Текст книги "Любви все возрасты покорны (СИ)"
Автор книги: Татьяна Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Елена очень расстроилась. От обиды на глазах у нее выступили слезы.
– Леночка, милая, ну что это за слезки на колесках? – пытался успокоить ее Стас. – Пусть Олег летит в Москву. Завтра воскресенье, а понедельник у нас праздничный, выходной день. Ты останешься, побудешь с нами. Мы с Анютой удочеряем тебя. Согласна стать нашей приемной дочерью? У тебя есть диктофон?
– Есть, конечно.
– Вот и чудненько. Запишешь все наши разговоры на диктофон. Потом прослушаешь, подготовишь вопросы, и я отвечу на них перед камерой. Ты же опытная журналистка, не мне тебя учить.
Сейчас затопим баньку или сауну, как скажешь. Потом посидим за столом, поговорим. Ленок, тебе все равно очень многое придется вырезать, да и не все можно сказать с экрана.
Напарившись в сауне, все сидели на веранде разморенные и умиротворенные, и пили сок из грейпфрутов.
– Станислав, а почему вы сказали, что именно этот сок нужно пить после сауны? – спросила Лена.
– После сауны сок из грейпфрутов очищает кровь, – ответил Оболенский.
– Ну, все-то вы знаете, Станислав Георгиевич, – с сарказмом произнесла журналистка.
– Конечно, – в тон ей ответил Оболенский. – А как иначе? За здоровьем надо следить. Правильно питаться, пить чистую воду, очищать организм и давать себе физическую нагрузку. Алкоголь и табак допускается только в мизерных дозах. Мой дед умер в девяносто лет, а я собираюсь жить до ста, причем, абсолютно полноценной жизнью, в том числе и сексуальной.
– Ну, это уж святое дело, – с усмешкой заметила Анна, – без этого уж никак. Ты, Стасюля, наверное, как только уже не сможешь ничего, так и умрешь, не от болезней, а от досады. Это ж самое главное.
– Не главное, но существенное. Для здоровья, кстати. А вы что-то имеете против этого, мадам? – лукаво прищурившись, обратился Оболенский к жене.
– Да боже упаси, Стасинька, нет, конечно. Но я думаю, что если я доживу лет до семидесяти, то это для меня будет уже не существенно.
– Вот это полнейшее заблуждение. Наши пожилые женщины не живут половой жизнью по одной простой причине, т. к. их мужья, если они еще живы, уже давным-давно ничего не могут. На Западе 80-тилетние старушки нанимают для этого молодых мужчин, за деньги, конечно, и все для того же здоровья, чтобы подольше прожить. А наши, еще совсем не старые пенсионерки, сидят на лавочке и обсуждают свои болячки.
– Ой, ну вы настолько своеобразный человек, Станислав, на все у вас свои теории, на все случаи жизни, – улыбнулась Елена.
– Знаете, что я хочу вам сказать. Вот вы говорили, что в последние годы, женщины смотрели на вас только, как на кошелек с деньгами. Я вам не верю. Не может такого быть. Мне 32 года, и я вам признаюсь, что вполне могла бы влюбиться в вас, как в мужчину, как в необычного человека.
– Да, дорогая ты моя, – рассмеялся Стас, целуя Лене руку. – Мне очень приятно это слышать. Но я должен тоже тебе признаться, несмотря на твою молодость, красоту и умную голову, я бы на тебе никогда не женился.
– А почему? – удивилась журналистка.
– Я совершенно не понимаю мужиков, которые берут в жены женщину на 20–30 лет моложе себя. Даже если он вполне полноценен, как мужик. Предположим, что мы с тобой начали бы жить вместе. Ну, в первое время тебе было бы интересно слушать меня. А мне, конечно, было бы очень приятно держать в руках красивую, молоденькую женщину и облизывать ее, как конфетку.
Но мы очень быстро надоели бы друг другу. Тебе надоело бы слушать мои разглагольствования и терпеть мои причуды. А меня, со временем, затошнило бы от конфет. У разных поколений уже менталитет разный. Мы росли и жили в одной стране, но в различное время. Хотя и страна-то теперь совсем другая.
Это извечный конфликт детей и отцов. Ты ведь мне в дочери годишься. И конфликт этот происходит не потому, что дети плохие или отцы поганые. Жизнь меняется очень быстро. У нас просто-напросто разные приоритеты. Мы никогда не сможем понимать друг друга настолько, чтобы жить вместе, как муж и жена. Потому, что главное в семейных отношениях, это все-таки не сексуальная гармония, а, прежде всего, родство душ. Хотя и гармония, конечно, тоже важна.
Вот сейчас я еще не успеваю договорить, а Анютка уже знает, что я хотел сказать и, вообще, чего я хочу. Так же и я. Я понимаю ее без слов. Бывает, что казалось бы, ни с того, ни с сего, у нее испортилось настроение. Ну, дай ты ей побыть одной, о чем-то подумать, что-то переварить, просто одной погулять по городу. Даже остаться ночевать у родителей, если ей так хочется. Я знаю, что она потом придет и будет так мне благодарна за понимание и так ласкова, как маленький котенок.
Так что извини, Леночка, ничего бы у нас с тобой не вышло, – закончил Оболенский.
– Вот и признавайся мужчине, что он тебе нравится, – с улыбкой сказала Лена.
– Леночка, ты мне тоже очень понравилась. Если бы это было не так, я бы душу перед тобой раскрывать не стал, – уверенно заявил Оболенский.
– Станислав, вы признались в одной из наших бесед, что во главу угла всегда ставили карьеру, бизнес, деньги. А зачем вам столько денег, если не секрет?
– Опять хороший вопрос. Я тебе отвечу совершенно искренне, тем более, что не перед камерой. Правда, небольшое уточнение. На первом месте у меня всегда стоял сын, а потом уже деньги. Я вложил в Юрку столько сил, терпения и души, что это невозможно измерить никакими деньгами.
Что касается денег, – задумался Оболенский. – Сами по себе, деньги целью быть не могут. Это атрибут, один из способов получить, что-либо. Кто-то хочет купить машину, кому-то нужна квартира и т. д. Все зависит от потребностей и запросов конкретного человека. У меня очень большие запросы. Соответственно и денег мне надо очень много. Это мне нужно для того, чтобы я мог их тратить, не боясь, что завтра они закончатся. Лена, вот поверь мне. Я говорю не на публику, не на камеру. Деньги нужны для того, чтобы их тратить.
Если человек куркуль, он никогда не испытает наслаждения от того, что у него много денег. Никогда не поймет, что это такое, когда ты можешь распоряжаться ими так, как хочешь. Может быть я самолюбивый, самоуверенный человек, но я хочу иметь их столько, чтобы я тратил их по своему усмотрению. Так, как я хочу! Если мне это удается, то почему нет? Почему я должен лишать себя такой радости?
А для этого надо было создать хорошо отлаженный механизм бизнеса, чтобы маховик крутился, как вечный двигатель. В нашей стране это суперсложная задача. Ты спрашивала, зачем я поступил на юридический. Я должен сам уметь проанализировать любой документ с точки зрения законности. Я не хочу сидеть в тюрьме или стать банкротом.
Работать только себе на карман совершенно не интересно. Теперь, кроме того, что я могу тратить на себя и свою семью, не считаясь с расходами, я могу создавать новые рабочие места и давать возможность людям зарабатывать себе на достойную жизнь.
Кроме этого, я очень активно занимаюсь благотворительностью. Т. е. я имею возможность помочь тем, кто еще или уже сам работать не может.
– Станислав, а можно хоть один пример вашей благотворительной деятельности?
– Есть сомнения? – с улыбкой спросил Оболенский.
– Нет, что вы? Извините, если я вас обидела.
– Да нет, не обидела, конечно. О своей фирме я говорить не буду, скажу конкретно о себе. Я курирую детский дом в одном из наших южных городов. Когда я зашел туда в первый раз, у меня мурашки по спине побежали. Нищета потрясающая. Заведующая сказала, что вот уже несколько лет обещают сделать хотя бы косметический ремонт.
Дело было летом. Я отправил всех детей в детский санаторий на Черном море. За месяц был сделан капитальный ремонт здания внутри и снаружи, заменена вся сантехника, трубы, перекрыта крыша. Я заменил всю мебель, настелил ковры, купил несколько цветных телевизоров, а в дальнейшем, оборудовал целый компьютерный класс.
Когда заведующая с ребятишками вернулась домой, у нее был, чуть ли не сердечный приступ. Эта пожилая женщина пыталась целовать мне руки. А, в сущности, за что? За то, что я умный мужик, который знает, как делать деньги?
И ведь этот детский дом находится буквально через дорогу от Администрации города. Всем этим зажравшимся чиновникам не больно было смотреть на разваливающееся здание детского дома.
Я, вообще-то, мужик злой по натуре в таких случаях. И решил, что пусть все они задавятся от зависти, когда увидят, какое прекрасное здание у них на виду. И никто не ходит к ним с протянутой рукой и ничего не клянчит. Я заказал просто потрясающую ограду, очень красивую. Мы разбили шикарные клумбы.
Но Оболенский еще и хитрый, – весело улыбнулся он, – это все знают. Администрация города, кое в чем от меня зависима, от моей фирмы, вернее. И я отбил у них сорок соток земли под приусадебное хозяйство для детдома. Поставили там теплицы. Высаживают мои подопечные и помидоры, и огурчики, и всякую зелень. Красота! Я доволен. Детдом небольшой, им хватает. Но, я еще у чиновников оторву земли. Пусть ребята сажают картошку себе и на продажу.
Все это я сделал исключительно за свой счет. И я счастлив, поверь. Счастлив, что могу себе это позволить. У меня еще много задумок по поводу этих ребятишек. Я ответил на твой вопрос – зачем мне столько денег?
– Вполне, – согласилась Лена.
– Ко всему сказанному хочу добавить. Вот в данный момент мои деньги вложены в очень надежные производства. Мой оборотный капитал работает и приносит мне хорошие дивиденды.
Имея большой северный стаж, я на законных основаниях мог бы в 55 лет уйти на пенсию.
Однако, праздная жизнь совершенно не для меня! Нет, я люблю хорошо и комфортно отдохнуть, понежиться на солнышке, поплескаться в море-окияне, покататься на горных лыжах и вообще попутешествовать по миру. Но лишить меня работы, это смерти подобно! – поежившись и даже передернув плечами, сказал Оболенский.
– Работа – это мой образ жизни. Быть хорошим руководителем, тоже талант, Леночка. Держать руку на пульсе, чувствовать слаженность в действиях такой огромной структуры, которую мы с Шурой создали, доставляет мне ни с чем не сравнимое удовлетворение.
Ощущать свою причастность, свою самодостаточность и знать, что от твоих грамотных действий зависит благополучие очень многих людей – это счастье. И Господь позволил мне его иметь.
Вот и получается, что как не крути, деньги не главное в жизни. А и без них, – с хитрой улыбкой заметил Станислав, – опять же никуда! Но когда ты с полной отдачей занимаешься любимым делом, когда "душа поет, а разум потирает руки", (это выражение я вычитал в очень умной книге), деньги приходят сами
Глава 5
Олег вернулся из Москвы только во вторник вечером. Все дни до его возвращения журналистка не расставалась с Оболенскими, и в ходе длительных разговоров, до мельчайших подробностей узнала о событиях, происходивших более года тому назад.
В тот день, когда Оболенский вынужден был выехать на аварию, Анна напрасно прождала его звонка. Однако на следующий день Анюте необходимо было идти к Станиславу Георгиевичу в офис по двум причинам. Во-первых, надо было подписать измененный, новый договор предприятия Стаса с ее агенством недвижимости, а во-вторых, сообщить, что ей предложили коттедж, который находится в том же районе, что и Шурин.
Зайдя в кабинет, Анна обнаружила, что у него сидит женщина лет сорока, в коротюсенькой юбке, заложив ногу на ногу. Беседа шла явно не на производственную тему.
Оболенский ознакомился с договором, внес некоторые поправки и велел отдать секретарше для внесения изменений в компьютер, а затем зайти к нему на подпись. Анна видела, что Стас определенно чувствует себя не в своей тарелке, и поняла, что в кабинете сидит его любовница.
В приемной Анюта столкнулась с Шурой, который пригласил ее подождать, пока будет готов документ, в его кабинете.
– А что это вы, Анна Александровна, вылетели из кабинета шефа такая взволнованная? – поинтересовался он.
– Ничего я не взволнованная, – сухо ответила Аня. – Просто у него там свидание, и я не хотела ему мешать, – с плохо скрываемой обидой в голосе добавила она.
– Какое свидание? – удивился Шура, – у Станислава Георгиевича в кабинете?
– Не знаю, мне показалось, что я им очень помешала. Хотела еще о коттедже ему сказать, который мне вчера по телефону предложили. Но Оболенскому, по-моему, сейчас не до этого. Кстати, коттедж в том же районе, что и ваш.
– Давай посмотрим, – сказал Шура, – что там за коттедж?
Когда Анна показала ему свои записи, он вдруг расхохотался.
– Так это же мой сосед Арчил. Я и не знал, что он свой дом продает. Мы к нему со Стасом в теннис ходим играть, у него теннисный корт прекрасный.
– Ну, стало быть, Станислав Георгиевич и без агенства обойдется, – довольно мрачным голосом произнесла Анна.
– Что, разве господин Оболенский производит на вас впечатление непорядочного человека, Анна Александровна? – спросил Шура. – Ладно, идемте к нему вместе.
Но на месте Стаса не оказалось. Секретарша сказала, что он, видимо, пошел провожать даму. Попросив Марину отдать шефу документы на подпись и сославшись на занятость, Аня пошла к выходу. Шурик вышел вместе с ней и предложил покурить на лавочке. Они закурили.
– Анна Александровна, – поинтересовался Шура с хитрой улыбочкой, – а вы случайно не в курсе, что это шеф так рвался вчера побыстрее вернуться в город? Нам пришлось задержаться до позднего вечера, выясняя обстоятельства аварии, так он нас с водителем просто оглушил своим басом, чертыхаясь всю дорогу.
– Понятия не имею, – ответила Аня.
– Неужели? – продолжал хитро улыбаться Шура, – а мне кажется, вы должны знать. Ладно, про коттедж я ему передам, и он вам позвонит.
Анна побрела домой. Настроение было никакое, и жить ей не хотелось. Она представляла, как Стас сейчас на машине везет куда-нибудь свою любовницу. Напридумывала черти чего, – проклинала она себя, нужна я ему сто лет, при такой молодой, по сравнению со мной, зазнобе. Потом она узнала, что в это время Оболенский сидел в кабинете главного инженера, где его и застал Шура. Они вернулись в кабинет Стаса.
– Анна-то где? – поинтересовался тот.
– Ушла уже, – ответил Шурик, – кстати, очень расстроенная.
– Почему? – удивился Стас
– Стасон, ты совсем дурак? Да она мухой твою Машку вычислила. Приревновала, расстроилась и ушла. Мы к тебе заходили, тебя не было. Обнадежил вчера бабу в комнате отдыха, сам вечером не позвонил, а на следующий день, она у тебя в кабинете даму застает.
– Тьфу, зараза! У Марии здесь, какая-то знакомая работает, она ее не застала и решила ко мне нарисоваться. Я уж не знал, как ее выпроводить, вот и пошел к Петровичу, сказав ей, что у меня срочные дела.
– Кстати, Арчил свой коттедж продает. Он Анне по объявлению в газете позвонил, – сообщил другу Шура.
– Да ты что? – изумился Стас. – А почему она мне ничего не сказала?
– Опять за рыбу деньги. Да расстроилась она, неужели ты не понял. У Марии на лице написано, что такая только по одному вопросу может прийти. Давай звони Арчилу, потом разыскивай свою Аннушку.
Оболенский дозвонился до хозяина коттеджа, с которым был прекрасно знаком, и договорился о встрече на следующий день.
Анны ни дома, ни на работе не было. По дороге домой Аня зашла к своей подруге и вернулась уже после одиннадцати вечера. Мать сообщила ей, что несколько раз звонил Станислав Георгиевич и просил ее перезвонить ему в любое время. Но расстроенная Анна звонить не стала и легла спать. Была пятница, а на выходные они решили с подругой поехать на ее дачу.
Рано утром позвонил Стас и сказал, что он по мобильнику договорился с хозяином коттеджа о встрече на первую половину дня.
– Во сколько за вами заехать? – поинтересовался Оболенский.
– Если вы знаете этот коттедж и хозяина, то может быть съездите без меня? – холодно спросила Анна.
– Вы предлагаете мне договориться о покупке напрямую, без агенства? – удивился Стас.
– Нет, конечно, – возразила она.
– В таком случае, через два часа мы с Шурой за вами заедем.
– Хорошо, Станислав Георгиевич, – ответила ему Аня деловым тоном. – И паспорт не забудьте, пожалуйста, взять.
– Зачем? – иронично поинтересовался Оболенский. – По-моему мы сотрудничаем с вами довольно долго и можно обойтись без заполнения ненужных бумаг.
– Извините, – растерялась Анна, – я сказала это по привычке.
– Аня! – обратился к ней Стас, неожиданно, просто по имени. – Не накручивай себе на ум того, чего нет. Женщина, которая сидела у меня в кабинете, давным-давно не имеет ко мне никакого отношения. И вообще, она замужем. Зря ты вчера поспешила уйти.
– Договор я оставила у Марины, – ответила она.
– Да плевал я на этот договор, мне тебя надо было увидеть! Ладно, до встречи, там и поговорим. Погода стоит изумительная, и я надеюсь увидеть тебя в добром здравии и прекрасном настроении, – сказал ей Стас.
После его звонка настроение Анюты заметно улучшилось. Она тут же побежала принимать душ и мучительно соображала, во что бы ей нарядиться, чтобы выглядеть неотразимо.
Вскоре они подъехали. За рулем сидел водитель Оболенского Виктор, на переднем сиденье Шура. Стас вышел из машины и открыл Анне дверцу. Она впервые видела его в джинсах и футболке, и он совсем не походил на строгого генерального директора из офиса.
– Что это вы эксплуатируете Виктора в выходной день? – поинтересовалась Анна, когда они отъехали.
– Арчил обещал нам шашлыки и домашнее грузинское вино, – ответил Стас. – Витя довезет нас, отведает шашлыков и поедет по своим делам.
– А как мы обратно будем добираться? – спросила Аня.
– Завтра приедет Люсьена на своей машине и заберет нас, – ответил Стас.
– Не поняла, – удивилась она, – мы, что там ночевать останемся?
– Мы вызываем у вас опасения, мадам? – шутливо поинтересовался Шура, оборачиваясь назад.
– Да, в общем, нет, но я как-то не рассчитывала вернуться только завтра.
– У вас какие-то планы на выходные? – спросил Оболенский.
– В принципе, нет.
– Тогда поговорим с Арчилом, я его коттедж прекрасно знаю и куплю однозначно, – уверенно заявил он. – Потом мы с Шурой немного поработаем, Люся дала нам очередное задание, а вы, Анна Александровна, просто отдохнете на природе, клубнички поедите.
Стас был в прекрасном расположении духа. Всю дорогу шутил и даже рассказывал не очень приличные анекдоты. Он сидел откинувшись, рука его лежала на спинке сиденья. Анна чувствовала, что его пальцы едва уловимыми движениями прикасаются к ее обнаженному плечу и, как бы, ласкают его, а нога Стаса прижимается к ее ноге. Все это приводило женщину в некоторое смущение.
Что-то он сегодня сам на себя не похож, – подумала Анна. Но у нее не было желания отодвинуться от Стаса. В душе она осознавала, что ей безумно приятны эти его, вроде бы, случайные прикосновения.
– Александровна, – обратился к ней Шура, – может быть перейдем на "ты", хотя бы вне офиса?
– Да я не против, только вне офиса мы и не встречаемся.
– Какие наши годы, Аня, надеюсь, все еще впереди, – весело ответил он.
– Если хочешь, – тихо сказал Стас, наклоняясь к ней, – сауну затопим, в бассейне поплаваем.
– К сожалению, я на это не рассчитывала и не взяла с собой купальник.
– Ну, нижнее белье-то у тебя под одеждой, наверное, есть. Какая разница?
– В нижнем белье в обществе двух мужчин я, вряд ли, буду чувствовать себя уютно.
– Почему двух? – удивился Стас. – Мы Шуру с собой не возьмем. Пусть он задание жены выполняет – тепличку чинит. А со мной можно и, вообще, без всего, – прошептал он ей на ухо.
– А вы не много себе позволяете, Станислав Георгиевич? – так же тихо ответила Анна, с иронией глядя ему прямо в глаза.
В глазах Оболенского явно прыгали бесенята. Он был взволнован и довольно возбужден. Таким Аня действительно никогда его не видела. А у Стаса душа и в самом деле ликовала. Он понимал, что все, о чем он говорит, нравится Аннушке, что ей приятны его прикосновения.
– Извини, если я тебя обидел, – сказал он, слегка пожимая ее руку, – ну, помечтать-то можно.
Вскоре они приехали на территорию Шуриного коттеджа. Мужчины пошли переодеваться, а Аня осматривалась вокруг.
– Ань, пойдем, я тебе кое-что покажу, – услышала она голос Оболенского.
Женщина оглянулась. Пред ней предстал мужчина с красивым, загорелым, совершенно молодым, накачанным телом. Он был в шортах, в распахнутой легкой рубашке и с распущенными, потрясающими локонами.
– Ты что, меня не узнаешь? – с улыбкой спросил Стас, подходя к ней.
– Да уж, Станислав Георгиевич! Я бы сказала, что Голливуд отдыхает, – ответила Анна, с удивлением и нескрываемым восхищением глядя на него.
В это время вышли Виктор с Шурой, и они отправились осматривать соседний коттедж. Это был огромный трехэтажный дом. В доме была сауна, бассейн, огромное количество комнат, балконы на втором и на третьем этажах. Зачем ему такой дворец? – подумала Аня.
Они все вместе ходили по дому, а хозяин показывал и рассказывал. На двадцати сотках располагался теннисный корт, много плодовых деревьев, кусты малины, крыжовника, красной и черной смородины. Когда мужчины стали обсуждать стоимость дома, Анна скромно отошла, чтобы не ставить Стаса в неловкое положение, если ему нужно будет поторговаться.
Договорившись о цене и о том, что в понедельник Арчил со Стасом встречаются в агенстве недвижимости, все прошли за стол, который был накрыт под открытым небом. Молодой кавказец жарил шашлыки. За столом было весело и шумно. Хозяин произносил длинные грузинские тосты. Анна была единственной женщиной среди мужчин, но Стас не позволял никому даже подать ей, что-нибудь. Он сам ухаживал за ней, предугадывал, чего она желает. На столе, кроме шашлыков, было много различных фруктов и виноград.
Анне никак не удавалось назвать Оболенского просто Стасом. Когда она в очередной раз обратилась к нему по имени и отчеству, Шура сказал:
– Вам надо срочно выпить на брудершафт.
– Умница ты мой! – воскликнул Оболенский. – Вот за что я тебя люблю? В нужный момент, ты говоришь нужные слова. Не будем женщину смущать, – продолжил он, наливая два бокала вина, – поэтому на брудершафт мы выпьем во-о-н в той беседочке.
Он взял Анну за руку и повел в симпатичную круглую беседку, стоящую на самом краю территории коттеджа.
– Ну, все, Стас гриву распустил, в атаку пошел, – услышала Анна голос Шуры.
– Оболенский, куда это ты меня ведешь? – с улыбкой спросила Аня.
– В беседку, чтобы нам никто не мешал, – ответил Стас, целуя ее ладошку.
Посередине круглой беседки стоял шезлонг. Анна со Стасом присели на него.
– Ань, почему у тебя какой-то испуганный вид? Я внушаю тебе опасения? – спросил Оболенский, глядя на нее таким мудрым и таким понимающим взглядом.
– Да нет, Станислав Георгиевич, – ответила Аня. – С чего вы взяли, что я вас боюсь?
– Аннушка, ты меня еще господином Оболенским назови. Почему я могу называть тебя просто по имени, а ты нет? А знаешь, отчего мне легко было перейти от официального обращения к простому? Потому, что в мыслях я давно уже обращаюсь к тебе самыми ласковыми словами. А еще в мыслях я называю тебя Кнопочкой.
– Кнопочкой? Почему? – удивилась Анна.
– Да потому, что ты маленькая, как кнопочка. На брудершафт пить будем?
– Обязательно – ответила Аня.
Когда Стас поцеловал Анну, мир просто перестал существовать для нее. Поцелуй был таким нежным и таким долгим. И Анюте не хотелось, чтобы он кончался. Этот поцелуй был не страстным, не порывистым, а желанным и безумно сладким.
– Так на брудершафт не целуются, – сказала Аня, когда он все-таки закончился.
– А как я тебя целую?
– Ты целуешь меня, как мужчина.
– Здрасьте, а я кто, не мужчина? – с удивлением спросил Стас.
– Да мужчина, мужчина, – успокоила его Аня. – А вообще-то, ты коварный обольститель. Еще в машине стал меня обольщать своими невинными прикосновениями.
– Ну, тебе же были приятны мои прикосновения? Правда? – произнес он, продолжая едва уловимыми движениями пальцев ласкать ее обнаженные руки и шею, чем приводил женщину в неописуемый восторг и возбуждение.
– Правда, Стас. У тебя, вообще, какие-то волшебные руки. Я никогда не думала, что такие большие, сильные мужские руки могут быть настолько нежными и ласковыми.
– Все зависит от того, кого они обнимают, – ответил он.
Оболенский продолжал осыпать свою Аннушку самыми нежными поцелуями и с удивлением чувствовал, что испытывает волнение, как юноша, который впервые держит в объятиях женщину. Он шептал ей безумные, страстные слова. Анна слышала его шепот, но даже не понимала смысл его слов.
Казалось, они уже не помнили, где находятся и зачем сюда приехали. Они видели и ощущали только друг друга. Их притягивало, как магнитом. Хотя глаза Оболенского горели нетерпением, он очень медленно и осторожно стал раздевать Аню. А она вся была в его власти, во власти его необыкновенных рук, его сильного мужского тела, которому так сладко было подчиниться.
Анюта очнулась от довольно громкого стона Стаса. Боже мой, – подумала она, что я делаю?
– Стас, что это было? – прошептала женщина.
– Анютка, это было супер. Это было необыкновенно! Надеюсь, мы еще не раз это повторим, – ответил он, обнимая и прижимая ее к себе.
– Ты так громко стонал, что во дворе, наверное, слышно было. Мне даже выходить не удобно, – тихо сказала Аня, прижимаясь лбом к его плечу.
– Перед кем тебе не удобно? Перед мужиками? Да пусть завидуют, Ань! Мы с тобой взрослые люди и это наше дело, чем мы здесь занимались, – прошептал Стас ей на ушко, ласково поглаживая ее волосы.
– И все-таки мы сумасшедшие. Можно подумать, нам встретиться негде, – вздохнула Аня.
– Анечка, ну все произошло совершенно неожиданно. Я сам не ожидал! Но это действительно было божественно. Я, честно говоря, давно ничего подобного не испытывал. И никогда ничего не бойся, особенно, если я рядом. В твою сторону никто не посмеет даже косо посмотреть, – сказал Оболенский, помогая Анюте одеваться.
– Идем! И, пожалуйста, не сердись на меня. Это все равно должно было произойти сегодня. Зато мы будем приходить в беседку, и вспоминать ошеломительные моменты нашей первой близости. Этот исторический шезлонг я Арчилу не отдам! Если он ему нужен, то куплю новый, а этот оставлю, – продолжил он с улыбкой.
– Стас! Да не загадывай ты на будущее! Сглазишь! – умоляющим тоном произнесла Анна.
– Я экстрасенс, или как? – ответил он ей, хитро улыбаясь.
– Я сглазить не могу, я могу только предсказать то, что
обязательно сбудется.
Когда они вышли из беседки, за столом сидел один Шура.
– А где все? – поинтересовался Стас.
– Искупаться пошли, вон какая жара стоит.
– А ты чего сидишь?
– Вас караулю. По шашлычку еще вам осталось, давайте перекусите, пока совсем не остыл.
Аня пошла в коттедж, привести себя в порядок. Шура, глядя на Стаса насмешливым взглядом, спросил:
– Что она там с тобой делала? Я уж хотел спасать тебя бежать.
– Не понял, – удивился Стас.
– Чего не понял? Да ты взвыл, как раненый зверь, на всю округу, – усмехнулся Шура.
– Правда, что ли?
– А то. Я так понимаю, что работы сегодня не будет, – продолжая саркастически улыбаться, добавил он.
– Правильно понимаешь, – так же, с улыбкой ответил Оболенский.
– Поеду-ка я домой. Не буду вам мешать, – вздохнул Шура.
– А на чем ты поедешь?
– Да Виктор-то не уехал, он тоже винца принял, шашлыков поел, сейчас искупается, и поедем. Завтра с Люсей вместе прибудем.
Когда они вернулись в коттедж Шуры, тот переоделся, сел в машину и попросил Стаса открыть и закрыть ворота. Машина уже чуть отъехала, но Шура вдруг окликнул его из окна.
– Подойди, мне надо тебе, кое-что сказать.
– Что случилось? – поинтересовался тот, подходя к машине.
– Нагнись сюда, я тебе на ушко скажу. – Ты там будь поаккуратнее. Диван мне не сломай, – прошептал он Стасу самым серьезным тоном.
– Что? – переспросил Стас.
– Диван, говорю, не сломай! – громко повторил Шура.
– Ой, – рассмеялся Оболенский, – да я, в случае чего, тебе новый куплю.
– А, ну тогда ладно, – ответил Шура и тоже рассеялся. – А то я всю ночь бы не уснул.
Они уехали, Стас вернулся к своей Аннушке. Анна со Стасом провели за городом два дня. Эти два незабываемых дня заложили фундамент их будущих отношений. Это были дни полного откровения и узнавания друг друга. Неожиданно для самого себя, Оболенскому вдруг захотелось рассказать этой хрупкой женщине о себе все. Все, что накопилось в его душе за прошедшие, со дня гибели его первой любви, годы.
Перед Анной предстал не суровый всемогущий босс, не ведающий сомнений. Не опытный обольститель и пожиратель женских сердец. Это был уже далеко не молодой и безумно уставший от душевного одиночества мужчина. Который, собственно, сам, в силу своего характера, обрек себя на это одиночество. Он всегда очень высоко ставил перед собой планку. Сам взвалил на себя груз ответственности за все, что делал, за сына, за работающих у него людей. Но никто не должен был догадаться, что ему бывает безумно тяжело. Отсюда, выработанная годами, деловая, безэмоциональная маска на лице при общении с людьми. Отсюда, его увлечение медитированием. Он сам не желал никого пускать к себе в душу и все откровения и проблемы обращал к Космосу.
Оболенский рассказывал и чувствовал, что Анна его понимает. Он не пытался ничего приукрасить или оправдать себя в каких-то ситуациях. И видел, что Аня не осуждает его.
Анюта тоже поведала ему о своих жизненных проблемах. Кому, как не ей было знать, что такое одиночество. Но она была женщина, и у ее душевного одиночества были другие причины. Стас слушал Анну и понимал, что она чего-то недоговаривает, но не стал ей об этом говорить. Значит, время еще не пришло, – решил он.
Их бесконечные разговоры прерывались порывами безудержной страсти и восторга от обладания друг другом. Стас был очень благодарен Шуре, что тот не только не приехал, но даже не звонил ему.
В понедельник рано утром Виктор приехал за шефом. Аннушку отвезли домой, а Оболенский к девяти часам был на работе. После планерки Шура вышел из кабинета шефа вместе со всеми, но вскоре вернулся.
– Стасон, я тебе тут кое-что принес, – сказал он и положил на стол лимон.
– Что это? – не понял Оболенский.
– Лимончик съешь, а то народ-то на планерке напугал своей лучезарной улыбкой, – ответил Шура с хитрой ухмылочкой.
– Почему?
– Ему докладывают, что срок сдачи двух объектов под угрозой, с налоговой какие-то заморочки, а он сидит улыбается, в облаках витает. Ты хоть слышал, что тебе говорили?
– Да отстань ты, юморист хренов. То диван ему не сломай, то лимончик съешь. Все я слышал. Нормальная текучка, ничего страшного. Что, я в обморок падать должен от таких сообщений? Разберемся.
– Ну, чего взъелся? Уж и пошутить нельзя.
– Шурка, у меня в кои-то веки хорошее настроение, а ты под кожу лезешь. Меня, наверное, после обеда не будет. В 12 встречаемся с Арчилом в агенстве. Потом мотанусь с ним, чтобы помочь быстро справки собрать. Хочу до субботы оформить все.
