Текст книги "Сон в красном тереме. Том 1"

Автор книги: Сюэцинь Цао

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 67 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

– Тише! – предупредила его Си-жэнь. – Не нужно, чтобы они слышали!

Она протянула руку, сняла с шеи Бао-юя яшму и, обращаясь к своим сестрам, сказала:

– Вот, поглядите! Уже давно вы толкуете, что это – редкая вещица, и выражаете сожаление, что ни разу не видели ее. Смотрите на нее сколько угодно. Если вам когда-нибудь придется видеть редкую вещь, знайте наперед, что она будет не лучше этой.

Она показала на яшму, а потом вновь повесила ее на шею Бао-юя. Затем попросила брата нанять крытую коляску почище и поприличнее и проводить Бао-юя домой.

– Я его провожу, – отозвался Хуа Цзы-фан, – пусть едет верхом. Ничего не случится.

– Я прошу нанять коляску не потому, что может что-то случиться, – возразила Си-жэнь, – а просто если кто-нибудь случайно встретится по пути.

Хуа Цзы-фан тотчас нанял коляску, и Бао-юй сел в нее. Остальным неудобно было удерживать его, и они вышли проводить гостя.

Си-жэнь дала Мин-яню немного фруктов и денег, чтобы он купил хлопушек, и при этом наказывала:

– Смотри, никому ничего не рассказывай, а то на себя же беду накличешь!

Си-жэнь подождала у ворот, пока Бао-юй опустил занавески в коляске и уехал.

Мин-янь и Хуа Цзы-фан, ведя на поводу лошадь Бао-юя, шли за коляской.

Когда добрались до улицы, где находился дворец Нинго, Мин-янь приказал остановить коляску и сказал Хуа Цзы-фану:

– Мы со вторым господином сначала проберемся в восточный дворец и потолкаемся там немного, и только оттуда сможем уйти в западный дворец, не вызывая подозрений.

Услышав это, Хуа Цзы-фан помог Бао-юю выйти из коляски, а сам пошел отвести на место его коня.

– Извини, что я тебя затрудняю, – сказал ему на прощание Бао-юй.

С этими словами он скрылся за воротами дворца Нинго. Но об этом мы рассказывать не будем.

После того как Бао-юй вышел из дому, служанки предпочли развлекаться, как кому вздумается. Одни сели играть в облавные шашки, другие – в кости, щелкая тыквенные семечки, от чего весь пол в комнате был усеян шелухой.

Неожиданно вошла мамка Ли, чтобы справиться о здоровье Бао-юя, но, узнав, что его нет дома, и увидев, что служанки всецело поглощены играми, она сказала:

– После того как я ушла отсюда и стала редко приходить, вы еще больше распустились, и другие мамки не осмеливаются вам слово сказать. Это вам потакает Бао-юй, который, как фонарь на длинном шесте, светит для других, а себя осветить не может; ему кажется, что все люди грязные, а он один чист! Ведь вы находитесь в его комнате, а насорили и перевернули все вверх дном!

Служанки знали, что Бао-юй не станет к ним придираться, да и мамка Ли уже не имеет права распоряжаться ими, а поэтому они не обращали на нее внимания.

Мамка Ли между тем продолжала выспрашивать:

– Как сегодня спал Бао-юй? Как ел?

Служанки отвечали ей разными глупостями, а некоторые из них недовольно ворчали:

– Ну и надоедливая старуха!

– В той чашке сладкое молоко, – не унималась мамка Ли, – почему вы не даете его мне?

Не получив ответа, мамка Ли взяла чашку и хотела пить.

– Эй, эй, не трогай! – крикнула одна из служанок. – Это оставлено для Си-жэнь, и если Бао-юй узнает, что кто-то выпил, он будет сердиться! А уж если взяла, сама ему и признавайся, мы за тебя отвечать не хотим!

Мамка Ли сначала смутилась, но потом рассердилась:

– Я не верю, чтобы он был настолько мелочным! Стоит ли рассуждать о какой-то чашке молока! Даже если бы здесь было что-нибудь подороже, и то я заслужила! Неужели Си-жэнь для него значит больше, чем я? Неужто он не помнит, кто его выкормил? Он вырос на моем молоке, в которое превращалась моя кровь, неужели он станет злиться из-за чашки коровьего молока? Нарочно выпью, посмотрим, что он сделает! Вы носитесь с Си-жэнь как невесть с чем, а ведь я эту дрянную девчонку воспитала! Подумаешь, фря какая!

Она рассердилась не на шутку и выпила все молоко. Тогда другая служанка с улыбкой сказала ей:

– Эти девчонки не умеют разговаривать со старшими, и неудивительно, что вы вышли из себя. Да разве Бао-юй может рассердиться из-за чашки молока? Он сам еще пришлет вам угощений!

– А ты не будь лисой! – обрушилась на нее мамка Ли. – Думаешь, я не знаю, как в прошлый раз из-за чашки чая выгнали Цянь-сюэ! Если я провинюсь, сама и отвечу!

С этими словами она, возмущенная, вышла.

Вскоре возвратился Бао-юй и приказал людям пойти встретить Си-жэнь. Неожиданно он заметил Цин-вэнь, неподвижно лежавшую на кровати.

– Заболела? – спросил Бао-юй. – Или проигралась?

– Она сначала выиграла, но потом пришла старая мамка Ли, все перепутала нам – вот она и проигралась, – объяснила за нее Цю-вэнь, – и теперь от злости легла спать.

– А вы близко к сердцу не принимайте, – улыбнулся Бао-юй, – пусть она делает что хочет.

В это время пришла Си-жэнь, и они поздоровались друг с другом. Си-жэнь спросила у Бао-юя, где он обедал, когда вернулся домой, а также от имени своей матери и сестер передала привет подругам. Затем она переоделась и сняла с себя украшения. Бао-юй приказал подать ей сладкое молоко.

– Няня Ли его выпила, – доложили ему служанки.

Бао-юй хотел что-то сказать, но тут поспешила вмешаться Си-жэнь.

– Так вот что ты для меня оставил! – воскликнула она. – Спасибо большое за заботу! Я это сладкое молоко очень любила и недавно столько выпила, что желудок расстроился. Полегчало только тогда, когда меня стошнило. И хорошо, что она выпила – не пропадать же ему зря. Мне бы хотелось сушеных каштанов. Может быть, ты очистишь? А я постелю тебе на кане.

Бао-юй принял ее слова за чистую монету, сразу забыл о молоке и, присев возле лампы, принялся чистить каштаны. Заметив, что служанки вышли из комнаты, он с улыбкой обратился к Си-жэнь:

– Кто это такая была у вас в красном платье?

– Моя двоюродная сестра, – ответила Си-жэнь.

Бао-юй восхищенно поглядел на нее и вздохнул.

– Ты чего вздыхаешь? – удивилась Си-жэнь. – А впрочем, понимаю: ты считаешь, что она недостойна так наряжаться!

– Вовсе нет! – засмеялся Бао-юй. – Если такая девушка недостойна, так кто же тогда достоин? Она такая миленькая, что я подумал, как хорошо было бы взять ее в наш дом.

– Пусть уж одной мне суждено быть рабыней, – холодно усмехнулась Си-жэнь, – неужели и все мои родственницы должны быть рабынями? Видимо, у вас в доме хотят держать только хороших и красивых служанок!

– Какая ты подозрительная! – заметил ей Бао-юй. – Неужели ты думаешь, что прийти в наш дом – значит непременно стать рабыней. Разве она не могла бы жить у нас как родственница?

– Ну нет, этого она недостойна! – бросила Си-жэнь.

Бао-юй не пожелал больше с ней спорить и молча продолжал чистить каштаны.

– Что же ты замолчал? – улыбнулась Си-жэнь. – Может быть, я тебя обидела своими словами? В таком случае наберись духу и купи ее за несколько лян серебра.

– Что я могу на это ответить? – произнес Бао-юй. – Восхищаясь ее красотой, я всего-навсего хотел сказать, что только такие, как она, достойны жить в роскошных домах и огромных дворцах, а грязным тварям, как мы, здесь не место.

– Такого счастья, правда, ей не выпало, – заметила Си-жэнь, – но мои тетушка и дядюшка любят ее, как сокровище, и с детства избаловали. Ей уже семнадцать лет, все приданое для нее готово, и на будущий год она выйдет замуж.

Услышав слова «выйдет замуж», Бао-юй невольно два раза ахнул. Ему сразу стало не по себе, но тут он снова услышал слова Си-жэнь:

– В течение нескольких лет я почти не виделась со своими сестрами, а сейчас, когда я собираюсь возвратиться домой, я их уже не застану.

Уловив в ее словах скрытый намек, Бао-юй взволновался, бросил каштаны и спросил:

– Ты хочешь уйти? Почему?

– Я слышала, как моя мама советовалась со старшим братом, – ответила Си-жэнь. – Они велели мне потерпеть еще годик, а потом приедут и выкупят меня.

Бао-юй еще больше взволновался и поспешно спросил:

– Зачем они хотят выкупить тебя?

– Странные слова! – воскликнула Си-жэнь. – Не приравнивать же себя к тем, кто родился у вас в доме![81]81
  По обычаю, существовавшему в старом Китае, дети слуг, родившиеся в доме, где служили их родители, пожизненно считались собственностью хозяев.


[Закрыть] Ведь вся наша семья живет в другом месте, и только я одна нахожусь здесь. Какой же может быть иной выход?

– Я тебя не отпущу! – решительно заявил Бао-юй. – И ты ничего не сможешь поделать!

– Нет таких законов! – возразила Си-жэнь. – Даже в императорском дворце есть твердо установленные правила: девушек-служанок всегда отпускают через столько лет, на сколько их берут. Если уж там нет обычая оставлять служанок у себя пожизненно, то в вашей семье и подавно ничего подобного быть не может!

Бао-юй задумался. Си-жэнь рассуждала вполне разумно, и ему нечего было возразить.

– А если старая госпожа не отпустит? – спросил он наконец.

– Почему? – удивилась Си-жэнь. – Если бы я действительно заслуживала уважения, пришлась по сердцу старой госпоже и твоей матушке, они не захотели бы меня отпустить и заплатили бы нашей семье еще несколько лян серебра, тогда бы я осталась. Такие случаи бывают. Но я самый заурядный человек, и многие значительно лучше меня. С самого детства я служила старой госпоже, потом несколько лет прислуживала старшей барышне Ши Сян-юнь, сейчас прислуживаю тебе. И если родные хотят меня выкупить, вам, пожалуй, следовало бы отпустить меня и даже не требовать никакого вознаграждения. Заявлять о том, что я тебе хорошо служила, и только поэтому не отпускать меня – вовсе глупо. Хорошо служить я обязана, в этом нет никакой заслуги. Да и не может случиться, что, если я уйду, у тебя не останется ни одной хорошей служанки.

Понимая, что у нее есть все основания для ухода и никаким образом нельзя удержать ее, Бао-юй еще больше переполошился:

– И все же я от всей души хочу, чтобы ты осталась здесь, и вовсе не нужно, чтобы бабушка разговаривала с твоей матерью! Мы дадим твоей матери побольше денег, и ей неудобно будет взять тебя от нас.

– Конечно, моя мама не сможет взять меня силой! – согласилась Си-жэнь. – Нечего и говорить, что с ней все можно уладить. Если вы дадите ей денег, ей тем более неудобно будет заводить речь о моем уходе. Даже в том случае, если вы не дадите ей ни копейки, а просто удержите меня здесь, она тоже не осмелится вам перечить. Но в вашей семье подобных случаев никогда не было! Нельзя же живого человека уподоблять вещи, которую можно купить, щедро заплатив продавцу. Оставлять меня здесь без всяких оснований – для тебя нет никакой выгоды, ты только разлучишь меня с родными. Разве твоя бабушка и матушка согласятся на такое дело?

Бао-юй опять немного подумал, а затем произнес:

– Судя по твоим разговорам, ты определенно решила уйти?

– Определенно, – подтвердила Си-жэнь.

Бао-юй снова глубоко задумался: «Кто мог предположить, что такая девушка окажется бесчувственной и забудет о долге?»

– Что ж! – со вздохом произнес он. – Если бы я раньше знал, что ты уйдешь, я бы не добивался тебя! Оставляешь ты меня сиротой!

С этими словами он, расстроенный, лег на кровать.

А дело все в том, что Си-жэнь, находясь дома, услышала, как мать и старший брат разговаривали о том, что собираются ее выкупить. Но она решительно заявила, что до самой своей смерти не вернется домой. И после этого она сказала:

– Когда у вас нечего было есть и оставалась только я, за которую можно было получить несколько лян серебра, вы меня продали. Иначе вы, наверное, умерли бы с голоду. Но вам посчастливилось, и я попала в такое место, где ем, как хозяева, никто не бьет и не ругает меня. Благодаря этому вы сумели привести в порядок хозяйство и восстановить состояние, несмотря на то что умер отец. Но если у вас опять появятся затруднения и, выкупив меня, вы захотите снова продать, чтобы получить деньги, – это будет невозможно. Зачем вам выкупать меня? Считайте, что я умерла, и пусть у вас больше не появляется мысль о выкупе.

Она всплакнула.

Когда мать и брат убедились, что Си-жэнь твердо стоит на своем, они отказались от мысли взять ее домой. Да и по договору она была продана навечно, и только потому, что господа Цзя были добрыми людьми и, пожалуй, не стали бы настаивать на уплате выкупа, мать и брат Си-жэнь намеревались обратиться к ним с такой просьбой. К тому же во дворце Жунго никогда не притесняли служанок, и девушки, прислуживавшие в комнатах старших и младших господ, находились в большем почете, чем дочери в бедных семьях. И вот, подумав обо всем этом, мать и старший брат Си-жэнь выбросили из головы мысль о выкупе девушки.

Кроме того, когда приехал Бао-юй и они воочию убедились, как Си-жэнь и Бао-юй относятся друг к другу, они совсем перестали беспокоиться и почувствовали себя так, словно с души у них свалился тяжелый камень; теперь у них появились честолюбивые мечты.

Между тем Си-жэнь уже с самого детства замечала, что у Бао-юя какой-то удивительный характер и капризы его не похожи на те, которые бывают у других детей, а помимо этого, у него есть еще несколько причуд. В последнее время Бао-юй, пользуясь любовью бабушки и полагаясь на то, что отец с матерью не могут ничего с ним поделать, совсем распустился. Он и слушать не хотел, когда его пытались убедить в чем-нибудь. И вот сейчас Си-жэнь, воспользовавшись разговорами о выкупе, решила испытать Бао-юя, чтобы потом сделать ему внушение. Но когда Бао-юй расстроился, она сама пала духом.

Надо сказать, что Си-жэнь вовсе не собиралась есть каштаны, но она опасалась, как бы из-за молока не возникла такая же история, как с Цянь-сюэ из-за чая, и воспользовалась этим предлогом, чтобы отвлечь Бао-юя. Она приказала служанкам убрать каштаны, а сама пошла посмотреть, что делает Бао-юй. Заметив на его лице следы слез, Си-жэнь улыбнулась:

– Почему ты так опечален? Если не хочешь, я не уйду!

Бао-юй сразу оживился:

– Неужели ты не понимаешь, как мне хочется, чтобы ты была со мной? Я даже не могу этого выразить словами!

– Конечно, мы хорошо относимся друг к другу! – с улыбкой согласилась Си-жэнь. – Но если ты действительно хочешь оставить меня здесь, одного желания для этого недостаточно. Я поставлю тебе три условия, и если ты выполнишь их, я буду знать, что ты хочешь, чтоб я была с тобой, и я от тебя не уйду, даже если бы мне приставили нож к горлу!

– Скорее говори, какие условия! – воскликнул Бао-юй. – Я повинуюсь тебе во всем. Дорогая моя, милая сестрица – не только три, даже триста твоих условий я с удовольствием выполню. Но только прошу тебя, присматривай за мной до тех пор, пока я в один прекрасный день не превращусь в прах! Нет! Прах – плохо, он все равно имеет форму и наделен сознанием. Пусть лучше я превращусь в легкий дымок, который рассеется при первом ветерке. Ты перестанешь видеть меня, а я больше не увижу тебя! Тогда можешь уходить, куда тебе заблагорассудится!

Си-жэнь торопливо зажала ему рот рукой и сказала:

– Дорогой мой! Я все это говорила для того, чтобы удержать тебя от глупых разговоров! А ты начал плести еще бо́льшую чепуху!

– Никогда больше не буду! – пообещал Бао-юй.

– Вот в этом и состоит мое первое условие! – заключила Си-жэнь.

– Исправлюсь, исправлюсь! – замахал руками Бао-юй. – А если опять начну говорить глупости, заткни мне рот. Что еще?

Си-жэнь продолжала:

– Мне все равно: любишь ты учиться или только притворяешься, но никогда не говори глупостей отцу и чужим людям, ибо ты только вызовешь гнев отца, а люди скажут, что ты глуп. Ведь твой отец думает: «У нас из поколения в поколение все учились, и только сын мой не учится, да еще вдобавок за спиной моей говорит всякие глупости!» От одного этого он уже сердится. А ведь ты всякому, кто старательно занимается, сразу даешь прозвище «книжный червь» и еще говоришь: «Кроме „Минминдэ“[82]82
  «Минминдэ» – название книги, излагающей основы практической философии и правила, которых должен придерживаться каждый в процессе самоусовершенствования.


[Закрыть], нет стоящих книг, все остальное выдумали наши предки». Как же ты можешь не сердить этим отца? И как может не возникнуть у него желание хорошенько поколотить тебя?

– Молчи! – с улыбкой прервал ее Бао-юй. – Это я по малолетству говорил глупости, и ничего подобного больше не будет. Что еще?

– Не клевещи на буддийских и даосских монахов, – продолжала Си-жэнь. – Не заигрывай с девушками, не слизывай помаду с их губ и не предавайся другим мирским порокам!

– Ладно, исправлюсь! – вскричал Бао-юй. – Есть еще? Говори скорее!

– Больше ничего, – ответила Си-жэнь. – Только будь сдержаннее и не распускай себя! Если ты мои условия выполнишь, пусть мне подадут паланкин хоть с восемью носильщиками, все равно меня не смогут унести отсюда.

– Ну, это чересчур! – воскликнул Бао-юй. – Неужели ты думаешь, что для тебя не найдется паланкина с восемью носильщиками?

– Удивляться нечему! – усмехнулась Си-жэнь. – Даже если бы мне и выпало такое счастье, все равно занимать незаконно чужое место неинтересно!

Их разговор прервала вошедшая Цю-вэнь:

– Уже пробило третью стражу, пора спать. Только что старая госпожа присылала человека справиться, спит ли Бао-юй. Я ответила, что спит.

Бао-юй велел подать часы и действительно убедился, что стрелки показывают почти полночь. Тогда он прополоскал рот, разделся и лег спать.

На следующее утро Си-жэнь встала рано и почувствовала, что ее всю ломает, голова болит, глаза припухли, а тело словно в огне. Сначала она бодрилась, но потом не выдержала и легла на кан.

Бао-юй сообщил об этом матушке Цзя, и та распорядилась немедленно позвать лекаря. Он осмотрел больную и заявил:

– Всего-навсего простуда. Выпьет лекарства, полежит немного, и все пройдет.

Когда рецепт был выписан, Бао-юй приказал приготовить лекарство, и Си-жэнь приняла его. Бао-юй велел накрыть ее потеплее, чтобы она хорошенько пропотела, а сам отправился навестить Дай-юй.

Дай-юй отдыхала после обеда, а ее служанки занимались, кому чем заблагорассудится. В доме было тихо.

Бао-юй отодвинул шелковую занавеску на дверях и вошел. Увидев Дай-юй, он стал тормошить ее:

– Дорогая сестрица, ты только что поела и уже спать!

Дай-юй проснулась. Увидев возле себя Бао-юя, она сказала:

– Пошел бы лучше прогулялся! Я всю ночь не спала и чувствую себя совсем разбитой от усталости.

– Усталость – пустяки, – возразил Бао-юй, – а вот спать после еды вредно! Я немного развлеку тебя, тогда дремота сразу пройдет.

Дай-юй закрыла глаза и ответила:

– Я вовсе не дремлю, просто хочу немного отдохнуть. А ты погуляй!

Бао-юй снова стал тормошить ее:

– Куда же мне идти? С другими мне скучно.

– Если тебе уж так захотелось побыть здесь, сиди смирно, – хихикнула Дай-юй, – давай поговорим!

– Я тоже прилягу, – заявил Бао-юй.

– Ну что ж, ложись!

– Нет подушки, – сказал Бао-юй. – Ляжем на одной!

– Не говори глупостей! – недовольно произнесла Дай-юй. – Разве в соседней комнате нет подушек?! Принеси себе и ложись!

Бао-юй вышел в переднюю, посмотрел и возвратился обратно.

– Таких подушек мне не надо, – заявил он. – Может быть, на них спали какие-нибудь грязные старухи!

Дай-юй даже вытаращила глаза, приподнялась и сказала:

– Поистине, ты «злая звезда» моей судьбы! Ладно уж, возьми эту!

Она бросила Бао-юю свою подушку, а сама встала и принесла другую. Они легли рядом, лицом друг к другу.

Дай-юй взглянула на него и заметила на правой щеке кроваво-красное пятнышко величиною с горошину и приняла его за ссадину. Она пододвинулась поближе, посмотрела внимательно еще раз и, ощупав пятнышко рукой, полюбопытствовала:

– Кто это тебя так разукрасил ногтем?

Бао-юй смущенно отвернулся, стараясь спрятать щеку, и сказал:

– Никто меня не разукрашивал. Это я недавно помогал девочкам готовить румяна, и, наверное, одна капля попала мне на лицо.

Он стал искать платок, чтобы вытереться. Однако Дай-юй опередила его и вытерла ему щеку своим платочком.

– Хорошими же делами ты занимаешься! – проговорила она, прищелкнув языком. – То, что занимаешься, еще ладно, но зачем выставлять это напоказ? Не заметит твой отец – заметят другие и начнут сочинять всякие небылицы и сплетничать. А сплетни могут дойти до ушей отца, и опять нам всем придется за тебя беспокоиться.

Бао-юй совершенно не слушал того, что говорила Дай-юй: его внимание привлек какой-то удивительный таинственный аромат, исходивший из рукава платья Дай-юй и вызывавший опьянение и истому.

Бао-юй потянул Дай-юй за рукав, намереваясь заглянуть, не спрятано ли там что-нибудь.

– Да кто же в такое время года станет носить при себе благовония? – улыбнулась Дай-юй.

– В таком случае откуда этот аромат? – спросил удивленный Бао-юй.

– Не знаю. Может быть, этим ароматом пропиталось платье, пока висело в шкафу.

Бао-юй недоверчиво покачал головой.

– Пожалуй, нет. Уж очень удивительный запах, он вовсе не похож на запах ароматных лепешек, благовонных шариков и мускусных мешочков.

– Может быть, ты думаешь, что какой-нибудь архат[83]83
  Архат – буддийский святой.


[Закрыть] или праведник подарил мне чудесное благовоние? – с язвительной усмешкой заметила Дай-юй. – Но даже если б я достала чудесное благовоние, все равно у меня нет родных братьев, которые добыли бы мне бутоны цветов, росу, иней и снег, чтобы его приготовить. Я располагаю лишь самыми обычными благовониями!

– Стоит мне сказать слово, ты в ответ целый короб! – улыбнулся Бао-юй. – Если тебя не проучить, ты и меры знать не будешь. Но больше я тебя щадить не стану!

Он поднялся, в шутку поплевал на руки, схватил Дай-юй под мышки и начал щекотать. Дай-юй не выносила щекотки и от смеха не могла перевести дыхания.

– Бао-юй! – кричала она. – Не балуйся, а то я рассержусь!

– А будешь еще говорить такое? – с улыбкой спросил Бао-юй, отпуская ее.

– Не буду! – пообещала Дай-юй и принялась поправлять волосы.

– Значит, у меня есть «чудесный аромат», а у тебя «теплый аромат»? – не выдержав, снова начала она.

Бао-юй ничего не понял и с недоумением спросил:

– Что это за «теплый аромат»?

– Ну и глуп же ты! – вздохнула Дай-юй и укоризненно покачала головой. – Ведь у тебя есть яшма, и подходящей парой для тебя может быть лишь тот, кто обладает золотом. В таком случае может ли быть тебе парой тот, у кого есть «холодный аромат», если у тебя нет «теплого аромата»?

Как только Бао-юй услышал это, он засмеялся:

– Ты только что просила прощения, а начинаешь опять язвить!

И он снова протянул руки с намерением схватить Дай-юй.

– Дорогой брат, я больше не буду! – взмолилась Дай-юй.

– Ладно, – ответил Бао-юй, – только сначала дай понюхать твой рукав.

Бао-юй схватил ее руки и стал нюхать.

– Тебе уже пора! – вдруг заявила Дай-юй и торопливо отдернула руку.

– Я и сам хотел бы уйти, да не могу, – проговорил Бао-юй. – Давай лучше еще немного полежим.

Он снова лег. Дай-юй легла рядом и закрыла лицо платочком. Бао-юй рассказал ей подряд несколько выдуманных историй, но Дай-юй словно ничего не слышала.

Тогда Бао-юй принялся расспрашивать ее, сколько ей было лет, когда она приехала в столицу, какие живописные пейзажи ей приходилось видеть дорогой, какие памятники старины имеются в Янчжоу, каковы обычаи у тамошнего населения. Дай-юй не отвечала. Бао-юй испуганно подумал: «Если она уснет, непременно заболеет», – поэтому он громко окликнул ее:

– Ай-я-я! Я слышал недавно, что у вас в Янчжоу в ямыне произошла удивительная история. Ты знаешь о ней?

Серьезный тон Бао-юя и строгое выражение его лица ввели Дай-юй в заблуждение, она решила, что Бао-юй собирается рассказать ей о чем-то серьезном, и поэтому спросила:

– Какая история?

Услышав, что она заговорила, Бао-юй подавил улыбку и начал плести все, что приходило ему в голову:

– В Янчжоу есть гора, которая называется Дай, а в этой горе – пещера, называющаяся Линь.

– Ты уж не ври! – рассмеялась Дай-юй. – О такой горе я никогда не слышала!

– Ведь в Поднебесной много рек и гор – откуда ты можешь знать все? – возразил Бао-юй. – Погоди, я договорю до конца, тогда высказывай свои замечания.

– Продолжай, – махнула рукой Дай-юй.

Бао-юй снова начал выдумывать:

– В пещере Линь жили оборотни крыс. Однажды, в седьмой день последнего месяца года, царь крыс поднялся на трон и стал держать совет. «Завтра восьмое число[84]84
  Восьмое число празднуется в двенадцатом месяце в связи с завершением дел текущего года. В этот день совершается обряд очищения от накопившихся за год грехов.


[Закрыть], – сказал он, – и все варят рис к празднику. В наших пещерах не хватает фруктов, и мы должны, воспользовавшись случаем, натаскать их». С этими словами царь крыс вытащил властную стрелу[85]85
  Властная стрела – стрела, вручаемая полководцу как знак полномочий.


[Закрыть] и послал одного способного крысенка на разведку. Вскоре крысенок возвратился и доложил: «Я побывал везде и увидел, что больше всего фруктов и зерна собрано в храме, который находится у подножия горы». Царь крыс спросил у него: «Сколько там сортов фруктов? И сколько сортов зерна?» – «Риса и бобов там собраны полные амбары, – отвечал крысенок. – А фрукты и овощи пяти сортов – красные финики, каштаны, земляной орех, водяной орех и ароматный батат». Царь крыс обрадовался, снова вынул властную стрелу и спросил: «Кто пойдет воровать рис?» Тотчас же вызвалась одна из крыс. «Кто пойдет воровать бобы?» – снова спросил царь, вытаскивая еще одну стрелу. Вызвалась другая крыса. Дальше получили приказания остальные. Оставался лишь ароматный батат. Царь крыс вытащил новую стрелу и спросил: «Ну а кто пойдет красть ароматный батат?» И тут же увидел, как вперед выбежал маленький тощий крысенок: «Я пойду».

Царь и все остальные крысы опасались, что он неопытен, труслив и слаб, и не хотели отпускать его. Но крысенок сказал: «Пусть я молод и слаб телом, зато владею могущественными заклинаниями, на язык остер и находчивости у меня достаточно. Я могу украсть лучше, чем все другие!»

«Неужели ты искуснее их?» – с недоверием спрашивали крысы. «А я не буду красть так, как они, – заявил крысенок. – Стоит мне встряхнуться, как я превращусь в клубень батата и подкачусь к куче батата так, что люди меня не заметят. Потом я начну постепенно перетаскивать батат, пока не перетаскаю всю кучу. Разве это не лучше, чем воровать или брать силой?»

Услышав это, крысы сказали: «Все это хорошо, но как ты сможешь превратиться в батат? Покажи нам сначала, а мы посмотрим». Крысенок засмеялся: «Это очень просто, смотрите». Он встряхнулся и тут же превратился в прелестную маленькую барышню. Крысы зашумели: «Нет, не годится! Ведь ты обещал, что превратишься в батат, почему же ты стал барышней?»

Крысенок снова встряхнулся, принял прежний вид и сказал:

«Оказывается, вы неопытны! Только и знаете «ароматный батат». Вам и невдомек, что настоящая ароматная яшма[86]86
  Ароматная яшма – игра слов. «Ароматная яшма» и «ароматный батат» звучат одинаково – «сян-юй», В данном случае намек на Дай-юй, в состав имени которой входит слово «яшма» («юй»).


[Закрыть] – это дочь сборщика соляного налога господина Линя!»

При этих словах Дай-юй повернулась и привстала.

– Ох и задам же я тебе, болтуну! – воскликнула она. – Ты надо мной смеешься!

Дай-юй надулась, и Бао-юй стал просить у нее прощения.

– Милая сестрица, извини меня! Я больше не буду! Чудесный аромат, который исходил от тебя, напомнил мне это древнее предание.

– Посмеялся надо мной, а теперь уверяешь, что это древнее предание! – возмутилась Дай-юй.

Не успела она произнести эти слова, как на пороге появилась Бао-чай и со смехом спросила:

– Кто это здесь рассказывает древние предания?

– Погляди сама! – ответила Дай-юй. – Кто же может быть другой? Он просто надо мной поиздевался, а ссылается на древние предания!

– Ах, так это брат Бао-юй! – воскликнула Бао-чай. – Тому, что он знает древние предания, я не удивляюсь! Жаль только, что, когда этими преданиями необходимо воспользоваться, они вылетают у него из головы. Позавчера ему нужно было вспомнить стихотворение «Листья банана», которое известно каждому. Но он так и не вспомнил. Он даже вспотел, хотя остальные дрожали от холода. Значит, сейчас у него вновь появилась память!

– Амитофо! – воскликнула Дай-юй. – Спасибо, сестрица! Ты всегда находишь, чем ему ответить! И ответы у тебя меткие.

Неожиданно в комнате Бао-юя послышался какой-то шум. Кто хочет знать, что там произошло, пусть прочтет следующую главу.