Текст книги "Воровка (ЛП)"
Автор книги: Тара Кресцент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
– Не смей. Оно мне нравится.
Мы женимся через две недели. Это закрытая, скромная церемония, на которую приглашены только самые важные для нас люди. Энцо и Татьяна, конечно же, присутствуют, как и Данте, Валентина, Хуан, Томас и Леонардо. Антонио пригласил Агнес и Лиама, менеджера «Казановы».
– Он ужасно торгуется, ― притворно ворчит он. ― Я продал ему «Казанову» слишком дешево. Не могу поверить, что пригласил этого ублюдка и на свою свадьбу.
Агнес очень рада приглашению, но не очень рада тому, что мы не позволили ей готовить.
– Мы просто хотим, чтобы вы насладились свадьбой, ― настаиваю я. ― Как наша гостья.
Она неохотно соглашается, хотя я уверена, что часть моего блеска померкла в ее глазах. Агнес любит готовить своим людям.
Валентина – моя подружка невесты, а Анжелика – цветочница. Я также приглашаю Альвизу Занотти, Клаудию и Мириам, а также Розу, которая занимается моим свадебным платьем.
– Две недели, ― ворчит она на меня через полный рот булавок во время первой примерки. ― К чему такая спешка? Ты беременна?
Валентина захлебывается бокалом шампанского, выглядя так, будто она вот-вот разразится смехом.
– Нет? ― спрашивает она, когда перестает кашлять. ― Ты так ничего и не сказала.
Я смотрю на них обеих.
– Нет, спасибо. Но мы хотим небольшую свадьбу, и я не вижу причин ждать. А теперь прекратите монополизировать шампанское и налейте мне бокал.
Мы не хотим ждать, это правда. Но это не единственная причина. Я хочу выйти замуж зимой. Десять лет назад мои родители умерли в это время года, и я хочу заменить это воспоминание на более счастливое. Это не значит, что я забуду об их смерти, и уж точно не значит, что я не скучаю по ним каждый день.
Но это напоминание о том, что в жизни есть и горечь, и сладость. И радость, и печаль, и именно эта двойственность делает нас людьми.
По этой же причине мы женимся в Il Redentore. Мы с Антонио не религиозны, но это церковь, в которую его подбросили в младенчестве. Теперь, каждый раз, когда он будет проходить мимо нее, это будет не единственным его воспоминанием.
К черту прошлое. К черту демонов. Мы сами создадим свое будущее, и оно будет прекрасным.
В ночь перед свадьбой я лежу в постели с Антонио. Знаю, что по традиции я должна провести эту ночь без него, но не вижу в этом смысла.
– У меня есть для тебя подарок, ― говорит он. Его взгляд встречается с моим, и на его губах появляется улыбка. ― Жена.
– Муж. ― Я пробую это слово, и во мне вспыхивает чувство собственничества. Да. Мой муж. Мой. ― Еще один подарок? Антонио, мы это уже обсуждали.
– Нет, это ты обсуждала. ― Он протягивает мне маленькую прямоугольную коробочку. ― Открой ее.
Я хмуро смотрю на него.
– Если это снова драгоценности, то я собираюсь… – Я открываю крышечку, и мой голос срывается. ― Это ключ, ― говорю я в замешательстве. ― Ключ от чего?
– От музея. Ну, сейчас это пустое место на этаже над новым общественным центром. Но я надеюсь, что ты превратишь его в музей, который будет доступен каждому.
Музей, расположенный рядом с доком, где мы встретились, доступный для таких беспризорников, как он. Я в шоке смотрю на него.
– Ты хочешь, чтобы я создала твой музей?
– Почему ты так удивлена? Я уже сказал тебе, что хочу, чтобы этим занималась ты. Если только ты не сомневаешься, что справишься с этой задачей. ― Он одаривает меня лукавой улыбкой. ― Конечно, некоторые из моих коллекций… сомнительного происхождения, так что тебе придется придумать, как вернуть их владельцам. ― Он бросает взгляд на картину в моем шкафу. ― Начнем с Тициана, без сомнений.
Я созерцаю венецианский шедевр.
– Ты не будешь по нему скучать?
– Я думал, что буду. Но…
– Но?
– Но мне больше нравится картина, которую ты купила на рынке, та, что с цветами, ― говорит он со счастливой улыбкой. ― Она напоминает мне о тебе.
– Ты уже говорил это. Насколько я помню, в том же разговоре ты назвал меня энергичной. Как только Тициан вернется в музей, ты уже не сможешь изменить свое решение.
– Мне все равно, cara mia, ― говорит он. ― У меня на уме более важные вещи. ― Он прижимает меня к себе и ласкает мою грудь, пощипывая сосок. ― А теперь покажи мне, какой энергичной ты можешь быть.
Свадьба прекрасна. Церковь прекрасна. Валентина и Роза проделали потрясающую работу, украсив все. Алтарь изобилует благоухающими белыми розами и лилиями, среди которых стоят высокие свечи. Гирлянды зелени обвивают мраморные колонны, а небольшие композиции из роз украшают скамьи. После недели пасмурной погоды выглянуло солнце, пробиваясь сквозь окна и наполняя церковь светом.
Анжелика идет к алтарю в кремовом шелковом платье с кружевной отделкой и диадемой в волосах, выглядя при этом как сказочная принцесса.
Скоро зазвучит музыка, и настанет время выйти замуж за человека, которого я люблю.
Антонио
Лучия – это видение в шелке цвета слоновой кости. Она скользит ко мне, ее волосы мягкими волнами рассыпаются по плечам, а в зеленых глазах светится нежность. Позади нее распахиваются двери церкви, Венеция сверкает на заднем плане, золотая жемчужина, переливающаяся в сапфировом море. Но сегодня я смотрю не на свой город, а на свою великолепную, прекрасную воровку.
Моя невеста.
Моя.
Она идет ко мне, каждый шаг приближает ее. И я понимаю, что не могу стоять на месте, не могу ждать. И я устремляюсь к ней, не обращая внимания на поднятую бровь священника.
– Моя маленькая воровка, ― бормочу я, прижимаясь к ее щеке.
Она действительно делает это.
Она выбирает меня.
Она поднимает глаза.
– Антонио, ― шепчет она. ― Что ты делаешь?
– Женюсь на тебе.
В ее глазах появляется дерзость.
– Чего же мы тогда ждем? Пойдем и сделаем это.
Это моя Лучия. Я подношу ее руку к своим губам, и мы идем, рука об руку, к немного растерянному священнику.
Прошлой ночью, в постели, мы заключили пари.
– Ты будешь плакать, ― предсказал я. ― Ты можешь притворяться, но я знаю тебя, tesoro. Ты будешь плакать, когда будешь произносить свои обеты.
Но оказалось, что я ошибался.
В церкви, где меня бросили младенцем, в окружении людей, которых я считаю своей семьей, я смотрю в зеленые глаза любимой женщины и обещаю быть рядом с ней в болезни и здравии. Я обещаю любить, чтить и лелеять ее до конца своих дней. И когда она повторяет те же обещания, держа свою руку в моей, плачет не Лучия. Это я.
И, как ни странно, меня это не беспокоит.
– Ладно, это смешно. ― Я бросаю взгляд на двух разъяренных членов моей организации. У Данте и Валентины всегда были бурные отношения, но каким-то образом все обострилось до полного хаоса. Я предполагал, что они переспят друг с другом во время событий с Верратти и снимут сексуальное напряжение, но нет. Последние четыре недели они огрызаются друг на друга со все большей ядовитостью.
– Сегодня первый день после моей свадьбы, ― продолжаю я. ― Через три часа я уезжаю в медовый месяц. И вместо того, чтобы лениво завтракать с Лучией, я оказываюсь здесь. ― Мой язвительный взгляд падает на Данте, а затем на Валентину. ― Занимаюсь вашими мелкими разборками.
Хуан морщится в знак сочувствия, пока я не фокусируюсь на нем, и быстро возвращает свое выражение лица к нейтральному.
– Этот последний провал в Паскале. ― Я опускаю взгляд на отчет Томаса. ― Может, кто-нибудь из вас объяснит, что пошло не так?
– Я сказала Данте… ― начала Валентина.
– Валентина не стала слушать… ― Данте перебивает.
– Хватит, ― огрызаюсь я. ― Это не гребаная детская площадка, а вы двое – не капризные малыши. ― Я смотрю на них с разочарованием. Все, чего я хочу, – это провести медовый месяц, зная, что моя организация все еще будет существовать, когда я вернусь. Но с Валентиной и Данте в их нынешнем состоянии это не гарантировано.
Пришло время для решительных действий. Я не люблю напоминать о своей роли, но если в этом когда-то и была необходимость, то только сейчас.
– Я устал от этого, ― говорю я, наклоняясь вперед и устремляя на них свой взгляд. ― Очевидно, что между вами есть сексуальное напряжение.
– Сексуальное напряжение? ― Валентина краснеет. ― Между мной и Данте? При всем уважении, Дон, даже если бы он был последним мужчиной в городе, нет.
– И не мечтай, ― усмехается Данте.
– Я рад слышать это от тебя. ― Я дьявольски улыбаюсь. ― Потому что вы работаете вместе. Данте, ты начальник Валентины. Если бы у нас был отдел кадров, они бы сошли с ума от домогательств на рабочем месте.
На лице Валентины мелькает чувство вины.
– Он не…
– Я не закончил. ― В моем голосе звучит сталь. ― Ваши личные проблемы подрывают моральный дух команды. Поэтому я запрещаю это делать.
Данте вскидывает голову.
– Что?
– Вы оба утверждаете, что не заинтересованы друг в друге, так что это не должно быть проблемой. Для ясности – никаких свиданий. Никаких уютных, интимных бокалов вина после того, как Анжелика ляжет спать. Никаких встреч украдкой и никакого секса. ― Томас сосредоточенно читает что-то в своем телефоне, а Лео старается не рассмеяться, видя, как растерялись Данте и Валентина. ― Я все это запрещаю.
Когда я возвращаюсь, Лучия уже пьет кофе.
– Что это было за чрезвычайное происшествие? ― спрашивает она.
Я рассказываю ей, и она начинает смеяться.
– О, ты злой, ― говорит она. ― Если что-то и заставит этих двоих – двух самых упрямых людей, которых я знаю, – прозреть и понять, что они идеально подходят друг другу, так это то, что ты сказал им «нет». Сделал это запретным плодом. ― Она наклоняет голову. ― Ты это спланировал?
– Конечно. После того как они твердили, что ненавидят друг друга, они вряд ли могли протестовать против моего приказа. Ты бы видела их лица.
– Такой хитрец. ― Она целует меня. ― Я люблю тебя. Кстати, не то чтобы я жаловалась, но через два часа мы уезжаем. Ты скажешь мне, куда мы едем?
Я сдерживаю улыбку. Оказывается, Лучия ненавидит сюрпризы. Я предложил спланировать медовый месяц и сказал, чтобы она взяла две недели отпуска и собрала теплые вещи, и с тех пор она пытается понять, что я придумал. Это сводит ее с ума.
– Конечно. Я протягиваю ей конверт.
Она хмурится.
– Что в нем? Это не может быть билет на самолет, так больше никто не делает.
– Я могу тебе сказать, ― иронично отвечаю я. ― Или, и это просто предложение, ты можешь открыть его.
Она закатывает на меня глаза.
– Одни комедианты вокруг, ― ворчит она. Затем достает содержимое конверта и озадаченно хмурится. ― Так, это что-то вроде чертежа, несколько листов с цифрами, еще один чертеж… На что я смотрю?
– План ограбления. – Чем еще мы можем заняться в медовый месяц? Кроме секса, конечно. И поверьте мне, его у нас будет предостаточно. Но когда мы не в постели… Мы же воры, в конце концов. ― В медовый месяц я подумал, что мы могли бы слетать в Англию и ограбить Артура Кинкейда. Что скажешь, cara mia? Все тридцать семь украденных картин одним махом?
Она смотрит на меня, потрясенная, а потом смеется.
– Лучшая. Идея. Из всех. ― Она качает головой, в ее глазах пляшет веселье. ― Ты сумасшедший, ты знаешь об этом? Да, абсолютно.
БОНУСНЫЙ ЭПИЛОГ
Медовый месяц
Лучия
Вы когда-нибудь заходили в самолет, не имея при себе ничего, кроме сумочки? Я тоже.
Пока не встретила Антонио.
Король Венеции позаботился о том, чтобы наш багаж доставили в аэропорт. Когда мы прилетим, нас проводят в отдельный терминал. Мне не придется толпиться в основном аэропорту среди других пассажиров. Мне не нужно снимать обувь и куртку, чтобы пройти контроль, не нужно упаковывать туалетные принадлежности в крошечные контейнеры, не нужно с трудом втискивать ноутбук в серую пластиковую корзину. Это откровение.
Мы поднимаемся по трапу к ожидающему нас самолету. Я вхожу внутрь, и интерьер заставляет меня открыть рот.
В последний раз, когда я летела в Будапешт, самолет был набит людьми как сардинами. Проходы были настолько узкими, что мне приходилось поворачиваться боком, чтобы пройти по ним. (Ладно, все было не так плохо, как я рассказываю; Антонио настоял на повышении класса обслуживания, и я полетела первым классом).
Здесь все иначе. В салоне самолета Антонио ощущается слабый аромат дорогого одеколона и богатой кожи. Велюровый ковролин оттенка темного шоколада смягчает мои шаги. Восемь удобных кресел манят, их карамельный цвет сияет, как жидкое золото. Кресла стоят лицом друг к другу, между ними – полированный деревянный столик.
Стюардесса встречает нас с улыбкой.
– Синьор Моретти, добро пожаловать на борт.
Антонио обнимает меня за талию.
– Спасибо, Джессика. Это моя жена, Лучия.
Жена. Кажется, меня впервые представили, как его жену, и это вызывает во мне дрожь удовольствия.
– Очень приятно познакомиться с вами, синьора Моретти, ― говорит Джессика. ― Могу я взять вашу сумку и принести вам что-нибудь выпить?
Антонио целует меня в висок.
– Моя жена любит просекко, ― говорит он Джессике. ― Лучия, позволь мне поздороваться с Мэтью, и я скоро вернусь.
– Хорошо.
Джессика исчезает, чтобы пристроить мою сумочку. Я стою в проходе и любуюсь сдержанной, неброской роскошью самолета. Кажется, я впервые осознаю, насколько богат человек, за которого я вышла замуж.
Не поймите меня неправильно, дом Антонио в Giudecca прекрасен. Но это не значит, что у него там целая армия слуг, которые выполняют его приказы. Ему помогает только Агнес, и она не живет в доме, а просто приходит на пару часов каждый день, чтобы приготовить еду и сделать легкую уборку.
Но этот самолет? Это роскошь и богатство, на порядок превосходящие все, с чем я сталкивалась.
Антонио возвращается из кабины.
– Ты выглядишь так, будто готова сбежать.
– Мы не заключили брачный контракт, ― бурчу я и машу рукой вокруг. ― Ты должен был заставить меня подписать его. Ты должен был защитить себя.
Он смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова.
– Лучия, почему я должен защищаться от тебя? Все, что у меня есть – твое. ― Он кладет руку мне на спину и направляет меня к сиденью. ― Нам нужно пристегнуться для взлета. Когда мы окажемся в воздухе, сзади есть кровать, если ты захочешь вздремнуть. Джессика может ее для тебя подготовить. ― Он подмигивает. ― Не похоже, что ты много спала прошлой ночью.
Нет, не спала, и виноват в этом Антонио. Я закатываю глаза.
– Можешь ли ты быть еще более самодовольным?
– Самодовольным? Я? Ты меня ранила, Лучия. ― Мы пристегиваемся к своим креслам, и Антонио наклоняется вперед, его глаза сверкают. ― У тебя когда-нибудь был секс в самолете?
Никогда. По мне пробегает дрожь предвкушения. У нас нет времени на сон, до Лондона всего несколько часов, но я могу придумать и другое применение кровати. В конце концов, у нас медовый месяц.
А еще есть работа.
– Мы должны спланировать ограбление, ― подавленно говорю я. ― К тому же, разве ты не насытился мной прошлой ночью?
– Насытился? Ты, конечно, шутишь, Лучия.
Меня осеняет случайная мысль.
– А как насчет тебя, был ли у тебя секс в самолете?
Он качает головой.
– Ты уже должна знать, что моя жизнь не так интересна, как о ней пишут таблоиды. ― Его глаза смотрят на меня, искушая. ― Это будет впервые для нас обоих.
Самолет взлетает. Как только пилот дает добро, Антонио похлопывает себя по коленям.
– Мне нравится, как эти штаны для йоги обтягивают твою задницу. Иди сюда.
Джессика сидит в алькове и не видит нас.
– У нас есть работа, ― протестую я, но даже мне слышно, что в моем голосе не хватает убежденности.
– Садись ко мне на колени, и мы сделаем это.
Он откинулся на спинку кресла, его бедра раздвинуты. Он выглядит мощным, доминирующим и невероятно привлекательным.
Он полностью выздоровел. Врачи разрешили ему вернуться к любой деятельности. Я же сомневаюсь, не желая вновь испытать муки той ночи, которую я провела в приемном покое больницы, не зная, будет ли Антонио жить или умрет.
Но наши отношения научило меня тому, что я не могу жить в страхе.
И я скучала по этому. Я скучала по нашим играм.
Я отстегиваю ремень безопасности и перебираюсь к нему.
– Как бы вы хотели меня, сэр?
– Вопрос с тысячей заманчивых ответов. ― Он задумчиво смотрит на меня. ― Сядь. Лицом ко мне. Широко раздвинь ноги.
Я подчиняюсь без колебаний, мое сердце колотится от предвкушения.
– Хорошая девочка, ― говорит он, и я чувствую, как по спине пробегают мурашки. ― Давай обсудим ограбление.
Черт. Типичный Антонио. Он уже знает, что я не могу думать, когда он прикасается ко мне, и все же он говорит это, ожидая, что я буду планировать крупную кражу произведений искусства. Я стискиваю зубы и делаю все возможное.
– У меня не было возможности просмотреть конверт с документами, который ты мне дал. Что это за чертежи?
Он расстегивает пуговицы на моей рубашке и распахивает ее. Его руки обхватывают мою грудь, крепко сжимая ее.
– Через два дня Артур Кинкейд будет отмечать свое 80-летие в кругу близких друзей. Он устраивает домашнюю вечеринку в своем шотландском замке.
Чертежи замка. Понятно. Я прикусываю губу, пытаясь сосредоточиться на задаче.
– Домашняя вечеринка? Это что, роман эпохи Регентства?
– Ты читаешь романы? ― В голосе Антонио слышатся нотки веселья. ― Я каждый день узнаю о тебе что-то новое. У тебя есть любимая книга?
– Ну, есть одна, в которой героиня угрожает застрелить героя… ― В моем голосе слышен намек. ― Мне всегда она нравилась.
Он смеется, его дыхание согревает мое ухо, а большим пальцем он нежно поглаживает вершинки моих сосков.
– Картины хранятся в надежном месте в Лондоне с тех пор, как ты украла его Караваджо, но на день рождения Кинкейда их перевезут в Шотландию. Он собирается выставить все тридцать семь работ в своем бальном зале.
– Бальный зал. Я определенно попала в исторический роман. Там будет богатый герцог, живущий затворником, у которого на удивление хорошие зубы?
– Что?
Антонио, очевидно, никогда не читал романы в стиле регентства.
– Неважно. Значит, он их открыто демонстрирует. ― Я с отвращением качаю головой. ― Он чувствует себя безнаказанным, потому что считает, что происхождение украденного им искусства неизвестно. Он думает, что все записи были утеряны, уничтожены нацистами.
Губы Антонио касаются моего уха.
– Но?
Я ерзаю на его коленях.
– Я провела свое исследование. Мы с Валентиной отследили принадлежность двадцати девяти из тридцати семи картин.
– Почему ты не предупредила власти?
– Антонио Моретти предлагает мне позвонить в полицию. Я каждый день узнаю о тебе что-то новое. ― Я задыхаюсь, когда он щиплет сосок, и пытаюсь не растерять свои мысли. ― Что бы я сказала властям? Артур Кинкейд отвратительно богат и имеет весомые политические связи. Как копы получат ордер на обыск его дома? У них нет достаточных оснований.
– Верно. Надо иметь в виду. ― Он развязывает шнурок на моих штанах для йоги и просовывает руку за пояс. Он прижимается губами к моей шее, а его рука движется вниз по моему животу.
О, черт, да.
– У нас есть чертежи, ― вздыхаю я. ― Что еще?
– День рождения начинается с вечеринки, ― говорит он, нащупывая мой клитор уверенными пальцами. ― Я приглашен.
– Приглашен? ― Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. ― Как? Почему?
Его улыбка медленная и лукавая.
– Я передал ему информацию о воре, который украл его Караваджо. Теперь я новый лучший друг Кинкейда. Это мой способ попасть внутрь.
– Твой путь, а не наш? Ты же не пытаешься оставить меня в стороне от этого дела? ― Кажется, я обиделась. ― Единственная причина, по которой ты смог так быстро собрать эту информацию, заключается в том, что у нас с Валентиной уже было досье на Кинкейда.
– Оставить тебя в стороне? ― Он поглаживает мой набухший клитор. ― Я не дурак, cara mia.
Горячая волна возбуждения захлестывает меня.
– Хорошо, ― говорю я, успокаиваясь. ― Это хорошо. А что насчет…
– Позже. ― Он берет мой подбородок и тянет к себе. Его губы находят мои, его язык проникает в мой рот и встречает мой стон. ― Сначала, маленькая воровка, я заставлю тебя кончить.
Он обводит мой клитор, медленно и неумолимо. Снова и снова, снова и снова, постоянный ритм сводит меня с ума, подталкивает к краю. Антонио зажимает мой налившийся сосок между большим и указательным пальцами, и все мое тело напрягается в ответ.
– Антонио, пожалуйста… – Я ерзаю на его коленях, отчаянно нуждаясь в трении, в облегчении.
Антонио ухмыляется и прижимается губами к моему уху.
– Такая хорошая девочка. Хочешь кончить, tesoro?
Я чувствую, как его член упирается мне в задницу, и это еще больше разжигает меня.
– Да, ― задыхаюсь я. ― Пожалуйста.
Он отпускает мой сосок и вводит в меня один палец, глубоко и сильно. Я вскрикиваю и прислоняюсь головой к его плечу. Кульминация накатывает на меня с силой приливной волны. Я стою на краю пропасти, мое тело напряжено, дыхание неровное.
И тут оргазм сметает меня, толкая за край.
Миллион острых игл наслаждения пронзают меня, и я падаю.
Я лечу.
Антонио продолжает нежно гладить меня, пока мое дыхание замедляется, а содрогания стихают.
– А теперь, ― говорит он, когда я прижимаюсь к нему, удовлетворенная и приятно ошеломленная, ― что ты говорила об ограблении?
Как, по его мнению, я должна думать?
– Антонио, я вижу одну большую проблему. Как мы покинем отдаленный шотландский замок с тридцатью семью картинами? Мы не сможем сделать это без посторонней помощи.
Я не люблю работать с другими людьми, Валентина – редкое исключение. Вопреки тому, что можно увидеть в фильмах, среди воров нет чести. Можно сказать, что у меня проблемы с доверием.
– У нас есть свой человек, Николас. Скоро ты с ним познакомишься. Что касается остального… ― Антонио достает из пачки водительские права и протягивает мне. Я изучаю их. ― Это права штата Массачусетс, выписанные на имя Марии Д’Эспозито. ― Как у тебя дела с бостонским акцентом?
Мария Д’Эспозито – инсталлятор произведений искусства. Она – я – заберет картины из хранилища и повесит их в бальном зале.
Я приезжаю в замок в два часа дня в день события. Меня встречает высокий чернокожий мужчина лет тридцати.
– Николас Бассет, ― говорит он, пожимая мне руку. ― Я помощник мистера Кинкейда.
– Мария Д’Эспозито, ― отвечаю я. ― Приятно познакомиться. ― Это наш информатор?
Как Антонио добрался до помощника Артура Кинкейда? Я не знаю Николаса; его не было в штате Кинкейда в прошлом году, когда я украла Караваджо. Поверьте, я бы запомнила. У этого человека ангельское лицо.
– А это Эдит Фрост, ― представляет Николас женщину, стоящую рядом с ним. ― Она будет работать с вами.
Эдит мне знакома. Она – новая глава службы безопасности Кинкейда, ее повысили после того, как предыдущего парня уволили в результате моего ограбления. Она невысокого роста, приятно пухленькая и похожа на снисходительную бабушку.
Внешность может быть обманчивой.
– Очень приятно, ― говорит она ровно.
– Я ожидал увидеть вашего партнера, Джейсона Флетчера, ― говорит Николас. ― Жаль, что он не смог приехать.
Джейсон взял взятку в двадцать тысяч фунтов, чтобы я его заменила. Настоящая Мария Д’Эспозито работает на него, но, к счастью для меня, Мария считает, что технологические компании хотят украсть ее данные – и она не ошибается, – и поэтому не пользуется социальными сетями. У нее также никогда не было фотографии на сайте компании.
Мое прикрытие не выдержит тщательного расследования, но, к счастью, Николас на нашей стороне. Не так ли?
– К сожалению, у Джейсона желудочное расстройство, ― спокойно отвечаю я. ― Он позвонил мне в два часа ночи. Бедняга, у него был ужасный голос.
– Нам повезло, что вы смогли заменить его в последний момент, ― отвечает Николас. Эдит просто зыркает на меня.
Я одариваю их обоих безразличной улыбкой.
– Мистер Кинкейд – очень хороший клиент. Мы стараемся угодить.
Эдит вклинивается.
– Картины были доставлены пару часов назад. Они в хранилище. Следуйте за мной.
Кинкейд определенно параноик. Кроме лондонского хранилища, взломать которое нам не под силу, в замке есть еще одно хранилище. Оно не такое неприступное, но все равно достаточно проблемное, чтобы мы не стали пытаться.
Я спускаюсь за Эдит в подземелье. Она вводит двенадцатизначную комбинацию на клавиатуре, и тяжелая дверь хранилища распахивается. Она жестом приглашает меня войти.
– Картины внутри.
Хранилище размером с небольшую комнату, десять на двенадцать футов. С одной стороны – ряд стальных шкафчиков. С другой стороны, на металлической тележке сложены тридцать семь картин.
– Отлично, они уже загружены. Это облегчит мне работу.
Эдит не улыбается.
– Хорошо. У вас есть два часа.
Я приступаю к работе, развешивая картины, Эдит молчаливо стоит позади меня. Я еще не встречала Кинкейда, да и не ожидала этого. Миллиардеры обычно не встречаются с ассистентами.
Примерно через час после начала работы раздается громкий звук. Вот он, мой сигнал. Отдаленный грохот взрыва эхом разносится по хранилищу.
– Какого черта? ― ругается Эдит. Она хватает телефон и звонит. ― Суреш, что происходит?
Прежде чем она успевает ответить, раздается звук еще одного взрыва. Эдит колеблется. Она смотрит на меня, потом в окно, а потом принимает решение.
– Оставайся здесь, ― приказывает она. ― Продолжай работать. Никаких глупостей. За тобой следит камера.
Как только Эдит скрывается из виду, я начинаю снимать картины со стены. Через минуту Антонио присоединяется ко мне в бальном зале, катя за собой тележку. На нем кепка, скрывающая лицо.
Я бросаю на него удивленный взгляд.
– Ты ведь знаешь, что у Валентины камеры под контролем, не так ли?
– Старые привычки умирают с трудом. Вот, давай повесим их.
Это фальшивки, которые мы повесим вместо оригиналов.
– Ты так и не сказал мне, кто делает эти копии.
Он ухмыляется.
– Нет, не сказал, и это сводит тебя с ума, не так ли? ― Он вешает на стену подделку Джузеппе Аванци. ― Мой старый контакт, к сожалению, больше не доступен. На этот раз я воспользовался принтером.
– Принтером? ― Я смотрю на него через плечо. ― Серьезно?
– С помощью технологий можно делать удивительные вещи, особенно если картины должны пройти лишь беглый осмотр.
– А Эдит Фрост ничего не знает об искусстве. Умно. ― Я вешаю Веронезе и перехожу к следующей картине. ― Никогда о таком не слышала.
– О печати картин на принтере, ты имеешь в виду? Я увидел это в телешоу.
Не проходит и пяти минут, как мы заканчиваем менять картины местами, и Антонио грузит оригиналы в свою тележку.
– Ты все еще не сказал мне, что собираешься с ними делать, ― замечаю я.
Он смеется.
– Это сюрприз, маленькая воришка. Но поверь мне, тебе это очень понравится.
Я хочу уйти, как только заканчиваю, но Эдит сообщает мне, что я должна остаться до воскресенья, чтобы демонтировать инсталляцию.
– Но это же все выходные, ― протестую я.
– Это обсуждалось с мистером Флетчером. Разве он не поставил вас в известность об этом?
Она смотрит подозрительно, и последнее, что мне нужно, это чтобы она связалась с Флетчером.
– Без сомнения, это вылетело у него из головы. Учитывая обстоятельства, разве можно его винить?
Николас появляется как раз в тот момент, когда я это говорю.
– Что происходит? – спрашивает он.
– Мисс Д’Эспозито не знала, что останется на выходные.
Николас поднимает бровь.
– Без сомнения, Флетчер был слишком занят, чтобы сообщить вам об этом, ― говорит он. Спасибо, Николас. ― Вы остановились в деревенском пансионе, да? Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь забрал ваши вещи. И конечно, вы приглашены на вечеринку сегодня вечером.
Черт побери. В какой-то момент Кинкейд обнаружит кражу, и я предпочла бы оказаться в самолете в Лондон до того, как это произойдет. Но, похоже, этого не будет.
– Спасибо, ― говорю я покорно. ― Это очень любезно с вашей стороны.
На вечеринку приглашены восемьдесят самых близких и дорогих друзей Артура Кинкейда. Я сижу в углу в своем темно-синем платье, потягивая бокал содовой, и наблюдаю, как миллиардер приветствует своих богатых и состоятельных коллег.
Затем в комнату входит Антонио.
Даже в этом собрании элиты он выделяется. Черно-красная клетчатая кепка исчезла. Его угольный костюм безупречен, подчеркивая широкие плечи и узкую талию. Я смотрю на него, теребя золотое кольцо на пальце, и меня охватывает собственническое чувство. Мой, думаю я. Мой муж.
Артур Кинкейд сияет от удовольствия.
– Мистер Моретти, я так рад, что вы смогли присутствовать.
– Я бы ни за что не пропустил это событие, ― отвечает Антонио. ― И, пожалуйста, зовите меня Антонио.
Вечеринка начинается. Официанты в белых рубашках перемещаются среди толпы, держа в руках подносы с шампанским и закусками. Гости переходят от картины к картине, восхищаясь представленной коллекцией. Женщина в тоге играет на золотой арфе на возвышении в центре бального зала, а жонглеры и фокусники перемещаются среди гостей, показывая фокусы и иллюзии, которые завораживают всех.
Честно говоря, это немного чересчур. Но, по крайней мере, еда вкусная. Я отхожу в сторону, мое внимание разделено между Антонио и Кинкейдом. В любую минуту…
Кто-то стучит вилкой о бокал. В бальном зале воцаряется тишина, и на подиум выходит ведущий, настраивая микрофон и прочищая горло.
– Дамы и господа, уважаемые гости, я рад приветствовать вас всех на этом особенном событии – праздновании восьмидесятилетия единственного и неповторимого Артура Кинкейда.
Гости аплодируют. Артур улыбается и кивает.
– Мистер Кинкейд, конечно, не нуждается в представлении, ― продолжает ведущий. ― Основатель и генеральный директор компании Kincaid Enterprises, он титан индустрии, филантроп и настоящий джентльмен. Он всю свою жизнь создавал возможности для других, наследие, о котором будут помнить последующие поколения.
Создавал возможности для других. Наследие, о котором будут помнить многие поколения. Кажется, меня сейчас стошнит.
Глаза Антонио встречаются с моими, и его губы подрагивают. Очевидно, я не так хорошо умею скрывать свои эмоции, как мне кажется.
Аплодисменты стихают, и ведущий поворачивается к миллиардеру.
– Артур, для нас большая честь быть сегодня здесь. От имени всех присутствующих я хотел бы поздравить тебя с днем рождения.
– Спасибо, Пол. ― Артур Кинкейд выходит в центр зала и оглядывается по сторонам. ― Спасибо, спасибо всем вам, ― говорит он. ― Я не могу выразить, как много это значит для меня – видеть столько дорогих друзей и коллег, собравшихся вместе для празднования. Оглядываясь на свою жизнь, я преисполнен благодарности…
Женщина вскрикивает.
Потому что итальянское искусство на стенах ― подделка? Краска на всех тридцати семи холстах исчезает, а вместо нее появляется скрытое послание.
АРТУР КИНКЕЙД ― НАЦИСТСКИЙ МАРОДЕР.
По залу проносятся возгласы, среди гостей раздается шокированный шепот. Артур Кинкейд выглядит потрясенным, а затем краснеет. Николас протискивается сквозь толпу и подходит к миллиардеру. При его появлении Кинкейд словно собирается с силами.
– Украдены, ― кричит он, пылая от ярости, и я начинаю смеяться. ― Все мои картины были украдены. Николас…
