Текст книги "Именем королевы"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
В церковном приделе монастыря гудел ветер, прорываясь сквозь высокие узкие окна. Ирландец опустился на колени и попытался молиться.
Но произнося слова молитвы, обращенной к Всевышнему, он думал о новостях, привезенных графиней.
Пиппа еще ничего не знала. Графиня согласилась, что ей не следует рассказывать обо всем его жене. Это решение оставалось за Айданом, это была его мука, его последнее решение. Только его.
Сам факт прибытия Оливера де Лэйси, да еще вместе с женой, подтверждал подозрения Айдана, которые возникли у него, когда он увидел портрет Ларк. Он давно ждал этого момента, с того самого времени, когда послал им письмо с известием, что их дочь жива.
Родители Филиппы де Лэйси прибыли за ней.
Но условия капитуляции оставались за ним.
Да, капитуляции. Так просто звучащее слово. Но теперь это слово определяло не только его долг как предводителя О'Донахью Мара, но и как мужа леди Филиппы де Лэйси.
Он опять осмысливал все, что им с графиней удалось узнать.
Семья Пиппы принадлежала к очень древнему, уважаемому роду. Судя по всему, лорд Оливер отличался куда большим свободомыслием, чем остальные пэры. Если верить графине, и жена лорда производила приятное впечатление.
– О боже.
Он положил руки на алтарь.
– Сын мой, ты позабыл все молитвы?! – прозвучал знакомый голос.
Айдан встал и повернулся в сторону говорившего. В зыбкой предрассветной мгле вырисовывалась высокая и стройная фигура.
– Вы когда-нибудь спите, Ревелин?
– Не могу себе позволить пропустить что-либо.
– Я всегда считал, что вы ничего не пропустите и все знаете.
Ревелин кивнул, его длинная борода коснулась груди.
– Когда я узнал имя командира прибывшего пополнения, то понял, что он последнее недостающее звено в цепи. Ты уже решил, что будешь делать?
Айдан бросил взгляд на крест в полумраке за алтарем. Он был рад, что доверился Ревелину.
– Почти.
– Спроси себя еще раз, – посоветовал Ревелин. – Что такого могут дать ей де Лэйси, чего ты ей дать не можешь?
– Уверенность в завтрашнем дне, которой она никогда не знала. – Ответ прозвучал так быстро, потому что Айдан сам не раз спрашивал себя об этом. – Они будут баловать и нежить ее. Если меня не будет, она когда-нибудь выйдет замуж за добропорядочного английского лорда, который даст ей спокойное, безопасное существование.
– Если я тебя правильно понял, ты не останешься в замке Росс?
– В качестве ручной зверушки, этакого английского спаниеля на задних лапках?
– По крайней мере, это возможность удержать при себе Филиппу, – чуть поколебавшись, изрек Ревелин.
Айдан стиснул зубы.
– И зачем, скажи на милость, я ей тогда такой сдался?
Ревелин положил руку ему на плечо:
– Иногда мужество нужно при отступлении, надо твердо знать, когда уйти.
Айдан скинул руку. Ему не нужны были утешения.
Широкими шагами он вышел из часовни, сел в лодку и поплыл обратно в замок Росс. Прыгая по лестнице через две-три ступени, он взобрался на самый верх и вышел на галерею. Рассвет уже занимался.
Замок был гордостью клана О'Донахью, вершиной его достижений.
Как он презирал его. С самого начала, когда здесь была только палатка из шкур на берегу Лох-Лина, его отец поставил себе целью превратить будущий замок в памятник сопротивления.
– Ты оставил мне в наследство ненависть, – процедил Айдан сквозь зубы.
Он встал между двумя зубцами стены и посмотрел с головокружительной высоты.
Поднимался кровавый рассвет. Нижние кромки облаков над горами были тяжелыми и несли приближающийся шторм. Но в этот миг небо еще оставалось чистым и только окрашивалось в малиновый цвет. Отсюда он уже мог разглядеть пагубные последствия прихода англичан. Бескрайние поля, какими они были целую вечность, дробились на маленькие наделы и заключались в аккуратные загородки. Церкви стояли пустыми, только ветер резвился в них. Священные места были загажены, священники убиты или загнаны на безлюдные острова в море. Вся жизнь Ирландии развеялась, как пыль на ветру.
Неожиданно, словно перед ним закрылся занавес, он увидел перед собой прекрасное лицо Фелисити так явственно, словно она стояла перед ним. Она умерла, и никто за это не в ответе.
Что чувствовала она, падая с этой высоты?
Наверное, то же, что и он, Айдан, сейчас, – не в силах ничего изменить, он летел навстречу тому, что было ему предначертано.
Он бросил долгий прощальный взгляд на алый восход и понял, что у него всего один выход, а не два.
Пиппа улыбнулась во сне, когда Айдан обнял ее. Она глубоко вздохнула с закрытыми глазами. Запах ветра и озера оставался в волосах Айдана.
Она заставила себя проснуться и увидела, что уже рассвело.
– Где ты был? – спросила она.
– На стене. Смотрел. Думал.
Он потянулся и передал ей чашку холодной воды. Она с благодарностью отпила большой глоток. Затем поставила чашку на место и прижалась к мужу, надавив щекой на теплую впадину на его груди.
– Я тебя люблю, Айдан, – прошептала она.
Он запустил пальцы в ее волосы и целовал ее долго, отчаянно. В такие моменты они пылко любили друг друга, но этот жар наполнял ее странным чувством паники и радости одновременно.
Он не проявлял мягкости в любви, да она и не ждала. Он был настойчивым и не знал усталости, как волны, обрушивающиеся на скалы на морском берегу. Его любовь напоминала бурю первобытных страстей, а она жаждала их, требуя их все, без остатка. Ничего не откладывая на потом, никаких скидок на женскую слабость. Ее не надо оберегать!
Первобытная сила и грубая красота были в его действиях. Он полностью овладел ее телом. Его губы и руки находили ее нестерпимо чувствительные места. Его возбуждение, казалось, заполняло все пространство комнаты.
Он без устали поглаживал ее, а его губы и язык доводили ее до исступления, пока она не вскрикнула, первой взмолившись о пощаде, но, отдышавшись, опять просила продолжения.
Когда наконец он оседлал ее, солнце уже полностью взошло и его лучи освещали фигуру Айдана, играя в его всклокоченных длинных волосах и подчеркивая охваченное отчаянной страстью лицо.
– Еще, да, сейчас, – говорила она, дугой приподнимаясь под ним и прижимаясь к нему, теряя голову, захваченная его страстным порывом.
Они сближались и отстранялись друг от друга, любовники-враги в своей любовной битве, которая не знала спасительной капитуляции ни для одного из них. Он опустил голову и поцеловал ее в шею, затем поцеловал ниже и дольше, осторожно покусывая. Это заставило ее отстраненно посмотреть на него. Она с удивлением почувствовала, что он словно хотел оставить на ней следы своей страсти. Словно хотел навсегда запечатлеть свое присутствие в ее жизни.
Но она не воспротивилась этому, получая первобытное удовольствие, и прошептала ему, что ей это нравится. В своем чувственном наслаждении она взбиралась все выше и выше, как перышко на ветру, и каждый раз думала, что он остановится, но он продолжал, и вот ей уже страшно было посмотреть вниз с той высоты, на которую она вознеслась. Упадешь – не подняться.
Но это не имело значения. Она посмотрела ему в глаза и увидела, как пылает там преданность ей, которая никогда не исчезнет, и страхи покинули ее.
Она выкрикнула его имя и доверилась судьбе.
Падали они долго, но на большой скорости. Все закончилось странной темно-красной тьмой. Как она поняла позднее, просто слишком сильно зажмурила глаза.
– Ой, Айдан. – Она почти не слышала своего голоса.
– Да, любимая. – Его голос тоже звучал странно.
– А мне-то казалось, что после того, как мы столько раз были близки, ты показал мне все.
– А теперь? – Голос его повеселел.
– Я ошиблась. Каждый раз ты демонстрируешь что-то новое.
Он прижался губами к ее губам, нежно и страстно.
– Тебе это не нравится?
– Что ты!
Хотя она должна была признать, что в ней зародилось ощущение, будто в их отношениях что-то переменилось.
– Я люблю тебя. Часть меня принадлежит тебе в такие мгновения, как эти. Но…
– Ты о чем? – Его взгляд буравил ее.
– Пустяки. Не обращай внимания.
– Скажи, в чем дело?
Она сомневалась, стараясь отогнать мысли. И все-таки заставила себя сказать.
– Ты любил меня сейчас как в последний раз.
Из дневника Ларк де Лэйси, графини Вимберлийской
Ирландия гораздо красивее, чем я себе представляла. Сообщения, поступавшие к нам в Лондоне, касались только сожженных полей, дико визжащих разбойников в боевой раскраске, голодных крестьян, взявшихся за оружие.
Возможно, мне просто очень повезло, но мы видели только голубовато-зеленые долины, скалы, похожие на крепости, голубые сапфиры озер и изумрудные горы. Ирландия – место, где нежданное становится обыденным, и я думаю, это место подходит для того, к чему я так стремлюсь, ничуть не хуже других.
Хотя Оливер умолял меня оставаться в Англии и ждать от него известий, я настояла на своем приезде. Графиня оказалась удачной компаньонкой в поездке и, как могла, старалась подготовить меня к предстоящим событиям.
Да, она сделала все, что могла.
Но может ли мать по-настоящему быть готова к встрече лицом к лицу с дочерью, которую потеряла двадцать два года назад и считала умершей?
Глава 15
– Мне совсем не просто сказать тебе это.
После завтрака Айдан привел жену в самое красивое место у замка Росс. То был парк на берегу озера, заброшенный, с розами и тростником, утками и крачками, быстро снующими по заросшей водорослями воде.
Пиппа подняла на него глаза с нежной ленивой улыбкой здоровой женщины, которая знает, что горячо любима, и которую перед рассветом разбудили поцелуем, о чем она явно не сожалела.
– Что такое, любовь моя?
Она нагнулась, сорвала цветок и воткнула его в волосы.
Он не решался начать разговор, разглядывая Пиппу как будто в последний раз, пока она его еще любила. После всего, что он ей скажет, ничто уже не останется прежним. Это напоминало взгляд в будущее, когда знаешь, что ничего уже не повторится. Все, открытость сердца и безоглядное обожание, исчезнет в несколько секунд. Он тянул время из чувства самосохранения, согревая и теша себя ее близостью.
Когда же он заметил, что она внимательно смотрит на него, он вынужден был признаться себе, что между ними существует невидимая связь, начертанная роком.
– Айдан? – Она слегка наклонила светлую голову. – Почему ты так странно смотришь на меня?
– У меня есть новости, касающиеся твоей семьи, – ответил он.
– Ты – моя семья. – Она одарила его обезоруживающей улыбкой.
– Я имею в виду ту семью, что ты разыскивала. Признаки душевной боли отразились в ее глазах.
Он понял, что она отгораживается от его слов.
– Мне нужен только ты, – заверила она.
– Но именно поиски самой себя и привели тебя ко мне. Когда-то давно ты попросила меня помочь узнать, как случилось, что тебя потеряли, когда ты была совсем крохой.
Она побледнела:
– И что тебе удалось узнать?
Всем своим существом он вдруг остро осознал красоту мира: холодные облака, голубизну озера и утренний свет, что позолотил ее волосы.
– Теперь я уверен, что ты леди Филиппа де Лэйси, – выдавил он. – Дочь Оливера и Ларк де Лэйси, графа и графини Вимберлийских.
Пиппа оставалась неподвижна. Несколько минут прошло в полной тишине, и он испугался, что она не слышала его.
– Филиппа де Лэйси, – наконец повторила она глухим, тихим голосом.
– Да, любовь моя.
– Мои родители – граф и графиня Вимберлийские.
– Да-а.
– И Ричард?
– Твой младший брат.
Теперь, когда правда стала известна ему, он не понимал, как их внешнее сходство раньше не бросилось ему в глаза. Он же видел, что Ричард де Лэйси – золотой мальчик с ангельской улыбкой, вечно смеющимися глазами и глубоким, неожиданным при такой внешности умом. Донал Ог оказался прав. Пиппа, а теперь она для него Филиппа, была одно лицо с Ричардом, только женское.
– Как тебе удалось это узнать?
– Все началось с твоей броши. После того как ты впервые показала мне эту вещицу, я переписал с нее все знаки, что были на обороте. С помощью графини я выяснил, что надпись сделана на кириллице. Слова были написаны по-русски. Это слова «Кровь, клятва и честь». Семейный девиз.
Он провел рукой по волосам. Так много времени прошло с того открытия.
– Неправда! – задохнулась Пиппа.
– Это те же слова, что сказала тебе цыганка.
– Почему ты решил, что это девиз де Лэйси? – спросила она уже немного окрепшим голосом.
– Такую же брошь я увидел на портрете леди де Лэйси. Портрет был написан двадцать пять лет тому назад. Только на броши были рубин и двенадцать жемчужин, как ты мне и рассказывала. – Он прервался, сделал шаг, но заставил себя остаться на месте и продолжил: – Графиня выяснила, что лорд и леди Вимберлийские потеряли дочь, своего первого ребенка, во время шторма на море. Они считали ее погибшей.
– Когда ты это узнал?
– В тот день, когда меня арестовали и посадили в Тауэр.
– Ты знал это столько времени? – Голос ее зазвенел от изумления. – Какого же дьявола ты мне ничего не сказал? – Она прижала руки к себе, чтобы скрыть, что они дрожат.
– Пиппа…
– Конечно, ты ничего мне не сказал, – продолжила она мертвенным голосом. – И о своей жене ты тоже не сказал. Не мог себе позволить. Я нужна была тебе, чтобы помочь бежать из лондонского Тауэра. И поэтому надо было удержать меня в безвольной рабской преданности.
Эти ее тихие слова поразили его с силой молнии. Айдан спокойно и безропотно принял удар, как раскаявшийся преступник безропотно переносит жар таврового клейма.
– Ты права, я заслужил эти слова. Но поверь. Я берег тебя. Хотел удостовериться, что ты не станешь жертвой пустых надежд. Хотел понять, примут ли де Лэйси тебя, не обвинят ли в обмане.
– Ведь после того, как помогла тебе бежать, я оказалась вне закона и не могла рассчитывать на возвращение в Англию.
– И это правда, – признался он.
– По твоей вине, между прочим.
– Ты права, Пиппа…
– Нет! – Она впервые кричала на него. – Не хочу больше извинений. Ты знал и ничего не сказал мне.
– Прости, любимая, я только хотел уберечь тебя от удара.
– Как странно. – Она горько улыбнулась. – Я никогда так не страдала, как после встречи с тобой. Признайся, почему ты вдруг решил рассказать мне об этом?
Было что-то символичное в том, что одновременно с этими ее словами солнце заволокли тучи, превратив утро в желто-серую мглу.
– Они хотят видеть тебя, – сказал он.
Он вынужден был признать, что Ларк и Оливер оказались добрыми и любящими родителями, совсем как их описала графиня.
– Они в Килларни, ждут встречи с тобой.
– Мои родители приехали за мной? – Она вздрогнула.
– Да, любимая.
– Они считали меня мертвой, а теперь хотят видеть. Посмотреть, достойна ли я их. Посмотреть, насколько голубая моя кровь.
Он сделал шаг вперед, чтобы успокоить ее, и положил руки ей на плечи. Она отскочила, застонав, как раненый зверь.
Его предчувствие оправдывалось. Оглашение правды разрушало ее любовь. Оставался один-единственный шаг, чтобы совсем порвать все связи с ней.
– Я считаю, что ты должна поехать к ним.
Пиппа вскинула голову и судорожно вдохнула воздух. Да, это был смертельный удар. Ножом в сердце. Ее любовь к нему умирала у него на глазах.
– Дорогая, – начал он свое объяснение. – Оливер де Лэйси привез огромную армию, способную насадить на клинки весь Керри. Я вынужден пойти на соглашение с ним.
– И я – одно из условий сделки?
– Он не так дерзок, чтобы ставить подобное условие. Но Пиппа, конечно, не хуже Айдана понимала, что это одно из высказанных Оливером де Лэйси вслух условий.
– Ты выполнишь мою просьбу? – спросила она холодно и едва слышно.
– Да, любовь моя.
Она вздрогнула от звука его ласкового голоса.
– Не мог бы ты уйти? И не попадаться мне сегодня на глаза?
Он еще некоторое время смотрел на нее. Она еще оставалась для него прежней, его любимой золотоволосой Пиппой, но что-то переменилось в ней. Погас внутренний огонь в ее глазах. Она выглядела опустошенной. Прекрасный корабль без команды и парусов.
– Прощай, любимая, – бросил он, повернулся и пошел прочь.
– Теперь-то я точно начинаю верить, что еще никто не умер от разбитого сердца.
В тот же день, спустя несколько часов, Пиппа отправилась в Иннисфален, искать утешения и мудрости у Ревелина.
Он протянул ей льняной платок, чтобы она вытерла слезы и высморкалась. Более дюжины таких платков уже валялись у ее ног в саду монастырской церкви.
– Почему ты так говоришь, дитя мое? – спросил Ревелин.
– Я несколько раз пыталась умереть от разбитого сердца, и каждый раз мне приходилось с этим жить.
– Это означает только, что тебе не суждено было тогда умереть, – объяснил священник. – Тебе было начертано выжить и продолжить свой земной путь.
Сильный порыв ветра сдул его капюшон, обнажив белоснежную тонзуру.
– Вы очень добры ко мне. – Пиппа выдавила из себя слабую улыбку. – Но я не имею права надеяться, что вы примете за меня решение. Полагаю, что и решать-то тут нечего. Я должна ехать к де Лэйси, – дрожащим голосом озвучила она мучившую ее мысль.
– Если верить слухам, то они не отвергнут тебя. Ее взгляд стал теплее, и новая волна слез нахлынула на нее.
– Я и не думала, что они не захотят меня видеть, поскольку они проделали такой далекий путь вместе с целой армией. Все дело в Айдане, который уже отказался от меня, – расстроенно объяснила Пиппа.
– Ты думаешь, детка?
– Он сделал все так, чтобы ни у одного из нас не осталось выбора.
– Выбор есть всегда, – возразил старый монах. – Выбор: верить или не верить. И только ты можешь сделать такой выбор.
После этих слов Ревелин ушел, оставив ее в саду под серым небом. В воздухе пахло грозой. Пиппа медленно, словно выверяя каждое движение, встала и направилась на скалистый берег Иннисфалена. Она забралась в легкую лодку, отвязала веревку и села, опустив весла.
Она не спешила грести, просто дрейфовала, погрузившись в раздумья. Ей некуда было спешить. Взгляд ее уперся в сумку со всем ее скарбом. Она носила ее при себе всегда, по всем дорогам, куда бы ни забрасывала ее жизнь. Резким движением она достала изуродованную брошь и прикрепила ее на своем плече.
Как часто она представляла себе день воссоединения. День, когда она встретится со своей семьей. Как сильно ее мечты отличались от действительности. Сердце ее надрывалось, и она тяжело вздохнула.
«Спокойно. Думай обо всем по порядку. Подумай сначала о Ричарде».
Семейные узы многое проясняли. Почему она чувствовала себя совершенно спокойно в окружении его слуг, почему она поняла предупреждение об опасности, сказанное по-русски, когда упал плафон, почему ей показался знакомым его дом на Темзе.
Неожиданно пришло прозрение. Она поняла, что женщина с рыжими волосами из ее туманных воспоминаний была ее крестной, императрицей Елизаветой.
А Ричард де Лэйси, красивейшее создание на свете, – ее братом.
Как жалко, что он из стана врагов… Но так ли это? Что произойдет, если она поедет к семье де Лэйси в Килларни и ее примут в стане англичан? Чем она окажется лучше остальных саксов, чужеземка, пришедшая захватить эту землю?
Не-ет, она всегда будет похожа на эту лодку, бесцельно болтающуюся в воде, рискующую быть сметенной случайно набежавшей волной. Возможно, подумала Пиппа с проблеском надежды, если она обратится к могущественным де Лэйси, то сможет вымолить у них сочувствие к ирландцам.
Она взяла в руки весла и начала грести, погруженная в тяжелые мысли.
Семья де Лэйси была для нее незнакома. Она знала только со слов третьих лиц, что она Филиппа де Лэйси. Она никогда не поверит, пока не почувствует это всем своим сердцем.
Большие капли дождя упали на нее, и вскоре вся поверхность озера была покрыта рябью. Сначала она даже не испугалась, только забеспокоилась, что ее застал дождь. «Погода, – рассеянно отметила она, – кажется, притомилась от моих сердечных переживаний». Недели, последовавшие за их с Айданом венчанием, совпали с прекрасными погожими днями лета, когда по высокому небу плыли облака, солнце щедро светило, а ночи, проводимые в объятиях, были полны лунного света.
Поднялся ветер, разбередив озерную гладь барашками волн. Пиппа очнулась от воспоминаний о том, как они с Айданом любили друг друга… сильно, трепетно, как виделось в мечтах… Или ей только так казалось. На самом деле их любовь была выстроена на его постоянной лжи. А она ничего не замечала. Совсем как новичок в море, который радуется перистым облакам на горизонте и не догадывается, что они-то и есть предвестники бури. Бури, способной даже отнять жизнь.
Вспышка молнии осветила небо. Дождь усиливался, переходя местами в град.
– Нет, о боже, нет!
Ее зубы стучали от холода, она сжала их и стала молиться:
– Пожалуйста, Боже, нет. Святая Дева Мария… Пиппа погрузилась в хаос воспоминаний, рожденных в ее голове.
«Пресвятая Дева Мария…» Слова няни гулким эхом стучали в ее голове, хотя няня давно погибла, смытая с палубы корабля огромной волной. Пес продолжал лаять, скулить и пошатываться на своих длинных лапах, но он оставался единственным живым существом, и она вцепилась в его мокрую шею.
Судно мотало из стороны в сторону, как щепку. Но спустя некоторое время раздался страшный треск, словно упал гигантский дуб в парке дедушки Стефана.
Когда молния вновь озарила окрестности, она разглядела, почему судно остановилось. Огромная острая скала, высотой с церковную колокольню, сделала пробоину в борту. Пиппа ухватилась за толстый мокрый канат в ожидании прихода следующей волны. В свете очередной молнии она увидела надвигающуюся огромную волну, словно отлитую из черного стекла.
Судно приподняло и опять бросило на камни. Нос кормы задрался вверх. Целая армия бочек понеслась на Пиппу. Какая-то сила приподняла ее и швырнула в море. Она плыла в кромешной темноте, ей становилось все труднее и труднее, когда она почувствовала…
Пиппа закричала, когда вода стала наполнять лодку. Она с трудом различала полоску берега. Лодка все больше погружалась в воду, ею стало невозможно управлять, наконец она и вовсе пошла ко дну.
Пиппа перестала кричать, когда сквозь звуки бури до нее донесся слабый охрипший собачий лай. Потом опять в ушах взревел ветер. Она скользнула в холодную воду, вцепившись в уцелевшее весло, как за последнюю надежду на спасение.
Пиппа еще успела с горечью подумать, что де Лэйси проделали такой большой путь и так и не увидят ее. Затем она отключилась. Вода сомкнулась над ней, а под водой шторма слышно не было. Под водой было тихо, как в могиле.
В самый разгар бури двое всадников встретились у заброшенной пастушьей хижины на склоне холма, обращенного в сторону озера. Айдан спешился и повел лошадь в темное укрытие. Фортитьюд Броуни, лорд-констебль Килларни, проделал то же самое.
Айдан приехал один, хотя прекрасно знал, что отряд насквозь промокших английских солдат стоит у подножия с противоположной стороны холма. Броуни был крайне осторожен, когда речь шла о его безопасности.
Айдан распустил своих воинов и отправил их в горы, это было одно из первых условий Броуни.
Какое-то время они стояли молча, рассматривая друг друга, и холодный дождь омывал их лица. От бушующей бури вечерний свет померк, но Айдан все равно видел ненависть в длинном, вытянутом аскетичном лице Броуни. У него были тонкие губы, высокие скулы, жесткая складка у рта и сумрачный взгляд. Броуни придерживал шпагу рукой, но Айдан не опасался, что тот ею воспользуется. Не здесь. Не сейчас.
– Вы, конечно, мне не поверите, но мне очень жаль, что Фелисити погибла, – начал Айдан.
– Тебе следовало бы об этом подумать, когда ты убивал ее.
– Не-ет, сэр. Я ее не убивал, но моя вина куда больше. – Айдан был готов и не к таким обвинениям. – Фелисити и сейчас была бы жива, если бы мы никогда не встретились и никогда не поженились бы.
Броуни странно кашлянул и отвернулся, положив руку на перекладину двери и глядя в бушующий за дверью шторм.
– Тебе слишком не терпелось жениться на этой нищенке. Поэтому ты столкнул Фелисити.
Айдан стиснул зубы.
– Милорд, мы оба знаем, что она сошла с ума. Она себя убила. Тому есть свидетель, англичанин, как и вы.
Легкая дымка поднималась от стен укрытия.
– Возможно, я виноват только в том, что не разглядел ее сумасшествия, – продолжил Айдан.
– Ты свел ее с ума, ты – убийца! Ты, и только ты виноват во всем!
Айдан не испытывал гнева, его охватила невыносимая усталость.
– Вы когда-нибудь задумывались о состоянии ее душевного здоровья, когда заставляли ее стоять на коленях или повторять вслух Священное Писание бессонные ночи напролет?
Воцарилась тишина. Дождь усилился настолько, что буквально скрыл берега озера. Пиппа ненавидела штормы, и теперь, когда Айдан узнал о ее прошлом, он стал понимать почему. Это хорошо, что она отправилась в Иннисфален, пока погода была хорошей. Она, совсем как он недавно, пыталась обрести утешение на острове. Она найдет у Ревелина тепло и кров, и он даст ей разумный совет ехать к де Лэйси.
Стиснув зубы от мысли, что он потерял ее, Айдан ждал, пока Броуни заговорит.
– Не смей пачкать имя моей дочери, произнося его. – Пожилой человек отвернулся, приглаживая шевелюру мокрых волос. – Согласно письму, что ты прислал с венецианкой, ты готов принять мои условия.
Айдан горько усмехнулся в ответ:
– Я бы не стал называть ваши требованиямоей сдачи условиями.
– Ты заслуживаешь четвертования, чтобы умирал не сразу, а по частям.
Голос Броуни дрожал, и Айдан почувствовал к нему нечто вроде сочувствия. Все-таки этот человек потерял дочь. В моменты своего просветления, еще до того, как она начала ненавидеть Айдана, она была мила и тиха.
– Если вы согласитесь выполнить свою часть обязательств по этой дьявольской сделке, – проговорил Айдан, – я готов сдаться.
– Прекрасно.
Броуни направился к двери хижины и поднял руку. Вошли четыре человека, прижали Айдана к стене и закрепили холодные железные кандалы вокруг его запястьев и лодыжек.
Броуни направил свою лошадь прямо в стену дождя. Он улыбался.
– Я доставлю себе удовольствие послать О'Донахью Мара прямо на Небеса.
Непонятный запах висел в воздухе. Пиппа вздрогнула, удивилась и испугалась такого явственного сна, что даже запах в нем казался настоящим.
Это был запах, который она узнавала на уровне подсознания и отзывалась на него, поскольку он был полон нежности и был неповторим, напоминая ей о матери.
Ее матери.
Она утонула? Она уже на Небесах? Филиппа заставила себя открыть глаза, чтобы прервать сон. Но она не спала, а лежала на странной кровати. Как она сюда попала?
Она посмотрела на огонек свечи, невольно отметила роскошные, но незнакомые гардины.
Затем она повернула голову на подушке и увидела женщину.
Мама.
Ее сердце подсказывало ей, что она дома.
Охваченная ужасом и радостью, переполненная благоговейным трепетом и облегчением, Филиппа села на кровати, поджав колени и обхватив их руками. Она глядела во все глаза, а на нее смотрела невысокого роста темноволосая женщина.
Где-то в углу колыхался огонек свечи. Филиппа затаила дыхание и закрыла глаза, и из тьмы прошлого проступили воспоминания, так явственно, словно все было только вчера.
Мама прижимает дочь к груди, и Филиппа вдыхает прекрасный запах чистого белья и солнца, исходящий от матери.
– До свиданья, моя радость, – весело говорит ей мама чуть дрожащим голосом. – Я хочу, чтобы ты взяла с собою эту вещицу. Она будет напоминать тебе о маме и папе, пока ты будешь жить вдалеке от нас.
Мама крепит золотую с рубином брошь на лучшее платье Пиппы. Затем она убирает маленький кинжал, что был спрятан внутри.
– Это я возьму с собой. Так будет лучше, Филиппа…
– Филиппа, – зовет женщина.
Она открывает глаза.
– Да, я – Филиппа! – восторженно произносит она нежным голосом. – Ваша дочь.
– Да, да, моя дорогая, да.
Темноволосая женщина-англичанка обнимает Филиппу. Запах чистого белья и солнца настолько будоражит Пиппу, что ей кажется, что не было всех прошедших лет. Этот запах покоя, любви и мамы.
Но между ними все-таки остаются десятилетия разлуки. И Филиппа отстраняется. Ларк де Лэйси словно чувствует, что молодой женщине надо разобраться в нахлынувших чувствах, и не мешает ей.
Мгновением позже в комнату входит мужчина. Ларк идет ему навстречу, берет его за руку и подводит к краю кровати. Сначала Филиппе показалось, что это Ричард, но затем она поняла, что мужчина старше. У него светлые волосы, и он красив, почти так же, как Ричард.
Папа.
Она сидит не дыша. И они стоят и боятся пошевелиться, разглядывая ее, а она в свою очередь смотрит на них. Буря чувств обрушивается на нее. Потрясение, смущение, неверие, ярость, беспомощность… и жуткая слабость.
Но не любовь.
Глядя на них, она видела перед собой двоих чужих, очень милых людей, у которых по щекам текли слезы. Наконец она обрела способность говорить.
– Вы Ларк и Оливер де Лэйси, граф и графиня Вимберлийские?
– Да, это мы.
Блестящие от слез глаза лорда Оливера были голубыми. Не такими темно-голубыми, как у Айдана, чуть светлее. Он взял ее руку и прижал к своему сердцу. Затем он расцеловал ее сначала в одну щеку, потом в другую, потом в губы и нос. И только в этом порядке.
И она припомнила ласковое прикосновение именно этого мужчины.
– Добро пожаловать домой, Филиппа, моя дорогая дочурка.
– Его приговорили к казни? – спросил у графини Донал Ог шепотом.
Он скакал во весь дух из замка Росс, вымок под дождем и весь пропитался ветром дороги.
Она молча с горечью посмотрела на него, не в силах выговорить ни слова. Пока не переборола ком, застрявший в горле. Но она превозмогла себя, сглотнула с усилием и взяла его огромную руку в свои.
– Я старалась, но Фортитьюд Броуни отказался пересмотреть свои обвинения против Айдана.
Донал Ог вырвал руку и с силой ударил кулаком в свою ладонь. Лампа, висевшая на крючке в конюшне, исказила его облик, делая еще более крупным и грозным, чем обычно. Графиня пригласила его сюда тайно, поближе к резиденции Оливера де Лэйси в Килларни.
– Все, чего хотел мой кузен, – так это жить в мире, – медленно произнес Донал Ог. – Его отец не давал ему такой возможности. Теперь эта Фелисити. Оба уже мертвы, но даже теперь не отпускают его из своих смертельных объятий.
Его сердце оплакивало Айдана, оплакивало их всех.
– Любовь моя, мне очень жаль. – Он схватил ее за плечи, прижав к себе. – Я должен пробиться к Айдану и освободить его из заключения…
– Нет, – возразила она. – Боже, Донал Ог, я так боялась, что вы это предпримете. Это единственный способ наверняка убить обоих, себя и Айдана. Он не побежит, а вас поймают.
– Я заставлю его пойти со мной. Я крупнее его и всегда был сильным.
– Дело не в этом. Если вы увезете Айдана, Фортитьюд Броуни утопит Керри в крови.
Донал Ог свирепо стиснул челюсти и посмотрел в потолок.
– Соберитесь с силами, любимый. – Она прижала дрожащую руку к его щеке. – Они вам понадобятся. – Чувство разочарования охватило графиню. Она использовала все свое умение, обаяние, даже ложь и лесть, чтобы подвигнуть констебля на проявление великодушия. – Все, чего я смогла добиться от Фортитьюда Броуни, – так это заверений, что больше никто не пострадает, – призналась она.
