Текст книги "Игры Людей"

Автор книги: Тамара Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

* * *

Эления, по словам Ли, была не больше Найкона. Но путь к столице, выбранный Дайремом, шел по сужающейся спирали. Не особенно быстро они продвигались от замка к замку, от города к городу, останавливались на несколько дней. Но ненадолго. Дайрем демонстрировал согражданам истинного Маэйра, а тот, в свою очередь, демонстрировал им свое истинное лицо, вот Дайрем и не рисковал задерживаться, чтоб сподвижники не пришибли своего будущего короля раньше времени.

Марта и Ли попытались разлучить. Что сотворил принц Линнар, Март не знал, но разлука продлилась всего пару дней, потом за Мартом пришел один из гвардейцев и, пряча глаза, привел к удовлетворенному Ли.

Дайрем, пожалуй, имел целью еще и усмирение бунтаря. Показывал принцу его будущие владения и его будущих вассалов. Вассалы, надо признать, и правда вздыхали не без облегчения: претензии на корону со стороны последнего Дарси устраивали всех, что не мешало им при отъезде претендента вздыхать с еще большим облегчением.

К счастью Ли не пил больше кого-то другого, хотя порой вел себя, словно ведро вылакал, хотя Март знал точно – пара стаканов. Что интересно, никто не удивлялся. Видно, принц Линнар и впрямь был тем еще подарочком. Высокомерный – аж Марту хотелось его по носу стукнуть, резкий, обрывал всякого, если ему не нравились слова, или интонация, или сам говорящий, хватал женщин за разные места, словно это не аристократки были, а трактирные служанки, мог и в ухо стукнуть. Слуг, правда, не обижал, и Март как-то поинтересовался, всегда ли так было. Ли долго молчал, потом со стыдом признался, что нет, что слуг вообще за людей не считал, что, в общем, правильно, потому что они эльфы, а он был большой скотиной, и раз эльфы хотят очередную скотину на троне, то он и постарается.

В пути их нагнал Фарам, и теперь те вечера, что Ли проводил не в большом зале с большим количеством соплеменников, он вынужден был проводить в компании Дайрема и Фарама. Март при этом тоже присутствовал, но все больше помалкивал, сильно удивляя Дайрема. А чего б он в разговоры встревал, в которых мало что понимает, особенно если никто не спрашивает? Конечно, на званых ужинах его за столом не было, и никак уж не потому, что этого не хотел Дайрем, Ли бы сумел настоять на своем. Март не любил чувствовать себя диковинным зверем, которого рассматривают с любопытством, потому что он не побоялся на арену прыгнуть, но все время путает, какой из десятка вилок есть рыбу и какой из салфеток вытирать губы, а какой – руки. Правда, случалось, что его выводили в толпу, уже после еды, чтобы Ли видел его издалека и не очень-то задирался. Дайрем и правда за особенные выходки Ли наказывал Марта. Самым действенным способом – плетью. После третьего раза эльфы пришли к соглашению: Ли не выходит за рамки – в его понимании, а Дайрем не трогает Марта.

Так что сидел он рядом с тремя образованными, умными и всякое такое, помалкивал себе, слушал, что понимал – запоминал. Принца вводили в курс дел. Кто чего стоит, кто ничего не стоит, кто проворовался, заведуя королевской казной, но по каким-то неведомым причинам не был за это казнен, а кто наоборот едва головы не лишился из-за избыточной честности, кто годится в дело, кто, несмотря на благородство и прочие хорошие привычки, годен только для выставок, но не для дела, потому что прочих тоже честными считает, а зря. В общем, ничего нового, как везде, и Берт, наверное, мог бы о своем Найконе порассказать то же самое.

О принцессе они почти не говорили. Ее время ушло, и это единственное, с чем соглашались все эльфы. Они даже не обсуждали, что с ней делать дальше. Их не интересовало, казнит ли ее король Линнар, отправит ли в Анэленни, посадит ли в клетку, чтоб все поняли, как не надо себя вести.

Эльфы и правда, что называется, радели за королевство. Во всяком случае, Марту так казалось. Непонятно было только, как же они собираются приводить это королевство к миру и покою, если будущий король ведет себя как свинья и упирается рогами, что б ему ни говорили. Ну да им виднее.

Вместе они проводили только ночи. Тут Ли был категоричен: пусть кто угодно думает что угодно, но Март будет ночевать в его комнате. Точка. Дайрем попытался настоять на своем, но решил, что овчинка выделки не стоит: принц Линнар явил себя во всей ими забытой красе, и пришлось Дайрему смириться. Его симпатии к Марту от этого не увеличились.

Грешно жаловаться, они относились к Марту ровно, не то чтоб уважительно, но без презрения или особенного высокомерия. Фарам так и вовсе не обращал внимания, что непочтительный простолюдин ему тыкает. Дайрем ему, видно, замечание сделал, и тот чего-то объяснил спокойно и взвешенно. При Марте они по-своему, как правило, не говорили – тоже, пожалуй, кусочек уважения… Март за эти несколько месяцев немножко нахватался. Он в молодости легко чужие слова запоминал, с возрастом похуже стало, да и нужды особой не было, вполне хватало тех трех языков, на которых он говорил одинаково хорошо. Ну, почти. Изъясняться по-эльфийски он не рисковал, потому что Ли первый бы обсмеял его с ног до головы, но понимал уже не только отдельные слова, но и целые фразы.

Ли свирепел, когда на этих званых вечерах кто-то, поглядывая на Марта, говорил по-своему, и слух об этой свирепости довольно быстро начал их обгонять, так что если даже Марта и обсуждали, то старались на него не смотреть. Ему было все равно. Не мальчик уже. Неприятно, конечно, что на тебя таращатся, но, как объяснил ему Фарам, это издержки славы.

В эльфийских балладах и легендах о последней Игре богов сподвижников у Лумиса было трое. Март сильно подозревал, что это следствие не его геройства в самой Игре, а всего лишь прыжка на арену. Глупый, надо сказать, поступок. Ну очень глупый. Только Март никогда о нем не жалел. Получалось, что чужак, человек, да еще и незнатный, первым выступил против безумств принцессы Маэйр. Типа глаза всем раскрыл. Не на принцессу, ее и так знали, а на свое, то есть их, неправильное поведение. Потому что принца и наследника, причем единственного, скормить тиграм для развлечения…

Им было стыдно за это развлечение. И тем, кто присутствовал, и тем, кто услышал позже. Казалось бы, Ли это должно смягчить, но не смягчало. Он продолжал упрямиться, продолжал бунтовать, мог на таких вечерних посиделках просто встать и бухнуться на кровать – в сапогах, усиленно показывая, что на все ему плевать. Тогда Фарам и Дайрем начинали разговаривать с Мартом, ему рассказывать то, что должен знать Ли.

Наедине тоже говорили. Дайрем отлично понимал, что Март жаловаться не станет, потому воспитывал его, когда Ли не слышит. И откровенничал на его счет тоже. Март этого, конечно, не любил, да кто ж его мнением поинтересуется. Еще в первый месяц Дайрем ему сказал:

– Ну ты же понимаешь, что время Ли и Берта прошло. И тебе следует обращаться к Линнару «мой принц» или «ваше высочество», а говоря о Берте, называть его королем Бертином.

Март основательно подумал, прежде чем ответить.

– Вы не понимаете. Я о нынешнем Берте так и говорю, потому что он король. А тогдашний был Берт. Он мне спину прикрывал, раны перевязывал, помогал доспехи застегивать. Это другое дело.

– Он всегда был королем.

– Но я-то не знал. Он был нашим спутником, боевым товарищем… Знаете, очень хорошим товарищем. Он, наверное, отличный король, я не знаю и знать не хочу. Где король – и где я. Только для меня Берт всегда останется Бертом. Этого не изменить.

– Придется.

– С чего? Я вроде ни с кем не разговариваю, об Игре меня вроде никто не расспрашивает. А вы и так понимаете, что к чему.

– Но Линнар…

– А вот это, – перебил Март, – вы ему скажите. Только лучше издалека, чтоб он вас голыми руками не порвал. Не удивлюсь, если его первым указом будет высочайшее разрешение мне называть короля как мне заблагорассудится. Хоть и дураком набитым.

– Негоже… – начал было Дайрем, но Март перебил:

– Не обсуждается.

То замолчал, странно глядя на Марта. Может, поймет. Нетрудно Марту называть Ли принцем или высочеством, хоть на людях, хоть наедине. Совсем нетрудно быть почтительным, несмотря на то что подтирал за ним, когда принца с похмелья тошнило или еще чего хуже. Если культурно выражаться, это было непринципиально для Марта, но принципиально для Ли. Именно Ли это ранило бы. Ли не был нужен оруженосец (а именно так назвали присутствие Марта рядом), не было нужен доверенный слуга или еще что-то, ему нужен был друг. Март ему был нужен, вот и все. Единственное, в чем Ли действительно нуждался.

Больше Дайрем об этом не заговаривал. Что интересно, об Игре он тоже не заговаривал ни разу. Наверное, не верил в богов, считал, что это детские сказки, а бог один, тот, который эльфов создал, да и бросил на произвол судьбы. А вот Фарам долго мялся, но все же спросил, причем именно у Марта. Правильно, Ли бы его послал куда подальше, и не очень приличными словами. И, конечно, первый вопрос оказался самым предсказуемым.

– Игрок, какой он?

– Ты ж видел.

– Издалека. Собственно, толком и не видел. То есть не обратил внимания.

– Обычный, – пожал плечами Март. – Знаешь, они все обычные. Император тоже… худой такой, черный, в смысле черноволосый, черноглазый, только неприятный. А Лумис… простой парень на вид. Он, само собой, не простой, и пару раз ставил нас на место, но не со зла… и не так, как Ли сейчас тебя ставит.

– Не удержался от шпильки? – хмыкнул не обидевшийся Фарам. – Я понимаю, почему Линнар это делает, так что не старайся. Ну а чем тогда Лумис отличался от вас?

– Да ничем. Драться не умел вообще, когда брался мечом махать, стоило с его дороги убираться. Даже верхом не умел ездить. Взгромоздится на коня – ну мешок мешком. А еще мерина кобылой называл, просо от ржи не отличал, козу с козлом перепутал. Конечно, за два года-то кое-чему научился, только все равно. Ну, чувство юмора у него хорошее было… непонятное иногда.

– Тогда почему ты решил, что он Игрок?

Март растерялся. Он уж и не помнил.

– Ну… Он на хартингов чихал, а они его слушались. Он знал странные дороги, знал, как пройти через запретные места. Он возвращался.

– Откуда?

– Оттуда, – почему-то шепотом ответил Март. – Его убивали несколько раз. Но он возвращался. Говорил, что включил режим бога. Он вообще говорил странно. Не как чужестранец, а так, словно вообще из другого мира пришел. И он всегда так удивлялся нашему миру, самым обыденным вещам. Понимаешь, он говорил, что нас нет. Что они нарисовали нас для Игры, а мы, оказывается, прижились. Он знал так много странных вещей… Ну ладно я не понимал, но Ли и Берт оба образованные. Я так думаю, что они нас создали – и забыли.

– Я понять не могу, – медленно произнес Фарам, – если он возвращался, зачем ему спутники. Если он бог, то почему не справился сам. Я понимаю, что он играл против другого бога, но смешно же полагать, что помощь смертных могла стать решающей.

– Не знаю. Они ж к нам приходят не в своем обличье. Или создают специального человека, или просто вселяются в кого-то. И наверное, в виде человека не могут того, что должны бы мочь. Лумис себе неправильное тело выбрал. Он один бы не прошел. Так и протоптался бы возле дубовых рощ. Как-то после смерти вернулся в запретное место, чтобы зелий набрать. Смешно так сказал: меня там всего один раз убили. Ну и кем я должен был его после этого считать?

– Может, они решили, что в нашем мире честнее играть без этих их божественных штучек, – проговорил Фарам. – И ты даже не догадываешься, кем они были?

– Нет. Ну вот принцесса Бьянка на самом деле была мужчиной. То есть тело было женское… В общем, я не понимаю. А когда Берт сломал иглу, император Харт начал таять. Исчезать. Жутко.

На какое-то время Март погрузился в воспоминания. Нет, он ничего не рассказывал Фараму, не умел, да и не хотелось. Ему ни с кем не хотелось говорить об Игре. Разве что с Ли, и пусть ли возит его мордой по земле, пусть смеется. Ему можно, потому что он прошел ту же Игру. Ну что такого поведать Фараму? Что Март огорошил Игрока, заявив, что монстров на их же территории убивать неправильно? Как они после Игры днями бродили вокруг запретных мест, ища огурцы на розовых кустах, причем Март – в прямом смысле, и даже нашел однажды? Вспомнить пару схваток? Да какая, на самом деле, разница, одноглазого медлительного гиганта убивать или десяток разбойников. Как можно описать тени, беззвучно кричащие под ударами рунных кинжалов? Как вообще можно рассказать про беззвучный крик, режущий то ли уши, то ли душу? Как объяснить фразы Лумиса, если ты и сам не знаешь, что такое фашист, граната и советский боец?

Как-то Ли удивленно и, что греха таить, насмешливо, спросил Марта, гордится ли тот своим участием в Игре. Март и призадумался и решил, что, пожалуй, гордится. Не потому даже, что это были не самые плохие два года в его жизни, а потому… Сам себе-то не втолкуешь… Март не считал, что его жизнь была совсем уж зряшной. Жизнь как жизнь, не хлеб сеял и не горшки лепил, охранял, и охранял хорошо, но, в общем, делал все как бы для себя. Охранял, чтоб заплатили, а на это можно еды купить и новые сапоги. Как у всех. А в Игре он вроде как для всех что-то делал. Для Игрока. Или целого мира. Это как посмотреть. Не то чтоб спасал мир, чего его спасать, он и при Харте прекрасно бы устроился после войны, но помог миру поскорее устроиться.

Попробовал он об этом с Ли поговорить, сбился, мямлить начал и увял под сочувствующим взглядом друга. Он не рвался в герои. Так вышло, что пришлось им стать. Вот, кое-где даже помнят.

* * *

Ли мрачнел с каждым днем. Чем больше знакомился с положением дел в Элении, тем больше мрачнел. Март этого не понимал. Не надо было окинуть взором целую страну и сделать правильные выводы. Ему казалось, что все не так уж и плохо. Войны нет, хотя кровь и правда льется, больше в столице, где принцесса старается укрепить власть привычным королевским способом – убивая несогласных. Кое-где случаются стычки, когда один лорд не поделил что-то с другим, быстренько набрал ополчение и устроил маленькую битву. Эльфам категорически не хотелось воевать.

Может, потому Ли и мрачнел, что все не так и страшно. Отчаянно ругался с Дайремом и Фарамом, беззастенчиво переходя на эльфийский. Наверное, щадил уши Марта. Тот, хоть и сам не чурался резкого словца, но был в выражениях куда сдержаннее. Понятно, почему Март считал, что мать в ругательствах поминать нельзя, и понятно, почему Ли поминал. Матери тоже разные.

Эления примыкала к лорду Дайрему, потому что тот размахивал вздетым на древко истинным Маэйром. Вот так, по спирали, и примыкала. Дайрем не то чтоб приободрился, он и был уверен в успехе, однако стал еще спокойнее и почти не скрывал, что манипулирует Линнаром сейчас и будет манипулировать и впредь. Так что эльфы объединялись скорее вокруг лорда Дайрема. Может, именно так он готовится сменить династию? Упрочить свое положение, а там, глядишь, и принцессу свергнут, и принц сам помрет…

Или пройдет несколько лет, положение упрочится, смута погаснет и Дайрем найдет другой способ сменить династию. Скажем, предложит Ли официально отречься, тот, конечно, согласится… если во вкус не войдет и если не решит отомстить за эти месяцы.

Их охраняли так тщательно, как они охраняли самых щедрых нанимателей. Просто из виду не выпускали, в замках селили на верхних этажах и все равно ставили снизу пару бойцов на случай, если они сумеют выбраться. Поначалу они пытались сбежать, потом перестали. Дайрем тогда поступил просто: заковал Марта, героя, понимаешь, Игры богов, в цепи – и все дела. Ли разозлился страшно, но смирился, дал слово, что не сбежит, и Марта от оков избавили, даже запястья натереть не успел.

А еще их охраняли и от других. То есть и чтоб не сбежали, и чтоб их не убили. Его. Линнара. На Марта, конечно, всем было плевать. Во-первых, человек, существо второго сорта (или третьего). Во-вторых, кто он такой, чтоб на него не плевать, герой – и ладно, в легендах и на гобеленах же останется. В-третьих, они ненавидели Ли, а Марта с ним за компанию. Ну как можно хотеть видеть королем того, кого ненавидишь?

Дайрем всё не оставлял попыток переубедить Ли. Ну что с него взять, если воспитатель. Причем умный – он и Марта уговаривал, чтоб тот на Ли повлиял. Март и так влиял по мере сил, потому что невозможно было смотреть, как он мучается. И обоих сразу убеждал, а Фарам ему усердно помогал. Лорды распоясались и разболтались, но это бы еще ничего, страшнее то, что чернь слушаться перестала и стекается в один район, вместо того чтоб своих сюзеренов (это значит лордов, как понял Март) оберегать. Так и до бунта недалеко. А бунты в крови топят. Принцесса точно утопит, а вот король Линнар может этому воспрепятствовать.

И даже Март понимал, что ни черта принцесса не утопит, у нее нет для этого никаких возможностей, она не может полагаться на армию, потому что спираль все сужается и сужается, а в центре – она. Ей не до черни. Так что топить бунт предстоит именно Ли. То есть делать это будут Фарам и Дайрем его именем. Тоже повод для мрачности.

Благородные эльфы попривыкли к присутствию Марта, в беседы вовлекали. Даже мнением интересовались слегка, хвалили его здравомыслие, которого им самим не хватало. Ну как можно заставить кого-то быть королем против его собственной воли, в очередной раз спрашивал себя Март и в очередной раз не умел ответить.

А Ли как будто стал ему еще ближе. Вроде и понятно, он в беде, и никого, кроме Марта, нет. И правда, стоило бы принять первое предложение. И сейчас круги бы сужались так же, нет, чуть помедленнее, потому что черни бы лорды посопротивлялись… Если б им удалось организовать сопротивление. Не факт, что удалось бы.

Если честно, Март искренне считал, что черни и правда не стоит бунтовать. По большому счету. Ясное дело, если жизнь совсем уж невыносима, другое дело, а вот что лорды между собой цапаются – не самое страшное, что может случиться. Не страшнее битвы при Сторше, последней для Найкона и бессмысленной. Март там дрался и бараном, которого повели на бойню, себя не считал… хотя временами казалось.

Но здесь чернь не бунтовала. Наоборот – отказывалась воевать. Отказывалась лить кровь. И ведь эти оба знали, что все именно так, но продолжали стращать Ли бунтом. Они не догадывались, что принц уже видел «бунтовщиков». Не хотелось рассказывать. Как ни крути, а они в плену. Ли – в плену, а Март вроде кандалов.

За это время Март отъелся, а Ли, наоборот. Нет, он не похудел. Невозможно похудеть, когда тебя так кормят три раза в день, одевают в хорошую дорогую одежду, готовят ванну и всяко холят и лелеют. Он как-то осунулся, погрузился в себя. В общем, постоянно что-то обдумывал, а Дайрем и Фарам наивно считали, что он переоценивает ценности и осознает, как неправ в своем упрямстве. Март же подозревал, что на самом деле все наоборот. То есть обдумывает-то он именно сложившееся положение, взвешивает все «за» и «против», поводы, причины, прошлое, настоящее… и то будущее, которое он видит, сильно отличается от того, какое для него планируют окружающие. Ли был умен и упрям. Окажись на его месте Март, он бы еще мог поддаться уговорам, но только не Ли. И было здесь куда большее, чем вредность и каприз. Он и правда понимал, что не годится быть королем, даже подставным. Очень может быть, что он понимал это всегда и именно потому покинул Элению. Сбежал, короче говоря, постаравшись оставить о себе плохую память. Как-то оба эльфа красочно расписывали Марту былые подвиги Ли. Март слушал, верил и понимал, что это был как раз не Ли, а принц Линнар.

А спираль все сужалась. Эльфы уже едва не руки потирали, решив, что все пойдет так, как они решили, что принцесса даже сопротивляться не станет – это действительно было бы глупо, потому что принц Линнар на древке оказался отличным объединяющим символом, как и ожидалось. Только оказалось, что принцесса всего лишь затаилась. Она, может, и понимала, что власть не удержит, но отдавать ее просто так не собиралась. И в один совсем непрекрасный день это показала.

Они остановились лагерем на опушке леса. Унылого, как и положено лиственному лесу поздней осенью. Переплетение голых и мокрых веток создавало впечатление неприступности, усиленное сплошными зарослями колючего кустарника – такой кольчугу порвет, не то что обычную куртку. Дождь моросил с самого утра, дороги развезло, потому они и не успели доехать до очередного замка, разбили лагерь, долго ставили палатки, долго грели на кострах воду, потому что принцу Линнару приспичило помыться. С него взяли слово, что не попытается сбежать, и он слово дал, потому что на выбор было предложено снова заковать Марта в тяжеленные кандалы. Нет, эльфы определенно были очень наивными. Даже Ли следовал слову, только если оно подкреплялось, например, кольцами сдерживания, а репутация принца Линнара была в сто раз хуже. Однако слову они поверили, хотя и стражи наставили немерено, один так даже в палатке торчал, пока принц омовениями развлекался. Стараясь, чтоб брызги до охранника долетали. А потом пришли Дайрем и Фарам и быстренько развлечение пресекли. Ли, ворча, вытерся, оделся в сухое – никакие кожаные куртки от царящей в воздухе мокроты не спасали – и без аппетита поел каши. Каша была невкусная, Берт лучше варил, но еще лучше поесть невкусной каши, чем лечь спать на голодный желудок. Март без удовольствия слопал свою порцию, одним ухом прислушиваясь к разговору. И к чему-то еще. Какой-то сторонний шум проникал снаружи.

Их шатер стоял ровно посреди лагеря. Март в такой ситуации охраняемого поселил в самой обычной палатке, сам бы рядом сел, а не маячил снаружи, обозначая цель для возможных врагов. Ли тоже улыбался скептически, потому что тоже много лет работал охранником. Март потягивал теплое вино и прикидывался, что его тут нет. Ветер в деревьях, вот что это за шум. Не завывания, а скорее пение или шепот. И еще монотонная музыка дождя. В такую погоду всегда хотелось спать, и Март даже порадовался, что не он охраняет, а его. Он задремывал, едва не роняя стакан, встряхивался и мечтал, чтоб все перестали разговоры разговаривать, а поскорее завалились спать.

Не успели.

Шум драки отличить очень легко, особенно если ты сам в них несчетное количество раз участвовал. На них напали, причем напали грамотно, для начала избавившись от дежурных (нетрудно, если стрелять хорошо умеешь, а эльфы, судя по Ли, стрелки отменные), а потом накатились со всех сторон. Нельзя сказать, что все кончилось очень быстро, сопротивлялись все отчаянно. Кроме Ли и Марта. Фарам бросил своему принцу меч, а тот даже ловить не стал. Посторонился, когда в шатер ворвались враги. Враги? А то тут сплошные друзья были. Март держался рядом с ним. На них не нападали. Ли с гадостной ухмылкой наблюдал, как дерутся его тюремщики. Неплохо дрались. То есть Фарам – неплохо, а Дайрема быстро обезоружили самым простецким приемом. Не боец. А Фарам взять себя не дал. И убить тоже не дал. Раскидав пару противников, он располосовал стену шатра одним ударом и исчез в дожде. Хорошо б прорвался. Марту не хотелось, чтоб его убили.

Ли неторопливо застегивал куртку, рассматривая победителей. Их окружили, но ничего не предпринимали. Может, потому что они не сопротивлялись. Похоже, Ли все равно, на чьем древке болтаться. Или гордо реять под ветром.

Вошедший показался Марту смутно знакомым. А значит, принадлежал к свите принцессы, потому что с того раза Март эльфов не видал.

– Фейн? – высокомерно удивился Ли. – Ты за моей головой?

– Да, мой принц, – слегка поклонился Фейн. Точно, крутился такой возле принцессы, только моложе был на пятнадцать лет. – Но исключительно вместе с телом.

– У маменьки еще тигры есть? – зевнул Ли, успешно делая вид, что ему все надоело.

– Уже нет, вскоре после… представления их кто-то отравил.

– Да, – сочувственно согласился Ли, – в Элении всегда было трудно достать тигров. Значит, маменька нашла способ удержать власть. Разумно.

Тут Фейн повернулся к Марту и тоже ему поклонился. Ровно так же, как и Ли.

– Рад приветствовать тебя, Март. Надеюсь, ты и сейчас не откажешься сопровождать принца Линнара.

Несколько смущенный Март торопливо кивнул. Фейн всерьез кланялся. Без всякой иронии. Рад – не рад, но приветствовал как равного. Это было странно. Более чем странно. И принцесса не дура, понимает, что Март – залог правильного поведения Ли, можно сильно не церемониться, а вот церемонился. Ли тоже вздернул бровь, но промолчал. Позволил набросить себе на плечи непросохший плащ и чуть было не вздернул вторую, потому что один из эльфов набросил плащ и на плечи Марта. Им позволили взять вещи, то есть Ли кивнул на вешки и их тут же подхватили. И кинжала на поясе у Марта вроде как не заметили. Или просто поняли, что он не станет прорываться с кинжалом, даже рунным, через толпу хорошо вооруженных бойцов в кольчугах.

Им предоставили лошадей, окружили плотным кольцом и погнали со всей возможной скоростью. То есть с очень небольшой. Никому не хотелось свалиться вместе с лошадью и свернуть себе шею. Свернуть шею принцу, может, хотелось многим, но велено охранять – охраняли. То ли чтоб не сбежал, то ли чтоб не пристрелили. Подавленный, но не сломленный Дайрем ехал, усердно задирая голову повыше – вот, мол, я какой. Ну и глупо, очень неприятно, когда вода затекает под рубаху. А ведь его принцесса точно казнит. Причем при большом стечении народа, чтоб неповадно было. И посадит рядом с собой принца… если не коронует его раньше и не вынудит подписать первым указ об этой казни. И Ли подпишет, потому что вариантом будет нож у горла Марта. Или, скорее, петля на шее.

За все, что делаешь, приходится платить. Прыгнул на арену – расхлебывай. Теперь на арену прыгать приходится Ли, и хищники пострашнее тигров. Люди всегда страшнее любого зверья, любых монстров. Даже если они эльфы. И Ли думал о том же. Он готов был на арену. Только умереть вместе – это ж совсем другое.

Остановились только через несколько часов, въехав в небольшую, но очень охраняемую деревню. Ли и Марта заперли в маленькой комнатке на постоялом дворе, извинились за отсутствие сменной одежды, зато дали по лишнему одеялу. Они развесили мокрые штаны да куртки возле очага и завалились в постели. Только сейчас Март понял, что здорово устал. Вот-вот рассветет, а спать им не пришлось, весь день – и большая часть ночи! – верхом, весь зад отбит. Ли, снова услышав его мысли, тяжко вздохнул, потер зад и посетовал:

– Точно мозоль натер. Может, я старею?

– Я – точно, – проворчал Март.

– Ну что, и это замалчивать станем? Почему мы об этом не говорим, а? Былое вспоминаем, о бабах треплемся, об Игроках, даже философствуем, а о сложившейся ситуации молчим.

Потому что это тебе неприятно, потому что ты не нуждаешься в обсуждении, потому что ты и без меня знаешь, что влип, и способ избавиться от этого один – избавиться от меня, а это единственное, на что ты не пойдешь.

– Да вроде и так ясно.

– А с бабами – ну сплошные проблемы, – поддакнул Ли. Помолчал и добавил уныло: – Лучше б чудовищ рубить… Надо было к герцогу Мику возвращаться.

– Чтоб придушить?

– Ну хотя бы. Снова бы попали в легенды. Как герои-освободители. Спасли страну от тирана. Ладно, я чушь несу. У меня в голове каша.

– Понятно, почему ты ее на ужин есть не стал, – съязвил Март, – и так переполнен. Ну, хочешь, поговорим. Дайрема она казнит?

– Однозначно, – вздохнул Ли. – И хорошо, если одного. Может и семью следом отправить. Чтоб мстителей не оставалось. Я не скажу, что стану чрезмерно его оплакивать, потому что моя задница до сих пор помнит его воспитательные меры.

– Я так и думал, что ты хранишь воспоминания в заднице.

– Мысли – там же. Потому они пованивают. Мне не особенно жаль Дайрема. Собственно, мне его совсем не жаль, и вовсе не из-за воспоминаний. Он решил поиграть мной, а теперь им поиграет Маэйр. Но я не хочу подписывать приказ о его казни.

– Но подпишешь.

Похоже, Ли уловил укор или еще что-то, чего в словах Марта не было, потому что он прищурился и поинтересовался:

– А ты бы подписал?

Наверное, он ждал немедленного и категорического «да», и если б Март сумел соврать достаточно убедительно, то сделал бы это. Но он не был уверен, потому вздохнул:

– Скорее всего подписал бы. Но я понимаю, что ты имеешь в виду.

Ли резким движением сел, обхватил колени и угнездил на них подбородок.

– Себя отправить на смерть легче, – продолжил Март. – Я даже и не сравниваю.

– Мог и сравнить, – пробурчал Ли. – Я не ты, я и другого на смерть отправлю и от угрызений совести плохо спать не буду. Кровь Маэйр. Истинного, заметь. – Он подумал и добавил: – Ну, если честно, то воспитание Маэйр. Кого хочешь циником сделают. Мне ты дороже всех Дайремов в мире, это очевидно и обсуждению не подлежит. Но я не хочубыть игрушкой в руках этой стервы.

Март согласно кивнул, а Ли скорчил раздраженную рожу.

– Ни черта ты не понял. Дело не в арене. Дело в том, что… Я не знаю. В Дайреме и правда идеализм сохранился, он хочет как лучше, заботится о государстве и плевать ему на используемый инструмент, то есть на меня. О тебе и говорить нечего.

– Но он бы не велел тебе подписать указ о казни Маэйр.

– Именно. Потребовал бы, конечно, изоляции, но даже на Анэленни бы не настаивал.

Он погрузился в раздумья. Март вдруг увидел лучик света, прокравшийся через щель в занавесках. Рассвет. И дождь кончился, что уже хорошо. Ли все думал, хотя Март и не понимал, зачем. И так ясно, что скажет, когда вынырнет.

Ли вынырнул и с неожиданной силой сообщил:

– Игрушкой в руках Маэйр я не буду.

Март кивнул. И правильно.

– Значит, – продолжил Ли, – надо исхитриться сбежать. Если получится, то подальше от Элении и ее проблем, а если нет… то хотя бы до того младшего офицера. Пусть народ помашет флагом Дарси. Даже любопытно – стать первым народным королем.

Они тобой манипулировать не станут, мысленно согласился Март. Не сумеют, потому что не знают, как надо управлять государством, но думают, что ты знаешь. Что это в крови, и все равно, что ты полсотни лет прошлялся далеко от государственных проблем. Но ты Маэйр, ты Дарси, ты принц Линнар, ты и так все знаешь, умеешь и понимаешь. Они приведут тебя во дворец, избавят тебя от необходимости казнить – сами разберутся, по-простому, по-народному. Они выполнят твои желания и оставят тебя во дворце одного, понадеются только, что ты не перевешаешь их всех как бунтовщиков. А ты не перевешаешь, потому что теперь знаешь народ изнутри, ну пусть не соплеменников, какая разница, и они это тоже понимают, ты устроишь повальное помилование и попадешь в лапы многочисленных советников, которые умеют управлять государством. И со временем ты научишься. Или нет. Будешь очередным слабым королем. Они тебя женят, ты родишь наследника, а они его воспитают, как надо. И получится история с почти счастливым концом, счастлив ты не будешь никогда, даже если я никуда не денусь, потому что ты всегда будешь знать, что тобой играют…