Текст книги "Забыть обиды"

Автор книги: Сьюзен Мейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Когда Ник опустил Грейс на покрывало, ее кожа приобрела жемчужный оттенок на фоне розово-лилового, песочного и бордового цветов Ее волосы разметались поверх покрывала, напомнив Нику яркий блеск влажной земли в чаще леса. Глаза Грейс засияли двумя фиалками, распустившимися в сумерках. По их выражению Ник понял: Грейс знает, что делает, и желает этого.

При взгляде на нее дыхание его сбилось, а пульс участился. Ника охватило безудержное желание, и он сбросил с себя рубашку.

Он опустился на кровать и, расстегивая блузку Грейс, одновременно покрывал поцелуями губы молодой женщины. Но она притянула его к себе и поцеловала так страстно, что для Ника исчез окружающий мир, остались одни чувства.

Для Ника не существовало больше грани между дозволенным и недозволенным, осталась лишь всепоглощающая страсть. Он чувствовал горячие и влажные губы Грейс. Она нащупала пряжку ремня на его брюках, а Ник тем временем освободил ее от блузки. Сбросив с себя последнее, они откинулись на покрывало. И растворились друг в друге, достигнув столь вожделенного единения…

Грейс нежно обвила Ника руками.

– Ты овладел мной как изголодавшийся зверь.

– Я и есть изголодавшийся зверь, – ответил Ник; его губы при этом дрогнули. Господи, да он сам во всем виноват! С самого начала их отношения развивались не так, как надо. И вот они стали близки… Ник не только причинит ей много горя, когда Ангус заберет ее домой и она все вспомнит. Он обречет и себя на вечные муки, до конца жизни. Как будто он мало настрадался в первый раз.

Ник сомкнул веки и закрыл лицо рукой. Он прилагал отчаянные усилия, чтобы найти выход из создавшегося положения, и в то же время сознавал, что выхода нет.

– Не хочешь рассказать мне, почему ты голодаешь?

В ее вопросе прозвучали мягкость и участие: было естественно поинтересоваться этим. У Ника на глаза навернулись слезы.

– Грейс, у меня есть прошлое, которое ты едва ли поймешь, которое не лечится ни временем, ни расстоянием. – Ник замолчал на секунду, решая, сколько правды он может открыть ей. И подумал, что она не только достаточно окрепла, чтобы выслушать все, но и имеет на то полное право. – События из моего прошлого стали тогда причиной нашего разрыва, станут и на этот раз.

Грейс в волнении сглотнула. Когда же она заговорила, Ник понял по ее голосу, что она едва не плачет.

– Но я должна узнать правду.

– Даже если ты выслушаешь меня, ничего не изменится. Потому что в конечном счете это я принял решение, которое разлучило нас. Так что виноват я, и сейчас все произойдет точно так же, как и в тот раз.

– Но я смогу выслушать тебя, – убеждала его Грейс. – И тебе станет легче, когда ты выговоришься.

Ник признавал ее право на правду. Побежденный, он тяжко вздохнул.

– Отец постоянно избивал нас с матерью, – спокойно начал он, как будто ничего ужасного в этом не было. Он заметил, как Грейс затаила дыхание, и поспешил с объяснениями, прежде чем она примется жалеть его. – Он много пил. И хотя он не задерживался долго на одной работе, получал жалкие гроши и избивал нас, мама в нем души не чаяла.

– Так именно это беспокоило тебя?

– Да, – признался Ник, в уголке его глаза блеснула слеза. – Я не понимал, как можно обожать такого мужа, – тихо, но твердо произнес он. И еще тише добавил: – И потом, я никак не мог взять в толк, за что мать обожает человека, который избивает ее сына.

Грейс чувствовала его боль почти физически. Она молила о том, чтобы к ней вернулась память, воспоминания об их совместной жизни. Тогда ей легче было бы понять. Но ничто не прояснялось у нее в голове. Ни единой картинки. Ни намека. Даже интуиция молчала. Грейс со страхом подумала, что его неприятности могли оставить ее равнодушной. Или Ник все скрывал?

Она ничего не сказала, не нашла даже слов утешения. Единственное, что ей оставалось, – это принять его историю и отнестись внимательнее к его чувствам. Бог свидетель, она никогда не поймет, как можно избивать людей.

– Я сбился со счета, подсчитывая, как часто нам отключали электричество, – продолжал Ник свой рассказ. – Я все скрывал – и от тебя, и от других. Скрывал под маской крутого парня в кожанке, выражающегося так, будто он только что из колонии для малолетних преступников.

Грейс теснее прижалась к нему, желая утешить и не находя другого способа. Она оказалась права. Теперь-то она точно знала – если уж Ник пожелал бы скрыть от нее свои чувства, он бы с легкостью сделал это.

– Я оставил родительский дом, потому что родители хотели этого. Став мужчиной, я превратился в соперника собственному отцу. Вот я и направился в Калифорнию. Там начал подрабатывать официантом и одновременно грыз гранит науки в колледже.

Что-то в его рассказе насторожило Грейс. Не то чтобы он говорил неправду, нет, но что-то определенно не сходилось в его словах. Впервые после аварии она настолько близко подошла к тому, чтобы вспомнить…

– Отец умер через неделю после того, как я окончил учебу, – тихо произнес Ник. – Мать стала совсем плоха. Я упаковал вещи и перевез ее в Даллас – к нашим родственникам. Отец при жизни не позволял ей общаться с ними. Мама после переезда сразу почувствовала себя лучше, впервые за долгие годы. Но, несмотря ни на что, превратила свою комнату в буквальном смысле в святилище. Этакий музей, где хранились вещи человека, дважды едва не забившего ее насмерть.

– Мне жаль, – прошептала Грейс, прижимаясь к нему.

– Мне тоже, – произнес Ник и погрузился в молчание.

Выговорившись, он почувствовал, будто стал чище. До сих пор он даже не замечал, сколько грязи скопилось в его душе. Но сейчас он очистился. Ник дважды глубоко вздохнул, желая прочувствовать свое новое состояние. И неожиданно понял, что, хотя только что раскрыл свою тайну Грейс, земля не перестала вертеться. И он все тот же, что и раньше… Отец больше не давил на него.

– Ох, Грейс… – Ник притянул ее к себе и закрыл глаза. – Прости меня.

– Не стоит. Тебе надо было выговориться. А мне – выслушать тебя. Я рада, что ты наконец все рассказал мне.

Ник покачал головой.

– Я не об этом. Может, мне и надо было выговориться, а тебе – выслушать. Но это не должно было произойти так…

– Я не жалею об этом.

– А я жалею, – произнес Ник, и Грейс поняла, что он говорит всерьез. Его кодекс рыцарской чести подсказывал, что для Грейс произошедшее между ними должно быть болезненно.

– Я даже не представляю, что же такое ты мог сделать, чтобы я возненавидела тебя, – сказала Грейс, отчаиваясь утешить его и в то же время страшась потерять. – Но что бы это ни было, я уже сказала, что прощаю тебе все.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Как Ник и ожидал, наутро его терзали угрызения совести. Но вот чего он не ожидал совсем, так это ощущения легкости – как будто с его плеч свалилась тяжкая ноша. Хотя Ник не все рассказал Грейс, он почувствовал облегчение. Такое облегчение, что ему подумалось – согласись она выслушать его до конца, и он окончательно обретет покой.

Но к сожалению, тому есть два препятствия. Первое – остаток жизни он будет вынужден провести без Грейс. Что бы она ни говорила, ей нелегко будет простить его. Второе – она не собирается выслушать всю правду.

Переполненный любовью, Ник обнял все еще сонную Грейс и притянул к себе, наслаждаясь теплом и негой, исходившими от нее. Прошлой ночью она выслушала его без упреков. Не спрашивая о подробностях, о которых он умолчал. Не убеждая, что страдания его напрасны, поскольку уже в прошлом. Не делая вид, будто понимает его, когда на самом деле не понимала. Да и никто бы не понял.

Грейс помогла ему снова обрести цельность и зажить полной жизнью.

– Доброе утро, – пробудившись ото сна, потянулась Грейс.

– Доброе утро, – ответил Ник и неожиданно для себя поцеловал ее в лоб. Разве подозревала она, какой подарок сделала ему вчера ночью? – Грейс, я так благодарен тебе за то, что ты выслушала меня вчера.

– Всегда пожалуйста, – задорно откликнулась Грейс.

Но от Ника так просто не отшутишься.

– Грейс, я серьезно. – Он удержал ее, когда она попыталась откатиться. – То, что ты вчера сделала, для меня очень много значит. Ты не судила и не делала вид, что знаешь больше, чем я тебе сказал. Я бы отвратительно чувствовал себя, если бы ты принялась меня жалеть.

Грейс какое-то время молчала. Потом, едва слышно вздохнув, сказала:

– Ник, мне трудно представить, каково это жить с родителями, которые ни во что тебя не ставят. Я уверена – то, через что ты прошел, сущий ад. Наверное, такое невозможно понять, и ты прав, говоря, что было бы глупо с моей стороны даже пытаться. Я не помню своего детства, но наверняка оно было счастливое…

– Было, – подтвердил Ник. Он рад был сменить тему, теперь, когда сказал уже все, что хотел. – Замечательное детство. Потому-то и ты такая замечательная.

На этот раз Грейс в порыве чувств чмокнула его.

– Ник, ты чудо. Уж поверь мне, той, которая ничего о тебе не помнит. Ты такой добрый и великодушный. Сколько всего ты делаешь для меня!

– Давай-ка приготовим завтрак. – Ник начал вставать с постели.

Но Грейс не позволила ему.

– Я приготовлю, – решительно заявила она, садясь в постели. Она была великолепна в своей наготе. Грейс поднялась, набросила на себя халат, затянула поясок из розового шелка и направилась к двери. И каждый шаг обнажал ноги Грейс. Мягкий розовый шелк прилипал к ее телу, открывая взгляду мельчайшие его изгибы.

Отворив дверь, она послала ему воздушный поцелуй. Когда дверь за ней закрылась, Ник откинулся на подушку и закрыл глаза.

Как же он будет без нее? Как он вынесет вид страдающей Грейс, когда память вернется к ней?

Она принесла ему завтрак в постель, поставила поднос на кровать и уселась рядом. И они оба принялись за булочки, кофе, яйца всмятку и ветчину.

Ник окинул взглядом спальню – собственное творение в цветочном стиле. Вот они, значит, каковы, настоящие близкие отношения. Сидеть рядом. Вместе есть. Вместе думать. Быть на седьмом небе от счастья, когда любимый рядом. И твердо знать – можно сказать другому все, что вздумается, и тебя поймут. А если и не поймут, примут таким, какой ты есть.

– Просто объедение! – восклицала Грейс. Она взяла его булочку, чтобы намазать яблочным джемом.

Ник едва успел отнять у нее булочку.

– Вот поешь джем на завтрак, обед и ужин три месяца подряд, а потом и говори, что объедение.

Грейс залилась смехом и поцеловала Ника.

* * *

– Привет! – Грейс просияла, когда Ник вошел на кухню. По локти в мыльной пене, Грейс мыла посуду после завтрака.

– Привет, – ответил Ник. Он подошел к раковине. – У меня же есть посудомоечная машина. Зачем ты моешь тарелки сама?

– Мне нравится мыть посуду. – Грейс отряхнула руки от пены. Пузырьки пристали к ее пальцам, переливаясь, будто бриллианты. – Правда, странно?

– Почему же. – Ник принялся убирать оставшиеся булочки и джем. – Домашние хлопоты – утешительные хлопоты.

И подхватил полотенце, чтобы помочь Грейс. Она кивнула в его сторону:

– Значит ли это, что тебе нужно утешение?

Он рассмеялся.

– Да нет. Просто хочу тебе помочь. Мне-то хорошо. Прямо-таки здорово.

– Чудненько. Значит, не возражаешь, если мы займемся сегодня чем-то особенным?

Удивленный Ник уставился на нее.

– Чем же это?

– Мне что-то до смерти захотелось пройтись по антикварным магазинчикам.

– Шутишь, – не поверил Ник; его одновременно охватили испуг и замешательство. И все по одной и той же причине. Насколько он знал, Грейс могла быть продавцом антиквариата. А вдруг им повстречается кто-нибудь из ее знакомых? А если позвонит Рене, а его не будет дома? Взвесив все, Ник решил, что сейчас самое время посвятить Грейс в детали его плана. – Видишь ли, Грейс… нам придется остаться поблизости – я жду звонка.

– Вот как, – разочарованно протянула Грейс. – А автоответчик?

– Должен позвонить человек, который сутки напролет только и занимается тем, что разыскивает твоего отчима.

Слова его произвели впечатление на Грейс. В ее изумленном возгласе послышалась признательность.

– Я не хочу, чтобы ты так долго оставалась вдали от близких. Со мной ты ничего не вспомнишь, – он тяжко вздохнул, – теперь, когда ты уже знаешь, что мы не жили последнее время вместе. Тебе просто необходимо вернуться к своим.

– Да-а… – Грейс в задумчивости глядела на пузырьки в пенистой воде.

По тому, как она это сказала, Ник все понял. Она уже знала – едва ее родные приедут, они тут же увезут ее. Она не останется с Ником.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

– Ну и как же мы проведем день? – поинтересовалась Грейс.

На самом деле она хорошо понимала – этот день они дарят друг другу. Только теперь у нее щемило сердце. Больше за Ника, чем за себя.

– Здесь, в горах, не больно-то чем займешься, – признался Ник. – А поехать куда-нибудь мы тоже не можем: я жду звонка.

– Что это за способ, с помощью которого ты намереваешься разыскать отчима?

– Я позвонил на ранчо и узнал, как звали его секретаря… Строго говоря, Рене больше не работает у твоего отчима. Она на пенсии. Но до сих пор помнит излюбленные местечки Ангуса и все так же обаятельна, как только могут быть южанки. Так или иначе, но она разыщет твоего отчима.

– Но ведь не обязательно сегодня ей это удастся? – с надеждой спросила Грейс.

Ник покачал головой.

– Не обязательно. Но Рене нельзя отказать в сообразительности и настойчивости.

Грейс не помнила Рене и потому вовсе не имела представления о каких-либо достоинствах этой женщины. Зато ей было понятно, что раз уж Ник, такой умница, вот уже две недели пытается разыскать ее отчима и все впустую, то едва ли Рене повезет больше.

Твердо уверовав в то, что у нее в запасе есть дня три, Грейс решила не оставлять попыток исправить ситуацию. И потому весело заключила:

– Ничего не поделаешь, посидим дома. А раз уж с развлечениями у нас негусто, придумаем что-нибудь эдакое.

Ник глянул на нее с сомнением.

– Например?

– Посвятим весь день приготовлению кулинарного шедевра.

Ник никак не ожидал подобного! Он предполагал, что Грейс задумает соблазнить его, предложив понежиться вдвоем в его огромной ванне, наполнив ее пеной. И готов был уже отговаривать ее от этой затеи. Но идею Грейс никак не назовешь романтичной. Она застала его врасплох.

– Кулинарного шедевра?

– Ну да.

– И что же будем… творить?

– Может, соус к спагетти… тот, что готовится четырнадцать часов?

– Целый день на соус? – не поверил Ник.

– В любой стоящей книге об итальянской кухне можно отыскать рецепт настоящего соуса к спагетти, со множеством ингредиентов. Я видела такую книгу в кладовке у Стеллы. Итак, что скажешь? Ты – за? Будешь помогать мне?

– Не знаю, Грейс. По-моему, это не самая блестящая идея.

– Почему?

– Неужели весь день придется только и делать, что держать в руках пакет со всякой ерундой и всыпать ее постепенно в миску? А что, если твой отчим позвонит, а пройдет лишь семь часов из четырнадцати?

– Пусть. Пригласим его на ужин.

Ник вдруг развеселился.

– Уговорила. Готовим соус.

Но им не удалось найти рецепт на четырнадцать часов. Они нашли лишь на восемь, но Грейс осталась вполне довольна. С кулинарной книгой в одной руке она рылась на полках и в холодильнике в поисках необходимого. Наконец она приступила к работе.

– А у тебя и впрямь здорово получается, – заметил Ник. Он наблюдал, как Грейс управляется с овощами. – Я вижу, ты отлично готовишь.

– Да, – рассеянно согласилась Грейс и вдруг нахмурилась. – Я же это помню. Помню, что умею готовить. И даже уверена, что мне нравится готовить… Только… к этому примешиваются какие-то неприятные эмоции.

– Ты единственная женщина на ранчо, где полным-полно мужчин, Грейс, – усмехнулся Ник. – Хотя ты и умела готовить, причем отменно, но, наверное, считала, что другие тоже должны принимать в этом участие, а не сваливать готовку на тебя одну. Так что, если у тебя остался неприятный осадок, связанный с приготовлением пищи, знай, что это в тебе говорит обостренное чувство справедливости.

– Что-то вроде протеста против порабощения женщин?

– Именно.

– Прекрасно, – захохотала Грейс.

– Я же говорил – ты никому не позволяла помыкать собой.

– Расскажи мне побольше о моих родных, прежде чем они приедут.

– Да я уже рассказал почти все, что знал. Твой отчим, Ангус, весьма преуспевающий человек. Правда, он порой вкладывает средства в довольно необычные предприятия. Живет на ранчо и сам же им управляет. Кэл, твой родной брат, и Райан, приемный, усыновленный Ангусом, помогают ему по хозяйству. Хорошая, порядочная семья, – заключил Ник. И тут же вспомнил, как завидовал им. Не потому, что они жили в достатке. А потому, что они были людьми честными, прямыми, искренними. В то время как его жизнь казалась сплошной ложью. – А теперь что? – Ник увидел, как Грейс снимает сковородку с огня.

– Ну а теперь, – поясняла Грейс, – мы закладываем овощи в кастрюльку, добавляем помидоры и доводим до кипения. А затем ставим на медленный огонь на шесть часов.

– Самая захватывающая часть действа.

Недовольная Грейс слегка шлепнула его по руке, не одобряя его остроумия, но сказала:

– Мы поиграем в рамми, пока готовится соус. Так что скучать тебе не придется.

– На деньги? – предложил Ник и чмокнул Грейс в кончик носа.

Грейс засмеялась.

– Ты ничуть не лучше Стеллы.

– Это она от меня набралась.

Элегантно одетые, они сидели за столом при свечах, пили вино и ели спагетти. За весь день никто так и не позвонил, только Стелла. Справлялась, как они тут без нее. А вообще день прошел тихо и спокойно и был целиком и полностью их днем.

Зная, как любит Грейс маленькие причуды, Ник не мог отказать ей, когда она предложила надеть самые красивые наряды. Как будто они сидят в шикарном ресторане.

На ней было платье из розового шифона. Волосы она подобрала наверх, отдельные завитки обрамляли лицо. Не желая отставать от Грейс, Ник надел смокинг. В каком-то смысле они жили в воображаемом мире. И Ник не хотел разочаровывать Грейс. Раз уж они создают свой, воображаемый мир, с божьей помощью он выйдет у них хорошим.

Но вот ужин съеден и свечи догорели, оставив только тлеющие фитильки. У Ника защемило сердце от тоски. Он не удивился, когда Грейс, поднявшись, извинилась и отправилась к себе. Она, точно Золушка, стремилась исчезнуть прежде, чем часы пробьют полночь.

Ник не препятствовал ей. Он понимал, что она не могла поступить иначе. Их жизнь вдвоем, этот вечер – все было ненастоящим, сказкой, которую выдумала крестная-волшебница. Уйдя, Грейс ясно давала ему понять: сейчас, когда она знает об их жизни врозь, не может быть и речи о том, чтобы спать вместе.

Итак, его сбросили со счетов. Ему больше не нужно изображать любящего мужа и разделять с ней постель. Ему больше не нужно делать вид, что он влюблен в нее.

Ник откинулся на спинку стула. Он испил горькую чашу до дна, в то же время ясно понимая, что это только начало.

Грейс ушла к себе, тем самым освободив Ника от каких бы то ни было обязательств в отношении ее. Но сделала она это не потому, что не хотела принуждать его исполнять супружеский долг, зная теперь, что они не муж и жена. Просто он показался ей таким потерянным, таким несчастным.

Уже в комнате Грейс принялась перебирать свои скромные пожитки, привезенные из клиники. Пока не наткнулась на телефон Кристин Уорнер. Время близилось к десяти. Но на визитке значились и рабочий, и домашний телефоны. Грейс не колеблясь стала набирать домашний номер. Со второго гудка трубку подняли.

– Здравствуйте, это Кристин Уорнер.

– Доктор Уорнер, – начала Грейс, – это Грейс Спинелли, мы встречались с вами в клинике. Завтра утром я должна буду встретиться с вами вновь.

– Да, Грейс, здравствуйте. Я открыла свой ежедневник. Вижу, вы не звонили моему секретарю, чтобы условиться о встрече. Хотите договориться со мной сейчас?

Грейс закусила губу.

– Нет, не совсем. Мне нужен ваш совет.

– Я вас слушаю.

– Я узнала, что мы с мужем давно уже не живем вместе.

– Вот как!

– И знаете, – виновато продолжала Грейс, – я подозревала что-то подобное еще в клинике.

– Но вы так и не вспомнили?

– Нет.

– Вы живете в его доме. Что-нибудь вызывает в вас воспоминания?

– Нет, Ник сам признался мне, что мы не живем вместе. Он навещал меня в клинике и отвез к себе только потому, что все мои родственники в отъезде. Я звонила домой, на ранчо. Оказалось, мой отчим улетел с одним из братьев в Хьюстон. А другой брат недавно женился, и они отправились в свадебное путешествие. Если бы не Ник, я бы оказалась одна-одинешенька.

– Выходит, он поступил благородно?

– Ник просто замечательный – добрый и великодушный человек.

– Если я правильно понимаю, вы не хотите больше расставаться? – проницательно заметила Кристин.

Грейс тяжело вздохнула.

– Не хочу. Но я не знаю, что мне делать дальше. Мой отчим возвращается в воскресенье. И когда он приедет, увезет меня домой.

– Выходит, у вас совсем мало времени?

– Именно.

Кристин вздохнула.

– Не знаю, что и посоветовать. Может, стоит открыто признаться ему в своих чувствах?

– Я пробовала. Убеждала Ника, что для меня не имеет значения причина нашего расставания, что я прощаю его. Но так и не убедила.

– Он рассказывал вам о том, что произошло?

Грейс вздохнула.

– Я не хочу, чтобы он рассказывал.

– Почему?

– Я уверена – едва расскажет, он навсегда закроется от меня. Я бы хотела, конечно, знать, что произошло. Но уверена, что его признание навсегда разлучит нас.

– Грейс, из-за того что вы ничего не помните, ситуация усложняется вдвойне. Нику придется еще раз пережить прошлые события, да к тому же признаться вам. Но ему уже было нелегко, когда он впервые расстался с вами. Неудивительно, что он не хочет снова пережить это. – Кристин вздохнула. – Скажу вам прямо, Грейс. Единственный выход – вернуть память. Вспомнить то, что он сделал, прийти к нему и простить. Тогда Нику не придется рассказывать и вновь переживать последствия совершенной им ошибки.

Грейс зажмурилась.

– Спасибо за совет, но вот с памятью у меня нелады.

– Неужели совсем ничего? И никаких воспоминаний? Никаких чувств? Впечатлений? Внезапных картинок из прошлого?

– Никаких. Хотя нет… постойте. – Грейс вдруг вспомнила, что, пока готовила соус, испытала что-то вроде ощущений, идущих из прошлого. – Сегодня я готовила на кухне и вспомнила, что мне нравится готовить. Но вместе с тем возникли и отрицательные эмоции. Ник объяснил это тем, что на ранчо я была единственной женщиной и потому стряпня ложилась исключительно на мои плечи.

– Другими словами, приготовление пищи возвращает вам память?

– Точно, – с жаром воскликнула Грейс.

– Наверное, потому, что занятие это хорошо вам знакомо. Дом Ника для вас чужой, кухня тоже, но сам процесс приготовления пищи узнаваем. И именно это вам и поможет. Грейс, вот мой совет – принимайтесь готовить.

Утром Ника разбудил аромат кофе и корицы. Он прокрался на первый этаж и заглянул на кухню. Увидев царивший там беспорядок, он рот раскрыл в изумлении.

– Что ты затеяла?

Огромная жестяная емкость, где хранилась мука, стояла на разделочном столе. Но Грейс умудрилась рассыпать муку по всей кухне. Рядом со шкафчиком для посуды угрожающе высилась груда мисок, кастрюль, сковородок…

– Выпечку, – весело откликнулась Грейс. – Ник, это удивительно. Я как будто обрела наконец саму себя. – Она похлопала по груди выпачканными в муке руками. – Настоящуюсебя.

Ник представлял себе Грейс в разных образах. Но образа пекаря среди них не было.

– Грейс, я, конечно, говорил, что ты любишь готовить. Но ты отказывалась заниматься этим постоянно. Ты считала, что несправедливо сваливать все на одного человека.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – согласилась Грейс и принялась привычными движениями раскатывать тесто. Когда оно стало похожим на плоскую лепешку, она смазала его маргарином, чуть присыпала сахаром, добавила корицы и свернула. Получился длинный рулет. Грейс стала резать его, и Ник догадался, что она делает булочки с корицей. – Я знаю, что не стряпней зарабатываю на жизнь. Но это занятие здорово влияет на мою память, ты даже представить себе не можешь.

Настороженный Ник налил себе кофе.

– Не хочешь рассказать?

– Я вспомнила отца, – начала счастливая Грейс. – Не только Ангуса, моего приемного отца, но и настоящего. Я вспомнила Кэла и Райана. – Грейс помолчала. Затем, глубоко вдохнула: – Даже тебя вспомнила.

У Ника похолодело внутри.

– Вспомнила?

– Не все. Многие воспоминания скорее похожи на картинки.

Запищал таймер, и Грейс вынула из духовки порцию булочек. Булочки вышли пышными и румяными, с них стекал пузырящийся сахар и корица.

– Правда, чудные?

– Да-а, пахнут вкусно, – рассеянно произнес Ник.

Грейс заметила, что с ним что-то не так. Она поставила противень на свободную подставку и сказала:

– Ты боишься того, что я могу вспомнить. Но тебе не нужно больше бояться. Да, я знаю, мы не жили вместе, и понимаю, что причина кроется в твоем прошлом. Я не буду корить тебя за то, что случилось давным-давно и уже позади.

И снова ее великодушие смутило Ника. Он не знал, что ей ответить и как себя вести. Ник показал на теплые, свежие булочки:

– Давай попробуем?

Грейс рассмеялась.

– Давай, если только ты покроешь их глазурью.

– А как это делается?

– Значит, так. Берешь вот эту маленькую посудину. В ней кленовый сироп, я сама его приготовила. – Грейс схватила небольшую лопатку и обмакнула в тягучую жидкость кремового цвета. – А теперь мажешь сиропом булочку.

– Ну, это-то мне под силу.

– Я тоже так думаю, – согласилась Грейс и… поцеловала его. – Но сперва пусть поостынут. Съешь-ка пока вот эту, – и протянула ему теплую булочку, липкую от глазури.

Та легкость, с которой Грейс поцеловала его, ошеломила Ника. Казалось, чем больше Грейс вспоминает, тем сильнее любит его. Удивительно. И странно. Очень даже странно, ведь Ник был уверен в совершенно обратном.

– Вспомнила что-нибудь еще? – осторожно поинтересовался Ник, усаживаясь на стул и принимаясь за булочку.

– Ну… – осторожно начала Грейс, – я вспомнила… почти вспомнила кого-то.

У Ника екнуло сердце. Ему даже показалось, что оно перестало биться. Он решил, что этот «кто-то», возможно, плохо обошелся с ней или что она встретила кого-то и полюбила. У Ника защемило в груди. Он с усилием вдохнул.

– Вроде бы я почти встречаюсь с кем-то, – продолжала Грейс; она делала вид, что усердно занимается булочками, ей было так же трудно говорить об этом, как и ему. – Потому что я хорошо помню, как не хотела идти на свидание, пока не получу от тебя развод.

– Вот как!

– Да…

Ник понимал, что его не касается ее свидание. Но он обязан был выяснить вопрос поважнее – не бил ли ее этот парень, не сделал ли чего дурного.

– Как его зовут?

– Не помню. Память еще не вернулась ко мне целиком. Просто отдельные кусочки, картинки… Я предполагаю, что он друг отчима. В голове постоянно вертится «Красавчик»…

Ник разразился хохотом.

– «Красавчик»! Именно так Кэл называл любого, кто пытался приударить за тобой.

Грейс улыбнулась.

– В самом деле?

– Точно. Если ты вспомнила про «Красавчика», то наверняка потому, что так называл того парня Кэл. А еще что-нибудь вспомнила?

– Скорее всего, он консультант по инвестициям и мы работаем вместе… Надо же, у меня свое дело! Я занимаюсь почти тем же, чем и ты, только не внедряюсь инкогнито в компании. Акционеры ко мне не ходят. Сами компании ищут встречи со мной.

Ник поднес ко рту чашку и сделал большой глоток.

– Неудивительно. – Он вспомнил, как Грейс всегда хотела заняться именно этим.

Удивительным было как раз то, что Ник, сам того не зная, избрал ту же сферу деятельности. Грейс же не стала напоминать, что он солгал ей, когда рассказывал о ее работе… или по крайней мере месте работы.

– А ты вспомнила что-нибудь о ваших отношениях с этим «Красавчиком»?

Лицо Грейс перекосилось, как будто от боли.

– Только не называй его так. Меня это прозвище почему-то нервирует.

Ник сразу вспомнил реакцию Грейс, когда Кэл называл «Красавчиком» его, Ника. Он улыбнулся и уже мягче сказал:

– Ладно. Так ты помнишь что-нибудь о ваших с ним отношениях?

– Откровенно говоря, мало что помню. Лишь то, что для свиданий с ним мне нужен был развод. Сейчас я вспоминаю, что мы довольно долго работали вместе и я начала подумывать о том, чтобы встречаться с ним.

Ник тяжко вздохнул.

– Грейс, это мне мало помогает.

– Мало помогает? Но в чем? – удивилась Грейс.

Она наклонилась задвинуть в духовку очередной противень булочек.

Ник вспомнил о своей обязанности и принялся покрывать глазурью остывшие уже булочки. За этим занятием ему легче было говорить с Грейс, выясняя интересующие его подробности.

– Ты говорила мне, что доктор Ринджер думает, будто ты боишься возвращаться домой, – наконец сказал он. – Он и со мной говорил, задавал какие-то странные вопросы о нашей совместной жизни. Как я теперь понял, они связаны не со мной, а с кем-то другим. И мне кажется, что кто-то… кого ты знала… ударил тебя. Я пытаюсь понять, что так пугает тебя, раз ты не хотела ехать домой.

Грейс закусила губу.

– Ник, я вовсе не боялась вернуться домой. Меня ни на минуту не покидало ощущение, что это ты не хочешь везти меня домой. Я догадывалась, что мы разошлись.

– Так, значит, этот самый «Красавчик» ничего тебе не сделал?

– Я же сказала тебе, что толком и не знаю его. Мы всего лишь работаем вместе.

– А на ранчо есть что-нибудь, чего бы ты боялась?

Грейс даже смешно стало.

– Господи, ну конечно же, нет! Стоит мне только подумать о доме, как меня неудержимо тянет очутиться там поскорее. Мне абсолютно нечего бояться. – Грейс помолчала, набираясь смелости. И сказала: – Единственное, чего я боюсь, – это потерять тебя.

– Грейс… – укоризненно произнес Ник.

– Помню, помню. Мы теперь живем каждый своей жизнью. И ты считаешь, что моя память еще не восстановилась полностью. Что я не могу еще судить о прошлом объективно. Но хотя дома все в порядке, хотя я добилась успехов в работе и у меня двое замечательных братьев… – Она остановилась и поймала его взгляд. – Хотя большего от жизни и желать нельзя, веришь ли, мне так одиноко…

– Ну, Грейс, ты же еще ничего не знаешь наверняка.

– Знаю, – с жаром возразила Грейс. – Не нужно никаких воспоминаний, чтобы убедиться в своем одиночестве. Я чувствую его.

У Грейс было такое ощущение, что после расставания с Ником ее жизнь так и не стала полной. Да, дело ее процветало. Родные и близкие любили ее. Но, видимо, у нее не хватало духу потребовать развода. Она скорее влачила бы унылое существование без Ника, не ища развода с ним, несмотря на то что их ничто не связывало.

Ник тоже не искал развода.

Настоящее говорило само за себя – никто из них так и не стал разводиться.

Грейс узнала, что они никогда не жили как муж и жена. Она поняла, почему Ник чувствовал себя рядом с ней столь неуверенно. И потому прошлой ночью решила, что они будут спать раздельно. Ей казалось нечестным разделять одно ложе, не имея друг перед другом никаких обязательств.