Текст книги "Гостья из тьмы"
Автор книги: Тамара Маккинли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
Но как теперь вести себя с ним? Как будто ничего не случилось? «Но ведь ничего и не случилось, – усмехнулась она про себя, выходя из кустов. – Если он промолчит, мы оба вскоре забудем об этом».
Брет стоял к ней спиной, раскладывая еду на плоском камне. Здесь были цыпленок и ветчина, свежий хлеб, сыр и помидоры. А также бутылка с домашним лимонадом, пиво и фляжка с чаем. Стараясь не встречаться с ним взглядом, Дженни принялась за еду. Она и не подозревала, что так проголодалась, а цыпленок оказался очень вкусным.
Брет тоже явно не страдал отсутствием аппетита. Он не проявлял никаких признаков неловкости, вел себя так, как будто ничего не заметил, и Дженни немного расслабилась. Брет говорил только о Чуринге – рассказывал о шерсти и об аукционах, на которых она оценивается и продается, о проблемах транспортировки и найма рабочих для фермы. Ей было интересно его слушать, и она все больше убеждалась, что ей повезло с управляющим.
Когда солнце скрылось за деревьями, они оседлали лошадей и тронулись в обратный путь. Дженни чувствовала себя усталой, но это была приятная усталость. Такая обычно появляется после хорошо проведенного дня на природе. Когда они въехали во двор и расседлали лошадей, ночь уже спустилась на Чурингу. Звезды над ними были огромными и сверкающими; Дженни казалось, что стоит приподняться на цыпочки и она сможет дотронуться до Южного Креста.
– Это был замечательный день, Брет, спасибо. Я сегодня увидела столько прекрасного!
Он посмотрел на нее сверху вниз, в уголках его губ задрожала улыбка, глаза лукаво сверкнули.
– Так же, как и я!
И, резко повернувшись, зашагал к общежитию, не дав ей времени ответить.
Глава 11
Сезон стрижки был в самом разгаре, с маленьких окрестных ферм хозяева пригнали своих овец. Брет был очень занят и не мог уделять Дженни много внимания, поэтому она целыми днями делала наброски в своем альбоме. Только вечерами перед сном, когда становилось прохладно, они ненадолго выезжали верхом. Дженни нравились эти дружеские поездки, но вскоре у Брета стало так много работы, что она лишилась этого удовольствия.
Целыми днями во дворе стоял шум и суета. Более четырехсот тысяч овец требовалось провести через руки стригалей, которые торопились уехать в другие хозяйства. Людей катастрофически не хватало, и однажды Дженни сказала Брету, что могла бы помогать пастухам. Он удивился, но возражать не стал, и с тех пор для Дженни началась совсем другая жизнь. Теперь она стала понимать, что приходилось выдерживать юной Матильде. Постепенно она привыкла часами сидеть в седле и даже стала учиться действовать невозможно длинным и тяжелым кнутом, пытаясь направлять овец в нужную сторону. Пыль, поднятая тысячами копыт мериносов, забивавшая глаза, уже не так раздражала ее. Она сопровождала стада на зимние пастбища, как заправский пастух. Ее кожа подрумянилась на солнце, руки огрубели. Она проваливалась в крепкий сон, стоило голове коснуться подушки, и спала без сновидений до утреннего гонга.
Риппер сопровождал ее во всех поездках. Кремово-белая шерстка на лапках, груди и надбровьях покраснела от пыли. Глаза смотрели на Дженни с обожанием, язык всегда был готов лизнуть ее в лицо. Он как будто понимал, что ему никогда не придется работать, как остальным келпи, но с интересом следил за ними, поглядывая сверху из седельной сумки.
Прошел месяц, потом еще две недели. Стригали начали постепенно разъезжаться, и теперь вместо их громкого гомона во дворе стали слышны петухи и лай собак.
Брет вместе с грузовиками, груженными шерстью, уехал на аукцион.
Дженни чувствовала необыкновенный покой, разлитый теперь в Чуринге, но ее жизнь опять менялась. Симон и Стэн уезжали завтра утром, и она боялась, что ей придется испытать такое же одиночество и изолированность от мира, как Матильде.
Дженни невольно вспомнила о непрочитанных дневниках и зеленом платье в чемодане. Загадочная музыка старинного вальса с каждым днем все тише звучала в голове, но она знала, что скоро опять окунется в этот мир. Вернется к жестоким, но уже знакомым обстоятельствам жизни, которые она только сейчас стала понимать по-настоящему.
В кухне было душно, термометр показывал около сорока градусов. Дженни, обливаясь потом, готовила прощальный обед и поражалась выносливости Симон.
Несколько раз в день кормить такое количество голодных мужчин казалось ей подвигом.
Обед был назначен на десять, когда спадет дневная жара. Дженни приняла душ, надела легкую блузку и льняную юбку, туфли на высоких каблуках и немного подкрасилась. Гости прибыли ровно в десять часов.
Симон была затянута в ярко-желтое хлопчатобумажное платье, лицо подкрашено, волосы густо завиты. В туфлях на высоких каблуках она казалась выше мужа. Стэн был страшно торжествен в костюме с галстуком и чистыми волосами. Он переступал с ноги на ногу и выглядел беспомощным без своего привычного комбинезона стригаля и трубки в зубах.
Дженни провела гостей через кухню, где аппетитно пахло ростбифами и йоркширским пудингом, томящимися на плите, и подвела к столу у открытых стеклянных дверей на веранду.
Она целый день мыла, скребла, полировала все вокруг, поэтому в кухне было чисто и нарядно. Передвинутый кухонный стол было не узнать. Он был накрыт накрахмаленной белой льняной скатертью с кружевами, рядом с тарелками лежали яркие китайские салфетки, столовое серебро матово светилось в лунном свете. В центре стола, между старинными бронзовыми подсвечниками возвышалась высокая тонкая ваза с дикими лилиями. Все это Дженни нашла в кладовке на нижней полке и вычистила до блеска.
Симон с жадным интересом рассматривала стол округлившимися глазами. Дженни наблюдала, как она осторожно трогает пальцами ножи, салфетки и хрустальные фужеры на высоких ножках. Может быть, она перестаралась? В конце концов, это обычная рабочая семья, живущая простой, незатейливой жизнью, а не художественная богема Сиднея.
– Дженни… – выдохнула Симон, глаза ее сияли. – Спасибо, что устроила нам такой необыкновенный прием. Я столько раз мечтала хоть раз посидеть за настоящим красивым столом с цветами, серебром и свечами! Я никогда этого не забуду, спасибо!
– А я испугалась, что вы подумаете, будто я выпендриваюсь перед вами, – облегченно вздохнула Дженни. – Я столько трудилась, чтобы вычистить все это, когда обнаружила на полке в кладовке! Но если вы будете чувствовать себя неловко, можно быстро убрать все назад.
– Не вздумайте этого сделать, детка! – ужаснулась Симон. – Для всех парней я просто Ма, которая набивает им желудки сытной едой. Никто во всю жизнь не сделал мне ничего приятного за эти годы. Только вы, дорогая. И дайте мне этим насладиться от души!
Дженни разлила шерри и зажгла свечи. Симон плюхнулась всем своим весом на крепкий стул и пригубила вино.
– Я буду долго вспоминать все это потом, в дороге, – сказала она задумчиво. – Все-таки жизнь на колесах имеет свои недостатки.
Стэн сидел в кресле, не зная куда пристроить длинные руки стригаля. Наконец сложил ладони между колен и смущенно кашлянул.
– Вы чудесно все устроили, миссис Сандерс, – с трудом выдавил он и опять закашлялся.
– Спасибо. Вот ваше пиво, вам оно больше по вкусу, я знаю, – улыбнулась Дженни. – И пожалуйста, снимайте галстук и пиджак. В такую жару ни к чему соблюдать формальности.
– Ты не сделаешь этого, Стэн Бейкер! – грозно объявила Симон. – Хоть раз в этой проклятой жизни веди себя по-человечески. Оставь этот чертов пиджак и проклятый галстук на месте!
Ростбифы и йоркширский пудинг имели успех. К пудингу Дженни подала персиковое желе и взбитые сливки. На десерт напекла меренги и подала их к кофе и бренди.
После еды все перешли на веранду, уселись в мягкие кресла и расслабились. Вокруг было тихо, Чуринга спала.
– Я буду скучать по вас, Симон, – задумчиво сказала Дженни. – Вы – единственная женщина, с которой я общалась с самого приезда из Уэллаби-Флатс.
– Неужели никто из ваших подруг не связался с вами за это время? – удивилась Симон.
– Диана написала несколько писем и звонила, но связь настолько плохая, что толком поговорить было невозможно.
– Вы уже решили, что собираетесь делать дальше? Кажется, вы немного привыкли здесь с тех пор, как вы с Бретом перестали грызться.
Симон скинула туфли, галстук и пиджак Стэна давно висели на спинке кресла.
– Я еще ничего не решила, к сожалению. Это место почему-то удерживает меня, хотя здесь я столкнулась с такими вещами, которыми никогда раньше не занималась. Но, может быть, в Чуринге я просто прячусь от реальной жизни?
– Чепуха! – уверенно фыркнула Симон. – Ничего нереального здесь нет, детка. Именно здесь ты видишь настоящую жизнь.
Дженни отрешенно взглянула на залитую лунным светом землю и тяжело вздохнула. Она вспомнила последнее письмо Дианы. Руфус предлагал выкупить долю Дженни в галерее и купить ее дом, если она решит остаться здесь. Но она не может так просто покончить со старой жизнью. Дом, галерея, друзья по-прежнему были частью ее существа. И она хотела писать картины! Ей это было необходимо, как воздух. Альбом для набросков был полон и просился на холсты. Писать картины было самой сильной внутренней потребностью Дженни, которая требовала удовлетворения. Симон внимательно посмотрела на нее.
– Здесь одиноко, я понимаю вас, – серьезно заговорила она. – Я колесила по Новому Южному Уэльсу и Квинсленду всю взрослую жизнь и вижу, как эти места меняют людей. Женщины становятся грубыми, двужильными и примиряются с мухами и пылью. Но мы вынуждены оставаться здесь из-за наших мужей и детей. И потом, мы здесь выросли и любим эту землю. Думаю, детка, что вам будет лучше в городе.
Дженни с тоской посмотрела на нее. Симон была права. Ее здесь ничто не удерживало, кроме разбитой мечты. У нее не было ни мужа, ни ребенка, о которых она могла бы заботиться. Она не испытывала к Чуринге обжигающей страсти, которая бы намертво привязала ее к этой земле. Но ей не хотелось испортить своим настроением их последний вечер, поэтому она быстро сменила тему:
– Куда вы отправитесь дальше, Симон?
– В Билла-Билла. Там огромная стригальня, а кухня – просто загляденье! Затем мы поедем в Ньюкастл навестить нашу дочь и внуков. Немного побудем с ними, да, Стэн?
Стэн только кивнул в ответ, как настоящий мужчина, знающий цену словам.
– У нас трое детей. Две дочери и сын, – сказала с гордостью Симон. – И целых девять внуков! Но мы, к сожалению, не так часто с ними видимся. Они все живут в разных местах, а мы должны без конца колесить по этой чертовой стране.
– А что вы собираетесь делать, Стэн, когда уже не сможете быть стригалем? – спросила Дженни, не в силах представить его кем-нибудь другим.
– Думаю, продержусь еще несколько сезонов, – ворчливо пробурчал тот, попыхивая трубкой. – Я всегда обещал Ма, что, когда придет время, у нас будет собственный дом с участком. Не очень большим, конечно, но, думаю, на тысячу акров потянем.
– Обещания, обещания! – зло фыркнула Симон. – Всегда тянешь – ну, еще один сезон, еще одна стрижка… В конце концов тебя вынесут из какой-нибудь стригальни ногами вперед!
Дженни услышала раздраженные нотки в ее голосе и поняла, что это, по-видимому, больная тема у супругов. Может быть, они не сочтут такой уж безумной ее идею?
– Если я решусь остаться… – неуверенно начала она. – Я пока не обещаю, что останусь, Симон, учтите! Но не согласитесь ли вы со Стэном жить здесь со мной?
Симон украдкой бросила быстрый взгляд на мужа.
– Я бы с удовольствием, детка. Мы переезжаем с места на место так давно, что пора где-нибудь остановиться.
– Вы смогли бы жить в бунгало у реки, помогать мне по хозяйству и готовить для стригалей во время сезонов стрижки. А Стэн бы помогал на скотном дворе, управлял стригалями, следил за овцами…
Стэн не проявил никакого энтузиазма. Лицо его оставалось бесстрастным, как обычно, и это говорило само за себя.
– Для меня это звучит как райская музыка, – сказала Симон, вздыхая. – Но Стэн не из тех, кого можно удержать на одном месте. У него пятки горят! Все-таки на всякий случай я оставлю вам адрес дочери в Ньюкастле. Она будет в курсе наших дел и сможет передать нам ваше письмо.
Стэн молча допил пиво и снял со спинки кресла пиджак и галстук.
– Спасибо за угощение, миссис Сандерс. Мы с Ма очень тронуты вашим вниманием. Но нам пора, завтра надо встать до света.
Дженни крепко пожала ему руку на прощание. Ладонь стригаля была мягкой – ланолин надежно защищал ее от мозолей. Объятия Симон были теплыми и уютными. Дженни поняла, что она будет ужасно скучать по этой доброй, сильной женщине. Невозможно было представить, что они больше никогда не увидятся.
Она проводила их до крыльца и, махнув рукой на прощание, вернулась в дом. Он казался опустевшим. Красная пыль опять появилась на полу и даже на белоснежной скатерти – Дженни никак не могла понять, откуда ее столько берется. Из спальни появился Риппер и направился к блюдцу с молоком. Сделав себе последнюю чашку кофе, Дженни с удовольствием опустилась в уютное кресло. Музыка старинного вальса снова зазвучала в голове, призывая вернуться к бальному платью и призрачным объятиям. Пришло время взяться за дневники…
За сухим летом последовала сухая зима. У Матильды не было времени оплакивать своего ребенка, потому что выросшая до колен трава совершенно поникла под безжалостным солнцем. Одинокие листья облетали с деревьев и желтели на ветках. На пастбищах Чуринги в поисках травы появились тысячи кроликов и тучи кенгуру, гонимые в поисках воды и корма со своих земель.
Матильда осматривала пастбища в низко надвинутой на лоб шляпе, чтобы хоть немного защитить глаза от немилосердного солнца. Выручка после прошлогодней стрижки позволила заплатить последнюю часть долга матери банку, зато теперь ей приходилось с трудом сводить концы с концами до будущего лета. Матильде было трудно уследить за огромной площадью Чуринги, и все же, если бы не кролики и кенгуру, травы на пастбищах для овец хватило бы. Из-за засухи у нее осталось всего тысяча тонкорунных мериносов, но если дождь не пойдет, ей придется резать кусты и кормить овец вручную, как всегда делала мать и остальные фермеры в таких случаях.
С достаточным запасом воды и еды в седельных сумках они с Габриэлем объезжали земли Чуринги. Матильда научилась спать на жесткой земле в одежде и ботинках, с ружьем под боком, готовая в любой момент защитить себя и овец от диких кабанов, динго и ядовитых змей. Она гнала овец вперед. Верный Блю бежал рядом. От вида каждой мертвой овцы ей хотелось плакать, но она понимала, что ничего не может с этим поделать.
Стрижка была уже на носу, и им с Габриэлем пришлось заняться подсчетом и сортировкой овец. Часть стада осталась на пастбищах, других загнали в загоны, некоторых привели на домашние выгоны. Овцы были хороши в этом сезоне. Конечно, не сравнить с тем количеством, к которому они здесь привыкли, но качество руна было не ниже.
Матильда зашла в пустую стригальню. Здесь еще стоял запах пота, ланолина, шерсти и дегтя. Она улыбнулась. Так вот что значит быть скваттером, хозяином овец, дающим миру самую высококачественную шерсть! Матильда посмотрела на пол, где пот многих поколений лучших стригалей оставил свой след, на баки с дегтем в углу и старенький движок. Затем сосредоточилась на том, что надо было еще подготовить. Придется обменять свиней на продукты и приготовить постели. Сортировочные столы сияли свежими досками. Но какой во всем этом смысл, если у нее не было денег на стригалей, мальчиков для дегтя и сортировщиков шерсти?
Она огорченно вздохнула. Стригали не будут работать бесплатно, а без них не будет и шерсти. На что она надеется?..
– Добрый день, Матильда! Вижу, ты уже пригнала овец?
Она резко повернулась – и радостно улыбнулась Тому Финли, великану с черной шевелюрой и зелеными глазами.
– Здравствуй! Да, почти все уже рядом. А как дела у вас, в Вилге?
– Стадо тоже почти собрано. Куча ягнят в этом году, несмотря на то, что не было дождя. Хотя коров пришлось подкармливать.
Матильда понимающе кивнула.
– Пойдем в дом, выпьем чаю. У меня даже припасена бутылочка чего-то покрепче.
– Чая будет достаточно, – сказал он, направляясь к дому по пустому двору. – Рад видеть тебя здоровой, Молли.
Его обращение вызвало у нее улыбку. Он всегда звал ее Молли, и ей это нравилось.
– Мы с Эприл очень беспокоились за тебя в прошлом году. Она даже хотела приехать к тебе, но сама знаешь, как это бывает…
Они зашли в дом, и Матильда направилась к плите.
– Могла бы и не застать меня на месте, – сказала она, нарезая хлеб и холодную баранину. – Я почти весь год проболтались с Габом на пастбищах. Для нас двоих все-таки земли очень много.
– А как же молодые работники? Разве они не могут вам помочь?
– От большинства из них мало проку. Одни слишком молоды, другие постоянно исчезают. К тому же у меня нет на всех лошадей. Я оставила их чистить загоны, следить за скотом и готовиться к зиме.
За чаем Том с удовольствием рассматривал Матильду.
– Ты изменилась, Молли. Я помню маленькую аккуратную девочку, которая ходила вся в бантах и обожала наряжаться на пикники и танцы на скачках.
Матильда улыбнулась и внимательно вгляделась в повзрослевшего товарища детских игр. Типичное ирландское лицо выдавало сильный характер, кожа задубела на солнце, руки стали большими и мускулистыми.
– Мы все изменились, – спокойно ответила она. – Ты стал мужчиной и совсем не похож на противного мальчишку, который таскал меня за волосы и швырял в лицо грязью. – Она грустно вздохнула. – Время бантов и нарядов миновало, Том. Мы все должны взрослеть.
– Но это не означает, что ты должна быть несчастной, Молли, – быстро сказал Том, подаваясь к ней. – Ты молода, красива, должна сейчас ездить на вечеринки и искать себе подходящего мужа, а не ночевать на голой земле и срезать дерьмо с задниц у безмозглых тварей.
Матильда расхохоталась. Она чувствовала себя столетней старухой и, должно быть, так и выглядела в старых отцовских штанах и застиранной до дыр рубахе.
– Если ты так считаешь, Том, значит, ты очень давно не выбирался из своей глуши.
– Но это не дело – жить здесь совсем одной, Молли! – упрямо покачал головой Том. – И есть множество людей, которые могут тебе это с удовольствием доказать.
– Мужчин, ты имеешь в виду? – все оживление Матильды пропало. – Эндрю Сквайрз крутился тут, да еще парочка парней появлялась, но я дала им кулаком в ухо. – Она усмехнулась в ответ на его улыбку. – Мне не нужны здесь мужчины, Том. Я не хочу никого из них видеть, если это не стригаль, который уедет, закончив работу.
Том достал кисет и скрутил папиросу.
– Хорошо, – сказал Том, закуривая. – Поговорим о стригалях. Сколько у тебя овец в этом году?
– Пятнадцать сотен наберется, думаю, – ответила Матильда. – Но я сама справлюсь, не волнуйся.
Она отвернулась, боясь, что глаза выдадут вновь вспыхнувшую панику.
Но Тома нелегко было обмануть.
– Вот что, Молли, – твердо сказал он. – Стригали приедут ко мне в Вилгу на следующей неделе. Если ты успеешь к этому времени пометить свое стадо, охолостить ягнят и пригнать ко мне, их смогут подстричь вместе с моими.
– И во сколько мне это обойдется? – спросила Матильда. Доброта Тома потрясла ее, но она должна была быть практичной.
Том усмехнулся.
– Ну, Молли… – протянул он. – В этом-то весь и финт! Мы договорились с хозяевами Билла-Билла и Махри, что в этом году они пригоняют своих овец ко мне. Поэтому платить они будут намного больше, и это покроет твою долю.
Матильда почувствовала, что на глазах у нее выступили слезы.
– Спасибо, – просто сказала она, лихорадочно размышляя, чем сможет отплатить ему за помощь.
Но Том Финли с детства всегда читал ее мысли, как в открытой книге.
– Ты, разумеется, будешь жить со мной и Эприл в доме, но не думай, что тебе даром будут стричь шерсть, дорогуша. Там найдется масса работы для тебя, так что к концу стрижки ты будешь здорово вымотана.
Матильда улыбнулась сквозь слезы. В один прекрасный день и она обязательно расплатится с Томом. Он единственный из многочисленных соседей помог ей в прошлом году и предложил свою помощь сейчас. Она никогда этого не забудет!
После его отъезда Матильда поспешила к хижинам аборигенов.
– Габ! – крикнула она. – Ты должен поехать завтра со мной. Нам надо срочно собрать стадо. Оставь двух старших сыновей присматривать за хозяйством, а еще двоих возьмем с собой. Мы едем на стрижку в Вилгу!
– Здесь чертовски хорошая стригальня, миссюс. Зачем нам ехать в Вилгу?
– Потому что там мы подстрижем своих овец бесплатно! – прикрикнула она.
– Гнать стадо в Вилгу очень тяжело. Мы с мальчиками устали, – печально вздохнул Габриэль, изо всех сил изображая смертельную усталость.
Матильда возмутилась. Она устала не меньше его и прекрасно знала, чего он добивается.
– Тебе нужны продукты и сахар? – спросила она прямо. – Так вот, ты их получишь, только когда стадо вернется из Вилги.
Усмешка быстро пропала с лица старика.
– Мои старшие в Курайонге, – буркнул Габриэль, отводя глаза. – Поступили новичками на сезон. Там хорошо платят.
Матильда посмотрела на большую стайку игравших в пыли детей разных возрастов, начиная с младенцев и кончая подростками.
«К черту! – думала она со злостью. – Если там так хорошо, почему бы им тогда не забрать семьи туда же?» Но Матильда быстро заставила себя успокоиться. Если она хочет продержаться, ей нужно любыми силами удержать их здесь. Содержать семейство Габриэля недорого, но, черт возьми, как они ее раздражали иногда!
– Один пакет сахара и мука сейчас, – твердо сказала она. – Остальное – когда вернемся из Вилги. Тогда же добавлю немного табака.
Они довольно долго смотрели друг другу в глаза, и наконец Габриэль кивнул. Два мальчика, которых он взял с собой, были такими маленькими, что с трудом доставали до укороченных стремян. Сбор овец занял у них почти три дня. В эти дни небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами. Где-то вдали громыхала гроза, обещая дождь. Но когда они собрали всех овец в домашних загонах, налетел сухой горячий ветер и разогнал тучи. Трава гнулась и шелестела под сильными порывами ветра. Овцы в загонах нервничали.
На четвертый день Матильда запаковала седельные сумки с вещами и оседлала Леди. Она постояла у ограды и полюбовалась на своих упитанных овец. Несмотря на засуху, травы в Чуринге на этот раз хватило. Шерсть на спинах была густая, животные выглядели сильными и здоровыми. Конечно, кто-то из них после перегона похудеет, но шерсть-то останется! А это в них самое ценное.
– Гроза идет, миссюс, – заметил Габриэль, забираясь на мерина.
Матильда посмотрела на небо. Тучи собирались опять. Воздух был наэлектризован, как будто земля и небо были двумя палочками, с помощью которых бог собрался добывать огонь.
– Тогда пора ехать, – бросила Матильда, делая знак двум мальчишкам открыть ворота. Она свистнула Блю, который тут же поднялся на ноги и занял место с краю стада. Постепенно, с помощью вожака и собак, стадо сдвинулось и потекло из загона.
Матильда с Габриэлем ехали за стадом, криками и свистом кнутов подгоняя овец.
Тучи спускались все ниже и ниже, превращая день в сумерки.
– Сухая гроза будет! – крикнул Габриэль. – Ничего хорошего, миссюс.
Матильда кивнула, похолодев. Надо было во что бы то ни стало успеть добраться с овцами до Вилги раньше, чем она разразится. В этих краях не было ничего ужасней сухой грозы. При первой же вспышке молнии овцы в панике разбегутся, и ей уже их не собрать.
Блю, казалось, чувствовал опасность. Он носился, как бешеный, то за отбившейся овцой, то подгоняя медлительного вожака. Он обегал стадо по кругу, врезался в самую гущу, разгоняя заторы, кусался и рычал, направляя всех в одну сторону. Так продолжалось целый долгий день, но к вечеру они достигли пастбищ Вилги и увидели овчаров, спешивших им навстречу.
Овцы были загнаны в небольшой загон позади стригальни, отделенный от других затейливым лабиринтом проходов.
– Ты могла бы приехать и завтра, – сказал Том, устало улыбаясь. – Похоже, гроза прошла мимо.
Матильда закончила подсчет и с облегчением вздохнула.
– Я никого не потеряла в дороге, – гордо сказала она. – Зачем было тянуть, если мы успели?
Они оба посмотрели на бегущие за горизонт кудрявые тучи.
– Надо посмотреть коров, – сказал Том. – Я отведу твоих лошадей в конюшню, а ты заходи в дом, Эприл тебя ждет. Скоро ужин.
Эприл была года на три старше Матильды. Худенькая молодая женщина с руками, покрасневшими от работы, казалась слишком хрупкой, чтобы выносить такую жару и беременность. Она обливалась потом, но неутомимо сновала между плитой, мойкой и столом. Рукава ее чистого ситцевого платья были закатаны выше локтей, на лоб все время падала прядка светлых волос, которая выбилась из пучка на затылке.
– Рада тебя видеть, Молли, – сказала она с доброй улыбкой на лице. – Теперь, с лишней парой рук, я смогу справиться с предстоящим концом света.
Матильда посмотрела на округлившийся живот, и у нее дрогнуло сердце от накатившей боли. Но она спрятала ее поглубже. Нечего сравнивать! Эприл выбрала замужество и детей, а в ее планы это не входит, так к чему чувствовать себя обделенной?
Дом в Вилге был больше, чем в Чуринге. Он стоял у подножия небольшого холма, веранда смотрела на реку и ближайшие пастбища. Деревья вилги давали тень баракам и амбарам и густо росли вдоль берега реки. Здесь, как и в Чуринге, возле самого дома деревьев не сажали: слишком боялись пожаров от молний.
Эприл подлила из чайника горячей воды в большой кувшин и вместе с полотенцем протянула Матильде:
– Возьми кусок мыла, таз, умойся и отдохни немного. Ужин вот-вот будет готов.
Комнату Матильде отвели в дальнем восточном углу дома. Она была маленькой, с громоздкой мебелью и кроватью с продавленной сеткой. Но зато в ней чудесно пахло пчелиным воском, пол был тщательно вымыт и почти на всю длину застелен шерстяным ковриком. Матильда прислушалась к голосам играющих во дворе детей. Сколько их теперь у Тома? Четверо или, может, уже пятеро?..
Она вздрогнула, увидав свое отражение в зеркале. Неужели эта загорелая, с растрепанными волосами женщина – действительно она? Матильда не представляла, что так сильно выросла и похудела и что ее так старят морщинки возле глаз. Если бы волосы были чуть темнее, а глаза более синими, ее можно было бы принять за призрак Мэри Томас.
Девушка с брезгливой гримасой осмотрела свои фланелевые брюки – старые, выгоревшие, с заплатами и пузырями на коленях, перехваченные внизу веревками, чтобы не задирались вверх. Рубашка, когда-то голубая, выгорела на солнце и от частых стирок щелочным мылом стала серой.
Матильда вздохнула. Мэри Томас предпочитала простую, удобную одежду для работы, но никто никогда не видел ее в грязной или не подогнанной по фигуре одежде. Никакого сравнения с этими бесформенными обносками! Она вспомнила, как Том сказал, что ей нужно ездить на вечеринки и танцевать, и грустно усмехнулась. Прошло слишком много времени с тех пор, как она одевалась в платья. Чем больше она будет походить на мужчину, тем лучше. Женщины слишком чувствительные создания, а ей надо выжить…
Матильда даже немного поспала, прежде чем ее разбудил гонг к ужину. Она поспешно вскочила и присоединилась к остальным. Было очень непривычно есть в компании, где за столом за тобой наблюдают шесть пар глаз. Из четверых мальчишек никто не унаследовал светлые волосы и мягкие черты лица матери. Все они были с такими же темными шевелюрами, зелеными глазами и резкими чертами лица, как и Том.
– Стригали приедут послезавтра, – сказал глава семьи, прожевывая кусок жареного мяса. – Где-то в середине следующего месяца подойдет очередь твоих овец.
Матильда согласно кивнула, так как ее рот был тоже полон. После холодной баранины и хлеба всухомятку ей не хотелось сейчас тратить время на разговоры.
– Эприл почти закончила убирать бараки для стригалей. Ты можешь помочь в загонах, в коровнике или курятнике. Работы хватает.
Матильда посмотрела на утомленное лицо Эприл и, хотя предпочла бы работать в загонах, поняла, что больше всего ее помощь понадобится на кухне и в бараках. Там надо вымыть полы и застелить свежим бельем кровати, к тому же, кто-то должен присматривать за детьми. Эприл не сможет за всем уследить одна.
Оглушительный, невероятный раскат грома заставил всех в ужасе оцепенеть.
Казалось, все живое вокруг затаило дыхание, со страхом ожидая продолжения. Секунды бежали бесконечно, действуя на нервы, и наконец малыши не выдержали. Они вскочили и бросились к Эприл, ухватившись за ее фартук как за спасение.
Лицо молодой женщины стало белым, как стена, глаза в ужасе округлились.
– Все в порядке, – машинально повторяла она. – У нас есть громоотвод, нам ничего не грозит… Пожалуйста, господи, защити нас, – закончила она шепотом.
Грохот потряс дом, как будто небо разорвалось и обрушило на них свой гнев. Голубая молния ослепительно сверкнула сквозь низкие тучи, превращая ночь в день.
Электрические щупальца шарили по тучам, как будто пытались найти слабое место и поджечь небо. Земля задрожала, когда вслед за ней грянул гром и прокатился по железной крыше. Мир озарялся ослепительными вспышками, когда молния, как указующим перстом, выхватывала из темноты то склоны холма, то верхушки деревьев, то кусочек пастбища. Гроза лезла грохотом в уши, ослепляла светом, потрясала своей мощью.
– Надо запереть загоны! – крикнул Том.
– Я с тобой! – прокричала в ответ Матильда.
Они постояли на крыльце, наблюдая, как бушует взбесившаяся природа. Дождя не будет, но подобные сухие грозы приносят множество разрушений, потому что следом за ними обычно приходит ураганный ветер. Он вырывает с корнем деревья, поднимает в воздух землю, срывает крыши с построек.
Воздух был так насыщен электричеством, что Матильде было трудно дышать. Вслед за Томом они помчались к загонам, где уже суетились люди, проверяя ограды и крепко запирая ворота. Овцы таращили глаза и беспрестанно блеяли, но были так тесно прижаты друг к другу, что никуда не могли деться. Собаки выли и бросались на стены будок, коровы мычали и вспахивали ногами землю в хлеву. Было такое впечатление, что весь мир внезапно сошел с ума и находится в агонии.
Гроза бушевала всю ночь и весь следующий день. Гром гремел, тучи скрыли солнце, молнии прорезали все небо голубым огнем. Люди постепенно привыкли к оглушительным звукам, дети прилипли к окнам, не сводя глаз со двора. Никто из них не признавался в своем страхе, но все знали: стоило молнии попасть в одно поваленное дерево, забытое где-то в середине пастбища, и все здесь вспыхнуло бы за считаные секунды.
Под утро второй ночи начался ураганный ветер. Он завивал пыль в огромные спирали, перекатывал их по земле, сметая все на своем пути. С ним невозможно было бороться. Можно было только молиться, чтобы он не перерос в торнадо, и не попадаться ему на пути. Том следил с веранды, как он гуляет по его полям, валит деревья и столбы изгороди, перекатывая их, как спички, во все четыре стороны. Железо на крышах стучало и хлопало, одна из стен ремонтной мастерской с треском оторвалась, пролетела в воздухе и рухнула с грохотом в один из пустых загонов. В доме оторвало несколько ставен, и воздух в комнатах был полон пыли.
