его Энжи в покое. Слишком она яркая, и дело даже не в физической красоте. Ее душа сияла, переливалась, особенно в последние дни. Девушка будто сбрасывала оковы, ее свет ослеплял и грел. Сверр не сможет пройти мимо, с его‑то пустотой внутри. Сейму с каждым днём все тяжелее было расставаться с Энжи, пусть даже ненадолго. Глаза сами ловили взгляд девушки, руки тянулись спрятать ото всех в объятиях, а губам хотелось целовать ее неустанно. Он целый день мечтал о ночи, о том, чтобы она никогда не заканчивалась. Но сегодня она у них может быть последней, потому что перед мужчиной стоял выбор, или создать для Энжи дополнительную защиту и привлечь внимание Хозяина к себе, или выкрасть девушку в надежде, что несколько лет счастья у них будет. Последнее было в духе его Хозяина – эгоистично и предсказуемо глупо. Потому что когда‑нибудь его призовет господин и он не сможет сопротивляться, а его любимая останется одна без защиты, без дома. Нет, он не желал такого будущего Энжи, он сделает все, чтобы ей больше не пришлось страдать. Пусть даже для него это будет означать и дальше прозябать в вечности без нее.