Текст книги "Венера и воин"
Автор книги: Сьюзен Гастингс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Глава 14
Князь друидов
На четвертый день своего путешествия они оказались в Галлии. Где-то севернее Нарбо Мартиуса рыбак высадил их на сушу.
Потерянные, они стояли на берегу чужой страны.
Поблизости от побережья проходила торговая дорога, на которой царило бурное оживление. К их удивлению, здесь было много римских торговцев. Клаудиус лихорадочно обдумывал, следует ли им смешаться с торговцами или же лучше покинуть дорогу. Он посмотрел на себя. Одежда у него была разорвана, сандалии разбиты о камни. У них больше не было денег и ничего, что они могли бы продать.
Пила выглядела жалко. Морское путешествие ее ужасно измотало. Она была бледной, с темными кругами под глазами, желудок сводили болезненные судороги. Страх перед глубокой темной водой и качающимся бортом лодки чуть не свел ее с ума.
Теперь под ногами у них была твердая почва, но опасность еще не миновала.
– На север, – заикаясь, пробормотала Пила, – мы должны идти на север.
Солнце скрылось за серым облаком, и стало неприятно прохладно. У Клаудиуса в желудке заурчало. Прошло три дня с тех пор, как он в последний раз ел теплую пищу.
– Спрячься здесь, в кустах, – сказал он, расстелив свой плащ на траве, – отдохни немного.
– Что ты собираешься делать? – спросила Пила.
– На берегу рыбаки выложили просушить свой улов, я хочу попытаться украсть несколько рыб.
Пила кивнула, хотя при мысли о рыбе желудок у нее снова взбунтовался. Она несколько дней лежала на сети, вонявшей рыбой. Однако она слишком устала, чтобы возражать. Кроме того, голод мучил ее не меньше, чем Клаудиуса. В своей прошлой жизни она почти ежедневно ощущала голод. Что только теперь с ней сталось?
Спустя некоторое время Клаудиус вернулся назад. Под одеждой он нес несколько сухих рыбешек и две только что пойманные, еще блестевшие от воды макрели. Он радостно ухмылялся и был горд своей добычей.
– Пойдем, давай удалимся от побережья, разожжем костер, поедим рыбы и выспимся. Сухую рыбу мы возьмем с собой.
Он взял Пилу за руку, поднял ее и взял свой плащ. Она глубоко вздохнула, впитывая мокрое дыхание осени. Она подозревала, что эта страна приготовила для ее любви суровое испытание.
Чем дальше они шли на север, тем хуже становилась погода. Моросящий дождь окутывал лес серым покрывалом. После того как они прошли через долину и холмистую местность, перед ними оказались странные горы, поросшие густыми лесами. Землю покрывали черные камни. Когда взобрались на одну из гор, они с растерянностью увидели перед собой плоский зеленый кратер. Впереди были вулканы, один за другим, насколько хватал глаз. Они, казалось, давно не действовали, потому что лес был из высоких старых деревьев.
Пила вздрогнула. Она вспомнила о внушавшем страх Везувии, который угрожающе поднимался над Помпеями. Дотянулась ли и сюда рука бога Вулкана? Они находились в стране галлов, которые принадлежали к племени кельтов.[8]8
Кельты – группа племен индоевропейского происхождения, живших в древности в Западной Европе. Греки называли их галатами, римляне – галлами. Галлия, земля галлов, по существу располагалась на территории теперешней Франции, Западной Швейцарии и Бельгии, а также в западной части долины реки По.
[Закрыть] Галлы почитали тех же богов, что и кимберы.[9]9
Кимберы, или кимбры, – германское племя, обитавшее в Ютландии. Около 120 года до н. э. кимбры вместе с тевтонами и амбронами переместились к югу, В 113 году до н. э. они разбили римлян при Норее и Норике, однако в 102 году до н. э. в битве при Аквах Секстиевых (ныне Экс-ан-Прованс) Марий полностью разбил тевтонов, а в 102 году до н. э. при Верцеллах (ныне Верцелли, к западу от Милана) и кимбров. Многие античные авторы считали кимбров кельтским племенем.
[Закрыть]
Пила надеялась, что их маленькой жертвы в храме хватит для того, чтобы смягчить бога. Как давно это было? Месяц назад? Год назад? Или же уже прошла целая человеческая жизнь? А может быть, это было в другой жизни?
Они нашли углубление в скале, чтобы разжечь костер и приготовиться к ночлегу. Листва, которую они собрали, была влажной, из расщелин в скале текла вода и собиралась на земле. Они присели рядом на корточки у с трудом разожженного костра, поджарили на огне двух птиц, которых Клаудиус убил камнем, и несколько грибов, которые росли по дороге.
Пила озабоченно посмотрела на Клаудиуса. Сырая прохладная погода явно досаждала ему. Его мучил голод, и он несколько дней кашлял, когда напрягался.
– Ну, по крайней мере, мы не умрем от жажды, – попытался пошутить Клаудиус и отклонился немного от стекавших со скалы струек воды.
– Дай мне свой нож, – попросила Пила. – Я сделаю несколько стрел из ветвей растущих здесь деревьев. Деревья здесь хорошие, и для охоты на зайца стрелы подойдут.
Клаудиус вытащил из-за пояса кинжал. Наряду с коротким мечом это было единственным оружием, оставшимся у него.
Прекрасный кинжал тонкой работы теперь использовался как кухонный нож.
Пила ловко срезала кору с ветвей, которые наломала с окружавших деревьев, и вырезала из ветки маленький крючок. Другую ветку она расщепила, удалила тонкий слой коры и просунула в образовавшуюся щель перья двух убитых птиц.
Клаудиус наблюдал за тем, как она работает. Внезапно он увидел Пилу другими глазами. Она была германской девушкой, которая выросла в диких лесах и привыкла к опасностям. Под солнцем Рима она была чужой, там хорошо ориентировался он, поэтому и провел ее через могущественную империю, вырвал из когтей безжалостного, циничного общества. Однако здесь он был чужим.
Мир перевернулся. Здесь он становился подчиненным. Он должен был довериться руководству Пилы. Эти мысли вызывали в нем протест, и он покачал головой. Пила посмотрела на него.
– Что с тобой? – спросила она.
– Ничего. Одолевают разные мысли, – проговорил он ворчливо.
– Ты сожалеешь?
Он сделал отрицательный жест.
– Нет, ни в коем случае. Я буду защищать тебя и заботиться о тебе, как это положено мужчине. В конце концов, мы скоро станем настоящей семьей.
Пила громко рассмеялась, и где-то рядом ей ответила птица своим криком.
– Пока еще ничего не видно. Еще пройдет много месяцев. В настоящий момент я думаю, как нам выбраться из этой заколдованной местности, мы слишком медленно продвигаемся вперед.
– Нам нужно было остаться на дороге, которая вела вдоль побережья, – сказал Клаудиус.
– …и попасть в руки первым, оказавшимся на дороге римлянам? Нет. Мы отважились на это бегство, полное приключений, не для того, чтобы нас снова схватили в Галлии. Мы найдем дорогу. Там, где есть горы, есть также и реки. Мы пойдем вдоль русла реки. Тогда у нас будут лучшие шансы пройти сквозь лес. Наверняка, попадутся крестьянские дворы, где мы сможем попросить о ночлеге и еде.
Он посмотрел на нее.
– Ты говоришь очень разумно, моя Пила, я вижу, твой холодный северный разум поведет нас дальше.
– Ты знаешь, что меня зовут не Пила? – неожиданно спросила она.
Клаудиус удивленно поднял голову.
– Я совсем не думал об этом. Пила – это ведь на языке римлян, а не на твоем. Как же зовут тебя, незнакомое создание?
– Зигрун.
– Зиииигурр…
Он тряхнул головой.
– Как только можно выговорить такое слово?
– Ты должен потренировать свой язык, потому что здесь все говорят на моем языке. А на каком языке с тобой говорила твоя мать?
– Моя мать? – Он запнулся. Действительно, она говорила с ним на другом языке, когда он был ребенком, он его просто забыл. И сейчас было важно, чтобы он его опять вспомнил.
– Если ты мне поможешь, я снова буду понимать язык моих предков.
Он схватил ее руку и прижался к ней губами.
Она улыбнулась.
– Мы справимся. Мы возвращаемся назад, к моему народу, через шесть месяцев у нас родится ребенок, и мир поселится под нашей крышей.
– Откуда ты это знаешь?
– Что через шесть месяцев у нас родится ребенок?
– Нет, то, что у нас будет крыша над головой.
Она посмотрела в мрачные небеса, потом со вздохом прислонилась к его плечу. Рукой она нежно провела по узенькой цепочке из своих светлых волос, которую он не снимая носил на шее.
– Знаешь, на этом свете есть то, что невозможно облечь в слова. Тем не менее я это знаю.
– Иногда ты внушаешь мне страх, – сказал он тихо.
– Ты должен ощущать божественную силу, которая нас окружает. Она повсюду: в деревьях, в камнях, в воде, в воздухе. Люди черпают из нее свою силу, мы можем сделать ее полезной для нас.
– Как это сделать?
– Сначала ты должен быть готов к этому.
– А я готов?
– Нет.
На следующий день они покинули горы и отправились в северо-восточном направлении. Через полдня пути они добрались до дороги, используемой торговцами для перевозки серебряной руды, и пошли по этой дороге на север.
Большие транспортные колонны они огибали, своевременно покидая дорогу. Городки они тоже обходили, приближаясь только к отдельно стоявшим крестьянским дворам, чтобы украсть яйца или курицу, или поискать на уже сжатых полях остатки зерна, моркови или капусты. Здесь проживало племя арвернов.[10]10
Арверны – одно из галльских племен, жившее в Аквитании, возле Цевеннских гор (современная провинция Овернь во Франции).
[Закрыть] Путники находились еще слишком далеко к западу от своей цели. Они должны были оставить дорогу и идти в восточном направлении, туда, где горы разделяла река.
Дорог больше не было. Они шли дремучим лесом в надежде наткнуться на речную долину Родануса. Голод и непонятная болезнь ослабили Клаудиуса. Лишь большим усилием воли он заставлял себя идти вперед и надеялся, что Зигрун не замечает его слабости. Он стал называть ее германским именем, и она была счастлива от этого.
Зигрун ощущала, что она тоже нездорова, однако не хотела принимать это во внимание. Она бросала в огонь коренья и вдыхала их аромат, чтобы отогнать злых духов, которые вились вокруг нее, как маленькие жуки.
Беспокойство вызывал у нее Клаудиус. Ночами она прижимала его к себе и пыталась передать ему часть своей собственной силы. Но постепенно и она ослабела. Часто у нее на лбу выступал холодный пот, болели суставы.
Мрачный туман поднимался из леса и превращался в призрачные фигуры между деревьями. Зигрун зашаталась и обороняюще вытянула вперед руки.
– Духи леса, – простонала она. Она боялась этих необъяснимых духов – в виде червей, бабочек или насекомых они выходили из деревьев и проникали в тела людей, и люди заболевали. Зигрун должна была их заклясть и прогнать глубже в лес, в хворост, в деревья, в кусты. Однако ее будто парализовало. Может быть, злые духи, сильфы, уже завладели их телами?
Она слышала, как позади кашляет Клаудиус. Его легкие громыхали, как цепи раба. Холодный ветер пронизывал его одежду и уносил тепло его тела. Мокрая листва прилеплялась к его рваным сандалиям. В его груди горел сильный пожирающий огонь.
– Зигрун, – прошептал он бесцветным голосом и увидел белую женщину-лебедь, которая бесшумно поднималась в воздух. Деревья вокруг него задвигались и склонились к нему. Он почувствовал резкий запах грибов перед тем, как мир над ним потемнел.
Потом крошечные тлеющие огоньки засветились в темноте, придвинулись к нему ближе, вспыхнули пламенем. Ему хотелось схватить это теплое пламя, обнять его руками, рвануть на себя, но тяжелое давление на грудь пресекло дыхание. Казалось, на него обрушилась гора. Власть мрака овладела им.
Шелестящие голоса возникли из темноты.
– Он приходит в себя, – проговорил женский голос.
Зигрун беспокойно крутилась под своим толстым шерстяным одеялом.
Пот выступил у нее на коже. Пахло костром.
«Это мой язык, – подумала она. – Лесные духи дурачат меня, они играют со мной. Кто говорит на моем языке?»
– Держите ее крепко, – произнес женский голос, и твердая рука схватила Зигрун и прижала ее к ложу. Она закричала, обороняясь против принуждения.
– Лежи спокойно, ты в безопасности, – услышала она снова женский голос.
Зигрун широко раскрыла глаза и попыталась что-нибудь распознать в темноте. В слабом отсвете костра она увидела женщину, мешавшую в котле. Женщина озабоченно посмотрела на нее. Медленно Зигрун обвела глазами вокруг. Она увидела свалявшийся мех, стену из мощных стволов деревьев, деревянные балки потолка, на которых висели сушеная рыба, связки трав и шкуры животных. Она снова взглянула на огонь, горящий в очаге, который был ей знаком. Грубые глиняные кирпичи окружали очаг, над которым висел черный котел.
Женщина присела перед ней на корточки и протянула ей миску с душистым варевом. Зигрун жадно выпила горьковатый напиток и почувствовала, как тепло охватывает все ее тело. Со стоном она снова упала на свое ложе.
– Где я? – прошептала она.
Женщина не ответила, но продолжала помешивать в котле.
У Зигрун возникло чувство, что за ней наблюдает много глаз. Собрав все свои силы, она приподнялась. В полумраке хижины она рассмотрела нескольких человек, сидевших на скамейках вдоль стен.
– Отец. – Она поискала знакомое лицо, потом увидела лежащий на полу длинный сверток с мехом. Он не двигался.
– Клаудиус? – Голос ее был пронизан страхом. Женщина поспешила к Зигрун и снова уложила ее на покрытое мехом ложе.
– Он жив, – проговорила она тихо. – Он очень болен.
– Я должна ему помочь, – запротестовала Зигрун, но голос звучал совсем слабо.
Женщина мягко улыбнулась.
– Но ты тоже больна, однако скоро вы оба выздоровеете. Кто ты?
– Зигрун, – пробормотала она. – Зигрун, дочь Зигмунда Наякса. Ты его знаешь?
– Из какого ты племени? – с интересом и заботой в голосе спросила женщина.
– Из какого племени? – непонимающе переспросила Зигрун. – А разве я не дома, не в моем племени?
– Я не знаю, где живет твое племя, Зигрун, дочь Зигмунда Наякса, и я не знаю твоего отца. Ты одна из тех, кто остался в живых после великой битвы?
– Какой битвы?
– Пришла весть об ужасной битве по ту сторону высоких гор, но никто ничего не знает точно.
– Нет, мы только сбежали. – Внезапно Зигрун охватил страх. Она сочла за лучшее с осторожностью выбирать свои слова. Сейчас она беспокоилась о Клаудиусе. – Что с моим… спутником?
Со скамейки у стены поднялся мужчина, высокий, сильный, с рыжими волосами. Он выглядел неотесанным и грубым, хотя глаза у него смотрели добродушно.
– Он римлянин. Я не понимаю, откуда вы оба пришли и чего вы хотите, – проворчал рыжеволосый. – Римляне наши враги.
– Он не римлянин, откуда ты это взял? – Зигрун снова приподнялась на своем ложе, и женщина заботливо подсунула ей мех под спину. Она закашлялась.
– Вот поэтому. – Мужчина поднял вверх пару разорванных сандалий. – Это римские сандалии.
– На мне тоже римские сандалии, – возразила Зигрун. – Да, мы пришли из Рима, мы сбежали.
– Я не хочу иметь неприятностей, – сказал мужчина. – Мы простые скотоводы, поэтому будет лучше, если вы уйдете.
Женщина, которая при словах мужчины вернулась к очагу, поднялась. Она молча взяла сандалии и бросила их в огонь.
– Она из кельтов, и она больна, поэтому она останется у нас, пока снова не выздоровеет.
– Росмельда, это может быть опасно для нашего племени, – засомневался мужчина. – А что делать с ним?
Росмельда улыбнулась.
– Он ее муж, поэтому он тоже останется до тех пор, пока не выздоровеет.
– Откуда ты знаешь, что он ее муж?
Росмельда лукаво улыбнулась.
– Потому что она беременна.
Зигрун натянула меховое одеяло до носа, из-под его края она посмотрела на Росмельду. Эта женщина заметила! Но как? Ведь еще совсем ничего не видно.
Мужчина, не произнеся ни слова, покинул хижину, вместе с ним вышли и остальные. Она осталась наедине с Росмельдой и Клаудиусом.
Клаудиус горел в лихорадке, тело его сотрясали судороги.
Росмельда присела около его постели и влила ему в рот какую-то жидкость. Затем положила ему на лоб и на локти охлаждающие повязки.
– Он очень болен, твой… муж, – сказала она. – Если через три дня его состояние не улучшится, мы должны будем позвать на совет мудрого человека.
– Росмельда, я и не знаю, как мне тебя благодарить. Я надеюсь, что из-за нас у вас не будет неприятностей. Как только нам станет лучше, мы отправимся дальше.
– Куда?
– Я хотела бы попасть на свою родину, она где-то между высокими горами. Там мое племя. Там мой народ сделал остановку в поисках новой земли для проживания. Мы засеяли поле и выкармливали на пустошах стада, когда меня похитили римляне.
– C тех пор прошло много времени, – заметила Росмельда. – А как насчет него? Он не германец, он не выносит нашего климата.
– Он спас мне жизнь и убежал со мной.
Росмельда покачала головой.
– Очень легкомысленно, – заключила она. – Если его не настиг римский меч, то его убьет осенняя болезнь. У него нет силы выносить зиму, как у кельтов и германцев.
– Да, жизнь под солнцем Рима приятна и легка, по крайней мере для тех, кто не является рабом.
– Ты была рабыней?
Зигрун наклонила голову и промолчала.
– Ты можешь не говорить, я видела выжженное клеймо на твоей руке, но здесь мы в Галлии, мне это не мешает, батраки же это не видели. Ты должна прикрывать свое клеймо.
– У твоего мужа есть сомнения.
– Баян беспокоится о своей семье. У нас семеро детей, из них пятеро – сыновья, они не должны попасть в руки к римлянам.
– Я понимаю. Мы уйдем, как только это будет возможно.
Клаудиусу понадобилось много времени, чтобы выздороветь. Почти три недели он не вставал. Он сильно потел, пил из кувшина отвратительно пахнувший настой трав и вдыхал под кожаным фартуком аромат горящих трав, который чуть не разрывал его больные легкие.
Через три недели Росмельда предложила ему подняться, вывела его перед хижиной и облила ледяной водой. Затем она досуха его вытерла, одела его в шерстяные вещи, которые для него тем временем сшила Зигрун, и заставила его хорошо поесть.
Клаудиус со дня на день набирался сил. Он справлялся с легкой работой во дворе, помогал батракам в уходе за животными и даже пошел с Баяном охотиться на зайцев. Он восхищался искусно выкованными наконечниками стрел, прекрасными короткими мечами и копьями. Со старшими сыновьями Баяна он даже тренировался в фехтовании, и Баян быстро заметил, как отлично Клаудиус владеет мечом. Постепенно Баян оставил свою сдержанность и потеплел к этим чужестранцам.
– Через несколько дней мы отмечаем праздник Замониус. Мы пригоняем крупный рогатый скот с горных пастбищ и приветствуем новый год. Мы приглашаем тебя праздновать Замониус вместе с нами, и Зигрун, конечно, тоже.
Клаудиус улыбнулся.
– Я благодарю тебя, Баян. Ты осчастливил меня. Баян вопросительно взглянул на него.
– Когда ты будешь чувствовать себя достаточно сильным, ты можешь сопровождать нас при выгоне скота на горные пастбища. Мои сыновья обрадуются.
– Охотно, мне нравится жизнь скотовода, мне понравилось бы остаться здесь навсегда.
Он огляделся. Это были земли Галлии, царство других богов, отсюда происходила его мать, и этот мир удивительно привлекал его, хотя он и родился в Риме. Двор Баяна располагался в мягкой долине у подножия гор, называвшихся Монс Арвернус, поблизости от широкой реки. На склонах гор простирались горные пастбища, на которые летом Баян выгонял пастись стада крупного рогатого скота. Сейчас животных собрали и перевели в долину, где они проведут зиму. В конюшнях и стойлах было запасено свежее сено.
– Мы с животными в дороге целое лето, – объяснял Баян, пока они скакали к горным пастбищам. – Большую часть работы выполняют, конечно, батраки, Росмельда вместе с батраками и служанками остается хозяйничать в садах, полях и доме.
– Несмотря на это у тебя так много детей, – удивился Клаудиус.
Баян рассмеялся:
– Зимние вечера очень длинные.
Зигрун стояла рядом с женщинами и смотрела вслед удалявшимся мужчинам.
– Ты беспокоишься о нем? – спросила Росмельда. – Через три-четыре дня он снова будет здесь.
Зигрун покачала головой.
– Я знаю, что он достаточно силен.
– Несмотря на это твой взгляд полон печали. Я знаю, что даже несколько дней в разлуке для любящих вечность.
Зигрун улыбнулась, и легкий румянец окрасил ее лицо.
– Мы не расставались несколько недель, тем не менее мне причиняет боль, когда я вижу, что мой любимый уезжает. Однако на этот раз я знаю, что он вернется снова. В Риме у меня никогда не было такой уверенности.
Росмельда украдкой бросила на нее взгляд. Она понимала, что у Зигрун и Клаудиуса позади тяжелая судьба. Кто знает, что еще им предстоит пережить? Ей нравилась красивая Зигрун с ее мягким нравом, у нее не было взрывного темперамента, приписываемого кимберам. Росмельда не имела ничего против того, чтобы оба провели зиму на их дворе. Сыновья радовались урокам боевого искусства, которые преподавал им Клаудиус. Баян несколько раз уже спрашивал себя, не дезертировал ли Клаудиус из армии римлян, так бесстрашно тот владел мечом. А отточенное умение сражаться обеими руками выдавало профессиональную школу. Росмельда удивлялась умению Зигрун ткать, прясть и шить. Баяну же нравилось, как Зигрун варит пиво, потому что люди здесь преимущественно пили вино.
Дни Зигрун проводила рядом с Росмельдой, помогая ей по хозяйству. Вечерами они сидели вместе у очага, пряли шерсть и шили одежду. Одна из служанок выткала прекрасный плащ из шерсти, окрашенной в голубой цвет. Мысли Зигрун были о Клаудиусе, который где-то в горах пас вместе с другими мужчинами крупный рогатый скот и, вероятно, впервые в жизни чувствовал себя свободным как птица. Сладкая боль охватила ее. Как бы она ни тосковала по нему, она все же желала, чтобы он продолжал испытывать это чувство свободы, которого он, вероятно, никогда еще не знал.
Росмельда вытащила из угла комнаты мех.
– Зима будет холодной, и для Клаудиуса не очень приятной. Ты должна сшить для него теплую одежду. Вот несколько овечьих шкур и к ним еще мех лисы.
Зигрун с благодарностью приняла мягкий мех.
– Как мне тебя благодарить?
Росмельда молча улыбнулась.
– Знаешь, меня это совсем не касается, и ты не обязана отвечать. Однако я часто спрашиваю себя, не дезертировал ли Клаудиус из армии римлян? Он поразительно владеет мечом.
Зигрун отрицательно покачала головой.
– Нет, он не солдат. Намного хуже. Он – гладиатор.
Женщина удивленно подняла голову.
– Гладиатор?
– Их участь ненамного лучше, чем участь рабов. Он мужественный и безумно смелый. Он освободил меня из темниц под ареной в Помпеях, и мы бежали через все подвластные Риму территории. Для него нет пути назад. Это для него верная смерть, и для меня тоже.
– Я понимаю, ты веришь, что твой народ примет его.
Зигрун прикусила нижнюю губу и расправила плечи. Нравы у кимберов были строгими, они, вероятно, не только не примут чужого мужчину к себе, но не позволят и Зигрун остаться с ними. Она отдалась римлянину, она ожидает от него ребенка. Хелфгурд поклянется в вечной мести, и тинг даст ему право на нее. У Зигрун короткие волосы, как у преступницы, и ее вместе с Клаудиусом привяжут к камням и утопят в болоте.
– Оставайся с нами, Зигрун. Клаудиусу здесь тоже нравится.
Зигрун благодарно схватила руку Росмельды.
– Ты желаешь нам добра. Однако опасность слишком велика. Если торговцы с ближайшего торгового пути проведают о нас и известят Рим, то вскоре на вас могут напасть. Меня тоже однажды украли из области, которая находилась очень далеко от Рима. После Замониуса мы покинем вас.
В то время как приготовления к празднику были в полном разгаре, с горных пастбищ вернулись Клаудиус и Баян со своими работниками. Они гнали перед собой большое стадо полудиких коров.
Более старые коровы были отмечены венками из листвы дуба.
Клаудиус соскочил со своей неуклюжей низкорослой лошади. Из-за болезни лицо у него побледнело и стало узким. Сейчас щеки его покрывал румянец. Он обнял Зигрун.
– Я так тосковала по тебе, – прошептала она и прижала свое лицо к его шее.
– Я тоже, любимая.
Взгляд у него был нежным и полным страстного желания. Однако в его голубых глазах Зигрун заметила и еще кое-что. Они глядели по-странному ясно, как будто заглянули в другой мир. Она испугалась.
– Тебя не слишком перенапрягла поездка верхом?
Он покачал головой.
– Наоборот. Я никогда еще не чувствовал себя так хорошо… и так свободно.
Она наклонила голову.
– Я знаю это. Орел бьет крыльями, однажды он улетит прочь.
– О чем ты говоришь? Ты же знаешь, что мы принадлежим друг другу. Никогда наши пути не разойдутся.
– Я боюсь, они уже начали расходиться. Мне кажется, тебе нравится жизнь скотовода и пастуха.
– Да, она нравится мне, я чувствую себя непонятным образом связанным с этой землей. – Лицо у него стало до странности блаженным.
Зигрун отпрянула. Что внезапно произошло с безумно смелым и жизнерадостным Клаудиусом?
– Скоро начнется праздник Замониус, – быстро сменила она тему.
– Баян рассказал мне об этом. Этот праздник меня очень интересует. Это главный праздник кельтов, и они празднуют его совершенно необузданно. Баян сказал также, что праздники и ритуалы являются делом всего племени. Кто избегает их, того исключают из общины.
– Состоится большая ярмарка, наконец какая-то смена событий, но главное – не надо бежать, не надо бояться, не надо испытывать лишения.
Она улыбнулась и понадеялась, что Клаудиус также этому порадуется. Его странное просветленное состояние беспокоило ее.
Незадолго до начала праздника Баян со своими батраками зарезал несколько свиней. Свинина оказалась главным блюдом на праздничном столе. И еще было приготовлено много вина, которое в бурдюках висело под балками потолка.
Клаудиус вызвался поохотиться на кабана, чтобы украсить его мясом праздничный стол. Баян обрадовался, но не мог проводить его на охоту.
Клаудиус улыбнулся.
– Я один справлюсь с кабаном, ведь я у вас в долгу.
– Не ходи один, – попыталась отговорить его Зигрун, – ты не привык к жизни в лесах.
– Любимая, не беспокойся обо мне. Я – мужчина и могу один пойти на охоту.
Он сердито нахмурил брови.
– Пожалуйста, Клаудиус, тебе нет надобности доказывать мне свое мужество и свою храбрость. Ты уже давным-давно это сделал. Однако здесь нечто другое. – Она схватила его за руку.
Клаудиус резко высвободился.
– В чем дело? Я не хочу ничего доказывать, я хочу пойти на охоту. Что в этом такого опасного?
Зигрун промолчала, однако сердце у нее боязливо стучало. Это был страх не оттого, что с ним может что-то случиться на охоте. Он справится и с могучим диким кабаном.
Она ощутила внезапно, что Клаудиус хочет остаться один, побыть наедине с собой и миром. Он хотел убить кабана, потому что тот был похож на него, необщительного воина-одиночку.
Беспокойство не покинуло Зигрун и тогда, когда Клаудиус, одетый в теплый мех и вооруженный копьем, коротким мечом, луком и стрелами, отправился в путь в непроходимый лес по ту сторону долины.
Вскоре он напал на след зверя-одиночки. Судя по отпечаткам лап, зверь был очень большим. Клаудиус пошел по его следам в гущу леса. Прошел не один час, прежде чем до его слуха донеслось тихое хрюканье и сопение. Он проследил за направлением ветра и предпочел сделать круг, чтобы подобраться ближе к животному. Склонившись, он скользил между стволами деревьев. Кабан рылся своим носом в мягкой листве в поисках желудей и буковых орешков. Хрюканье и повизгиванье прерывалось громким чавканьем. Клаудиус крепко схватил копье и приблизился к кабану. Теперь и огромный зверь почуял охотника. В тревоге он поднял голову и уставился прямо в глаза Клаудиусу. Охотник был слишком близко к нему, чтобы он мог убежать, поэтому зверь приготовился к атаке.
Клаудиус метнул копье, оно попало в грудь кабана. Тот взревел и продолжил свою яростную атаку на охотника. Клаудиус должен был вытащить меч, чтобы его не вспороли громадные клыки. В мгновение ока он отскочил от кабана, ловко отступив один-единственный шаг в сторону, и вонзил меч по самую рукоятку в грудь зверя. С ужасным ревом тот рухнул на землю.
Клаудиус наклонился, чтобы вытащить меч из туши.
Только подняв голову, он заметил, что окружен мужчинами. Это были мрачно выглядевшие воины с надвинутыми шлемами и разрисованными кожаными щитами. В руках они держали копья, наконечники которых были направлены на Клаудиуса. В одно мгновение ему стало ясно, что сопротивление бесполезно. Он выпрямился, держа в руках свой окровавленный меч, и молча смотрел на них.
– Ты охотишься в лесу короля, – сказал предводитель воинов Клаудиусу.
– Какого короля? Короля мира? Насколько я знаю, земля принадлежит всем, – возразил Клаудиус.
Наконечники копий угрожающе опустились. Предводитель взглянул на меч в руках Клаудиуса.
– Римлянин! – воскликнул он, – и он осмеливается насмехаться над нашим королем. Возьмите его в плен.
В мгновение ока воины забрали у него оружие. Двое из них привязали мертвого кабана к длинной лесине и взвалили его на плечи, в то время как остальные повели Клаудиуса за собой. После короткого марша они добрались до вала крепости, над которой возвышались деревянные сторожевые башни и крыши крепостных зданий. У подножия крепостного вала царила толкучка. Приготовления к празднику Замониус были в полном разгаре.
Под балдахином, окруженный воинами, сидел рыжебородый мужчина богатырского телосложения. Он и воины наблюдали за поединком двух борцов, подбадривая их громкими криками.
Предводитель отряда склонился перед рыжебородым.
– Благородный король Антекус, мы захватили в плен римлянина. Мы поймали его в лесу, вблизи священного источника, где он уложил кабана.
Король откинулся на своем покрытом мехом троне и посмотрел сначала на пленника, потом на кабана.
– Он был один? – прозвучал его первый вопрос.
– Да, мой король, он был один. Мы видели, как он убил кабана. Что с ним делать?
Но прежде чем король ответил, раздался стук барабанов и глухой звук рогов. Старый седобородый мужчина, одетый во все белое, медленно и величественно, опираясь на сучковатую палку, прошел через площадь и приблизился к королю. Тот поднялся, приветствуя почетного гостя. Смех и крики стоявших вокруг смолкли, слышен был только почтительный шепот. Клаудиуса охватило тревожное чувство. От этого хрупкого мужчины с длинной бородой и светлыми, как вода, глазами исходила сила, которая невольно завораживала.
– Привет тебе, Верцуликс, садись рядом со мной. Как видишь, радость праздника не осталась неомраченной. Мои воины поймали мужчину, который убил этого кабана. Они говорят, что он римлянин. Так это или нет, но у него короткий римский меч.
Антекус сделал приглашающий жест. Старик молчал и смотрел на окровавленный меч, который почтительно поднесли к нему.
– Что с ним делать? – повторил свой вопрос предводитель воинов.
Антекус наклонился к старому друиду.[11]11
Друиды – (по-кельтски – мудрейшие) – кельтские жрецы. Они поддерживали среди галльского населения сильные антиримские настроения. В руках друидов были сосредоточены воспитание кельтской молодежи, судейство, предсказания, а также обряды жертвоприношений. Вероятно, друиды занимались и колдовством. Известны также женщины-друиды.
[Закрыть]
– Тебе нужна жертва для ночи ночей?
Вместо ответа друид кивком подозвал Клаудиуса к себе. Воины, охранявшие Клаудиуса, отпустили его, и тот неверной походкой подошел к старику. Его не испугал богатырского сложения король, чья физическая сила была, конечно же, чрезвычайной, но он испытывал страх перед хрупким стариком. Оба они, мудрый друид и сильный король, казалось, представляли собой гармоничное содружество.
Дрожа, Клаудиус упал перед стариком на колени. Он казался не простым друидом, он, вероятно, был главой всех друидов королевства.
Концом палки Верцуликс поднял подбородок Клаудиуса так, что тот должен был посмотреть ему прямо в глаза.
Они впились глазами друг в друга, и Клаудиусу показалось, что земля уходит у него из-под ног. Душа его трепетала, подобно птице, попавшей в силки. Какая-то сила приковала его колени к земле, в то время как душа хотела подняться в воздух.
– Ты один справился с кабаном? – спросил старик.
– Да, – ответил Клаудиус, стараясь, чтобы голос его звучал твердо.
– Это – большой зверь, очень опасный. Ты не боялся его.
Клаудиус уставился на старика. Казалось, тот странным образом знал о нем все, будто для глаз этого мудреца все было проницаемым, как вода горного источника.
