Текст книги "Таинственный берег"

Автор книги: Сьюзан Ховач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Сара положила расческу и принялась изучать баночку с жидкими тенями для век.

Лучше не думать о Софии.

«Но эта ложь… О Джон, сколько лжи! А ты мне поклялся, что ее смерть была несчастным случаем. Ты лгал, лгал и лгал из-за Мэриджон…

О Боже, я хочу уехать, я хочу исчезнуть отсюда. Пожалуйста, Джон, увези меня отсюда, потому что я боюсь и хочу бежать…»

Сара вышла в коридор. Там было свежо, перила холодили горячую ладонь. Она спустилась вниз, прошла через холл и заглянула в гостиную.

Когда она вошла, мужчина обернулся. Они оказались лицом к лицу, и Сара увидела то, что могла представить себе, слушая их разговор, – насмешливо изогнутые губы, большие голубые глаза, честный взгляд, который почему-то вызывал доверие, сломанный нос. Следы пластической операции были заметны на левом виске и шли до челюстной кости. Складки около рта, глубокие борозды, которые со временем станут еще глубже. Однако по выражению его лица нельзя было сказать, что ему знакомы страдание и боль. Он выглядел старше, чем Джон, но не намного. Страдания не состарили его, он не выглядел потрепанным, усталым или измученным.

Он стоял и изумленно смотрел на нее, не находя слов. Прошло несколько секунд, прежде чем она сообразила, что и он тоже испытывает затруднение, подыскивая слова для начала разговора.

– Боже милосердный, – сказал он наконец, и его голубые глаза расширились, выражая искреннее изумление. – Но вы же молоды! Я думал, вы ровесница Джона. Никто мне не сказал, что вы так молоды.

Она неловко улыбнулась.

– Ну, не до такой степени.

Он тоже улыбнулся, но ничего не сказал, взгляд его все еще был несколько ошарашенным. А Сара пыталась понять, о чем он думает и похожа ли она на Софию в той мере, в какой он себе представлял.

– Где Джон? – спросила Сара, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Собственно говоря, он пошел вас искать.

– Правда? Должно быть, мы разошлись. – Она взяла сигарету, а он поднес ей зажигалку. – Когда вы приехали?

– С полчаса тому назад. Единственный человек, которого я обнаружил в доме, был Джастин. Он и пошел в бухту, чтоб сообщить, что я прибыл. Видимо, к ленчу меня не ждали… Джон сказал, что вы оба собираетесь сегодня во второй половине дня повидать каких-то его старых друзей в Пензансе.

– Правда? Я имела в виду… – Она покраснела и рассмеялась. – Я не видела Джона после завтрака. Он утром ездил с Мэриджон в Пензанс по магазинам…

– А-а, он, наверное, договорился с кем-то, когда был там… А я тут пытаюсь придумать, чем бы мне себя занять, пока вас не будет. Мэриджон категорично заявила, что ей надо «переделать кучу дел», а Джастин забирает ее машину, чтоб зачем-то съездить в Сент-Ивс, так что я предоставлен самому себе. Может быть, поплаваю или поплескаюсь, в зависимости от того, насколько по-спартански буду настроен. Обычно я купаюсь только в Средиземном море… А, вот и Джон! Наверное, он в конце концов решил, что вы не потерялись… Джон!

Макс через открытое французское окно до пола вышел на лужайку перед домом и поднял руку в приветственном жесте. А когда он заговорил, тон его опять стал циничным.

– Джон, почему ты мне не сказал, что твоя новая жена такая молодая и хорошенькая?

– Я не хочу ехать, – сказала Сара Джону. – Это будет очень плохо, если я не поеду? Я так устала.

В спальне, затененной жалюзи, царил полумрак.

– Как хочешь, – сказал Джон. – Я случайно встретил этого парня, когда был сегодня утром в Пензансе. Нас с ним связывали общие дела, которых когда-то было много. Он пригласил нас сегодня во второй половине дня прокатиться на моторной лодке, и я подумал, что ты обрадуешься.

– Мне… мне очень жаль.

– Конечно, если ты устала, то должна отдохнуть. Не беспокойся. – Он задержался, чтобы поцеловать ее в лоб. – Может быть, Мэриджон поедет, – сказал он. – Я ее попрошу.

– Она сказала Максу, что будет очень занята сегодня во второй половине дня.

– Это наверняка было не больше, чем вежливая отговорка, чтобы избавить себя от необходимости развлекать его. Посмотрим, что она ответит мне.

– Джон, если ты не хочешь ехать один, я…

– Нет, нет, – сказал он. – Ложись и отдыхай. Это значительно важнее. Но мне придется туда съездить, встретиться с этим парнем и покататься на его новой моторке. Я обещал. Если Мэриджон не захочет ехать, поеду один. Я буду дома около шести, – сказал он, целуя ее, прежде чем выйти из комнаты. – Спи спокойно.

Но она не спала. Надела рубашку и брюки и спустилась вниз. Джастин уехал в Сент-Ивс, а Мэриджон сидела в саду в кресле-качалке с ручкой и кучей писем, на которые надо было ответить. Александера нигде не было видно.

Чтобы Мэриджон не увидела ее, Сара вышла через заднюю дверь и прошла на склон холма позади дома. Через пять минут она была в бухте на берегу.

Александер не плескался. Он сидел на одной из скал лицом к морю с книгой в руках, без рубашки и босой. Солнечные очки ненадежно оседлали переносицу. Когда она подошла ближе и стала спускаться вниз, он заметил ее и помахал рукой.

– Привет, – сказал он, когда она была уже в пределах слышимости. – Я думал, что вы отдыхаете.

– Я решила, что не хочу терять зря такой чудесный день.

Проигнорировав его протянутую руку, она влезла на скалу и уселась рядом с ним. Прилив все еще продолжался, и перед ними, между валунами и рифами, в огромных белых облаках водяной пыли кипел прибой.

– Понятно, – сказал Александер.

Она заметила, что кожа его потемнела от загара. Наверняка был этим летом за границей. Его мускулистые грудь и плечи уже начинали заплывать жиром. Внезапно она вспомнила тело Джона: мощные линии, упругая плоть, сильные мускулы – и подумала, как, наверное, часто Макса Александера в прошлом сравнивали с его другом и как часто это сравнение было не в его пользу.

– Расскажите мне о себе, – дружески попросил Александер, закрывая книгу и нащупывая сигарету. – Ради всего святого, как случилось, что вы оказались в такой Богом забытой стране, как Канада?

Она начала рассказывать. Сначала с трудом, потому что была робкой, но постепенно напряжение спало. Он помогал ей тем, что сам держался свободно.

– Я занимался гонками большую часть своего времени, с тех пор как стал совершеннолетним, – сказал он небрежно в ответ на вопрос о хобби. – Это адское занятие, если ты глубоко в это влез. Для человека, который хочет играть в шахматы со смертью и иметь обожженным пол-лица, которому нравится вылетать из несущейся машины и дышать запахом горелой резины, – для него все это нормально. Но если вам такие игры не нравятся, то большого удовольствия вы не получите. Я, например, получил всего уже достаточно.

– Что же, в таком случае, вы теперь собираетесь делать?

– Это зависит от того, как долго я проживу, – кратко пояснил он. – У меня больное сердце. Наверняка буду продолжать жить как жил, платя за это полной мерой, пока не упаду мертвым. Думаю, так и будет.

Сара не знала, что на это ответить. Она подумала, что этот человек вовсе не был таким уж спокойным и циничным, каким казался.

– Вам, наверное, представляется очень странным – вернуться сюда, – внезапно сказала она после паузы. – Вы рады, что приехали?

Александер повернулся к ней, солнце светило прямо в стекла его темных очков, и Сара не могла видеть выражения его глаз.

– Это приятно – опять увидеться с Джоном, – наконец сказал он. – Мы с ним разошлись в противоположные стороны. Я был в немалой степени удивлен, когда он позвонил и сказал, что хочет заключить мир… А причины для обсуждения были… Вам это известно? Или вы не в курсе?

– Я знаю, – солгала Сара без малейшего колебания. – Джон мне рассказывал.

– Он вам рассказал? Да, пожалуй, это в его стиле. – Макс машинально сгибал и разгибал уголок обложки. – Когда я узнал, что он вернулся в Клуги, я – ну, честно говоря, – я был ошарашен. Так ошарашен, что не мог удержаться и приехал, как только появилась возможность выяснить, почему он вернулся. – Суперобложка книги была слегка надорвана, и Макс решительно оторвал кусочек. В руке остался маленький желтый треугольник. – Я не знал, что Мэриджон жилет здесь.

– Джон очень хотел увидеться с ней перед возвращением в Канаду.

– Да, – сказал Александер. – Осмелюсь сказать, очень хотел.

– Джон мне все об этом рассказал.

Он опять пристально на нее посмотрел.

– О чем?

– О себе и Мэриджон.

– Я не знал, – сказал Александер, – что там было, о чем рассказывать.

– Ну… – Она смутилась и судорожно подыскивала слова. – Он рассказывал, как он ее любил, ведь они в детстве какое-то время воспитывались вместе.

Она было подумала, что он не собирается продолжать тему, но он вдруг спросил резким тоном:

– Что вы думаете о Мэриджон?

– Я…

– София ее ненавидела. Надеюсь, Джон и об этом вам рассказал. Начнем с того, что это, конечно, не имело никакого значения, потому что Джон был готов целовать землю, по которой София ходила, а для нее весь мир умещался в устричной раковине. Она могла говорить, желать и делать все. что взбредет в голову. Великолепная позиция для женщины, не правда ли? Увы, София не знала, как ей повезло. Она злоупотребляла своим положением, покуда в один прекрасный день не обнаружила, что уже не занимает вообще никакого положения, а поклонявшийся ей муж – совершенно чужой человек.

Александер некоторое время курил, наблюдая за прибоем, падавшим на скалы в нескольких ярдах от них. Волны жадно лизали гальку, устраивали водовороты вокруг скал.

– Мне было жаль Софию, – сказал Александер, помолчав, – и. думаю, только я один ее и жалел. Мэриджон ее презирала, Джон стал к ней абсолютно безразличен. Майкл… Бог мой, такие традиционные столпы общества, как Майкл, всегда смотрят свысока на маленькую сексапильную иностранку, которая имеет не больше представления о морали, чем котенок. Но мне было жаль ее. Под конец это было сплошным кошмаром. Представьте себе, она совершенно ничего не понимала и не знала, что делать. Я имею в виду, Господи Боже мой, – что же тут можно было сделать?! Не за что было зацепиться, абсолютно не за что. Она не застала Джона в постели с кем-нибудь, он не бил ее кнутом дважды в день. Не было ничего осязаемого, ничего такого, о чем можно было бы сказать: «Посмотри, это не то, что надо. Прекрати немедленно!» София вдруг обнаружила, что ее любящий муж плевать хотел на нее, а она даже не поняла, когда и как произошла эта перемена.

– Может быть, она это заслужила. Если она все время изменяла Джону…

– Господи, да ничего похожего… Она вела себя как испорченный ребенок – капризничала, дулась, жаловалась, но не изменяла ему. Она кокетничала с гостями, приезжавшими на уик-энд, а Джону приходилось периодически терпеть адские муки из-за ее вспышек раздражения и капризов, но она ему не изменяла. Да и какие возможности для измен были у нее, прикованной к этому месту у черта на рогах? И, кроме всего прочего, если заглянуть глубже, отбросив эти жалобы и нытье, она все-таки находила Джона весьма привлекательным. Приятно, когда тебя обожают и перед тобой преклоняются. И только когда София поняла, что потеряла Джона, она изменила ему, пытаясь таким образом вернуть его обратно.

Сара изумленно смотрела на Макса.

– А ему было наплевать. Она выставляла напоказ свою измену, но ему было все равно. Она была чертовски сексапильной, пытаясь опять соблазнить его, затащить в свою постель, ему же по-прежнему было все равно. Это было ужасным ударом для такой женщины, как София, чьим единственным оружием всегда была сексапильность и женственность. Когда она поняла, что и то и другое бесполезно, у нее ничего не осталось. Она дошла до конца своего пути, а ему и это было все равно.

– Он… – Слова застревали у Сары в горле. – Он должен был подумать о ней. Если он ее так любил…

– Ему было наплевать – Александер отбросил сигарету подальше, и горящий окурок зашипел, коснувшись водорослей. – Я вам расскажу абсолютно точно, что произошло, чтобы вы сами могли сделать правильный вывод. Я приехал в тот раз в Клуги на уик-энд с девушкой по имени Ева. У нас был роман. Я уверен, Джон вам представил дело именно так. Но здесь, в Клуги, наши отношения грозили сойти на нет. Мы приехали в пятницу вечером, провели неудачную ночь и на следующее утро яростно ссорились после завтрака. Не слишком хорошее начало для уик-энда у моря? После ссоры она заперлась у себя в комнате или сделала какой-то подобный драматический жест, а я вышел из дому, решив проехаться на машине вдоль берега, по дороге, ведущей в Сент-Ивс, или через холмы в Пензанс. Я рассчитывал, что за рулем приду в себя после неприятной сцены.

Я как раз садился в машину, когда вышла София. Вижу ее как сейчас! На ней были черные облегающие, как перчатка, брюки и то, что в Америке называют корсаж, – какое-то хрупкое сооружение, которое оставляет голым живот и выставляет верхнюю часть груди в количествах, превышающих пристойные. Волосы были распущены, они рассыпались по плечам в знаменитом стиле а ля Бриджит Бардо.

– О Макс, – сказала она, светясь улыбкой, – ты ведь едешь в Сент-Ивс? Возьми меня с собой.

Она сказала это таким тоном, что ее просьба звучала как приглашение лечь с ней в постель. Поэтому я сначала просто застыл в полном изумлении, а потом, когда, заикаясь, попытался выговорить «конечно» или что-то еще этакое, светское, из дома вышел Джон и позвал ее. Но она не обратила на него внимания, а скользнула на переднее сиденье и стала, изгибаясь, устраиваться поудобнее.

– София, – позвал он еще раз, подходя к машине. – Я хочу с тобой поговорить.

Она небрежно пожала плечами и сказала, что едет со мной в Сент-Ивс, чтобы купить моллюсков к обеду. Джон повернулся ко мне.

– Это ты ее пригласил, – в ярости спросил он, – или она пригласила себя сама?

– Джон, дорогой мой, – сказала София, прежде чем я успел ответить, – ты та-ак выставляешь себя на посмешище!

У нее была привычка произносить некоторые слоги врастяжку, а когда она была раздражена, ее иностранный акцент усиливался.

Джона трясло от ярости. Я мог только беспомощно стоять и наблюдать.

– Это ты выставляешь себя на посмешище, – закричал он ей. – Ты думаешь, я не заметил, как ты флиртовала с Максом вчера вечером? Или полагаешь, что Ева не заметила? Из-за чего, как ты думаешь, они ссорились сегодня утром? Я не позволю, чтобы моя жена вела себя в присутствии гостей в моем доме, как шлюха. Или ты выйдешь из машины и прекратишь играть роль проститутки, или я раз и навсегда положу конец твоим приемам на уик-эндах.

– Послушай, Джон, – попытался я вставить слово, но он не захотел меня слушать. Я изо всех сил старался умаслить разбушевавшуюся стихию, но, похоже, зря старался.

– Это нелепо, – крикнула София. Она тоже была чертовски зла. – Твоя идиотская ревность! Я хочу купить моллюсков к обеду, а Макс едет в Сент-Ивс, почему бы ему меня не подвезти? Почему?

Конечно, если все подать таким образом, действительно может возникнуть впечатление, будто Джон устроил «много шума из ничего». Но в моей машине на переднем сиденье сидела она – волосы в беспорядке по плечам, грудь только что не вываливается из этого скудного корсажа, губы надуты… Иисусе Христе, любой муж вполне мог иметь основания думать, подозревать или опасаться чего угодно.

– Тебе, София, лучше остаться, – сказал я. – Я куплю для тебя этих моллюсков. Скажи, какие именно тебе нужны.

– Нет, – сказала она, – я еду с тобой.

Мне было ужасно неловко. Я не знал, что делать. Она смотрела на Джона, Джон – на нее, а я старался придумать, как бы потактичнее удрать, – и тут на веранде кто-то чихнул. Мы с Джоном обернулись. Это был ребенок. Мне кажется, он стоял и слушал, несчастный маленький звереныш. Он старался понять, что же, черт подери, происходит. Чихнув, мальчик повернулся и хотел войти в дом, но Джон окликнул его, и он с застенчивым видом вышел на солнце.

– Иди сюда, Джастин, – сказал Джон и взял его за руку. – Мы пойдем на Флэт Рокс.

Больше он ничего не сказал. Он взял ладошку сына в свою, ребенок доверчиво взглянул на него, и в следующее мгновение они уже уходили по лужайке. Мы остались вдвоем…

Итак, мы поехали в Сент-Ивс. День был жаркий, похожий на сегодняшний, и, купив моллюсков, мы остановились в одной из бухт ниже по берегу, чтобы искупаться. Не помню, как называется эта бухта. Она очень маленькая, и до нее можно добраться только во время отлива. Мы были там одни.

Нет оправдания тому, что произошло: я занимался любовью с женой моего лучшего друга. И я ничего не могу придумать в свое оправдание. Ничего! Конечно же, это София предложила окунуться, и София указала эту бухту, и София разделась первой, и София первая сама до меня дотронулась, но какое это имеет значение?

Если бы во мне было хоть пол-унции порядочности, я в какой-то момент мог бы сказать «нет», но не сказал. Подозреваю, что я не вполне порядочный человек. Были и другие причины… Понимаете. Джон всегда все у меня забирал. У меня были девушки, но как только они видели Джона, я их уже больше не интересовал. Какое-то время он увлекся гонками, а когда я вывел его на нужных людей, оказалось, что он водит машину лучше, чем я, и эти люди были больше заинтересованы в нем, чем во мне. О, были разные другие ситуации…

Джон не был виноват. Просто он так устроен. Но у меня все равно уже накопился запас недовольства, длинный список обид, в которых я сам себе едва бы мог признаться. Когда мне выпал шанс увести у него жену, я даже не колебался.

Мы вернулись в Клуги во второй половине дня, около четырех часов. Все было спокойно. Сначала мы даже подумали, что никого нет дома, а потом услышали рояль.

– Он сумасшедший, – сказала София вяло. – Представь себе, играть на рояле в доме, когда такая великолепная погода.

Она прошла по коридору и открыла дверь в музыкальную комнату.

– Джон… – начала она и остановилась.

Я подошел, чтобы посмотреть, почему она замолчала, и увидел, что Джон был не один в музыкальной комнате. С ним была Мэриджон.

Я не могу описать, насколько все это было странно. Хотя непонятно почему. Мэриджон спокойно сидела на подоконнике, очень счастливая, а Джон – на вертящемся стуле у рояля. Между ними было не менее шести футов.

– Привет, – сказала Мэриджон Софии, и ее глаза были ярко-синие, чистые, а взгляд твердый. – Тебе удалось достать моллюсков в Сент-Ивсе?

Я всегда буду помнить, как она это спросила, потому что тогда я впервые увидел, как сильно она презирает Софию.

А София бросила:

– Где Майкл?

Мэриджон сказала, что понятия не имеет. А Джон спросил:

– Разве он не рыбу ловить пошел?

Они оба рассмеялись, и Джон опять заиграл. Как будто нас там не было.

– Я ухожу вниз, в бухту, с Максом, – сказала внезапно София.

– Да? – произнес Джон, переворачивая нотную страницу.

– Не сгори на солнце, – сказала Мэриджон, – оно сегодня опасное, правда, Джон?

– Очень, – сказал Джон, продолжая играть и не поднимая глаз.

Ну, мы вышли. София была в ярости, хотя ничего не сказала. А когда мы дошли до берега, оказалось, что мальчик идет следом за нами, и София отыгралась на нем и прогнала его. Бедное маленькое создание! Он выглядел таким потерянным и взволнованным. Он пошел вдоль берега и скоро исчез из виду между скалами.

Мы искупались, а потом София начала разговор. Она говорила о Мэриджон, а под конец стала плакать.

– Я терпеть не могу, когда она сюда приезжает, – говорила она. – Терпеть не могу. Когда она здесь, все идет не так, как надо.

Когда я спросил, что такого делает Мэриджон, она не могла объяснить, а только сильнее плакала.

Я старался ее утешить, понимающе обнял. И тут случилось самое худшее из того, что могло случиться. Ева, узнав, что я вернулся, пошла меня искать. Конечно, она застала нас в так называемых «компрометирующих» обстоятельствах. Произошел еще один скандал, и она ушла в дом. Вечером не спустилась к обеду.

Обстановка во время обеда была весьма нервная. Было очевидно, что София решила играть роль хорошей хозяйки и быть яркой, разговорчивой, делать вид, что вообще ничего не произошло.

Я старался поддерживать это, как мог, и Майкл, насколько помню, иногда подключался. Но Мэриджон и Джон не произнесли ни слова. Через какое-то время их молчание стало действовать подавляюще. Это трудно описать. Их объединенное молчание каким-то образом ощущалось всеми. Если бы только один из них молчал, это было бы не так заметно, но объединенное молчание вызывало чувство неловкости. Под конец София тоже замолчала, а я никак не мог придумать, что бы еще сказать. Молчал и Майкл. Именно в тот момент, когда в комнате стояла абсолютная тишина, Мэриджон начала говорить.

Она обращалась исключительно к Джону. Они обсуждали музыку, насколько я помню, потому что эта тема была только их, все остальные мало что знали о музыке. Они разговаривали минут десять, а потом вдруг замолчали. Я просто окаменел от неловкости, едва мог двигать ножом и вилкой. И тут София велела сыну идти спать. Он сопротивлялся, ему не хотелось уходить, но в конце концов Майкл увел его наверх. Я помню, у меня было ощущение, что Майкл таким образом хочет сбежать… Мы все встали из-за стола, а Джон вышел в холл. Он надел красный свитер, и София сказала:

– Надеюсь, ты не собираешься выходить?

А он ответил:

– Мы с Мэриджон идем прогуляться к бухте.

И они вышли. Минут через десять, не больше, они вернулись и пошли в музыкальную комнату. В это время спустился Майкл и зашел туда. Я был на кухне, помогал Софии мыть посуду. Когда они вернулись, она подошла к двери послушать. Играл проигрыватель. Она сказала:

– Я хочу пойти посмотреть, что происходит.

А я попросил:

– Оставь их. Пойдем лучше со мной, погуляем немного. Все равно Майкл там с ними.

Она ответила:

– Да, но я хочу услышать, что он скажет.

Я объяснил ей, что он вряд ли вообще что-нибудь скажет, потому что для этого нет повода, но она опять повторила, что хочет пойти посмотреть, что происходит.

К этому времени мы уже были в холле. Она заявила, что мы увидимся попозже вечером.

– Где-нибудь, где мы сможем быть одни, – сказала она, – где-нибудь, где мы сможем разговаривать, не боясь, что кто-то услышит. Я будут ждать тебя на Флэт Рокс в десять.

Когда я согласился, она вошла в музыкальную комнату, а я остался один в холле. Так ясно помню эту сцену! Буквально через секунду проигрыватель замолк. В холле не горел свет, было полутемно, так как за окном уже опустились сумерки, и брошенный за ненадобностью на дубовом сундуке возле двери красный свитер Джона казался лужей крови.

Я вышел из дома. Спустился в бухту, какое-то время сидел и смотрел на море, а потом пошел обратно взять свитер, потому что здорово похолодало. Я двигался по дорожке вдоль обрыва и примерно через четверть часа уже ждал Софию у самой воды…

Макс помолчал. Прилив ревел на камнях.

– Какое-то время я ждал, но она, конечно, так и не пришла. Я услышал крик как раз тогда, когда уже начал беспокоиться. И хотя бежал изо всех сил, добравшись до нее, увидел, что она уже мертва.

Он опять замолчал, снял темные очки, и Сара впервые за все время разговора увидела его глаза.

– Бедная София, – медленно произнес он, – то, что случилось, – ужасно. Мне всегда ее очень жаль.