Текст книги "Любви все возрасты покорны (СИ)"
Автор книги: Татьяна Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Глава 8
На следующий день Анна со Светланой Афанасьевной сидели в кабинете Александра Ивановича. Шура заметил, что впервые за много дней, Аня была в приподнятом настроении. На ней был новый красивый костюм с короткой юбкой.
– Анна Александровна, – обратился он к ней, – почему вы все время носите брюки? У вас, оказывается, такие красивые ножки.
– Спасибо за комплимент, господин Радченко, буду знать, – ответила ему Аня с улыбкой.
Женщинам надо было решить кое-какие производственные дела и получить комиссионные за несколько сделок в бухгалтерии. Пока они разговаривали, наступил обеденный перерыв. Шура предложил дамам дождаться конца обеда в комнате отдыха за чашкой чая или кофе.
– Когда ваш господин Оболенский вернется? – поинтересовалась Светлана Афанасьевна.
– Вчера вечером он разговаривал с моей женой и сказал, что будет дней через десять.
Зазвонил его мобильник.
– Да, – ответил Шура. – О! Станислав Георгиевич! Приветствую тебя. Вот сидим в твоей комнате отдыха со Светланой Афанасьевной и Анной Александровной. Ждем, когда кассир с обеда вернется. Дамы интересуются, когда ты приедешь.
Телефон неожиданно отключился.
– Что-то связь прервалась, – удивился Шура. – Ну, все-таки из Парижа звонит.
Прошло минут десять, когда в комнату буквально ворвался сам господин Оболенский.
– Оба-на! – воскликнул Шурик, – за десять минут из Парижа – это круто!
Стас был в длинном плаще, его потрясающие локоны распущены, глаза сияли, он улыбался, а в руках держал огромный букет алых роз.
– Вот, что значит, человек в Европе побывал, – с удивлением воскликнула начальница Анны. Таким, она его еще никогда не видела. – Да вы помолодели на десять лет, Станислав Георгиевич!
Стас на мгновение застыл, оглядывая присутствующих, даже не поздоровавшись, он шагнул в сторону Анны.
– Кнопочка, ты сказала – приезжай скорей и я здесь, – произнес он, вставая на одно колено и рассыпая розы ей на колени и на пол.
У Светланы выпала из рук чашка. Она сидела, как громом пораженная, прикрыв, разинутый рот ладошкой.
– Стасик, ну, что ты делаешь, мы же не одни, – проговорила Анна, пытаясь заставить его встать.
– Ничего не хочу знать, ничего ни от кого скрывать, – ответил Стас, целуя ей руки и коленки. – Ты моя, моя, моя женщина! Скажи, что ты простила старого, глупого еврея! – обратился он к Анне, не обращая ни на кого, ни малейшего внимания.
– Да ты не глупый, ты хитрый еврей, – ответила Аня с улыбкой, привычно запуская руки в его шевелюру.
– Хитрый? Пусть так. Это гены, Анечка. Это дурная наследственность, – ответил Стас, продолжая светиться лучезарной, счастливой улыбкой. – Скажи, что ты меня простила и согласна выйти за меня замуж.
– Может быть, дома этот вопрос обсудим, – прошептала Аня, наклоняясь к его уху.
– Нет! Сейчас, сию минуту. Скажи это при свидетелях, – настаивал он.
– Я простила и согласна выйти за тебя замуж, – ответила Анюта. – Все, поднимайся.
– Тогда будем отмечать нашу помолвку, – сказал Стас, вставая и вытаскивая из кейса бутылочку французского коньяку и шоколадку.
Светлана до сих пор сидела потрясенная. Господин Оболенский, такой неприступный, такой отстраненный, казалось бы, от людских страстей человек, стоял, преклонив колено перед женщиной, и просил ее руки.
Стас разлил коньяк по рюмочкам, и все выпили за их счастье.
– А где "горько"? – спросил Оболенский.
– На помолвке "горько" не кричат, – вмешалась Аня.
– Кто, сказал? – возмутился Стас и подарил своей будущей жене нежный, долгий поцелуй.
В это время в комнату вошла секретарша Марина. Увидев, целующегося шефа, она застыла в дверях, не зная, что делать.
– Заходи, заходи, Марина, – сказал Стас, – выпей рюмочку за счастье своего начальника. Я женюсь!
Марина выпила, извинилась и направилась к двери, так и не объяснив, зачем приходила.
– Марина, – сказал ей вслед Оболенский, – информация не секретная, так что не мучайся. Она же умрет, если владея таким секретом, не сможет ни с кем поделиться, – добавил он, когда Марина вышла.
– Светлана Афанасьевна, перерыв закончился. Давайте пойдем в бухгалтерию и не будем им мешать, – сказал Шура.
Они вышли, оставив Стаса с Анной одних.
– Александр Иванович, – обратилась Светлана к Шуре, – вы, конечно, в курсе, скажите – и давно это у них?
– Со дня покупки квартиры Оболенским, насколько я знаю,
– ответил Шура.
– Ну, Анна! Ни слова, ни полнамека! Видно было, что у нее с кем-то роман. Ходила вся, как светом озаренная. Но, чтобы с Оболенским! Мне бы даже в голову не пришло.
– Пора готовить подарки. Очень скоро нам предстоит погулять на свадьбе.
– Вы так думаете?
– Уверен!
Аня со Стасом стояли посередине комнаты обнявшись, и молчали. Казалось, что у них не было слов, чтобы поведать друг другу о своих переживаниях. Однако и без слов они все понимали.
– Анюта! – прошептал Стас.
Анна закрыла ему рот ладошкой.
– Молчи, Стасюля. Пойдем.
Анна собрала цветы, Стас обнял ее за плечи и они вышли из кабинета. По-видимому, сенсационная новость облетела уже весь офис. Из кабинетов выглядывали удивленные лица, в коридоре на них оглядывались. Однако их суровый шеф, которого абсолютное большинство никогда не видело с распущенными локонами, шел в обнимку с женщиной, улыбался, и, казалось, никого не видел.
Через некоторое время в кабинет к Радченко вошла заплаканная Светлана Филипповна.
– Иваныч, – обратилась она к Шуре, вытирая слезы платком.
– Ну что? Что он в ней нашел? Я намного моложе, красивее, вроде не дура. Почему она?
– Света, видимо, он все-таки нашел в ней то, чего нет в тебе. И этого чего ему, как раз и не хватало для счастья. Перестань плакать, кругом люди. Успокойся, и можешь сегодня идти домой. Я тебя отпускаю.
– Вот уж точно говорят: "Не родись красивой, а родись счастливой", – с грустной усмешкой проговорила Светлана.
– Не будем загадывать на будущее, но в своей жизни вряд ли, Анюта лопатой счастье гребла.
– Шура, да я ничего против нее не имею. Просто констатирую
– повезло бабе.
– Света, вот, что я тебе скажу. Повезло-то не только ей, но и Стасу. Насколько я знаю своего дорогого друга, можно сказать, брата Стасона, он очень непростой и сложный человек. В больших дозах господина Оболенского не всякая женщина выдержит. Только та, которая способна понять его суть. Способна проникнуть в самые потаенные уголки его души, куда он никого не пускает. Вот Аня его понимает. Я это видел и знаю. Запомни мои слова. Они поженятся, будут жить, и Стас начнет меняться. Он начнет меняться сам, без малейших усилий с ее стороны.
Обоим повезло, что судьба уготовила им встречу. Люди нашли друг друга и надо только порадоваться. А завидовать? Завидовать глупо, тем более, что это поганое и грешное чувство. Все, Светик, иди, мне надо работать.
– Все я ухожу, – сказала Света, вставая. – Ты представляешь, Иваныч, а я ведь пыталась рассказать ей подробности той незабываемой ночи с Оболенским. И все удивлялась, почему ей не интересно и она уходит от разговора.
– Светлана, ты ведь неглупая женщина, почему у тебя язык-то без костей? Всем подряд готова поведать свои женские секреты, – с досадой произнес Шура.
– Ой, вы мужики, вам этого не понять, – вздохнула Светлана Филипповна. – Я ведь действительно его люблю, и даже поговорить с кем-нибудь о нем, доставляет мне радость, – грустно добавила она и вышла из кабинета.
В тот счастливый день примирения, придя домой, Стас отключил мобильник и городской телефон. "Нас ни для кого нет",
– сказал он, подхватил Анну на руки и понес в спальню. Да, это был снова ее Стас – сильный и нежный. Его руки, его страстный шепот, запах родного тела. Аня почувствовала, что по щекам ее текут слезы.
– Кнопочка, милая, ну почему ты плачешь? Все ведь хорошо,
– шептал Стас.
– Стасинька, от счастья тоже плачут, – ответила Анна, обнимая его. – Я думала, что этого уже никогда не будет
– У нас все будет. Все! – сказал Стас. – Бог послал нам испытание, мы выжили, и теперь мы с тобой просто обречены быть счастливыми. И только вместе. Помни об этом каждую минуту. Верь в это, и так будет.
Потом она, как обычно, лежала на его плече, он гладил ее волосы и улыбался.
– Знаешь, Анюта, после моих разговоров с твоей дочерью я понял одну вещь. Ты всю жизнь занималась не своим делом. Олеся дала мне почитать твои стихи, и я был потрясен. Кстати, в молодости я сам, чего-то там сочинял, но это так, самодеятельность. А ведь у тебя талант, где ты слова-то такие находишь? В твоих стихах столько чувства, столько душевности. Почему, ты никогда не говорила, что твои стихи и рассказы печатались в "Юности"?
– Ой, Стас, это было так давно, – ответила Аня.
– А стихи, посвященные матери, дочери, к тридцатилетию, разве это давно?
– Я могу писать только о том, что меня очень волнует.
– Знаешь что, радость моя, займись-ка ты творчеством,
– продолжил Стас. – Садись за компьютер и твори.
– А кто это будет издавать? – поинтересовалась Аня.
– Вот это, уже не твои проблемы. Я сам буду твоим продюсером. Я уверен, я чувствую, что у тебя все получится! Не хочешь стихи, пиши прозу. Сейчас у тебя такой богатый жизненный опыт. И потом у тебя, как говорится, руки развязаны. Время есть, о деньгах думать не надо. Вдохновитель, я надеюсь, тоже есть, – он чмокнул ее в носик и нежно прижал Анюту к себе.
– Ладно, Стас, я подумаю. Когда это еще будет. Пока я напишу что-то, пока это издадут, а я, как тебе известно, все-таки хочу сама зарабатывать деньги. Иначе, я чувствую себя содержанкой.
– Анна! Как ты, такая умная женщина, не понимаешь, что это просто бред. Ты моя жена, а не содержанка. Я очень хочу, чтобы ты занималась тем, что приносит тебе радость и удовлетворение. Будешь счастлива ты, буду и я. Это аксиома. А деньги ты и так зарабатываешь. У тебя же полно сделок.
– Ой, Стаська, это ты, хитрован, сделал так, чтобы я деньги, практически, ни за что получала. В этом месяце только одну квартиру сама продала, а получила за пять. Четыре квартиры Шурка продал своим знакомым.
Стас действительно придумал, как сделать так, чтобы его Анечка без особых усилий могла получать деньги. И совсем не потому, что ему они были нужны, а лишь для того, чтобы Аня не чувствовала свою несостоятельность.
Ему очень не нравилось, когда Анна, особенно вечером, ездила на просмотр квартир с незнакомыми людьми. Во-первых, он волновался за ее безопасность, а во-вторых, хотел чтобы, когда он приходит с работы, она всегда была дома.
Тогда Оболенский попросил Аню заниматься продажей квартир только его фирмы. Он, на удивление всем, заключил с агенством, в котором работала его Аннушка договор, по которому они покупают квартиры под расселение частного сектора только через ее агенство, а свои, строящиеся квартиры, продают тоже только через агенство.
Так как по правилам, Стас был ее законным клиентом то, независимо от того, кто из агентов продавал квартиру фирмы Оболенского, Аня получала половину комиссионных. Если же он сам, или Шура, или еще кто-либо из его фирмы находил покупателя на их квартиру, то все это оформлялось, как продажа Анюты, т. к. комиссионные были заложены в стоимость квартиры.
Эту довольно сложную систему для непосвященных, Оболенский сделал исключительно для Анечки, хотя, конечно, все просчитал, и для его фирмы это было тоже, несомненно, выгодно.
– Анют, давай не будем снова обсуждать эту тему о деньгах. У тебя просто комплекс какой-то. Мужчина должен, обязан, богом так предназначено, обеспечивать женщину. И все, закрыли тему.
– Хорошо, Стаси, не буду больше, не злись. Давай, сейчас о другом подумаем.
– Да, надо решить, прежде всего, вопрос о свадьбе и куда мы поедем в путешествие.
– Ну, какая свадьба? Тихонечко зарегистрируемся в ЗАГСе и посидим семейным кружком.
– Так, Анечка! У тебя много в жизни праздников было?
– Да не очень, – усмехнулась она.
– Вот в том-то и дело. А я хочу сделать и тебе, и себе настоящий праздник. Предлагаю такой вариант. Регистрируемся, венчаемся в церкви и свадьбу празднуем под открытым небом на территории коттеджа. Я думаю, по такому случаю и дети наши из Парижа приедут, и моя мама с сестрой.
– Ты уверен?
– А почему нет? Не каждый год я женюсь. У нас с Ирой никакой свадьбы не было. Расписались и все. Возражения есть?
– Да, в общем, нет.
– Вечером придут Люсьена с Шурой, распределим обязанности и все организуем. Тебе поручается только выбрать свои наряды и место, куда бы ты хотела поехать в свадебное путешествие. Остальное – моя забота. Договорились?
– Договорились! Ты, наверное, есть хочешь? – спросила Аня.
– Да! Я изголодался, но только по тебе, – ответил Стас, переходя на привычный шепот и осыпая Анну поцелуями.
Аннушке ничего не оставалось делать, как с радостью подчиниться его воле.
Потом они все-таки отправились на кухню.
– Стасику, позвони Радченкам, чтобы они сегодня не приходили.
– Почему?
– Я так соскучилась по тебе и хочу побыть только вдвоем.
– Хорошо, Анютка, я позвоню. Я тоже, честно говоря, никого сегодня не хочу видеть кроме тебя.
Чтобы переговорить с Шурой, Стасу пришлось включить телефон. А через некоторое время раздался звонок. Отцу звонил Юра.
– Как дела, батя? Помирился со своей Анной?
– Все нормально сын. Скоро на свадьбу нашу приедете, – радостным голосом произнес Оболенский.
– Даже так! А когда? – поинтересовался тот.
– Пока вопрос не решен. Я сообщу, – сказал Стас.
– Ты хоть за неделю предупреди, чтоб я свои дела без присмотра не оставил, – попросил Юра.
– Ладно, попробуйте не приехать! – строго ответил он.
Отец с сыном поговорили о своих делах, и Стас вернулся к Анечке.
– Знаешь, Анютка, я очень горжусь своим сыном, – сказал Оболенский, улыбаясь доброй, воистину, отцовской улыбкой.
– Хорошее воспитание, значит, получил твой сын, – сказала Аня, глядя на его просветлевшее лицо.
– Не знаю, у меня педагогических способностей нет, – ответил Стас. – Я воспитывал Юрку по принципу: "Делай, как я". Папа прибирается в квартире – помогай, чем можешь. Папа учится заочно – учись самостоятельно и не жди помощи. Папа тренируется
– тренируйся, в силу своих возможностей. Папа на охоту или рыбалку – идем вместе. И так во всем.
Правда, этот принцип работал только в пределах каких-то практических навыков. Когда сын безоговорочно был уверен, что отец знает и умеет больше его и может всему научить. Но когда я пытался заставить его думать, как я или поступать так, как я приказал, тут уж фигушки-лягушки.
Мне кажется, что мои слова: "Все! Я сказал!", он слышал еще в утробе матери, – с улыбкой произнес Стас. – И, наверное, уже в Иринкином животике возмущался, что не учитывается его мнение, и пинался ножками.
– А что, ты так часто говорил жене эти слова? – поинтересовалась Аня.
– Ну, не то, чтобы часто, – задумался Оболенский, – но говорил, было дело. Чаще, я произносил это на работе.
Надо признать, что по молодости, я был весьма самодовольным субъектом. Начинал-то я с самого низу, с подручного рабочего. А так как очень уж стремительно взлетел по служебной лестнице, то считал, что я все знаю и мое мнение – это истина в последней инстанции. Головка от успеха закружилась. А спорить с начальством, сама понимаешь, себе дороже. Да еще с таким, как я, – заметил он.
– Строгим начальником был? – улыбнулась Аня.
– Честно говоря, был глупым, молодым и самовлюбленным нахалом. Меня, как-то мало волновало, согласны со мной подчиненные или нет. Я сказал и все! Хотите конфликта – вы его получите, – думал я. И все это было написано у меня на лице. Я был излишне эмоциональным и совсем не умел свои эмоции скрывать.
– Ты и сейчас такой неумолимый? – спросила Анна.
– Да нет! Боже сохрани, – возразил он. – Мудрость-то с годами приходит. А вот с Юркой отношения типа: я начальник – ты дурак,
– не проходили. Я Оболенский и он тоже. Я упертый и сынуля такой же. Если я просто говорил ему "нет", не удосуживаясь объяснить почему, то он поступал именно так, как нельзя.
А сын, это не подчиненный работник, я с ним в конфронтацию вступать совершенно не хотел. Именно Юрась сбил с меня спесь, научил прислушиваться к чужому мнению и даже менять свои решения.
Так что еще не известно, кто кого больше воспитывал, – усмехнулся Стас. – Но он у меня был один и был для меня смыслом жизни после гибели Иринки. Хотя я никогда не сюсюкал с ним, не баловал, не нежил, но делал все, чтобы Юра понимал, что я уважаю его, как личность.
Поэтому я всегда разговаривал с ним, как с равноправным членом семьи и даже иногда советовался, как лучше сделать. Он, кстати, это ценил. Клянусь, ни разу в жизни не только не ударил, но и не замахнулся на сына. Даже, когда был с ним совершенно не согласен или возмущен. Собирал волю в кулак и старался без крика и нравоучений обсудить проблему и найти компромиссное решение.
Но, знаешь, Аня, – с усмешкой продолжил он, – правильно говорят, что маленькие детки – маленькие бедки, большие детки – большие бедки. В детстве, что? Искупал его, накормил, спать уложил и все нормально. Бывало, что придет он с улицы по маковку в грязи, или штанишки порвал, курточку – разве это проблемы? А вот в подростковом возрасте уже начинают возникать более серьезные дела. В 13 – 16 лет пацан может такого наворотить, не расхлебаешь.
– Ты, кстати, очень мало рассказывал мне о сыне, когда тот подрос, больше о маленьком, – сказала Анна. – Если вы с ним были, как друзья, у тебя, наверное, и особых проблем с сыном не было.
– В жизни так не бывает, Анюта. Случались у нас проблемы, еще какие, особенно в старших классах.
Первый раз сынуля поразил меня, когда ему еще четырнадцати лет не исполнилось. Хотя, если здраво рассудить, то в той ситуации, о которой я хочу тебе поведать, он поступил именно, придерживаясь того самого принципа: "Делай, как я" – со смехом произнес Оболенский.
– И чем же он тебя так поразил?
– Обычно, мы с Юркой куда-нибудь ездили в отпуск вдвоем, а потом до конца лета я отправлял его к бабе Лизе в Анапу. Как-то ждал я возвращения сына перед началом учебного года. А накануне, я был в Тюмени с неделю. И там один мой знакомый "сосватал" мне,
какую-то молоденькую деваху.
– Стасюля, вот это мне уже совсем не интересно, – перебила его Анна.
– Да погоди, это, так сказать, предыстория. Короче, вернулся я домой и вдруг через несколько дней эта девица приезжает ко мне. Оказалось, я свой паспорт оставлял на столе, и она высмотрела мой адрес. Я в шоке. Говорю ей, что у меня здесь работа, сын скоро приезжает, соврал, что у меня в городе невеста есть – бесполезно. Не уеду и все.
Вытащил из сумочки ее паспорт, чтобы купить билет и отправить восвояси, открыл и обомлел. Ей 17 лет! Вот это, – думаю, Оболенский ты влип. Напишет на меня заяву и припаяют мне растление несовершеннолетних. Всю ночь ей мозги вправлял.
– Ну, предположим, ночью ты не разговорами занимался,
– насмешливо произнесла Аня.
– Анюта, клянусь, я был действительно шокирован и взбешен так, что никаких греховных мыслей даже в голову не приходило.
Детский лепет мне, какой-то несет про любовь с первого взгляда, дескать, женись на мне, я тебе девочку рожу. И чего, говорит она мне, ты сына боишься? Он еще маленький, у него еще женилка не выросла, так что я его смущать не буду.
А на следующий день Юрась приехал. Да вытянулся так за лето. В неполных четырнадцать лет, почти с меня ростом уже был. Удивился, что у нас в доме, какая-то девица. Я ему пытался, что-то там навесить на уши, а он так смотрит с ухмылочкой, дескать, ладно батя, не суетись, я все понимаю.
Было воскресенье, самолеты в Тюмень не летали, а в понедельник меня срочно вызвали на буровую. Дал я этой Лене деньги на билет, сказал, что завтра вернусь, и чтоб духу ее здесь не было.
Через два дня возвращаюсь, она у нас. А Юрка глаза отводит, суетится, чего-то. Я сразу все понял. Тут же сажаю ее в машину и в аэропорт. Благо, рейс на Тюмень был часа через полтора.
По дороге, без тени смущения, она поведала мне, что женилка у моего сына уже выросла не меньше моей, и вообще, щебетала, как невинная птаха.
– Да Стас, ранний у тебя сын. Ну, ты хоть поговорил с ним?
– Я, конечно, поговорил, но по дороге домой даже машину останавливал, чтобы успокоиться. Думал, как бы так построить разговор, чтобы и он не обиделся, и кое-что на ус намотал.
– Ты еще обдумывал, как бы его не обидеть? – удивилась Анна.
– А как иначе, Ань? Ну, наорал бы я на него, устроил бы скандал и чего бы добился? Стал бы потом мой сын делиться со мной своими интимными секретами и проблемами? Стал бы советоваться со мной, как с мужчиной?
– А что, он тебе все рассказывал и не стеснялся отца?
– Может быть, и не всем он со мной делился, но с той поры мы часто вели с ним довольно откровенные разговоры.
– Стас, а как ты все-таки построил разговор с сыном после случившегося?
– Да я когда успокоился, то решил, что лучше поговорить с ним с юмором. То есть, не делать из этого трагедию.
Приехал домой, сели с Юркой обедать и произошел у нас с ним приблизительно такой диалог:
– Ну, ты у меня орел, сынуля, – говорю я ему с улыбочкой,
– надо же так лихо на перехвате у родного отца сработать! В твои-то годы!
Юрка глаза опустил, молчит.
– Чего молчишь, – спрашиваю, – глаза-то подними.
– Она ко мне сама ночью приперлась. И, вообще, она же тебе не нужна, сам не знал, как от нее отделаться, – пробурчал сын.
– Ага, значит, понял, что бате она не нужна и решил сам воспользоваться. Так, что ли? – уже откровенно смеялся я.
– Чего смеешься? Сам тоже из ранних.
– Ну я хоть почти до шестнадцати лет дотянул, а тебе еще четырнадцати нет, – уже со вздохом проговорил я.
– Дети созревают раньше своих родителей, – не сдавался Юрка.
– Ладно, созревший овощ, закрыли тему. Случилось и случилось. Может, оно и к лучшему, – усмехнулся я. – В руках профессионалки побывал. Она, наверное, тебе все фигуры высшего пилотажа изобразила.
Я тебе о другом хочу сказать. Не стремись ты, как можно раньше войти во взрослую жизнь. Она тебе долгой покажется. Знаешь, чего я больше всего сейчас боюсь? Вот сделаешь ляльку какой-нибудь своей однокласснице и загубишь жизнь и себе, и ей, и своему ребенку.
– А ты что, загубил себе жизнь? – спросил сын, глядя мне прямо в глаза.
– Юрочка, не сравнивай. Мы с твоей мамой любили друг друга много лет. И сейчас у меня есть любимый сын, от любимой женщины. А, если бы я Иринку не любил, только бы ты меня и видел. Может быть, я и расписался бы с ней и укатил в Москву с концами.
А у тебя ведь нет даже какой-нибудь определенной симпатии. То с одной девчонкой гуляешь, то с другой. Так, просто время проводишь. Я тебя не осуждаю. Это совершенно нормально. Если у тебя еще нет ни к кому никаких чувств, слава богу. Значит, тебе еще рано, время еще не пришло. Так, поживи ты юношеской жизнью, не лезь к девчонкам в постель. Будет у тебя еще баб, выше головы.
– В общем, долго мы тогда с Юркой разговаривали обо всем. А я, честно говоря, после этого во все карманы ему презервативов напихал.
– Заботливый папочка, – усмехнулась Аня.
– А как же? Кто еще о моем сынуле побеспокоится. Вообще-то, мы с Юркой всегда хорошо ладили. Гены у него мои. Такой же упрямый, настырный, самолюбивый, как папочка родимый. Моей задачей было направить все это в нужное русло. Он ведь у меня красивый парень. Девчонки телефон обрывали в старших классах.
– Да он копия тебя внешне, я же видела фотографии.
– Нет, Аня. Так кажется. Просто у него рост, грива, телосложение мое, а мордочка-то у него мамина. У меня грубые черты лица. Нос большой, небольшие карие глаза. А у сына не только разрез глаз мамин, даже цвет ее передался. У Иринки были огромные синие глаза. Она меня глазами и сразила.
Представляешь, Юрка жгучий брюнет с синими глазами. Такое очень редко встречается. И носик у него аккуратный. Так что поклонниц-то у него было много.
Но он, в отличие от меня, не влюбчивый. То есть не так, как я с детства в Иру влюбился. Не женился он долго, но когда надумал, наконец, меня чуть удар не хватил. Вот тогда, первый раз в жизни мне хотелось накатить ему от души.
– Что так, невеста не понравилась?
– Тридцать лет ему уже было. Я еще жил в своем городе, хотя фирма моя в Тюмени уже существовала. Шура был и.о. гендиректора, а я бесконечно мотался туда сюда. Надо было укрепить тылы на Севере.
Вдруг, по весне сын мой в гости к отцу нарисовался. Я счастливый, довольный, что он приехал. А вечером, мы были приглашены на помолвку. Мой очень хороший старый друг собирался женить младшего сына. Карим был моим первым наставником, когда я пришел работать в ремонтную бригаду буровиков. Я учился, продвигался по службе, а он так всю жизнь и проработал мастером, но, несмотря на это, мы дружили. Он узбек, у него куча ребятишек была. Ходили мы с ним и на охоту, и на рыбалку, и выручали друг друга не раз. В общем, настоящая мужская дружба нас связывала. Юрка рос на его глазах, даже учился вместе с одним из его сыновей. А когда мы остались с сыном одни, его жена Фатима, вечно затаскивала Юрку к себе домой покормить пловом, лепешками или еще чем.
Пришли мы с сыном на помолвку. Меня Карим попросил быть посаженным отцом невесты, т. к. она сирота. Просватаны Алсу с Джафаром были еще в детстве. И вот теперь она закончила в Ташкенте финансовый техникум и приехала выходить замуж. Свадьба намечалась через неделю, и я пообещал, что смотаюсь на несколько дней в Тюмень и обязательно, ко дню регистрации вернусь. Уехал я в Тюмень, Юрась мой остался дома. У него там море школьных друзей и я знал, что скучать он не будет.
Проходит дня три. Утром звонок в дверь. Открываю и не верю своим глазам. Стоит мой сын и невеста Джафара. Знакомься папа, это моя жена, – говорит мой сынуля. Оказывается, они прилетели еще вчера вечером, провели брачную ночь в Юркиной квартире, а утром явились ко мне.
Я был в полнейшем шоке. У них, видите ли, любовь с первого взгляда. Нет, ее я понять мог, то ли жить на Севере с нефтяником, то ли в Париже с банкиром.
– Твой сын банкир? – изумилась Аня.
– Представь себе. Разве я тебе не говорил?
– Нет, ты просто сказал, что у него очень надежный бизнес. Еще упоминал, что он владеет русским рестораном.
– Об этом потом. Но сына я никак не мог понять. В Европе он себе жену найти не мог. Ему надо было приехать на Север и украсть невесту у сына моего близкого друга.
От такого сообщения, я буквально рухнул на диван. Мне казалось, что "брат Кондрат" с "братом Миокардом", одновременно грохнули меня дубинками по голове. Ох, уж я побесновался тогда! Ох, уж поорал! Причем, из десяти слов у меня, наверное, девять было матов. Юрка таким меня никогда не видел. Сказал я ему, что, так называемую, жену его, никогда не признаю, чтоб ноги ее не было в моем доме.
– А что он?
– Он не ожидал от меня такой реакции. Мы ведь всегда, в принципе, находили общий язык. Вначале, пытался мне что-то объяснить, потом зыркнул на меня своими глазищами, взял свою узбечку и ушел.
– Что уж ты так бесновался? Не веришь в любовь с первого взгляда?
– Аня, ему было уже тридцать лет! Он полмира объездил. Баб имел вагон и маленькую тележку, и вдруг, любовь с первого взгляда. Алсу, конечно, очень красивая, этакая азиатская красавица с раскосыми глазами. Но, он ведь совсем ее не знал. Я был уверен, что это блажь. А мне-то, как в глаза Кариму смотреть? На следующий день я немного успокоился, позвонил и попросил, чтобы он пришел ко мне один.
Долго мы с ним разговаривали. Я высказал свое мнение, что девчонка купилась на Париж и деньги. А он, по моему мнению, позарился на экзотическую красоту, что в его возрасте просто безумие. Сказал, что если она предала одного мужика накануне свадьбы, то в любой момент предаст и другого.
– И что ответил сын?
– Объяснил, что их сосватали в детстве, она Джафара никогда не любила, просто ее растил и учил родной брат Карима и она вынуждена была дать согласие на свадьбу. А, вообще, он сказал, что время покажет. Я был уже бессилен, что-либо сделать.
– Ну и как они живут? – поинтересовалась Аня.
– Да ты знаешь, как ни странно, великолепно живут. С моим сокровищем ведь тоже не каждая женщина сможет ужиться.
– Та-а-к, это на что ты намекаешь? Так же, как с тобой, что ли?
– лукаво глядя на Стаса, спросила Анна.
– Анют, но мы-то с тобой отлично уживались, понимали друг друга. Нам ведь было хорошо вместе! А о том, что произошло по моей вине, давай забудем навсегда! Просто сотрем это из памяти. И тогда нам будет еще лучше. Если ты будешь мне об этом напоминать, я всю жизнь буду жить с чувством вины перед тобой.
– Стас, я не буду тебе ни о чем напоминать, обещаю. Только и ты запомни на всю жизнь. Я не тот человек, который может предать. Я тоже далеко не ангел. Меня можно обвинить в чем угодно, только не в измене. А забыть о случившемся раз и навсегда, я готова и с большим удовольствием это сделаю.
Через две недели у Анны со Станиславом состоялась свадьба. На нее приехали их дети из Парижа, сестра Соня и мать Стаса. Больше всех удивлялась и восхищалась этому событию внучка Дашенька. Раз деда женится, значит, он молодой? – спрашивала она у всех подряд. А у него будут детки? – теребила она мать и отца. Чтобы от нее отвязаться, ей сказали, что детки обязательно будут.
Свадьбу сделали по всем правилам. Когда жених приехал забирать невесту из дома родителей, далеко не юные подружки невесты вышли к подъезду и потребовали выкуп.
Дарька стояла с красивой, глубокой тарелкой и с восхищением наблюдала, как дед, отец и дядя Шура выкладывают туда деньги, конфеты и фрукты. Когда подружки решили, что хватит, и все уже собирались войти в дом, Даша глянула в тарелку и, вдруг, с широко открытыми, удивленными глазами громко воскликнула:
– Деда! А где баксы? – чем вызвала взрыв хохота всех окружающих.
– Даренька, – сказал Стас, присев перед внучкой на корточки, – мы же в России, здесь только рубли, у меня нет долларов.
– Нет? – удивилась неугомонная девчонка, – так возьми у папульки. У него всегда баксы есть, я знаю!
Юре пришлось бежать к своей машине, где в бардачке у него была стодолларовая купюра.
После регистрации кортеж машин остановился возле офиса. Здесь, в столовой был накрыт большой стол. Поздравить господина Оболенского приехали деловые партнеры с Севера. Молодожены получили массу подарков и огромную стопку поздравлений, даже из-за рубежа. Марина по факсу сообщила эту новость всем.
Затем состоялось венчание и далее, все отправились на территорию коттеджа. Погода стояла великолепная и благоприятствовала прекрасному настроению. Во дворе были накрыты столы. Свадьбу обслуживала бригада вышколенных, безупречно одетых официантов, исключительно мужчин. За воротами стояли несколько автобусов для развоза гостей по домам.
Во время застолья, Дарья опять удивила и рассмешила всех. Подойдя к деду и заставив всех замолчать, она сделала ему свой заказ: "Деда, ты говорил, что любишь меня и сделаешь все, что я пожелаю. Я хочу, чтобы вы родили мне сестричку, а то я маму с папой прошу, прошу, а им все некогда".
