Текст книги "Любви все возрасты покорны (СИ)"
Автор книги: Татьяна Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Белая Татьяна
Любви все возрасты покорны
Глава 1
Люсьена принимала дорогих гостей. Неожиданно к ней пришла ее бывшая одноклассница Юлия, с которой они не виделись лет десять, в компании с известной тележурналисткой из Москвы Еленой Виноградовой. Елена была ровесницей Люсиной дочери. Хозяйка обращалась к ней на «ты» и потчевала московскую гостью рыбными деликатесами Тюменского Севера: малосольным муксуном, строганиной из нельмы и черной икрой.
– Люсьена Борисовна! В Московском ресторане на такое угощение всей моей зарплаты не хватило бы, – обратилась Елена к хозяйке. – Я просто умираю от блаженства. А строганину, вообще, никогда не пробовала.
– Кушай деточка, не стесняйся. Друзья с Севера не забывают. Мы с мужем родились, и большую часть жизни там прожили. А что привело знаменитую журналистку в наш город? – поинтересовалась Люся. – Я всегда с большим интересом смотрю твои документальные фильмы и ток-шоу.
– Мною задуман новый проект. Серия передач под общим названием: "Любви все возрасты покорны"! Во всех моих предыдущих работах, героями были довольно известные люди – артисты кино и театра, певцы, шоу-мены, депутаты и т. д. Теперь мне хотелось бы создать серию передач, героями которых станут обыкновенные люди. Обыкновенные люди, с необыкновенными любовными историями, – добавила она с улыбкой.
– Ой, Леночка! – с явным сожалением вздохнула ее собеседница. – Сейчас по всем программам – криминал, боевики, детективы и болтливые депутаты. Тупые бразильские сериалы еще. О настоящей любви все забыли.
– Мне много пришлось поездить по стране, – продолжила журналистка. – От незнакомых людей, особенно в поездах, я слышала такие романтичные, а порой, и драматичные реальные истории любви. Тогда и пришла в голову мысль о серии подобных передач. Я сама по профессии психолог. И, грешным делом, очень люблю разбираться в психологических перепитиях человеческих судеб. В Тюмени у меня намечались очень интересные герои. Их история длилась многие годы и вот только недавно они смогли соединиться. Но моя "Джульетта" попала в больницу с аппендицитом. И, по всей видимости, командировка срывается. Главный редактор меня убьет, – усмехнулась женщина.
– В Тюмени я, практически, никого не знаю. Вот, Юлию Валентиновну случайно встретила в гостинице. Она шла к вам и прихватила меня с собой. Завтра, наверное, возвращаюсь в Москву.
– Необыкновенные истории, говоришь? – задумалась Люсьена. – Я могла бы посоветовать тебе одного героя, которого очень хорошо знаю. Даже не с одной, а с двумя его необычными любовными историями, которые произошли с разницей в тридцать два года, – предложила женщина.
– Люсьена Борисовна, вы меня просто спасете! – воскликнула Елена.
– Ну, Борисовну давай оставим, я еще солидной себя не ощущаю, а о герое и его историях могу рассказать.
– Юля, ты помнишь нашего Стасона? – обратилась она к однокласснице.
– Конечно, помню, – ответила Юля. – Кстати, я тебя хотела о нем расспросить. Они ведь с твоим Шуриком неразлучны были.
– Они и сейчас неразлучны. И работают вместе. Стас генеральным директором, а Шура его замом. Хотя так они числятся по штатному расписанию. А на самом деле, являются совершенно равноправными партнерами в большом, разветвленном бизнесе.
– Лена, ты временем располагаешь? – спросила Люся у журналистки. – В двух словах об этом человеке не расскажешь.
– Времени у меня море. Я вся внимание, – с готовностью ответила та.
Юля же, напротив, куда-то спешила и вскоре ушла.
– Собственно, сами истории я только обрисую. Но хочу поподробнее рассказать тебе о человеке, который, возможно, станет твоим героем. Мне бы хотелось рассказать, как формировался его характер, чтобы тебе легче было понять его самого и его поступки. Сразу скажу, человек он сложный, неординарный. Женат второй раз. Как это не покажется странным, снова по любви. Только вот и первая его романтичная и даже трагичная история могла бы стать достойным сюжетом для хорошего романа.
Зовут его Станислав Георгиевич Оболенский, – начала она свой рассказ. – Ему сейчас, как и нам с мужем, пятьдесят пять лет. Его жизнь настолько переплетена с нашей, что не удивляйся, когда я буду говорить и о нас. Достаточно сказать, что его единственный сын Юра, которому почти тридцать восемь лет, до сих пор называет меня мамой Люсей.
– Люсьена, вы не ошиблись, может быть двадцать восемь лет? – спросила Лена.
– Нет, я не ошиблась, – возразила та. – Двенадцатого декабря Юрочке исполнится тридцать восемь лет. Но, все по порядку.
10 сентября 1949 года в двух молодых семьях в один день родились сыновья – Стасик Оболенский и Шурик Радченко. Семьи жили в одном доме и даже на одной лестничной площадке. Очень дружили между собой и понятно, что мальчишки росли вместе. В то время устроить детей в детское учреждение было очень сложно, поэтому, когда малыши чуть подросли они оставались под присмотром бабушки и дедушки Стасика.
До войны у бабы Софочки и деда Моисея было пятеро сыновей, но вернулся только младшенький – Георгий. И старики были только рады, что у них появилось вроде бы сразу двое внуков.
Дед Моисей был истинным евреем. Носил длинные волосы, бороду, и сколько я его помню, всегда предпочитал черную одежду. По особым праздникам он даже заплетал впереди две тонкие косички. Между собой с женой они разговаривали только на иврите. Не удивительно, что мальчишки быстро научились этому языку.
С младых ногтей старый Моисей внушал им, что мужчина должен быть сильным и душой, и телом. Размазывать сопли и слезы, жаловаться и ябедничать – позор! И два крошечных будущих мужчины учились переносить синяки и шишки, глотая слезы, но без рева.
Дед Моисей обладал даром предвидения и был экстрасенсом. Он умел с одного взгляда увидеть в человеке его суть. Мой Шурик этому так и не научился, – с улыбкой заметила она, – а вот Стасу этот дар передался с генами по наследству.
Дед предсказал еще в те времена крушение коммунистической идеи. А когда Стас подрос, стал давать внуку уроки ведения бизнеса, будучи совершенно уверенным, что его внучек станет жить при капитализме.
А еще дед говорил мальчишкам, что жена у мужчины должна быть одна и на всю жизнь. Женщину должно оберегать не только от тяжелой работы, но и от лишних волнений. Он говорил, что мужчина должен как коршун парить над своим гнездом, закрывая жену и детей своими мощными крыльями. И всегда держать клюв и когти наготове от недругов.
Отец Стаса был страстным рыболовом и охотником. Он очень рано стал брать сына с собой. Несмотря на протесты Елизаветы Романовны, его жены, Георгий Моисеевич таскал Стаса с собой буквально в рюкзаке, когда ему еще трудно было преодолевать большие расстояния. Так что воспитание нашего героя было самым спартанским.
В первый раз вчетвером мы встретились в Доме Культуры, – продолжила Люсьена. – Тетя Лиза, мама Стасика, была пианисткой и работала там аккомпаниатором и культработником. Когда в ДК открылся кружок бальных танцев, она привела туда сына. Понятно, что Шурик автоматически оказался здесь же. Нас с Иринкой привели наши мамы. Стаса поставили в пару с Ирой, а меня с Шурой. Так состоялось наше знакомство.
А через год мы все пошли в один первый класс. Родители Стаса рассказывали, что буквально через неделю после начала занятий в танцевальном кружке, их шестилетний сын заявил, что они с Ирой женятся. Все посмеялись и забыли.
Смех смехом, но с тех пор Ира со Стасом не расставались никогда. Если мы с Шурой то дружили, то ссорились, влюблялись в других и снова мирились. Прошли много преград, прежде, чем решили пожениться, то для Стаса с этого времени существовала только одна девчонка на свете – Ирочка.
Танцевали мы с нашими мальчишками до пятого класса. Потом они увлеклись спортом, занимались в спортшколе боксом, борьбой и еще бог знает чем. А мы танцевали с другими партнерами до выпускных экзаменов. Стас, особенно в старших классах, был очень недоволен, что Ира не хочет бросить танцы, и ревновал ее ко всем партнерам.
Мы проучились вместе десять лет. К девятому классу наши мальчишки стали едва ли не самыми популярными парнями в нашем городе. Оба высокие, спортивные. Играли на гитаре, пели в вокально-инструментальном ансамбле. А Стас еще и прекрасно играл на фортепиано, благодаря маме, и сочинял свои песни. Учились мы все хорошо. Стас шел на золотую медаль и мечтал поступить в Институт Международных Отношений. Он обладал редкими способностями к языкам.
Бабы Софочки к тому времени уже не стало, а дед Моисей оказался долгожителем. Он был еще довольно бодрым и разговаривал с внуком, да и с моим Шурой только на иврите. Стаса научил даже читать и писать на этом языке.
И вдруг, гром среди ясного неба! За месяц до выпускных экзаменов я застаю свою подругу в слезах. Ира сообщила мне, что беременна. Знаешь, Лена, это были не нынешние времена. Такое, конечно, случалось и тогда, но очень редко. Беременная школьница – это скандал!
– Стас знает? – спросила я.
– Да, – ответила Ира.
– И что? – спрашиваю.
– Говорит – не бойся, я с тобой. Мы поженимся, и все будет хорошо.
– Да кто вам позволит? Ему в сентябре только семнадцать лет исполнится, – воскликнула я.
Ира плакала, я не знала, что сказать и тоже хлюпала носом. Мама меня убьет, без конца повторяла подруга.
Ирина мать, тетя Оля, очень поощряла дружбу дочери с сыном первого секретаря райкома партии, коим был в то время Георгий Моисеевич. Она мечтала породниться с Оболенскими и постоянно твердила Ире, чтобы та была неприступной. Не дай бог согрешишь, он тебя сразу бросит, – говорила она. Беспокоилась она потому, что Ира со Стасом не скрывали своей любви. Целовались они везде – на улице, дома, в кинотеатре, даже на школьных переменах. Родителей, по этому поводу, в школу вызывали. Но Стас был упрям до беспредела. Он хотел так делать, и он это делал. И никто ему был не указ. Всеми доступными ему средствами, с ранней юности Стас отстаивал свою независимость.
Несмотря, на принятое в семье Оболенских безусловное уважение и почитание женщины, сложные и судьбоносные решения всегда принимал мужчина. Когда решение было принято, говорилась, я бы так сказала, фамильная заключительная фраза: "Все! Я сказал!". После этих слов возражения не принимались и даже не выслушивались. Так говорил дед Моисей, так говорил дядя Георгий, так говорит Стас и так же говорит его сын Юра.
Узнав о беременности дочери, тетя Оля категорически настаивала на аборте. Родители Стаса предложили, чтобы ребята зарегистрировались, Ира с ребенком жила в семье Оболенских, а Стас ехал в Москву и поступал, как мечтал в МГИМО.
Однако Стас сделал по-своему. Поступил на заочное отделение Тюменского Индустриального института и устроился на работу. Город гудел: золотой медалист, сын первого секретаря, надежда и гордость школы, не поехал учиться в Москву, остался в городе и женился.
Жили молодожены в квартире деда Моисея. Десятого сентября Стасу исполнилось семнадцать лет, а двенадцатого декабря у них с Ирой родился сын. Мой Шура, как всегда был рядом. Он якобы недобрал нужных баллов для поступления на дневное отделение, и учился вместе со Стасом на заочном.
А следующей осенью наших парней забрали в армию. Стас имел право на отсрочку, но решил, что служить все равно придется, так уж лучше с Шурой. Парни они были здоровые, имели высокие спортивные разряды и попали в какие-то специальные войска.
Уже после их возвращения мы узнали, что пришлось им поучаствовать даже в военных действиях. А Стас вернулся домой с боевой наградой. Вот так. Где они воевали не говорят и, вообще, не любят об этом вспоминать. Мы с Шурой вскоре поженились. Госэкзамены я сдавала, будучи уже на девятом месяце беременности.
– Судя по тому, что у Оболенского в данный момент другая жена, брак их с Ириной распался, – с сожалением произнесла Елена. – Собственно я не удивляюсь. Так чаще всего и бывает. Ранние браки недолговечны.
– Знаешь, я не буду тебе сейчас рассказывать, что у них произошло, и почему Стас воспитывал своего сына сам. Если при встрече он тебя заинтересует. Ну, и конечно, если он согласится стать героем твоей передачи, обо всем этом спросишь у него сама, – загадочно усмехнулась Люсьена.
– А год назад наш Станислав Георгиевич смертельно влюбился и женился на своей Аннушке. Чем несказанно удивил абсолютно всех, кто его знал, – продолжила женщина.
– Более чем за тридцать лет его холостяцкой жизни, у Стаса было достаточно много женщин. Он мужик видный, непьющий, обеспеченный и желающих выйти за него замуж всегда хватало. Кто только не пытался его сосватать! И мы с Шурой, и мать, и сестра, и знакомые, и сотрудники по работе – бесполезно. Оболенский относился к категории мужиков, которые, как говорится, на узду не ловятся, – усмехнулась Люся. – С женщинами Стас был обходителен, галантен, не скупился на подарки, но всегда оставался каким-то отстраненным и независимым. К его пятидесяти годам мы уже все махнули на него рукой. Пусть доживает холостяком.
Когда чуть больше года тому назад Шура сказал мне, что наш Стасон очень увлекся какой-то женщиной, я даже внимания на это не обратила. Ну, увлекся и увлекся, не первый раз. Поматросит и бросит, как всегда, – подумала я. В последние годы он стал довольно жестким, неулыбчивым, даже весьма угрюмым. Оживлялся только когда виделся с семьей сына. Особенно со своей обожаемой внучкой Дашенькой, которая из деда буквально веревки вила. Внуков-близнецов тогда еще не было.
Однако вскоре я заметила, что Стас просто меняется на глазах. Он опять стал приветливым и жизнерадостным. В кои-то веки снова взял в руки гитару, пытался вспомнить свои юношеские песни. А имя Анна просто не сходило у него с языка. Я узнала, что его новой пассии около пятидесяти лет, что фирма Оболенского сотрудничает с агенством, в котором она работает. В связи с этим, Анна часто бывает у них в офисе. Однажды, когда Стас был у нас, я спросила его:
– Ты когда познакомишь меня со своей новой подругой? Второй месяц каждый день слышу о ней, а так ни разу и не видела.
– Всему свое время, – с таинственной улыбкой ответил мне Стас.
– Люся, отстань от него, – вмешался муж, – у них отношения находятся в стадии ухаживания и платонического проявления взаимной симпатии.
– Что-о? – изумилась я, – Оболенский, ты часом не заболел? Или утомился, старый ловелас, система стыковки сбои дает? А, Стасюля?
Обычно у нашего Стасика время от знакомства до постели составляет от нескольких часов, до, максимум, двух дней.
– Отвянь, Люська, – сказал Стас, – я может, желание коплю!
– И много накопил? – с усмешкой поинтересовалась я.
– Сколько накопил, все мое, – ответил Стас.
Он явно обиделся и вскоре ушел.
– Обиделся на старого ловеласа или на то, что его мужские способности поставлены под сомнение? – спросила Елена.
– Да не за себя он обиделся. Мой пренебрежительный тон по поводу его Анечки ему не понравился. Знаешь, Лена, я, наверное, больше всех за все эти годы была заинтересована, чтобы он влюбился и женился, наконец.
– Это почему же? – удивилась журналистка.
– Да потому, что Оболенский был молодым, холостым мужиком, которому, естественно, нужна была женщина. В нашем городе его абсолютно все знали, а он очень дорожил своей репутацией и поэтому расслаблялся, как правило, в командировках.
Когда они уезжали куда-нибудь вдвоем с Шурой, у меня сердце кровью обливалось. Я же прекрасно знала, что Стаська, на нейтральной территории развлекается. А за компанию, как говорится, и жид удавился. Но сейчас не об этом.
С его Анютой я познакомилась где-то, через неделю после нашего разговора. Мы как-то сразу нашли с ней общий язык. Анна оказалась очень доброжелательной, умной женщиной, с потрясающим чувством юмора. В ней присутствовал какой-то природный шарм. Аню нельзя назвать красавицей, – сказала женщина, – но она умеет выглядеть очень эффектно, – заметила Люся. – Невысокого роста, стройная, с модной короткой стрижкой. Всегда одета со вкусом, все подобрано по цвету, даже в домашней обстановке. Рядом с мощным Оболенским Анна выглядит, как девочка подросток.
– А что, Станислав Георгиевич такой крупный мужчина? – спросила Елена.
– Ну, ростом их обоих с Шурой бог не обидел, а фигуру они сделали себе сами. Кроме занятий спортом в юности парни накачивали себе мышцы по какой-то специальной системе. Даже сейчас, дома и в коттеджах у них настоящие тренажерные залы. И они до сих пор поддерживают себя в форме.
С Аней мы познакомились, как раз в тот момент, когда период ухаживания у них со Стасом закончился и начинался, так сказать, медовый месяц. Я совершенно не узнавала нашего сдержанного, непробиваемого господина Оболенского. Мы с мужем не раз видели Стаса в компании с его женщинами. При посторонних он всегда был с ними корректен, внимателен, но очень сдержан.
И вдруг, на шестом десятке Станислав Георгиевич превратился снова в юного Стаську. Он носил свою Анюту на ручках, целовал, миловал, усаживал ее на колени, не обращая ни малейшего внимания, ни на нас, ни на своего водителя, ни на соседей по коттеджу. Это был такой всплеск позитивной энергии, такая страсть, что Анне можно было только позавидовать.
Но знаешь, Лена, чем больше я узнавала Анну, тем ближе и симпатичнее она мне становилась. И мою душу грыз червячок сомнения. Ну, вот перегорит мужик, – думала я, остынет и вновь превратится в привычного, холодного и уравновешенного господина Оболенского. Вспомнит, что он "волк-одиночка", как сам себя называет, и просто тихо и мирно оставит Аню. Стас легко и быстро сходился с женщинами и так же легко расставался. Правда после Ирины, такой безудержной страсти, по отношению к другим дамам, у Стаса я не видела. И все-таки я опасалась за подругу. Если честно, то я и сейчас не очень уверена, что брак их продлится долго. Ты сказала, что по образованию психолог. Вот мне и хотелось, чтобы ты свежим, профессиональным взглядом посмотрела на эту пару, поговорила с ними и сама сделала выводы.
– Как вы думаете, Станислав Георгиевич согласится на съемку?
– Если бы ты спросила меня об этом год назад, я бы твердо ответила, что нет. Сейчас я скажу тебе так: сумеешь заинтересовать Анну в своем проекте – шанс есть.
– А как мне на нее выйти? – поинтересовалась журналистка.
– Сейчас позвоню, если она дома сходим вместе. Это, совсем рядом.
Через некоторое время женщины сидели в квартире Оболенского. Когда Елена объяснила хозяйке цель их визита, Анна очень удивилась.
– Передачу по телевизору о личной жизни Оболенского? – переспросила она. – Да вы с ума сошли! Он никогда не согласится! – уверенно заявила Аня.
– Почему нет? – спросила Лена.
– Да потому, что Стас очень закрытый для посторонних людей человек. Мы, практически, жили вместе несколько месяцев, и никто даже не догадывался об этом. Хотя я почти ежедневно бывала в его офисе по делам. Пока мы не поженились, это было тайной для всех, кроме Шуры с Люсей.
– Скажите Анна, а вам эта идея нравится?
– Мне, – задумалась та, – пожалуй, да.
– Так попробуйте его убедить. Или хотя бы устройте мне встречу с ним, – попросила Елена.
– Вот этого делать не надо, – возразила Анна, – пока я с ним не поговорю, вам не следует встречаться. Я слишком хорошо знаю своего мужа. Что касается меня, то я даже не представляю, с какого боку подойти к этому разговору, – с сомнением произнесла она.
– Да уж не прибедняйся, Анюта. Если кто и знает, как подобраться к твоему зубру, так это ты, – вмешалась Люсьена.
Женщины еще некоторое время обсуждали, как убедить господина Оболенского хотя бы встретиться с журналисткой. Елена оставила свои координаты Анне и сказала, что ответ ей нужен не позднее, чем завтра. Если Оболенский не согласится, то она срочно вылетает в Москву.
Стас пришел домой в отличном расположении духа. За ужином он рассказал, что у него была очень важная встреча, которая, как он выразился, окончилась в его пользу.
– А у меня сегодня тоже была очень интересная встреча, – объявила Аня.
– Это что за встреча и с кем? – поинтересовался Стас.
– С тележурналисткой Еленой Виноградовой.
– Ба! Где это ты с ней встретилась? – изумился Оболенский.
– У нас дома, – невинно ответила Анна.
– Ты шутишь. Как, у нас дома?
– Вот так дома. Она приходила с Люсей.
– А Люська-то, где ее надыбала? – удивленно подняв брови, спросил Стас.
– Неважно. И знаешь, что этой журналистке надо было? – все так же невинно улыбаясь, продолжила Аня.
– ??
– Она жаждет встретиться с тобой!
– Господи, Аня! Такая известная молодая женщина жаждет встретиться со мной, и ты до сих пор молчишь? – рассмеялся Стас.
Анна подробно рассказала мужу о проекте Елены, о ее новой передаче и как та вышла на Оболенского.
– Люсьена рассказала обо мне журналистке? С какой стати? Она с ума сошла? – возмутился Стас.
– Ну, чего ты раскипятился-то? Она что, о твоих преступлениях поведала? Или ты стыдишься своих чувств к Ирине и ко мне?
– При чем здесь стыдишься? Но зачем она это сделала? – возразил Стас.
– Ты слышал, о чем я тебе рассказывала? Проект Виноградовой называется "Любви все возрасты покорны". У тебя была большая любовь в юности и теперь, я очень на это надеюсь, – с милой улыбкой заметила она, – ты встретил любовь в зрелом возрасте. Именно поэтому идеально подходишь для героя ее передачи, – заключила Аня.
– Анечка, милая! Я понять не могу одного, зачем нужно рассказывать о своей личной жизни на всю страну? Кому это интересно? – воскликнул Оболенский.
– Так, я тебе информацию дала? На этом моя миссия исчерпана, – сказала Анна и вышла из кухни.
Сидя в зале, она слышала, что Стас звонил Люсе, но их разговор заглушал звук телевизора.
Через некоторое время Стас вошел в зал, сел рядом и обнял жену за плечи.
– Ты на меня сердишься, Анютка? – спросил он, целуя ее в ушко.
– С чего ты взял? Нет, конечно, – казалось бы, равнодушно ответила она, глядя в экран телевизора.
– Вот скажи мне честно, тебе самой эта затея нравится? – спросил он, прижимая Анну к себе.
– Мне – да. Но я не настаиваю.
– Тогда объясни, почему это тебе по душе, – поинтересовался Стас.
– Хорошо. Ты знаешь, какое мнение о тебе у твоих сотрудников? Во всяком случае, сотрудниц? Не как о руководителе, а как о человеке, как о мужчине? – спросила она.
– И какое же?
– Бездушная машина, для зарабатывания денег! Деньги, деньги, деньги и все, больше ничего в жизни не надо.
– С чего это ты взяла? – удивился тот.
– Да я очень много времени провела в твоей бухгалтерии. Я слышала их разговоры о тебе. Руководитель ты или нет, прежде всего, ты был холостой и очень даже интересный мужчина. Одна из них так прямо и говорит, что наш шеф из тех мужиков, который переспал с женщиной, получил удовольствие, встал, встряхнулся и пошел. И тут же забыл и женщину, и как ее зовут. Один бизнес на уме. Никакие человеческие чувства ему не ведомы.
– Это ты Светлану Филипповну имеешь в виду. Так? По-моему вопрос со Светланой мы уже обсудили и закрыли эту тему, – довольно сухо ответил он.
– Стасинька, да я же не в упрек, – сказала Анна, прижимаясь к его плечу. – Мне просто обидно, что о тебе такое мнение.
– Однако, в связи с моей женитьбой, их мнение, наверное, изменилось? – улыбнувшись, сказал Стас, продолжая обнимать свою жену.
– Да дело даже не в тебе. Очень многие люди думают об успешных бизнесменах так – развратники, бездушные чурбаны и жмоты, – жестко констатировала Аня.
– Ну, такие особи встречаются во всех слоях населения. Согласна?
– Согласна, ты прав. Ладно, Стасюля, идем спать, – сказала она, вставая.
– Подожди, Ань, – возразил тот, беря ее за руку и вновь усаживая на диван. – Вот, если бы это была хотя бы радиожурналистка, я, пожалуй, ответил бы на некоторые ее вопросы. Но светиться на экране телевизора? – пожал он плечами.
– Стас, ну кто сейчас слушает радио? – возразила Анна.
– Неужели ты не понимаешь? Елена хочет серией своих передач показать людям, что в наше время любовь, таки, существует. И прийти она может в любом возрасте. У нее в Тюмени были герои, которым уже за шестьдесят лет, но женщина попала в больницу и съемка сорвалась. Стас, я тебя не уговариваю. Я, может, и сама сомневаюсь. Недавно смотрела передачу по телевизору, – добавила она, – так там один парень совершенно серьезно заявил: "После тридцати лет, любви не бывает – это аксиома, ее даже доказывать не надо".
– Но ты же знаешь, что это не так, – улыбнулся Стас.
– Это я теперь знаю, – ответила Анна, – а ведь совсем недавно думала почти так же. А уж о том, что ранние браки не более, чем на несколько месяцев была убеждена на сто пять процентов.
– Солнышко мое! – сказал он, подхватывая жену на руки. – Пойдем действительно спать. Утро, вечера мудренее.
На следующий день Оболенский разбудил Анну уже одетым на работу.
– Анечка, дай мне, пожалуйста, телефон этой журналистки, – попросил он, тихонько притрагиваясь к ее плечу.
– Зачем? – еще не проснувшись, спросила Анна.
– Я сам ей позвоню, – ответил Стас, лукаво улыбаясь.
– И что скажешь?
– Свидание назначу, в ресторан приглашу. Молодая красивая женщина хочет со мной встретиться, так почему бы не воспользоваться? – сказал он.
– Ой, да ради бога, Станислав Георгиевич! – насмешливо сдвинув брови, ответила Аня. – Только меня заранее предупредите. Я тоже с кем-нибудь на свиданку сбегаю.
– Я тебе сбегаю. Давай быстренько, я опаздываю.
– Что решил-то? – спросила Аня, вручая мужу телефон Елены.
– Желание любимой женщины, для меня закон, – ответил Стас, целуя жену. – Я тебе позвоню. Спи.
– Решай сам! – крикнула она ему вслед. – Стас, делай так, как хочешь ты.
Ранний звонок Оболенского застал журналистку в постели. Мужчина, с голосом генерала Лебедя, спросил Елену Виноградову.
– Я слушаю, – ответила Лена.
– Добрый день, Оболенский побеспокоил, – представился мужчина. – Жена передала, что вы хотели со мной встретиться.
– Да, Станислав Георгиевич. А она объяснила вам, по какому вопросу?
– Безусловно! Какое время вас устраивает?
– Лучше бы утром, часов в одиннадцать.
– Хорошо. Я буду ждать вас в своем офисе. Запишите адрес. Это совсем рядом с вашей гостиницей.
Елена записала адрес и положила трубку. Господи! Неужели согласился? – подумала она. Интересно, что же такое сказала ему Анна, что он даже сам позвонил? Но раздумывать было некогда, надо было собираться.
Без пятнадцати одиннадцать журналистка была в приемной Оболенского. Пока она шла по коридору, ее узнавали, некоторые даже здоровались. В свое время Елена была ведущей популярного ток-шоу, выходившего на экраны 5 раз в неделю. Поэтому лицо ее было знакомо всем. Секретарша тоже ее узнала, она пригласила Елену присесть и сообщила, что Станислав Георгиевич будет ровно в 11 часов.
В это время Оболенский был в кабинете Шуры. Тот сидел, откинувшись в кресле, и улыбался. Стас был сосредоточен и даже раздражен.
– Ну, чего ты лыбишься? Посоветуй, что делать-то?
– Что я могу посоветовать? – хитро прищурился Шура. – Соглашайся, телезвездой станешь!
– Не ехидничай. Ты тоже со мной на экран попадешь. Скажу, что без тебя сниматься не буду, – заметил Стас.
– А я то здесь при чем? – удивился тот. – Я один раз женился и 35 лет живу, – сказал он, продолжая насмешливо улыбаться.
– Угораздило же Люську меня так подставить! Я с ней еще разберусь, – с раздражением произнес Стас.
– Ой! Она тебя так испугалась, – усмехнулся Шура, – второй день под диваном сидит. Анна-то, что говорит? Она согласна?
– Вроде бы – да.
– Тогда у тебя другого выхода нет, – уверенно заметил тот. – Соглашайся!
– Анна сказала, чтобы я решал сам.
– Ох, молодожен, – наставническим голосом произнес Шура, лукаво прищуриваясь. – Слушай сюда, что тебе говорит ветеран-женатик. Если жена сказала – делай, как хочешь, то делай так, как хочет она.
– Это почему же? – удивился Стас
– Ну, сделай по-своему. Набивай себе шишки. Учись премудростям дипломатии семейной жизни, – усмехнулся Шурик.
– И что будет, если сделаю по-своему? – поинтересовался тот.
– Там увидишь. Откуда я знаю, что придумает твоя Анна? Но сексуальная диета тебе обеспечена, – продолжая насмешливо щуриться, ответил он.
– Ладно, я иду сдаваться, – вставая, сказал Оболенский.
– Ну, Господи благослови, – иронично проронил ему вслед Шура.
– Да пошел ты! – огрызнулся Стас.
Елена ожидала в приемной. Ровно в 11часов из кабинета Радченко вышел высокий мужчина атлетического телосложения. Черные вьющиеся волосы были затянуты сзади в косичку. Мельком взглянув на журналистку, он сухо произнес: " Проходите", – и открыл дверь своего кабинета. Оболенский уселся за стол и жестом пригласил Елену садиться. Такого приема журналистка не ожидала. Обычно ей приветливо улыбались и даже делали комплименты с первой минуты общения.
Станислав Георгиевич был в импортном черном костюме, сидевшем безукоризненно. Елена, знавшая в этом толк отметила, что на нем очень дорогие – фирменная рубашка и галстук. Создавалось впечатление, что Оболенский только что вышел из дорогого бутика. Интересно, он всегда так шикарно одет или по случаю встречи с московской журналисткой, – подумала Лена.
Глубоко посаженные, темно карие глаза Станислава Георгиевича, обрамленные густыми черными ресницами, смотрели на журналистку холодным и неприветливым взглядом.
И с этой мумией я буду говорить о любви, – с ужасом представила молодая женщина.
– Елена Владимировна, – обратился к ней Оболенский без тени улыбки, – можно узнать, как вы вышли на Люсьену Борисовну?
– Меня с ней познакомила Юлия Валентиновна, ее одноклассница.
– Ну хорошо, в принципе, это уже не важно, – заметил он.
– Скажите, в какой форме вы намерены делать передачу, где вы собираетесь снимать, и сколько времени это займет? – продолжил Станислав Георгиевич все тем же деловым тоном.
– Обычно съемки ведутся в домашней обстановке, в виде вопросов и ответов. Насчет времени сказать трудно, все будет зависеть от вас, от вашего желания отвечать или не отвечать на интересующие меня вопросы, – несколько оробевшим тоном ответила Елена.
Зазвонил телефон, Оболенский извинился и стал с кем-то разговаривать.
Боже мой, все больше приходя в замешательство, – думала Лена. Он полностью держит инициативу в своих руках. Разговаривает со мной так, будто мы заключаем сделку купли-продажи.
В это время в кабинет вошел Шура. Такой же высокий и мощный. Но в отличие от Оболенского, он широко улыбался и прямо светился благожелательностью. Радченко был русоволосым, голубоглазым красавцем. Прямо Ален Делон, – подумала Лена.
– Какие люди в нашем захолустье! – воскликнул Шура, подходя к журналистке и целуя ей руку. – Какому богу мы должны быть благодарны за счастие лицезреть вас, Елена Владимировна? – продолжил он, усаживаясь напротив.
