Текст книги "За твоей улыбкой (СИ)"

Автор книги: Тата Кит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Дома мы разогрели пиццу и пришли к выводу, что давно не смотрели целый день какой-нибудь сериал. Чтобы прям все серии в один день и ночь, если их много. Так иногда бывало в редкие мамины выходные, когда она была ещё здорова. Тогда с нами был ещё и папа, но он уходил в комнату, едва успевал понять, что мы смотрим очередное «бабское мыло».

– В зале перед телеком или в комнате перед ноутом? – задала я контрольный вопрос перед началом просмотра.

– Давай в зале. Картинка больше.

Мама надела очки, принесла из комнаты своё вязание. Монотонно застучали спицы.

Глядя на неё, я, как хрюша-повторюша, тоже сходила в комнату за своими очками и прихватила своё старое вязание – коврик к двери из толстой пряжи, который я уже года три, наверное, вяжу и всё никак не свяжу. Может, к пенсии удастся его закончить. Ну, или хотя бы на пенсии.

– Насчёт папы… – сказала вдруг мама, когда мы посмотрели уже четыре серии из восьми возможных. Периодически мы комментировали действия героев, шутили о том, чем всё закончится, и вдруг мама решила вспомнить про папу. Совсем ни к месту.

– Что на его счёт? – вздохнула я, не отрывая взгляда от своего вязания. – Нам обязательно о нём говорить? Нормально же общались, мам.

– Хочешь ты или не хочешь, но он был, есть и будет в твоей жизни.

– Можно его хотя бы сейчас не будет в моей жизни?

– Хоть раз, Марьяна, послушай, что я хочу тебе сказать, – произнесла мама, оставаясь невозмутимой.

Я откинула вязание на колени, сняла очки и потерла закрытые веки подушечками пальцев.

– Хорошо, мам. Слушаю тебя на его счёт первый и, надеюсь, последний раз. Говорим о нём сейчас и больше даже не упоминаем о нём.

– Он испугался, – мама опустила руки с незаконченным рукавом на колени и начала разминать затекшие пальцы. – Когда понял, что мне уже не помочь он просто испугался.

– И что? Я тоже испугалась, тётя Галя испугалась, но мы почему-то не ушли искать тебе замену. А он ушёл.

– Посмотри на меня, дочка, – мягко, но требовательно произнесла мама. – Посмотри.

Я нехотя повернулась к маме и сосредоточила взгляд на её лице.

– И?

– Я угасаю. Просто таю на глазах. Я стала вполовину легче, чем была до болезни. У меня постоянно что-то болит; я блевать бегаю, как на работу; в руках ничего не держится…

– И? Хочешь сказать, что всё тобой выше перечисленное – это повод убежать от тебя, как сделал папа?

– Не демонизируй его. Он занял у своих знакомых денег на моё леченее, продал машину, дом бабушки в деревне, который хотел восстановить. Он много чего сделал, но не смог видеть каждый день, как я умираю. Может, в глазах кого-то он трус. Но… Доча, нельзя ненавидеть человека за трусость. Тем более своего родного отца.

– Вот скажи, мам, а если бы он заболел, и врачи говорили, что шансов нет, ему осталось совсем немного, ты бы тоже бросила его из-за страха увидеть его смерть.

Мама задумалась. В её глазах блеснули слёзы, которые острыми шипами вонзились в моё сердце.

– Я держала бы его за руку до последнего вздоха, – выронила она севшим голос.

– Вот и я, мам, – сказав это я взяла маму за руку и мягко, но крепко сжала. – Я буду тебя держать за руку, даже если ты будешь сопротивляться.

– Иди ко мне, моя упёртая жопка, – хохотнула мама через слёзы и обняла меня в тот момент, когда я придвинулась поближе.

– Сама ты жопка, – буркнула я нарочито обиженно в её острое плечо.

– Полежи у меня немного. В волосах твоих пошарюсь.

Я легла головой к маме на колени, а она начала перебирать пальцами мои волосы. Мы снова сосредоточились на сериале. Или попытались это сделать. Не знаю точно.

– А расскажи мне про того своего простого посетителя на черной дорогущей машине.

– Ма-ам! – цокнула я, закатив глаза. – Нечего о нём рассказывать.

– Ну, расскажи! – затребовала она. – Ты про моего навязанного тобой же ухажера из магазина знаешь. Даже видела его несколько раз. Теперь ты расскажи мне про своего ухажёра.

– Что о нём рассказывать? Это тот мужчина из автобуса, помнишь? Ну, из-за которого красивая дамочка в пальто лоб себе расшибла об автобус.

– Да?! Серьёзно?! – удивилась мама. – Ну, надо же, как жизнь иногда поворачивается. Он ведь старше тебя? Намного?

– Не знаю. Лет на пятнадцать, наверное.

– Красивый?

С тяжелым вздохом я закатила глаза.

– Да, – выронила я небрежно.

– Поругались, что ли? Ворчишь тут…

– Не поругались. Просто я ему рассказала про тебя, и он начал смотреть на меня, как на побитую бездомную собаку. А мне не нужна ничья жалость.

– Так, может, это сочувствие, а не жалость? Судя по всему, он взрослый человек. В его жизни, наверняка, тоже много чего произошло. Возможно, у него тоже нет кого-то из родителей, и он отлично понимает твоё состояние. А, зная тебя, ты, наверняка, даже разбираться не стала и слушать его. Просто ушла в глухую оборону. Так?

– Так.

И только сейчас я вспомнила, что у него нет обоих родителей. Он сказал, что они погибли. То есть, он потерял обоих сразу. Возможно, в его глазах действительно было сочувствие, но я увидела то, что увидела – он перестал видеть меня, он начал видеть только то, что у меня умирает мама. А я не хочу, чтобы во мне хоть кто-то видел будущую сиротку.

– Ну, ничего, – мама ласково погладила меня по волосам и поцеловала в плечо, прижавшись к нему щекой и слегка навалившись на меня. – Если он действительно взрослый и умный, и ты ему нравишься, то он найдёт способ вернуть тебя и доказать, что всё было совсем не так, как ты себе придумала. И мне понравилось, как он поправил капюшон на твоей голове, когда вы подходили к подъезду. Выглядело очень мило и с большой заботой о тебе, – а я этого даже не заметила в тот вечер. – Да и разве можно на мою красавицу смотреть с чувством дешевой жалости? Нет. Только с любовью. Как я на тебя.

– Угу. Особенно тогда, когда я заставляю тебя пить таблетки. Столько «любви» в твоих глазах сразу.

– Но я же всё равно продолжаю тебя любить. Другие эмоции и чувства при этом, правда, тоже испытываю, но основа всем им – любовь к тебе.

– Ладно. Сделаю вид, что поверила, – изрекла я деловито.

– Ну, всё. Убирай голову. Какая-то она у тебя тяжелая.

– Всё? Прошла любовь? – усмехнулась я, сев обратно за своё вязание и надев очки. – Много тебе ещё осталось? – спросила я, кивнув на рукав из голубой пряжи на маминых спицах.

– Довяжу рукав, соединю всё, провяжу горловину, и готово. Как раз к концу сериала закончу.

– Откуда у тебя столько терпения? Я уже через силу вяжу этот коврик.

– Просто ты не видишь конечную картинку в своей голове. Когда шьёшь, ты ведь знаешь, как должно выглядеть конечное изделие? И идёшь к этому. Кропотливо и старательно. В вязании так же.

– Я же вижу, что должен получиться круг, – показала я маме небольшой вязанный кружок. – Раз в шесть больше этого.

– И тебе от этого скучно, похоже, – усмехнулась мама.

– Монотонно, просто. В шитье интереснее, всё-таки.

– А меня эта монотонность, наоборот, успокаивает. Ну ничего, родишь и поймёшь, как иногда бывает хорошо, когда никуда не надо скакать и прискакивать.

– А ты точно меня любишь? – поинтересовалась я с нажимом. – А-то с каждой минутой новые и новые подробности всплывают.

– Точно люблю. Как тебя – никого больше.

– Ладно. Я тоже тебя люблю, если тебе вдруг интересно.

– Я знаю, доча, – улыбнулась мама уголками губ и вновь сосредоточилась на вязании.

Моего желания вязать хватило еще примерно на половину серии выбранного нами сериала, а потом я подкинула свой крючок и недовязанный коврик в мамину корзину и развалилась на диване, чтобы просто наслаждаться просмотром сериала.

Между делом были две примерки кофты, которую мама почти довязала, остались только детали. Потом мы поели, а после этого я уснула.

Последнее, что помню, как мама подложила мне под голову диванную подушку, сняла очки и укрыла пледом, который связала несколько лет назад. Поцеловала в щёку, тихо хохотнула над моим причмокиванием, когда я сменила положение, и снова села рядом со мной у головы.

Утром я проснулась от звука своего будильника на телефоне.

Сегодня у меня не прогульный день, поэтому придётся просыпаться. А после универа ещё и на работу ехать.

Одна радость – острая лапша на завтрак.

Опустив руку с телефоном обратно под одеяло, я поняла, что в другой моей руке находится рука мамы. Приподняв голову, я увидела на журнальном столике законченный и аккуратно сложенный свитер нежно-голубого цвета.

Сев на диване, но продолжая держать, очевидно, всё ещё спящую маму за руку, я перевела на неё взгляд и сразу поняла, что что-то не так.

Мама была слишком бледная, даже для самой себе. Казалось, что она просто задремала, сидя рядом со мной.

Но мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы понять, что она вовсе не дремлет.

– Мама, – позвала я тихо. Голос дрогнул, оставшись лишь всхлипом. Но мой едва слышный зов улетел в пустоту квартиры, так и не встретив отклика.

Глава 19. Макс

Глава 19. Макс

Марьяна не появлялась в кафе уже три дня.

Я начал серьёзно переживать.

Я понимал, что она меня избегает, но до этих дней она избегала меня, хотя бы появляясь в кафе. Да, не подходила, но и трусливо не пряталась.

Её подруга, с которой они вместе с Марьяной принесли мне пиджак и работали в кафе, на мои вопросы отвечала уклончиво. Ссылалась на то, что Марьяна подменилась с девочками.

На вопрос, случилось ли у Марьяны что-то дома, её подруга отвечала, что не сплетничает на тему личной жизни подруги.

Сегодня уже четвертый день, когда Марьяны нет в кафе. Внутри моей грудной клетки будто что-то металось, не находя себе места. У меня нет номера телефона Марьяны, в социальной сети она появлялась четыре дня назад. Если её подруга и сегодня не скажет, где она, то я буду вынужден найти её полный адрес и заявиться к ней домой. Просто для того, чтобы убедиться в том, что всё хорошо.

Она говорила, что её матери осталось недолго. Возможно, эти дни она решила полностью посвятить своей маме?

Может и так. Но параноик внутри меня давно так не находил себе места.

Я снова в кафе. И, если из четырех последних дней первые два я просто брал кофе и уходил, не увидев Марьяну в кафе и успокаивая себя тем, что просто попал не в её смену, то вчера я впервые решил пойти на прямой контакт с её подругой. Сегодня я понимал, что её односложных ответов мне будет мало.

– Добрый день! Кофе? – поинтересовалась с пластиковой улыбкой девушка, имя на бейджике которой было Анастасия.

– Адрес Марьяны, – ответил ровным тоном, вынудив девушку посмотреть на меня.

– Это конфиденциальная информация, – нахмурилась девчонка и уставилась в блокнот, начиная вырисовывать в нём какие-то узоры.

– С ней всё хорошо?

– Насколько это может быть возможно, – буркнула Анастасия.

– Конкретнее, – произнес я с нажимом. Ещё немного и я встряхну эту девчонку за плечи.

– С ней всё настолько хорошо, насколько может быть хорошо у человека, который вчера похоронил маму. Вы же и сами знаете, что у неё…

– Адрес, – сказал я, резко встав со стула и выйдя из-за стола.

– Она, всё равно, не откроет. Она даже мне не открыла. После похорон закрылась в квартире и никого не впускает.

– Номер квартиры, твою мать! – я уже едва мог держать себя в руках. – Я всё равно узнаю его, но может быть поздно.

– Тридцать семь, – выронила девчонка тихо после короткой паузы. – Только не говорите, что я вам сказала… – прилетело мне уже в спину, когда я практически выбегал из кафе.

– Только не наделай глупостей, девочка, – приговаривал я себе под нос, пока ехал к её дому.

Если бы не молодая мамочка с коляской, выходящая из дома, то я бы выломал подъездную дверь.

Взбежав по лестнице, нашёл квартиру с нужным номер. Вдавил кнопку звонка и, прижав ухо к двери, вслушался в звуки внутри квартиры. Когда закончилась трель звонка, в квартире стало тихо. Слишком тихо.

– Марьяна! – крикнул я, ударив ладонью по дверному полотну у глазка. – Марьяна, открой! Открой, я знаю, что ты там!

В глубине квартиры послышался шорох. На мгновение мне показалось, что услышал чьи-то тихие шаги.

Я пошёл на крайние меры – угрозы.

– Я выломаю дверь!

Через несколько секунд раздался щелчок, второй, третий… Медленно открылась дверь и за порогом квартиры я увидел бледную и словно истощенную Марьяну. Она сама на себя была не похожа.

Темные круги под заплаканными глазами, искусанные почти в кровь губы…

Она дрожала ни то от страха, ни то от холода, и смотрела на меня огромными темными глазами, словно хотела от меня избавиться и больше не видеть.

Не давая ей опомниться, я сделал шаг в квартиру, положил ладонь на девичий затылок и мягко подтолкнул её к себе.

Всего шаг, и Марьяна оказалась в моих объятиях. Она была похожа на статую. Словно я обнимал заставший камень. Но я продолжал молча держать её в своих руках, понимая, что любые слова будут бессмысленны.

Я видел перед собой занавешенные черной тканью зеркала, фотографию женщины с черной лентой на углу и две цветка, лежащие рядом.

Атмосфера квартиры давила на плечи и словно пробирала холодом до костей. От запаха лекарств, похоже, въевшегося в эти стены, начинала кружиться голова.

– Марьяна, – шепнул я теплому камню в моих объятиях. – Ты здесь?

Наконец, я почувствовал, как девушка в моих руках сделала вдох и стала мягче. Её плечи дрогнула, а тонкие руки поднялись, чтобы сжать в кулаках ткань моего пальто.

– Мне страшно…

Я с трудом разобрал слова, сказанные надтреснутым голосом. Но сразу понял, о чем она. В этой квартире даже мне было не по себе.

– Поживёшь у меня, – сказал я, приняв решение в моменте. – Я помогу тебе собрать вещи.

Глава 20. Маша

Глава 20. Маша

Как бы сильно я не была обижена на папу и как бы сильно не пыталась внушить себе, что ненавижу его, но первый, кому я позвонил тем утром, был именно он.

Я ревела как маленькая девочка и просила приехать. Умоляла его сделать хоть что-нибудь.

Он приехал. Сделал.

Маму мы хоронили снова незнакомцами. Тот первый приступ истерики прошёл в тот же день. Я вспомнила, почему не хотела его видеть. Не согласилась переехать к нему на первое время, пока мне морально не станет легче. Снова перестала отвечать на его звонки, а потом и вовсе заблокировала его номер. До этого я не убирала его в чс только потому, что мама просила его сохранить на тот случай, если с ней что-то случится.

Всё самое плохое уже случилось. Хуже попросту невозможно. Поэтому надобности в поддержании контакта с папой у меня больше нет.

Максим, нашедший мой полный адрес и приехавший ко мне, забрал меня с собой.

Наверное, не нужно было вестись на то, что он выломает дверь квартиры. Вряд ли он стал бы это делать. Но в тот момент мне показалось, что он был настроен достаточно серьёзно.

Я хотела побыть одна, самостоятельно утонуть в своём горе, чтобы меня никто не трогал, не смотрел с жалостью и не пытался утешить неуместными глупыми словами. Открыла Максиму дверь, желая показать, что я сама отлично всё вывожу, но опомнилась уже плачущей в его объятиях.

Проснувшись с маминой рукой в своей, я больше не спала. Я боялась сна. Боясь, что, если усну, снова упущу кого-то или что-то важное для себя. Я реагировала на каждый мельчайший шорох в своей квартире. Стоило только задремать, сидя на кухонном стуле, как я сразу просыпалась, реагируя на что-то, чего не было. Иногда забывалась и заходила в мамину комнату, чтобы проверить, как она там. Но кровать заправлена, комната пуста.

Максим помог мне собрать кое-какие мои вещи, намотал мне на шею, казалось, бесконечный трёхметровый шарф, закинул мой рюкзак на своё плечо и, держа за руку, вывел из квартиры, которую сам же закрыл ключами, что я ему отдала.

Я знала, что он меня везет к себе, но куда именно я не понимала. Очнулась только тогда, когда уже оказалась в его квартире. Максим метался по комнатам, включал свет, в глубине квартиры зашумел чайник, а я всё стояла на пороге, не веря тому, что нахожусь в квартире, атмосфера которой не давит бетоном на плечи, а вокруг меня не пахнет лекарствами.

Только мужским парфюмом и будто постиранными вещами.

– Проходи, Марьяна. Будь, как дома, – сам Максим уже снял пальто, обувь и пиджак, закатав рукава рубашки, он стоял напротив меня и терпеливо ждал, когда я размотаю шарф, сниму кроссовки и куртку. – Эти две комнаты свободны. В них иногда ночуют мой брат и сестра, когда приезжают. Можешь выбрать любую комнату. Здесь моя комната. Заходи в любой момент, если что-то понадобиться. Даже ночью.

Я едва заметно кивнула. Говорить не хотелось и, казалось, что уже не получится. После стольких дней молчания мне казалось, что я разучилась говорить. Зато в совершенстве научилась плакать.

– Ты голодная? Зачем я спрашиваю?! Конечно, голодная! – чертыхнулся Максим и достал из кармана телефон. – Я закажу что-нибудь из доставки. У меня в холодильнике только вода и высохший лимон. Что тебе заказать? – я отрицательно мотнула головой. Ничего не хотелось. Меня тошнило. – На свой вкус выберу.

Максим довольно быстро заказал еду. Пока он ждал доставку, я нашла лучше место в его квартире у кухонного окна. Глядя на город, погружающийся в раннюю вечернюю тьму, я находила в этом некое успокоение для себя.

Наверное, заметив, как я обнимаю себя за плечи и ёжусь от холода, который больше был внутри меня, Максим аккуратно накинул на мои плечи плед. Я вздрогнула, потому не ожидала прикосновений.

– Тише-тише, – шептал Максим, укутывая меня пледом. – Это просто я. Поедим? Доставка приехала.

– Я не хочу, – выронила я сипло.

– Тогда покорми меня. Я две недели ничего, кроме черного кофе не ем.

– Почему?

– Привык к тому, что меня кормишь ты, – ответил Максим, стоящий за моим плечом. – К тому же, кто ещё, кроме тебя, вытерпит мои гастрономические капризы? И кто мне ещё, кроме тебя, скажет «ложкой в лоб или супчик в рот?»?

– Я так говорила?

– Да.

– Я не помню такого.

– Такое я только от тебя мог узнать.

– Страшный я человек.

– Идём, посидишь рядом со мной с ложкой наготове.

Максим мягко обхватил ладонями мои плечи и усадил за стол, и правда, вложив мне в руку ложку.

Глава 21. Макс

Глава 21. Макс

На часах уже три ночи.

Я в постели в своей комнате, но сна ни в одном глазу.

У Марьяны тоже.

Я слышал, как она тихо вышла из комнаты, которую выбрала сама. Слышал, как она пила воду на кухне, но не слышал, чтобы она возвращалась обратно в постель. Уже часа полтора из кухни нет никаких звуков. Это настораживает. Но вместе с тем я понимаю, что после потери самого близкого человека нужно много времени, чтобы прийти хотя бы в видимость нормы.

Пролежав ещё несколько минут, созерцая потолок и прислушиваясь к звукам, я, всё же, решил пойти к ней. В конце концов, я забрал Марьяну к себе не для того, чтобы она и в моей квартире чувствовала себя в одиночестве.

Натянув домашние серые штаны, я тихо вышел из комнаты и прошёл в кухню. Марьяна сидела в темноте на подоконнике, обнимая колени. Завернувшись в одеяло, она смотрела на ночной город. Скорее всего, на длинный мост через реку и гирлянды фонарей вдоль дорог. Я сам иногда на них смотрел, мучаясь бессонницей.

– Прибавить отопление? – спросил я тихо и, казалось, вздрогнул вместе с Марьяной. – Напугал. Прости.

– Ничего, кхм-кхм, – девушка прочистила горло и мимолётно улыбнулась уголками губ. – Мне не холодно. Просто так удобнее, – пояснила она, почему в одеяле на подоконнике.

– Давно не спишь? – я подошёл поближе к ней, оперся плечом о стену рядом с окном, чтобы видеть лицо Марьяны, и скрестил руки на груди.

– Я ещё не ложилась.

– Я не про сегодня. В целом.

– Я почти не спала.

Конечно, я понимал, что она имела ввиду, что не спит со дня смерти матери. Уложить её насильно всё равно не выйдет. Тут только если рядом быть.

– Может, поедим? Ночной дожор. За ужином ты ничего почти не съела.

– Я не хочу.

– Как скажешь, – вздохнул я и вместе с Марьяной начал смотреть на город за окном.

– А вы долго… долго в этом всём? Ну…

– Долго ли я приходил в себя после гибели родители?

– Угу.

– Не знаю. У нас с тобой разные начальные состояния были. Моих родителей убили. Из-за чего я был больше поглощен злостью и местью первое время. Потом, конечно, понимание и осознание всего меня догнало. Особенно, когда младшим нужно было всё объяснить. Не знаю… Оно всё равно болит, – я неосознанно погладил себя ладонью по груди с левой стороны. Марьяна проследила за моим жестом и снова подняла взгляд на мое лицо. – Просто теперь не на поверхности, а глубоко. И наедине с собой. Как правило.

Марьяна несколько секунд молча смотрела на меня. В полумраке я видел, как её глаза блеснули от слёз. Она плавно сползла с подоконника, встала босыми ступнями на пол и подошла ко мне.

Она долго вглядывалась в моё лицо, пока по её щекам текли слёзы.

– Хватит, – шепнул я, костяшками пальцев мягко стирая с её щек мокрые дорожки.

– Мне жаль, что с вашими родителями так несправедливо поступили.

– С твоей мамой жизнь тоже несправедливо обошлась. Уверен, она не заслужила того, что произошло. Но, к сожалению, существует то, над чем не властен никто из нас.

Марьяна опустила взгляд и громко всхлипнула в тишине кухни. Не находя себе места из-за женских слёз, я аккуратно подошёл к ней ближе и приобнял.

Девушка не стала меня отталкивать, она лишь обняла меня в ответ, укутывая вместе с собой в одеяло. Её ладони скользнули по моей обнаженной спине, и она сама прижалась щекой к моей груди слева. Я обнял её крепче в ответ и прижался щекой к макушке.

Несколько секунд мы простояли в молчании, продолжая смотреть на ночной город. Марьяна почти не шевелилась в моих руках. Она тихо дышала, иногда втягивала носом воздух и снова замирала.

– Тебе нужно хоть немного поспать, Марьяна.

– У меня не получается. Я боюсь.

– Хочешь, я побуду с тобой? Посижу рядом.

– Тогда из-за меня вы не выспитесь.

– Зато ты хоть пару часов поспишь. Идём?

– Я попробую, – повела она плечами.

Я расслабил объятия и выпустил Марьяну. В темноте, прямо в одеяле, нащупал её маленькую теплую руку и повёл в комнату, которую она для себя выбрала. Комната Лёльки.

– Я посижу здесь, – сказал я, придвинув к постели компьютерное кресло.

Марьяна устроилась в постели, свернувшись калачиком под толстым одеялом.

– К утру у вас отвалиться спина.

– Если отвалится, соберу её в штаны, – повёл я плечами и, кажется, в свете окна увидел на лице девушки намек на улыбку.

– Расскажите что-нибудь.

– Например?

– Не знаю. Просто что-нибудь. Хорошее.

– Из хорошего в моей жизни есть только брат и сестра.

– Расскажите про сестру.

– Про брата не хочешь?

– Я его видела. Мне кажется, вы себя обманываете.

– Согласен. Он тот ещё засранец, – хохотнул я.