Текст книги "Приручение. 2. Исцелю тебя (СИ)"
Автор книги: Тата Чепурнова
Соавторы: Элена Макнамара
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
=31=
Герман
Я нехотя сделал шаг в сторону, позволяя Богдане пройти. Не видел смысла ее удерживать или пытаться остановить. Выйдя в центр комнаты, она с грустью огляделась, словно прощаясь с этой спальней навсегда. Я же остался на месте. Шагнуть ей навстречу, обнять и попытаться забрать боль, которую ей причинило мое вранье, было бы слишком глупо и опрометчиво. Лишний напор мог лишь навредить, сделать хуже.
Хотя хуже уже и быть не могло!
Сейчас весь багаж знаний психологии мне не помог бы. Я чувствовал себя беспомощным, потому что понимал какие бы слова я не подобрал, Богдана в них больше не поверит. В ее глазах я опустился до уровня своего брата.
Черт! Меньше всего мне хотелось походить на Давида, но хоть что-то изменить было уже не в моих силах. Я бездарно упустил свой шанс.
Моя фатальная ошибка была в том, что я ослеп от чувств, потерял контроль и забыл, что делая Богдану счастливой в первую очередь стоило быть честным до конца. Не скрывать своего родства с Давидом, а покаяться, пока у меня еще была на это возможность. А теперь мне было трудно даже представить, как ей больно вновь потерять доверие. Разочароваться в том, кто говорил ей «люблю», кто звал ее замуж и мечтал создать с ней семью.
В итоге я оказался ничем не лучше брата. Думал только о себе, молчал, боясь потерять выпавший мне счастливый билет.
Мельком заглянув в кроватку, в которой продолжал спать Марк, довольно-таки долго и крепко, словно давая шанс выяснить все с его мамой, перевел взгляд на Дану.
Она стояла ко мне лицом, нервно покусывала губы, безучастно смотря сквозь меня. На смену бурных эмоций пришла отрешенность. Слезы на ее глазах высохли. Руки, которыми недавно она пыталась отнять у меня Марка, перестали дрожать. А дыхание больше не поднимало учащенно грудь.
Богдана изменилась в одночасье и из счастливицы еще утром примеряющей свадебное платье, стала вновь жестоко обманутой девушкой.
– Дана, – мягко позвал ее, не решившись подойти ближе. – Присядь!
Она устало опустилась в кресло, не удостоив меня взгляда. Уронила ладони на колени и напряженно выпрямила спину, словно ее плеч не коснулся груз раскрывшейся правды.
Осторожно шагнул. Присел рядом с ней на корточки и сделал глубокий вдох, прежде чем начать свою исповедь. Потянулся к волосам, упавшим на ее лицо. Заправил непослушные прядки за ухо, не встретив сопротивления, а лишь немое страдание.
– Ты все знал? – с надрывом спросила Дана, подняв наконец-то на меня глаза, наполненные горьким разочарованием.
Не видел смысла отпираться, но и озвучить ответ вслух не мог, просто утвердительно кивнул. В которой раз мысленно уничтожив себя за неискренность, перечеркнувшую хорошее отношение Даны ко мне.
– Знал и молчал, – ее голос дрогнул и она тут же всхлипнула, не сумев сдержать слез. – Изображал неведение. Зачем, Герман? – тронула свое кольцо все еще надетое на палец, будто оно давило на нее грузом. – Профессиональный интерес? Жалость? Синдром спасителя?
Столько вопросов и ни одного ответа. Я горел изнутри, проклинал самого себя и тщетно надеялся на прощение, которое вряд ли меня ждало. Я окружил Богдану заботой, выстроил вокруг нее с сыном защитный купол. Но тот разбившись с легкой руки Давида, смертельно ранил осколками. Впился страшной правдой в ее не до конца склеенное сердце.
– Ты никогда не позволила бы мне тебе помогать, зная о том, кто я такой, – слова давались с трудом, а поиск подходящих фраз вызывал головную боль. – Ты сильная духом, потрясающая девушка, но мне было важно знать, что ты будешь в порядке после того, что… – запнулся, сжал челюсть, зная что ковыряю старую рану.
Я не с того начал, и продолжил не тем, и не знал как закончить. Впервые в жизни не знал, что говорить.
– Наверное, ты права, – признался самому себе и Богдане в том, что так долго отгонял от себя. – Вначале я хотел просто помогать, хоть как-то искупить чудовищный поступок Давида. Но не ради него. Его гнилой душе не нужно очищение, это я прекрасно понимаю. И не ради себя… – посмел нежно смахнуть с щеки Даны скатившуюся слезинку. – Я знал о случившемся с самого начала. Долго тебя искал. Хотел быть уверенным, что Давид больше не навредит тебе. Вскоре узнал о твоих проблемах со здоровьем и врачами. Малое чем я мог помочь это обследование и клиника, – с теплотой вдруг вспомнил день родов, который сперва напугал и заставил нас всех волноваться, а после подарил долгожданную встречу с Марком. – Я привязался, полюбил… искренне полюбил вас с Марком и уже не мог уйти. И рассказать не мог… Больше всего на свете я боялся вас потерять, а сейчас теряю и ничего не могу сделать.
Сжал челюсть, чувствуя как от напряжения на зубах заскрипела эмаль. Как желваки на скулах сводило судорогой. А все тело натягивалось струйной и хватило бы одного движения, чтобы порвать, сломать меня навсегда.
– Ты мог мне все рассказать, – импульсивно вскочила на ноги и я повторив за ней, оказался рядом, когда Дана прижалась ко мне всем телом. – У тебя было столько возможностей открыться мне. Ты говорил столько слов мне и ни разу правды. Я бы поняла, поняла тебя…
Надрывно зарыдала, пряча слезы в расстегнутом вороте моей рубашки. Хваталась отчаянно пальчиками за плечи, впивая ногти и причиняя боль. Но та не шла ни в какое сравнение с тем, как разрывалось мое сердце.
Я заслужил ее праведный гнев. И был готов, что она накричит или начнет пощечинами возвращать мне долги.
Но я не ожидал, что она обнимет меня.
– Вы нужны мне, Дана, – боялся крепче обнять ее, поэтому просто гладил по спине. Собирал ладонями дрожь хрупкого тела. – Я хотел бы повернуть время вспять. Сделать все правильно. Рассказать тебе правду и попытаться построить наши отношения без лжи. Но теперь слишком поздно. Мне остается лишь ждать твоего решения.
Богдана молчала. Затихнув у меня на груди, она не находила слов. Рвала душу своим молчанием и остатками ласки, проявление которой и не старалась прятать.
Догадываясь, что диалога больше между нами не продолжить, отстранился. Чувствовал как пальцы сводило от необходимости создать между нами дистанцию. Но тело слушалось с трудом.
– Я приготовлю смесь, – тихо проговаривал каждое слово, заглядывая в карие глаза. – И ты покормишь Марка, когда он проснется. А ему уже давно пора это сделать.
Выйдя из комнаты, не стал закрывать дверь. Мне было нужно хоть краем уха слышать, что будет происходить в спальне после моего ухода.
Готовил для Марка бутылочку на автомате. Рефлекторно смешивал смесь, соблюдая заученные наизусть пропорции. Периодически прислушивался к звукам, но на эмоциях пропустил суетливые сборы Богданы.
Когда вернулся в спальню, она сидела на полу рядом с раскрытой спортивной сумкой. Скидывала в нее детские вещи.
– Дана, – печально окликнул, застыв на пороге.
– Мне нужно подумать. Мне нужно время, Герман.
Бесшумно поставил бутылочку на край пеленального столика. Спрятал руки в карманы и сжал кулаки от бессилия.
Я столько раз находил нужные слова, чтобы вернуть людям эмоциональный баланс. А сейчас не справился, не излечил до конца ту, без которой не видел жизни.
– Куда ты пойдешь? – всерьез обеспокоился, видя, что Богдана была настроена решительно и паковала вещи продумано. Брала лишь все необходимое, ограничивалась стандартными костюмчиками и ползунками. Не брала ничего лишнего, словно собиралась уходить налегке.
– К себе на квартиру, – ответила не раздумывая, продолжив сборы.
– Давид не остановится на начатом, он будет вас искать. Прежний адрес ему известен, там вы не в безопасности.
Опустился рядом с Даной. Перехватил ее запястья и мягко потянул на себя. Буквально заставил ее поднять на меня глаза.
– Мне нужно разобраться в себе и своих чувствах.
Ее слова, вдруг вселили надежду, что не все потеряно, раз она заговорила о чувствах. Раз не высвободила своих рук из моих ладоней. Раз смотрела открыто, не пряча взгляда и не убивая им.
– Я дам тебе время столько сколько тебе потребуется и даже если оно превратиться в вечность, не посмею поторопить. Но Давид не отступит, а это значит что ты рискуешь, и собой, и Марком. Он не станет тебя искать там, где я хочу тебя спрятать. Позволь…
Почти взмолился, но так и не встретил согласия на дне бездонных глаз. Но ради ее же блага, был готов увезти в безопасное место. Даже если бы пришлось применить силу…
=32=
Богдана
Всю дорогу я упрямо молчала, поджимая губы и злясь на Германа, который настоял поехать в безопасное место. В то, которое он выбрал сам, поставив меня перед фактом и даже не приняв мои возражения всерьез. Он просто загрузил собранные мной вещи в машину, взял лишь коляску. Не спускал Марка с рук до тех самых пор, пока я не опустилась на заднее сидение. Потом передал его мне и позволил самой пристегнуть ремни в детском автокресле.
Спустя полтора часа мы въехали на частную территорию и мне уже не было интересно куда меня в итоге привез Герман. Я злилась на его самовольность, хоть и понимала, его действия продиктованы обеспокоенностью и страхами за нас с Марком. Мне действительно не было где спрятаться от Давида, который мог перейти к отчаянным мерам.
У парадного входа в невероятно огромный дом стояла девушка. Джинсовый комбинезон плотно обтягивал ее беременный животик и в то же время выделял чрезмерную худобу. Не дожидаясь когда машина припаркуется, она почти бегом спустилась по широкой лестнице и направилась к нам.
Герман заглушил мотор. Торопливо вышел из машины. Открыл дверь с моей стороны и протянул мне руку. Выбраться из салона я могла и без его помощи, тем более что желание наказать Германа холодностью набирало обороты. Но в присутствии посторонних я повела себя спокойно. Вложила руку в сильную ладонь, почувствовав как пальцы крепко сжались и Герман мягко потянул меня на себя.
– Добро пожаловать! – звонко отозвалась подскочившая к нам девушка. – Соня, – радушно представилась, но переведя взгляд на Германа, изменилась в лице. – Я невестка вот этого упрямца.
Она позволила себе легкий тычок в плечо сосредоточенного Германа. Тот лишь недовольно дернул уголком губ и склонился, чтобы быстрым поцелуем клюнуть девушку в раскрасневшуюся от негодования щеку.
– Давайте пройдем в дом и там вы познакомитесь.
Он осторожно оттеснил меня в сторону и достал автокресло. Марк в нем продолжал мирно посапывать, укачанный долгой дорогой.
– И там я тебя линчую, пока твой защитничек уехал по делам, – с наигранной злостью прошипела Соня Герману, подхватывая меня под локоть. – Идем, я покажу вашу комнату. И ничего не бойся, – ласково шепнула мне на ухо. – В доме охрана! И Давид… – теперь уже с отвращением в голосе добавила она, – ни за что сюда не явится.
Факт ее осведомленности не ускользнул от меня, но от этого первое впечатление о девушке не испортилось. Она была искренне мила и добра ко мне. Рядом с ней мне не хотелось наглухо закрываться, хоть я и не отличалась с некоторых пор доверчивостью к людям.
Мы вошли в дом, пересекли просторный холл и поднялись на второй этаж. Герман шел впереди, неся переноску с Марком, крепко прижимая ее к груди. В коридоре Соня наконец-то отпустила мой локоть и поравнявшись с Германом, вновь что-то грозно шепнула ему на ухо. Одарила неодобрительным взглядом и метнулась к закрытой двери.
В комнату первым впустила Германа, и только потом кивком головы пригласила войти меня.
– Располагайся. Если что-то понадобится, зови не стесняйся.
Соня шагнула мне навстречу и крепко обняла. Настолько крепко, насколько это позволил ей сделать живот. Я замерла в ее дружеской объятие и тут же почувствовала пощипывание в уголках глаз от предательски навернувшихся слез.
Не думала, что удостоюсь такого радушного приема и получу не только защиту в этих стенах, но и обрету спокойствие рядом с незнакомыми мне людьми.
Герман бережно переложил Марка в кроватку, стоящую у окна. И развернувшись к нам, виновато опустил взгляд в пол, не желая встречаться глазами с Соней, которая вновь неконтролируемо вспыхнула.
– Богдане, – с нежностью произнесла мое имя, наполнив меня теплотой, – нужно отдохнуть с дороги. А нам, – перевела взгляд на Германа, – поговорить.
– Не сейчас, Соня, – едва начал возмущаться он и в доказательстве своей занятости, потряс в воздухе пустой детской бутылочкой. – Надо приготовить смесь.
– Приготовим, – воодушевилась она и потянула Германа за руку к выходу из спальни. – Я помогу. Покажешь мне мастер класс, – весело подмигнула мне.
Сопротивляться напору невестки он не стал, словно чувствовал ее влияние и неизбежность серьезного разговора. А Соня была настроена серьезно. Бойко подтолкнула Германа в коридор и не забыв мне улыбнуться, притворила за собой дверь.
Оставшись одна, несмело огляделась, устало опустилась на край кровати. Просторная светлая спальня с собственной ванной комнатой. Широкая кровать и предусмотрительно поставленные детская кроватка и даже пеленальный столик. К моему приезду явно приготовились основательно и это не могло не подкупить. Я снова почувствовала себя в безопасности, именно той безопасности, которую мне обещал Герман.
Долго придаваться своим мыслям мне не дал Марк. Начиная просыпаться, он недовольно захныкал, заерзал в кроватке, потребовав к себе внимания.
Сумка, в спешке оставленная в машине сейчас бы мне пригодилась. Наверняка, нужно было переодеть Марка в чистый подгузник. А еще ему требовалась запасная пустышка, которую Герман всегда оставлял в переносной сумке с бутылочками и смесью.
Метнувшись в ванную, наскоро вымыла руки и вернулась к сыну. Высвободила из пеленки ручки и он тут же успокоил себя привычным посасыванием крохотного кулачка.
– Сейчас, сейчас мой маленький.
Оставлять сына одного не хотелось, но игнорировать необходимость перепеленать Марка, не могла. Нехотя отошла от кроватки и подошла к двери.
Коридор встретил оглушающей тишиной и я чисто интуитивно пошла к лестнице, чтобы найти Германа. И пусть эмоции вызванные его поступком улеглись не до конца. Все же в этом доме он был единственным человеком, к кому я могла обратиться не испытывая смятения.
Едва спустившись в холл, услышала негромкие голоса и не раздумывая пошла на их звук. Миновала пустую столовую, все еще слышала неспешный разговор, который почему-то усиливался по накалу эмоций. Превращался из тихого диалога в спор.
Выдавать своего присутствия не стала, хоть и понимала, что подслушивание меня не красило как человека, и противоречило благодарному отношению в ответ на гостеприимство. Прислонившись спиной к стене, вслушивалась в тему разговора, которая полностью касалось меня.
– Герман, ты не должен был на нее давить, – Соня возмущенно отчитывала мужчину. – Ты обещал мне, что не станешь поступать импульсивнее своего брата.
– Обещал, – согласно выдохнул. – Но обстоятельства внесли свои коррективы.
– Богдане нужно было время, как и мне когда-то. Переварить тайны, свалившиеся как снег на голову. Разобраться во всем с холодной головой, а не на эмоциях, которые кипят в бедной девочке.
– Соня, я все это понимаю. Но в случае с Даной бегство в никуда могло навредить, – голос полный решимости превращался в надломленный хрип, когда Герман упоминал обо мне. – Ты прекрасно знаешь, на что способен Давид. И я не позволю ему снова сломать ее.
– И теперь она должна проводить время в заточении? Пока вы пытаетесь найти на него управу.
– Мы уже нашли, – в разговор вклинился абсолютно мне незнакомый мужской голос, от тембра которого мурашки пробежали по коже.
А от того что сейчас мне приходилось теряться в догадках, ноги делались ватными, едва удерживая меня.
Практически вдавившись спиной в стену и затаив дыхание, ждала. Ждала чьих-то версий, которыми можно было бы остановить Давида.
– Мы пустим в ход видео, снятое твоим братом. В нем предостаточно доказательств, чтобы закрыть Давида. Хоть и имеется но… – голос смолк, а на моем лбу выступила холодная испарина. Время замедлило ход, а стоило мне услышать продолжение, как я, словно рухнула навзничь. Почувствовав острую боль сердце.
– Нам нужно уговорить Богдану написать заявление.
– Нет, Феликс, – вскрикнула Соня, будто в панике. – Вы с ума сошли.
В груди жгло адское чувство паники. Я полностью перечеркнула прошлую жизнь, сменила адрес, отдалилась от друзей и знакомых совершенно не для того, чтобы вновь окунуться в тот страшный день. Всколыхнуться запертую боль. Почти год назад я приняла решение, что ни за что на свете не пойду на признание, ощущая полную раздавленность от случившегося.
– Я не стану, не стану ничего писать, – истошно выкрикнула, встав на пороге.
Все трое развернулись в мою сторону. Их взгляды встретили меня разнообразием эмоций. Герман смотрел с отчаянием, в таких же карих глазах незнакомца читалась решимость. И только Соня смотрела с пониманием и грустью.
– Я не буду проходить весь этот ужас заново. Герман, – толкнула его в грудь, когда он в два шага оказался рядом. – Допросы, укоризненность следователей, тяжбы слушаний. Меня все это просто убьет. Понимаешь?
Проглотила слезливый ком, подступившей истерики. Меня трясло и сердце рвалось на части. Меня словно раздели и вывалили грязное белье под ноги.
– Дана, это может никогда не закончиться и жить в страхе ты просто не сможешь, – Герман стойко выдержал новый удар в грудь и не отступил, хотя и не попытался ни обнять, ни притянуть ближе к себе. – Дана.
– Нет. Я все сказала. Если ты собрался запереть меня тут, я согласна, но…
– Богдана, – тихо отозвалась Соня. – Здесь ты гостья.
– Я принимала твою помощь и заботу даже когда ничего кроме имени твоего не знала. Я доверилась и открылась тебе, тогда когда совсем потеряла веру в людей. А сейчас ты предлагаешь обнажить старую рану. Герман, я не узнаю тебя. Такая помощь мне не нужна. Я отсижусь с сыном тут и как только мне позволят уйти, я это сделаю.
Я закусила щеку изнутри до привкуса крови во рту и выбежала из комнаты. Понеслась через холл наверх. К самому родному человечку на земле. К сыну.
=33=
Неделю спустя
Герман
Холодные больничные стены давили на меня своим постоянством. Медперсонал – убивал молчаливостью.
Я провел в больнице целую неделю, потому что не мог откреститься от матери, пусть и не родной. И конечно, потому что жизнь отца была мне небезразлична. Я переживал. Расстраивался, что этот сильный духом человек, в один момент может сдаться…
И несмотря на то, что я сам являлся врачом, проплывающие мимо меня белые халаты, чертовски опостылели. Раздражало полнейшее отсутствие дальнейших прогнозов. Их молчаливые лица, при каждом вопросе касаемо жизни Сабурова старшего. А когда один из санитаров обронил такую идиотскую стандартную фразу: «На все воля Божья». Мне захотелось его придушить.
Мое самообладание дало крен, в тот момент когда Дана встретила Давида. Уверенность в завтрашнем дне пошатнулась, когда я понял, что он все ей рассказал…
А теперь я просто запер себя в этих угнетающих стенах, потому что больше ничего не мог. Был беспомощным, черт возьми. Мог только ждать, когда все старания Феликса дадут свои плоды, и когда Давида наконец возьмут под стражу. Однако все было не так уж и просто…
Я приблизился к матери и склонившись к ее виску тихо прошептал:
– Хочу сходить в кафе… Тут недалеко. Напротив больницы. Пора бы перекусить. Составишь мне компанию?
Женщина даже не посмотрела в мою сторону. Вяло покачала головой, не желая покидать больницу. Впрочем, она всегда так делала. Просто сидела здесь весь день. Ждала, когда ей позволят посмотреть на мужа, а потом, вечером, я отвозил ее домой, чтобы уже завтра вернуться в эти холодные стены. Мама похудела за эту неделю. Ее лицо осунулось. Под глазами пролегли темные тени. И я не мог поверить в то, что она действительно так любит отца, ведь если сказать помягче, он никогда ей не был идеальным мужем. Но ее преданность и сила чувств меня поражали.
– Хорошо, – успокаивающе провел по ее плечу. – Я принесу тебе твой любимый черничный кекс, ладно?
Она вновь неуверенно качнула головой, наверняка показывая отказ от еды. Но я все равно всегда приносил ей еду, потому что больше ничего не мог для нее сделать.
Она нуждалась не в сыновьях, а в психиатре. А я мог быть для нее только сыном, да и то не родным. В общем не мог копаться в ее голове, из-за собственных принципов.
Отвернувшись от опечаленной женщины, резко пересек холл приемного покоя. Вышел на улицу, но тут же замер, заметив знакомую машину на парковке больницы.
– У тебя духу не хватило зайти внутрь? – бросил Давиду, когда тот выбрался из авто.
– Какого черта мне там делать? – огрызнулся брат, стремительно приближаясь ко мне, всем видом показывая циничное равнодушие. – Мне наплевать на отца, интересуют только его деньги, – отчеканил Давид, пихнув меня в грудь.
– А мать? – я пихнул его в ответ, с силой сжал челюсти, в попытки сохранить остатки самообладания. – На нее тебе тоже плевать?
Давид поморщился, нервно взъерошил волосы, обвел взглядом больницу, а потом бросил сухо, почти брезгливо:
– Но у нее же есть еще два сына, – потом поцокал языком и сказал с еще большей брезгливостью:
– Ох прости, я смотрю ты как всегда отдуваешься за младшенького. Где его черти носят?
– Зачем ты приехал? – решил упростить Давиду задачу, ведь он здесь был не из-за родителей.
На его лицо вернулась злость. Он вновь шагнул ко мне вплотную и с остервенением сжал ворот моей рубашки.
– Верни мне Дану, – прошипев, боднул лбом мой лоб. – Ты не имеешь никаких прав на нее, брат! Она моя! И ребенок тоже мой!
Я вырвался из его захвата, выдрав ткань рубашки из его пальцев. Кулаки чесались, вступить в драку. Решить этот вопрос силой. Наплевать на собственные принципы и нормы воспитания… Хотя я уже и так перешел все возможные этические границы, когда решил посадить собственного брата. Поэтому сделал то, что давно хотел и должен был сделать. Выбросив правый кулак вперед, вмазал брату в лицо, а потом еще добавил левой.
Это было малым возмездием за поруганную честь искалеченной молоденькой девочки. Остальное Давид должен был получить за решеткой.
Он язвительно хохотнул и сплюнул на асфальт кровь. Его губа была разбита. Я видел, что брат сжимал кулаки, и был готов к драке. Однако Давид не стал нападать. Расплылся в ядовитом оскале, демонстрируя кровавые зубы.
– Ты машешь кулаками? – вопросительно выгнул одну бровь. – Ты? Герман Сабуров – просто образец для подражания – уподобляешься насилию?
– Я не уподобляюсь насилию. Будем считать это воспитательной мерой. Вероятно отец тебя мало шлепал, раз ты вырос таким ублюдком, – я приблизился и, взяв его за грудки, прорычал:
– Это ты – уподобляешься насилию. Точнее, это единственный верный способ для тебя, чтобы добиться над кем-то власти. Да?.. Ты слабак Давид, раз взял девушку силой, использовав ее как вещь. Ничтожество, потому что сейчас по прежнему хочешь искалечить ей жизнь, снова используя в своих целях. Одумайся, брат. Оставь ее в покое, пока не поздно.
– Ты хотел сказать – отдай ее мне? – с сарказмом уточнил он. Резко отпрянул, вырвавшись. И тут же врезал мне в лицо.
Его кулак полоснул мне по скуле, но удар прошел вскользь и быстрее обжег кожу. Однако унять мою злость не смог. Наоборот, Давид разжег ее во мне с новой силой.
Мы вцепились друг в друга. Со зверством смотрели друг другу в глаза. Кровные братья лишь наполовину, но теперь я не чувствовал этого родства. Грудь жгло от ненависти к ублюдку. Десять месяцев назад я должен был его посадить. И сейчас было бы все по-другому. Он бы не помешал мне любить Богдану и ее сына. Не встал бы между нами, как это сделал неделю назад. Меня до сих пор трясло, от того что он поймал девушку на улице, за несколько часов до нашей свадьбы. И она так и не надела свое платье, а ведь так мечтала примерить. А еще я неделю слушаю пустые стены квартиры: ни ее тихого дыхания, ни задорного смеха, ни плача Марка… У меня ничего не осталось, стараниями брата.
– Где она? – вновь выпалил он, резко отпрянув. Возле нас уже стали собираться люди, в том числе обеспокоенный медперсонал. – В своей квартире она не появлялась. На автобус, самолет, поезд не садилась. Где ты ее спрятал?
– Да пошел ты, – отмахнулся я от Давида. – Ты не успеешь ее найти и ты знаешь это! Пришло время платить по заслугам.
Он гортанно засмеялся. Вновь приблизился и процедил мне в лицо:
– Она не станет выдвигать обвинения. Эта загнанная в угол овца не смогла написать заявления сразу же, когда я поимел что хотел. И сейчас не станет. И ты тоже знаешь почему, – с хищным прищуром посмотрел на меня. – На счастье она боится меня больше, чем верит тебе. Я ведь не зря, ждал так долго, прежде чем рассказать ей о тебе. Сначала Дана должна была влюбиться, а мне известно, как девушка осторожно в этом вопросе. Я сам потратил несколько месяцев, чтобы заслужить ее расположения. И я любезно дал вам некоторое время. Позволил Дане влюбиться в тебя. Вспорхнуть… – Давид стиснул челюсти, прожег в моем лице дыру своим злым взглядом, а потом практически выплюнул: – Вспорхнуть и тут же рухнуть. Чтобы ее мечты разбились вдребезги. А сложенное доверие к тебе превратилось в руины. Она никогда тебе больше не поверит Герман. Мне – тоже, но я это переживу, ты – нет. Я родной отец ее сына, поэтому ей придется со мной жить. Отдай мне ее! По хорошему отдай!
– А давай по-плохому? – хмыкнул я. Все что он сейчас сказал не возымело смысла, потому что я уже и так понял о хитроумном плане Давида. – Сейчас ты отправишься в участок, – бросил взгляд за спину брата. – А потом тебя закроют. И я сделаю все, чтобы ты провел в тюрьме достаточно долго.
На лице Давида отразилась гремучая смесь эмоций. От недоверия до потрясения. Он резко развернулся и тоже заметил машину и выходящих из нее полицейских. В нескольких метрах левее парковалась еще одна машина в которой сидел следователь – знакомый Феликса.
– У них ничего на меня нет, – отрешенно промолвил брат, вновь изменившись в лице. Теперь на нем читался страх.
– Ты изнасиловал ее, Давид, – напомнил сжав кулаки. Эта тема навсегда осталась болью в сердце. – Неважно когда, важно, что есть доказательства.
– Видео, – выдохнул Давид. Нервно хохотнул и расслабился. – Поверь у меня хватит власти и денег, чтобы это видео навсегда было стерто с лица земли. К тому же скоро я стану наследником нефтяной империи, никто не будет со мной связываться.
– Видео можешь оставить себе, – я тоже язвительно хохотнул. – Дело не в нем. А в том, что у них теперь есть заявление. Я прав? – задал этот вопрос подошедшему к нам следователю.
Он едва заметно кивнул и перевел взгляд на Давида.
– Пойдемте, – сухо бросил следователь, кивнув в сторону своей машины.
