Текст книги "Роза пустыни"

Автор книги: Сюзанна Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 19

Хилберт Матиас Уинтерз не мог забыть той ночи, когда впервые узнал женщину.

Ему исполнилось тринадцать лет, и в родовом поместье был устроен большой семейный праздник. Милая добрая бабушка подарила своему Берти старинную саблю (он уже несколько лет учился в военной школе и очень мечтал о такой) и сочинения Пипса в кожаных переплетах.

Саблю он хранил до сих пор, а прочитать Пипса так никогда и не удосужился.

Полковник удобнее устроился на подушках, во множестве разбросанных по полу так называемой гостиной их дома на краю пустыни, и сделал очередной глоток портвейна.

Он сознавал, что роскошествует: портвейн был товаром импортным и дорогим. Но с другой стороны, у него был вкус к дорогим удовольствиям, и ему нравилось именно так заканчивать свой день. Или, как в данном случае, свой вечер. Ибо было уже далеко за полночь, и Амелия давно ушла к себе в спальню.

Хилберт Уинтерз положил голову на гладкий, ласкающий кожу материал подушки и предоставил своим мыслям свободу. Кусочек острого сыра с голубыми прожилками (стилтон, один из самых дорогих) и рюмка хорошего портвейна – этого достаточно, чтобы у человека слюнки потекли.

Пышные округлые груди… Ох, уж эта Дара!.. Да, так ее звали – Дара. От одного воспоминания о ее смуглых грудях тоже слюнки текут.

Прошло больше сорока лет, а он по-прежнему возбуждается, вспоминая ту ночь. Он всегда считал, что та потаскушка была подарком от его отца и дяди, однако конкретных доказательств у него не было.

Одно он знал твердо: если бы его бабка об этом прознала, ее бы удар хватил…

Он вытянулся на кровати поверх одеяла, с наслаждением ощущая скользкий атлас под своим обнаженным телом – телом еще не оформившегося подростка. Руки он заложил за голову.

День рождения у него получился так себе по сравнению с тем, какие бывают дни рождения. Он ненавидел эти обязательные сборища в родовом поместье. Однако отец ясно дал ему понять: либо ты, Берти, черт побери, будешь делать что требуется, либо не получишь лошадь через год, на свое четырнадцатилетие.

Так что он весь вечер изображал из себя идеального маленького джентльмена, утешаясь тем, что следующий год будет удачнее, что тогда он получит в подарок лошадь, седло и, может быть, даже немного денег.

Может, его бабка наконец помрет, отписав ему что-нибудь в завещании. Конечно, даже если бабка и решит оставить ему часть своего состояния, придется ждать совершеннолетия, чтобы получить деньги.

Дьявольщина! Чертовски неприятно быть таким маленьким и бедным. До чего ему это противно!

Сквозь оконные занавеси из дамасского шелка Берти видны были всполохи летней грозы, шумевшей за окном. Потом раздался гром, и хлынул дождь.

Он не услышал, как открылась дверь его спальни, только слабый свет газовой лампы, горевшей в коридоре, сказал ему, что кто-то вошел в комнату для гостей, в которой он всегда ночевал.

– Кто это? – прошептал он. Сердце его застучало в груди, словно били в барабан.

– Берти?

Голос был незнакомый, выговор – деревенский.

Чуть помедлив, он ответил:

– Да.

– Можно мне войти?

Он никак не мог понять, кому принадлежал этот девичий голос. И к тому же терялся, не зная, что сказать.

– Зачем?

Дрожащим голоском она призналась:

– Я… я боюсь грозы.

Он нырнул под одеяло, вдруг почувствовав каждый нерв в своем теле, от макушки до паха.

– Ну… Можешь войти, если хочешь.

По ворсистому персидскому ковру прошелестели легкие шаги босых ног, зашуршали простыни, матрас просел: девица скользнула к нему в постель.

Ему немного неловко было задавать ей такой вопрос, но он все-таки спросил:

– Кто ты?

– Дара, – прошептала она, придвигаясь к нему.

– Дара?

– Я работаю у твоей бабушки на кухне. Сегодня понадобилось больше прислуги, так что меня выбрали, чтобы подавать твой праздничный обед.

Теперь он ее вспомнил. Всякий раз, когда у него появлялась возможность, он наблюдал за ней. Обед длился больше часа – шесть перемен блюд. Она была невысокая и стройная, с необычной внешностью, какая-то экзотичная; наверное, корни ее – на каком-нибудь острове в южных морях. И грудь у нее оказалась необычно пышная. Ему вспомнилось, как он пытался представить себе, какого цвета у нее сиськи.

– Я тебя помню, – признался он, с трудом сглотнув. Он и надеялся, что она не сможет прочитать его мысли, и почти хотел, чтобы она это сделала.

Берти, наверное, следовало бы поинтересоваться, как Дара очутилась в таком отдалении от спален для прислуги, однако он этого не сделал. Он опасался, что если скажет что-то некстати, то она просто уйдет.

А этого, как он вдруг ясно понял, ему совершенно не хотелось.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Почти восемнадцать. Наверное.

– А мне только тринадцать. – Знаю. Кухарка сказала.

Он не знал, о чем говорить. Сказал, что пришло в голову:

– Ты умеешь читать, Дара?

– Не-а. А хотелось бы быть ученой.

– А считать можешь?

Она повеселела:

– Угу. – И сразу же добавила: – Только, конечно, до десяти. – Она свернулась рядом с ним и положила руку ему на живот. Потом ее рука медленно сдвинулась ниже, и она захихикала: – А ты очень большой мальчик для своих лет.

Берти обнаружил, что не может дышать.

Дара вдруг отбросила в сторону одеяло и поднялась над ним. Задрав рубашку, девица бесцеремонно опустила свою попу ему на живот, упираясь коленями в кровать по обе стороны его тела.

Протянув руку, она нежно прикоснулась к его лицу.

– Ты мне поможешь, правда, Берти, милый?

Он чуть кивнул.

– Ну, мне нужны честные ответы, – промурлыкала потаскушка, склоняясь над ним в полутьме. – Не надо говорить неправду только для того, чтобы сделать мне приятное.

– Не буду, – хрипло отозвался он.

Почему-то это заставило ее засмеяться.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Святой истинный крест?

Берти кивнул и молча перекрестил свое сердце.

Пышнотелая девица надула губки и томно протянула:

– По-твоему, у меня слишком большие груди?

Он покачал головой и сумел произнести:

– Н-нет.

– Правда-правда?

– Правда-правда.

– Не врешь?

– Не вру.

– Клянешься?

Берти кивнул. Он с чистой совестью мог в этом поклясться. Он был совершенно уверен в том, что это правда.

– Может, тебе надо получше их рассмотреть, прежде чем станешь клясться, Берти. – С этими словами Дара подняла свои смуглые руки и одним быстрым движением сняла через голову рубашку. Не колеблясь ни секунды, она бросила ее на пол. – Ну, что теперь скажешь?

Берти решил, что ничего прекраснее он в жизни не видел.

Груди у Дары оказались округлые и пышные, какими он их себе и представлял. Соски у нее сморщились, словно она побывала на холоде или терла их куском грубой мешковины. Они были красновато-коричневые, как спелые ягоды. Он подумал, что они выглядят ужасно аппетитными.

Ему страшно хотелось попробовать ее на вкус, прикоснуться к ней.

Дара прочла его мысли.

Она наклонилась и прошептала ему на ухо, проводя кончиком языка по мочке:

– Можешь трогать меня, если хочешь, Берти.

Поначалу он оробел, но все-таки протянул руку и опасливо прикоснулся к ее соску одним пальцем. А потом он накрыл ее грудь ладонью и неловко стиснул.

Она наклонилась ниже, пока ее темные соски не оказались у самых его губ.

– Можешь взять меня в рот, если хочешь, Берти.

У него потекли слюни.

– Правда?

– Конечно, правда. – Она засмеялась, и ее тихий гортанный смех показался ему настоящей музыкой. – Давай я тебя научу. Расслабься и приоткрой рот немного шире. Вот так. – Она вложила ему в рот одну твердую коричневую ягоду соска. – Можешь легонько покусывать, пока не разберешься, что к чему. А тогда мы попробуем всякие разные штуки.

Вскоре Берти уже пробовал все ее тело руками, губами и языком. Она называла его способным учеником и время от времени хрипловато постанывала. От этого глухого звука у него по спине бежали мурашки.

Прежде он в ночной темноте трогал себя, но когда Дара приникла губами к его затвердевшей плоти и начала сосать, он хрипло вскрикнул и впервые испытал острое блаженство.

Девица спокойно облизалась, приникла к его губам в мускусном поцелуе, а потом начала сначала.

Да, тот день рождения оказался чертовски хорошим!

Лучшего подарка ко дню рождения он никогда не получал, думал Хилберт Уинтерз, попивая свой портвейн. Его отец и дядя сделали удачный выбор. Он иногда думал, попробовали ли они Дару сначала сами, чтобы убедиться в том, что она – именно тот подарок, какой нужен тринадцатилетнему новичку. Однако он ни разу не задал им этого вопроса.

С него достаточно было воспоминаний.

Хилберт допил портвейн и с трудом поднялся на ноги.

Амелия.

Его глаза сузились при мысли о его «жене» и помощнице.

В последнее время ему редко удается обслуживать эту подколодную змею – не то, что вначале. Он ведь уже немолод, и его сексуальные аппетиты угасают. Но сегодня у него с этим проблем не будет. Вот – уже тверд, как камень.

Полковник заковылял к спальне Амелии, спотыкаясь о ковер. Она спала отдельно с того первого дня, как они приплыли в Луксор. Он хотел было постучать, но потом передумал – имеет право заходить к ней в спальню, когда ему вздумается. И он решительно распахнул дверь.

Комната была пуста.

Однако полковник прекрасно знал, где искать Амелию. Он снова закрыл дверь, прошел через дом и вышел под звездное небо пустыни.

Он найдет ее.

Глава 20

Услышав сквозь полуоткрытое окно томный голос Амелии, полковник понял, что не ошибся.

Она с графом Полонски.

В этом доме остановился Полонски, а поскольку перевалило за полночь, неразумно было предполагать, что они встретились за чашкой чая.

Нетвердо держась на ногах (он первым признал бы, что этим вечером выпил немалое количество портвейна), Хилберт Уинтерз уперся рукой в стену из древних камней, а второй осторожно открыл ставни. Теперь он мог видеть все, что происходило в гостиной дома, который почти в точности походил на тот, что занимали они с Амелией.

Андре Полонски сидел на красном бархатном диване, более подходящем для лондонского борделя. Лицо его было обращено в сторону окна. Он был полностью одет и, как обычно, безупречно выглядел: свежевыбритое лицо, волосы приглажены, галстук аккуратно завязан… Точно так же он выглядел этим утром. Видимо, отсутствие Жоржа, сбежавшего с Колетт, не имело катастрофических последствий – по крайней мере в том, что касалось внешности графа.

А вот на Амелии были только ночная рубашка и пеньюар. Она стояла на коленях между ног джентльмена, своей стройной спиной к окну.

Полковник прекрасно знал повадки этой бабенки, чтобы сразу понять, чем она занята. Ее рука двигалась вверх и вниз, казалось, она сбивала масло, но вот уж кем Амелия никогда не была, так это простушкой-молочницей.

Хотя, конечно, подумал Хилберт, раздвигая губы в кривой развратной улыбке, эта кошка умела выдоить мужчину досуха.

Он наклонил голову, прислушиваясь к разговору парочки.

Первым заговорил Андре Полонски.

– Ты действительно считаешь, что этой девице что-то известно?

Глуховатым голосом, который обычно она оставляла для спальни, Амелия ответила:

– Наверняка.

– Значит, отец с ней поделился своей тайной?

Хилберту легко было представить, какая довольная улыбочка сейчас блуждает на губах Амелии.

– Не думаю, чтобы лорд Стенхоуп знал что-то стоящее, чем мог бы поделиться с дочерью. Я считаю, что это девице что-то известно.

Надо было отдать должное Полонски: тот оказался человеком на редкость хладнокровным. Полковник заметил только чуть приподнявшиеся брови.

Однако наверняка это было не единственным, что находилось сейчас в процессе подъема.

– Значит, леди Элизабет – это ключ.

– Я в этом почти уверена, – заявила Амелия, склоняя голову у него между ног.

Хилберт снова почувствовал сексуальное возбуждение. Он еще не до конца остыл, когда вышел из дома на поиски своей кошки-чертовки. Теперь ему было хорошо слышно, как она причмокивает, смыкая губы вокруг наверняка налившейся плоти своего любовника.

Полонски обхватил ее голову руками и теснее прижал к себе.

– У тебя это очень мило получается, дорогая. – Он безмятежно продолжил: – Я хочу спросить тебя кое о чем. В ответ можешь просто кивать или качать головой. Не обязательно прерываться.

Амелия кивнула, мгновенно сообразив, что это движение еще сильнее возбуждает ее партнера, и невнятно заворковала, не разжимая губ.

– Господи, ты действительно прекрасно это делаешь, – процедил граф сквозь стиснутые зубы. На лбу у него выступили блестящие капельки пота. – Скажи мне, – с некоторым усилием проговорил он, – ты считаешь, что леди Элизабет известно местонахождение гробницы Мернептона Сети?

Светловолосая голова чуть двинулась в знак согласия. Полонски со свистом втянул в себя воздух, так что даже полковнику было слышно. Прошло несколько мгновений, прежде чем графу удалось овладеть собой.

– Ты… ты упоминала, что обыскала – вернее, пыталась обыскать – комнату девицы в первую ночь, которую мы провели в пещерах. Что ты надеялась найти?

Амелия подняла голову.

– Сучка где-то прячет записки и карты.

Красавец, небрежно откинувшийся на спинку дивана, вдруг резко выпрямился:

– Что?!

– Она прячет в своих вещах записки и карты.

Полонски наклонился, просунул руку за ворот ночной рубашки Амелии и начал гладить ее грудь. Она откинула голову, и из ее полуоткрывшихся губ вырвался глухой животный стон. Пеньюар и ночная сорочка соскользнули с лилейно-белого плеча. Тут ее любовник зажал между большим и указательным пальцами сосок обнажившейся груди и постепенно сжимал так, что она вскрикнула от наслаждения, граничившего с мукой.

Хилберт жадно облизнулся. Это было даже лучше, чем сидеть в темноте и вспоминать Дару. И даже приятнее, чем самому обрабатывать чертову кошку. К тому же от него не требовалось почти никаких усилий.

Но дело было не только в этом. Ему приятно щекотало нервы то, что на его глазах другой мужчина занимается любовью с его якобы супругой. Оставалось только жалеть, что он прежде до этого не додумался…

Тем временем Амелия пыталась объяснить графу, откуда у нее такая уверенность.

– Несколько недель назад мы с Хилбертом поздно вечером вышли прогуляться по палубе «Звезды Египта» и заметили, что в каюте леди Элизабет еще горит лампа. Мы заглянули в окно и увидели, что она уснула за секретером… – Хорошенькая блондинка оттолкнула руку графа и прикрыла свою грудь, как бы говоря: «Сначала дела, а потом уже удовольствия». – Мы увидели много листов тонкой бумаги, покрытых записями, рисунками и иероглифами. Естественно, нам захотелось рассмотреть все это получше, но как раз в ту минуту девица проснулась. Так что нам пришлось подождать, пока мы не окажемся в пещерах.

– А ты хитрое создание, дорогая.

Оба воспринимали эти слова как комплимент.

Амелии он был явно приятен.

– Поскольку я меньше Хилберта и двигаюсь быстрее, а он к тому же каждый вечер оказывается в подпитии из-за своей любви к дорогому портвейну, естественно, я и попыталась прокрасться к ней в спальню. Мне надо было отыскать ее бумаги.

– И ты их нашла?

– Нет, – сердито ответила она. – Чертова девица опять проснулась. Я и опомниться не успела, как она громко закричала, вскочила с постели и кинулась на меня, так что мне пришлось убежать.

Андре Полонски запрокинул голову и откровенно расхохотался.

– Жаль, что я не оказался свидетелем. Забавное было зрелище!

Видимо, Амелия пустила в ход свои острые коготки, потому что он изумленно охнул.

– Я так рада, что вы нашли меня забавной, дорогой мой граф.

Он уже не смеялся. Откашлявшись, проговорил:

– Так что, по-твоему, ключ находится у дочери.

– Я в этом уверена.

– Тебе легенда известна не хуже, чем мне. В усыпальнице Мернептона Сети якобы хранятся сокровища, превосходящие все, что может вообразить человек. – Он начал водить своими изящными, чувственными пальцами по волосам стоявшей перед ним на коленях женщины. – Хорошо бы нам с тобой этими сокровищами завладеть, дорогая.

Ее голос стал глубже и звучнее:

– Только мы с тобой?

Он ритмично гладил светлые пряди.

– Мы могли бы украсть бумаги Элизабет Гест, в том числе и карты, найти сокровища и жить по-королевски до конца наших дней.

Амелия повернула голову: теперь Хилберт Уинтерз видел ее профиль. Жадная сучка облизывала губки!

– Мы могли бы жить там, где пожелаем, – прошептала она.

– Мы могли бы иметь несколько домов: один в Лондоне, еще один, например, в Париже или в Вене.

– Мы могли бы ездить туда, куда захотим.

– Хоть вокруг света.

Оба засмеялись.

Полонски напомнил ей:

– Мы оба все еще молоды, но там хранится такое богатство, что даже мы с тобой не смогли бы все истратить.

– Больше, чем могли бы истратить даже мы?

– Я буду покупать тебе только самые редкие и красивые драгоценные камни. Такая прекрасная женщина, как ты, создана для того, чтобы носить изумруды в волосах, бриллианты в безупречных ушках, бесценный жемчуг вокруг шеи… – Полонски обхватил пальцами стройную шею Амелии. Голос его звучал как заклинание: – Ты рождена для того, чтобы стать царицей меж женщин, императрицей.

Амелия радостно согласилась:

– Да. Да!

Почти бесцветные глаза графа вдруг сузились.

– А что твой муж?

Она пожала плечами:

– А ничего.

– Ты его бросишь?

Амелия ни секунды не колебалась:

– Да.

– Он не станет нам мешать?

– Не сможет, если мы будем действовать быстро. Нам необходимо увидеть бумаги леди Элизабет, – нетерпеливо напомнила она ему. – Что-то подсказывает мне, что у нее есть информация, которая приведет нас прямо к гробнице Мернептона Сети.

На этот раз лицо Андре оставалось совершенно серьезным.

– Ты действительно пробралась в ее спальню в пещерах?

– Да.

– Тогда я должен сделать тебе признание. После того, как мы с тобой договорились «случайно» встретиться в Музее древностей в Каире, я нанял местного бандита, чтобы он хорошенько напугал дочку лорда Стенхоупа. Он должен был следить за ней и в удобный момент что-нибудь предпринять. Получилось так, что она ушла от остальных, и ему удалось затолкнуть ее в гроб из-под мумии и захлопнуть крышку.

– Ах, какой ты негодник, Андре!

– Идея состояла в том, что на помощь ей приду я и она будет вечно мне благодарна. Тогда я мог бы воспользоваться этим и сблизиться с ней.

– Но что-то не задалось, – догадалась Амелия.

Он кивнул:

– Надо полагать, это из-за Уика. Видимо, он первым ее нашел. Помнишь, как странно они вели себя в тот день, когда снова присоединились к нам?

– Да, теперь припоминаю, – ответила блондинка, постукивая указательным пальцем по нижней губе. – А я-то решила, что он просто украл у нее поцелуй-другой.

– По-видимому, он сделал гораздо больше этого, раз они теперь официально помолвлены.

– Ублюдок! – прошипела она.

– Нет, милая моя Амелия. Ублюдок – это я, – отозвался граф с горькой иронией. – Если ты согласна быть со мной, то тебе следует знать, на что ты идешь. Я хочу, чтобы ты сделала выбор с открытыми глазами. – Его рука скользнула с ее шеи на обнаженное плечо. – Ты поистине дивное создание.

Усадив Амелию рядом с собой, он начал поочередно прикасаться кончиком языка к ее соскам, а потом забрал один из них в рот в долгом и крепком поцелуе. Она запрокинула голову и застонала.

Жадно наблюдая за любовниками в полуоткрытое окно, Хилберт признал, что графу в опытности не откажешь. Полонски прекрасно знал, как доставить женщине наслаждение. Амелия буквально таяла.

– О, я прекрасно понимаю, на что иду, – прошептала она. – Лучшего любовника у меня не было.

– От тебя это надо воспринимать как комплимент, – сардонически заметил граф.

Она не стала ни оправдываться, ни извиняться.

– Я такая, какая есть, Андре.

– И я такой, какой я есть, Амелия.

– Мы договорились?

– Договорились.

– И теперь мы выпьем этого чудесного шампанского в честь нашего союза?

Полонски налил два бокала, и они торжественно подняли их.

– За нас, милая моя Амелия.

– За нас, – подхватила она и отпила небольшой глоток искристого вина.

А потом Амелия жадно выпила весь бокал, отняла бокал у Андре и поставила оба на столик. Снова усадив графа на диван, она принялась за дело. Ее ловкие пальцы двигались быстро и уверенно, и в считанные минуты Полонски был раздет. Его обнаженное тело оказалось под ней. Она уселась на него верхом. Светлые волосы и прозрачная рубашка окружали ее тонким облаком.

– Андре, – промурлыкала она его имя.

Он отозвался не сразу.

– Да?

Наклонившись, она нежно прикоснулась к его лицу.

– Ты мне поможешь, правда, милый?

Он кивнул.

– Ну, мне нужны честные ответы, – сказала она, склоняясь над ним в полутьме гостиной. – Не надо говорить неправду только для того, чтобы сделать мне приятное.

– Не буду.

Она засмеялась.

– Обещаешь?

– Обещаю.

– Святой истинный крест?

Андре гортанно засмеялся: видимо, они далеко не в первый раз разыгрывали этот сценарий, – и перекрестил свою грудь.

За окном дома Хилберт Уинтерз начал ежиться. Его лицо побагровело. Сучка разыгрывает его фантазию, его воспоминание о той первой ночи с Дарой!

Ему не стоило ей об этом рассказывать. Ему следовало бы знать, что она не сможет хранить тайны. Ему хотелось обхватить руками ее шею и стиснуть так, чтобы она посинела, чтобы у нее выкатились глаза, чтобы в ее чудесном греховном теле не осталось жизни.

Полковник слушал, как Амелия томно протянула:

– По-твоему, у меня слишком большие груди?

Андре быстро покачал головой и ответил:

– Нет.

Похоже, граф уже успел понять, что результат игр, которые ведет Амелия, бывает непредсказуем. Однако скучными ее игры не были, а порой получались удивительно интересными.

– Правда-правда?

– Правда-правда.

– Не врешь?

– Не вру.

– Клянешься?

Чертова кошка запомнила каждое слово его рассказа, изумился Хилберт Уинтерз, наблюдая за парочкой.

Он с ней сквитается.

Придет время, и Амелия ему заплатит.

А тем временем полковник почувствовал, что возбужден, как никогда. Это извращенное удовольствие оказалось сильнее всего, что он знал прежде. Он смотрел на свою собственную фантазию. Он наблюдал за тем, как посторонние мужчина и женщина воплощают ее в жизнь. Он был возмущен. Он был в ярости. Он был возбужден до боли.

– Клянусь.

– Может, тебе надо получше их рассмотреть, прежде чем клясться, милый. – С этими словами Амелия подняла руки и одним быстрым движением сняла через голову свою полупрозрачную рубашку. Не колеблясь ни секунды, она бросила ее на пол. – Ну, что теперь скажешь?

Ее груди были округлые и пышные, соски розовые, идеально правильные и наморщенные. Цвет у них был чудесный, как у спелой земляники.

Хилберт подумал, что они кажутся очень аппетитными, и ему по опыту было известно, что они действительно такие.

Рот у него наполнился слюной, губы пьяно приоткрылись, так что струйка сбежала по подбородку. Ему вдруг очень захотелось ощутить вкус Амелии. Руки у него зудели от желания дотронуться до нее. Ему хотелось дразнить ее, опять и опять, пока она не взмолится о том, чтобы он закончил то, что начал за него другой.

Ему видно было, как Андре Полонски пожирает ее взглядом, наслаждаясь ее чудесным телом.

Амелия наклонилась и прошептала ему на ухо, проводя кончиком языка по мочке:

– Можешь трогать меня, если хочешь.

Ее любовник поначалу был робок, разыгрывая эту сцену так, как они, видимо, играли ее и прежде. Он протянул руку и прикоснулся к ее набухшему соску одним пальцем. Потом он накрыл ее грудь ладонью и неловко погладил.

Амелия наклонилась еще ниже, так что ее розовые соски оказались у самых его губ.

– Ты такой большой мальчик, такой хороший мальчик, что я разрешаю тебе взять меня в рот, если хочешь..

Он начал облизываться, как волк, готовый броситься на ничего не подозревающую жертву, – Правда?

– Конечно, правда. – Она гортанно засмеялась. – Давай я тебя научу. Расслабься и приоткрой рот немного шире. Вот так. – Она вложила ему в рот твердую ягоду соска. – Можешь легонько покусывать, пока не разберешь, что к чему. А тогда мы попробуем всякие разные штуки.

– Да что ты говоришь?

В этот момент они отошли от сценария. Руки, губы и язык Андре скользили по всему телу Амелии. Она называла его способным учеником и время от времени хрипловато постанывала.

От этого глухого стона у полковника по спине бежали мурашки. Он опустил руки и достал свою пульсирующую плоть. Сама того не зная, Амелия этой ночью даст удовлетворение двум мужчинам.

И когда светловолосая женщина скользнула к ногам Андре Полонски и умело взяла в рот его плоть, полковнику едва удалось подавить хриплый крик, который рвался из его горла.

Несколько минут спустя Амелия уже поднимала голову, спокойно облизывая губы.

Полковник Уинтерз поправил брюки и неслышно скрылся в темноте. Хотя он не мог не восхищаться способностями Амелии, ему было совершенно не жалко уступить эту сучку графу.

Но им его не провести. Теперь ему известны их планы.

Полковник был уверен, что последним смеяться будет он.