Текст книги "Гостья из тьмы"
Автор книги: Тамара Маккинли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
Они проехали уже почти девять часов, когда Дженни увидела на горизонте неровную линию чайных деревьев у подножия высокого, со срезанной вершиной, купола горы.
– Это Тджуринга, – бросил Брет. – У аборигенов она считается священной. Отсюда происходит название фермы, в переводе это значит «амулет».
Дженни вцепилась в дверцу, так машину сильно подбросило на кочке.
– А когда будет виден дом? – взволнованно спросила она.
Брет криво усмехнулся:
– До него еще полтора часа езды. Вон те деревья – граница фермы, оттуда нам останется проехать еще пятьдесят миль.
– Ничего себе площадь! Пятьдесят миль от границы до дома!
– Всего лишь сто шестьдесят тысяч акров. По здешним понятиям это не очень много, – безразлично бросил он.
Дженни пожалела, что так рассеянно слушала Джона Уэйнрайта. Он наверняка все это сообщил ей, но она была тогда в таком шоке, что пропустила все мимо ушей.
– Джон Уэйнрайт говорил мне, что нанял вас на работу два года назад. А где вы работали до этого, мистер Уилсон?
– Здесь же, в Чуринге. Мы с женой приехали в эти места давно. Как раз на Рождество было ровно десять лет. Мы помогали бывшему управляющему, который два года назад вышел на пенсию. Тогда банк предложил это место мне.
Дженни смотрела на него в изумлении. Она почему-то была уверена, что он холостяк. Тогда какого черта он путается с Лорейн? Неудивительно, что он так нервничал при отъезде. Дженни откинулась на сиденье и уставилась в окно. Да, этот тихий омут наверняка глубже, чем она могла себе представить. Интересно будет посмотреть на его жену.
– Вон ваш дом, впереди, – сказал наконец Брет.
Дженни уловила волнение в его голосе и посмотрела вперед. На фоне высоких эвкалиптов впереди стоял невысокий дом, и она вдруг почувствовала, что тоже волнуется.
Это был старый квинслендский дом, построенный из крупных бревен и покрытый рифленой железной крышей с кирпичной трубой. С южной стороны он утопал в тени громадных перечных деревьев. Широкая веранда опоясывала дом по всей ширине, ее перила были увиты кустами бугенвиллеи. Выгон на лужайке перед домом был сочного зеленого цвета, что резко контрастировало с желтовато-красной сухой землей двора.
– Лужайка поливается из скважины, – сказал Брет, заглушая мотор. – Но нам еще повезло: Чуринга никогда при мне не страдала по-настоящему от нехватки воды. Хотя, говорят, во время войны здесь десять лет была засуха.
Дженни спрыгнула с грузовика и поморщилась. Ноги затекли, все тело болело – они ехали сегодня больше десяти часов. Жара не спадала, и она позавидовала лошадям, пасущимся на выгоне: они были в тени.
– А что в этих зданиях? – спросила Дженни. По сравнению с небольшим двором Валуны огромный хозяйственный двор Чуринги казался маленьким городом.
– Вон там – общежитие для овчаров, за ним общая столовая с кухней. Большой барак дальше – для стригалей, поменьше, рядом, – для подсобных рабочих. Скотный двор и лесопилка – во дворе за ними, – рассказывал Брет, показывая рукой на здания. – Вон то большое помещение – стригальня. Мы нанимаем теперь до двадцати стригалей одновременно. Там дальше – овчарня с загонами, следующая дверь – псарня с питомником для щенков. Ну а еще дальше – птичник, свинарник, скотный двор с хлевом… У каждого здания – свой генератор.
– Я никогда не думала, что можно жить таким независимым и самостоятельным хозяйством! – воскликнула Дженни. – Это удивительно!
Брет сдвинул шляпу на затылок.
– Мы можем производить все основные продукты самостоятельно, – хрипло сказал он, скрывая волнение, но гордость в глазах скрыть не удалось. – И пользуемся услугами железной дороги только для доставки бакалеи, бензина и керосина. Сельскохозяйственную технику можно сейчас выписывать с доставкой по каталогу, но, к счастью, у нашего механика золотые руки, и он пока держит всю технику в рабочем состоянии. Сарай вон там, справа, – как раз его мастерская. Там же рядом находится амбар для зерна, а дальше, в самом конце, столярная мастерская.
Дженни молчала, подавленная размерами своей собственности. Тон Брета вдруг стал серьезным:
– Вон в тех цистернах за домом, миссис Сандерс, вода только для питья. Для мытья и домашних нужд воду набирают из реки за теми ивами, – сказал он, показывая на запад от лужайки перед домом.
Дженни решила, что пришло время его удивить.
– Я жила раньше на маленькой, затерянной в буше ферме, мистер Уилсон. И знаю, насколько драгоценной может быть вода в таких местах.
Брет посмотрел на нее с интересом, но продолжил свой монолог: казалось, что он жаждет выговориться.
– Когда река выходит из берегов, двор оказывается затопленным водой. Вот почему все строения на приподнятом фундаменте. А на кирпичном – из-за термитов.
– Неудивительно, что вы любите это место, – выпалила Дженни. – Оно ошеломляет!
– Эти места могут быть беспощадными, – бесстрастно произнес Брет. – Не стоит смотреть на них сквозь розовые очки, миссис Сандерс.
Дженни поняла – бесполезно! Что бы она ни сказала и ни сделала, его мнение о ней не изменится никогда. Она для него лишь глупая, восторженная горожанка, которая приехала, сама не зная зачем, и будет только мешаться под ногами. Поэтому она промолчала и молча наблюдала, как он направляется к грузовику за вещами. В его высокой сильной фигуре не было ни капли лишнего веса. Он был сложен как античный атлет, и Дженни подумала, что Диана с радостью взяла бы его в модели для своих скульптур. «Но Брету Уилсону такая идея вряд ли придется по вкусу», – усмехнулась она про себя.
– Ваша жена в доме, мистер Уилсон? Я пойду вперед, познакомлюсь с ней.
Брет нахмурился.
– Она в Перте, – угрюмо проворчал он.
Дженни с удивлением всмотрелась в его лицо. Что-то похожее на страдание промелькнуло в его глазах, губы горько скривились. Видимо, они поссорились. А может, жена узнала о Лорейн и бросила его?
Берт переступил с ноги на ногу.
– Она живет там постоянно, – сказал он безразличным тоном. – Мы в разводе.
Он поднялся на веранду, поставил ящик на пол, открыл дверь и скрылся в доме, подхватив продукты.
Дженни поспешила за ним и оказалась в кухне.
– Простите, я вела себя нетактично…
– Ерунда! – довольно грубо сказал Брет, не глядя на нее. – Вы приезжая, откуда вы могли знать обо мне и Марлин? – Он внезапно обернулся, лицо его было злым. – Ей не нравилось здесь. Она говорила, что чувствует себя не на месте в этом мире. Марлин уехала в Перт и снова работает в том же баре, где я ее встретил когда-то.
Последовало долгое неловкое молчание. Дженни хотелось как-то сгладить эту неловкость, только она не знала как.
– Я не хотел быть грубым, – неожиданно извинился Брет. – Но я ненавижу сплетни и хотел сам рассказать вам, пока это не сделал кто-то другой. Ладно, скажите, вам чем-нибудь помочь, прежде чем я уйду? Люди скоро закончат работу, а мне надо еще успеть кое-что сделать до темноты.
Дженни улыбнулась, давая понять, что принимает его извинение.
– Скажите, а кто готовит еду для вас всех? У вас тут есть домоправительница?
Лицо Брета вдруг озарилось обаятельной мальчишеской улыбкой, от которой в уголках глаз разбежались лучики, что сделало его еще привлекательней.
– Вот это да! Вы еще спросите про дворецкого! Ну и идеи у вас, городских, бродят в головах! Обычно мы обслуживаем себя сами, но во время стрижки кто-нибудь из жен сезонных стригалей подрабатывает кухаркой. – Он поправил шляпу и направился к двери. – Я расскажу вам обо всем остальном позже. Ужин через полчаса, и так как это ваш первый вечер здесь, лучше, наверное, поесть вместе со всеми в столовой. Там всем заправляет Симон Бейкер. Мы все зовем ее просто Ма.
Дженни не успела поблагодарить его – Брет уже исчез за дверью.
Стоя в полутьме кухни, она закрыла глаза и погрузилась в звуки Чуринги. Перезвон бубенчиков, блеянье овец, крики мужчин смешивались с чириканьем птиц и лаем собак, и внезапно ей показалось, что она вернулась в Валуну. Маленькая ферма, где они с Дианой провели детство, находилась в центре Квинсленда. Дом там был гораздо меньше, чем этот, но тоже с железной крышей и верандой. Пастбища так же окружали усадьбу со всех сторон, и она до сих пор помнила запах нагретой сухой травы, теплый ветерок и мягкий шелест листвы в чайных деревьях.
Джон и Элен Кэри приехали в приют в Даджарре спустя пару месяцев после того, как Дженни исполнилось семь. Она помнила этот день, словно это было вчера. Детей как раз выстроили в зале на ежедневной линейке под строгим взглядом матери-настоятельницы. Возбуждение носилось в воздухе. Приезд людей в приют означал, что кого-то из них заберут, а может, даже усыновят, если повезет. И этот счастливчик навсегда избавится от сестры Мишель!
Дженни крепко держала пятилетнюю Диану за руку. Они давно решили, что никогда не расстанутся. К тому же, если они уедут из приюта, как их найдут настоящие родители?
Дженни улыбнулась, вспоминая, как Джон и Элен медленно шли мимо цепочки построенных в ряд детей. Элен на пару секунд остановилась перед ней, но мать-настоятельница покачала головой и увлекла ее вперед, а это означало, что и на сей раз они с Дианой останутся в приюте. Дженни испытывала облегчение и разочарование одновременно, но вскоре выбросила все это из головы. Поэтому, когда сестра Мишель вызвала ее и сообщила, что они с Дианой поедут к Кэри, она ей не поверила. Дженни вспомнила, как с испугом вглядывалась в холодное, жесткое лицо своей мучительницы, думая, что это очередное изощренное наказание. Но уже через несколько дней их с Дианой отправили в Валуну, в их новый дом. Прощаясь, они взяли с матери-настоятельницы обещание, что их немедленно вернут, когда за ними приедут настоящие родители…
Вспоминая прошлое, Дженни в который раз задумалась, почему Джон и Элен Кэри их не усыновили. Наверное, потому, что считали себя слишком старыми для этого… Но старики сумели окружить их любовью и хорошо подготовить к будущему, воспитав уважение к истинным ценностям в жизни. Они научили девочек быть сильными, рассчитывать только на себя, и, несмотря на то, что старики уже умерли, Дженни с Дианой всегда вспоминали Валуну и ее хозяев с теплым чувством.
Вернувшись к настоящему, Дженни решила, что пришло время как следует осмотреться в доме. Кухня была просторной и удобной: вдоль одной из стен тянулась широкая полка с парадной посудой и столовым сервизом, а у окна, рядом со старым умывальником с фарфоровой раковиной, стоял расшатанный шкафчик с посудой попроще. В центре кухни находился большой деревянный стол, на нем возвышался старый радиоприемник с передатчиком – возможно, единственная связь с внешним миром. Напротив высоких окон, выходивших на задний двор, стояли мягкие кресла. На стенах висели книжные полки и несколько акварелей в рамках. Дженни с интересом изучила их. Почти на всех были незнакомые пейзажи, кроме одного, где была изображена Чуринга. Очевидно, рисовали ее давно, так как деревья у дома были не такими высокими и развесистыми, да и хозяйственных построек во дворе было не так много.
Дженни сразу поняла, что это работа любителя, но в ней было необъяснимое очарование. Художница – а Дженни была уверена, что акварель написала женщина, – явно любила свой объект. Но кем была эта женщина с такой тонко чувствующей кистью? Жена хозяина? Или странствующая художница, заехавшая сюда случайно и заплатившая за стол и кров своей акварелью?.. А впрочем, какая разница? Ведь все это принадлежит далекому прошлому, до которого ей нет никакого дела.
Вернувшись к своим исследованиям, Дженни обнаружила рядом с кухней маленькую ванную с туалетом и душем. Все это было допотопным, но душ есть душ, а мыло остается мылом даже здесь! Не удержавшись, Дженни быстро разделась и встала под слабую струю темноватой воды, с наслаждением смывая с себя дорожную пыль. Затем она завернулась в чистое полотенце, вышла в узкий коридор и отправилась на поиски спальни.
Приоткрыв первую дверь, Дженни поняла, что вторглась на территорию Брета. На полу валялись грязные ботинки и рабочая одежда, постель на кровати с утра осталась незастеленной. В комнате стоял устоявшийся запах ланолина, крема для бритья и конюшни. Оглядевшись, Дженни впервые задумалась: а приятно ли ей будет близкое соседство с таким неуправляемым, угрюмым мужчиной?
Тяжело вздохнув, Дженни быстро захлопнула дверь и открыла дверь напротив. Окна этой комнаты выходили на зеленую лужайку перед домом. Здесь все было вычищено, пахло свежестью, а на подоконнике стояла большая ваза с полевыми цветами. Дженни решила, что эту комнату приготовили для нее. Впрочем, на Брета это было не слишком похоже; скорее Ма Бейкер позаботилась.
Изголовье и спинка большой кровати были медными, лоскутное покрывало на ней – теплых пастельных тонов. Лоскутный коврик потемнее покрывал деревянный пол. Здесь также стояли кресло, туалетный столик и белый платяной шкаф. Дженни постояла в сумерках, пытаясь представить людей, живших в этой спальне, но внезапно на нее навалилась такая тоска по Питу, что она в отчаянии бросилась на кровать, зажав уши.
– О, Пит! – всхлипнула она. – Как бы я хотела, чтобы ты был сейчас рядом…
Однако раскисать было нельзя. Дженни решительно вскочила с кровати, схватила рюкзак и, смахивая капавшие слезы, переоделась в чистые шорты и майку. «Ты просто устала и подавлена незнакомым местом, – повторяла она про себя. – Надо взять себя в руки и заняться чем-нибудь».
С преувеличенным энтузиазмом Дженни стала вытаскивать и раскладывать вещи, чтобы почувствовать себя как дома. Шкаф оказался пустым; в нос ей ударил специфический запах нафталина, смешанный с ароматом лаванды. Скорее всего, здесь хранилась старая одежда, которую убрали, чтобы освободить ей место. А жаль. Могло бы попасться что-нибудь интересное…
Покончив с вещами, Дженни вышла через боковую дверь на зеленый выгон. На его краю было маленькое кладбище, на которое она обратила внимание еще раньше.
Тени во дворе стали длиннее. Дженни шла по высокой траве к кладбищу, огороженному белым забором. У надгробий из грубого неотесанного камня стояли старые деревянные кресты, между ними росли дикие лилии. Это было тихое место отдохновения всей семьи, которая когда-то здесь жила. «Куда более интимное, чем огромное городское кладбище на холме за Сиднеем», – подумала она грустно.
Открыв калитку, Дженни отметила, что петли хорошо смазаны, а трава недавно подстрижена – за кладбищем до сих пор заботливо ухаживали. Она внимательно прочитала все эпитафии, вырезанные на камне. Неведомые ей супруги О'Конноры умерли в конце восемнадцатого века. Очевидно, они были пионерами, приехавшими из Ирландии. А вот Мэри и Мервин Томас умерли почти друг за другом через несколько лет после Первой мировой войны.
На двух маленьких могилках было трудно разобрать надписи: краску давно не подновляли, и буквы были едва видны. Крошечные кресты стояли рядышком, как будто обнявшись, и Дженни с трудом прочитала полустертые одинаковые надписи на них: «Мальчик. Умер при рождении». Она вздрогнула. Брет был прав: Чуринга бывала беспощадной.
Дженни прошла к двум последним могилам – одинаковым каменным надгробиям из темного камня с белыми ровными буквами на них. Но на женской могиле была такая странная надпись, что Дженни опустилась перед ней на колени, не поверив глазам…
– Ужин готов, – раздался за ее спиной голос Брета.
Дженни оглянулась, пытаясь собраться с мыслями.
– Неужели такое возможно? – воскликнула она, показывая на камень.
Брет поправил шляпу и засунул руки в карманы.
– Не знаю, миссис Сандерс. Меня здесь еще не было. Ходили слухи, что когда-то здесь произошла какая-то трагедия, но это только сплетня, так что не стоит вам их пересказывать. Пойдемте, сейчас все сядут ужинать.
Дженни посмотрела на него, но он быстро отвел глаза. Понятно, Брет Уилсон что-то знает, но решил держать это при себе. Она вышла вслед за ним с кладбища и пошла по двору в сторону столовой, сгорая от любопытства. Оказывается, в Чуринге есть какая-то тайна, которую от нее скрывают…
Глава 4
Брет не удивился, увидев Дженни на кладбище. Это было одно из самых красивых мест усадьбы, к тому же для недавно овдовевшей женщины интерес к нему был естественным. И все-таки он не стал ей пересказывать слухи. Миссис Сандерс, как и все женщины, наверняка любопытна и не успокоилась бы до тех пор, пока не вытянула из него все, что он знает. А Брет считал, что прошлому Чуринги лучше оставаться в могиле.
Он нервно теребил поля шляпы, чувствуя ее шаги за спиной. Ему привычней был запах стриженой шерсти, чем экзотический аромат, исходивший от этой женщины. Миссис Сандерс смущала его. Чем быстрее он уберется из дома в общежитие, тем будет лучше. Он еще вчера перенес бы вещи, если бы его лошадь не потеряла подкову. Ему пришлось пять миль тащиться пешком, и после этого у него просто не было сил шевелиться.
Брет открыл перед Дженни дверь столовой и пропустил ее вперед. Сам он сдернул шляпу с головы и повесил ее на гвоздь: Ма Бейкер была насчет этого строга.
Громкий и веселый гвалт в столовой сменился дружным стоном, когда парни увидели миссис Сандерс.
– Знакомьтесь, это ваша новая хозяйка, миссис Сандерс. – Он усмехнулся, видя, какими глазами все уставились на длинные ноги и сияющие золотом волосы своего босса.
– Стэн, дружище, подвинься, дай сесть.
В дверях кухни появилась Ма Бейкер, торопливо вытирая руки передником. Брету нравилась Ма: с ней было легко, а стряпня ее была выше всяких похвал. Но он вздрогнул от неожиданности, когда она вдруг отвесила ему подзатыльник.
– За что, Ма?..
– За плохие манеры, Брет Уилсон! – Она повернулась к Дженни, когда хохот вокруг немного стих. – Здесь у всех плохие манеры, милочка, не обращайте внимания. Меня зовут миссис Бейкер. Рада познакомиться.
Брет наблюдал за лицом Дженни, когда она, пожав руку Ма, садилась за стол. Глаза ее смеялись, и он знал почему. Она смеялась над ним! Ох уж эти женщины! Всегда готовы нанести удар, когда не ждешь этого…
Ма обвела взглядом сидящих за столом. Никто не ел, все с открытыми ртами уставились на Дженни.
– Что случилось, парни? Никогда не видели леди? – насмешливо спросила она, упираясь кулаками в толстые бока.
Брет вместе с остальными поспешно опустил глаза и занялся своей тарелкой. Ма лучше было не перечить. Кроме того, он был очень голоден после тяжелой дороги, поэтому больше не обращал внимания на насмешливые взгляды парней. Пусть думают что хотят. Она просто его новая хозяйка, вот и все. Ничего особенного!
Дженни с опаской посмотрела на Ма и с удивлением обнаружила, что она добродушно улыбается.
– Это вам, милочка, – сказала Ма Бейкер, ставя перед ней огромную дымящуюся тарелку жаркого, от запаха которого у Дженни потекли слюнки. – Вы выглядите как привидение. Придется вас откормить, – уверенно заявила она.
Дженни покраснела, уверенная, что все в столовой внимательно прислушиваются к их разговору. Наверное, ей не стоило приходить сюда и ужинать вместе со всеми.
Однако вскоре мужчины потеряли к ней интерес, принялись за еду и вернулись к своим разговорам. Основной темой, конечно, были овцы. Так как последние десять лет Дженни сталкивалась с ними только в виде баранины в лавке мясника, она молчала, изучая окружающую обстановку.
Столовая представляла собой просторный зал с пристроенной кухней. Длинный деревянный стол тянулся через все помещение с двумя скамьями по сторонам. Потолка не было, свод железной рифленой крыши упирался в толстые деревянные балки. Дженни все это нравилось, но она чувствовала, что ее присутствие всех стесняет. Под бдительным оком Ма мужчины сдерживали языки, стараясь сохранять приличие. Когда с едой было покончено, все поспешно поднялись и потянулись к выходу. На крыльце голоса становились громче, раздавался громкий смех. Дженни подумала, что обычно все эти мужчины после ужина остаются в столовой, чтобы расслабиться, выпить пива, покурить и поболтать после тяжелого трудового дня. Ей стало неловко: не очень приятно чувствовать себя захватчицей чужой территории.
Наконец, когда последний работник удалился, из кухни выплыла Ма Бейкер с двумя дымящимися чашками чая в руках.
– Не обращайте на них внимания, – фыркнула она, кивнув в сторону крыльца, откуда доносился громкий хохот. – Они неплохие парни, но привыкли общаться только с официантками. Никто из них не получил должного воспитания, они просто не знают, о чем можно разговаривать с леди.
Дженни жалко улыбнулась в ответ:
– Я, кажется, испортила им ужин. Лучше уж мне есть в доме одной.
– Наверное, так и в самом деле будет лучше, миссис Сандерс, – подумав, ответила Ма. – К тому же вы теперь их хозяйка.
– Называйте меня Дженни. Не люблю эти формальности. Но, может, здесь так принято?
– Господи, конечно, нет, милочка! – засмеялась Ма Бейкер, доставая из фартука кисет с табаком. – Можете звать меня Симон. Когда все вокруг зовут меня Ма, мне кажется, что я уже столетняя старуха. Хотя, конечно, имя у меня смешное. Какая я, господи, Симон, посмотрите на меня! Но моя мать читала в жизни только одну книгу, где героиню звали именно так, поэтому я была обречена.
Дженни усмехнулась, радуясь, что с ней рядом в этом суровом мужском мире находится добрая душа, с которой можно поболтать, по-женски отвести душу.
– Вы всегда сопровождаете стригалей?
Симон кивнула.
– Мы со Стэном влюбились друг друга так давно, что я уже и не припомню, когда это было. Я тогда нянчила детей хозяина на одной ферме в Квинсленде, а он приехал с остальными на стрижку овец. – Она рассеянно отхлебнула чай, погружаясь в воспоминания. – Он был тогда красавцем. Высокий, стройный, руки – сплошные мускулы! Теперь-то этого не скажешь. Стрижка сгибает спины и делает мужчин стариками раньше времени. Но Стэн и сейчас стрижет овец быстрее многих молодых. – Женщина вздохнула, подперев рукой подбородок. – Приходится до сих пор за ним следить, как за ребенком. Грязнуля, каких свет не видывал! Но я рада, что мы вместе. Купили лошадь и фургон и с тех пор все время в пути. Немного утомительно, но я не поменялась бы с хозяевами, несмотря на их замечательные дома со всеми удобствами. Думаю, я изучила Австралию лучше, чем кто бы то ни был.
Дженни обрадовалась: наверное, Симон знает тайну надписи на кладбище, раз так давно путешествует по этим местам.
– Мне хотелось бы побольше узнать о Чуринге. Вы здесь бывали раньше?
– Нет. Мы больше колесили по Квинсленду. В этих местах мы всего лет пять, не больше, – покачала головой Симон.
Дженни сама удивилась, почувствовав, как сильно она разочарована.
– Простите, я не успела вас поблагодарить за порядок в комнате и свежие цветы. Большое спасибо! Мне было очень приятно.
– Пустяки, – отмахнулась Ма, закуривая сигарету, которую она очень ловко скрутила. – Мне самой приятно, что со мной рядом будет в усадьбе женщина.
– Скажите, а что случилось со старой одеждой из шкафа?
Симон вдруг занервничала, отводя глаза и крутя кисет в руках.
– Не думала, что вы захотите оставить это старье на месте. Поэтому и убрала его оттуда.
Дженни нахмурилась: опять какие-то недоговоренности.
– Видите ли, я художница, и в колледже моим любимым предметом была история одежды. Если она принадлежала тем, кто жил здесь полтора века назад, это было бы интересно.
– Не стоит копаться в прошлом, Дженни, это никому не приносит счастья. К тому же там такие лохмотья… – пробормотала Симон виновато, упорно глядя в сторону.
– Тем более нет ничего страшного, если я на них посмотрю, – сказала Дженни просительно, но в голосе ее слышалась настойчивость.
– Брету это не понравится, – тяжело вздохнула Симон, явно сдаваясь. – Он приказал мне все это сжечь.
– Зачем?! – изумленно воскликнула Дженни. – В любом случае он не имел на это права! Это мой дом. Ради бога, Симон, если это всего лишь старые лохмотья, к чему такая таинственность?
Симон очень внимательно посмотрела на нее и снова вздохнула:
– Простите, Дженни. Я делаю то, что мне скажут. Пойдемте, они все там, у меня, – сказала она наконец и, поднявшись, направилась на кухню.
Кухня была безукоризненно чистой. Раковины блестели, накрахмаленные занавески чуть колыхались в открытых окнах. На полу стояли корзины, полные овощей и продуктов. На стене почти до самого потолка блестели кастрюли и сковородки.
– Я сложила все в старый чемодан – жалко было сжигать такое добро, – оживленно проговорила Симон.
Она вытащила из-за кухонного шкафа большой чемодан и поставила на пол рядом с девушкой. Дженни опустилась на колени, расстегнула кожаные ремни, а когда принялась за защелки, ее пульс вдруг участился непонятно почему. «Перестань, это всего лишь старая одежда», – одернула она себя.
Крышка чемодана откинулась, и Дженни ахнула. Здесь не было никаких лохмотьев! В чемодане была аккуратно сложена одежда прошлого века. Одну за другой Дженни доставала из чемодана чуть помятые вещи и внимательно разглядывала на свету. Чудесная батистовая ночная рубашка ручной работы без видимых следов носки была аккуратно завернута в тонкую бумагу. Викторианские кружева на воротнике и манжетах домашнего платья были по-прежнему белоснежными. Она прижала к щеке чудесное шелковое свадебное платье цвета слоновой кости, которое, видимо, привезли с собой еще из Ирландии. Блестящий шелк был мягким и прохладным, платье до сих пор пахло лавандой.
– Симон! – наконец выдохнула Дженни. – Какие же лохмотья? Каждая из этих вещей годится для коллекций в музее!
Круглое добродушное лицо кухарки пошло красными пятнами.
– Если бы я знала, что вы так разбираетесь в этом, я бы никогда не послушала Брета и не взяла их себе. Но он сказал, что вы не захотите держать их вместе со своей одеждой.
Дженни внимательно присмотрелась к Симон. До нее дошло, что на самом деле хотела сделать с этим вещами женщина, так много повидавшая на своем веку. Но разве можно было осуждать ее за это?
– Успокойтесь, все нормально. Они же целы, все в порядке, Симон.
Она рассмотрела поношенные бриджи для верховой езды и цветную вязаную шаль с обтрепанными краями. Вещи двадцатых годов были далеко не новыми – очевидно, Чуринга переживала тогда не лучшие времена. Затем взгляд ее упал на чудесное бальное платье, затесавшееся между рабочей и повседневной одеждой. Оно было с пышной шифоновой юбкой цвета морской волны на подкладке из сатина. Край обтягивающего изящного лифа и узкие плечи платья были усыпаны мелкими розами из того же материала.
– Симон, посмотрите! К нему есть даже туфельки! Должно быть, его заказывали для какого-то особого случая…
– Вот и все, милочка, больше ничего интересного нет, – сказала вдруг Симон напряженным голосом. – Здесь только связка старых тетрадей и кое-что из мелочей на дне.
– Тетрадей? Каких тетрадей? – удивилась Дженни, насторожившись.
– Похоже на дневники, но кто его знает? Я их не читала и вам не советую. – Симон снова отвела глаза. Дженни сердито посмотрела на нее.
– Что здесь происходит? К чему такие тайны? Все что-то упорно пытаются от меня скрыть? Это что, все связано с той странной надписью на могиле? – не выдержала она, разозленная бесконечными недомолвками.
– Я знаю только, что очень давно здесь произошло что-то плохое. Брет решил, что лучше не расстраивать вас после того, что вы недавно пережили, – вздохнула женщина. – Мне очень жаль, что все так получилось с вашим мужем и сынишкой.
Пусть лучше этот чертов Брет Уилсон занимается своими делами!
– Спасибо, Симон. Но я не такая уж нежная, как кто-то из вас себе вообразил, – решительно сказала Дженни и потянулась к тетрадям.
Они действительно оказались дневниками. Более новые были в самодельных кожаных обложках, более старые – простые, пожелтевшие, с водяными разводами.
На каждой тетради была аккуратно проставлена дата; дневники охватывали период с 1924 по 1948 год.
Дженни полистала страницы, заметив, каким детским, неуверенным был почерк автора вначале и как он с годами сформировался, буквы стали красивыми, ровными. Только последняя запись выпадала из общего ряда. Неровные строчки разбегались вкривь и вкось, буквы были кривыми. Создавалось впечатление, что это писал другой человек.
– Помочь вам сложить все вещи и занести в дом? – спросила Симон.
Дженни вздрогнула, закрывая последнюю тетрадь. Она как будто почувствовала рядом присутствие той женщины, что писала дневник. Это было такое сильное ощущение, что ей не хотелось отвечать Симон, чтобы не вспугнуть его.
– Дженни, с вами все в порядке, милочка?
– Да-да, не беспокойтесь, – поспешила ответить она, приходя в себя. – Давайте сложим вещи обратно в чемодан, а тетради я понесу в руках.
Через несколько минут женщины уже шли к дому. Во дворе совсем стемнело, во многих окнах общежития светились окна, оттуда доносились неясные мужские голоса.
Поставив чемодан на пол кухни, Симон попрощалась.
– Мне пора спать. Мы рано ложимся и рано встаем здесь, чтобы не так страдать от жары. Да и вы, наверное, устали, вам лучше тоже пораньше лечь.
– Спасибо, Симон, за заботу. Вам не нужна моя помощь в мытье посуды?
– Да что вы, милочка! Я справлюсь сама. К тому же вы теперь моя хозяйка и не должны делать за меня мою работу, – засмеялась толстуха.
– Ну что ж, – улыбнулась Дженни, – тогда спокойной ночи!
Она проводила Симон до веранды и некоторое время постояла там, вслушиваясь в тишину ночи. Воздух был теплым и приятно ласкал лицо, в нем смешались ароматы ночных цветов с запахом сухой травы. До Дженни вдруг дошло, что все это принадлежит ей, и она села в кресло-качалку на веранде, пытаясь осмыслить свое новое положение. Бескрайние земли, скот, дома – это же целый маленький город! А сколько людей здесь живет, работает на нее, а значит, зависит от ее решений…
Чувство огромной ответственности, казалось, придавило ее к земле. Она так мало знала об этой жизни! Несколько лет, проведенных в детстве в Валуне, научили ее лишь самым основным понятиям… Дженни чуть не застонала от ужаса, но, посидев так немного, решила, что не стоит расстраиваться на ночь глядя. Утро вечера мудренее.
Из дома не доносилось ни звука, и Дженни решила, что Брет, скорее всего, уже заснул. Но, зайдя на кухню, она увидела белеющую бумажку на столе – это была записка, в которой он сообщал, что перебирается в общежитие.
– Слава богу! – с облегчением пробормотала она. – Одной проблемой меньше.
На полу ее спальни чернел чемодан. Казалось, он притягивает Дженни, и она, не удержавшись, решительно расстегнула ремни и откинула крышку. Зеленое платье, лежавшее сверху, призрачно светилось в лунном свете, призывая взять его в руки и примерить.
Шифоновые и сатиновые складки шелестели, задевая ее обнаженное тело, пока она быстро натягивала платье на себя. Прохладный материал приятно ласкал кожу, юбка закружилась вокруг ног, когда она сделала пару шагов. Дженни закрыла глаза, приподняла складки на подоле пальцами, как бы делая реверанс перед танцем, и в ту же секунду в голове зазвучала мелодия старинного вальса Штрауса. Она медленно закружилась в танце, бесшумно переступая босыми ногами по прохладным гладким доскам пола; ей казалось, что платье само несет ее по комнате.
