Текст книги "Гостья из тьмы"
Автор книги: Тамара Маккинли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
Глава 9
Брет стоял перед дверью, не решаясь постучать. Он целый день готовился к этому, собираясь с силами, – ему не давала покоя собственная грубость. Он отравил всю поездку мисс Сандерс, и ему, конечно, следует извиниться. А как она радовалась тому, что смогла побороть свой страх перед лошадьми! Тоже не шутка после такого падения…
Черно-белый щенок келпи крутился в руках, пытаясь освободиться. Но Брет только крепче прижал его к себе одной рукой, а другой все-таки наконец постучал. В ответ не раздалось ни звука. Но он видел свет в ее спальне по дороге к дому. Может, она заснула? Осторожно открыв дверь, он вошел в дом, прислушиваясь. И вдруг застыл, услышав рыдания. «Господи! – испуганно подумал он. – Может, это из-за меня? Вряд ли, но с женщинами разве угадаешь?» Больше всего на свете Брет боялся женских слез. Надо удирать, пока не поздно, – им обоим будет неловко, если теперь вдруг обнаружится его присутствие. Но было поздно: щенок каким-то образом вырвался из рук Брета, шлепнулся на пол, заскулил и помчался к дверям спальни.
– Кто там? – испуганно спросила Дженни.
– Не пугайтесь, миссис Сандерс, это я, Брет. Наверное, не вовремя, простите… я зайду завтра!
– Нет-нет, подождите минутку, я сейчас выйду.
Брет подхватил на руки щенка, снял шляпу и застыл в нескольких шагах от спальни. Он слышал ее движения за дверью, последние всхлипы и представлял, как она торопливо вытирает слезы. Более неловкое положение трудно было себе представить. Хотел бы он сейчас оказаться в общежитии! Черт его дернул вообще сюда прийти…
Дверь открылась, он увидел ее заплаканное лицо и отступил. Взгляд промытых слезами огромных глаз Дженни странно подействовал на него.
– Я пришел мириться, – забормотал он. – Понимаю, что вы, наверное, не хотите меня видеть, и все-таки…
Он говорил, глядя в сторону и смущенно переступая с ноги на ногу. Но Дженни ничего не замечала, уставившись на щенка в его руках.
– Это мне? Какой чудесный! – прошептала она. – Как вы добры, спасибо!
Глаза девушки засияли. Он протянул ей щенка, и Дженни прижала его к лицу. Щенок тут же стал вылизывать остатки слез, а Брет утонул в этих странных глазах, которые иначе, чем фиолетовыми, не назовешь.
Неожиданно он обнаружил, что ему трудно дышать, а все заготовленные заранее слова вылетели из головы. Ему вдруг так захотелось обнять и утешить ее, что он позавидовал щенку.
Когда до него наконец дошло, о чем он думает, Брет резко отпрянул. Ничего себе, влип! Она же его хозяйка! Должно быть, у него поехала крыша. Он прочистил горло, кашлянул и приосанился.
– Просто хотел извиниться за сегодняшнюю грубость… и за вчерашнюю, – выдавил он. – Думал, вам не помешает компания. Он толковый парень, только еще не приучен к дому.
Брет почувствовал, что краснеет, когда она внимательно посмотрела ему в глаза. Он неловко смял шляпу в руках, повернулся и пошел к выходу.
– Это лучший подарок, который вы могли сделать мне, спасибо, Брет! – быстро проговорила Дженни, догоняя его со щенком в руках, который повизгивал от избытка чувств.
– Уже поздно, – буркнул Брет, останавливаясь в дверях. – Завтра увидимся.
Он упорно смотрел куда-то поверх ее правого плеча.
– Вы очень спешите? Может, останетесь и выпьете пива со мной? Заодно поможете выбрать имя этому чуду с хвостиком.
– Ну… – протянул Брет, разрываясь между желанием остаться и пониманием, что ему нужно убегать, пока не поздно.
– Пожалуйста! – фиолетовые глаза с тоской смотрели на него.
Брет вдруг вспомнил, как жаловалась Марлин на свое одиночество, когда он пропадал целыми днями, и застарелое чувство вины победило. Он закрыл входную дверь и прошел за Дженни в кухню, решив, что одна банка пива никому не повредит.
Он уселся за стол, а Дженни налила молоко в блюдце и поставила перед щенком. Тот тут же принялся лакать, разбрызгивая молоко на пол, на свои лапы. Дженни рассмеялась и потрепала щенка по голове. Потом достала из холодильника две бутылки пива, открыла их, одну протянула Брету, а из второй сделала большой глоток сама.
Брет наблюдал, как она, запрокинув голову, глотает, как красива ее длинная, обнаженная шея, и гадал, какую игру она затеяла. Наверняка ведь чувствует, как действует на него! Женщины всегда об этом догадываются каким-то шестым чувством. Он только допьет свое пиво и сразу уйдет, пусть не рассчитывает!
Дженни села за стол рядом с Бретом, наблюдая, как щенок играет с ее ботинками.
– Еще раз спасибо, Брет, это страшно мило с вашей стороны.
– Да ерунда, не стоит благодарности, – буркнул он.
Он заметил, что глаза Дженни подозрительно заблестели, и отвернулся, глотая пиво. Хотел бы он спросить, что ее так расстроило, да не знал, как это тактично сделать.
Только бы она не расплакалась снова! Жалко, что здесь нет Ма, уж она бы знала, как ее утешить.
– Неправда, Брет, я действительно так думаю. Вы по-настоящему добры ко мне, хотя я этого не заслуживаю. Утром я вела себя как последняя идиотка! И вдруг вы приносите этого щенка… Мне действительно сейчас необходим друг. Но как вы догадались?
Брет посмотрел на нее и выдавил фальшивую улыбку. Этой женщине необходимо время, чтобы пережить свои потери, а эти чертовы дневники только сильнее растравляют ей душу.
Дженни снова наклонилась к щенку, который обнаружил в ботинках носки и теперь играл с ними, как с живыми, рыча и катая их по полу.
– Может, назвать его Риппер?[4]4
Риппер – в переводе с английского – потрошитель.
[Закрыть] – сказала она наконец. – Как вы думаете?
– Вполне! – быстро ответил Брет, радуясь, что напряженный момент миновал. – Смотрите, какой хулиганистый. Самый мелкий в помете, но энергии хватит на всех.
Они опять надолго замолчали. Брет спасался от неловкости пивом. Он не знал, о чем еще можно говорить с ней, и с каждым мгновением чувствовал себя все неуютней.
Он уже собрался встать из-за стола и распрощаться, когда Дженни вдруг дотронулась до его руки.
Это было таким шоком, как будто его боднула корова. Он удивленно уставился в фиолетовые глаза, которые теперь были очень близко.
– Расскажите мне про Матильду Томас, Брет.
Он вдруг обнаружил, что ее глаза не просто фиолетовые. Вокруг зрачков в них были рассыпаны золотые и синие крапинки. Он инстинктивно отпрянул назад и схватил бутылку, чтобы прервать опасную близость.
– Что вы имеете в виду, миссис Сандерс? – Это было лучшее, что он мог придумать, – ему нужно было потянуть время, чтобы собраться с мыслями.
– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, Брет Уилсон! – воскликнула Дженни, моментально выйдя из себя. Глаза ее потемнели от гнева; она вскочила из-за стола так стремительно, что стул упал на пол. – И если вы не перестанете называть меня миссис Сандерс, клянусь, я разобью сейчас эту бутылку об вашу тупую башку!
Они уставились друг на друга в немом шоке, а затем одновременно расхохотались.
– Нет, это поразительно, – простонала Дженни, задыхаясь от смеха. – Мы ведь оба взрослые люди, а грыземся друг с другом, как кошка с собакой!
Брет кивнул, стараясь успокоиться.
– Стукните меня! Я, наверное, заслужил, но должен признаться, миссис… то есть Дженни, вы оказались для меня полной неожиданностью. Я ожидал увидеть кого-то постарше. Менее…
– Задиристую, – закончила она за него.
Это было совсем не то, что он хотел сказать, но Брет не стал уточнять.
– Ладно, я воспринимаю это как комплимент. Возьмите еще пива. – Дженни достала еще две бутылки, открыла и чокнулась с ним. – За лучшее взаимопонимание!
– Почему бы и нет? – улыбнулся Брет.
Пиво было холодным, как раз таким, как он любил. Брет не отрываясь смотрел в ее глаза, не в силах оторваться. Он понимал, что должен отвести взгляд, иначе не успеет оглянуться, как утонет в этих дивных глазах и пропадет, но ничего не мог с собой поделать.
– Расскажите мне историю этого места, Брет, – серьезно попросила Дженни и подняла руку, чтобы остановить возражения. – Вы с Ма знаете какие-то слухи, и я тоже хочу их знать.
Мысли Брета заметались. Прочтя дневники, он понял, что правда куда страшнее слухов. Знать бы еще, что уже успела прочесть Дженни… В конце концов он решил рассказать ей правдивые факты истории Чуринги, не углубляясь в детали. Но откуда начать? Он сделал большой глоток, чтобы протянуть время и собраться с мыслями.
– О'Конноры были австралийскими пионерами, которые появились здесь в начале восемнадцатого века. Они стали типичными ирландскими скваттерами, как и большинство здешних семей. Чуринга начиналась с маленького расчищенного участка буша и наспех сколоченной хижины. Здесь была вода, а близость горы защищала от наводнений в дождливые сезоны. Но сначала требовалось расчистить место для пастбища, чтобы скот, который они привезли с собой, мог выжить. – Брет задумался, представив, какую работу пришлось здесь проделать этой семье. – Конечно, у них не было тракторов и разных машин, как сейчас. Все делалось вручную с помощью топоров и мотыг. Но со временем пастбища были расчищены, овцы расплодились, и постепенно семье пришлось расширять свои владения. Когда Чурингу унаследовала Мэри, у нее уже было около ста тысяч акров земли, а на месте первой хижины появилась усадьба с хозяйственными постройками.
– Мэри была матерью Матильды? – спросила Дженни.
– Да, – кивнул Брет. – Она начала управлять хозяйством во время Первой мировой войны, когда ее мужа забрали на войну в Галлиполи. Она держала овец, мериносов и коров. Деньги за шерсть пускала в хозяйство и многое сделала для процветания Чуринги. Ходили слухи, что Мервин Томас, вернувшись с войны, постепенно разорил ферму, пропивая и проигрывая крупные суммы в карты. После смерти жены он пытался продать Чурингу Этану Сквайрзу.
– Но не смог, – прошептала Дженни. – Потому что по закону она принадлежала Матильде. Я прочитала самые первые дневники, и они произвели на меня очень гнетущее впечатление. Но мне бы хотелось узнать, как относились к Матильде окружающие. Что за слухи ходили о ней?
– Матильда Томас стала легендой в округе, когда ей еще не было двадцати лет. Конечно, она была неординарным человеком; как-никак единственная женщина, которая достигла процветания в мире мужчин. Она, возможно, была несколько эксцентричной – во всяком случае, поступала так, как считала нужным, живя одна со своими аборигенами. Люди всегда боятся того, чего не могут понять, поэтому она, скорее всего, была страшно одинокой. Разумеется, слухи о ребенке ходили в округе, так как пытливые глаза непросто обмануть. Но так как ребенок умер, слухи постепенно угасли. Конечно, Матильду уважали за то, чего она добилась здесь, но скваттеры и их жены не одобряли ее поведения и не общались с ней. – Он усмехнулся. – Она была, видимо, той еще хулиганкой! Ходила в мужской одежде и плевала на всех с высокой колокольни.
Брет замолчал, сознавая, что сильно приукрасил жестокую действительность. Но Дженни и без того, очевидно, потрясла эта история. Она только недавно овдовела, а дневники Матильды могли снова погрузить ее в тяжелые воспоминания. Интересно, кого она сегодня оплакивала больше? Изнасилованную, одинокую девочку или собственное горе?
– Расскажите мне еще о Матильде, – попросила Дженни.
– Вы же читаете дневники. И сами знаете все, что знаю я.
– Не совсем, – покачала она головой. – Я хочу знать, что было после смерти ребенка и какую роль играла потом семья Этана Сквайрза?
Брет почувствовал, что вступил на опасную почву. Хотя в дневниках не часто упоминалась эта семья, правда и слухи так сильно переплелись, что он боялся проговориться. Брет посмотрел на девушку и решил сказать то, что считал правдой.
– Никто особенно не видел Матильду после смерти ребенка. Она появлялась в городе дважды в год все на той же старой лошади отца. Общалась только с Томом и Эприл Финли из Вилги. Когда Чуринга стала процветать, она приобрела много современного оборудования, но сама никогда далеко не уезжала.
Брет закурил сигарету и немного помолчал.
– Ее все здесь считали отшельницей. Она жила одна со своими аборигенами большую часть года, за исключением сезонов стрижки; никогда не участвовала в пикниках, не приезжала на скачки или танцы и ни с кем не общалась. Эндрю Сквайрз делал ей предложение, но она знала, что он поступает так, чтобы получить Чурингу, и прогнала его. Поговаривали, что Чарльз Сквайрз, младший сын Этана, был в нее влюблен, но это ничем не кончилось.
– Но у нее же кто-то был, правда?
Брет вздрогнул. Скоро она сама все прочтет в дневниках, и он не собирался сейчас вываливать ей это на голову – тем более после сегодняшних слез.
– Не знаю, Дженни. Простите…
Дженни посмотрела на него с сомнением. Потом откинулась на спинку стула и немного расслабилась.
– Судя по дневникам, Этан Сквайрз мечтал об этой земле. Мой адвокат говорит, что его семья до сих пор интересуется Чурингой, – сказала она задумчиво и посмотрела ему прямо в глаза. – Что такого есть в Чуринге, что они так охотятся за ней до сих пор?
– Вода, – не раздумывая ответил Брет. – В Курайонге есть река, но она часто пересыхает, и им приходится довольствоваться скважинами. А по территории Чуринги протекают три реки, и есть много артезианских вод. О'Конноры разбирались в земле и разглядели Чурингу с первого взгляда. Сквайрзы опоздали когда-то и до сих пор не могут успокоиться.
– Расскажите мне об этой семье.
Брет вздохнул. К чему ей все это? Если бы Ма послушалась его и сожгла дневники, Дженни никогда бы ничего не узнала.
– Отец Этана был младшим сыном в семье богатых землевладельцев в Англии. Его послали в Австралию искать счастья с достаточным количеством денег, чтобы развернуться. Он начинал в Квинсленде, где изучил разницу между разведением овец в Англии и Австралии, а затем двинулся на юг. Он увидел эту землю, решил, что она будет подходящей, и построил Курайонг. Но так как на юге и на востоке были земли Чуринги, ему пришлось расширяться на север. А там земля суше. Дождей не так много, и мельче реки.
– Так началась вражда?
– Я никогда не слышал о прямых столкновениях, – покачал головой Брет. – Но, конечно, отец Этана не скрывал, что хочет заполучить эти земли. Он оставил Курайонг Этану. Тот попытался женить пасынка на Матильде, но она разрушила его планы. Думаю, что после этого он еще больше распалился.
– Вы сказали, что и Чарльз Сквайрз пытался ухаживать за Матильдой. Почему у него ничего не вышло, если его отец был так заинтересован в этом?
– Не знаю, Дженни, – честно ответил Брет.
Дженни задумчиво посмотрела на него.
– Скажите мне откровенно, Брет, это место проклято? Оно действительно «амулет дьявола»?
Брет фыркнул:
– Это даже забавно, Дженни, что вы верите в подобные вещи! Чуринга – такое же место, как и тысячи других в Австралии. Удаленное, отрезанное от большого мира, с суровыми условиями для жизни. То, что случилось с Матильдой, случается и в других местах. Подумайте, как многого она здесь добилась, несмотря на тяжелую судьбу. Здесь нет ничего дьявольского, просто обычная тяжелая жизнь.
– Вы действительно любите это место, правда, Брет? – прошептала она. – Несмотря на то, что оно вам стоило жены…
Брет пожал плечами.
– Марлин – городская девушка. Она любит ходить по магазинам, в кино и на вечеринки, любит наряжаться, я должен был понимать, что она возненавидит это место, – спокойно сказал он. – Я изо всех сил старался сделать ее счастливой, но моих усилий было недостаточно.
Ему вдруг стало очень важно, чтобы Дженни увидела Чурингу его глазами – такой, какой она действительно была.
– Не придумывайте ничего ужасного об этом месте, Дженни. Оно, конечно, изолировано от мира, но в нем сохранилось что-то… изначально правильное. Вспомните Матильду. У нее не было тех удобств, которые есть сейчас у нас, не было помощников, но она выстояла. Она работала, как вол, боролась за жизнь и сделала ее такой, какая она сегодня, потому что любила Чурингу! И ничто не смогло сломить ее.
«Почти ничто, – мысленно поправил он себя. – Но Дженни ни к чему это знать».
Брет замолчал. Он и так сказал больше, чем собирался. Дженни, казалось, была удовлетворена. Она успокоилась, напряжение спало.
– Спасибо, Брет. Но знаете, чем больше я читаю дневники, тем меньше мне хочется здесь оставаться. Чуринга, мне кажется, влияет на тех, кто в ней живет. Как будто Матильда до сих пор следит за всем, что здесь происходит. Временами мне кажется, что она присутствует тут, в доме, и вовлекает меня в свой мир все больше и больше. Не скажу, что мне это всегда нравится. – Дженни вздрогнула. – Такое впечатление, будто она знает, что я пойму ее боль. Но мне это тяжело сейчас! Со дня смерти Пита и Бена прошло так мало времени… Меня едва хватает, чтобы держать себя в руках и справляться с собственной болью!
Брет взял Дженни за руку и мягко пожал ее.
– Поэтому мой вам совет – выбросите скорее эти дневники. Сожгите! Пусть прошлое остается прошлым, пока оно не разрушило вас.
– Я не могу, Брет, – покачала головой Дженни. – Матильда не отпускает меня, и я должна узнать, что с ней случилось. Должна попытаться понять, что держало ее здесь все эти годы.
– Тогда позвольте показать вам ту Чурингу, которую люблю я. Позвольте помочь вам понять, что держит нас на этой земле, заставляя работать как сумасшедших и стареть раньше времени. Здесь мой дом, Дженни! Здесь для меня лучшее место на земле. И я хочу, чтобы вы тоже полюбили его.
Брет чувствовал, как краска приливает к лицу, и удивлялся, что говорит с такой страстью. Она, наверное, решит, что имеет дело с восторженным идиотом.
– Вы боитесь, что из-за меня будете вынуждены уехать? – тихо спросила Дженни.
– Вы думаете продать Чурингу?
Ему нелегко было задать этот вопрос, и он замер в ожидании ответа.
– Честное слово, Брет, я еще не знаю, – задумчиво сказала Дженни. – Здесь очень красиво, и думаю, я понимаю, за что вы так любите это место. Но эта надпись на могиле преследует меня! – Она обняла себя за плечи, как будто ей вдруг стало холодно. – Простите, что не могу дать вам пока вразумительного ответа. Я понимаю, как для вас мучительно ожидание: ведь от этого зависит ваше будущее…
Брет с облегчением вздохнул. По крайней мере, она еще не решила, – значит, надежда еще есть.
– Просто у вас разыгралось воображение, Дженни, вот и все. И это неудивительно после того, что вы недавно пережили. Но во всех подобных отдаленных хозяйствах есть свои кладбища: чаще всего из-за жары и расстояний нет времени везти хоронить людей в город. Вам просто нужно сосредоточиться на той жизни, которая идет сейчас, и заполнить ее делами. Оставьте мысли о прошлом и радуйтесь тому, что имеете.
Дженни удивленно взглянула на него.
– Для простого управляющего фермой вы настоящий Сократ! – насмешливо бросила она.
– Научился от матери, – усмехнулся Брет. – Она любила порассуждать о жизни и смерти. Наверное, кое-что мне крепко втемяшилось в голову. – Он помолчал, глядя на кончик дымящейся сигареты. – Знаете, они были хорошими людьми, мои родители. Мне до сих пор их не хватает. Наверное, мне и моим братьям повезло в жизни.
На какую-то секунду перед ним появилось лицо матери и исчезло. У него сохранились только детские воспоминания о женщине, которая всю жизнь тяжко боролась, чтобы ее сыновья имели все то, чего у нее не было в детстве. Любящий дом, чистую одежду, образование…
В его воспоминания ворвался грустный голос Дженни:
– Завидую вам… Сестры-монахини в Даджарре не тратили время на проявления чувств, только наказывали. – Она тяжело вздохнула. – Такой старт в жизни учит враждебно относиться ко всем и быть крайне самостоятельной. Ты просто никогда уже никому не доверяешь в жизни. Возможно, именно это заставляет меня настороженно относиться к Чуринге. – Она посмотрела на него и грустно улыбнулась: – И к вам…
Брет почувствовал, что его мнение о Дженни резко меняется. Вместо капризной сиднейской красотки он вдруг увидел в ней маленькую девочку с израненной душой, которая прячет от всех одиночество и боль.
– Я и представить себе не мог, что это так серьезно… – пробормотал он.
– Расскажите о своем детстве, Брет, – попросила она мягко.
Брет затушил сигарету и погладил щенка, который мирно заснул у него на коленях.
– Мы жили в Моссмане в Квинсленде. Отец был рубщиком сахарного тростника, поэтому мы его почти не видели. Он всегда говорил, что еще один сезон – и ему хватит денег на покупку собственного местечка. Так было до самой его смерти. Тростник – страшная штука. На плантациях полно крыс и насекомых, которые заносят инфекцию в порезы и язвы.
Дженни внимательно слушала. Брету не хотелось расстраивать ее рассказами о постоянной нищете, но и приукрашивать действительность он не мог. Мать так мучилась в этих съемных времянках, пытаясь навести какой-то порядок и прокормить их, что он просто не мог предать ее память. Сахарный тростник постепенно убил и ее, только по-своему. Не так, как отца…
– Нас было четверо братьев. Старшие, Джон и Дэйви, тоже стали рубщиками тростника, как отец. Думаю, они просто не смогут теперь выжить без запаха мелассы! А я ненавижу этот запах.
– Странно, я никогда не видела тростниковых плантаций, хотя росла в Даджарре, а это центр производства сахара. Но приют со всех сторон окружали пастбища и горы.
– Это совсем другой мир. Жаркий, влажный: жара выкачивает твою энергию, потеешь постоянно, и везде тростник… – Брет помолчал, вспоминая. – И все-таки выглядит красиво. Огромные поля тростника колышутся на ветру, напоминая зеленый океан. Но очень немногие белые австралийцы могут рубить тростник. Эта работа требует особой выносливости, чтобы выдержать ее и выжить при этом.
Брет почесал за ухом щенка и задумался о том, как меняется жизнь. Скоро на полях будут работать одни машины, заменяя труд сотен рубщиков, и таким людям, как его братья, придется искать другую работу.
– Мы постоянно переезжали с места на место вслед за отцом, но он редко приходил с плантации ночевать домой. Между рубщиками возникала странная мужская дружба. Женщины им были не нужны. Я теперь удивляюсь, как получилось, что отец женился? Мне кажется, для него мы были тяжким бременем, а его обещания купить собственный дом были просто привычной отговоркой.
– А вы об этом мечтали, да?
Брет затушил сигарету и стал машинально гладить щенка. Он сегодня вечером наговорил столько, сколько, наверное, у него обычно выходило за месяц. Но с Дженни легко разговаривать, и ему это нравилось.
– О том, чего не знаешь, не скучаешь! – улыбнулся он. – Но мы были достаточно счастливы и так. Мать старалась изо всех сил, чтобы мы чувствовали себя… особенными.
Брет замолчал, вспоминая те тяжелые времена. Мать обстировала рубщиков, потому что им вечно не хватало денег. Каждый день она поднимала на плиту тяжелые баки с бельем, потом снимала и полоскала огромные одеяла и простыни. Иногда она уставала так, что с трудом добиралась до кровати.
Дженни молчала, словно понимая, что кое-что он имеет право утаить от нее.
– А потом наступили времена, когда отец стал чаще оставаться дома. Приступы подхваченной на плантации желтухи учащались. Он страдал от боли, слабея с каждым приступом так, что скоро вообще не смог выходить на работу. Конец медленно приближался. Я часто вспоминаю его, сломленного болезнью, желтого, ожидающего смерти в ветхой хибаре… До сих пор не могу понять, что заставляло его так убивать себя на рубке тростника.
– Я и не подозревала, что это такая тяжелая работа, Брет. Мне очень жаль, что ваш отец так умер…
Брет пожал плечами:
– Он сам выбрал эту работу. И кто-то же должен ее делать. Но я очень рано решил, что это не для меня. Джон и Дэйви остались там после смерти матери, а мы с Джилом отправились на юг и нанялись на овцеводческую ферму: Джил остался в Квинсленде и со временем купил там немного земли, а я двинулся дальше на юг. Я с шестнадцати лет занимаюсь овцами, Дженни, и ни разу не пожалел об этом. – Брет взял на руки щенка и поднялся. – Мне кажется, этого парня пора устраивать на ночь. К тому же, мне пора. Я и так своими разговорами утомил вас.
– Нет, нисколько! – серьезно сказала она. – Спасибо, Брет, что рассказали мне о своей жизни. Надеюсь, я не растревожила плохих воспоминаний? Это бывает больно, я знаю…
Он покачал головой и улыбнулся:
– Почему бы нам не отправиться завтра покататься верхом? Я покажу вам остальную часть Чуринги. Может быть, если вы увидите ее так, как вижу я, вы поймете, что в ней особенного.
Дженни задорно вскинула подбородок, глаза засветились лукавством.
– А вы уверены, что сможете освободиться? У вас ведь так много работы!
– Завтра воскресенье! – рассмеялся он.
– В таком случае, Брет, я буду очень рада! – Она взяла у него из рук спящего щенка и нежно чмокнула его в мохнатую голову.
– Я зайду за вами. Нужно выехать, пока прохладно.
Дженни постояла в дверях с щенком на руках, наблюдая, как удаляется Брет. Он шел пружинистым шагом, засунув руки в карманы. Она улыбнулась. Он оказался чудесным собеседником, когда отказался от своей дурацкой защитной грубости. А его подарок – именно то, что ей так нужно сейчас.
Щенок умилительно подрагивал во сне. Лапы шевелились, как будто он куда-то бежал. Тяжелый теплый комочек лежал у нее на руках, пока она искала, из чего сделать ему постель. Найдя ящик из-под овощей, она выложила дно старым полотенцем и устроила поудобнее спящего щенка.
Пока Дженни раздевалась, готовясь ко сну, она поняла, что не может просто так забросить дневники, как советовал ей Брет. Это было бы несправедливо по отношению к Матильде, которая специально оставила в шкафу свои тетради, чтобы кто-нибудь прочел.
Но Брет прав в одном. Ей нужно смотреть в будущее и не позволять прошлому омрачать настоящее. И Матильда, и Брет смогли найти в этом месте что-то родственное себе. Посмотрим, получится ли это у нее. Только тогда она сможет считать Чурингу своим домом.
