Текст книги "Рыжая (ЛП)"
Автор книги: Таррин Фишер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– Что происходит? – спрашиваю я. – Она заболела?
Он угрюмо кивает и выносит ее за дверь. Я следую за ним по пятам и запрыгиваю на пассажирское сиденье.
Пытаюсь вспомнить, что читала об иммунной системе ребенка: следует избегать незнакомых мест и контактов с другими детьми; не выходить с малышами из дома, чтобы у них выработались антитела к вирусам окружающей среды.
Черт. Он возненавидит меня еще больше.
– У нее температура под сорок градусов, – он запрыгивает на сиденье водителя и заводит двигатель.
– Ох.
Когда мы выезжаем на дорогу, он бросает на меня мимолетный взгляд. Что это было? Раздражение? Разочарование?
Я ерзаю на сидении все десять минут пути, периодически бросая взгляды на заднее сиденье, где сидит малышка, пристегнутая к своему креслу. Должна ли я была сесть сзади вместе с ней? Как, черт возьми, должна вести себя мать? Когда мы останавливаемся, он выпрыгивает из машины быстрее, чем я успеваю открыть свою дверь. Я только начинаю поправлять прическу, а Калеб уже успел отстегнуть автокресло и находится на полпути к дверям больницы. Следую за ним внутрь. Когда автоматические двери с шипением открываются передо мной, он уже стоит у поста медсестры.
Она подталкивает к нему стопку бумаг и просит заполнить их. Я протягиваю руку и успеваю забрать их со стойки до него. Он не в том состоянии, чтобы заполнять бумаги. Я направляюсь с ними к стулу и принимаюсь за работу.
Пока он разговаривает с медсестрой, я замечаю, каким обеспокоенным он выглядит. Прекратив заполнять бланки, разглядываю его. Как же редко можно увидеть его таким – уязвимым, обеспокоенным – уголки его пухлых губ опускаются вниз, когда он кивает в ответ на слова медсестры и смотрит на ребенка в автокресле. Он бросает взгляд на меня и вместе с медсестрой исчезает за дверью приемного покоя, не потрудившись спросить, хочу ли я тоже пойти. Не знаю, что мне делать, поэтому отдаю медсестре за стойкой заполненные бумаги и спрашиваю, могу ли я пройти следом за ними. Она смотрит на меня как на идиотку.
– Разве не вы мама?
Мама. Не ее мама или мама малышки – просто мама.
Я смотрю на ее вьющиеся волосы и брови, которые надо бы привести в порядок.
– Да, я утроба, которая выносила ребенка, – огрызаюсь я. Не дожидаясь ответа, захожу в двери приемного покоя.
Мне приходится заглянуть за несколько шторок, разделяющих пациентов, прежде чем я нахожу их. Калеб не замечает моего присутствия. Он наблюдает, как медсестра готовит капельницу для Эстеллы, одновременно объясняя опасность обезвоживания.
– Куда они собираются ставить иглу? – я спрашиваю, так как очевидно, что ее ручки слишком маленькие.
Она бросает на меня сочувствующий взгляд, и затем объясняет нам, что игла будет вставлена в вену на голове Эстеллы. С лица Калеба сходят все краски. Он не сможет смотреть на это, я его знаю. Я важно выпрямляю спину. По крайней мере, от меня может быть какая-то польза. Я могу остаться с ней, пока они будут делать эту процедуру, а Калеб будет ждать снаружи. Я не брезглива и не склонна к слезам, но, когда я предлагаю этот вариант, он холодно смотрит на меня и говорит:
– Я не собираюсь уходить и оставлять дочь в одиночестве только потому, что чувствую себя некомфортно.
Я плотно сжимаю губы. Не могу поверить, что он это сказал. Я не оставляла ее одну. Она была на попечении профессионалов.
Обиженно сгорбившись, я сижу на жестком дешевом стуле, пока Эстелла надрывается от плача в палате неотложной помощи. Грустно видеть, какой крошечной она кажется под пикающими аппаратами и трубками, которые присоединены к ее маленькой головке.
Калеб, кажется, с трудом сдерживает слезы, но осторожно держит ее в своих объятиях, чтобы не задеть трубки. Меня в очередной раз поражает, как естественно он выглядит. Я думала, у меня это будет также – в ту минуту, как я увижу своего ребенка, я буду знать, что нужно делать, и мгновенно почувствую связь с ним. Я закусываю губу и задумываюсь, должна ли я предложить взять ее на руки.
Она здесь частично по моей вине. Прежде, чем я успеваю встать, появляется доктор – лысеющий мужчина средних лет – и задергивает штору, тем самым отделяя нас от суматохи приемного покоя. Перед тем, как поздороваться с нами, он сверяется с планшетом в руке.
– Что тут у нас? – спрашивает он, слегка касаясь головы Эстеллы. Калеб перечисляет симптомы, а врач слушает, одновременно осматривая ее. Он упоминает, что она была в детском саду, и я стреляю в него неодобрительным взглядом.
– Ее иммунной системе нужно время, чтобы развиться, – говорит он, убирая стетоскоп с ее груди. – На мой взгляд, она слишком мала для детского сада, обычно, женщины берут декретный отпуск, прежде чем отдать своего ребенка в детский сад.
Калеб бросает на меня гневный взгляд. В ярости. Он в безумной ярости.
Я сосредотачиваю свое внимание на коробке латексных перчаток. Он будет орать на меня. Ненавижу, когда он на меня орет. Я совершенно уверена, что кожа уже покрылась пятнами – верный признак того, что я чертовски напугана.
– Мы оставим ее в больнице и понаблюдаем за ней пару дней. Иначе у нее может наступить обезвоживание. Кто-нибудь из персонала придет через несколько минут, чтобы перенести ее в педиатрию.
Как только доктор вышел, Калеб повернулся ко мне.
– Езжай домой.
Я в шоке смотрю на него.
– Не разговаривай со мной таким самоуверенным тоном, – шиплю я. – Пока ты таскался по всей стране, я торчала дома….
– Ты вынашивала эту маленькую девочку, Лия, она была внутри тебя, – он делает движение руками, как будто держит невидимый шар. Затем, так же внезапно опускает руки. – Как ты можешь быть такой черствой?
– Я… я не знаю, – хмурюсь я. Никогда не думала об этом с этой точки зрения. – Я думала, будет мальчик. Я бы чувствовала себя иначе, если….
– Ты получила кое-что... крошечную жизнь. Это гораздо важнее походов по магазинам и гулянок с твоими гребаными подружками.
Я вздрогнула, когда он выругался. Калеб почти никогда ругается матом.
– Я не такая, – говорю я. – Ты же знаешь это.
Его следующие слова копьем пронзают мою душу, заставляя испытывать самую сильную боль, которую я когда-либо испытывала.
– Думаю, я заблуждался, считая, что ты не такая.
Я вскакиваю, но колени начинают подгибаться. Мне приходится прислониться к стене, чтобы не упасть. Он никогда не разговаривал со мной так.
Мне потребовалось несколько минут, прежде чем я смогла произнести хоть слово.
– Ты обещал, что никогда не сделаешь мне больно.
У него безразличный взгляд.
– Это было до того, как ты облажалась с моей дочерью.
Я ухожу, чтобы не взорваться прямо там.
Спустя сорок восемь часов Калеб с ребенком вернулись из больницы. Я видела его лишь дважды за все это время – оба раза он приезжал, чтобы взять грудное молоко.
Я сижу за кухонным столом, читаю журнал и ем замороженную стручковую фасоль, когда он входит, неся ее в автокресле. Таким небритым я его еще никогда не видела, он выглядит уставшим, под глазами темные круги. Он относит ее наверх в ее комнату, не сказав мне ни слова. Я жду, что он сразу же спустится обратно и коротко расскажет, что сказал доктор. Но он не спускается, и я крадусь вверх по лестнице, чтобы посмотреть, где он находится. Слышу шум воды в душевой и решаю подождать его на кровати.
Когда он выходит из ванной, вокруг его талии обернуто полотенце. Моя первая мысль – как он великолепен. Я хочу запрыгнуть на него, несмотря на то, что он мне сказал. Он не стал бриться. Мне вроде как нравится это. Я смотрю, как он отбрасывает полотенце и надевает боксеры. Лучшее, что есть в Калебе – не его совершенное тело, полуулыбки или сексуальный голос... это его привычки. Меня так возбуждает то, как он проводит ногтем большого пальца по нижней губе, когда размышляет над чем-то, то, как прикусывает язык, когда возбужден. То, как он заставляет меня смотреть на него, когда я испытываю оргазм. Он может раздеть одним взглядом, заставить почувствовать себя обнаженной перед ним. По опыту знаю, как приятно стоять перед Калебом обнаженной. Я размышляю, с какой стороны к нему подступиться – извинение и секс… пощечина и жесткий секс. Я чрезвычайно искусна в его соблазнении. Но не похоже, что он верит моим извинениям. Придется придумать что-нибудь новое.
– Я буду стараться сильнее.
Он продолжает одеваться, не глядя на меня ... джинсы, футболка. Не знаю, что делать, и впервые мне приходит в голову, что я зашла слишком далеко. Я надежно прячу свое истинное «я» от Калеба. Стараюсь оправдать его ожидания. Но в этот раз он застукал меня с поличным.
– Думаю, у меня послеродовая депрессия, – неожиданно говорю я.
Он смотрит на меня, и я вздыхаю с облегчением. Лучший способ манипулировать Калебом – лгать о состоянии здоровья. Он испытал стресс, и у него была амнезия, вызванная шоковым состоянием. Если кто-то и может понять не поддающееся контролю состояние здоровья, так это он.
– Я... я схожу к врачу насчет этого. Уверена, они могут прописать мне что-нибудь... – мой голос становится все тише и тише.
Я вижу его профиль в зеркале. Его адамово яблоко подпрыгивает, когда он сглатывает и прижимает ладонь ко лбу.
– У меня собеседование с няней,– говорит он. – Поговорим об этом позже.
Широкими шагами, он, не оглядываясь, выходит из комнаты.
Я не собираюсь прятаться, пока Калеб проводит собеседование с потенциальной няней Эстеллы. Надеваю розовый костюм от «Шанель» и сажусь в гостиной, выжидая. Кому бы ни звонил той ночью Калеб, он придет с кандидатом на место няни, и я хочу видеть, с кем он разговаривал настолько фамильярно. Интересно, был ли этот человек частью его жизни, когда у него была амнезия. Я до сих пор не знаю многого о том времени в его жизни, и постоянно задаюсь вопросом, какие фокусы он выкидывал, пока я не могла контролировать его.
Раздается звонок в дверь. Я встаю и разглаживаю юбку. Калеб с подозрением смотрит на меня, проходя через фойе. Я слышу, как он их тепло приветствует и несколько секунд спустя они появляются из-за угла. Первым я вижу мужчину. Он коренастый и гораздо ниже Калеба. Поразительно напоминает Дермонта Марлуни (Примеч. Дермонт Малруни – американский актёр), то есть, они были бы очень похожи, если бы Дермонт был лохмат, носил козлиную бородку и неряшливо одевался. Я разглядываю его джинсы и заправленную в них рубашку. Из-под манжеты рубашки выглядывает отвратительное тату. Я сразу же невзлюбила его. Он нисколько не похож на владельца агентства по найму нянь. Ему стоит, как минимум, погладить свою одежду.
Затем я злобно смотрю на девушку, следующую за ним. Миниатюрная блондинка с красивым овалом лица. Она выглядит довольно невинно, за исключением сильно подведенных близко посаженных глаз. В отличие от своего неряшливого работодателя, она одета в модный серовато-зеленый брючный костюм «Дольче» и в идеально подходящие к нему туфли из змеиной кожи от «Лабутена». Пара таких же стоит в моей гардеробной. Как может няня позволить себе покупать такую дорогую одежду? И тут я понимаю – у нее, вероятно, всего один хороший костюм, который она хранит специально для собеседований, чтобы произвести впечатление на потенциальных работодателей. Когда она будет с Эстеллой, я не позволю ей наносить такой сильный макияж. Не хочу, чтобы мои соседи думали, что наша няня из службы эскорта. И, кроме того, в своем доме я буду самой красивой женщиной. Я делаю мысленную пометку сказать ей, что ее униформа будет состоять из брюк цвета хаки и белого поло. Затем вежливо улыбаюсь гостям.
– Лия, – отрывисто говорит мне Калеб. – Это Кэмми Чейз, – няня улыбается, одной из тех самодовольных улыбок, и один уголок ее рта слегка приопускается. Я и ее сразу же невзлюбила. – А это Сэм Фостер.
Сэм протягивает мне руку.
– Здравствуйте, – говорит он медленно. Заметно, что ему некомфортно смотреть мне в глаза. Его руки, подмечаю я, грубые и мозолистые – я не привыкла к таким. У мужчин моего круга – предпринимателей – кожа гладкая, ведь их единственная работа заключается в том, чтобы быстро щелкать по клавишам клавиатуры. Он не отпускает мою руку и мне приходится первой выдернуть ее из его ладони.
Я спрашиваю, хотят ли они что-нибудь выпить. Сэм отказывается, но Кэмми смело улыбается и просит «Перье». (Примеч. Перье – французский бренд минеральной воды класса премиум. Выпускается в небольших зеленых бутылках.) Я перевожу взгляд с ее работодателя на нее и задаюсь вопросом, упрекнет ли он ее за такую наглую просьбу, но он разговаривает с Калебом и не замечает ее выходку. Окей, я решаю поиграть в милашку. Учитывая, что я в любом случае не собираюсь ее нанимать, так почему бы не вышвырнуть ее, позволив насладиться несколькими глотками «Перье».
Я извиняюсь и ухожу на кухню, откуда возвращаюсь с подносом, на котором стоит зеленая бутылка с минеральной водой, стакан и две бутылки холодного пива – одно для Калеба и одно для Сэма – хотя он и отказался от выпивки. Они посмотрели на меня, когда я поставила поднос на стол.
Как только я уселась, Кэмми нетерпеливо на меня посмотрела и спросила: «Не найдется ли, случайно, ломтика лайма?»
Понадобилось все мое самообладание, чтобы у меня не отвисла челюсть. На этот раз Сэм точно что-нибудь скажет. Но он вежливо мне улыбается и игнорирует нелепую просьбу этой маленькой ведьмы.
– У нас где-то есть лаймы в холодильнике, – говорит Калеб. Я свирепо смотрю на него, так как поощрение такого поведения не очень похоже на помощь с его стороны и встаю, чтобы принести лайм.
Когда я возвращаюсь с аккуратно нарезанными дольками лайма, Кэмми берет их у меня, даже не поблагодарив.
Я раздраженно сажусь, не потрудившись улыбнуться.
– Итак, – говорю я, отворачиваясь от Кэмми и направляя все свое внимание на Сэма, – где вы познакомились с моим мужем?
Сэм кажется смущенным. Он хмурится, и его взгляд бегает между Калебом и мной.
– Мы не знакомы, – отвечает он. – Сегодня мы встретились впервые.
Я озадаченно моргаю.
Калеб, свободно развалившийся на двухместном диванчике, как будто его навещают старые друзья, с пониманием улыбается мне. Знаю я эту его улыбку.
Развлекается за мой счет.
Я смотрю на лица всех присутствующих и медленно все факты становятся единым целым. Нахальство Кэмми, дорогая одежда…
Я стараюсь скрыть свои эмоции, когда все неожиданно приобретает смысл. Мы проводим собеседование на роль няни Эстеллы не с Кэмми, а с Сэмом.
По их лицам я понимаю, что они догадались о моей оплошности. Так стыдно. Маленькая блондинистая сучка, которую я теперь вижу в ином свете, когда узнала, что у нее есть своя небольшая компания, впервые широко улыбается, демонстрируя свои зубки. Конечно же, она наслаждается моим промахом. Сэм выглядит еще более смущенным. Он вежливо старается не смотреть в мою сторону. Я откашливаюсь.
– Ну что ж, полагаю, я все неправильно поняла, – честно признаюсь я, хотя внутри меня все кипит.
Они дружно смеются – громче всех смеется Кэмми – и затем Калеб поворачивается к Сэму.
– Расскажи мне, какой у тебя опыт в этом, – просит он.
Сэм принимает вызов и перечисляет свой опыт по уходу за детьми. Он закончил университет в Сиэтле и получил степень магистра по детской психологии. Два года практиковался, а затем решил, что ему не по душе быть психологом – его слова звучат так холодно и безразлично. Он решил переехать туда, где более солнечно – в Южную Флориду – и там получить степень по музыке. Он планирует воспользоваться ею, когда откроет реабилитационный центр для детей, подвергшихся жестокому обращению.
– Музыка исцеляет людей, – объясняет он. – Я видел, как она может помочь сломленной психике ребенка, и я хочу интенсивно использовать ее в центре, но сначала мне нужно получить образование, связанное с музыкой.
– Значит, – произношу я более скептичным тоном, нежели планировала, – ты семь лет учился и получил степень магистра, а теперь хочешь стать нянькой?
Калеб кашляет и садится прямо, убрав руки со спинки дивана.
– Лия имеет в виду, почему бы не попрактиковаться неполный рабочий день, пока ты заканчиваешь учебу? Почему именно няня, ведь финансовые преимущества будут не столь хороши?
Я опускаю голову и жду ответа.
Сэм нервно смеется и теребит челку.
– На самом деле, работая психологом особо не разбогатеешь, если вы, конечно, понимаете, что я имею ввиду. Я хочу эту работу не из-за денег. К тому же, мои услуги по уходу за ребенком недешево вам обойдутся, – честно признается он. – Заметьте, я сижу в вашей гостиной, которая значительно лучше многих гостиных среднего класса в Америке.
Я хмыкаю, когда он намекает на наше богатство. Мое воспитание не предполагает упоминать об этом вслух – это неприлично.
– У меня есть дочь, – добавляет он. – Мы с ее матерью разошлись два года назад, но могу уверить вас, что я очень хорошо осведомлен, как необходимо заботиться о малышах.
– Где твоя дочь сейчас? – задаю я вопрос.
Калеб посылает мне предупреждающий взгляд, но я делаю вид, что не замечаю его. Не хочу, чтобы какой-то буйный ребенок носился по моему дому в дни, когда она будет навещать его. Кроме того, ее может раздражать общение с малышкой. Я не могла не обратить на это внимание во время своей последней выходки.
– Она в Пуэрто-Рико со своей матерью, – отвечает он.
Я представляю себе красивую экзотичную испанку, с которой он жил вместе, но на которой не захотел жениться. Их дочь, наверное, унаследовала волосы от матери, а от отца – светлые глаза.
– Ее мать вернулась туда, после того, как мы разошлись. Это одна из причин, почему я решил переехать во Флориду – по выходным я смогу летать к ним и навещать ее, – я гадаю, что же за женщина увозит своего ребенка за сотни миль от отца, особенно, если есть возможность использовать его как няньку по выходным.
– Сэм, – наконец-то подает голос Кэмми, – мой кузен. Я обещала ему самую лучшую работу из тех, что у меня есть, и когда Калеб позвонил, я сразу поняла, что он прекрасно подойдет.
– А откуда ты знаешь Калеба? – спрашиваю я, наконец-то, получив возможность задать вопрос, который крутится у меня в голове.
Впервые за всю беседу, Кэмми выглядит неуверенно и не знает, что ответить. Она смотрит на Калеба, который снисходительно мне улыбается.
– Мы вместе учились в колледже, – объясняет он, – И честно, Сэм, если Кэмми рекомендует тебя – родственник ты ей или нет – я верю, что ты лучший, – он подмигивает Кэмми, которая игриво приподнимает бровь и улыбается.
В голове у меня звенит тревожный звоночек. В колледже Калеб был популярным членом баскетбольной команды. Он спал со всеми чирлидершами, а затем встретил эту чертову сучку Оливию, которая разрушила все. Прищурив глаза, я смотрю на Кэмми. Она знакома с Оливией? Они соревновались за моего мужа? Но мои вопросы так и остаются без ответа, так как главной темой разговора становятся деньги.
Я вполуха слушаю, как Калеб предлагает Сэму щедрую зарплату, на которую тот соглашается. Но прежде, чем я успеваю возразить, что хочу традиционную няню женского пола, желательно кого-нибудь с огромной задницей и большой бородавкой на лице, Калеб встает и они с Сэмом пожимают друг другу руки.
Решено. Сэм будет заботиться об Эстелле пять дней в неделю, а по вечерам он будет ходить на учебу. Он приступит к работе уже завтра, так как Калеб уезжает через два дня в очередную деловую поездку, и перед тем, как уедет, хочет убедиться, что Сэм устроился. Что иначе можно расшифровать как: «Моя жена понятия не имеет, что делать, и мне придется научить тебя, как заставить ее пользоваться молокоотсосом».
Я вздыхаю, потерпев поражение, и остаюсь сидеть, пока Калеб провожает их до дверей.
Ну что ж, я получила, что хотела – частично.
Глава 8
Прошлое …
Я – девушка, которой чужды обязательства. Так было до тех пор, пока Калеб не отверг меня – они сразу же стали мне необходимы. У нас состоялся разговор, в ходе которого я спросила его, в какую сторону мы движемся, а он посмотрел на меня, как на пришельца.
– Ты знала, – ответил он, – ты знала, когда связалась со мной, что я не ищу обязательств.
Я возразила, что тоже не ищу их. Все меняется, когда люди заинтересованы друг в друге.
Но Калеб оставался непреклонен. Он был не готов и не хотел меня. Он хотел ее. Конечно, он не говорил об этом открыто, но в глубине души я знала это. Поняла по тому, как он всегда отводил взгляд, когда я упоминала о ней. Он даже не назвал мне ее имени. Кем бы ни была та, кто причинила ему боль, она испортила все и мне тоже.
Я ощущала себя, как маленький кусок отвратительной картофельной кожуры. Он просто хотел трахнуть меня. Я свернулась в клубочек на своем диване после того, как ушла от него в припадке гнева. Мне хотелось что-нибудь уничтожить. Я обзвонила всех своих самых распутных подруг-шлюшек и предложила им собраться выпить.
Я вошла в бар и спустя час получила уже три номера телефона. Обычно я игнорирую любых придурков, которые подкатывают ко мне в это время суток, но один из них был врач, чей акцент мне очень понравился. Я затолкала бумажку с его номером в свой кошелек и заказала очередной напиток.
К тому моменту, когда я покинула бар, я прилично набралась. Но это не ново для меня. Пожелав своим девочкам хорошо провести ночь, я забралась в машину, проехала пять кварталов и врезалась в припаркованный джип. Я быстренько умчалась, пока меня никто не заметил, но меня сильно потряхивало.
Я позвонила матери.
В ее голосе слышалось раздражение, когда она ответила на мой звонок.
– Мам, я попала в аварию. Можешь подъехать и забрать меня?
– Я уже в постели.
– Знаю. Мне жаль. Я пьяна. Ты нужна мне, мам.
Она тяжело вздохнула. Я услышала голос отца на заднем плане и ее резкий ответ.
– Это Лия. Она влипла в неприятности. Хочет, чтобы я приехала за ней.
Они сказали что-то друг другу, мне не удалось расслышать что, и затем она снова была на связи.
– Тебя кто-нибудь видел?
Я сказала ей, что нет.
– Хорошо, – ответила она.
Родители еще немного поговорили. Голос отца звучал сердито.
Я терпеливо ждала, массируя голову. При столкновении я ударилась о руль, и теперь ощущала, что голова начинает болеть.
В трубке снова раздался голос матери.
– Папа пришлет Клиффа. Он отвезет тебя домой.
Клифф – шофер моего отца. Он живет в небольшом домике возле нашего дома, расположенном на территории площадью пять гектаров. Я поблагодарила ее, стараясь скрыть разочарование в голосе, и объяснила, где нахожусь.
Чего я ожидала? Что моя мать запрыгнет в свой маленький красный мерседес и приедет спасать меня? Объятий? Я вытерла слезы с лица и постаралась не обращать внимание на свои уязвленные чувства.
– Прекрати, черт возьми, вести себя как маленькая девочка, – велела я сама себе.
Клифф приехал спустя десять минут. Он припарковал свой пикап на свободном месте и запрыгнул на водительское сиденье моей машины. Я с благодарностью на него посмотрела.
– Спасибо, Клифф.
Он кивнул и завел двигатель машины. Что мне нравится в Клиффе, так это то, что он не болтлив. Когда мы проезжали через ворота поместья, все огни были уже погашены. Я споткнулась на пороге входной двери, которую оставили открытой для меня, и с трудом доползла до свободной комнаты наверху. Мамочка не ждала меня, папочка тоже не ждал меня.
Я привела себя в порядок в ванной, залепила пластырем порез на лбу и выпила три таблетки «Адвила» от головной боли. (Примеч. Адвил – обезболивающий препарат) Забралась в кровать и уснула, думая о Калебе.
Проснулась я от того, что кто-то звал меня по имени. Нетерпеливый голос принадлежал моей матери. Я быстро села и вздрогнула, когда в голове вспыхнула боль. Мама стояла рядом с кроватью, полностью одетая, волосы уложены в идеальный пучок на макушке. Губы покрыты ярко-красной помадой и сжаты в тонкую линию. Она сердится на меня. Я снова вздрогнула и натянула простыню до подбородка.
– Привет, мама.
– Вставай.
– Ладно…
– Твой отец очень зол, Джоанна. Уже третий раз за этот год ты попадаешь в аварию на своей машине.
Я неловко поерзала. Она права.
– Он завтракает. Хочет, чтобы ты спустилась, и он мог поговорить с тобой.
Я кивнула. Конечно же, он прислал мать. Она – его вечный посредник: отец никогда не заговорит со мной, пока не пошлет мать позвать меня для разговора. Даже когда я была маленькой девочкой, помню, что меня всегда так вызывали, если я проказничала.
Спешно надев одежду, которая была на мне вчера, я последовала за ней вниз в столовую. Отец сидел на своем обычном месте во главе стола, в руках он держал развернутую газету. Возле локтя стояли чашка кофе, тарелка с козьим сыром и омлетом со шпинатом. Он не поднял взгляд, когда я вошла.
– Садись, – сказал он. Я быстренько села на стул, и экономка принесла мне кофе и маленькую белую таблетку.
– Джоанна, – сказал отец, складывая газету, и посмотрел на меня суровыми серыми глазами, – Я решил, что в твоих же интересах начать работать вместе со мной.
Я испугалась. У меня уже есть работа. Я работаю кассиром в местном банке. Мой отец не берет на работу членов семьи, он считает, что это может вызвать конфликт интересов. Только в прошлом году моя кузина умоляла взять ее на должность бухгалтера, но мой отец отказал ей.
– П-почему?
Он нахмурился. «Почему» – слово, которое мой отец не желает слышать.
– Я имею в виду – ты же не любишь смешивать семью и работу, – поспешила вставить я. У меня взмокли ладони. Боже, какого черта я напилась так сильно вчера вечером?
У меня красивый отец. Кожа оливкового цвета и светло-серые глаза. Уже много лет он проводит в спортзале по десять часов в неделю и его физическая форма тому доказательство. Я со своими рыжими волосами и бледной коже совершенно на него не похожа.
Наши взгляды встретились, и в этот момент я поняла, что он хотел сказать.
В груди разлилась тупая боль. Она достигла моего сердца, вскрыла его и забралась внутрь. Я подобрала свои растоптанные чувства и посмотрела отцу в глаза. Если он хочет, чтобы я бросила свою работу и работала на него, я сделаю это.
– Да, папочка.
– Приступаешь в понедельник. Можешь взять линкольн, пока твоя машина в мастерской. Оставь ключи Клиффу.
Он снова развернул газету, и я поняла, что меня отпустили.
Я встала, мне хотелось сказать что-то еще, хотелось, чтобы и он сказал мне что-то еще.
– Пока, папа.
Он даже не потрудился заметить, что я что-то сказала.
Мать ждала меня в коридоре. Она вручила мне ключи от линкольна. Такая слаженная операция.
Я заехала в банк и сообщила им, что увольняюсь. Затем поехала в загородный дом с намерением выпить бутылку вина и лечь спать.
Когда я подъехала к дому, на пороге сидел Калеб. Я резко остановилась. Он не переоделся после работы: на нем были серые брюки, белая рубашка на пуговицах, рукава которой он закатал до локтей. Он сидел, слегка разведя ноги, опираясь локтями на колени, и смотрел в землю, видимо глубоко погрузившись в свои мысли. Когда он услышал стук моих каблуков по асфальту, он поднял глаза на меня… и улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой. Но она затронула его глаза, и мне стало интересно, представляет ли он меня обнаженной. Боже, я обожаю этого мужчину. Я прошла совсем рядом с ним и открыла дверь. Когда я открыла ее, он встал и последовал за мной внутрь.
Позже, заказав тайской еды, мы сидели в постели и ели. Мне все еще было немного больно после разговора с моим отцом – и не могу не признать: я только что снова переспала с Калебом, после того как он сказал мне, что не хочет меня.
– Зачем ты пришел сюда? Ты не можешь приходить сюда потрахаться, а потом заявлять мне, что я недостаточно хороша, чтобы быть твоей девушкой, – он отставил свой контейнер на край стола и повернулся лицом ко мне.
– Я такого не говорил.
– Тебе и не надо было говорить. Поступки говорят громче слов.
Он кивнул. Палочки для еды замерли на пути ко рту. Я ожидала, что он, по крайней мере, будет отпираться… опровергать.
– Ты права. Мне жаль.
Он забрал у меня контейнер с карри и палочки и положил их рядом со своим.
Я вытерла губы тыльной стороной руки, пока он не видел. Что-то важное должно произойти. Я чувствовала это.
Он притянул меня к себе на колени, так что я оседлала его.
– Я расскажу это только один раз. И никаких вопросов, ок?
Я кивнула.
– Мы с ней встречались три года. Я любил… люблю ее, – исправился он. Во мне вспыхнула ревность. Вспыхнула и понеслась по моим венам, не зная, где найти выход. Мне казалось, что я сейчас взорвусь от такого напряжения. Я прикусила щеку изнутри.
– Нельзя прекратить любить кого-то, когда любишь так сильно, – его глаза будто остекленели от этого заявления, – Тем не менее, мы были очень молоды…и глупы. У меня не получалось контролировать ее так, как мне хотелось, она оказалась слишком сильной личностью для меня. Я принял по-настоящему плохое решение однажды ночью, и она застукала меня.
– Ты изменил ей?
До этого момента я молчала, слишком боясь говорить, чтобы не спугнуть этот редкий миг откровения.
Мышцы на его челюсти напряглись, и ноздри затрепетали.
– Да – нет, – он потер лоб, – я был…
Калеб опустил руки мне на бедра. Он выглядел таким измученным, что я подняла руку и провела ладонью по его щеке. Я немного знала об отце Калеба. Он известный бабник. На данный момент он женат на женщине моложе меня. Это уже его четвертый брак. Насколько я знаю Калеба, он совершенно не одобряет поведение отца, так что измена с его стороны довольно сильно удивила меня.
– Я не изменник, Лия. Но, Боже, эта женщина не доверяла никому…
Я сделала глубокий вдох и позволила воздуху медленно просочиться сквозь губы. Он внимательно наблюдал за мной, пытаясь понять мою реакцию.
– Но, ты что-нибудь сделал с ней?
– Технически – нет.
Я не понимала, что он пытается сказать. Он думает, что изменил, только потому, что хотел изменить? Он хотел изменить?
– Лия, – он отбросил волосы мне за спину, пальцы погладили мою кожу. Я задрожала. У нас серьезный разговор, а я могу думать только о—
Я огорченно покачала головой.
– Ты или трахнул ее, или нет.
Он вздохнул.
– Я никогда не изменял ей. Не в традиционном понимании этого слова.
– Боже, я даже не знаю, что это означает.
Он откинул голову назад и рассмеялся.
– Очевидно, компасы нашей морали настроены на разные полюса.
Я покраснела, а я редко краснею.
– Лия, – сказал он, – Ты мне нравишься. На данном этапе больше, чем следовало бы. Но я пока все еще не в норме. Я не могу состоять с кем-то в отношениях, если буду делать это только наполовину. Я все еще люблю ее.
Глаза мне заволокло слезами. Он говорит мне, что не может даже попытаться полюбить меня, потому что любит кого-то еще.
– Черт, – я слезла с него и села на своей стороне кровати. Простыня сползла до талии. Я наблюдала за ним краешком глаза. Его лицо осталось бесстрастным.
– Так о чем ты говоришь? Могу я напомнить тебе, что это ты объявился на моем пороге, а не иначе?