Текст книги "Эмоциональный шантаж"

Автор книги: Сюзан Форуард

Соавторы: Донна Фрейзер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Трудно поверить, что Майкл, Элиот, Эллис, Джей, Стефани или другие шантажисты, с которыми мы познакомились в этой книге, считали, что после уступок жертвы в отношениях останется что-то ценное. Какие взаимоотношения в семье сына мог ожидать отец Джоша, если бы тот признал победу отца и бросил любимую женщину? Маргарет, чей муж требовал от нее участия в групповом сексе, подчинилась эмоциональному шантажу, но таким образом подписала смертный приговор своему браку.

Лиз удалось выиграть некоторое время для перегруппировки; показав, что уступает угрозам Майкла, она рассказала:

Я позвонила своему адвокату и предупредила его, чтобы он пока ничего не предпринимал. Надеюсь, что теперь, когда Майкл успокоился, он по крайней мере готов начать со мной разумный диалог. Сейчас он добрый, потому что считает, что добился от меня всего, чего хотел, и что в конце концов я с этим смирюсь. На самом деле я просто пытаюсь жить с человеком, который мне больше не нравится, не говоря уже о том, чтобы его любить.

Любая логика или способность видеть последствия своих действий скрыта за безотлагательным стремлением удержать то, что шантажист имеет. Собственный «туман» мешает ему понять, что своим поведением он отдаляет от себя окружающих. Все, что имеет для него значение, – это освободиться от страха лишения, чего бы ни стоило такое освобождение.

Расплата за наказание

Если поймем, насколько шантажистов пугают лишения, начнет вырисовываться более полная картина, и нам будет легче догадаться, почему они ведут себя так, а не иначе. Но большинство людей, с которыми я разговаривала, продолжает беспокоить вопрос: почему шантажисты наказывают нас? Эти люди рассуждают так: «Ладно, я понимаю, почему они не оставляют нас в покое или подвергают прессингу, или даже угрожают, но с какой стати им нужно причинять нам вред, когда мы им не уступаем?»

Нередко нам действительно кажется, что цель эмоциональных шантажистов состоит не только в том, чтобы сделать себе приятное, но и в том, чтобы заставить жертву страдать. Шантажисты выдвигают требования и унижают нас ими. Пытаясь доказать свою правоту, они очерняют нас и наши побуждения. Даже если угрозы шантажистов направлены в основном на себя, наказывают они именно свои жертвы, заставляя их испытывать вину.

Очевидной причиной этого является разница между объяснениями, которые онидают своимдействиям и мотивам (демагогия, которую мы обсуждали в предыдущей главе), и фактическими последствиями их поведения для нас. «Каратели» не считают себя палачами – скорее, они полагают, что поддерживают порядок, и дают понять, что ими нельзя помыкать и командовать. Они видят себя сильными и смелыми. Для них цель оправдывает любые средства.

И, как мы убедились, многие «каратели» видят себя жертвами. Кстати, чем более жестоки шантажисты, тем сильнее они извращают реальность. Их крайняя чувствительность и эгоцентризм увеличивают чувство обиды и стремление оправдать месть за то, что, по их мнению, является попытками сопротивления.

Наказание позволяет шантажистам занимать активную, агрессивную позицию и в результате этого чувствовать себя сильными и неуязвимыми. Это чрезвычайно эффективный способ отвести любую предполагаемую угрозу лишения. В конце концов, если кто-то кричит, ругается, хлопает дверьми или отказывается разговаривать, вряд ли у вас будет время, чтобы разобраться в своих чувствах.

Общеизвестно, что чувства, которые невозможно выразить словами, проявляются в действиях. Если бы «карателям» удалось хоть на несколько мгновений заглянуть внутрь себя, они, возможно, ужаснулись бы своим страхам и уязвимости. Один из самых удивительных парадоксов человеческого поведения заключается в том, что злые, агрессивные люди в действительности очень напуганы своими страхами, но они редко противостоят им или пытаются свести их к минимуму. Вместо этого в моменты неудовлетворенности такие люди срываются на окружающих, чтобы доказать свою значимость. Они творят столько несчастий, что вынуждают близких людей покидать их, и поэтому случается то, чего они боятся больше всего.

Сокращение потерь

Самые агрессивные шантажисты – часто те, кто испытал потери или страшится потерять близкого человека вследствие значительного охлаждения отношений или потому, что он эмоционально отдаляется от шантажиста.

Помните Шерри и Чарлза, женатого мужчину, на которого она работала и который пригрозил уволить ее, если она разорвет интимные отношения?

Для него я самая красивая, волнующая, интересная женщина в мире, но стоит мне только заикнуться, что нахожусь в тупике и собираюсь покинуть Чарли, чтобы продолжать собственную жизнь, я становлюсь бесчувственной ведьмой, которой безразличен его стресс и усилия все наладить. Теперь он говорит, что только и делает, что отдает, а я только беру и ничего не предлагаю взамен, но все происходит с точностью до наоборот. Да, и в последнее время он придирается к моей работе. Если он пытается сделать меня несчастной, это у него получается. Как он может так поступать со мной?

Поняв, что он теряет молодую любовницу и что его угрозы не приносят нужного результата, Чарлз пытается обесценить Шерри. Если он сделает ее менее желанной, то лишится немногого, и чувство потери станет менее значимым. В конце концов, легче расставаться с подпорченным товаром. Он также мог бы оправдать увольнение Шерри плохой работой. Двойное обесценивание, двойное наказание.

Обесценивание – распространенная тактика шантажистов. Эта тактика субъективно смягчает конфликт и позволяет уменьшить чувство потери. Но, применяя ее, они посылают сбивающее с толку сообщение двойного содержания. Шантажисты как бы говорят: «Ты никуда не годишься, но я сделаю все, что смогу, чтобы удержать тебя», – и это является еще одной демонстрацией их отчаяния.

Даже когда шантажисту совершенно не хочется разрыва отношений, он сам часто начинает ссору, если чувствует, что партнер серьезно намеревается его оставить. Агрессивная позиция шантажиста позволяет ему контролировать ситуацию. Это похоже на старый прием: уволиться с работы по собственному желанию, пока не выгнали.

Урок для нас

Подобно родителям, которые полагают, что наказания формируют характер ребенка, шантажист может убедить себя, что наказаниями он помогает жертве. Вместо чувства вины или угрызений совести за обиды, причиненные окружающим, он чувствует гордость – ведь он помогает нам стать лучше.

Алекс, «искуситель», с которым мы познакомились во второй главе, думал, что, обещая своей подружке Джулии помощь и знакомства, но придерживая их, пока она не будет «соответствовать его стандартам», он делал ей одолжение.

Он сказал, что если бы я отправила сына к бывшему мужу, это было для меня лучшим вариантом. Алекс все время повторял: «Ты не даешь себе развиваться» или «Позволь мне расширить твой потенциал», – когда на самом деле ему было нужно, чтобы я принадлежала только ему. Да, действительно, он был очень великодушным.

Оскорбления, а также стремление показать жертву инфантильной личностью легко объясняются обоснованиями типа: «Это для твоей же пользы». Подобное звучит гораздо менее угрожающе. Большинство шантажистов верят, что они действительно преподают нам важный урок. Чарлз был абсолют но искренним, когда сказал Шерри: «Тебе нужно учиться лояльности. Это самая важная вещь в нашем бизнесе».

Линн и Джефф, шантажировавшие один другого, также считали, что помогают друг другу в исправлении характера. «Ей нужно понять, что нельзя обращаться с людьми так, как делает она», – сказал мне Джефф после одной из ссор, искреннее веря, что учит жену быть менее сварливой. А Линн тоже считала, что своими действиями помогает мужу: «Может, если я буду унижать его достаточно часто, он соизволит найти подработку. Иногда, чтобы заставить кого-нибудь двинуться с места, нужно дать хорошего пинка».

Совершенно очевидно, особенно жертве, что наказание не дает результатов, на которые надеется шантажист, и тем не менее существует ошибочное представление, что наказание является обучением. Шантажист может стерпеть почти все, если унизит жертву. Таким образом ему удается избежать интроспекции и понимания, что он сам виноват в том, что не. получает любви и тех отношений, к которым так стремится.

Старые битвы, новые жертвы

Как мы убедились, иногда стресс открывает в душе шантажиста старые раны, и он атакует жертву, которая становится замещающим человеком для фигуры из прошлого. В таком случае наказание шантажиста может быть направлено в прошлое и быть совершенно неуместным.

Майкл, самый наглый «каратель» из всех рассмотренных нами персонажей, стал казаться Лиз чудовищем. Сама Лиз во время его монологов чувствовала себя совершенно беззащитной. Когда я спросила ее, почему, по ее мнению, Майкл поступал так низко, она некоторое время молчала, потом ответила:

Знаете, когда я об этом думаю, мне кажется, что Майкл был похож на бочку с порохом, готовую вот-вот взорваться. Он с 14 лет много работал в семейном бизнесе. Их фирма весьма успешно продает офисное оборудование, и кажется, что Майкл никогда не был ребенком, сразу став взрослым. Он был очень спортивным мальчиком, да и сейчас такой же, но родители не давали ему заниматься спортом. Его обязанностями было составлять инвентарные списки, подметать пол в магазине или сидеть за кассой.

Когда мы начали встречаться и однажды полетели вместе в Чикаго, то по пути Майкл много рассказывал о зданиях. Он признался, что мечтал стать архитектором, но родители были против, и ему пришлось уступить. Он очень ответственный человек. Знаю, что Майкл зол на родителей, но я ни разу не слышала от него ни одного плохого слова в их адрес, и никогда он их не скажет. Но не думаю, что этим можно оправдать его отношение ко мне.

Я сказала Лиз, что она права: вербальным атаками и угрозам Майкла оправдания нет. Но ей необходимо понять, что его критика и гнев не имеют к ней никакого отношения, даже если Лиз трудно не принимать их на свой счет. Когда ей это надоело и она пригрозила уйти, наказания достигли небывалой силы. Страх Майкла потерять Лиз разжег прежнюю неудовлетворенность.

Если бы Майкл мог выразить свои чувства искренне, он сказал бы: «Пожалуйста, не лишай меня моей мечты еще раз. Я чувствовал разочарование, обиду и лишение с детского возраста, никогда не получая того, чего желал. Очень обидно, что никто никогда по-настоящему не заботился обо мне. Родители не имели права уничтожать все, что я любил, и заставлять заниматься делом, которое я ненавижу. А теперь ты хочешь оставить меня. Я не перенесу этого. Сколько разочарования, по-твоему, я смогу еще вынести в жизни?»

Такая наполненная эмоциями речь должна быть обращена к родителям, но, поскольку всю жизнь они контролировали Майкла, он никогда не чувствовал себя способным на это. Накопившиеся внутри печаль и гнев не исчезли. Они ворвались в его жизнь. Майкл выместил злость на своих родителей на Лиз, которую любил.

Сохранение тесной связи

Каким бы странным это ни казалось, наказания позволяют шантажисту находиться в тесной эмоциональной связи с жертвой. Он знает, что, создавая накаленную атмосферу, приумножает чувства жертвы, но, даже если эти чувства негативные, в результате создается тесная связь. Можно возмущаться действиями шантажиста, даже ненавидеть его, но пока мы концентрируемся на этих чувствах, их нельзя отбрасывать или относиться к ним с безразличием. В разорванных взаимоотношениях накал сохраняется благодаря наказанию.

Бывшая жена Аллена, Беверли, продолжала наказывать его самым жестоким способом – используя в качестве оружия детей. Их развод не был простым. Хотя брак оказался несчастным для обоих, на разводе настаивал муж. Жена изо всех сил боролось против. У них было несколько попыток примирения, Аллен и Беверли даже консультировались у психотерапевта, но все оказалось бесполезным.

Она знала, как дороги мне наши дети. Не думаю, что большинство людей понимают, что означает для отца невозможность быть рядом с детьми каждый день, особенно когда они растут. Мне пришлось расстаться с Беверли, но я вовсе не хотел расставаться с детьми. Вначале она угрожала, что если я уйду, то больше их не увижу. Она собиралась переехать в другой штат, а возможно, и за границу. Я был в панике, не мог думать ни о чем другом. Я знал женщин, которые именно так и поступали. Черт возьми, я знал мужей, которые таким образом сбежали от своих бывших жен.

В конце концов все наладилось, и Аллен получил право достаточно часто видеться с детьми. Они с Беверли сохранили цивилизованные отношения, и она соблюдала постановления суда. Однако после его брака с Джоанной шантаж возобновился.

Теперь, когда у меня есть человек, которого я люблю, она показала, что не в силах вынести этого. По-моему, пока я был один, Беверли считала, что у нее еще есть шанс. Я знаю, она до сих пор на меня обижена и поэтому мстит через детей. Если я опаздываю на десять минут, чтобы забрать детей, она их куда-нибудь отсылает. До ее дома около часа езды, поэтому я не в состоянии приехать минута в минуту. На прошлой неделе мне пришлось ждать полтора часа. Когда они приехали, Беверли сказала: «Яне собираюсь ждать тебя весь день. Откуда я знаю, приедешь ли ты вообще?» Она думает, что я молча буду выносить все это. Но если мне нужно перенести время свидания с детьми, она выходит из себя, а если алименты задерживаются хотя бы на день, то тут же звонит и угрожает обратиться в суд по поводу уменьшения времени свидания. Боже мой, теперь мы проводим больше времени в разговорах, чем когда были мужем и женой.

Бывшая жена Аллена явно не хочет отпускать его. И подобно многим разведенным шантажистам – как женщинам, так и мужчинам, – она использует самое сильное оружие, чтобы сохранить эмоциональную связь с мужем. Аллен и Беверли официально находятся в разводе, но психологически до развода им еще далеко.

Использование детей в качестве оружия – одна из самых древних и жестоких форм эмоционального шантажа. Она особенно эффективна благодаря силе эмоций, но в результате этого два человека, любившие когда-то друг друга, вовлечены в ужасную битву, в которой победителей быть не может.

Это не о вас

Самое важное в нашем путешествии по внутреннему миру шантажиста – понять, что речь идет совсем не о вас, хотя местами может показаться иначе. Причины эмоционального шантажа – это попытки стабилизировать чувство неуверенности и незащищенности шантажиста. Большая часть обвинений, демагогии и ощущения собственного превосходства, которые иногда настолько сильны, что заставляют нас уступать эмоциональному шантажу, не имеет под собой почвы. Они основаны на страхе, тревоге и неуверенности, которые живут внутри шантажиста. Очень часто эмоциональный шантаж больше связан с прошлым, чем с настоящим, он направлен на выполнение желаний шантажиста, а вовсе не на то, что мы, по его мнению, сделали или не сделали.

Но это не означает, что мы не играем ключевой роли в процессе шантажа. В конце концов, без нашего участия он был бы невозможен. Теперь пришло время исследовать наши внутренние факторы, которыми пользуется шантажист.

Глава шестая. В шантаже участвуют двое

В шантаже участвуют двое. Это дуэт, а не сольное исполнение, он невозможен без активного участия жертвы.

Я знаю, что в действительности ощущения от эмоционального шантажа совсем другие, и понимаю, что абсолютно естественно защищать собственное поведение. Но чтобы разорвать взаимоотношения шантажиста и жертвы, необходимо обратить свое внимание внутрь себя и посмотреть на факторы, которые приводят вас (часто бессознательно) к участию в эмоциональном шантаже.

Прошу вас запомнить: когда я говорю об участии в шантаже, то имею в виду не то, что вам удалось спровоцировать его или вызвать, а то, что вы просто позволили ему произойти. Вы можете даже не понимать, что чьи-то требования необоснованны. Создается впечатление, что вы лишь выполняете обязанности хорошей жены, служащего, дочери или сына и принимаете (почти безоговорочно) предпочтения партнера, потому что знаете, что вам следует делать именно это.

Либо вы чувствуете, что вас шантажируют, но не можете сопротивляться, поскольку давление шантажиста вызывает автоматическую, чуть ли не запрограммированную реакцию. Имейте в виду, что не все отвечают на шантаж уступками.

Для начала подумайте над несколькими вопросами и ответьте на них.

При давлении шантажиста вы делаете следующее:

• постоянно ругаете себя за то, что уступаете его требованиям;

• чувствуете подавленность и обиду;

• переживаете и считаете себя плохим человеком, если не уступаете;

• боитесь, что отношения разрушатся, если вы не уступите;

• становитесь единственным, к кому обращается шантажист, даже если у него есть возможность обратиться к другим;

• верите, что долг перед шантажистом выше, чем собственные интересы.

Если вы ответили положительно хотя бы один раз, ваша реакция на давление помогает создавать идеальный климат для эмоционального шантажа.

Болевые точки

Почему некоторые люди уязвимы для эмоционального шантажа, в то время как другие просто отмахиваются от него? Ответом являются наши болевые точки – чувствительные сплетения эмоций внутри каждого из нас. Каждая точка напоминает аккумулятор, заряженный незаконченными психологическими делами: незабытыми обидами, чувством вины, незащищенности и уязвимости. Эти точки формируются основными свойствами темперамента, чувствительностью и детским опытом. Каждая точка содержит несколько ярких уровней личного опыта: отношения к нам, представления о самом себе, а также глубины и характера впечатлений о прошлом.

Чувства и воспоминания, хранящиеся в болевых точках, могут причинять острую боль, и если текущие события напоминают нам то, что похоронено глубоко внутри, эти чувства и воспоминания подавляют логику и вызывают поток чистых эмоций, которые долгое время набирали силу внутри нас.

Вы можете даже не помнить события, сформировавшие болевую точку, и когда речь заходит о сложности вашего поведения, не всегда можете явно выделить причины и следствия поступков. Но если вы когда-нибудь интересовались, где хранятся воспоминания о чувствах, поищите их в болевых точках.

Карта для шантажиста

На протяжении долгих лет наш эмоциональный ландшафт заполняется болевыми точками, и многие стремятся строить свою жизнь так, чтобы их миновать. Кстати, самый распространенный способ, который используется для того, чтобы справиться с болевыми точками, можно описать четырьмя словами: «избегать их любой ценой». Но как только мы применяем этот способ, то открываемся для окружающих больше, чем сами догадываемся об этом. По мере того как мы пробираемся мимо болевых точек и стараемся их не задеть, мы практически рисуем карту нашего психологического ландшафта, которую близкие нам люди смогут легко прочитать.

Все мы знаем, к чему чувствительны окружающие нас люди: кто-то боится гнева, кто-то стремится взять на себя вину. Но большей частью мы привыкли сострадать ближним и поэтому не используем свои знания с дурными намерениями. Когда шантажист чувствует себя в безопасности, он тоже этого не делает. Но при сопротивлении его страх лишения пробуждается. Он забывает о сострадании и использует в своих целях всю доступную информацию.

Черты, делающие нас уязвимыми для шантажа

Чтобы не допустить давления на болевые точки, мы начинаем развивать некоторые специфические черты характера. Они сливаются с поведением, и на первый взгляд невозможно осознать, что это – защита против наших страхов. Но если посмотреть на них более внимательно, можно увидеть: эти черты тесно связаны с нашими болевыми точками. Как ни парадоксально, но эти «защитные» качества открывают нас для эмоционального шантажа. Это следующие черты:

• чрезмерная необходимость в одобрении;

• интенсивный страх гнева;

• насущная потребность в мире любой ценой;

• желание брать на себя слишком большую ответственность за жизнь других людей;

• высокая степень сомнения в себе.

Ни одна из этих черт не является вредной. Некоторые из них считаются даже положительными и вознаграждаются – если не доходят до крайности. Но если они контролируют нас и вступают в противоречие с разумом, уверенностью и настойчивостью, мы становимся легкодоступными для манипулирования.

По мере того как мы будем рассматривать эти черты и типы поведения, которые им присущи, обратите внимание, как часто поведение жертвы является реакцией на чувства из прошлого. Заметьте также, что нередко объект шантажа обманывается самими реакциями, которые, по его мнению, должны защитить его.

Зависимость от одобрения

Хотеть, чтобы близкие люди одобряли наши поступки, вполне нормально – в конце концов, нам нужен их благожелательный настрой. Но когда нам постоянно требуется одобрение, то оно становится наркотиком, без которого уже не обойтись; в это время мы открываем свою болевую точку и становимся легкой мишенью для шантажа.

Во введении я рассказывала о своей клиентке Саре, которой постоянно приходилось утверждаться перед своим другом Фрэнком. Каждый раз, когда она проходила очередной тест, Сара купалась в его одобрении, но как только она начинала противиться, Фрэнк лишал ее этой возможности, заставляя ее чувствовать себя несчастной. Поэтому Сара старалась поддерживать непрекращающийся поток одобрения, уступая давлению, даже когда желания Фрэнка противоречили тому, что хотела она.

Не выношу, когда он на меня обижается. Когда я сказала, что не ожидала провести выходные за покраской коттеджа, Фрэнк покачал головой и вышел на крыльцо. Я пошла следом и услышала от него, что он не может поверить в мою испорченность и инфантильность. Я испугалась, и достаточно сильно. Поэтому вошла в дом, переоделась в старую одежду и взяла кисть. Только тогда он улыбнулся, обнял меня, и я снова почувствовала себя нормально.

Нет ничего плохого в том, чтобы желать одобрения или даже попросить о нем. Но люди, зависящие от одобрения, нуждаются в постоянной поддержке, и если ее не получают, то считают, что потерпели неудачу. Они верят, что поступили неправильно, если не услышали одобрения, их чувство безопасности почти полностью зависит от внешней оценки. Лозунг человека, зависящего от одобрения, звучит так: «Если я не получаю одобрения, я делаю что-то неправильное» или так, что еще хуже: «Если я не получаю одобрения, со мной что-то не в порядке».

Рассказ Сары о том, какой подавленной она себя чувствовала, когда Фрэнк был ею недоволен, указывает на непреодолимую тягу к одобрению и ужас перед тем, что может случиться, если она его не получит. Этот ужас строго тождественен детским страхам, когда последствия недовольства кажутся катастрофическими. «Я сделала что-то, что не понравилось папе (или маме). Папа недоволен мной. Папа больше меня не любит. Может быть, он хочет от меня избавиться. Я останусь одна и умру».

Сара обнаружила, что ее стремление связывать одобрение с выживанием идет не столько от родителей, сколько от бабушки, которая ухаживала за ней, пока те были на работе.

Господи, бабушка действительно внушала ужас! Она жила этажом ниже, в квартире, которую купили для нее родители, и туда я шла каждый день после школы. Бабушка всегда критиковала меня: говорила, что я слишком шумная и ленивая. Она сказала, что Бог не любит ленивых девочек, и иногда их отсылают прочь. Не думаю, что она хотела казаться злой, и, по-моему, когда она сама была маленькой, кто-то говорил ей что-нибудь подобное. Но меня это жутко пугало. Она научила меня стишку, который я, наверное, никогда не забуду. «Хорошо, лучше, еще лучше. Никогда не останавливайся, пока хорошее не станет лучше, а лучшее – еще лучше».

Сара многое узнала от своей бабушки, которую обожала и с которой провела много времени в формирующие черты характера годы. Одни уроки пошли ей на пользу, другие – не совсем. Она вспомнила: если вела себя так, что получала одобрение бабушки, то была хорошей девочкой, а значит, чувствовала себя в безопасности. Но она также поняла: что бы она тогда ни делала, для стремящейся к совершенствованию бабушки всегда было мало, и неуловимое «еще лучше» всегда витало над ней.

Чувства, которые Сара испытывала в отношениях с Фрэнком: стремление доставить удовольствие и страх перед его неодобрением, которые, казалось, существовали вне ее, – знакомы всем людям, зависящим от одобрения. Это верный признак того, что кто-то надавил на болевую точку.

В детском возрасте нам требуется одобрение всемогущих взрослых, которые о нас заботятся, и признаки этой потребности могут преследовать нас очень долгое время после того, как мы сами научимся заботиться о себе. В доме, где выросла Сара, любовь давалась и отбиралась в зависимости от поведения, и у девочки выработалась постоянная потребность в чьем-нибудь одобрении. Фрэнк использовал эту потребность, когда придерживал похвалу и любовь. Сара понимала, что не может все время его радовать, но полагала, что должна к этому стремиться.

Сара концентрировалась на одобрении Фрэнка. Мэри, пытавшаяся противостоять давлению мужа после того, как узнала, что он ей изменяет, обнаружила, что ее заботит другой вопрос: «Что подумают люди?»

В моей семье и среди ближайших мне людей разводиться не принято. Если это звучит старомодно – что же, так оно и есть. Я старомодная и горжусь этим. Мне неприятна мысль, что я не могу сохранить брак, и я боюсь того, что произойдет, если я решусь оставить Джея. Что подумают люди? Жизнь развалится по швам. Я огорчу своих родителей, его родителей, наших детей и священника. Они скажут, что мне не хватило смелости, чтобы бороться за свой брак.

Казалось, что на Мэри давили традиции семьи и местной общины, поэтому она была уверена, что у нее нет другого выбора, кроме как остаться с семьей. Она была убеждена, что нарушит свои принципы, если подаст на развод. Но по мере того как мы с ней работали, Мэри стала понимать: убеждения, которые она питала, были ей навязаны (идеи, которые она так яростно защищала, не являлись ее собственными), и ее определение хорошей семьи и хорошего брака стало гораздо шире и глубже, чем примитивная сентенция «нужно оставаться вместе, что бы ни случилось».

Мэри чувствовала, что это открытие освобождает ее, и тем не менее неохотно исследовала и обсуждала истинные убеждения, открытые в себе, потому что ей требовалось сохранить одобрение родственников, друзей и местной общины. Эта женщина, у которой была хорошая работа, которая воспитала двух прекрасных детей, вела домашние дела и активную религиозную и общественную жизнь, становилась беспомощным ребенком, когда представляла неодобрение близких ей людей. По мере того как мы приближались к корням ее жажды одобрения (этот процесс занял несколько недель), Мэри вспомнила эпизод, казавшийся ей «незначительным случаем», который произошел, когда она училась в средних классах.

Я всегда была прилежной ученицей, но однажды накануне каникул мой парень Дэнни, от которого я была без ума, сказал, что никто не заметит, если мы сбежим с последнего урока на пляж. Мы так и сделали, потом я об этом забыла. Но через пару дней отец спросил, не хочу ли я в чем-нибудь признаться. Когда я ответила, что мне не в чем признаваться, он сказал, что не может поверить, что дочь ему лжет, и спросил еще раз, не хочу ли я о чем-нибудь ему поведать.

Сердце у меня забилось, но я не могла ни в чем признаться, только молчала. Тогда отец очень спокойным тоном сказал, что звонили из школы и ему все известно. Я подвела его и семью, поэтому за ужином мне следует извиниться перед всеми, а к воскресной церковной школе подготовить выступление о том, почему так важно говорить правду:

Я чувствовала себя униженной. Сделала все, что он велел, но никогда не забуду того унижения и отчуждения, которые тогда испытала. Как будто меня заклеймили, и на протяжении нескольких недель все обращались со мной совсем по-другому. Это, наверное, первый и последний раз, когда я нарушила установленные правила.

Предпринятую с благими намерениями попытку показать Мэри последствия нарушения общепринятых правил в школе и семье она восприняла так:

Поддержка семьи и местной общины очень хрупка. Если я в чем-то вызову неудовольствие, то могу лишиться ее в любой момент. Я должна заслужить всеобщее одобрение.

Это не было намеренным или соответствующим случаю посланием, однако Мэри запомнила его, измеряя жизненный успех одобрением окружающих. Прежде чем обдумывать сопротивление давлению Джея, Мэри нужно забыть этот урок тридцатилетней давности, который не пошел ей на пользу. Этим она сможет изменить свою реакцию на неодобрение других людей.

Самые чувствительные люди, зависящие от одобрения, неохотно предпринимают любые действия в своих интересах, если это связано с риском заслужить презрение окружающих. Ив, например, не могла выносить сердитый взгляд продавца и соглашалась оплатить товары, которые собиралась вернуть, если человек за прилавком заставлял ее почувствовать себя виноватой. Она не могла смириться с неодобрением даже незнакомого человека.

Уклонение от гнева – миротворцы

Многие из нас живут, как если бы существовала 11-я заповедь: «Не прогневайся» – и 12-я: «Не прогневай ближнего своего». При первых признаках разногласий многие решают дело мирным путем, стремясь потушить пламя, которое может выйти из-под контроля и разгореться.

Желание миротворцев обеспечить спокойствие и рациональность в сложных ситуациях может оказаться проблематичным, когда появляется твердое убеждение, что нет ничего хуже драки. Это мешает им вступать в спор – даже с другом – из страха, что таким образом они могут разорвать отношения. В конце концов, говорят себе миротворцы, уступка – это всего лишь временная мера, направленная на достижение добрых целей.

Голос рассудка

У Лиз, борющейся с «карательным» шантажом своего мужа Майкла, мягкий голос, как у ведущей полуночных радиопередач, и безмятежные, спокойные манеры, по которым трудно догадаться, что она огорчена. Когда я заговорила об этом, Лиз рассмеялась.

О, это всего лишь маскировка. Когда я была ребенком, то, наблюдая за своими братьями и сестрами, заметила, что того, кто кричит в ответ на рассерженные замечания матери, бьют или наказывают, а того, кто молчит, не замечают. Тогда, наверное, я и поняла, что людей можно успокаивать, как успокаиваешь животных, когда гладишь их и разговариваешь с ними мягким голосом, никогда не показывая раздражения. В моих характеристиках с работы говорится: «невозмутимая» и «прекрасно переносит стресс», и я чувствую себя так, словно у меня талант разряжать обстановку. Мне это нравится. Благодаря этому качеству я совсем не боюсь гнева, потому что знаю, что могу с ним справиться и держать его под контролем.