Текст книги "Ироническая Хроника"

Автор книги: Тарас Бурмистров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

27 Июня 2001 года Театр абсурда

Недавно, прогуливаясь по Дворцовой набережной, я обратил внимание на то, что она выглядит не совсем обычно. По проезжей части не двигалось ни одной машины, и даже тротуары были почти пусты. Тишина стояла такая, что было слышно, как бьют часы на противоположном берегу Невы, на колокольне Петропавловки. Прошло несколько минут, и этот покой был внезапно нарушен: мимо меня промчалось два кортежа, с австрийскими и российскими флагами на головных автомобилях. Это Путин показывал Петербург своему гостю президенту Австрийской Республики Томасу Клестилю.

На этой встрече президенты общались без переводчика – как известно, Путин блестяще владеет немецким языком. Когда Клестиль со свитой посетил Эрмитаж, экскурсию для него провел сам директор музея Михаил Пиотровский, который тоже прекрасно говорит по-немецки. После посещения музея делегация отправилась морем в Петергоф, где в качестве экскурсовода выступил уже президент Путин, показавший гостям парк и знаменитую систему фонтанов. Вечером был бал в Царском Селе, после которого гости еще долго катались по ночному Петербургу. Потом Томас Клестиль отправился ночевать в гостиницу "Европа", а Владимир Путин – в свою резиденцию на Каменном острове. За президентом России последовал и один из членов австрийской делегации, федеральный министр экономики Мартин Бартенштейн. Ночевать он собирался вместе с соотечественниками, но не учел, что летом мосты в Петербурге разводятся. Остаток ночи австрийскому министру пришлось скоротать вдали от соотечественников, которые, впрочем, его так и не хватились. Таким образом, когда на следующее утро Бартенштейн сказал губернатору Яковлеву: "Петербург – город распахнутых сердец и мостов", это были не просто красивые слова с его стороны.

Но в этом выпуске "Хроники" я хотел написать не об австрийском визите, этот зачин мне потребовался просто для контраста. В тот же день, когда президент Австрии прибыл в Петербург, Киев посетил папа римский, визит которого, по утверждению украинских газет, стал "окончательным подтверждением нашей европейскости". Главу Ватикана встречал президент Украины Леонид Кучма. Увидев папу, он, по свидетельству очевидцев, встал по стойке "смирно", в то время как находившийся рядом министр обороны взял под козырек. Бодрая уверенность генерала, однако, сильно контрастировала с растерянным видом президента Кучмы, который явно не знал, как вести себя в этой обстановке. Помявшись немного, Кучма усадил папу в кресло и, стоя перед ним навытяжку, начал приветственную речь, в которой кратко изложил историю христианства на Украине за истекшее тысячелетие. Украина – страна особенная, подчеркнул президент, потому что именно сюда 15 лет тому назад упала с неба "предсказанная Библией великая заря, отравив землю и воду" (имелась в виду чернобыльская авария). "Сегодня для вас, ваша святость, откроется эта новая Украина", закончил президент свою речь. Украинским языком Кучма владеет намного хуже, чем Путин немецким или английским, но полиглот Иоанн Павел II, знакомый и с русским, и с украинским, понял его хорошо.

Комментарии к визиту папы римского, появившиеся на следующий день в украинских газетах, достойно завершили тот театр абсурда, который происходил в прошлую субботу в Киеве. "Иоанна Павла II Киев встретил моросящим дождем", писали в них, "но когда Его Святейшество помолился перед образом Богоматери, дождь прекратился, и над столицей засияло щедрое солнце. Как тут было не поверить в чудо молитвы Святейшего? Впрочем, как позже пояснили нам в Гидрометцентре страны, такая переменная погода с кратковременными дождями, в общем-то, характерна для июня. Но тут же признались, что киевским метеорологам давно уже не удавалось так легко, как в дни визита папы, и с такой точностью, буквально до минуты, предсказывать перемены погодных настроений". Наверное, понтифик в числе прочих помолился и за украинских метеорологов, которым до сих пор, видимо, только его поддержки и не хватало для достижения полного профессионализма.

На стадионе "Чайка", на котором собралось несколько сотен тысяч любопытствующих, папа сказал, обратившись к ним с приветственной речью: "Тут, на этом месте состоялось крещение Руси. Из Киева начала расцветать та христианская жизнь, которую взрастило Евангелие сначала на землях Древней Руси, потом – на территориях Восточной Европы, а впоследствии – за Уралом, на просторах Азии. Так что и Киев, в определенном смысле, сыграл роль Господнего предтечи между многочисленными народами, до которых, исходя отсюда, позднее дошла благодать спасения".

Ровно тысячу пятнадцать лет прошло с того момента, как в Киеве прибыли делегации со всех концов света, склонять князя Владимира к обращению в свою веру. Первыми из них, согласно "Повести временных лет", были магометане, призвавшие князя признать их закон, совершить обрезание и отказаться от свинины и вина. Взамен они пообещали ему по смерти "со женами похоть творити блудную". Владимир слушал их с удовольствием, потому что, как говорит летописец, "сам любя жены и блуженье многое", но "обрезанье удов" и "неядение мяс свиных" было ему "нелюбо", а пуще всего по душе не пришелся запрет пить вино. "Руси есть веселие питье", ответствовал он сакраментальной фразой, "не можем без того быти". Потом пришли иноземцы из Рима, присланные папой, и сказали князю: "Кланяемся мы Богу, сотворившему небо и землю, звезды и месяц, а ваши боги – просто дерево". Владимир спросил их: "В чем заповедь ваша?" И ответили ему: "Пост по силе – если кто пьет или ест, то все это во славу Божию". Но неумеренные возлияния, видимо, тоже не понравились князю, и он отослал иноземцев: "Идите откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого". Следующими были евреи, которые сказали, что христиане веруют в того, кого они распяли, и призвали Владимира обратиться к единому Богу Авраама, Исаака и Иакова. Тот, однако, удачно обескуражил их метким и провокационным вопросом, где находится их земля. "Разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши", отвечали евреи. "Как же вы других учите", сказал Владимир, "а сами отвергнуты Богом и рассеяны; или и нам того же хотите?" Наконец в Киеве появился некий философ, посланный греками; он-то и растолковал Владимиру главные христианские догматы. Но князь по-прежнему колебался и не знал, в какую веру обратиться ему и его народу. Тогда решили в Киеве отправить в разные страны "мужей добрых и смышленых, числом десять", чтобы испытать чужую веру. Мусульманские обряды не понравились послам: "несть веселья в них, но печаль и смрад велик". Были они и в Европе, но увидели в храмах только службу, а красоты никакой. Когда же оказались они в Греческой земле, в Константинополе, и попали в храм, то не знали, на земле они или на небе, "ибо нет на земле красоты такой". "Пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех других странах", сказали послы. "Не можем мы забыть красоты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького; так и мы не можем уже пребывать в язычестве". И сказал тогда Владимир боярам: "Где примем крещение?", на что те, разумеется, смиренно ответили: "Где тебе любо".

На протяжении почти пяти столетий авторитет Византии и греческой церкви был у нас необыкновенно высок; потом, однако, он пошатнулся. В 1439 году византийская церковь "страшно уронила себя", как говорит Ключевский, в глазах Руси, согласившись на союз православной церкви с католической. "За византийскую иерархию у нас держались с таким доверием в борьбе с латинством, а она, эта иерархия, сама отдалась римскому папе, выдала с головой восточное православие, насажденное апостолами, утвержденное святыми отцами и седмью вселенскими соборами, и если бы великий князь московский Василий Васильевич не обличил злокозненного врага, сатанина сына грека Исидора митрополита, принесшего унию в Москву, олатынил бы он русскую церковь, исказил бы древнее благочестие, насажденное у нас святым князем Владимиром". Всего через несколько лет наступила почти апокалиптическая катастрофа в мирном течении церковной истории: Константинополь пал под ударами турок. "Померк тогда в глазах Руси свет православного Востока", пишет Ключевский. "Как пал древний первый Рим от ересей и гордости, так теперь пал и второй Рим – Царьград. Одинокой почувствовала себя православная Русь во всем поднебесном мире. Мировые события невольно заставляли ее противопоставлять себя Византии. Если другие царства падали за измену православию, то Москва будет непоколебимо стоять, оставаясь верна ему. Она третий и последний Рим, последнее и единственное в мире убежище правой веры, истинного благочестия".

Так же воспринимали положение дел и на Украине, только там оно обострялось еще близостью католической Польши, то и дело отрывавшей от Украины большие куски земли с православным населением. Это придавало украинскому религиозному сознанию постоянное ощущение прифронтовой полосы, форпоста мирового православия. Неудивительно, что отторжение от католических влияний на Украине всегда было чрезвычайно сильным; именно оно в конце концов и привело эту страну под твердую руку московских царей и петербургских императоров. Теперь местные свободолюбивые устремления настолько укрепились, что Украина готова прыгнуть хоть в объятия самого папы римского, лишь бы отойти еще на несколько шагов подальше от Москвы. Посмотрим, к чему приведет такая политика. Византию, во всяком случае, союз с католическим Западом не уберег от окончательного разгрома.

5 Июля 2001 года Стихийный либерализм

В свежем номере журнала "Эксперт" появилось большое интервью современного философа А. Кара-Мурзы ("Свобода для избранных"), напечатанное с подзаголовком "Россия – страна стихийных либералов". Из него выясняется, что наша страна – родина не только слонов, но еще и некого "стихийного либерализма". А. Кара-Мурза возводит его вслед за декабристами (тоже "русскими либералами", по его характеристике) к либерализму псковского и новгородского вече. И, разумеется, как всегда в таких построениях, хрупкие цветы русской свободы, едва начавшие завязываться на мощном стебле нашей государственности, растаптываются дикими и варварскими татаро-монгольскими полчищами. Не знаю, как у московских мыслителей, а у меня стройная монгольская Русь со столицей в Сарае и железной рукой хана, утихомиривавшего вечно грызшихся друг с другом удельных князей, вызывает значительно большую симпатию, чем меркантильная новгородская вольница, не знавшая кому продаться, то ли литовскому королю, то ли ганзейскому союзу. Не я первый заметил, что московская Русь (а затем и петербургская Империя) унаследовала татарскую государственность, а не псковско-новгородскую разгульную анархию. Когда Иван Грозный довершил разгром Новгорода, он приказал снять знаменитый вечевой колокол и отправить его в ссылку в Сибирь. Это ли не прекрасный символ того, как заканчивались на Руси свободолюбивые устремления?

Г-н Кара-Мурза находит и другую, помимо Новгорода, историческую родину русской демократии. Это Тверь – город, где, по словам этого идеолога российских правых, его партия на выборах 1999 года набрала на 2 % голосов больше, чем в Москве. Этот ошеломляющий успех он объясняет тем, что Тверь более вольный город, чем Москва, ему близки "новгородско-псковские традиции". Как говорит Кара-Мурза, Тверь была полигоном реформ Александра II; пройдя обкатку в этом городе, нововведения уже распространялись дальше по стране. Могу сообщить г-ну Кара-Мурзе, что Тверь немного позже стала полигоном для еще одного великого либерального эксперимента, правда, только мысленного. Ф. М. Достоевский сделал этот город местом действия своего романа "Бесы", оказавшегося на удивление пророческим. Не прошло и полувека, как революционная вольница, красочно описанная Достоевским, также была растиражирована по всей России. Я надеюсь, нам не придется на этом основании считать Тверь колыбелью русских революций.

19 Июля 2001 года Sapienti sat

За последний месяц у меня накопилось много хороших заготовок для "Хроники", но лето, жара, вечный соблазн все бросить и погрузиться в нирвану на берегу теплой Балтики, использовав для этого бутылку-другую теплой "Балтики"... Я уж думал, что до сентября я вас, дорогие читатели, беспокоить не буду. Но, раскрыв вчера на пляже свежий номер "Коммерсанта", я понял, что не прокомментировать его невозможно.

На первой же странице этой уважаемой газеты читаем: "Вчера один из конкурентов Александра Лукашенко на президентских выборах Владимир Гончарик подложил своему главному сопернику информационную бомбу. Он обнародовал ксерокопию документа, объясняющего политические убийства и исчезновения в Белоруссии секретным указом президента Лукашенко. В документе речь идет о нынешнем генпрокуроре Белоруссии Викторе Шейнмане, который, как утверждается, дал указание командиру СОБРа Дмитрию Павлюченко физически уничтожить бывшего министра внутренних дел. Согласно этому документу, пистолет, которым совершались убийства, передал г-ну Павлюченко тогдашний министр внутренних дел Юрий Сиваков".

Так и представляешь себе министра внутренних дел Белоруссии, который у себя в кабинете передает подчиненному вороненый парабеллум для устранения своего предшественника на этом посту. Оригинальные, надо сказать, у них в республике заведены порядки. Правильно, наверное, делает Лукашенко, что так держится за свой президентский пост; не ровен час, оппозиция возьмет на вооружение его методы обновления чиновничьих кадров.

Дальше в этой же статье рассказывается о страшном разгроме, учиненном в редакции той самой газеты "День", через которую и произошел вышеописанный "слив компромата". "Я не верю, что это было обычное бытовое ограбление", сказал заместитель главного редактора "Дня". "Грабители действовали очень целенаправленно: они не тронули, например, дорогой ноутбук. Их интересовало только то оборудование, которое напрямую связано с информацией". Странные, опять-таки, у них в Белоруссии представления об информации и оборудовании, напрямую с ней связанном. Почти как в том анекдоте времен первоначального накопления капитала в России: "Какое устройство вы используете для получения информации – телевизор или компьютер? – Паяльник!"

На второй странице "Коммерсанта" мы встречаем выразительный заголовок: "Украинскую границу не будут обустраивать проволокой". Как сообщил посол по особым поручениям Александр Купчишин: "От установления пограничных столбов и колючей проволоки решено отказаться. В силу нашей исторической специфики граница будет открытой". Ну уж что касается "исторической специфики", то колючая проволока бы не помешала. Интересно здесь, однако, не это, а само словечко "обустраивать" в этом контексте. Становится понятным, что мешает окончательному благоустройству русско-украинских отношений – явно нехватка средств на достаточное количество проволоки.

Третья страница газеты содержит совершенно анекдотическое сообщение о всемирном слете хакеров в Лас-Вегасе. Выступление на нем одного из наших делегатов, московского программиста Дмитрия Склярова, закончилось печально к нему подошли двое сотрудников ФБР, зачитали обвинение и надели наручники. Доклад Склярова назывался "E-books security – theory and practice" и был посвящен тому, как надо взламывать электронные книги; самое интересное, что именно по этой теме данный программист всего две недели назад защитил кандидатскую диссертацию в МВТУ им. Баумана. На конференцию в Лас-Вегасе съехалось несколько тысяч участников, но, как утверждают очевидцы, большинство из них было сотрудниками различных американских спецслужб. Плохо, плохо у американцев с конспирацией, у нас бы им поучиться. Я, например, не представляю себе, как это могло бы быть, чтобы, например, Рылеев делал доклад на тему – ну, скажем, "Вооруженный захват власти в России", а в зале в полном составе сидело Третье Е. И. В. Отделение. Впрочем, и у нас бывало всякое. Белинский, например, что хотел, то и писал в своих "Отечественных Записках"; ну так за ним и следило все время "недреманное око". Говорят, что когда этот выдающийся русский критик, прогуливаясь по Невскому, встречал там коменданта Петропавловской крепости, тот всегда радушно улыбался, доверительно брал его за рукав и спрашивал вполголоса: "Когда же к нам? А я уж для вас и тепленький каземат заготовил".

Но вернемся к "Коммерсанту". На седьмой странице того же номера напечатан материал под несколько сомнительным названием "Останки сладки". В нем говорится, что, по утверждению японских исследователей, останки семьи Николая Второго, захороненные три года назад в Петербурге – не подлинные. Профессор Тацуо Нагаи из некой "лаборатории правовой медицины" провел генную экспертизу, для которой были взяты, буквально: "капля пота Николая Второго с сохранившихся остатков его одежды, фрагменты нижней челюсти брата царя вел. кн. Георгия, а также образец крови Тихона Куликовского-Романова, племянника царя". Весь этот в точном смысле слова "натюрморт" позволил сделать заключение, что вышеперечисленные особы принадлежали к одной семье, а человек, кости которого исследовали в 1998 году британские и российские специалисты, к ней не относится. Самое интересное, что никакие фрагменты тела этого самого "человека" в распоряжение японцев так и не попали, свой сравнительный анализ они делали только на основании результатов британо-российской экспертизы. Московская Патриархия, которая во время захоронения, как выражаются в широких слоях ее паствы, "ушла в глухую несознанку", до сих пор упорствует в утверждении, что захороненные останки не принадлежат царской семье. Для нее сообщение японских специалистов было просто бальзамом на раны. Любопытнее всего в этой истории то, что такое трепетное внимание к мельчайшим фрагментам останков канонизированного Церковью царя и его родственников очень неплохо соответствует средневековой христианской традиции, по которой мощи праведников становились объектами суеверного почитания и поклонения. Когда три года назад Петербург, Москва и Екатеринбург отстаивали свое право захоронить в своей земле кости августейшей фамилии, это только на первый взгляд вызывалось низменным желанием повысить городскую туристическую привлекательность; точно так же в средневековой Европе города спорили за мощи святых и блаженных.

На той же странице есть и еще одна статья с юмористическим заголовком: "Как сообщает агентство Reuters, ему исполнилось 150 лет". Речь в ней идет о пресс-конференции, которую провело в Москве это информационное агентство по случаю своего 150-летия. Президент Reuters сэр Питер Джоуб рассказал на ней о российском направлении работы своей компании. "Россия очень большая страна", метко подметил он в своей речи. "Пока существовал СССР, к нам здесь относились с уважением, но без теплоты. Сейчас все изменилось, и нам даже дали возможность вкладывать деньги". Нет, вы только подумайте, как великолепно вымуштровали мы этих иностранцев! Они смиренно благодарят нас уже только за то, что мы дали им возможность вкладывать деньги в нашу экономику. А ведь могли бы и не дать, черт возьми!

Наконец, еще одна статья на той же странице посвящена гуманитарной помощи, отправленной в Россию американскими евреями, а именно "Всемирной еврейской организацией помощи и утешения". По этому поводу в Марьиной Роще состоялось торжественное собрание, на котором присутствовали и некоторые важные правительственные чиновники. Зал заседания был украшен колоссальным транспарантом с надписью "Продовольствие ради прогресса". В ходе церемонии выступила вице-премьер Валентина Матвиенко, в частности, сказавшая, что гуманитарная помощь – это "урок гуманности и моста дружбы между США и Россией". А главный раввин Берл Лазар заявил, ссылаясь на Талмуд, что "никакой благотворительности нет, а есть обязанность помогать слабым". "Очень хорошо, что евреи разбросаны по всему миру", продолжал он. "Евреи из Америки помогают России, а если станет плохо в Америке, то помогут евреи из России". Конечно же, поможем! И евреи помогут, и не-евреи! Вы уж только как-нибудь постарайтесь, чтобы в Америке стало плохо, а за помощью дело не станет.

Озаглавлен же этот последний материал "Что будут есть русские младенцы". Ну, тут я ничего комментировать не буду, sapienti sat. Как написал некогда А. К. Толстой:

Ходить бывает склизко

По камушкам иным

Итак, о том, что близко,

Мы лучше умолчим.

12 Сентября 2001 года Armageddon Now

В 1914 году после выстрела в Сараево, уничтожившего австрийского эрцгерцога Фердинанда и приведшего вскоре к Первой мировой войне, начался, по словам Анны Ахматовой, "не календарный, настоящий ХХ век". Вчера утром, после того как Нью-Йорк и Вашингтон подверглись небывалой в истории атаке террористов, наступил новый, настоящий ХХI век. Похоже, уже можно судить о том, каким он будет.

О совершившихся событиях я узнал вчера вечером, когда шел по Университетской набережной и любовался противоположным берегом Невы, ярко освещенным заходящим солнцем. Для большего эффекта я слушал музыку, лениво перебирая радиостанции в поисках чего-нибудь приемлемого. Вдруг, попав на выпуск новостей (это было у Академии Художеств), я остановился, совершенно ошеломленный. Еще не зная, что произошло, я услышал: "во Франции объявлено чрезвычайное положение", "вооруженные силы западных стран приведены в полную боевую готовность", "американские города охвачены паникой", "люди выпрыгивают из горящих зданий Нью-Йоркских небоскребов", "атаковано здание Пентагона", "небо над Америкой закрыто, все самолеты будут немедленно сбиваться силами ПВО", "обрушились обе башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке", "число жертв сопоставимо с потерями, понесенными США во Вьетнамской войне", "американский президент в своем обращении к нации цитирует 22 псалом о "долине смертной тени"".

Шок, который испытает теперь Америка, никогда за всю свою многовековую историю не видевшая ничего подобного, невозможно даже оценить нам, привыкшим к несравненно более бурной исторической жизни. Между тем весь этот апокалиптический хаос, воцарившийся сейчас в США, был организован, можно сказать, голыми руками. Террористам даже не понадобилось проносить на борт огнестрельное оружие; как выяснилось, они орудовали "большими ножами". Имея некоторые навыки управления самолетом, они с легкостью и без препятствий выполнили свою кровавую миссию.

Через несколько часов в Америке наступит утро, и ее жители, как принято говорить в таких случаях, проснутся в совершенно другой стране (если они вообще спали в эту ночь). Мирной и благополучной Америки, процветавшей в течение нескольких столетий, более не существует. Достаточно какому-нибудь арабскому молокососу пожертвовать жизнью, чтобы обрушить любой небоскреб на территории США. Что могут сделать здесь власти? Как они будут противодействовать этой угрозе? Сбивать собственный пассажирский самолет с несколькими сотнями человек на борту? Даже если на это решиться, для этого надо, по крайней мере, успеть отреагировать на захват самолета.

Сейчас в США идет энергичный поиск виновных – в арабском мире, в "странах-изгоях" с их "преступными режимами". Однако до боли знакомая картинка в телевизоре – американские города, окутанные облаками дыма, падающие небоскребы, бегущие по улицам люди с лицами, искаженными от ужаса наводит и на другие грустные размышления. Именно американская телевизионная культура, с ее бесконечным смакованием насилия, приучила мир относиться к таким развлечениям так же, как к компьютерной игре или эффектному шоу. В конце концов, небоскребы стоят во всем мире уже добрую сотню лет, и самолеты летают (и захватываются террористами), наверное, не меньше, но кошмарная идея, реализованная вчера утром, почему-то пришла в голову заказчикам этого преступления только сейчас, на рубеже ХХ и ХХI века. Но даже если американцы и осознают это, все равно уже поздно, сделанного не воротишь. Даже если закрыть Голливуд, это уже не поможет – джинн выпущен из бутылки раз и навсегда.

14 Сентября 2001 года Четыре Всадника Апокалипсиса

Позавчера в Москве прошла пресс-конференция, на которой в числе прочих выступал небезызвестный кремлевский идеолог Глеб Павловский. Он высказал свое сильное удивление тем, как проходит осмысление (в России и в мире) невиданных и потрясающих событий трехдневной давности в Америке. Я целиком разделяю это недоумение; хлесткое словечко "скудоумие", прозвучавшее в речи г-на Павловского, мне кажется еще недостаточно сильным. Как видно, прошло еще слишком мало времени для того, чтобы по-настоящему глубоко осмыслить происшедшее.

Глеб Павловский, однако, не стал подробно анализировать возможные последствия недавнего американского Армагеддона. Он заметил только, что оружие, которые применил таинственный враг Америки, было плодом совершенно новой эпохи, в которую мы вступили. Речь шла, разумеется, не о ножах и даже не о захваченных самолетах, а о той "картинке", которая возникла на телеэкранах всего мира. Несколько десятилетий мы видели гордо возвышавшиеся небоскребы Манхэттена, давно слившиеся в нашем сознании с образом "столицы мира", "единственной сверхдержавы" и "оплота мировой демократии". И вот мы увидели и другие кадры – как эти священные, сакральные, глубоко мифологизированные символы колоссального могущества Америки рушатся, как карточные домики. Потрясение, испытанное при этом в мире, пока еще трудно трезво оценивать. Но уже можно поразмыслить над тем, к чему приведет эта резкая смена одной "картинки" другой.

Как в калейдоскопе мельчайший толчок мгновенно меняет весь его причудливый узор, так и недавняя атака с воздуха, обрушившаяся на крупнейшие города Америки, за несколько минут полностью изменила тот мир, в котором мы живем. Я попытаюсь оценить логические следствия этого события, которые кажутся мне сейчас совершенно неисчислимыми.

Итак, что принесло нам роковое утро 11 сентября 2001 года? Во-первых, именно в этот день, в эти минуты окончилась холодная война, длившаяся более полувека. Противостояние Востока и Запада, коммунизма и демократии исчезло в тот самый момент, когда первый захваченный самолет с устрашающим гулом врезался в здание Всемирного Торгового центра. Несмотря на то, что Советский Союз распался десять лет назад, утратив перед этим всех своих союзников на четырех континентах, западный мир по-прежнему ожидал угрозы именно с Востока. Система противоракетной обороны, которую собирались развернуть США, была явно направлена против России и Китая, а не каких-нибудь вымирающих от голода "стран-изгоев". Теперь эта нелепая затея благополучно похоронена; в ближайшее время американцам, очевидно, будет не до нее.

Во-вторых, в те же секунды, с первыми телерепортажами, установилось новое противостояние, которое, по-видимому, и определит облик всего наступившего XXI века. Новая холодная (и "горячая" тоже) война будет проходить теперь по линии Север-Юг. С одной стороны – богатые, технологически развитые, преимущественно европеоидные государства мирового Севера (в первую очередь Америка и Европа, а также Израиль), а с другой мировой Юг, бедный, нестабильный и чрезвычайно агрессивный. Таким образом, на наших глазах "линия фронта", разделявшая человечество на две противоборствующие группировки, в одно мгновение развернулась на 90 градусов. Здесь уже важна не столько реальность (подлинные заказчики сокрушительного удара по американским городам), сколько мифология, а она определяется в первые минуты и часы после событий. Когда телекомпания CNN начала показывать "мелкую нарезку" кадров, в которой чередовались взрывающиеся самолеты, Нью-Йорк в клубах дыма, мягко оседающие небоскребы, горящий Пентагон, и Осама бен Ладен с автоматом, безудержное ликование на Ближнем Востоке (а позднее – и фотографии арабских угонщиков самолетов), судьба мусульманского мира была решена. Отныне воевать с Америкой и Европой придется ему.

Это мгновенно установившееся новое глобальное противостояние впервые в истории носит отчетливый межконфессиональный характер. Раньше христианские народы Европы очень охотно вступали в коалицию, скажем, с Османской империей, когда им нужно было выступить против других христианских народов. Совсем недавно США воевали с Милошевичем, защищая от него албанцев, хотя им надо было в пояс поклониться ему за то, что он хоть как-то, но удерживает их под контролем. Теперь "исламский экстремизм" (о котором вспомнили сразу же после начала событий, что само по себе очень характерно) быстро станет устойчивым словосочетанием, как, скажем, "террористический акт". Политики будут произносить это клише скороговоркой, не замечая, как и на этот раз красочная мифология заслоняет собой реальность. Хотя, конечно, данная мифологема имеет под собой больше оснований, чем прошлая – советская угроза пугала Запад очень сильно, но до прямого столкновения, как сейчас, дело все-таки не доходило.

Третье глобальное последствие, вытекающее из первых двух, заключается в том, что впервые за несколько последних столетий Россия может не только фактически (как это случилось уже после петровских реформ), но и психологически (что еще важнее) войти в состав западного мира. Наличие общего противника очень сплачивает, а противник у России и Запада сейчас общий. Здесь опять-таки важны первые мгновения после перелома, и то, что Владимир Путин первым из всех мировых лидеров позвонил президенту Бушу с выражением сочувствия, не забудется никогда. В биологии есть такое понятие, как "импринтинг", или "запечатление". Именно это явление заставляется цыпленка, вылупившегося из яйца, следовать за любым движущимся предметом, будь то курица, утка, катящийся мяч или экспериментатор. В психологии аналогичный эффект приводит к тому, что первые впечатления оказываются всегда самыми сильными и яркими, они навсегда остаются в памяти и формируют психику человека. Вчера была годовщина московских взрывов, уничтоживших жилые дома в столице России. Я думаю, что даже в охваченной собственным ужасом Америке вспомнили об этом; последовательная же демонстрация московских и вашингтонских руин может у самого закоренелого заокеанского русофоба вызвать ощущение, сходное с тем, что чувствовали американцы, помогая нам продуктами и техникой во время Второй мировой войны.

Американский посол позавчера уже высказался в том плане, что "позиция России и США по Чечне совпадает на 100 процентов". Как съязвила одна умная дама, которой я рассказал об этом, "ну вот, как выяснилось, наши позиции разделяло всего два нью-йоркских небоскреба". Нет худа без добра: теперь, по крайней мере, мы начнем лучше понимать друг друга.