Текст книги "Этюды, 5 класс"

Автор книги: Тамара Бобович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 18
Четверг, 8 июня 1922 года

Хульда бродила по улицам уже четверть часа, набираясь храбрости, чтобы войти в кафе «Винтер», порог которого не переступала с тех пор, как Феликс и белокурая девушка отнеслись к ней как к невидимке.

Это случилось неделю назад. Каждый раз, когда Хульда проходила мимо, стулья на солнечной террасе врезались ей во взгляд, как щепки врезаются в плоть, а колышущийся навес маячил на краю зрения, как надоедливое насекомое. Она не осмеливалась войти в кафе, хотя это место и ее тоже! И она не позволит себя выгнать, не откажется от своих привычек просто лишь потому, что Феликс, по-видимому, встретил женщину, которая залатает раны на его сердце, как сам он когда-то латал Хульде проколы на велосипедных колесах.

Поэтому она решила, что пойдет сегодня вечером в кафе «Винтер» и, как обычно, отужинает бутербродами со смальцем. Если обмакнуть бутерброд в теплое какао, то соленое смальце начинает таять, а хлеб пропитывается сладостью… Божественный вкус.

В животе Хульды громко урчало от голода, но по мере приближения к кафе ноги словно наливались свинцом. В последнюю секунду она прошла мимо, зная, что Берт и добрая половина Винтерфельдтплац качают головами, наблюдая за ней.

«Я мечусь, как тигр в клетке», – подумала Хульда и решила, что это уже доходит до абсурда. Она подошла к кафе, глубоко вздохнула и толкнула дверь с такой силой, что стоявшей за ней официантке пришлось отпрыгнуть в сторону.

– Опаньки, госпожа Хульда! – сказала Фрида, цокнув языком. – Я-то думала, вы теперь кормитесь в другом месте.

Ее острый язычок всегда действовал Хульде на нервы. Закусив губу, она проглотила резкость, которая только бы подчеркнула ее неуверенность, и ограничилась вопросом:

– Свободный столик есть?

Фрида пожевала кончик своей лохматой косички и принялась оглядываться, пока не заметила в дальнем углу маленький столик, за которым никого не было.

– Обычно там сидит доктор Левенштейн, – ворчливо сказала она, – но сегодня, думается, он не придет. И хорошо, хозяйка вообще предпочитает, чтобы такие люди сюда не шастали. Садиться будете?

Хульда величественно кивнула и пронеслась мимо официантки, чувствуя, что ее щеки вспыхнули от гнева. Что эта девица о себе возомнила? «Такие люди»… Хульда прекрасно понимала, о ком речь.

Она раздраженно плюхнулась на свободное место и стала изучать меню, хотя уже знала, что закажет. К счастью, этот столик обслуживала другая официантка – застенчивая девушка с изможденным лицом, которая подошла к Хульде и тихо спросила, чего госпожа желает.

Феликса нигде не было видно. Снова и снова Хульда ловила себя на том, что вытягивает шею, чтобы посмотреть на стойку, за которой могли мелькнуть его каштановые волосы. Но всякий раз из кухни выходил кто-то другой, и Хульду охватывало разочарование.

– Хозяина сегодня нет? – непринужденно спросила она, когда тощая официантка поставила на стол тарелку с бутербродами.

– Нет, только его мать, – последовал краткий ответ.

Теперь и Хульда увидела, как над бутылками за барной стойкой маячат белые кудри Вильгельмины Винтер. Куда же подевался Феликс? Обычно он проводил здесь каждый вечер, приносил Хульде стакан пива и перекидывался с ней несколькими фразами – впрочем, следовало признать, что последние несколько месяцев их отношения были натянутыми. Но она привыкла видеть Феликса в кафе, он был частью этого места – совсем как темные стулья с плетеными спинками, высокие настенные зеркала и хрустальные люстры, которые Феликс давно хотел заменить на современные светильники геометрической формы в стиле баухаус. Но его мать резко воспротивилась: «Это приличное заведение, а не пристанище для нищих артистов или юных дарований, как «Романское кафе». У меня в кофейне такой безвкусицы не будет», – сказала она, и на этом разговор был окончен. Хульда тогда еще подумала, что была бы впечатлена, если бы Феликс настоял… Но это было не в его характере. Феликс был добрым, нежным и всегда старался всем угодить. Вот почему он вписывался в окружение так же легко, как подсвечники, которые стояли в полукруглых нишах, излучая мягкий свет.

Хульда откусила небольшой кусочек от бутерброда и задумчиво принялась жевать. В голове промелькнули воспоминания о белобрысом воришке и об их встрече в варьете «У Рике», и она устало потерла лоб. «Кому той ночью повезло?» – спросил комиссар, глядя на нее своими нахальными зелеными глазами.

«Почему любить так чертовски трудно?» – думала она, слизывая соль с губ.

С понедельника Хульда запрещала себе думать о Карле Норте. Последние несколько дней она работала как одержимая, читала, пыталась сосредоточиться на своих пациентках и их детях, за которыми ухаживала. Но мысли о комиссаре продолжали преследовать ее.

Она уже собиралась расплатиться, пойти домой и лечь спать пораньше, чтобы наконец-то выспаться, но увидела за окном девочку, которая показалась ей знакомой. Рыжеватые спутанные волосы, маленькое лицо с большими глазами…

Вскочив, Хульда выбежала наружу и мягко похлопала изможденную девочку по плечу.

– Здравствуй. Мы с тобой уже виделись.

Она машинально перешла на тон, который приберегала для взволнованных рожениц, раненых животных и перепуганных детей.

Вздрогнув, девочка обернулась и неуверенно кивнула. Она смотрела на Хульду подозрительно, но с надеждой, что та не причинит ей вреда.

Хульда взяла ее за руку – осторожно, как хрупкий цветок, который очень просто сломать.

– И вот мы снова встретились. Удивительное совпадение, не правда ли? – спросила она, особо не ожидая ответа. Почему-то у нее возникло странное ощущение, что это не совпадение.

Неужели девочка за ней шпионит? Ее кто-то послал?

– Пойдем внутрь, – твердо сказала Хульда. – Ты наверняка голодна, а мне в одиночку с бутербродами не справиться. А еще здесь подают лучший в городе картофельный суп.

Хульда, конечно, преувеличивала, но вряд ли этой девочке, дитю улиц, есть с чем сравнивать. Было видно, как девочка борется с собой, кожа у нее на скулах натянулась еще сильнее. Потом она кивнула. Голод явно взял верх.

Они вошли в кафе. Хульда не стала смотреть в сторону прилавка, где госпожа Винтер наверняка сморщила нос, неодобрительно глядя на грязную посетительницу. Хульда ласково, но твердо усадила девочку за свой стол и дала ей последний бутерброд. Потом заказала тарелку супа.

Девочка съежилась, будто хотела исчезнуть, но откусила бутерброд и принялась жевать так, что за ушами трещало. У Хульды защемило сердце. Интересно, когда бедняжка ела в последний раз?

Движения девочки постепенно замедлились, и на ее маленьких щеках проступила краска. Официантка тем временем принесла исходящий паром суп, и девочка осторожно зачерпнула его ложкой.

– Тебя зовут Лена, верно?

Девочка удивленно встрепенулась и, помедлив, кивнула. В ее водянистых глазах промелькнуло затравленное выражение.

– Откуда вы знаете?

– Лило Шмидт сказала. Еще она сказала, что тебе некуда пойти, поэтому иногда ты ночуешь на Бюловштрассе.

Лена снова кивнула и смущенно опустила голову, скрывая глаза под лохматой челкой.

– Это ведь не преступление… К тому же не я одна такая…

– Конечно, не преступление. Мне просто интересно, как ты справляешься. Где ты живешь? Где спишь? Однажды я видела тебя в доме Лило, на лестнице. Помнишь? Ты часто там ночуешь?

– Уже нет, – пробормотала Лена. – Один из жильцов нас прогнал. Сказал, что если снова нас увидит, то вызовет полицию, потому что мы воруем вещи из мусорных баков. Можно подумать, там есть что-то стоящее!

Что-то шевельнулось в памяти – кажется, Лило тоже рассказывала об этом соседе? Да, точно. Он поссорился с Ритой. Потом внимание Хульды привлекла еще одна деталь.

– Мы? – переспросила она.

– Что?

– Ты сказала «мы якобы воруем».

– Да. Мой брат Эдди и я.

– Неужели о вас совсем некому позаботиться? Где ваши родители?

Было отчетливо видно, что девочка вдруг замкнулась в себе. Словно задернули шторы на освещенном окне. Хульда терпеливо смотрела на нее и ждала.

– Умерли, – глухо сказала Лена и быстро запихнула в рот оставшийся бутерброд, как будто пытаясь себя заткнуть. Она жевала и глотала, и в глазах у нее стояли слезы. Потом подавилась и шумно всхлипнула.

– Давно?

– Отец погиб на войне, и вскоре мать заболела. Я бросила школу и ухаживала за ней несколько месяцев, но это не помогло. Она все равно умерла. У нас даже на похороны денег не было. С тех пор мы живем одни.

– Других родственников у вас нет?

Лена покачала головой.

– Только тетка в Панкове. Но у нее самой семеро по лавкам.

– Тогда вас должны были отправить в приют! Есть учреждения, где помогают детям войны. Квакеры предоставляют детское питание. А еще…

Лена горько рассмеялась:

– Мы два месяца жили в одном таком приюте в Моабите. Там было хуже, чем на улице. По кроватям ползали жуки, в коридорах бегали крысы. Кормили нас водянистой похлебкой и чуть что лупили палками. Мы сбежали оттуда и вернулись в Шенеберг, откуда родом. С тех пор вот живем в Бюловбогене. Нам там нравится.

– Но как вы будете жить дальше?

Она пожала плечами.

– Сейчас мы ночуем в заброшенной столярной мастерской, никто туда не заходит, никто нас не трогает. Кроме нас живут и другие дети. Время от времени удается найти какую-нибудь работенку, Эдди помогает разгружать товары, а я… – Девочка замолчала, порозовев.

Хульда посмотрела на фиолетовые тени у нее под глазами, на нездорово‐бледную кожу и только тогда заметила синяк, спускающийся по ключице. Она закрыла глаза. Столько же страданий выпало на долю этой девочки! Она совсем юная, но у нее уже нет никакой надежды.

Потом она снова посмотрела на Лену и спросила:

– Что ты будешь делать, если забеременеешь?

На узкой шее девочки пополз густой румянец.

– Я позабочусь, чтобы этого не случилось, – отвернувшись, прошептала она.

Но Хульда не сдавалась.

– Ты не сможешь, – возразила она.

Лена поджала губы и с вызовом посмотрела на нее.

– Смогу! Если что-то пойдет не так, я просто пойду к аисту.

Хульда тихо фыркнула. Она знала доктора Ауста по прозвищу «аист», который бродил по трущобам со своей чемоданчиком и предлагал отчаявшимся девушкам сделать аборт.

– Ты что, серьезно? Ты хоть представляешь, насколько это опасно?!

– Не волнуйтесь, до этого не дойдет. Рита объяснила мне, как… – Лена запнулась и замолчала, прикусив нижнюю губу.

– Рита? – удивленно переспросила Хульда. – Рита Шенбрунн?

Лена отреагировала с подчеркнутым равнодушием:

– Она тоже жила на Бюловштрассе. Однажды она пригласила меня к себе. Вот и все.

Хульда задумалась. Лило говорила, что к Рите кто-то заходил. Неужто Лена? Может, когда они с Хульдой столкнулись на лестнице, девочка выходила от Риты? Нет, вспомнила Хульда, к тому времени Рита уже пропала.

– Ты же знаешь, что Рита Шенбрунн мертва? – осторожно поинтересовалась она.

Лена кивнула и снова опустила взгляд.

– Все вокруг только об этом и говорят.

– Что вообще говорят?

– Что Риту нашли в канале, – отозвалась Лена. Она тщательно подбирала каждое слово, словно шла по льду. – Что она, наверное, упала, когда была пьяна.

– А ты как думаешь?

– Мне почем знать! Что вы от меня хотите? – Лена нахмурила веснушчатый лоб и встала из-за стола. – Спасибо за еду, – сказала она дрожащим голосом. – Мне пора идти.

– Погоди. – Хульда тоже встала. Интуиция подсказывала, что девочка знает больше, чем говорит. Она попыталась схватить Лену за руку, но та вывернулась и врезалась в стол, отчего чашка затряслась и какао выплеснулось на скатерть. Посетители за соседним столиком с любопытством оглянулись.

Хульда глубоко вздохнула, потом посмотрела на Лену и тихо, но настойчиво сказала:

– Пообещай, что придешь ко мне, если тебе понадобится помощь.

Глаза Лены снова забегали, словно она была маленьким зверьком, а Хульда – охотником, от которого нужно сбежать.

– Не лезьте в нашу жизнь, – охрипшим голосом произнесла она. – Просто оставьте нас в покое, слышите? – Она хотела было уйти, но потом снова повернулась к Хульде и прошептала. – На Бюловштрассе болтают, что из-за Риты по округе шныряет повитуха. Будьте осторожны.

– В каком смысле? – спросила Хульда.

Но Лена только покачала головой и бросилась к дверям. Звякнул колокольчик, мимо окна пронеслась тень.

Хульда ошарашенно смотрела девочке вслед. Она ее не подкарауливала и не искала – скорее наоборот. Так почему Лена так растерялась, когда разговор зашел о Рите?

– Любит же наша госпожа Хульда устраивать представления! – прокомментировала подошедшая к ней Фрида и, поджав губы, неодобрительно вытерла лужицу какао. – Весь честной свет должен видеть, как вы корчите из себя добрую самаритянку и подкармливаете разный сброд, – язвительно сказала она. – Этой маленькой шлюхе не место в кафе «Винтер».

Не успела Хульда осознать, что делает, как замахнулась и влепила Фриде звонкую пощечину. Та недоверчиво уставилась на нее, схватившись за щеку. Разговоры за другими столиками стихли. Хульда почувствовала, что все смотрят на нее. Но до чего приятно было преподать этой балаболке урок! Однако тихий голосок где-то глубоко внутри спрашивал: откуда взялся этот внезапный гнев? Хульда знала Фриду не первый день и давно должна была привыкнуть к тому, что у нее язык без костей.

И тут она увидела Феликса, который неподвижно стоял в дверях и смотрел на нее. «Должно быть, он вошел именно тогда, когда я ударила Фриду», – подумала Хульда, и теперь ей стало стыдно. Она поспешно схватила саквояж и направилась к выходу.

Феликс преградил ей путь.

– Что на тебя нашло? Совсем с ума сошла? – Он подошел ближе, вгляделся в ее лицо и тихо спросил: – Ты пьяна?

«Как ему это в голову пришло?» – возмущенно подумала Хульда, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оттолкнуть его.

– Этого бы не случилось, если бы ты лучше следил за своими работницами. – Она сразу осознала, как глупо звучит это оправдание, но ей хотелось дать волю гневу, который окутал разум красной горячей пеленой.

– Как это понимать? – спросил Феликс.

– Я хотела сегодня с тобой увидеться, хотела поговорить. Но тебя не было, тебя никогда нет, когда ты нужен. Где ты был? Разве ты не должен работать? – Обвинения лились из нее потоком. – Вместо этого ты крутишься вокруг этой… бледной моли.

Феликс схватил ее за плечо и до боли сжал.

– Ты не понимаешь, что несешь, – прошипел он.

Глаза у него пылали несвойственным ему гневом, но это только подзадорило Хульду еще больше.

– Похоже, она совсем вскружила тебе голову. Мама снова подыскала тебе завидную невесту? Надеюсь, тебе хотя бы наряд на свадьбу самому выбрать позволят?

Его лицо окаменело.

– Уходи, пока я тебя не выгнал.

– Ты не посмеешь, – прошипела Хульда.

– Не испытывай меня.

Она покачала головой.

– Зачем? Я уже ухожу. Не волнуйся, больше ты меня не увидишь.

– Очень надеюсь!

Хульда сбросила руку Феликса с плеча и толкнула дверь. В горле у нее стоял ком, глаза ничего не видели. Она вывалилась из дверей и пошатнулась, словно и правда была пьяна. Но на самом деле коленки у нее подкашивались от мучительной боли в груди – а еще от стыда, потому что она выставила себя дурой на глазах у доброй половины Винтерфельдплац.

Глава 19
Пятница, 9 июня 1922 года

Хульда почти с благоговением рассматривала Главное управление полиции, которое находилось на площади Александерплац. Берлинцы называли это место «красной крепостью». «Подходящее название», – подумала она. По углам внушительного здания из красного камня были возведены башни с крышами-куполами. Сооружение казалось неприступным стражем, возвышающимся над пестрой толпой. Часы на нем показывали половину шестого, и город уже начинал готовиться к выходным. Регулировщики бесстрашно вышли на загруженные дороги, где помогали разъехаться таксомоторам, омнибусам и трамваям. Несмотря на это, площадь Александерплац напоминала гудящий улей, и Хульда несколько раз чуть не попала под колеса гудящих автомобилей. Повсюду шло строительство, и улицы в самых неожиданных местах были преграждены заборами и кучами песка, между которыми с руганью бегали вспотевшие рабочие.

Хульда оказалась перед полицейским участком неслучайно – в чем не хотела признаваться даже самой себе. «В конце концов, я приехала в этот район по делам», – с вызовом подумала она. То, что здесь работал Карл Норт и они могли случайно пересечься, было лишь вишенкой на торте.

Хульда навещала пациентку, беременную двойней. Вообще этот район находился довольно далеко от Шенеберга, но благодаря репутации акушерки, которая чутко относится к женщинам с трудными беременностями, слава о Хульде разлетелась на всю округу. Семьи из самых разных районов просили ее приехать и помочь. Хульда брала за посещение таких пациентов дополнительную плату – они могли себе это позволить. Дети супругов Петровых, которых она посетила сегодня, должны были появиться на свет в больнице: Петровы, которые были богатыми промышленниками, предпочитали не полагаться на волю случая. Состоятельные люди, как правило, делали выбор в пользу частных больниц с их современными родильными залами, поскольку домашние роды представлялись им путешествием в дремучее прошлое. Наталья Петрова была женщиной боязливой и переживала: дети уже несколько дней не шевелились. Но врачи и больницы вызывали у нее страх, поэтому она хотела, чтобы акушерка осмотрела ее дома. Ей порекомендовали Хульду Гольд.

Служанка, одетая в передник с оборками, впустила Хульду в десятикомнатную квартиру, которая располагалась в красивом доме. Сверкающий паркет сквозь высокие окна заливали лучи июньского солнца, и Хульда отстраненно подумала, что этого света хватило бы на всех ее пациенток. Стены были увешаны огромными картинами в золотых рамах, а в одной из комнат стояла пианола.

Госпожа Петрова лежала на обитом шелком диване-канапе и потягивала шоколад, а королевский пудель, сидящий у ее ног, будто скульптура, завистливо наблюдал за хозяйкой. Бледная, как фарфоровая кукла, госпожа Петрова осторожно протянула Хульде свои хрупкие пальчики в знак приветствия. На каждом было по кольцу с драгоценными камнями.

Хульда поставила на пол саквояж и начала осмотр. Ощупав острый твердый живот, она сразу поняла: что-то не так. В больнице Петровым сказали, что они ждут близнецов, но через слуховую трубку Хульда услышала только одно сердцебиение, да и то слабое, едва заметное. Дети под ее руками не шевелились. Хульда посоветовала супругам немедленно поехать в больницу. Началась суматоха, и Хульда беспомощно наблюдала, как госпожа Петрова сначала накричала на служанку, что та недостаточно быстро упаковывает ее шелковые платья, а потом рухнула на руки мужа.

Спустя почти целую вечность приехала «Скорая помощь» и забрала ее.

«Никакие деньги здесь не помогут», – думала Хульда, медленно бредя по Янновицкому мосту в сторону Александерплац. Она подозревала, что даже самые дорогие врачи из частной клиники не смогут спасти младенцев в утробе Натальи Петровой. Бедную женщину ждут боль, горе, отчаяние, и ей впору будет радоваться, если она останется живой.

В то же время Лило Шмидт, жившая в нищете, быстро и легко родила здорового мальчика. Такова жизнь: она не распределяет свои милости справедливо, а слепо бросает их в толпу, как горсть медных монет.

Хульда снова смерила взглядом полицейское управление, чувствуя себя подавленной и усталой, но при мысли о том, кто сидит за одним из бесчисленных окон, в груди затеплился огонек. Следовало признать, что Хульда заинтересовалась этим местом только из-за комиссара Норта. Только из-за него она все еще стояла здесь.

Хульда нервно прикусила ноготь. В последний раз они с комиссаром расстались не на дружеской ноте, и мысль о новой встрече завлекала и тревожила одновременно. Будет ли он рад ее видеть? Стоит ли рассказать о разговоре с Леной? Хульда чувствовала: что-то в истории девочки не сходится. Но с чего начать? Если она признается, что пыталась узнать о Рите, то все закончится очередным спором.

Хульда покачала головой и хотела было направиться к подземке, чтобы вернуться в Шенеберг, но тут в дверях главного входа показался высокий белокурый мужчина. Шляпа у него на голове съехала немного набок – как, впрочем, и всегда. Рядом с комиссаром Нортом шел полноватый юноша, который оживленно говорил. Потом он что-то спросил, и комиссар коротко покачал головой. Они попрощались, кивнув друг другу. Юноша побежал к железнодорожной станции, а комиссар направился в сторону Хульды. Она стояла так, что он не мог не пройти мимо. Но комиссар смотрел себе под ноги, в глубокой задумчивости изучая мостовую. Между тонкими длинными пальцами тлела сигарета. Что-то в его походке и в том, как он нервным движением убрал волосы со лба, заставило сердце Хульды болезненно сжаться. Он выглядел так, будто ему не терпится оказаться подальше отсюда.

Когда через несколько секунд комиссар поравнялся с Хульдой, она схватила его за рукав. Он вздрогнул, и лицо его на мгновение исказилось.

– А, снова вы. – Он схватился за шляпу и поправил ее, словно это должно было помочь ему вернуть самообладание. – Вы меня почти напугали. Почему вы здесь околачиваетесь?

– О, простите великодушно, – с невольным вызовом сказала Хульда. – Я навещала пациентку, она живет здесь, за углом, а потом случайно наткнулась на вас. – С каждым словом она все больше переходила на раздражительный тон, пусть даже сама этого не хотела. – Смотрите, куда идете, а не то вас переедет трамвай.

– С вами трамвая можно не бояться. Паровой каток – и тот безобиднее, – парировал комиссар, блеснув зеленоватыми глазами.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а потом Хульда прыснула со смеху. Она смеялась так, что слезы навернулись у нее на глаза. После дурацкой ссоры с Феликсом и печального визита к богатым русским Хульда была сама не своя, но теперь ей полегчало. Комиссар присоединился к ней, и теперь они оба тряслись от смеха, хватая ртом воздух.

– Вы всегда так находчивы и остры на язык? – поинтересовалась Хульда, вытирая глаза.

– Вообще-то нет, – смутился комиссар. Он снял шляпу и снова провел рукой по волосам. Стекла его очков были заляпаны. – Мои коллеги, особенно мой помощник, считают, что я похож на дохлую треску: неразговорчив, без чувства юмора. Знакомые говорят, что мое молчание их убивает.

– Они вас плохо знают. – Хульда сделала глубокий вздох и протянула руку. – Давайте заключим мир?

– Перемирие, – серьезно ответил комиссар, но глаза его весело блеснули.

– Мне этого достаточно, – произнесла Хульда и с нахальной улыбкой добавила: – Как поживает наше расследование?

Комиссар на мгновение задумался, словно подыскивая ответ под стать, но, видимо, он уже растерял свой запал, поэтому лишь пожал плечами:

– Мы зашли в тупик.

Он неожиданно протянул к Хильде руку, собираясь дотронуться до ее лица. Хульда отпрянула и в замешательстве уставилась на комиссара. Тот осторожно коснулся ее щеки.

– У вас макияж потек, – тихо произнес он и поспешно отдернул руку, словно обжегшись.

От удивления Хульда потеряла дар речи. Она дотронулась до лица, ощущая покалывание в том месте, которого касался комиссар.

– Слезы и тушь несовместимы, – небрежно отмахнулась она. – Даже если это слезы смеха.

Оглядевшись, она приметила трактир на углу.

– Я схожу в дамскую комнату и разберусь с этим.

– Неподалеку отсюда есть закусочная «Ашингер», – сказал комиссар. Он стоял и смотрел на Хульду, как будто чего-то ждал. Когда та не ответила, комиссар добавил: – Не хотите выпить со мной кофе?

В животе веселым бесенком заметалась искра, но Хульда приказала себе не обращать на нее внимания.

– Почему бы и нет? – отозвалась она, вытерла взмокшие ладони о темно-красную юбку и внезапно осознала, как плотно та облегает бедра.

На негнущихся ногах она последовала за комиссаром. В закусочную они попытались зайти одновременно, отчего их локти соприкоснулись. Хульда вздрогнула.

Оказавшись внутри, она с любопытством огляделась. «Ашингером» называлась местная сеть общественного питания. Ее точки находились по всему городу, но Хульда никогда не заходила ни в одну. Атмосфера заведения была пропитана духом типичного берлинского трактира: квадратные колонны, каменный пол, украшенный простой, но красивой мозаикой. С высокого потолка свисали люстры и золотые светильники.

«Как здесь жарко», – подумала Хульда, расстегивая кардиган и верхние пуговицы блузки. Из-за множества человеческих тел с их испарениями, запаха супа и выпивки воздух был тяжелым и душным. Шум стоял оглушительный.

Они с трудом отыскали место за стойкой. Недаром заведение называлось «стоячей пивной»: посетители группами стояли вокруг высоких столиков, пили пиво, закусывали маленькими берлинскими булочками. Исходящие паром миски с гороховым супом одни держали на весу, другие – поставив на подоконник, а то и на выступ колонны. Но на тарелках большинства посетителей можно было увидеть самую дешевую еду – макароны с сахарином.

– Где здесь уборная? – спросила Хульда, и комиссар большим пальцем показал себе за спину, где в узком проходе толпилась длинная очередь. Видимо, добрая половина Берлина решила опорожнить здесь свой мочевой пузырь.

Пожав плечами, Хульда осталась на месте, послюнявила палец и попыталась наугад вытереть лицо. Комиссар усмехнулся, перехватил ее запястье, вытащил из кармана застиранный носовой платок и с осторожностью, которую Хульда от него не ожидала, вытер ей щеку. А затем, как бы случайно, положил другую руку ей на талию. Вокруг толпились посетители, пихая их со всех сторон локтями, и комиссар притянул Хульду еще ближе, почти прижимая к себе.

Хульда увидела, как в его зеленых глазах пляшут огоньки ламп. На мгновение все вокруг стихло, словно их накрыли стеклянным колпаком. Но потом колпак лопнул, и шум закусочной потоком хлынул в уши. Проходивший мимо официант толкнул Хульду в бок, и вся атмосфера бесследно испарилась.

Хульда смущенно откашлялась, не зная, что сказать.

Комиссар выпустил ее из своих объятий. Потом перегнулся через стойку и заказал кофе и два светлых пива, которое пили большинство посетителей.

– Есть хотите? – громко спросил он, перекрикивая гул голосов.

В груди было тепло, а в животе что-то странно трепетало, но Хульда не хотела признавать, что нервничает. «Хороший аппетит – признак уверенной в себе женщины», – сказала она себе и решительно кивнула.

– Хорошо. Тогда я схожу за едой.

С этими словами комиссар протиснулся через толпу и подошел к девушке в бело-голубом полосатом переднике, которая с улыбкой выложила ему на тарелку булочки и мясное ассорти. Потом комиссар вернулся и поставил все это великолепие перед Хульдой. При взгляде на сочную ветчину и пивную колбаску Хульда вдруг почувствовала голод.

Она набросилась на еду. Некоторое время они с комиссаром молча жевали, поглядывая друг на друга с улыбкой и, как ей показалось, смущением.

– Ну, рассказывайте, – велела Хульда и поднесла стакан к губам, делая большой глоток. Пиво приятной прохладой прокатилось по горлу, но на языке оставался соленый привкус колбаски. Хульда почувствовала, что расслабляется.

Комиссар, напротив, выглядел настороженно. Он нервно постукивал ногой в такт музыки, льющейся из граммофона.

– Мне нечего рассказывать, – произнес он.

– Да ладно вам! Если расскажете, что выяснили, то я расскажу, что удалось выяснить мне.

Комиссар мученически простонал:

– Прошу, только не говорите, что продолжаете совать нос в чужие дела.

– Для меня они не чужие, – запальчиво ответила Хульда. – Я живу прямо за углом, на Винтерфельдплац. Рита Шенбрунн жила в моем районе, и ее убили. Вы хоть представляете, в каких условиях находятся люди там, в Бюловбогене?

– Конечно, – произнес комиссар. По нему было видно, что говорит он серьезно, и у Хульды промелькнула мысль, что Карл Норт хоть и казался образованным и деловитым, но не понаслышке знал о нищете, в которой живут многие берлинцы.

– Ну вот, – примирительно отозвалась она, – тогда вы понимаете, что я имею в виду. Эти люди в полном праве ожидать того, чтобы убийство одного из них воспринималось серьезно. Чтобы кто-то сделал все возможное, чтобы его раскрыть.

– И вы считаете, что лучше всех подходите на эту роль?

Хульда почувствовала, что краснеет. «И правда, – подумала она. – Что я о себе возомнила?» Но как бы комиссар ни злился, забыть об этом деле Хульда уже не могла.

– За прошедшие годы было пролито достаточно крови. В конце концов, все мы жаждем мира, – сказала она. – Я просто хочу помочь.

– Наверное, это профессиональная болезнь.

– Кто бы говорил.

Они уставились друг на друга, и Хульда прочитала в заблестевших зеленых глазах отражение собственного гнева.

– Иногда мне кажется, что вы вообще не хотите раскрывать это дело, – выпалила она и по выражению лица комиссара поняла, что попала в точку.

– Чушь собачья! – Он пригубил пиво и отвел взгляд. – Конечно, хочу. Просто не все из нас мечутся как молнии! Вот мой помощник Фабрициус готов разобрать Бюловштрассе по кирпичику, чтобы раскрыть дело.

– Что в этом плохого?

– Ничего. Просто быстро не значит хорошо! Однако молодежь этого не понимает, у них на уме только карьера, они хотят ковать железо, пока оно горячо.

– Значит, помощник хочет вас обойти? И это вас пугает?

Хульда поняла, что снова попала в точку, но радости это ей не прибавило. Комиссара было жаль. Она осторожно накрыла его руку своей и попросила:

– Позвольте мне вам помочь.

Он глубоко вздохнул и наконец сказал:

– Хорошо. Быть может, вы прирожденный детектив. Выкладывайте, что вам удалось разузнать?

– Не так уж и много, – призналась Хульда. – Есть одна девушка, Лена. Бедняжка живет на улице. Она, как и многие, осталась после войны сиротой и, боюсь, работает проституткой. Она знала Риту. А еще она вызывает у меня странное чувство.

– Какое?

– Думаю, что эта Лена рассказывает не все, что знает. Может, она и не лжет, но определенно что-то скрывает. А еще у меня такое чувство, словно… – Хульда не стала заканчивать фразу, боясь, что комиссар сочтет ее излишне эмоциональной.

– Да?

– Наверное, это прозвучит странно, но у меня такое чувство, что она ищет моего общества.

– С какой стати?

– Не знаю. Быть может, я ошибаюсь. – На мгновение у Хульды возникло искушение рассказать комиссару о странном предостережении, которое напоследок сделала Лена. «Нет, не стоит лить воду на его мельницу», – решила Хульда и в последнюю секунду придержала язык. Предостережение Лены укрепило бы комиссара во мнении, что Хульда должна отказаться от расследования, потому что это слишком опасно. Ерунда, конечно – пока все кажется безобидным и спокойным, как кинофильм на дневном сеансе. Но как ему это втолковать?

Покачав головой, Хульда посмотрела на свой стакан с сожалением обнаружила, что он пуст. Вокруг стало еще многолюднее и громче – люди переговаривались, склонившись над тарелками, и стучали приборами. Вечер пятницы, подумала Хульда. Этого следовало ожидать. Безумная рабочая неделя подходила к концу – к сожалению, не для Хульды, которой случалось работать и ночью, и даже в воскресенье. Но сегодня она могла побаловать себя и расслабиться.