Текст книги "Узы одержимости (СИ)"
Автор книги: Тата Кит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 29
Боль молотом бьёт по голове. Малейшее движение, даже пальцем, подобно пытке, от которой невольно приходится шипеть и морщиться.
Открыв глаза, не понимаю, который сейчас час, день, век. Ясно только то, что я ещё жива и за окном светит солнце, освещая это затхлое помещение. Встать – не вариант. Тело ноет и отказывается подчиняться. Кто-то проявил недюжинную заботу и уложил меня на загаженный котами матрас. Прямо перед моим носом стоит бутылка с водой, соблазняя стекающими по её бокам каплями влаги.
Сделав колоссальное усилие, приподнимаюсь на локте, чтобы дотянуться до бутылки и немного отпить. Воздух с хрипом выходит из легких. Во рту отвратительный привкус крови, ощущая который, едва нахожу в себе силы сдержать рвотный позыв. Голова нещадно кружится и, кажется, что комната вращается вокруг меня, создавая невесомость.
Последние силы уходят на то, чтобы отвернуть крышку бутылки и не умереть от жажды в процессе её открывания. Немного отпив, отставляю тару в сторону и снова погружаюсь в болезненный сон, который и не сон вовсе. Я словно теряю сознание, проваливаясь в черную бездну. В ней нет ни стен, не запахов, ни чувств – ровным счетом ничего. Пустота. Приятная пустота и легкость.
Сквозь сон чувствую, как кто-то приподнял мою голову и что-то под неё подложил. Приоткрыв глаза улавливаю взглядом размытый образ парня, который был напарником того психа с татуировкой. Пытаюсь сесть, чтобы в случае чего быть готовой защищаться, но он мне не позволяет. Надавив на плечи, укладывает меня вновь спиной на матрас и едва слышно шепчет.
– Не двигайся. Тебе лучше будет, если ты будешь как можно меньше двигаться, – парень вновь что-то поправляет под моей головой и теперь я замечаю, что это куртка. Вероятно его куртка. Парень достает что-то из кармана джинс и, взяв мою руку, вкладывает мне это в ладонь. – Вот, держи. Это обезболивающее. Потерпи немного, они скоро приедут.
– Кто? – хриплю я и закашливаюсь, ощущая как боль, острым клинком режет в груди.
Разжимаю ладонь и вижу блистер с известным обезболивающим. Нахмурившись, смотрю то на таблетки, то на парня.
Что за аттракцион невиданной щедрости? Видимо, ночью мне очень сильно досталось по голове, или же моим смотрителям, что они решили сменить гнев на милость и закончить мои страдания обезболивающими таблеточками. Или и в самом деле испугались, что я могу не дожить до сделки и загнуться в этой полуподвальной комнатке на старом матрасе.
– Кто «они»? – повторяю вопрос, но встать уже не пытаясь: просто не хватает сил, чтобы шевелить ещё чем-то, кроме губ.
– Узнаешь, – многозначительно отвечает парень и торопливо покидает комнату, закрыв её на ключ.
Сжимая в руке блистер, пытаюсь понять, что он имел ввиду. Кто «они»? «Они» хорошие? Или всё станет только хуже, когда приедут «они»?
Всё же решаюсь принять обезболивающее и глотаю две таблетки, чтобы хоть немного снять напряжение от монотонной ноющей боли во всем теле. С трудом глотаю таблетки, несколько раз закашлявшись. Делаю несколько глотков воды, отставляю бутылку в сторону и вновь проваливаюсь в сон. Я катастрофически устала от одного только приема лекарств. Не представляю, как переживу сделку. Но, если надо будет, то я готова ползти на четвереньках к свободе – туда, где меня ждёт моя дочь. Только мысли о ней помогают мне цепляться за эту жизнь и не сдаваться.
Вновь погружаюсь в сон, прижимая к груди руки, которые словно фиксируют больные ребра, от чего дышать становится значительно легче.
Через некоторое время просыпаюсь от того, что слышу странную возню за дверью. Кто-то настойчиво скребется, пытаясь попасть в замочную скважину. Тут же слышу громкие хлопки и чьи-то крики за окном.
Приподнимаюсь на локте, чтобы встать и добраться до маленького оконца под самым потолком. Головокружение вновь захлестывает меня, стоило начать двигаться. Едва мне удалось встать на ноги, придерживаясь за стену руками и зубами за воздух, дверь открылась.
– Жива, сука, – скалится Колесников. – Но это не надолго.
В его правой руке пистолет. На серой футболке виднеются капли крови. Прижимаясь к стене, смотрю в его бешенные карие глаза. На широком лбу выступил пот, словно он только что пробежал марафон. Вся его сущность кричит о том, что он зол, но при этом неслабо напуган.
– Ищите её! – слышу я до боли знакомый голос, доносящийся из темного коридора.
Сердце пускается вскачь, на глазах выступают слёзы, а в груди поселяется легкость, словно я избавилась от тяжкого груза, что несла долгие годы.
Наконец-то! Он здесь…
Эйфория длится не долго. В следующую секунду Колесников хватает меня за горло, лишая возможности дышать. Мир почти теряет краски, когда он с силой ударяет меня затылком о стену.
Шаги в коридоре становятся всё ближе. Кто-то раз за разом открывает двери или же выбивает их, если они не поддаются.
– А ну, иди сюда, мразь, – шипит Колесников и выставляет меня перед собой словно щит, приставив пистолет к виску.
Дверь в комнату открывается и слёзы, что так и остались непролитыми, наконец, текут по щекам.
В дверном проёме стоит Артур. В его вытянутой вперед руке пистолет. Широкая грудь под тканью черной футболки тяжело вздымается и опускается от частого неровного дыхания. Его острый взгляд цепляет каждую деталь моего внешнего вида, от чего ярость в серых глазах вспыхивает с новой силой.
– Артур, – шепчу я и сглатываю образовавшийся в горле ком.
На мгновение его взгляд смягчается, фокусируясь на мне.
– Всё будет хорошо, – спокойно произносит он в ответ.
– Будет, – усмехается Колесников и до боли надавливает мне в висок дулом пистолета. – Ты уберешь свою охрану и мы мирно разойдемся. Вот тогда всё и будет хорошо, – прижимает меня теснее к себе и с нажимом говорит. – Опусти пистолет, сученыш!
Выражение лица Артура не меняется, когда он отступает от дверного проема, словно предоставляя Колесникову возможность выйти из комнаты целым и невредимым.
Наши движения напоминают странный танец на минном поле: мы медленно меняемся местами, когда Артур заходит вглубь помещения, а Колесников волочет меня к выходу. Танец озлобленных зверей, готовых без малейшего сомнения перегрызть друг друга глотки, в случае если один из них сделает неверный шаг.
Остановившись у дверного проёма, Колесников убирает руку с моей талии, но только для того, чтобы схватить меня за волосы и потянуть назад.
Делаю шумный вдох сквозь сжатые зубы, чтобы немного унять боль. Испепеляя взглядом, Артур делает уверенный шаг в нашу сторону.
– Стоять, сука! – рычит Колесников и отступает на шаг, всё ещё прижимая к моей голове пистолет. – Бросай пистолет, иначе я стреляю в её маленькую пустую головёшку. Пистолет на пол, забирай свою потаскушку и мы расходимся друзьями. В противном случае, её мозги летят на стену.
Артур медлит. На скулах играют желваки, губы сжаты в тонкую линию. Рука с пистолетом медленно опускается и падает на пол перед его ногами.
– Хороший мальчик, – одобрительно произносит Колесников. – Был бы и твой отец таким же сговорчивым, может, был бы до сих пор жив.
Не знаю, почему на лице Артура не дрогнул ни один мускул, но лично я испытала колоссальный шок от услышанного. И этот человек строил из себя благочестивого бизнес-партнера!? Столь мразотного и мерзкого человека, как Колесников вряд ли можно найти.
– Отпусти её, – ровным тоном говорит Артур, словно и не слышал недавнего признания о том, кто является убийцей его отца.
Ощущаю спиной вибрацию, исходящую от Колесникова. Мужчина тихо смеется, а затем с силой толкает меня на пол к ногам Артура, который тут же склоняется ко мне, чтобы помочь встать.
– Стой ровно! – кричит ублюдок. Его пистолет всё ещё наведен на Артура. – Сама встанет, если не сдохнет. И так едва дышит.
Лежа на полу, ощущая особо острую боль в боку, на который пришелся больший удар при падении. Но это боль от того, что мне что-то впилось в кожу и, скорее всего, оставит синяки. Немного перемещаю вес, делая вид, что пытаюсь встать. Хотя, делать вид и не нужно, так как подняться для меня – всё еще проблема. Боль, слабость и головокружение не позволяют мне даже голову удерживать навесу. Опускаю взгляд туда, где больнее всего и замечаю пистолет прямо под своими рёбрами.
– Хотя… Ты знаешь, – протягивает Колесников. – Думаю, тебе будет лучше пойти по стопам своего отца…
В его голосе слышна ирония, от которой меня начинает тошнить ещё больше. Перемещаю руку к ушибленным ребрам и захватываю рукоять пистолета, медленно придвигая его к груди.
– В смысле? – в голосе Артура сквозит лед ненависти и презрения.
– Сдохнуть, – коротко бросает Колесников и я без единого намека на сомнения, сжав зубы от нахлынувшей боли, одним уверенным рывком поднимаюсь с пола и прижимаюсь спиной к Артуру. Вскидываю руку с пистолетом прямо перед собой.
Прижав меня к себе одной рукой, а второй обхватив вместе со мной пистолет, Артур разворачивает меня так, чтобы закрыть собой от последующего выстрела. Резкая, острая боль в груди заставляет вскрикнуть.
Палец Артура вместе с моим, жмёт на курок несколько раз подряд и наступает тишина.
Колесников оказывается на полу без чувств, глядя в потолок немигающим взглядом, его пистолет лежит рядом.
На всё это ушло меньше секунды, но мне казалось, что я вижу всё в замедленной съемке. Словно ещё немного и смогу поймать пулю, так как мне виден даже её полет.
Хотя, судя по жжению в груди и учащенному дыханию, поймать ту пулю мне, всё же, удалось.
Артур разворачивает меня в своих руках и бегло осматривает. Взгляд серых глаз останавливается на груди там, где разрастается теплое пятно крови на светлой блузке.
– Малышка, – шепчет он отчаянно. – Зачем?
Вглядываюсь в родные черты.
Где-то за пределами комнаты слышны крики и, кажется, вой сирен.
Воздух с хрипом выходит из легких. Мне всё сложнее фокусировать взгляд на лице Артура, что смотрит на меня с нежностью и трепетом. В глазах цвета стали замерли непролитые слезы.
– Так правильно, – шепчу ему, чувствуя, что вот-вот провалюсь в сон. Уже в сотый раз за день.
– Нет, Даша. Нет. Так не должно быть. Нет, малышка, – качает он головой и подхватывает меня на руки. Выносит из комнаты в темный коридор. – Не отключайся. Говори со мной. Слушай мой голос. Не молчи.
Я чувствую его дрожь и тепло мужественного тела. В момент, когда закрываю глаза, чувствую его особый древесно-цитрусовый аромат.
– Полина… – произношу едва слышно.
– С ней всё хорошо, малышка. Не волнуйся, – произносит Артур дрожащим голосом, неся меня по коридору быстрыми шагами. – Скоро встретимся с ней. Обещаю. Только держись. Говори со мной. Говори…
– Сбереги её, – собираю последние силы, что ещё есть во мне и поднимаю руку, чтобы коснуться его лица. Чувствуя ладонью колючую щетину, заставляю его посмотреть на меня. Он подчиняется, останавливается. – Сбереги свою дочь, Артур.
Больше сил ни для чего не остается. Держать глаза открытыми становится невыносимо тяжело. Тело становится невесомым и словно не моим.
Боли уже не осталось. Остался лишь его запах и теплые капли не моих слёз на лице, прежде, чем наступила тьма.
* * *
– Нет, – шепчет мужчина. – Нет, Даша. Не засыпай! Малышка, посмотри на меня! Посмотри, прошу!
Но девушка не реагирует. Её голова откинута назад, глаза закрыты, тело расслабленно. Руки безвольными плетями свисают вниз.
– Нет. Только не ты… Только не ты… – словно в бреду шепчет мужчина, становясь на колени. Обхватывает лицо девушки ладонью. – Очнись. Прошу…
Осыпая её бледное лицо хаотичными поцелуями он продолжает просить… Умоляет её очнуться, но безрезультатно.
– Милая… – отчаянный шепот в момент, когда он прислоняется своим лбом к её. – Я же сдохну без тебя…
Мужчина не плакал. Он выл подобно раненому зверю, качая на руках ту, что показала ему, что в жизни есть свет. Ту, что подарила ему своё тепло, не прося хоть что-то взамен. Ту, что показала ему, что в мире есть другие цвета, кроме черного. Ту, что отдала свою жизнь ради спасения его темной души.
Ту, с которой он впервые в жизни познал настоящую любовь…
Но сейчас жизнь девушки утекала сквозь его пальцы, окрашивая их темно-алым…
Глава 30
За всё в этой жизни приходится платить – валютой, здоровьем, любовью.… В какой-то момент судьба без предупреждения потребует оплаты за каждую секунду счастья, отнимая у тебя всё, что было тебе дорого.
Судьба не предупреждает тебя о часе расплаты заранее. Ей не нужно, чтобы ты был готов к предстоящим ударам и успел спрятать самое дорогое.
Она бьёт хлёстко, наотмашь, настолько сильно, насколько только способна. Бьёт в тот момент, когда ты не ждёшь её визита, уверенный в том, что доставшиеся тебе крупицы счастья – навсегда твои. Но следует удар со спины и всё, что ты так берег ускользает сквозь пальцы. И собрать те крупицы уже будет невозможно. Они рассыпались… Их унес холодный ветер, оставив тебя с пустыми руками плакать на коленях, задаваясь одним простым вопросом – «за что?».
Ни за что…
Просто, потому что хватит. Просто, потому что ты и так слишком много получил, хотя был этого совсем недостоин.
На твоих руках слишком много грязи, крови… Так, почему ты решил, что судьба даст в эти руки чистую награду?
Да, она позволила тебе коснуться счастья, ощутить сладкий привкус любви, но это было временно, лишь для того, чтобы ты смог понять, что было бы, если руки твои были чисты…
Ты лишь коснулся и ощутил себя действительно нужным, важным, живым… Представь, что было бы, если судьба позволила тебе взять ту награду обеими руками?
Единственное, что уже две недели мог держать Артур обеими руками – маленькая, бледная рука Даши. Девушка так и не пришла в сознание, ведя немой бой за свою жизнь с той самой судьбой, что вознамерилась проучить Артура и показать ему, чего он на самом деле достоин.
Две недели врачи не делают никаких прогнозов, говоря о том, что теперь вся надежда только на организм девушки. Только от неё зависит – выстоит ли она.
Всё это время Артур не помнил себя. Он практически не покидал здание больницы, боясь пропустить тот момент, когда она, наконец, откроет глаза и посмотрит на него так, как может смотреть только она – глубоко, в самую душу, которую, кроме неё никто не смог разглядеть.
Казалось, каждую секунду он чувствовал её боль. И он хотел её чувствовать!
Потому что это ОН должен сейчас лежать под капельницей, в окружении монотонно пикающих приборов и мучиться, мучиться, мучиться…
За всё. За каждую пролитую слезинку из карих глаз. За каждую каплю крови, что она потеряла в том заброшенном здании и после в операционной. За каждую секунду её боли он мечтал получить в миллион раз больше страданий, только бы ЕЙ не было больно.
Артур пошёл на сотрудничество с полицией ради того, чтобы достать её из этого подвала. Тот блондин пообещал, что ей ничего не угрожает и нужно только дождаться момента, когда произойдет обмен Даши на ценные бумаги и деньги. Правда, повяжут обе стороны… Но Артуру было плевать на это обстоятельство, главное, чтобы его девочка была в безопасности и невредима.
Но в тот день всё пошло не по плану с самого утра, а именно – видео, которое Артуру прислал Колесников с подписью «Не скупись. Поторопись».
Увидев, как тот мудак избивает его девочку, Артур окончательно потерял голову. За считаные минуты собрал своих людей, нашёл того блондинчика, которому приставил к виску пистолет, чтобы тот, по-хорошему, показал место, где держат Дашу. Для большей убедительности Дэн ткнул его носом в видео с избиением, после которого Макс впервые решил пойти против своих принципов и плана, к осуществлению которого шёл почти полгода. Всё ради той, что снилась ему почти каждую ночь и не выходила из головы даже днем. Маленькая, хрупкая, с глазами Бэмби, на дне которых затаилась невысказанная боль. Он всё видел, всё понимал и только поэтому не форсировал события, не нарушал её границ, видя, как остро и напугано она реагировала на его прикосновения, которые он старался делать, как будто случайно.
Два врага заключили мир ради спасения той, что была им всего дороже.
Но и тут всё пошло не так, как они планировали. Зная ссыкливую натуру Колесникова, они оба были уверенны, что он просто убежит, как только почувствует запах жаренного.
Да, он побежал. Ссыкливо, как они и ожидали, но побежал прямо в том направлении, где была скрыта Даша.
Дальше всё происходило словно в тумане: стрельба, кровь, Даша без признаков жизни на руках Артура, когда он её вынес из заброшенного здания и передал медикам и полицейским, которые едва успели приехать с засады, где ожидалось проведение сделки, которой было не суждено состояться.
Больница. Операционная, два непримиримых врага у её дверей молились об одном – лишь бы Даша осталась жива.
Она выстояла. Снова. Как делала всегда. Выдержала очередной удар судьбы, но всё ещё продолжала с ней борьбу.
Всё, что оставалось делать Артуру – это держать её теплую руку и продолжать молиться и вымаливать прощение за всё, что он совершал в своей жизни. За всё то, что было до неё. За всю ту боль, что она испытала и не важно: по его вине или по вине иных обстоятельств.
Пришел день, когда врачи перестали смотреть в глаза Артуру с бесконечной скорбью. Ей становилось лучше и со дня на день она придет в себя.
В тот момент Артур пришел к нелегкому решению, что для её же безопасности будет лучше, если он исчезнет из её жизни. Подвергать её опасности снова, значит, риск снова её потерять. И тот следующий раз вполне может стать для неё последним.
А он этого не переживет.
В этот раз он будет грызть землю, но не позволит своей слабости и одержимости ею взять верх. Всё то время, что она жила без него, она была в безопасности, но стоило ему дважды оказаться рядом с ней, как он дважды чуть её не потерял.
И рисковать так снова он просто не имеет права. В следующий раз он может потерять и любимую женщину, и любимую и единственную дочь.
В нем заключается опасность для них, значит, он должен исчезнуть раз и навсегда.
– В смысле, мы уезжаем?! – брови Михаила Ильича взлетели вверх, когда Артур рассказал ему о своем решении. – Ты хочешь её бросить? Их?
– Я делаю это для их же безопасности, – нервно процедил Артур сквозь зубы и вдохнул сигаретный дым.
Мужчина привычно курили за зданием больницы. Раньше они делали это молча, кивая каким-то своим мыслями. Это первый раз за две недели, когда между ними завязался разговор.
– А с какого хрена ты, вдруг, решил, что без тебя они будут в абсолютной безопасности? – гнев Ильича начинал набирать обороты.
– Батя, он прав, – нарушил образовавшуюся тишину Дэн. – Первый раз она бежала лесом и её, чуть было, ни подстрелили. Сейчас второй раз и она без сознания с пулей в груди и сломанными ребрами. Третий раз для неё может стать последним.
– Девчонка закрыла тебя своей грудью! – наступал Ильич. – Готова была за тебя жизнь отдать, хотя имела полное право пустить ту пули тебе в лоб. И ты ее бросаешь? Одну, с ребенком на руках? Ты в своем уме?!
– Я её не бросаю, а оставляю жить в безопасности. Без меня. Без меня её жизни ничего не угрожает, – словно робот отчеканил Артур.
– А не поздно ли ты решил побыть благородным оленем? – не унимался мужчина. – Может, о ее безопасности следовало думать до того, как ты полез ей под юбку, а потом заявился в её доме спустя два года. Может, ещё тогда нужно было задуматься о возможных последствиях, зная, какое дерьмо у тебя за спиной?
– Не дави на него, – вклинился Дэн, видя, что отец разозлился не на шутку. – Это не наше дело. Он хочет как лучше.
– Как лучше? – горько усмехнулся Михаил Ильич и внимательно посмотрел в серые глаза, что, как и его, не видели сна уже две недели. – А ты хоть на секунду подумал, каково будет ей, когда она очнется, а тебя не окажется рядом? рядом не окажется того, ради спасения жизни которого, она приняла пулю на себя? Кажется, я понял, – покачал головой мужчина. – Ты ей мстишь, да? За то, что тогда очнулся один в палате, а она так и не пришла. Мстишь?
– Не неси хуйни, Ильич! – теперь и Артур начинал злиться. – Я принял решение и объяснил его смысл. Второй раз объяснять, не собираюсь. Я делаю это ради неё и дочери.
Михаил Ильич нервно запустил пальцы в волосы и прошелся из стороны в сторону, словно взвешивая следующие слова.
– У меня есть один единственный сын – Денис, – начал он тихо, внимательно глядя в глаза Артуру. – Ты знаешь, как я был против того, чтобы он работал в твоей охране. Но он готов в любой момент встать на твою защиту, рискуя своей задницей, в прямом смысле. Последние двадцать лет я живу с уверенностью в том, что у меня два сына. Второй мой сын – ты, Артур. И снова смотреть на то, как ты подыхаешь без Даши, я не смогу. Я уже не пацан. Мне вся эта Санта-барбара не всралась. Я не молод. Если вы два таких благородных оленя, что бросаете своих женщин одних с детьми на руках, считая, что это поступок достойный настоящих мужчин, то грош мне цена, как вашему отцу. Я умываю руки. Дальше без меня. В этом дерьме я не собираюсь принимать ни малейшего участия.
Михаил Ильич снял кобуру, достал из кармана брюк рацию и отдал всё это в руки Дэну.
Все трое мужчин молчали. Они не знали, что нужно говорить в данной ситуации. Да и стоит ли, вообще, что-то говорить после такого признания?
Не сказав больше ни слова, Михаил Ильич развернулся и покинул больничную парковку, не обернувшись. Он принял решение и менять его не собирался. Впервые за двадцать лет работы на семью Корман, он был столь многословен, но при этом как и всегда честен – снова он это не переживет.
* * *
Словно сквозь толщу мутной воды до сознания доносился монотонный, надоедливый писк. Свет резал глаза даже через закрытые веки. Сухость во рту была такой силы, что казалось, будто я спала с открытым ртом в пустыне. В то время как левая рука мерзла, правая была окутана теплом, и я явственно чувствовала, что кто-то нежно гладит мне пальцы, словно боясь потревожить.
Колоссальными усилиями повернула голову в сторону источника тепла и, стараясь не чувствовать дискомфорт, приоткрыла глаза.
Светлые волосы, погоны, на которых сверкали по одной звезде на каждом плече, и бездонные голубые глаза, что смотрели на меня с нескрываемым облегчением.
– Максим? – выдохнула я, чувствуя, как грудную клетку сдавило болью обиды.
