Текст книги "Последний Тёмный"

Автор книги: Таис Сотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Глава 10
Союзники и противники

После грязной вонючей соломы проснуться на чистых простынях было истинным удовольствием. Впрочем, помимо свежего белья и мягкого тюфяка под спиной, остальное мало радовало. Лукреций находился в узкой, полутёмной комнатке с грубоватыми изображениями надменных святых на стенах и защитными знаками на потолке и полу, а единственным, кто бдел около его постели, был святой Эльгерент. Лысый и бородатый старичок, так похожий на добродушного дядюшку, любящего вино и долгие разговоры. Старичок, испугавший в своё время Луку не меньше чем Енох.

Эльгерент сидел на шатком кресле, закинув ноги на кровать и листая книгу в потрёпанной обложке.

– Странную же память я оставил после себя, – негромко сказал иеронимец, не поднимая глаза. – Я лично обратил в веру сотни людей, я ниспровергал ереси везде, где только видел. Я был вхож в императорские дворцы и любим чернью. А меня запомнили как придурковатого бродягу, сочетавшего браком двух не слишком везучих возлюбленных.

– Конечно, вы этого не делали, – хриплым от слабости голосом ответил маг.

Наконец святой поднял глаза и задумчиво улыбнулся:

– Нет, это действительно было. Те двое… любили друг друга, столь искренне и самозабвенно, что я захотел помочь им, несмотря на то, что этот поступок вверг меня тогда в опалу. Но зато когда тот юноша стал правителем, он сторицей возблагодарил меня.

– Значит, вы сделали это ради выгоды?

– Ты всё ждёшь от меня подвоха? Но, мальчик, никто из людей не может знать будущего, знать, как обернётся тот или иной его поступок. А я, чтобы ты не думал, всего лишь человек. Как и ты, хотя, признаюсь, ты едва ли не убедил братьев святого огня в обратном.

Лукреций с трудом сел, опираясь на дрожащие руки. Его пальцы… что ж, глупо было ждать, что они так быстро восстановятся. Сейчас пальцы были обмотаны бинтами, и тягучая, на грани терпимого боль говорила о том, что бинты пока лучше не снимать. Святой проследил за взглядом юноши.

– Прости, одного ногтя ты всё-таки лишился. Но они, я слышал, со временем вырастают вновь. Как ты себя чувствуешь, мальчик?

– Я всё ещё в Дольхене? – спросил Лука, проигнорировав вопрос Эльгерента.

– Да. Доминик как раз в это время договаривается о твоей передаче, дружелюбно улыбаясь, ответил святой.

Маг нахмурился:

– Зачем вам вообще нужно было привлекать Инквизицию? Вы хотели запугать меня? Наказать за исчезновение. Но в этом не было моей вины! Ваш… ваш союзник заставил меня!

Взгляд Эльгерента тут же утратил добродушие, став пронзительным.

– О ком ты?

– Вы знаете. О Енохе. Вы… неужели вы не в курсе этого?

Эльгерент промолчал, но даже это молчание многое сказало Луке.

– Он… он предал вас. Действовал за вашей спиной, – поражённо произнёс юноша.

Эльгерент же был напротив, подчёркнута сдержан, ничем не выдавая обуревавших его эмоций.

– Что с ним теперь?

– Не знаю, – соврал маг.

Едва ли Эльгерент поверил ему, но допрашивать дальше Лукреция не стал. Магу даже показалось, что святой держится с ним гораздо более осторожнее, чем раньше.

– Поговорим позже. Скажи, почему ты решил, что именно Доминик стоял за твоим арестом?

– Те монахи, что пришли за мной, так мне сказали!

Эльгерент нахмурился, но снова ничего не сказал.

Так как монахи были рады избавиться от проблемного заключённого, Доминик Бромель достаточно быстро смог получить Лукреция обратно. Правда, едва ли то, каким образом его отвезли в резиденцию епископа, могло магу понравиться. В то время, пока Его Преосвященство со своим спутником, так оставшимся для инквизиторов неизвестным, с комфортом передвигались по городу в удобной карете, Лука был заперт в тесном саркофаге, который, судя по тому, как трясло и кидало Луку, был просто закинут в повозку, и то и дело ударялся о её борта. Маг, не знавший о беде, постигший по его вине Дольхен, воспринимал своё помещение в каменный ящик как издевательство и персональную месть со стороны епископа Пожалуй, не будь способности чернокнижника заперты, здоровье, а то и жизнь Бромеля, сейчас была бы под грозой.

Пока Лукреций набивал новые синяки, Эльгерент и Доминик имели более чем интересный разговор.

– Тёмный сказал мне, что это именно ты натравил на него псов престола, – прямо сказал Эльгерент, как только они остались с Домиником наедине. – Ты от меня что-то скрыл или он врал?

– Скорее, ошибался. Впрочем, как и братья ордена огня, – мрачно ответил Бромель, нервно перебирая в руках чётки с серебряными и изумрудными бусинками. – Они, представь себе, тоже считали, что это я рассказал им об одержимом маге, и даже сказал, где его можно найти. Лично пришёл к заместителю Паолоса с просьбой, в которой он мне не мог отказать. Правда, помимо брата Колина, меня никто не видел, и обратился я с просьбой к нему в то время и в том месте, где меня просто не могло быть.

– Ты хочешь сказать..?

– Я не такой дурак, чтобы привлекать внимание инквизиторов к нашему подопечному, – огрызнулся Бромель, сведя тонкие брови на переносице. – Те чётки, что ты мне дал, они реагировали на те ужасные миазмы, что поглотили Дольхен, но рядом с Колином они просто прожигали мне руки. Могли ли быть такое, что на помощника Паолоса могли повлиять тьмой? Существуют ли такие заклинания, которые позволяют выдать одного человека за другого, притом сделать это так ловко, что на это поведётся даже инквизитор?

Эльгерент в задумчивости пригладил бороду.

– Некоторые маги, из магистров, так могут. Правда, одурачить их поделкой можно только простолюдинов, а тут сработал гораздо более искусный мастер. Да и чётки реагируют не на простую магию, а лишь на ту, что была испорчена тьмой. А среди тёмных, способных на подобные трюки, я не знаю никого. Хотя… постой. Я помню, Енох рассказывал мне, как в руки братства попадала одна молодая колдунья, способная принимать чужие обличия. Но она давно мертва. Как же её звали? Как же… О, я вспомнил! Маргарита Ульке, дочь Медеи Орфы. Но она не одно столетие мертва.

– Значит, кто-то из её рода. Может быть, даже сама Медея, – мрачно предположил Доминик.

– Возможно. Я так и не смог найти старую ведьму, – задумчиво ответил Эльгерент.

Доминик Бромель как будто собирался что-то сказать, даже открыл рот, но святой остановил его:

– Потом. Если в дело действительно замешан ведьмовской ковен, то нам стоит быть осторожнее.

Епископ возмущённо выпрямился.

– Это моя вотчина – едва ли ведьм хватило бы наглости разместиться у меня под носом!

– Поверь, у Медеи хватило бы, – усмехнулся святой. – Эта женщина не только одержима тьмой, но ещё и безумна.

Когда Луку наконец извлекли из саркофага, он был настолько вымотан, что даже не мог говорить. Но вот на злость его силы хватало. Жаль только, что его источник, епископ Бергель, благоразумно избегал юного чернокнижника. Об этом заблаговременно позаботился Эльгерент, гораздо лучше представлявшего, какую опасность сейчас представляет Лукреций.

– Видишь ли, с его точки зрения, это ты обрёк на не самое приятное времяпровождение в Дольхене. Поэтом именно ты являешься сейчас главным источником раздражения.

– И что, так ли уж нужно бояться мальчишки? Он с самого начала терпеть меня не может, но пока я вполне жив и здоров!

– Тогда он не вошёл в полную силу, – возразил Эльгерент. – Нежели ты своими глазами не видел, во что превратился Дольхен?

Оба енохианца находились в малом зале храма, куда не пускали простых прихожан, но где священники могли сами в молитвах обратиться к Богу. Впрочем, сейчас в зале, кроме Доминика и Эльгерента, никого не было, и они могли свободно говорить о той проблеме, что их мучила больше всего.

– Я не столь разбираюсь в тёмном искусстве, как вы с Енохом, но разве колдуны… разве обычные тёмные маги могут обладать такой силой? Даже инквизиторы, которым регулярно приходиться иметь дело с тёмным отродьем и демонопоклонниками, даже они оказались в затруднении. И Енох… ты говоришь, что Учитель возможно исчез из-за мальчишки. Но не можешь же ты искренне верить, что он мог его убить!

– Убить? Едва ли. Не так-то просто убить того, у кого нет плоти. Но Лукреций явно знает больше о судьбе Еноха, чем мы.

– Тогда почему бы тебе не выбить это из него?

Эльгерент, до этого стоявший спиной к епископу, и изучавший старинную фреску с изображением Иеронима Защитника, наконец повернулся к Бромелю. В неровном свете свечей лицо святого, обычно добродушно-весёлое, выглядело непривычно задумчивым.

– Потому что если я прав по поводу источника силы мальца, то лучше бы нам не выводить его из состояния равновесия. Насколько я понял, он пока не может полноценно управлять доставшимися по наследству способностями.

– Способностями?

Деревянная дверь скрипнула, и в проходе возник молодой служка, уткнувшийся глазами в книгу идущий практически на ощупь.

– Вон! – рявкнул Бромель.

Служка поднял голову, побледнел, и пятясь, исчез в дверном проёме.

В глазах Эльгерента мелькнула насмешка. Доминик Бромель стремился производить впечатление великодушного и мягкого человека, но в подобные моменты всегда проявлялась его истинный характер, вспыльчивый и раздражительный, как у мальчишки. Он был нетерпелив, поэтому порой епископом было не просто управлять, но острый безжалостный ум компенсировал некоторою неуправляемость. Наверное, стоило рассказать Бромелю то, что стало понятно Эльгеренту некоторое время назад, и посмотреть, как тот отреагирует.

– Всё это время, – негромко начал святой, – ты думал, что имеешь дело с заурядным тёмным магом. Немудрено было ошибиться – в отличие от меня или Еноха ты гораздо реже сталкивался с магами. Но ещё при первой встрече с мальчиком я понял, что его возможности выходят за рамки тех, что доступны обычным магам. Безусловно, он относился к истинным наследникам тёмной силы – потомком одного из троих. Точнее, двоих из них – ведь нам было известно лишь о сыновьях Рейта Дуана и Махрана Фаруха. Наш Господин, как известно, не оставил потомства.

– Значит, Горгенштейн принадлежит к роду Дуанов и Фарух?

– Да, сыновей и возлюбленных богини. По крайней мере, таковыми они считали себя. Понять истинные отношения тёмных со своей госпожой нам, пожалуй, не дано. Как бы то ни было, благодаря связи с ней, они получили силы, которые недоступны остальным магам. А также они получили некоторые особые… способности. У каждого свои. Фарух Махран имел власть над демонами и духами. Он понимал язык зверей, и мог договориться даже с безъязыкими элементалями или злобными духами пустыни. Говорят, Махран Фарух не раз возглавлял саму Дикую Охоту.

– Но о нём давно уже не слышали. Он мёртв?

– Возможно, – пожал плечами Эльгерент. В отличии от Дуана Рейта, Махран Фарух не был склонен к конфликтам. Вполне возможно, он нашёл себе какой-то милый островок на краю мира и теперь счастливо доживает свои дни там. Он, должно быть, очень, очень стар.

– Первые последователи Тьмы не бессмертны? – вздёрнул брови епископ.

– Не те двое, о которых я тебе сейчас рассказываю. Лишь наш Господин… но о нём позже. Я расскажу о втором из них, том, чьи потомки доставили больше всего беспокойства нашей Церкви. Дуанов считают Повелителями мёртвых. Поднятие кладбищ, создание умертвий… пожалуй, если бы Рейта не убил один из его сыновей, он смог бы подчинить себе всё человечество. Или уничтожить его. Нам повезло, что его дети, хоть и унаследовали способность к некромантии, были не столь сильны. О способностях нашего Господина ты знаешь сам. У него не было детей, но его талант и мудрость были столь велики, что он не только встал на сторону людей, пойдя против лживой богини, но и смог одарить нас, своих последователей.

Глаза епископа горели восхищением и благоговением.

– Дар бессмертия.

То, ради чего все они, и Енох, Эльгерент, Доминик и многие другие пошли столь скольким путём, отойдя от официального учения Церкви. Учение Еноха о тьме, способной стать в руках праведников оружием, давно было отринуто Церковью Иеронима, хоть и не было объявлено официально еретическим.

– Бессмертие? Не совсем. Мне несколько сотен лет, Еноху и того больше. Наш Господин живёт несколько тысячелетий. Но… сколь многим нам пришлось пожертвовать для этого? И сколькими?

Эльгерент устало сел, глядя на свои руки – по-крестьянски крепкими и мозолистыми.

– Мне повезло, что я смог сохранить своё тело. Наш Господин впал в беспробудный сон, запертый в храме, а Енох лишился тела. Столько времени он провёл в виде бесплотного духа? Разве это то бессмертие, к которому мы все стремимся? Неудивительно, что в конце концов его верность нашим идеям была подточена.

– Разве? – поражённо выдохнул Доминик.

– Я достаточно знал его, чтобы понимать, что глава ордена больше не стремиться к пробуждению Господина. Возможно… Я думаю, что он, догадавшись, как и я, о силе мальчишке, решил с помощью него вернуть своё тело, забыв о нашем долге перед Господином.

Епископ сердито мерил шагами зал.

– Я всё ещё не понимаю! Какой толк Еноху был в Горгенштейне?

– Прости, я отвлёкся. Как я сказал, дар нашего Господина – не бессмертие, хотя благодаря его истинному дару мы можем отсрочить нашу смерть настолько далеко, насколько это возможно. Господин… Тёмные называли его Предателем за то, что он отвернулся от их богини. Но у него было и другое имя. Дуан – Повелитель мёртвых, Фарух Махран – Вызывающий. Наш Господин же был известен как Владыка душ. Он умел, и научил нас тому, как может существовать душа вне тела. И как поглощать чужие души для того, чтобы продлевать свою жизнь. Должно быть, для тебя, мой друг, это звучит шокирующе, – грустно сказал святой. – Знать, благодаря чему я всё ещё топчу эту землю.

Епископ, бледный как мел, растерянно глядел на свои руки. Бессмертие… такой ценой? Несмотря на все авантюры, на которые Бромель шёл ради ордена, он всё же верил в идеалы Церкви. Разве не ради спасения душ существует святая Церковь? Ради не для их спасения старались они все? Будь он бессмертным, он мог бы служить во благо Господина и Церкви столько, сколько нужно. Вечно стоять на защите людского рода, спасть невинные души, защищая их от зла. Но если ради собственного бессмертия ему придётся уничтожать бессмертные души других… то и он тогда становится злом.

– Я не хочу губить невинных, – отведя глаза, сказал Епископ. – Это того не стоит. Вся моя власть того не стоит.

– Ах, ты всё такой же идеалист, как и тогда, когда мы впервые познакомились, мой милый друг, – отечески улыбнулся Эльгерент, ободряюще сжав плечо Доминика. – То, что нам приходиться порой делать, нельзя назвать безусловно хорошими поступками, это так. Но всё это для благих целей, ты должен это знать! К тому же нам нет нужды убивать верных сынов и дочерей Церкви. Наш орден использовал тьму как оружие, это так, но мы всегда обращали это оружие против зла. Мы приносим на алтарь Господина лишь тёмных магов – потому что ему не нужны чистые духом. И пока наша цель блага, мы будем побеждать. Верь мне, как верил всегда! То, что Енох погиб, лишь говорит о том, что он сошёл с верного пути.

– Что он сделал не так? – хрипло спросил Бромель. – Ты думал, Доминик, что Лукреций Горгенштейн один из многих заблудших чернокнижников, последовавших за лживой богиней. Мы с Енохом сочли его потомком Рейта Дуана. Истинным Тёмным, но всё ещё проклятым и достойным смерти. Енох хотел поглотить душу Лукреция Горгенштейна ради себя, я же хотел отдать жизнь мальчика нашему Господину. Но мы оба ошибались, правда, Енох из-за своего безрассудства узнал это лишь ценой своей жизни. Мальчик… мальчик поглотил его душу. Так легко и просто, как неспособен никто из нас. Так мог, пожалуй, лишь наш Господин. Ты понимаешь, что это означает?

Доминик поражённо вздохнул:

– Он не потомок Рейта. Он наследник Господина.

– Да.

– Мы ошибались.

Теперь епископ совсем запутался. Тёмные маги были слугами зла. Все они, даже не зная об этом, служили лживой богине. Из них всех лишь их Господин, тот, кто спал беспробудным сном в храме, смог отказаться от зла, и встать на путь истины. Отвернувшись от своей ужасающей покровительницы, этот тёмный отдал в руки людей оружие против тьмы и своих бывших собратьев, из-за чего и получил от них своё прозвище – Предатель. Лишь с помощью его знаний орден святого огня и последователи Еноха сумели обуздать бесчинства магов, вознести учение Церкви над всеми людьми. Безусловно, Господин был свят! Но Лукреций Горгенштейн всё так же оставался испорченным злобным мальчишкой. Всего лишь средством для их цели. Чернокнижником, достойным смерти.

– Мы всё же должны убить его ради нашего Господина, – неуверенно сказал епископ.

– И что тот скажет, когда он узнает, что мы убили его потомка?

«Ну, я бы на его месте не сильно расстроился, в конце концов у этого Горгенштейна ещё есть шесть братьев и пятеро сестёр», – подумал Доминик, но вслух это не сказал.

– Так что нам тогда делать? Отпустить? Разве не вы сказали, что он лучше всего годиться для того, чтобы пробудить Господина? Или у нас теперь будет новый Господин? – ехидно спросил Бромель, понемногу приходя в себя.

– О нет, нам нужно лишь перетянуть мальчика на свою сторону и тогда он добровольно поможет нам.

– Убьёт сам себя ради далёкого предка? Если бы это могло помочь, я бы сам лёг на алтарь Господина, но моя жизнь будет для него лишь каплей. Но этот мальчишка никогда не согласится на подобное.

– О, ему вовсе не нужно жертвовать своей жизнью, чтобы пробудить Господина. Достаточно лишь захотеть. Силы Луки вполне достаточно для того, чтобы суметь вернуть Господина.

– Нам получится заставить его?

– Если ты не хочешь кончить, как Енох, я бы не советовал, – предупредил Эльгерент. – Как я и говорил до этого, мальчика лучше не злить, тем более после того как он поглотил душу Еноха и плохо себя контролирует. Думай о нём, наконец, как о нашем лучшем оружии, а не о враге, а о том, чтобы заполучить его верность, буду думать уже я. Верь мне, и мы достигнем всех наших целей. Уже к концу этого года ты станешь новым Папой.

Впрочем, Эльгерент не сказал одно. Зачем нужен Папа, наместник Бога на земле, если Бог жив и сам может править своей паствой?

Владыка душ и Предатель для тёмных магов. Господин и Защитник для верных сынов Церкви. У Иеронима, создавшего собственную религию, было много имён и прозвищ.

В то время как Доминик Бромель привыкал к мысли, что наглый мальчишка теперь станет их союзником, Медея Орха, Белая Гадалка, была вынуждена пересмотреть свои старые цели. Ей нужно было лишь один раз взглянуть на Дольхен, чтобы, как и Эльгерент, понять, как сильно она ошибалась насчёт Лукреция. Нет, он не был Дуаном. В нём текла кровь Предателя. Только он умел так управлять энергиями, как это делал Лука. «Должно быть, молодой Горгенштей поглотил чью-то жизнь, раз перестал контролировать себя. Не справился с увеличивающимися силами. Ним был таким же. Всегда… приносил много хлопот».

Медее было пятнадцать лет, когда Геката, тёмная Богиня, избрала девушку. Орха стала первой её служанкой и ученицей. И эта роль полностью удовлетворяла девушку, но ровно до тех пор, пока она не познакомилась с тремя избранными ею мужчинами. Не слугами и учениками. Возлюбленными. Сколь велики были ревность и разочарование Медеи, когда она поняла, что для Богиня гораздо более благоволила Рейту, Махрану и Иерониму, нежели ей! Но она бы смирилась с этим, если бы видела, что они достойны этого. Но… эта троица не была достойна своей богини. Никто из них.

Махран Фарух. Темноволосый, смуглолицый, он всегда держался в стороне. Не вступал в споры, не пытался ничего добиться. Равнодушный и ленивый, он даже о Богине говорил без должного восхищения, относясь к своему статусу как к должному. Единственное, что его радовало, это его зверьки. Любимицей конечно была Лейла, огненная лисица. Удивительно, что когда он в один прекрасный день он пропал, он не забрал Лейлу с собой, а отдал её Медее. Было ли это признанием того, что он ценил юную ведьм и заботился о ней? Кто знает. Никто не мог догадаться, что было на душе Махрана.

Рейт Дуан был полной противоположностью южанина, как внешне, так и характером. Владыка мёртвых был на удивление жизнерадостным, хоть и вспыльчивым человеком. В него постоянно влюблялись женщины, и Медея не избежала этой судьбы, но поняв, что она никогда не станет для Дуана особенной, она первой бросила его. Впрочем, об их ребёнке он заботился, как и о многочисленных других своих детях. Он был плохим мужем, но отличным отцом. Ирония судьбы, что именно один из его детей и погубил Рейта Дуана.

Иероноим Тимей казался наиболее достойным человеком из трёх тёмных магов. Он был благороден, умён и искренен в своей любви к Богине. Даже более, чем это требовалось. Иероним даже не глядел на смертных женщин, хотя Богиня и не требовала от своих сынов и возлюбленных подобной верности.

Вот только Иероним Тимей не хотел делить свою Богиню с другими мужчинами. Он совершил ошибку, увидев в ней обычную женщину, забыв, что она была лишь воплощением Тьмы, силы, не способной на обычную человеческую любовь. Но поняв, что Геката никогда не будет только его, возненавидел своё служение и отказался от Богини. Обманутый мужчина. Предатель, использующий тьму против своих братьев и сестёр. Человек, создавший организацию, в чьих силах было уничтожить всех тёмных.

Все они потеряли Богиню из-за Иеронима. Медее Орхе было за что ненавидеть и бояться Предателя. Ведь если он вернётся, то это станет концом для немногих выживших тёмных родов.

Лукреций Горгенштейн, возможно последний истинный тёмный, мог быть их спасителем. А мог быть и угрозой, подобно своему предку, Иерониму Тимею. В любом случае, стоило бы подумать, как верно использовать то, что она узнала о Луке. Изначально Медея предполагала привлечь мальчишку на свою сторону. Но тёмные маги высокомерны и эгоистичны, их сложно контролировать. Нужна была веская причина для того, что Лукреций не только встал на сторону ведьм, но и выступил против церковников. И Медея решила дать эту причину. Мальчишка на собственной шкуре был должен почувствовать, сколь жестоки и беспощадны их враги. И тогда, только тогда, напитавшись яростью и жаждой мести, он смог бы стать тем, кто заставил бы жалких смертных вспомнить о могуществе последователей тёмной Богини.

«Лишь немного подтолкнуть Лукреция Горгенштейна, и он уничтожит в своей ненависти этот город. Всех этих глупых и жестоких людишек. А вместе с ними и Эльгерента, убийцу моей Маргариты. О-о-о, искушение слишком велико».

Задумчивая улыбка бродила по полным губам Белой, делая её почти красивой.

– Равель, – негромко сказала она мужчине, сжимавшему ведьму в объятиях так, как будто он боялся её потерять. – Растопи камин.

– Летом? Если вам холодно, я мог бы согреть вас иначе, госпожа, – жарко прошептал ей на ухо воин.

Медея ловко вывернулась из рук воина и одарила его ещё одной улыбкой. Взгляд её оценивающе заскользил по сильному поджарому телу мужчины. Ещё один потомок Иеронима Тимея. К сожалению, в отличии от Луки, не маг. Но это не означало, что его нельзя использовать.

– Пожалуй, мне нравится твоя идея, но давай осуществим её позже? К нам скоро присоединится гость.

– Лукреций?

– Нет, другой твой брат. Августин обещал помочь мне.

Равель не смог скрыть своей ревности от внимательных тёмных глаз ведьмы.

Равелю Горгенштейну было не привыкать находиться в ожидании. На воинской службе ты либо учишься отдыхать где угодно и когда придётся, не теряя при этом концентрации, или же просто подыхаешь.

Так и сейчас. Рави развёл огонь в камине, обошёл дом, чтобы проверить, не ведётся ли за ведьмами слежка, а затем вернулся в небольшую гостиную и усевшись прямо на пол, задремал, игнорируя находящихся здесь же людей. Впрочем, если не замечать Делию ещё хоть как-то удавалось, то Августин, тетешкавшийся со своей лисицей, раздражал неимоверно.

Все они встретились в доме Медеи прошлой ночью, и нельзя сказать, что эта встреча была такой уж радостной.

Два события произошли одновременно. В дверь постучали, а в камине вспыхнул синий яростный огонь. Медея неспешно поднялась с дивана, оставив в сторону чашку с чаем, и успокаивающе улыбнулась насторожившемуся Равелю.

– Я открою дверь, а ты проследи, чтобы гости ничего случайно не спалили. Лейла бывает иногда неосторожной.

Как только ведьма исчезла в прихожей, из камина выпрыгнула мелкая ушастая лисица, встряхнулась, разбрызгивая вокруг себя синие искры, а затем начала вылизываться. Следом за ней вывалился Августин, стукнулся головой о каменный верх, неаккуратно зацепился ногой за каминную решётку, и неуклюже рухнул на пол.

– Хо хо хо, – мрачно сказал мошенник, принимая вертикальное положение и потирая шишку на макушке. – Ну, кому тут подарков отвалить?

– Не то время года, чтобы изображать из себя святого Николаса, – тут же получил Августин недовольный ответ.

Только теперь Ави сумел заметить Равеля, благоразумно отошедшего чуть подальше. Останься он на том же месте, где и был, и синие искры, рассыпавшиеся по комнате, прожгли бы не только пол и мебель, но и наделали дырок в шкуре офицера. А вот Августину, судя по всему, ни огонь, ни искры ущерба не приносили.

Меньше всего молодой мошенник был готов встретить здесь Равеля.

– Рави?! Ты… ты тут какими судьбами? – ошеломлённо спросил он, принимая протянутую рук брата и поднимаясь на ноги.

– Да вот, познакомился с Медеей, – невозмутимо ответил воин, искоса поглядывая на лисицу. Но та, кажется, вела себя вполне мирно, и интересовалась больше состоянием собственной шкуры, чем происходящим.

– С Медеей? – глуповато переспросил Августин.

– Белой Гадалкой.

– А-а-а, – неуверенно протянул Ави, и наклонившись, шёпотом спросил: – а где она?

Равель кивнул головой в сторону прихожей, откуда доносились голоса – низкий и спокойный Медеи, и другой, более высокий, нервный, и кажется, даже знакомый.

– А кто там ещё? – всё так же негромко поинтересовался Августин, уши которого едва ли не шевелились от любопытства.

Равель фыркнул. Не то, что ему не было любопытна гостья Медеи, но тревоги он не испытывал. Ещё ни к одной женщине он не испытывал столь полного и безоговорочного доверия, которого испытывал к ведьме. Это должно было бы испугать и насторожить, но инстинкты Равеля говорили о том, что всё идёт правильно. Это его женщина, и он должен быть на её стороне, пусть даже знает он Медею всего ничего.

– Сходи посмотри, – с подчёркнутым равнодушием сказал Рави, и вновь уселся на пол, прислонившись спиной к дивану.

Конечно же, Августин не смог сдержать своего безграничного любопытства. В конце концов, его пригласили в этот дом. Может же он желать познакомиться с другими гостями?

Женщина, с которой говорила Белая, стояла спиной к гостиной. Невысокая, тонкая в талии, но с округлыми бёдрами и плечами, собеседница Медеи казалось весьма женственной, и наверняка была хорошенькой. По спине спускалась ничем не сдерживаемая тёмная грива волос, что говорило о весьма свободном нраве женщины. Приличная фрау из дома явно в таком виде не выйдет. Клиентка гадалки? Всё же та работала в квартале цветущих вишен, и к ней наверняка обращались дамочки лёгкого поведения.

– Я не хотела приходить! Позволь мне уйти! – в голосе гостьи слышалось отчаяние и злость.

– Твои страхи глупы и бессмысленны, и мешают нашему делу, милая. Ты так давно со мной, а теперь, в самый важный момент, решила всё бросить ради сохранения пустячной тайны?

– Ты не понимаешь. Том… если он узнает, то никогда не простит меня! А они ему непременно скажут!

Том? На свете существовало тысячи людей с таким именем, вот только отчего-то Августин сразу понял, что речь шла о его брате Томасе. Момент узнавания был, пожалуй, ещё более болезненным, чем когда он увидел Равеля.

– Делия? Делия Лекой?

Гостья резко обернулась. И это действительна была она. Та травница, у которой братья Горгенштейн спрятались после поджога дома Куско. Сестра друга Луки… и невеста Томаса.

– Ты знаешь Белую? – мысли Ави метались с огромной скоростью. – Притом, я готов поклясться, очень хорошо! Ты с ней заодно?

– Я… нет…

Глаза травницы панически метнулись к Белой. Та презрительно поджала губы.

– Я не узнаю тебя, Дели.

– Дели?

Равель тоже не удержался, решив посмотреть, что так взволновало Августина. И конечно, он тоже узнал девицу Лекой.

Двое мужчин застыли, пристально изучая молодую женщину. Изучая, анализируя… и явно не одобряя. Впрочем, Равель явно относился к происходящему с гораздо большим терпением, чем молодой мошенник.

– Томас знает? – наконец спросил Августин, обращаясь уже к Белой.

– Нет.

– Может быть, ты решила заручиться помощью ещё кого-нибудь нашего окружения? Кого-нибудь из сестричек, поварихи, или даже слуг?

– Никого, кроме вас двоих.

– И невесты Томаса? – ядовито произнёс Ави. – Хотя, судя по разговору, вы знакомы с Делией Лекой гораздо дольше, чем мы. Рави, ты знал о ней?

Тот покачал головой.

– Я ничего не знаю о Медее и об её окружении. Но я верю ей.

– И тебя не смущает, что твоя Медея подослала к нашей семье шпионку?! Чёрт возьми, мало того, что эта ведьма взяла в оборот меня, каким-то образом задурила мозги тебе, так и ещё Томасу подсунули какую-то шлюху!

Августин был зол. Притом на Равеля он позволить злиться себе не мог, считая его такой же жертвой, как он сам, поэтому вся его ярость пала на Делию.

– Рави, мы уходим! – заявил он. Офицер немедленно отреагировал:

– Я никуда не пойду. И тебе бы не следовало. Разве ты не хочешь помочь Луке?

– О, я думаю, гораздо больше, чем ты, если вспомнить твою «любовь» к нашему младшенькому! – сердито ответил мошенник. – Я не верю, что эти женщины как-то могут помочь Луке. И я не доверяю им, не знаю, кто они такие на самом деле.

– О, тут всё просто, – вмешалась Медея. – И я, и Дели ведьмы. Тёмные ведьмы. И одно это делает нас союзниками вашего брата. И вы оба тоже не чужды Тьме, иначе бы не стояли сейчас здесь.

– Чушь!

– Разве? – улыбнулась Медея, и столько очарования было в её улыбке, что сердце Ави на мгновение пропустило удар. И как он не видел раньше, как хороша Белая гадалка?

К счастью, помутнение тут же прошло, сменившись уже знакомой злостью. Впрочем, стало понятно, что никуда Ави не уйдёт. И не только из-за упрямого Равеля, но и потому, что ему было просто до жути любопытно узнать, что же всё-таки тут твориться.

«Тёмные ведьмы… экая невидаль! – попытался он подбодрить себя. – Я вот, оказывается, тёмному магу в детстве вихры драл… и ничего, выжил!»

К тому же, как догадывался Ави Горгеншейн, ведьмам была более нужна Лейла, чем он сам. А с них сталось бы и отобрать лисицу. И кто её тогда будет защищать, а точнее, удерживать от глупостей? Незаметно для себя Августин привязался к пустынному зверьку, и терять Лейлу не хотел.