Текст книги "Воровка (ЛП)"
Автор книги: Тара Кресцент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Антонио смотрит на меня.
– Готова?
Я думаю о том, сколько раз он шлепал меня в моих снах.
– Ты даже не представляешь.
Его рука обхватывает мою.
– Расскажи мне.
Кровь приливает к моим щекам.
– Я фантазировала о том, как ты наказываешь меня за то, что я украла у тебя.
В его глазах пляшет огонек.
– Думаю, я могу это сделать.
Игры со шлепками с опасно привлекательным Антонио Моретти. Да, черт возьми.
Он толкает дверь. Комната, которая нас встречает, обставлена скудно. Ни ковра на цементном полу, ни картин на стенах. В центре стоит тяжелый деревянный стол, несколько стульев прислонены к стене. В хрустальной чаше лежат лубриканты и презервативы.
Сине-серые глаза Антонио останавливаются на мне.
– Какое у тебя стоп-слово?
– Красный.
– Красный ― остановиться, желтый ― притормозить и убедиться? ― уточняет он.
Я киваю.
Загадочная улыбка растягивается на его лице.
– Ты знаешь, что случается с ворами, которые крадут у меня?
Вот так, одним вопросом, воздух между нами заряжается эротическим предвкушением.
– Нет, сэр, не знаю. ― Мои внутренности сжимаются. ― Что ты собираешься со мной сделать?
– Я перегну тебя через стол, заведу твои руки за спину и отшлепаю по заднице. ― Он наклоняет голову. ― Снимай платье, Лучия.
Я делаю шаг в комнату. Антонио берет меня за руки и тянет к себе, я упираюсь в его твердое тело. Он обхватывает меня за талию, поддерживая.
– Сколько ты уже выпила?
– Всего полбокала вина. Это не повлияет на мою способность использовать стоп-слово.
– Хорошо. – Он отпускает меня и делает полшага назад. Выражение его лица становится строгим. ― Кажется, я велел тебе снять платье, Лучия. Поскольку у тебя проблемы с выполнением инструкций, думаю, мне придется тебя наказать.
Желание пронзает мое тело, как электрический ток. Антонио такой восхитительно строгий ― мне это нравится.
– Простите, сэр, ― шепчу я.
– Меня не интересуют твои извинения. ― Он подходит ко мне сзади и расстегивает молнию на моем платье, его пальцы касаются моей кожи. Его нежное прикосновение контрастирует с его резкими словами. ― И меня не интересуют твои оправдания.
Мое платье падает на пол лужей ткани.
Мое нижнее белье не представляет собой ничего особенного. Обычный черный бюстгальтер и такие же хлопковые трусики. Но когда я выхожу из платья, Антонио задерживает дыхание, и огонь в его глазах заставляет меня почувствовать себя самой красивой женщиной в мире.
– Великолепно, ― говорит он. Его руки сжимают мои бедра. ― Каждый раз. ― Его глаза не отрываются от моих. ― Сними лифчик и трусики, пожалуйста.
Он и раньше видел меня обнаженной. Но в этой ролевой игре есть что-то, что меняет динамику между нами и усиливает интенсивность. Я необъяснимо нервничаю, расстегивая застежку лифчика, мои ладони потеют, когда я снимаю трусики.
Когда я остаюсь обнаженной, Антонио подводит меня к столу и укладывает на него.
– Руки на стол.
Моя ноющая грудь прижимается к дереву, вызывая новый прилив жара. Я подчиняюсь его приказу, поднимаю руки перед собой и кладу ладони на поверхность.
– Хорошая девочка, ― одобрительно бормочет он. Его руки скользят по моей заднице, и мне требуются все мои силы, чтобы не шевелиться. Я хочу его прикосновений. Почувствовать его пальцы на моем клиторе, его рот между моих ног…
Его ногти царапают мою кожу, и я не могу сдержать всхлипов. Желание бурлит во мне, как пузырьки в шампанском, и, хотя я стараюсь, все равно не могу сдержаться.
Антонио надавливает на мою спину.
– Оставайся на месте, ― приказывает он.
– Я пытаюсь. ― В моем голосе звучат жалобные нотки, от которых я краснею.
Он усмехается.
– Старайся еще больше. ― Он проводит рукой между моих ног, и я прикусываю губу от нахлынувшего возбуждения. ― Вот как это будет, Лучия. Сначала наказание, потом удовольствие. – Он разминает мою ягодицу. ― Сколько шлепков, как ты думаешь? Десять? Двадцать? Это была очень ценная картина.
– Очень ценная картина, которая тебе не принадлежит, ― язвительно говорю я. ― Я просто хочу, чтобы она воссоединилась со своим настоящим владельцем.
Ошибка. Его пальцы погружаются в мои волосы.
– Я разрешал тебе говорить? ― спрашивает он, его голос опасно мягкий.
– Нет, сэр, ― сокрушенно отвечаю я. Я определенно получу наказание за то, что решила поумничать. ― Простите.
– Двадцать, я думаю.
Я сглатываю. Надо было держать рот на замке. По мне пробегает дрожь страха, которая исчезает, когда Антонио вводит один палец, а затем другой в мою киску.
Так хорошо. Так приятно, до мурашек по коже.
Он обводит мой пульсирующий клитор.
– Тебе не обязательно их считать, ― говорит он спокойно, как будто его прикосновения не сводят меня с ума. ― Ты можешь кричать, можешь стонать. Но ты не должна двигаться и твои руки должны оставаться на месте. ― Он проводит ногтями по моей спине ― легкое прикосновение, от которого я едва сдерживаю стон. ― Если твои руки пошевелятся, мне придется начать все сначала.
– Я понимаю.
Шлепок. Первый шлепок достаточно сильный, чтобы разогреть меня, но не настолько сильный, чтобы причинить боль.
– Спасибо, сэр, ― машинально говорю я. Давно я этого не делала. Слишком давно. Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза и погружаюсь в ощущения.
– Такая хорошая девочка, ― говорит он. ― Такая вежливая. ― Его рука опускается на мою левую ягодицу. Я всхлипываю, но потом он гладит мою кожу, и боль превращается в прилив удовольствия. ― Когда ты впервые поняла, что тебя возбуждают кинки (использование нетрадиционных сексуальных практик, концепций или фантазий)?
Я поворачиваю голову и бросаю на него недоверчивый взгляд.
– Серьезно? Ты задаешь мне вопросы сейчас? И ожидаешь, что я дам тебе связный ответ?
Я наказана ― вознаграждена? ― еще одним сильным шлепком.
– Ты что, не в состоянии делать два дела одновременно? ― Он погружает палец в мою киску и растирает влагу. ― Ответь мне, Лучия.
Это не приказ. Я не обязана ничего ему говорить. Но я хочу. Из всех людей на свете Антонио лучше всех поймет меня.
– После смерти родителей я была в полном раздрае. Я винила себя. Как я могла не понять, насколько больна моя мать? Неужели я была настолько зациклена на себе, что не замечала всех признаков? Я вспоминала каждый наш разговор. В последний раз я разговаривала с ними, когда мне нужно было готовиться к тесту, поэтому я не могла много говорить. Если бы я задержалась, они сказали бы мне правду? ― Я делаю глубокий вдох. ― Эти воспоминания преследовали меня, и я не могла избавиться от них. Я все время возвращалась к ним, расковыривая их, как рану.
Он кладет руку мне на спину, всего на мгновение, но его прикосновение кажется мне прощением, ведь я так и не смогла себя простить.
– Я была склонна к саморазрушению, ― продолжаю я. ― Я глупо рисковала. Первая картина, которую я украла… – Я качаю головой при воспоминании о той первой незапланированной краже. ― Просто чудо, что меня не поймали. Я бы, наверное, угодила в тюрьму в течение года, но потом я открыла для себя кинки.
Его палец проводит по моему клитору, и я задыхаюсь и ерзаю. Он останавливает меня парой сильных ударов.
– Как? ― спокойно спрашивает он.
Моя задница пульсирует, мое возбуждение нарастает от испытываемого жжения.
– У моей соседки по комнате в колледже был парень постарше, который состоял в кинк-клубе. Однажды я пошла с ним.
– И тебе понравилось. ― Его губы целуют мою чувствительную после ударов кожу. Я резко вдыхаю, настолько возбужденная, что не могу думать. ― Раздвинь ноги пошире.
Я подчиняюсь. Я чувствую, как он опускается на колени и раздвигает мои складки. Меня пронзает дрожь, когда он прижимается ко мне ртом. Вспышки желания проносятся по моему телу, когда его язык прокладывает путь к моему клитору. Я стону, и он отстраняется, сопровождая свои действия шлепком.
– Продолжай говорить, ― приказывает он.
Посыл ясен. Если я продолжу раскрывать свои тайны, то он доведет меня до оргазма. Я чуть не рыдаю от разочарования.
– Мне понравилось, ― говорю я. ― Я не думала, что мне понравится, но это было почти как катарсис. Быть связанной, беспомощной, это заполняло пустоту во мне.
Он целует мою внутреннюю поверхность бедер, его руки удерживают мои бедра на месте.
– Если кто-то другой наказывал тебя, тебе не нужно было самой наказывать себя.
Это настолько проницательно, что я чуть не произношу стоп-слово. Это не то, на что я подписывалась. Я была готова к шлепкам, ролевым играм, где большой плохой мафиози ловит маленькую нечестивую воришку и наказывает ее за кражу картины, заставляя сосать его член.
(Не то чтобы это было наказанием.)
Но это? Антонио Моретти снимает с меня слои, как с луковицы, и это приводит меня в ужас.
Но слово «красный» не сходит с моих губ. Вместо этого я признаюсь Антонио в своих самых темных мыслях в секс-клубе, пока меня шлепают.
– Да, ― шепчу я между ударами. ― Я должна была знать. Я должна была остаться здесь. Я не должна была уезжать в колледж. Из-за моего эгоизма это произошло.
Когда слова вылетают из моего рта, происходит нечто шокирующее. Я чувствую себя легче. Я чувствую себя свободной. Антонио чередует наказание и наслаждение, пока я перегибаюсь через стол, упираясь грудью в деревянную поверхность. Мои ноги раздвинуты, а самый могущественный мужчина в Венеции стоит между ними на коленях, заставляя меня кончать пальцами и ртом.
Он доводит меня до безумия.
Горячее желание пронзает мое тело. Меня трясет.
– Пожалуйста, ― умоляю я. Я так возбуждена. Мое тело пылает.
– Чего ты хочешь, маленькая воровка?
Мне нужна разрядка. Мне нужен его член. Противоречивые желания переполняют меня, и я не могу выбрать. Он снова вводит в меня два пальца, а его большой палец ласкает мой клитор, сначала слегка, а потом все сильнее. Он хватает меня за волосы.
– Скажи мне, что тебе нужно.
– Мне нужно пососать твой член.
– Так заманчиво. ― Он всасывает мой клитор между губами, и я прикусываю щеку, чтобы не закричать. ― Но, кажется, сначала я обещал тебе оргазм.
О, черт. По моему телу прокатываются волны дрожи. Язык Антонио творит магию с моим клитором, и я задыхаюсь, извиваюсь и содрогаюсь. Он погружает пальцы в мой влажный жар, и желание поглощает меня.
– Пожалуйста, ― умоляю я, задыхаясь от возбуждения. ― Пожалуйста, не останавливайся.
– Я и не собирался, tesoro. ― Он двигает пальцами в моей киске, а его язык снова и снова ритмично обводит мой клитор, что доводит меня до грани оргазма. ― Какая ты на вкус, ― рычит он. ― Я могу стать зависимым от тебя, Лучия.
У меня кружится голова. Волна за волной наслаждение проносится по моему телу, но я знаю, что не могу кончить. Только если он позволит.
– Антонио… – Мои колени трясутся, а мышцы напряжены до предела. Ощущение его рта, его языка, пожирающего меня… Я расплавляюсь. ― Я хочу… Мне нужно…
– Кончить? И ты спрашиваешь разрешения, как хорошая девочка? ― В его голосе звучит теплое одобрение, когда он отстраняется от меня и выпрямляется, что приводит меня в замешательство, пока он не переворачивает меня на спину. ― Я хочу смотреть, как ты это делаешь.
– Да, сэр.
Он снова опускается на колени между моих ног, притягивая меня ближе, так что моя задница оказывается на краю стола. Его руки раздвигают меня, а взгляд становится обжигающе горячим.
– Прекрасно, ― бормочет он. ― Чертовски идеально. – Он снова проводит языком по моему клитору. ― Кончай, когда захочешь, Лучия.
Каждый раз, когда он лижет меня, мое тело дергается, словно я прикоснулась к проводу под напряжением. Я бьюсь о него бедрами, а он смеется и держит меня крепко. Он трахает меня пальцами и ласкает языком, и не проходит и минуты, как я падаю за край. Пылающее пламя оргазма обжигает меня и проносится по моему телу.
Он лижет меня до тех пор, пока не прекращаются спазмы. Я лежу, наполовину на столе, наполовину на руках Антонио, вялая и удовлетворенная.
– Ух ты, ― бормочу я. ― Это было… Впечатляюще.
Он ухмыляется, поднимаясь на ноги, и вытирает рот тыльной стороной ладони, прежде чем поцеловать мой голодный, жаждущий рот. Его эрекция натягивает брюки. Я провожу по нему рукой.
– Хочешь, чтобы я пососала твой член?
Он бросает на меня удивленный взгляд.
– Так вот как ты просишь? ― поддразнивает он. ― Где теперь все эти «пожалуйста» и «спасибо», Лучия? Я позволил тебе кончить, и вся вежливость исчезла?
Я смеюсь над его ворчливым тоном. Странно, насколько мне с ним комфортно. Каждый раз, когда я с Антонио, я чувствую, что это правильно.
Какого черта, Лучия?
Он просто читает меня как открытую книгу. Он подарил мне лучший оргазм в моей жизни. Он рычит на меня так, что я нахожу его неотразимым, но он всегда относится ко мне уважительно. Он слушает меня, действительно слушает.
Я испытываю чувства к Антонио Моретти.
Я очень легко могу влюбиться в него.
И от этой мысли меня охватывает жуткое чувство паники.
Речь идет о горячем сексе. Это все, что может быть между нами.
Я сползаю со стола и опускаюсь на колени, глядя на него из-под опущенных ресниц.
– Спасибо за мой оргазм, сэр. Пожалуйста, могу я теперь пососать ваш член?
Глава 19
Антонио
У нас был момент почти интимной близости, откровенности, а потом она отстранилась. Мы снова вернулись к сексуальным играм.
Тебя это удивляет?
Лучия делает то, что делала всегда. Когда близость становится угрозой, она отступает, чтобы защитить себя. Если бы я не был таким дураком, я бы поступил так же.
Но что-то мешает мне возвести собственные стены. Что-то заставляет меня пытаться разрушить ее. Может быть потому, что она такая живая, когда ослабляет бдительность.
А может, потому что меня чертовски заводит перспектива засунуть член в ее рот.
Она смотрит на меня, стоя на коленях, ее глаза горят от возбуждения, на губах играет дьявольская улыбка. Ее тело мягкое, фигуристое и совершенное. Ее темные волосы рассыпаются по спине дикими прядями. Мой член пульсирует и капает спермой. Мои яйца болят. Я не могу мыслить здраво. Не сейчас. Не сейчас, когда она стоит передо мной на коленях, и ее губы готовы принять мой член.
Я опускаю молнию, и моя эрекция вырывается наружу, готовая и жаждущая ее умного, дерзкого рта. Я откидываюсь на спинку стула и подзываю Лучию.
– Иди сюда.
Она начинает подниматься. Я опасно близок к тому, чтобы потерять контроль над собой, но этого не произойдет. Ни в коем случае. Я сурово качаю головой.
– Ползи ко мне.
По ее телу пробегает дрожь. Она движется ко мне, изящная и грациозная, сексуальная до невозможности. Она устраивается между моих бедер и смотрит на меня сквозь ресницы.
– Пожалуйста, можно я пососу ваш член, сэр? ― снова спрашивает она.
О, черт, да.
Я наклоняюсь и целую ее, взяв в руку ее подбородок.
– Такая хорошая девочка, ― хвалю я. ― Хочешь мой член, маленькая воровка? ― Я обхватываю рукой основание ее шеи и притягиваю ее ближе. ― Тогда возьми его. Обхвати его своими красивыми пухлыми губками.
Кончик ее языка высовывается и слизывает сперму с моей головки. Желание захлестывает меня. Я хватаюсь за ручки кресла и издаю шипение.
– Глубже, ― приказываю я.
Она послушно раздвигает губы и берет головку в рот, пуская меня внутрь. Ощущения непередаваемые. Теплая шелковистость ее языка, гладящего мой член, плотное касание ее щек, изысканное трение, когда она покачивает головой на моей длине… Я не могу этого вынести. Мои пальцы покалывает, а яйца напрягаются. Я слишком рано оказался на грани.
– Я уже близко, ― предупреждаю я ее.
В ответ она берет меня глубже.
Ну, блядь. Я двигаю бедрами, проникая в ее рот быстрыми, короткими, неглубокими толчками. Она чувствуется невероятно. Я вот-вот кончу. Я хватаю ее за затылок, напрягаюсь и кончаю в ее рот.
Я приношу ей бархатный халат ― «Казанова» не экономит на удобствах ― и наливаю стакан газированной воды.
Она смотрит на меня с улыбкой.
– Спасибо. Это было… – Ее голос срывается. ― Ты торопишься или мы можем остаться здесь ненадолго?
– У меня есть все время в мире. Для тебя.
Она отпивает глоток воды.
– Могу я задать личный вопрос?
– Да.
– Тициан, почему ты не попытался его продать?
Я ожидал чего угодно, но не этого вопроса.
– Может быть, я не смог найти скупщика, готового взяться за такой горячий товар.
Она задумчиво смотрит на меня.
– Нет, ты не пытался. Я поговорила с синьорой Занотти. Она сказала, что картина никогда не выставлялась на продажу.
Я не могу притворяться, что Альвиза Занотти чего-то не знала. Эта женщина ― легенда. Может, она и на пенсии, но ухо держит востро.
– Когда мне было четырнадцать, я пытался найти своих родителей. Я хотел узнать, кто они такие. Наверное, я хотел понять, почему они бросили своего ребенка.
Ее голос опускается до шепота.
– И?
– Мой отец был бандитом. Мать ― наркоманкой. К тому времени они оба были мертвы. Но у моей матери была семья. Брат, который был женат и имел двоих детей. Мои кузены.
Она поднимается на ноги, подходит ко мне и садится на колени. Она кладет голову мне на плечо и обнимает за талию.
– Что случилось дальше?
– Мой дядя не пытался сделать вид, что не знает кто я. Очевидно, я похож на нее. – Горькая улыбка появляется на моих губах при этом воспоминании. ― Он дал мне сто евро и сказал, чтобы я держался подальше от его семьи.
Ее тело напрягается.
– Тебе было четырнадцать.
– Я был трудным подростком. Я постоянно сбегал от приемных родителей. Если бы он взял меня к себе, я бы разрушил его идеальную семью. ― Я пожимаю плечами. ― Я могу это понять.
– Ты нуждался в помощи, ― возмущенно говорит она. ― Ты его племянник. Его родная плоть и кровь. Как он мог отвернуться от тебя?
Мое сердце согревает возмущение в ее голосе. Я целую ее волосы.
– Побереги свою жалость, маленькая воровка, ― говорю я ей. ― Моя жизнь сложилась как нельзя лучше. В любом случае, когда я увидел картину… – Я подыскиваю нужные слова. ― Ты когда-нибудь смотрела на картину и испытывала чувство сопричастности? Это звучит нелепо, но Тициан словно говорил со мной, и я не мог с ним расстаться.
– Ты позволил мне украсть ее?
Она формулирует это как вопрос, и я отвечаю ей своим вопросом.
– Ты не вернула ее в музей. Кстати, мне нравится картина, которую ты оставила мне взамен. Холст практически потрескивает от энергии. Это очень напоминает тебя.
– Я энергичная? ― Она прикусывает губу, и я снова становлюсь твердым. Черт, как бы я хотел, чтобы мы были в моей спальне. Я хочу повалить ее на кровать и обнаружить все места, где ее энергия могла бы найти лучшее применение. ― Интересный выбор комплимента. Я знаю, что ты король Венеции, и женщины падают к твоим ногам, но все же ты мог бы поработать над более удачными вариантами.
– Женщины падают к моим ногам? ― Я сдвигаю халат в сторону и целую ее плечо. ― Ты, похоже, ревнуешь, cara mia.
– Конечно, нет. Я на тебя не претендую.
Она все еще не понимает. Я открываю рот, чтобы поправить ее, но прежде, чем я успеваю заговорить, ее желудок громко урчит.
– Ты ела? ― требовательно спрашиваю я.
– На самом деле нет.
– В таком случае мы идем ужинать. ― Я поднимаю ее на ноги. ― По словам Игнацио, тебе нравится «Квадри».
Она морщится.
– Бедный ребенок. Я заставила его впустить меня в твой дом. У него проблемы?
Я качаю головой.
– Нет, он не виноват. Это моя вина. У моих людей приказ впускать тебя в мой дом, когда ты захочешь.
Ее глаза расширяются. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает его.
– Уже десять. К тому времени, как мы приедем, «Квадри» уже будет закрыт.
Я смеюсь.
– Как ты уже знаешь, tesoro, я ― король Венеции. Для меня они поработают сверхурочно.
Валентины нигде нет, когда мы выходим в общий зал. Мы берем свои пальто, и я звоню в «Квадри», чтобы предупредить их, что мы будем у них ужинать. Пока я это делаю, Лучия проверяет свой телефон.
– От Валентины нет сообщения, ― говорит она, когда я заканчиваю разговор. ― Странно, что она ушла, не предупредив меня.
– Может, она с кем-то уединилась.
– С кем?
– С Энцо?
Она сразу же качает головой.
– Нет, он ее не интересует. ― Она хмурит брови. ― Я должна найти ее, убедиться, что с ней все в порядке.
– Подожди.
Я пишу Данте, спрашивая, не знает ли он, где Валентина. Он отвечает сразу же.
Данте: Мигрень.
– Она плохо себя чувствует, ― говорю я Лучии. ― Она ушла домой.
– Валентина заболела?
Лучия, похоже, на грани паники. Я успокаивающе сжимаю ее руку.
– У нее мигрени. С тех пор как родилась Анжелика. Приступы обычно длятся несколько дней, так что к выходным она будет в порядке. С Анжеликой побудет Данте.
– Данте?
– Мой заместитель. Ты видела его возле моего дома, когда приезжала в первый раз.
Она вспоминает.
– Широкие плечи, короткие темные волосы, светло-серые глаза? Почему Анжелика с ним?
Она заметила цвет его глаз?
– Он ее дядя. ― Она все еще выглядит испуганной. ― Ты в порядке, Лучия?
– Я в порядке. ― Она одаривает меня яркой, фальшивой улыбкой. ― Пойдем ужинать.
Мы приезжаем в «Квадри». Ресторан еще не закрыт, но уже опустел, и лишь несколько человек доедают десерты.
Метрдотель ведет нас к моему обычному столику, и через минуту появляется официант с картой вин.
– Вино? ― спрашиваю я Лучию.
Она качает головой.
– Мне только воду, пожалуйста.
– Мне тоже, спасибо.
Официант наполняет наши бокалы и кладет перед нами меню.
– Я рекомендую дегустационное меню.
– Звучит неплохо. ― Официант принимает наш заказ и удаляется. Когда он уходит, Лучия смотрит на меня. ― Я не знала, что Данте ― дядя Анжелики. Как он связан с Роберто?
Судя по тому, как меняется ее голос при упоминании о бывшем Валентины, она знает, что Роберто использовал Валентину как грушу для битья.
– Данте ― его брат.
– Валентина сказала, что ты ее спас. И Анжелика никогда не упоминала своего отца. ― Ее глаза расширяются. ― Это ты убил Роберто?
Если бы Данте не позаботился об этом, я бы это сделал.
– Это имеет для тебя значение?
Она прикусывает нижнюю губу.
– Я не знаю. Твой мир сильно отличается от моего. ― Она обводит взглядом зал ресторана и задерживает его на моих телохранителях. ― Обычно мне не нужны телохранители, которые следуют за мной, куда бы я ни пошла.
– Не так уж и отличается, ― замечаю я. ― Твои родители были ворами.
– Но они позаботились о том, чтобы оградить меня от этого. ― Ее губы дрожат. ― Они часто это делали. Ограждали меня от всего.
Я думаю о секретах, которые хранили ее родители, и об обстоятельствах их смерти. Раны были глубокими и оставили неизгладимые шрамы.
Шрамы, которые я хочу поцеловать.
Шрамы, которые я хочу стереть.
– Они не ошиблись, защищая тебя от мафии. ― Я вспоминаю старые времена, когда организация функционировала под руководством Доменико. Мы ходили на цыпочках, все время ожидая, что он взорвется. Но я всегда был амбициозен. Я пробился наверх и стал его вторым помощником, когда все знали, что быть правой рукой Доменико ― значит ходить с дамокловым мечом над головой.
Эти воспоминания остались в прошлом. Я отгоняю их. Настоящее, в котором я ужинаю в отличном ресторане со сложной, очаровательной женщиной, гораздо привлекательнее.
– Я не убивал Роберто. Валентина всегда считала, что это сделал я, но она ошибается. Данте позаботился об этом.
Она наклоняется вперед, явно удивленная моим откровением.
– Почему ты ей не сказал?
– Данте не хочет, чтобы я рассказывал.
– И ты смирился с этим?
– Это его история, он расскажет сам, если захочет. Я храню чужие секреты.
Она долго смотрит на меня.
– Расскажи мне секрет, Антонио.
– Хочешь поиграть? Давай заключим с тобой сделку. Ответ за ответ.
– Это опасная игра.
– Боишься играть?
Ее глаза сверкают в ответ на мой вызов.
– Хорошо, я в деле. Расскажи мне что-нибудь о себе, что-нибудь настоящее.
– Я сбежал из приемной семьи, когда мне было четырнадцать. Я поехал к дяде, что, как ты знаешь, закончилось не очень хорошо. Я жил на улице, и сотни евро, которую он мне дал, хватило ненадолго. Вскоре я отчаянно проголодался. Я попытался украсть у торговца фрукты и попался. Это увидел старый вор. Он был мастером своего дела, и, думаю, его оскорбило то, что я оказался таким плохим воришкой. Поэтому он научил меня, как делать это правильно.
– И ты стал очень хорош в этом.
Я ухмыляюсь.
– Лучше всех.
– Такой скромный, ― поддразнивает она.
– После того, как украл Тициана, я сильно заболел. Сколько бы ни кутался в одеяла, я не мог согреться. Энцо и Татьяна умоляли меня продать картину, но я не позволял. Они ругали меня и называли сентиментальным дураком, но я упрямился.
– Энцо, которого я встретила сегодня? Энцо Перон, начальник полиции? А Татьяна ― Кордова?
– Мы выросли вместе. Энцо и Таня ― семья моего сердца. Они тебе понравятся.
– Это они считают, что в твоем доме слишком много хлама?
Она помнит мой брошенный вскользь комментарий недельной давности? Мне приходится напрягаться, чтобы не ухмыльнуться.
– Да, это так. ― Почувствовав возможность, я предлагаю. ― Не хочешь с ними познакомиться?
Она опускает ресницы, скрывая от меня свое выражение лица.
– Я просто поддерживаю разговор.
Черт. Я слишком сильно надавил, и она снова отступает. Я должен быть с ней терпеливым. Нас прерывает официант, который ставит перед нами пару тарелок, в каждой из которых лежит небольшая, красиво оформленная порция рыбы.
– Карпаччо из тунца с цикорием и белым трюфелем, ― объявляет он. ― Приятного аппетита.
Лучия пробует.
– О, Боже, как вкусно, ― стонет она от удовольствия. ― Я необъективна, потому что голодна, но, Боже мой. Это восхитительно.
Она снова стонет, и мой член напрягается от желания. Она макает рыбу в соус, и кончик ее языка высовывается, чтобы попробовать его на вкус. Мое зрение затуманивается. Лучия ― самое сладкое искушение. Все в ней завораживает.
И я хочу узнать все ее секреты.
– Моя очередь, ― объявляю я. Выражение ее лица сразу же становится настороженным, но ей не стоит беспокоиться. Я усвоил урок. Пока что. ― Похоже, ты обеспокоена тем, что тебя видели со мной. Были ли какие-нибудь побочные эффекты от моего визита в Palazzo Ducale?
Ее плечи расслабляются.
– Это то, что ты хочешь знать? Половина людей на работе уверена, что я твоя любовница, а другую половину волнует только твое пожертвование. К счастью, синьор Гарцоло относится ко второй категории.
Я чувствую внезапный прилив гнева. ― Кто считает тебя моей любовницей?
– Зачем тебе это знать? Чтобы угрожать им? ― Она закатывает глаза. ― Я не собираюсь говорить тебе, Антонио.
– Тебя это не беспокоит?
Она пожимает плечами. ― Этого не избежать. Ты ― король Венеции. Люди будут сплетничать.
Мне это все равно не нравится. Она замечает мое выражение лица, и на ее губах появляется улыбка.
– Ты хмуришься. Наш бедный официант выглядит испуганным. Давай сменим тему. Теперь снова моя очередь задавать вопрос. Я навела о тебе справки. Согласно Интернету, ты встречался с огромным количеством женщин, но никогда не состоял в отношениях.
– А где вопрос?
– Это правда?
– Да.
Она наклоняется вперед, почти не обращая внимания на второе блюдо.
– Почему?
– Я никогда не встречал никого, с кем хотел бы иметь отношения.
– Это не настоящий ответ, ― обвиняет она. ― Ты хочешь сказать, что в этой длинной череде женщин никогда не было никого, с кем ты мог бы остепениться? Почему?
– Может быть, меня преследовали воспоминания о девушке с зелеными глазами и бутылкой водки.
Лучия втягивает воздух.
– О. ― Ее голос дрожит. ― Теперь твоя очередь.
– Почему ты избегаешь отношений?
Она теребит свою салфетку.
– Ты уже знаешь, почему.
– Знаю? Скажи мне еще раз.
– Любовь ― это боль, Антонио. Любовь ― это потеря. Однажды я уже все потеряла. Я не буду рисковать снова.
– Вместо этого ты паникуешь, когда заболевают твои друзья. Но в конце концов мы все умрем, Лучия. Смерть не делает различий. Важно то, что мы делаем с тем временем, которое нам отведено. ― Я удерживаю ее взгляд. ― Лучше рискнуть с любовью, чем прожить жизнь без нее.
Глава 20
Лучия
Я хочу возразить. Сказать ему, что он не понимает, о чем говорит. Убедить его, что он не в состоянии понять, что я чувствую.
Но ведь это неправда, не так ли? В отличие от меня, Антонио никогда не знал своих родителей. У него нет хороших воспоминаний, которые могли бы утешить его в плохие дни. Он не знал тепла материнских объятий, крепкой хватки отцовской любви.
Неужели он прав? Неужели я трусиха? Не лучше ли погрузиться в отношения и рискнуть разбить свое сердце?
Я молча доедаю, мои мысли в смятении. Официант ставит перед нами десерт и удаляется.
– Ты задумчива, ― говорит Антонио.
Я криво улыбаюсь ему.
– Ты показал мне перспективу. Я пытаюсь осознать это. ― Я опускаю взгляд на тарелку, стоящую передо мной. Кремово-фруктовая феерия подана в изящной креманке с сахарной пудрой. ― Это так красиво. Я почти не могу заставить себя съесть это.
– Иди сюда. ― Он усаживает меня на свободное место рядом с собой. Я опускаюсь рядом с ним, и он притягивает меня к себе так, что моя спина упирается в его грудь. Он теплый, твердый и успокаивающий.
Он целует мою шею, его щетина колет мою кожу. Ощущения наслаиваются на ощущения, и мне это нравится.
Он протягивает мне ложку с кремовой феерией.
– Открой рот.
Я уже кончила. Я должна быть удовлетворена. Но, услышав его слова, по мне пробегает дрожь чистого возбуждения.
Я медленно выдыхаю.
– Забавно, ― говорю я. ― Когда я представляла, как ты говоришь мне эти слова, это происходило совсем при других обстоятельствах.
Он низко рычит, и его хватка вокруг меня усиливается.
– Ты знаешь, что значит быть королем Венеции? ― хрипит он мне в ухо. ― Я могу трахнуть тебя прямо здесь и сейчас, и все сделают вид, что ничего не происходит.
Желание проносится сквозь меня приливной волной, оставляя меня напряженной и возбужденной.
– Эксгибиционизм ― это один из твоих кинков? ― Я проглатываю десерт, который он протягивает, и стону. Это не совсем непроизвольная реакция. Десерт очень вкусный, но я намеренно преувеличиваю. Я играю с огнем и готова сгореть.
– Только не с тобой. Если кто-нибудь здесь посмотрит на тебя, я могу его убить.
Если бы у меня был хоть какой-то здравый смысл, эти слова должны были бы привести меня в ужас. Но это не так. Они разжигают мою похоть, как катализатор, вылитый на уже бушующий огонь.
И он это чувствует.
– Ты закончила с десертом? ― требует он. Он встает на ноги и поднимает меня. ― Пойдем. Я отвезу тебя домой, привяжу к своей кровати и буду трахать до умопомрачения.
В субботу мы не продвинулись дальше моей гостиной. На этот раз он торопливо тащит меня по лестнице в своем доме и распахивает дверь своей спальни. Я едва успеваю мельком взглянуть на свою картину на его стене, прежде чем он раздевает меня догола и бросает на кровать.
В субботу, когда мы трахались, это было жестко и быстро. Но не сегодня. Антонио сбрасывает с себя одежду и накрывает мое тело своим. Его поцелуи долгие и одурманивающие, его член мощный и твердый между моих бедер. Его пальцы скользят по моим изгибам и ласкают контуры моего тела. Он пощипывает мои соски, и я сдерживаю вздохи чистого удовольствия.
