Текст книги "Секретная история вампиров"

Автор книги: Танит Ли

Соавторы: Гарри Норман Тертлдав,Челси Куинн Ярбро,Майкл (Майк) Даймонд Резник,Брайан Майкл Стэблфорд,Джон Грегори Бетанкур,Даррелл Швайцер,Йен (Иен) Уотсон,Рон Гуларт,Кэрри Вог,Грегори Фрост
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Только ради обезвреживания самых крупных преступников. Я не обсуждаю вашу мораль и методы действий и буду благодарен, если вы не станете обсуждать мои качества.

– О'Брайен, Паскаль, Цукерман, – повторил фамилии Демосфен. – Готовьте ваши денежки, мистер Рузвельт.

– Я каждый день буду в своем кабинете.

– Не пойдет. – Прежде чем Рузвельт успел возразить, Демосфен поднял руку. – Эти люди прячутся днем и выходят лишь по ночам. И я буду ловить их ночью.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и вышел из комнаты.

Рузвельт вернулся в свою манхэттенскую квартиру и проспал большую часть пятницы. Он проснулся после полудня, плотно пообедал, а после захода солнца отправился в свой кабинет…

…и обнаружил на полу тело Антонио Паскаля.

«Проклятие! – подумал Рузвельт. – Я же говорил, что хочу видеть их живыми, чтобы допросить!»

Он внимательно осмотрел тело. Убитый казался еще более бледным, чем Демосфен. На шее Паскаля был повязан голубой шелковый платок. Рузвельт отодвинул ткань и увидел, что у него разорвано горло.

Вид трупа не шокировал Рузвельта. Он слишком часто занимался таксидермией и слишком много времени провел в диких местах, чтобы отворачиваться в ужасе или негодовании. Но он был озадачен. Может, у Демосфена имелась собака-убийца, о которой никто не упомянул? Рузвельт попытался восстановить в памяти их встречу. Неужели Демосфен не понял, что Рузвельт хотел получить информацию от предводителя банды?

Он вызвал наряд полицейских и приказал перенести тело в морг, а сам тяжело опустился в кресло. Как теперь добраться до Демосфена прежде, чем тот убьет еще одного человека, владеющего необходимой информацией?

Несколькими часами позже он все еще размышлял над возникшей проблемой, когда Демосфен, чей цвет лица стал более ярким и насыщенным по сравнению с предыдущей ночью, вошел в кабинет, наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку.

– Вы должны мне тысячу долларов, мистер Рузвельт.

– Это вы должны мне объяснение! – бросил Рузвельт. – Вы знали, что этот человек нужен мне живым, он обладал неоценимыми сведениями!

– Он оказал сопротивление, – спокойно пояснил Демосфен. – Я убил его в целях самозащиты.

– И горло вы ему разорвали тоже ради самозащиты? – сердито спросил Рузвельт.

– Нет, – ответил Демосфен. – Я вырвал ему горло, потому что мне так захотелось.

– Вы хоть понимали, что он нужен мне живым, что я не планировал его убивать?

– Прекрасно понимал.

Рузвельт достал из кармана небольшой пистолет.

– Тогда я должен арестовать вас как убийцу.

– Уберите эту игрушку, мистер Рузвельт, пока я на вас не рассердился, – невозмутимо произнес Демосфен. – Я отказываюсь от своего требования выдать тысячу долларов, и мы в расчете.

– Похоже, вы не поняли, – не соглашался Рузвельт. – Вы убили человека и должны ответить за это перед судом.

– Если вы не перестанете мне угрожать, я отниму у вас пистолет и сломаю его.

– Я бы не советовал этого делать.

– Мистер Рузвельт, если мне потребуется ваш совет, – сказал Демосфен, делая шаг вперед, – можете быть уверены, я вас об этом попрошу.

– Не приближайтесь, – угрожающе бросил Рузвельт.

– Позвольте мне самому решать, когда остановиться, – парировал Демосфен.

Рузвельт в упор выстрелил из пистолета в грудь высокого человека. Он даже слышал удар пули, попавшей в цель, но Демосфен на нее никак не отреагировал. Он сделал еще шаг, и Рузвельт прицелился и выстрелил ему точно между глаз, но снова безрезультатно. Наконец Демосфен протянул руку, вырвал у него пистолет и согнул дуло пополам.

– Кто вы, дьявол вас забери?! – крикнул Рузвельт, не в силах понять, что происходит.

– Я тот, кто собирается вместо вас очистить город, – невозмутимо ответил Демосфен. – С тех пор как я появился здесь в прошлом году, я делал это частным образом. Теперь намерен продолжать по подстрекательству комиссара полиции. Можете не платить мне денег, я получу свою долю с тех преступников, чье присутствие мы больше не намерены терпеть.

– Не говорите о нас как о партнерах, – потребовал Рузвельт. – Вы убили человека и предстанете перед судом.

– Я так не думаю, мистер Рузвельт, – ответил Демосфен. – Я совсем так не думаю.

Он повернулся и покинул кабинет. Рузвельт выскочил в коридор, заметил в дальнем конце троих полицейских и закричал им:

– Задержите этого человека! Применяйте любые необходимые средства!

Все трое бросились на Демосфена, но он расшвырял их, словно кегли. Прежде чем полицейские сумели подняться и возобновить преследование, он исчез.

– Дьявольщина, кто это был? – спросил один из копов, выплюнув окровавленные зубы.

– Я сам хотел бы это знать, – ответил Рузвельт, озадаченно нахмурившись.

«Ну хорошо, – думал Рузвельт, сидя за своим столом, где провел последние два часа после ухода Демосфена. – Он не мог видеть мой пистолет в Бувери. Эдит обязательно сказала бы мне, если бы в квартире побывал кто-то из посторонних. Следующая наша встреча произошла прямо здесь, так что он не мог испортить оружие. Он знал, что оно выстрелит, и знал, что не причинит ему никакого вреда.

А три офицера полиции, которые попытались его остановить? Он смахнул их с той же легкостью, с какой отмахиваются от жужжащих перед лицом насекомых. С кем же я связался?

Его действия беспрецедентны, и, если бы кто-то из полицейских мог наблюдать раньше нечто подобное, слух о нем наверняка бы до меня дошел. И все же он намекнул, что убивает людей уже в течение года. Возможно, это были преступники; среди них не принято заявлять об убийствах.

Но что все-таки происходит? Было бы легче всего объявить его сумасшедшим, но на меня он не произвел впечатления безумца».

Рузвельт вышел из-за стола и зашагал по кабинету. Внезапно он ощутил приступ клаустрофобии. Пора глотнуть свежего воздуха и истратить нервную энергию на пешую прогулку. Возможно, ходьба на свежем воздухе и несколько упражнений ненадолго выгонят из его головы мысли о Демосфене, а потом он сможет вернуться к проблеме со свежими идеями.

Внезапно он услышал с полдюжины пистолетных выстрелов и пронзительный вопль. Рузвельт ринулся вниз по лестнице к главному входу и увидел, что четверо его полицейских сгрудились вокруг пятого, неподвижно лежавшего на тротуаре. В нескольких футах от них лежало еще одно тело, такое же бледное, как тело Паскаля.

– Что здесь происходит? – резко спросил он, выходя наружу.

– Будь я проклят, если знаю, мистер Рузвельт, сэр, – отозвался один из офицеров. – Какой-то высокий тип, то есть действительно высокий и тощий, как жердь, появился ниоткуда и бросил перед зданием это тело. Мы подошли к нему и потребовали, чтобы он вошел внутрь и ответил на вопросы, но он отказался. Тогда Якобс подошел ближе и схватил его за руку, а этот тип швырнул его в фонарный столб. Сэр, Якобс весит не меньше двухсот фунтов, а до столба около двадцати футов. – Офицер немного помедлил. – Я думаю, что он мертв, сэр.

– Высокий тип?

– Якобс, сэр. Мы выхватили пистолеты и потребовали, чтобы он сдался, но он только рассмеялся и пошел прочь. Тогда мы открыли огонь. Ей-богу, сэр, мы попали в него четыре или пять раз, но он даже не вздрогнул.

– Пойдемте посмотрим, что за тело он нам принес, – сказал Рузвельт. – Вы его узнаете?

– Это Израэль Цукерман, главарь еврейской банды. – Офицер нахмурился. – По крайней мере, я так думаю.

– Вы не уверены?

– Мне помнится, Цукерман был смуглее, как если бы много времени провел под солнцем. Так выглядят жители средиземноморского побережья. А этот парень бледный, словно провел последние двадцать лет в тюрьме.

– Это Цукерман, – сказал Рузвельт. – Только не трогайте шарф на его шее, пока не внесете тело внутрь.

– Как прикажете, сэр.

К ним подошел второй офицер:

– Якобс мертв, сэр.

– У вас есть какое-нибудь объяснение случившемуся? – спросил Рузвельт.

Офицер отрицательно покачал головой:

– Это похоже на сюжеты дурацких книжек, которые сейчас все читают.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал Рузвельт.

– Это что-то вроде серии триллеров, в которых странное существо убивает людей и выпивает их кровь.

– Я не читаю популярную литературу, – неприязненно заметил Рузвельт.

– Ну, если вы передумаете, сэр, – продолжил офицер, – то его зовут Дракулой.

– Я от кого-то слышал это имя – раз или два, – без всякого интереса сказал Рузвельт.

– Это о типе, которого ничем не возьмешь, по крайней мере ночью. Он пьет человеческую кровь и…

– Хватит! – крикнул третий офицер, который осматривал труп Цукермана. – Я хочу еще не раз поужинать, прежде чем погибну.

– Извините, – бросил второй офицер.

– Ладно, – заговорил Рузвельт. – Давайте занесем этих несчастных внутрь, пока не взошло солнце и они не привлекли внимания прохожих. Доставьте обоих в морг и выясните, от чего погиб Цукерман, хотя я уверен, что и так это знаю. Да, пусть кто-ни-будь свяжется с вдовой офицера Якобса.

– Сэр, разве это не ваша обязанность?

– Обычно моя, но у нас убийца бродит на свободе, убийца, которого не останавливают пули. Я должен выяснить, что сможет его остановить. – Он немного помолчал. – Наверное, надо бы организовать охрану О'Брайена, хотя это вряд ли остановит того типа, а я не желаю больше терять офицеров, пока не выясню, как можно его победить.

Он вернулся в здание, поднялся по лестнице и забрал в кабинете свою шляпу и трость. Потом снова вышел наружу. Спустя несколько минут он уже шагал по Парк-авеню. Пройдя около мили, он свернул на Тридцать четвертую улицу, потом налево, к Лексингтону. Он осматривал город, размышлял над проблемой, перебирал в уме различные варианты действий и внезапно обнаружил, что уже наступил день.

Остановившись у киоска, Рузвельт взял газету и с удовольствием убедился, что ни об одном из убийств еще не написали, а потом обнаружил целую страницу с рекламой нового бестселлера «Дракула», той самой книжки, о которой говорили его офицеры. Он выждал, пока откроется ближайший книжный магазин, отыскал популярную новинку и просмотрел первые шестьдесят или семьдесят страниц.

Полет фантазии чистой воды. Хорошо написано, хотя автор не идет ни в какое сравнение с Остин или Бронте или с такими американцами, как Марк Твен или Уолт Уитмен. Но сходство между вымышленным Дракулой и вполне реальным Демосфеном было потрясающим, и Рузвельт вскоре положил книгу обратно на полку. Он решил дойти до библиотеки Астора и провести кое-какие исследования. Задача оказалась не из легких. Он обнаружил ссылки на Носферату, вампиров и других существ, но материалы казались настолько неправдоподобными, что он не видел в них пользы. И все же в них имелось кое-что, а больше он нигде не мог найти интересующих его сведений.

Он собрал на столе несколько книг и начал делать заметки, так же скрупулезно изучая легенды, как изучал труды по орнитологии или морской стратегии. Он начертил две колонки. В первую выписывал предположения, содержащиеся в трех или более источниках. Если трех упоминаний не находилось или они опровергались другим источником, сведения помещались во вторую колонку.

К вечеру в первой колонке осталось всего два пункта. По мере чтения все остальные «факты» и предположения вступали в противоречие с какой-то другой легендой или случаями, якобы имевшими место в жизни.

Для построения стратегии этого было немного, но Рузвельт понимал, что не может больше ждать. Демосфен не собирается прекращать убийства, а после того как он доставит труп О'Брайена, на следующую встречу рассчитывать не приходится.

На приготовления требовалось около получаса, и солнце уже склонялось к горизонту, но Рузвельт не рассчитывал увидеть Демосфена раньше полуночи. Все три предыдущие встречи проходили между полночью и рассветом.

Он зашел домой и поужинал с Эдит. Затем закончил приготовления, сказал Эдит, что, возможно, проведет в кабинете всю ночь, пообещал не спать в кресле, а найти кушетку и наконец покинул дом, прихватив кожаный портфель с книгой для чтения и пачкой личных писем, требующих немедленного ответа.

В кабинет он пришел около восьми часов пополудни и отдал приказ дежурным офицерам не пытаться задерживать Демосфена даже в том случае, если он принесет еще один труп. Полицейские посмотрели на него как на пьяного, но он был комиссаром полиции, так что им ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Рузвельт прошел в свой кабинет, уселся за стол и немедленно уничтожил все копии своих фотографий в компании Лысого и Одноглазого. В конце концов, рассудил он, эти двое выполнили все, что требовалось, хоть никто из них не мог даже предположить, к чему это приведет. Он всегда с удовольствием писал письма и следующие три часа провел за приведением в порядок своей корреспонденции. Затем взял в руки экземпляр последних африканских мемуаров Ф. С. Селоуса и начал читать. Вскоре он так увлекся, что не заметил, как в комнате появился кто-то еще, пока не услышал глухой стук упавшего на пол тела.

– О'Брайен, – объявил Демосфен, указывая на бледнокожий труп.

– Почему вы продолжаете приносить их мне? – спросил Рузвельт. – Ведь наше соглашение аннулировано.

– Мой моральный кодекс отличается от вашего.

– Ясно, – произнес Рузвельт, едва взглянув на тело. – Я хотел бы кое о чем у вас спросить.

– Попробуйте.

– Вы в самом деле убили Перикла и Софокла или это позднейшие измышления?

На лице высокого мужчины мелькнула холодная усмешка.

– А! Вы знаете. Конечно, как же иначе. Вы не похожи на других, мистер Рузвельт.

– Очень даже похож, – возразил Рузвельт. – Я человек. Это вы отличаетесь от других, Демосфен.

– Все они бараны.

– То есть скоты? – переспросил Рузвельт. – Некоторые ваши родичи довольствуются скотом. Вас это не устраивает?

Снова появилась улыбка.

– Вы хорошо подготовились, мистер Рузвельт.

– Не стану отрицать. Достаточно того, что я с трудом смог поверить, будто вы считаете единожды сбежавшего воина достойным прожить до следующей битвы.

– Ко мне это не относится, – пожимая плечами, бросил Демосфен. – Я не отступаю. Никогда.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Несмотря ни на что, хочу дать вам хороший совет, – продолжал Демосфен. – Как я догадываюсь, вы считаете, что узнали обо мне достаточно, чтобы вступить в борьбу. Не стоит верить всему, что обо мне говорят. К примеру, говорится, будто вампиры не могут пересекать водные пространства, и все же я пересек Атлантический океан ради новых просторов для охоты. Еще утверждают, что меня может убить солнечный свет, а я в полдень гуляю по Пятой авеню. Кое-кто уверен, что я не могу войти в здание без приглашения, но вам известно, что никто не приглашал меня сюда.

– Все это верно, – согласился Рузвельт. – И не относится к делу.

– Мистер Рузвельт, я вами восхищаюсь. Не делайте глупостей и не заставляйте меня причинять вам зло.

– Вы не сможете мне навредить, – сказал Рузвельт, поднявшись со своего места.

– Я предупреждаю вас… – не унимался Демосфен.

– Приберегите свои предостережения для тех, кто боится зверей, – прервал его Рузвельт. – Я уже говорил: я охотник.

– Мы оба охотники, каждый в своем роде, – сказал Демосфен. – Вы надеетесь лишить меня жизни при помощи своего хваленого винчестера? – добавил он, высокомерно усмехнувшись.

– Нет, – ответил Рузвельт, поднял свое оружие и занял позицию между Демосфеном и дверью. – Мы оба знаем, что пули на вас не действуют.

– А! – с улыбкой воскликнул Демосфен. – Вы рассчитываете забить меня до смерти своей прогулочной тростью?

– У меня есть девиз, – сказал Рузвельт. – До этого момента я делился им только с несколькими людьми, но когда-нибудь объявлю всем, поскольку он хорошо служил мне в прошлом и еще лучше послужит сегодня ночью. – После небольшой паузы он продолжил: – Говори негромко и носи с собой большую дубинку. – Он сдернул с прогулочной трости металлический наконечник и обнажил заостренный конец, отточенный накануне вечером. – Вот моя большая дубинка.

– Так вам и это известно, – невозмутимо произнес Демосфен. – А никто из ваших учителей не говорил, как можно вонзить деревянный кол в сердце человека, в пятьдесят раз превосходящего вас по силе?

– Давайте выясним, – предложил Рузвельт и шагнул вперед.

Демосфен уверенно поднял правую руку и схватил кончик трости. В следующее мгновение он пронзительно вскрикнул от боли и отдернул руку с почерневшими и покрытыми пузырями пальцами.

– Сегодня днем я узнал не только про деревянный кол, – сказал Рузвельт. – По пути сюда я взял на себя смелость окунуть трость в святую воду.

Демосфен яростно закричал и рванулся вперед.

– Я не собираюсь погибать в одиночестве! – выкрикнул он в тот момент, когда заостренный конец трости глубоко вонзился ему в грудь.

Демосфен отчаянно пытался дотянуться руками до шеи своего убийцы.

– В одиночестве и никем не оплаканный, – не дрогнув, пообещал ему Рузвельт.

Минутой позже существо, называемое Демосфеном, прекратило свое существование.

Места, освободившиеся после устранения Паскаля, Цукермана и О'Брайена, недолго оставались пустыми и вскоре были заняты новыми фигурами. Но после Демосфена эта проблема не казалась такой неразрешимой, как еще месяц назад.

Комиссар полиции с нетерпением предвкушал новый вызов.

П. Д. Касек
Зеркала и дым

Вночном воздухе чувствовалось дыхание осени – нет, не легкое дуновение, а уверенный выдох: от него краснели носы, он забирался в рукава и за воротники, навевая мысли о теплом очаге, жареных каштанах и зимних пальто, которые скоро придется доставать из шкафов.

Еще одно лето подошло к концу, и он радовался этому. Лето всегда было ее самым любимым временем года.

Поеживаясь в черном, в тон приближающейся ночи и настроению, флисовом пальто, он шагнул в сторону, чтобы избежать столкновения с двумя молоденькими модницами – разрумянившиеся от холода, они хихикали по любому пустяку, – и споткнулся о незаметную трещину на тротуаре. Стараясь удержаться на ногах, он нечаянно толкнул плечом мужчину в спортивном твидовом пиджаке.

– Эй, парень, смотри, куда идешь.

Поскольку такое обращение из уст состоятельного жителя Верхнего Вест-Сайда можно было считать обычным делом, он не придал ему значения. Он уже давно понял, что обитатели Нью-Йорка гордятся своим хамоватым поведением и не упускают случая его продемонстрировать. Если учитывать, что сам он жил на Сто тринадцатой улице и, следовательно, тоже мог считать себя ньюйоркцем, то имел полное право ответить в том же духе, но секунду спустя мужчина в твидовом пиджаке его узнал и преисполнился громкого, восторженного почтения.

– Ну надо же! Мистер Гудини… Прошу прощения, сэр… Я так виноват. Простите, ради бога.

Гудини кивнул, проглотил слова, которые собирались слететь с его губ, и хотел двинуться дальше; вокруг него успела воцариться внезапная тишина – следствие превращения людей, еще минуту назад никак не связанных ни с ним, ни друг с другом, людей, спешащих с наступлением вечера домой, в толпу.

– Это он! – взлетел и закружился яркой птицей над толпой юный женский голос. – Это действительно он!

– Я смотрел ваше прошлогоднее представление, сэр. Чудесно, просто чудес…

– А я думал, что он выше ростом!

– Покажите фокус!

– Да, да! Покажите нам фокус!

Фокус… Они считали, это все, на что он способен. В их глазах он был еще одним фокусником на сцене – возможно, чуть более известным, но вполне под стать шарлатану на углу улицы, который научился прятать в кулаке горошину и передвигать ореховые скорлупки.

– А ну-ка, кто-нибудь, возьмите его за руки! – выкрикнул голос, и кто-то с готовностью выполнил команду. Стиснул ему руки и поднял одну из них над толпой, крича:

– Вот так! Я занимался греблей в Принстоне, и хватка у меня крепкая, уж поверьте. Посмотрим, как вы из нее вывернетесь!

Толпа взревела от восторга, но каким-то чудом он услышал в реве и другой голос – тот бахвалился, что если великий Гудини сумел выбраться из наручников, то обычная хватка его не остановит.

Гудини глубоко вздохнул и уставился на держащего его мужчину. Того самого, в спортивном пиджаке; мужчина смотрел на него во все глаза и ухмылялся. Пальцы на его руке сжимались все сильнее, и Гудини чувствовал, как трещат в запястье кости.

– Давайте, – подначивал мужчина, – Выворачивайтесь.

Так он и сделал.

Вывернул из суставов кости, сложил кисти, выскользнул из хватки и отступил на шаг, как раз когда один из бравых нью-йоркских полицейских начал при помощи не слишком ласковых наставлений разгонять толпу.

Спортивный пиджак с раскрытым ртом смотрел то на Гудини, то на свои все еще поднятые кулаки, которые теперь сжимали воздух.

– Боже мой… у него получилось!

Толпа почти разошлась, но полицейский дождался, пока утихнут аплодисменты оставшихся зевак, прежде чем извиниться за их поведение.

– Прошу прощения, мистер Гудини. Если желаете, сэр, я могу вас проводить.

Гудини отрицательно покачал головой и натянул шляпу на глаза.

– Не нужно, офицер. Мне осталось дойти всего лишь до конца улицы, но все равно спасибо. За все.

– Не стоит благодарности, сэр. И если позволите, я водил семью посмотреть ваше последнее представление, и, что я могу сказать, сэр, оно было просто чудесным. Всего вам хорошего, сэр.

Гудини смотрел вслед полицейскому, пока тот не пропал в мутных осенних сумерках, и только потом повернулся к элегантному особняку через два дома вверх по улице.

Почти целый год прошел после публикации в «Сайнтифик Америкэн» его памфлета о Маржери, в котором он разоблачил знаменитую чикагскую женщину-медиума как шарлатанку… и потерял, как ему казалось навсегда, дорогого друга.

Почти год. Еще один год.

Мамэ. [12]12
  Mameh ( идиш) – мама.


[Закрыть]Еще один год, после ее смерти их прошло уже одиннадцать.

Гудини сделал глубокий вздох и прогнал незваную мысль прочь. Сегодня он не мог позволить себе выглядеть уязвимым… только не сегодня. И ни в коем случае не перед тем человеком, который хотел его увидеть.

Утром пришло письмо, написанное на плотной веленевой бумаге с золотой каймой, адрес на конверте выведен уверенной мужской рукой. Сама записка отличалась лаконичностью:

Гудини,

У меня есть доказательство, которое даже Вы не сможете опровергнуть. Ожидаю Вас сегодня вечером в семь часов.

АКД

АКД – Артур Конан Дойл. Сэр Артур, чью дружбу он считал потерянной навсегда. Умнейший, практичный человек, и тем не менее он все еще продолжал верить в то, что мертвые могут общаться с живыми.

– Будто такое возможно, – прошептал Гудини, только чтобы лишний раз напомнить себе о нелепости подобного предположения. Ведь если бы мертвые могли вернуться из-за завесы небытия, она давно бы уже это сделала.

Ветер поменял направление и трепал его пальто. Гудини расправил плечи, вынул из кармана конверт и сверил адрес с блестящей медной табличкой особняка, перед которым стоял. В окнах фасада сиял свет, он просачивался сквозь кружевные занавески и оплетал золотистой паутиной двух львов, что стерегли крыльцо. Поднимаясь по ступенькам, Гудини потрепал одного из них по голове. Когда он потянулся за дверным молотком в виде бараньей головы, свет хрустальной лампы на крыльце высветил на миг тонкое золотое кольцо на его мизинце. Оно принадлежало его матери и было единственным, что от нее осталось.

Несмотря на мнимое доказательство англичанина.

Открывший ему дворецкий поприветствовал Гудини наклоном головы, взял у него пальто и шляпу и немедленно проводил в отделанную темным деревом гостиную, где его ожидал, глядя на угасающий в камине огонь, тот человек, которого он когда-то считал добрым другом. Только отблески огня двигались по комнате, человек же казался высеченным из мрамора. Отлично вышколенный дворецкий прочистил горло, прежде чем объявить:

– К вам мистер Гудини, милорд.

Милорд. Гудини провел пальцем по губам, чтобы скрыть улыбку. Насколько же в духе этого человека придерживаться аристократических церемоний, даже обитая в снятом на время доме.

– Гарри! Как я рад вас видеть!

С помощью отделанной серебром трости пожилой мужчина в бордовом домашнем костюме из парчи поднялся на ноги. Они не виделись всего несколько лет, но за это время возраст подобрался к англичанину, подобно ползучей лозе.

«Интересно, насколько старым выгляжу в его глазах я?» – подумал Гудини, когда их руки встретились в крепком пожатии.

Секундой позже взгляд сэра Артура упал на порванный нагрудный карман пиджака Гудини, и его улыбка поблекла.

– Я вижу, вы еще в трауре.

Он не осуждал, просто отмечал увиденное. Гудини кивнул и разомкнул рукопожатие.

– Как и всегда, сэр Артур. Вы хорошо выглядите.

Светские любезности, вежливые и ни к чему не обязывающие, – как раз то, что нужно, чтобы проверить почву.

– В газетах ничего не писали о вашем приезде в город. Готовите новую книгу?

Англичанин с улыбкой покачал головой и указал на кресло напротив того, с которого только что поднялся.

– Готовлю кое-что, да, но не для книги. Нет, на сей раз я здесь ради вас, Гарри, чтобы предъявить вам неопровержимое, безоговорочное доказательство существования спиритуалистического мира.

– Вы упоминали об этом в записке. – Гудини присел, стараясь держать себя в руках, но он чувствовал, как пульсирует под воротником вена. – Неопровержимое? Безоговорочное? Несомненно, вы имели в виду доказательство, которое невозможно опровергнуть, не так ли, сэр Артур? Я считал, что после всего случившегося мы похоронили эту тему навсегда.

– Чудесная игра слов, – хмыкнул за его спиной сэр Артур. Он наклонился над небольшим круглым столиком, наливая в два высоких бокала херес. – Вам следовало стать писателем, Гарри.

– Я и так писатель.

Сэр Артур протянул Гудини бокал и осушил собственный перед тем, как снова опуститься в кресло.

– Ах, ну как же, те… статьи для «Сайнтифик Америкэн». Я прекрасно понимаю причины, которые побудили вас их опубликовать, но по-прежнему придерживаюсь мнения, что та бедная леди настолько переживала и старалась произвести на вас впечатление, что…

Гудини отпил глоток вина, чтобы удержать при себе свое мнение. Уже в который раз.

– …она совершила ошибку. Я по-прежнему верю в ее способности, но я пригласил вас сегодня не ради Маржери.

Гудини опустил свой бокал.

– Если доказательство, о котором вы упоминали, имеет какое-то отношение к той леди, я надеюсь, вы простите меня, если…

Сэр Артур жестом попросил его опуститься в кресло.

– Нет, Гарри, оно не имеет отношения к Маржери, хотя вполне возможно, что когда-нибудь мы снова поговорим о ней. Мое доказательство убедит даже такого законченного скептика, как вы… Энрих.

Бокал выскользнул из пальцев Гудини, выплеснув последние капли вина на толстый персидский ковер у его ног. Она всегда называла его Энрихом; никто другой не звал его так, даже Бесс.

Мамэ.

– Как?

Но снова англичанин остановил его жестом.

– Вы подтверждаете имя, Гарри?

Гудини откинулся в кресле и сложил руки на коленях, чтобы скрыть дрожь.

– Да. Но узнать его не так уж и сложно, сэр Артур.

– А я и не думал, что убедить вас будет легко.

Нагнувшись вперед, сэр Артур опустил руку в нагрудный карман своего парчового домашнего пиджака и, медленно и осторожно, под стать любому заправскому иллюзионисту, вытащил оттуда вышитый шелковый платок.

Гудини закрыл глаза, но все равно видел крошечные голубые незабудки, что украшали один уголок над вышитыми сиреневой нитью инициалами: Ц. В.

Цецилия Вайсс.

– Этот платок принадлежал вашей матери?

Когда Гудини открыл глаза, комната вокруг него плыла, и он отстраненно смотрел, как его бледная, трясущаяся рука берет платок и подносит к лицу. Запах «Арлекинейда», любимых духов матери, защекотал ноздри. Он держал в руках ее платок – тот самый, что она вышила за год до смерти; тот самый, что он лично подложил ей под руки, когда ее положили в гроб. Это было последнее, что он успел сделать перед тем, как опустили крышку.

Каким образом кто-то сумел забрать его оттуда?

– Это ее платок, так ведь, Гарри?

– Ее. – Гудини погладил тонкую ткань. – Как он к вам попал?

Широкая улыбка встопорщила серебристые, похожие на моржовые усы сэра Артура, и он ткнул тростью в толстый ворс ковра. Звук получился пустым и гулким, как последние удары сердца умирающего.

– Тогда это правда… все правда! Платок вашей матери!

Гудини вскочил на ноги. Легкая материя скомкалась в кулаке, которым он тряс перед лицом все еще улыбающегося англичанина.

– Я спросил, как он к вам попал!

– От одного человека. От спиритуалиста.

– Вы хотите сказать, от грабителя могил!

– Гарри, прошу вас, сядьте и выслушайте меня.

Когда Гудини стало ясно, что, пока он не подчинится, продолжения не услышать, он сделал успокаивающий вздох и присел. Сэр Артур кивнул:

– Месяц назад в Лондоне, в доме лорда и леди Банкрофт, я видел, как человек, о котором я упомянул, вытащил этот платок из воздуха. Он сидел в кресле, в окружении дюжины людей, среди которых находился и я. Ни один из нас не приближался достаточно, чтобы дотронуться до него, и он не мог дотянуться до сидящих. Это было…

– Как по мановению волшебной палочки, – перебил Гудини, и на глазах сэра Артура платок в его руках исчез и появился снова. – Первый трюк, который выучивает любой фокусник, сэр Артур. И если ваше доказательство основывается на нем…

– Вовсе нет, и уж будьте так добры, отдайте мне должное. Я видел и ваши выступления, и достаточно других фокусников, чтобы заметить разницу. И то, что показывал он, ничуть на них не походило. Через миг после появления платка послышался голос – бестелесный, он как бы парил в воздухе вокруг нас, – женский голос. И он очень походил на голос вашей матери, каким я его помню.

– Боже правый! – Гудини даже не пытался подавить смех или скрыть сарказм в голосе. – Ловкость рук и записанный женский голос, который, возможно, мог принадлежать моей…

– Вашей матери. И этот голос передал сообщение для вас и называл вас Энрихом. Прошу прощения за мое произношение. – Сэр Артур прочистил горло, и на лице его наконец проглянуло смущенное раскаяние, – Сообщение такое: «Нит азой гих, майн зун». Боюсь, что не понимаю, что оно означает.

Гудини опустил глаза и осторожно разжал руку с платком.

– Оно означает: «Не надо так торопиться, сын». Последние слова матери перед тем, как я отплыл в Европу. Я побежал по сходням, чтобы поцеловать ее напоследок, и едва не поскользнулся. Она пожурила меня за это. Шепотом. Я думал, что ее никто не слышал. Что это за спиритуалист, сэр Артур?

– Его зовут Йелдгрейв. [13]13
  Yeldgrave ( англ.) – образовано из двух слов, которые вместе можно понимать как «тот, перед кем распахиваются могилы».


[Закрыть]

– Самый нелепый сценический псевдоним из всех, что мне доводилось встречать, но очень подходящее имя для грабителя могил. – Приглушенно хмыкнув, Гудини сложил платок и спрятал его в жилетный карман. – Прошу меня извинить, сэр Артур, но если это и есть ваше доказательство, то его легко объяснить. Выкраденный платок, подслушанный разговор между матерью и сыном и актриса, готовая записать свой голос и выдать его за духа. Могу вас заверить, что моя кампания против подобных самозваных медиумов, которая так полюбилась прессе, принесла достаточно похожих вызовов, но я удивлен, что вы попались на такую жалкую приманку, сэр Артур. Тот человек всего лишь хорошо подготовился, вот и все.