Текст книги "Убийца"

Автор книги: Сью Графтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Это очень возможно.

– Барбара Даггетт не будет возражать?

– Не вижу причин для этого,– сказала я.– Думаю, она чувствует себя такой же виноватой, как и ее отец, она ведь предлагала помощь.

– Когда я приду домой, посмотрю, как он себя чувствует,– сказала она и взглянула на часы.– Мне пора идти.

– Позвольте мне дать вам чек.– Я вытащила из нижнего ящика сумку, достала чек и передала ей его через стол. Так же, как и ее муж в предыдущий вечер, она разгладила складки и пристально его рассмотрела, как будто это могла быть какая-то нелепая подделка. Затем она его снова сложила, опустила в сумку и поднялась. Мы с ней так и не притронулись к своему кофе.

Я сказала ей о времени и месте службы и проводила ее до дверей. После ее ухода, я села снова за стол, еще раз обдумывая то, что она сказала. В какой-то момент мне захотелось повидать Тони Гаэна и узнать у него, сможет ли он подтвердить ее присутствие в доме в ночь убийства Даггетта. Трудно было представить ее убийцей, но меня так много раз обманывали.

ГЛАВА 17

Похороны Джона Даггетта проходили на кладбище, прилегавшем к мрачной, ничем не примечательной церквушке. Она представляла собой одноэтажное, покрытое желтой штукатуркой здание, лишенное каких-либо лепных украшений или орнамента, расположенное в стороне от дороги. Нечто вроде маленького храма, легко просматривавшегося сквозь кусты и заметного всем проезжающим мимо. Я приехала поздно. Слишком много времени заняли бесконечные неурядицы в магазине автомобильных стекол. Машина была готова только к двум часам дня. К счастью, новое стекло легко открывалось и закрывалось. Моросящий дождь грозил обернуться ливнем, оставалось только радоваться надежному укрытию в машине.

Когда я добралась до автомобильной стоянки позади церкви, там припарковалось уже с полсотни машин, хотя место было рассчитано не более, чем для тридцати пяти. Некоторые упирались носами в дверцы соседних машин, другие облепили забор, огораживавший стоянку. Свободных мест в этом столпотворении не оказалось, пришлось проехать дальше, в конец длинной вереницы автомобилей и пешком возвратиться назад. Уже была слышна мелодия электрического органа, по стилю более подходившая для атмосферы катка, чем для встречи с Богом. Удивляло и озадачивало, что исполнителя обряда называли пастором, вместо общеупотребительного «священник». Было это случайно, или с особым смыслом? Пастор Говард Боуэн. Название церкви тоже было каким-то странным, оно состояло из длинной цепочки слов. А собравшиеся напоминали группу религиозных фанатиков – из тех, что ходят по домам и раздают свои воззвания. Оставалось только надеяться, что их ажиотаж пока еще не достиг крайней точки.

На передних низких ступенях стоял сам мистер Шаронсон из «Уинингтон-Блейк». Он передал мне размноженную программу с нарисованной от руки лилией на первой странице, сопроводив это действие многозначительным взглядом. Шаронсон всем своим видом показывал, что духовная сторона этой церемонии второстепенна, для церкви это просто способ заработать деньги.

Я поднялась по ступенькам. Привратник открыл мне дверь, сдернув с кола длинную металлическую цепь. Собравшиеся встали для отпевания. Оставив мне место в последнем ряду среди других опоздавших. Стоявшая слева женщина предложила воспользоваться ее листком песнопений, и я бегло скользнула взглядом по странице, на которой повторялись четыре куплета о грехе и добродетели.

Мне пришлось произвести несколько звуков в надежде, что они сольются с общим хором и останутся незамеченными. Состав присутствовавших не внушал мне доверия, кроме того, я пела не слишком хорошо и боялась быть разоблаченной и в том, и в другом.

В первых рядах маячила белокурая головка Барбары Даггетт. Больше знакомых не наблюдалось. Все сели, шурша одеждами и скрипя ножками рассохшихся стульев. Пока пастор Боуэн, одетый в черное по случаю похорон, распространялся о никчемности существования, я рассматривала покрытый виниловой плиткой пол, изучала ряды витражей, изображавших загробные мучения в таких ужасных видах, что я невольно поежилась. Все здесь настраивало на покаяние.

Перед алтарем стоял гроб Даггетта. Он напоминал один из тех ящиков, которыми пользуются фокусники для распиливания человека пополам. Я взглянула в программу. К тому времени церемония уже одолела первую молитву, справилась с обращением к Господу, оставив без внимания один из гимнов, и вошла в стадию рассуждений об искушениях смертных, напомнив мне о многочисленных случаях, когда я не смогла устоять перед соблазнами. Все это было очень занимательно и даже развлекательно.

Пастору Боуэну, лысому, невысокому человеку с напряженным круглым лицом, было лет шестьдесят. Казалось, что вставная челюсть мешала ему дышать. Теперь он читал отрывок из второзакония: «Господь покроет тебя болезненными, незаживающими ранами с головы до пят…» – доносились до меня совершенно бессмысленные слова, не позволяя, однако, заснуть. Впрочем, какие еще слова мог найти пастор в отношении Джона Даггетта, много нагрешившего и мало раскаявшегося. А пастор тем временем продолжал: «Он дает тебе взаймы, а не ты ему, он – голова, а ты – хвост». Абстрактная молитва, которая годится на все случаи.

Служба подходила к концу, когда я почувствовала на себе чей-то взгляд. Двумя рядами ниже стояла Мэрилин Смит в сопровождении мужчины. Очевидно, это был ее муж, Уэйн. Мэрилин была во всем красном. Казалось, сейчас она вскочит и начнет танцевать на крышке гроба. Присутствующие достигли наивысшего состояния духовности, богопочитания, и были готовы рвать на себе одежду. Да простит меня Бог, но у меня было другое настроение. Моя душа рвалась на воздух.

Стоявшая рядом женщина начала кланяться, закатив глаза и время от времени вскрикивая: «Слава тебе, Господи!» Я никак не относила себя к фанатичным приверженцам православия, поэтому начала пробираться к выходу, столкнувшись там с Билли Поло и его сестрой Корал. Билли отвел меня в сторону, так как служба подошла к концу, и люди начали толпиться у двери. Эсси Даггетт причитала, но чувствовала себя на высоте положения, как тренер футбольной команды после крупной победы. Барбара Даггетт и Юджин Никерсон находились по обе стороны от нее, готовые поддержать Эсси, как только это понадобится. Остальные оплакивающие по очереди подходили к Эсси, похлопывали ее, обнимали, поглаживали, как будто в ее горе они черпали жизненные силы. Последней вышла из церкви шестерка мужчин, которые должны были нести гроб. Вместо этого они толкали его впереди себя на тележке. Каждому из них было не менее шестидесяти пяти лет, и «Уинингтон-Блейк», наверное, побаивался, как бы кого-нибудь из них не хватил удар во время процессии, и они не растянулись бы вместе со своим грузом прямо между церковными рядами. Вероятно, по этой причине и была предусмотрена тележка. Гроб словно бы сам собою перемещался между рядами. Сопровождавшие пытались поддерживать скорбное выражение, что давалось им с некоторым трудом, хотя они старательно контролировали себя.

На мгновение я заметила Тони Гаэна, но он снова исчез, прежде чем мне удалось поговорить с ним. Подали катафалк, процессия медленным шагом направилась к нему вместе с гробом. За катафалком стоял автомобиль, на его заднее сиденье усадили Эсси. На ней был черный костюм, черная соломенная шляпа с широкими полями и опущенной вуалью. Она смахивала на пчеловода, ужаленного Святым Духом. На Барбаре Даггетт был пепельно-серый костюм и черные туфли-лодочки. Пара разноцветных глаз на бледном лице, казалось, излучала электричество. Дождь усиливался, и мистер Шаронсон раскрыл большие черные зонты, чтобы люди не вымокли по дороге от крыльца до автостоянки.

Машины начали двигаться одновременно, с урчанием выхлопных труб, шуршанием гальки под колесами, пока не выехали на основную дорогу и не выстроились в длинную процессию по направлению к кладбищу, расположенному милях в двух от церкви. Там мы снова припарковали машины, хлопая дверями и выходя на мокрую траву. Это было новое кладбище с редкими деревцами – широкое поле, на котором росли только сорняки. Могильные камни, квадратные и низкие, не были украшены ни каменными ангелами, ни какими-либо другими гранитными излишествами. Территория содержалась в относительном порядке и была покрыта сетью асфальтовых дорожек, вьющихся между могильными участками, заблаговременно приготовленными для новых покойников. Удивляло, что кладбище, как и площадки для гольфа, создавались специалистами с минимальным эстетическим эффектом. Кладбище напоминало низкопробный деревенский клуб с умеренной вступительной платой для вновь появившегося покойника. Богатые и уважаемые были захоронены в другом месте, куда не сочли возможным принять Джона Даггетта.

«Уинингтон-Блейк» соорудил один навес над самой могилой и рядом с ней еще один, в два раза больший, разместив под ним складные стулья. Казалось, никто не знал, кого еще надо ждать, куда идти, поэтому образовалась толчея. Эсси и Барбару Даггетт проводили под большой навес, предоставив им первый ряд стульев, соединенных по четыре между собой. Ножки постепенно вдавливались в размокшую от дождя землю, так что людям пришлось сидеть, неловко откинувшись назад. И они напоминали загнанных в капкан беспомощных животных, озирающихся по сторонам, почти падающих со стульев и не имеющих никакой возможности что-либо изменить. Почему горе всегда сопровождается такими нелепостями.

Мне удалось протиснуться под один из навесов, но пришлось стоять. Большинство скорбящих были старше меня, и стулья им оказались нужней. Складывалось впечатление, что выразить соболезнование Эсси Даггетт собрались все члены церковного братства.

Пастор Боуэн скинул плащ и стоял с непокрытой головой. Капельки дождя собирались на лысине, терпеливо дожидаясь "друг друга, а потом ручейками стекали за воротник. Я заметила слуховой аппарат в правом ухе пастора. Он осторожно трогал его, сохраняя выражение благостной отрешенности, чтобы не привлекать к собственной персоне слишком большого внимания. Очевидно, в аппарате отказала батарейка. Легкие постукивания указательным пальцем должны были вернуть его к жизни.

В дальнем углу навеса я увидела Мэрилин и Уэйн Смитов, за ними Тони Гаэна в сопровождении тетки Рамоны. Тони выглядел как примерный школьник, настоящий юный джентльмен: серые шерстяные брюки, белая рубашка, матросский блейзер, репсовый галстук. Как будто почувствовав мой взгляд, он поднял глаза, но взгляд был пустой, отсутствующий, как у робота. В нем не наблюдалось ни тихой печали, ни ярой ненависти. Билли Поло с сестрой стояли за навесом, раскрыв зонты. Корал выглядела несчастной и жалкой. Она простыла и теперь судорожно кашляла в кулак. Ей бы лучше было лежать в постели с горчичниками на груди. У Билли был утомленный вид, он беспокойно осматривал толпу. Я проследила за его взглядом, пытаясь установить, кого же он высматривает.

– Дорогие друзья,– властным голосом произнес распорядитель церемонии.– Печальный случай, смерть Джона Даггетта, собрал нас здесь, чтобы засвидетельствовать его возвращение в тот мир, откуда он вышел, чтобы отметить его вхождение в мир Господен. Джон Даггетт покинул нас. Он освободился от жизненных забот и печалей, освободился от грехов, от своей ноши, от своей вины…

Откуда-то сзади женский голос простонал: «О, Господи!» Вторя ему, таким же тоном другой женский голос произнес: «Скотина!» Ведущий, не расслышав как следует, принял оба восклицания за библейские изречения, за выражение духовного подъема присутствующих, что побудило его к еще большему красноречию. Громким голосом, с закрытыми глазами проповедник читал наставления против греха, безнравственности, разврата, оскверненной плоти, сладострастия и растления.

– Джон Даггетт был самым большим мерзавцем из всех когда-либо живших на земле! – снова раздался тот же голос. Головы начали поворачиваться вокруг. И тут в задних рядах поднялась Ловелла. Все повернулись и удивленно уставились на нее.

Она была пьяна. Покрасневшие глаза выдавали наличие в ее организме еще и марихуаны вдобавок к спиртному. Левый глаз слегка припух, застарелые синяки немного обесцветились и пожелтели. Казалось, что Ловелла страдает больше от аллергии, чем от побоев лежавшего перед нами покойника. Волосы напоминали белый бесформенный куст, в глаза резко бросался глубокий разрез темно-красного рта. Лицо Ловеллы было залито слезами, черная тушь с ресниц размазана по лицу. Кожа покрылась пятнами, нос покраснел и хлюпал. Для этого случая она натянула черное, короткое платье с блестками, из-под которого как надутый шар, выпирала ее живописная грудь. Она была до дикости нелепой и смешной. Невозможно было понять, плачет ли Ловелла от ярости или от горя, да толпе и не было до этого никакого дела.

Я повернула голову назад и краем глаза увидела, что Билли Поло пытается пробраться к Ловелле по краю навеса. Проповедник понял, наконец, что ошибся в истинных чувствах Ловеллы и бросил недоуменный взгляд на мистера Шаронсона, который дал команду привратнику присмотреть за женщиной. Мы подошли к ней почти одновременно. Билли быстро обхватил Ловеллу сзади, скрутив ей руки. Она вырывалась, пиналась, кричала: «Скотина! Идиот!» Один из служителей поймал ее за волосы, второй схватил за ноги. Ловелла боролась и сопротивлялась все время, пока ее выносили к дороге. Оглядываясь назад, я пошла за ними. Барбару Даггетт заслоняли скорбящие, которые поднялись, чтобы лучше все видеть, но мне удалось заметить, что Мэрилин Смит с удовольствием наблюдает всю эту безобразную сцену, которую устроила Ловелла.

Когда мне наконец удалось добраться до Ловеллы, она лежала на переднем сидении «Шевроле» Билли Поло и плакала, закрыв руками лицо. Дверцы машины были распахнуты, и Билли суетился вокруг Ловеллы, утихомиривая и успокаивая женщину, поглаживая ее растрепанные волосы. Оба привратника обменялись взглядами, довольные тем, что Ловелла была теперь под присмотром. Билли рассвирепел от их бесцеремонности.

– Я присмотрю за ней. Убирайтесь! Она уже успокоилась.

Корал с зонтиком в руках обошла вокруг машины и, зайдя за нее, остановилась. Было заметно, что поведение Билли смущало Корал не меньше, чем выходка Ловеллы. И тем не менее все трое представляли собой странное единство, а у меня появилось мутное впечатление, что связь между ними была куда более тесной, чем Билли пытался меня убедить.

Погребальная церемония, участницей которой я оказалась, близилась к завершению. Из палатки доносились тонкие, высокие голоса плакальщиков, объединенные в общий хор для последних, прощальных песен. Всхлипывания Ловеллы были по-детски горьки и безутешны. Действительно ли ее так потрясла смерть Даггетта? Во всяком случае происходило что-то совсем непонятное.

– Что за дела, Билли? – спросила я.

– А никаких дел,– резко ответил он.

– Но что-то происходит. Откуда Ловелла узнала о смерти Даггетта? От вас?

Билли, не отвечая, уткнулся лицом в ее волосы.

– Корал взглянула на меня:

– Он ничего не знал.

– А вы, Корал? Не хотите ли вы что-нибудь сказать по этому поводу?

Билли метнул на нее предостерегающий взгляд, и она отрицательно покачала головой.

С кладбища доносились приглушенные голоса, чувствовалось оживление, обычно возникающее при окончании тягостных церемоний. Толпа рассыпалась, и люди двинулись в нашу сторону.

– Побереги голову. Я закрою дверцы,– сказал Билли Ловелле. Он захлопнул дверцу на стороне водителя и потянулся через сиденье, чтобы закрыть и другую дверцу. Однако ему пришлось немного подождать, пока Ловелла не уберет колени. В это время Билли рассматривал толпу, все еще копошившуюся под навесом. Толпа постепенно редела, и я заметила, как взгляд Билли на мгновение вспыхнул.

– Кто это?

Билли смотрел на небольшую группу, состоявшую из Рамоны Уэстфолл, Тони и Смитов. Трое взрослых разговаривали, а Тони, руки в карманы, прохаживался между рядами сложенных стульев, отковыривая носком ботинка грязь с их ножек. Барбара Даггетт стояла позади Тони с кем-то беседуя. Я назвала Билли их имена, и мне показалось, что его вниманием завладел Уэйн. Но нет, скорее всего это была Мэрилин.

– Как здесь оказались Уэстфоллы?

– Вероятно, по той же причине, что и вы.

– Ну почему я пришел, вы этого не знаете,– сказал Билли. Он взволнованно крутил ключи от машины, не отрывая напряженного взгляда от толпы оплакивающей покойника.

– Может быть, придет время, и вы мне расскажете. Ответом была самодовольная ухмылка, означавшая, чтобы я особенно не рассчитывала на это. Билли просигналил Корал, и она поспешно забралась на заднее сидение. Потом он и сам сел в машину, тронулся и уехал, ни разу не оглянувшись.

ГЛАВА 18

После похорон Барбара Даггетт пригласила меня в дом матери, но я отказалась. Еще одно такое эмоциональное напряжение было невыносимо. После длительного пребывания в многолюдной компании требовалась передышка. Я вернулась к себе в офис и села там, не включая свет. Было только еще 16 часов, но черные тучи снова сгущались, и становилось сумрачно. Я скинула туфли, забралась с ногами в кресло и укуталась в жакет, чтобы согреться. Джон Даггетт покоился в земле, жизнь продолжалась. Я подумала, что бы случилось, если бы все осталось так, как есть. Барбара Даггетт вряд ли стала бы добиваться торжества справедливости, какой бы она ни была. Я мало в чем преуспела. Мне казалось, что я избрала правильный путь, но и сама не была уверена, нужен ли ответ на тот вопрос, который поставил Даггетт своей смертью. Может быть, лучше все забыть, и все вопросы похоронить вместе с ним? Полицейские не считали это умышленным убийством, и мне надо было только согласиться с ними, убедить в их версии Барбару Даггетт. Что же нужно было доказывать? В мои задачи не входило мстить за смерть Даггетта. Что же беспокоило меня в таком случае? Я вспомнила, что за последнее время только один раз хотела отказаться от дела. Обычно я работала, как ищейка, но к этому времени абсолютно выдохнулась. Я пыталась убедить себя, что ничего не произошло. Мои бесплодные раздумья прервал телефонный звонок, который снова подтолкнул меня к действию.

– Миллхоун.

Молодой мужской голос нетерпеливо спросил:

– Это офис или справочная служба?

– Офис.

– А это Кинзи Миллхоун?

– Да. Чем могу вам помочь?

– Шеф дал мне этот номер телефона. Мистер Донэгл из мотеля «Брызги волн». Он сказал, что у вас есть вопросы относительно вечера в пятницу. Мне кажется, я видел того парня, которым вы интересовались.

Я быстро придвинула к себе листок линованной желтой бумаги и ручку.

– Прекрасно. Ценю вашу отзывчивость. Не могли бы вы для начала представиться?

– Пауль Фиск,– прозвучал ответ.– Я прочитал в газете о каком-то утонувшем, может быть, это, конечно, совпадение, и я не совсем уверен, смогу ли чем-нибудь быть полезен.

– Вы видели его в пятницу вечером?

– Ну, думаю, это был он. Было примерно четверть второго или что-то около того. У меня было ночное дежурство, и время от времени я выходил на свежий воздух, чтобы не заснуть.– Говоривший замолчал, в его голосе чувствовалась какая-то нерешительность.– Вы сохраните это в секрете, не так ли?

– Конечно. Строго между нами. А что? У вас находилась подруга или что-то в этом роде?

Пауль нервно рассмеялся.

– Нет, иногда немного я балуюсь марихуаной. Покурив, я начал смотреть черно-белый фильм по телевидению, было как раз два часа. Я думаю, вы не сделаете из этого проблемы?

– Конечно, меня это не касается, это ваши дела. Давно ли вы работаете в «Брызгах волн»?

– Только с марта. Не слишком примечательная работа, конечно, но я не хочу погореть. У меня много долгов, и мне нужны баксы.

– Слушаю вас. Расскажите мне о вечере в пятницу.

– Я стоял на крыльце, когда этот пьяный проходил мимо. Шел приличный дождь, поэтому мне не удалось рассмотреть его хорошенько. Но после передачи новостей, где сообщили об утопленнике, его внешность показалась мне знакомой, да и возраст подходил.

– Может быть, вам раньше довелось случайно видеть его фотографию?

– Единственный взгляд на экран, да и то не очень внимательный, поэтому трудно сказать наверняка, он ли это был. Очевидно, нужно было сообщить об этом в полицию, но я не так много могу сказать и к тому же боюсь, что станет известно о марихуане.

– А что делал этот пьяный?

– Почти ничего. Он был с девушкой, которая держала его под руку, как будто служила опорой. Эта парочка смеялась, как сумасшедшая, и передвигалась кругами, пока парень не свалился с ног. Вы знаете, алкоголь делает свое дело, отвратительное зелье, совсем не как травка.

– А женщина? Вы хорошо разглядели женщину?

– Нет. Не достаточно для того, чтобы мог описать ее.

– Какие у нее волосы, одежда, вещи?

– Кое-что я заметил. Она была в туфлях на шпильке, плаще, юбке и свитере поверх рубашки.

– Было ли у женщины что-нибудь на шее?

– Да, что-то зеленое, в тон юбке.

– И все это вам удалось заметить в темноте?

– Но здесь не так темно,– ответил он.– Горят уличные фонари. Два из них бросают свет прямо на то место, где эти двое заливались смехом. Женщина встала первой, и казалось, рассматривала, не порвала ли колготки. А мужчина лежал на спине в этом бардаке, пока подружка не помогла ему встать.

– Видели ли они вас?

– Не думаю. Я стоял в тени под навесом, прячась от дождя. Они не разу не посмотрели в мою сторону.

– Что произошло после того, как они поднялись?

– Они отправились в сторону моря.

– Разговаривали они между собой?

– Не знаю. Казалось, что женщина подшучивала над падением приятеля, но ничего конкретного сказать не могу.

– Может быть, у них была машина?

– Не думаю. Во всяком случае, я не видел.

– Машина могла остаться на муниципальной стоянке через дорогу оттуда.

– Можно согласиться с вами, но почему же они пошли к морю пешком в такую отвратительную погоду? Будь у них машина, проще было бы сесть в нее, немного проехать и снова оставить ее на стоянке.

– Если бы парень не был так пьян и не боялся лишиться водительских прав.

– Но за руль могла сесть женщина, которая была много трезвей.

– В этом вы правы,– согласилась я.– А общественный транспорт? Они могли добраться на автобусе или на такси.

– Автобус исключается, они не ходят так поздно. А вот такси вполне допустимо, это реально.

Я кратко записывала информацию, которую сообщал Пауль.

– Все это замечательно, но не могли бы вы дать мне номер домашнего телефона, на случай если возникнет необходимость связаться с вами?

Пауль дал мне номер телефона, предупредив: «По будням я работаю с 11 до 7 часов».

Я сделала краткую пометку.

– Как вы думаете, сможете ли вы узнать ту девушку, если увидите ее еще раз?

– Не знаю. Может быть. А вы знаете, кто она?

– Пока нет. Но поработаю над этим.

– Ну, желаю удачи. Поможет ли то, что я рассказал?

– Будем надеяться. Спасибо за звонок, я действительно вам очень признательна.

– Если вы обнаружите ее, дайте мне знать. Может быть, вы произведете опознание, как в полицейском участке, или что-нибудь вроде этого.

– Хорошо, спасибо.

Пауль повесил трубку, а я начала сопоставлять полученную информацию с той, которая имелась у меня раньше. Дина видела Даггетта и девушку в четверть третьего, а Пауль Фиск заметил их в домике приморской гостиницы на полчаса раньше. Интересно, где они были до этого? Если они приехали на такси, вернулась ли женщина домой с моря таким же образом? Неизвестно. Как правило, убийцы не пользуются такси по дороге туда и обратно. Преступники так не делают.

Я открыла телефонный справочник на «желтых страницах», где начинались номера телефонов таксопарков. К счастью, Санта-Тереза – маленький городок, и таксопарков здесь не так много. В справочнике значилось всего шесть, не считая находящегося в стороне аэропортовского, обслуживавшего туристов. Я обзвонила все шесть по очереди, терпеливо объясняя, кто звонит и зачем. Я спрашивала о субботнем пассажире, ехавшем в сторону приморской гостиницы примерно в два часа, а также задавала вопросы о пассажирах, ехавших в том направлении с трех до шести утра. По заключению экспертов, часы Даггетта остановились в 2.37, но это ничего не значило. Можно было сломать часы заранее, в нужный момент, а потом надеть их человеку на запястье и утопить его. Если женщина подплыла на лодке к берегу или причалила к пристани и все оставила там, ей потребовалось совсем немного времени, чтобы привести себя в порядок, поймать такси и добраться до дома.

Все путевые листы за прошлую неделю были, конечно, уже далеко засунуты, и моя убедительная просьба поискать их встречала у дежурных только вздохи и ворчание.

Самым доброжелательным оказался диспетчер «Тип-топа» Рон Коучелла, который однажды уже помогал мне и весьма успешно. Мне не удалось получить никакой новой информации, поэтому я оставила номер своего телефона, пообещав позвонить еще раз, что было встречено без особого восторга.

Разговаривая, я бездумно чертила разные фигуры на пачке почтовой бумаги. Карандаш изобразил бессмысленный лабиринт. Из разумных была только запись о зеленой юбке. Я обвела ее кружочком. Не могла же эта женщина быть старой бродягой, выудившей пару туфель на шпильке и зеленую юбку из кучи мусора на пляже. Я вспомнила, что сегодня во время утренней пробежки видела там тележки бродяг. На одной из них валялся разный хлам и какая-то одежда. Может быть, там была и ее? Но не могла же женщина вернуться домой раздетой! Хотя на ней был плащ, а часть одежды могла быть припрятана.

Много же хлопот пришлось ей испытать, если смерть Даггетта – дело ее рук. Если это действительно так, то ее поступок не похож на импульсивное действие, совершенное под влиянием минутного порыва. Может быть, имелся еще сообщник, забравший убийцу с места преступления? Если в бумагах таксопарка не найдется никаких записей об этой поездке, то можно предположить присутствие сообщника.

Я подумала, что стоит поехать на пляж и поискать несчастного бродягу, моего нового приятеля. Я обратила на него внимание во время утренней пробежки по берегу, он сидел у общественной комнаты отдыха. Сложив пополам изрисованный лист бумаги, я засунула его в карман, схватила сумочку и, закрыв кабинет, спустилась по лестнице к машине.

Было без четверти пять, с каждой минутой становилось все прохладней, но, по крайней мере, дождь временно прекратился. Я колесила вокруг приморской гостиницы, выглядывая из окна автомобиля. Народа на пляже почти не было: парочка гуляющих, да парень с собакой. Улица тоже казалась совсем пустынной. Я проехала туда и обратно, направляясь к своему обычному месту, миновала пристань слева и ряд мотелей справа. За лодочной стоянкой и детским бассейном машину пришлось остановить перед светофором. Отсюда хорошо просматривался парк на противоположной стороне. Были видны завалы коробок и ящиков, среди которых бродяги иногда находили себе убежище, но там не обнаруживалось никаких признаков жизни. Где же они были сейчас – эти временные жильцы?

Я сделала еще круг, миновала железнодорожную станцию. По всей видимости, у бродяг был обеденный перерыв, и я знала, где они обычно собирались. Я проехала еще полтора квартала в полной уверенности, что найду их там. И действительно, с полсотни человек выстроились в очередь, которая тянулась по улице у здания Благотворительной Миссии. В хвосте ее я обнаружила того, кого так упорно разыскивала,– нечесаный парень стоял вместе со своим приятелем. Притормозив, я начала искать место для парковки.

В окрестностях находились предприятия легкой промышленности, магазины, торгующие продукцией этих фабрик, универмаги, хибарки мастерских, в которых ремонтировали автомобили. Я поставила машину перед пунктом выдачи серфингов, и немного помедлила, прежде чем выйти из машины, дожидаясь, пока толпа у Миссии втянется внутрь. Только после этого я закрыла машину и пересекла улицу.

Двухэтажное удлиненное здание Благотворительной Миссии казалось выстроенным из папье-маше, хотя было облицовано под благородный камень. С одной стороны его обвивал плющ. У подножия здание опоясывал асфальтовый тротуарчик, делая его похожим на обнесенный рвом замок. Городская пожарная служба требовала наличия запасных выходов из здания на случай пожара. По этой причине к нему со всех сторон притулились пожарные лестницы, представлявшие большую опасность, чем возможный пожар. Владельцы такого заведения могли сколотить себе приличное состояние, так как здесь размещалось огромное количество кроватей. И было трудно предположить, где бы поселилась беднота, не будь этого заведения, хотя климат в этой части Калифорнии достаточно мягкий и можно спокойно ночевать под открытым небом, что многие и делают. Но тем не менее наступает сезон дождей, который длится несколько недель. Или того хуже: бандиты с острыми клинками грозят перерезать глотку. Миссия же предлагает безопасный ночлег, трехразовое питание и укромное место, где можно в тишине выкурить сигарету.

Приблизившись, я уловила запах кухни – готовившихся там гамбургеров с зеленью. У меня засосало под ложечкой. Как обычно, я пренебрегла ланчем, а время подходило к обеду. Табличка снаружи обещала постояльцам ежедневную церковную службу в семь часов вечера и горячий душ по понедельникам, средам и субботам. Я вошла внутрь. Стены покрашены в пристойный бежевый цвет наверху и грязно-коричневый – снизу. Выполненная от руки табличка указывала дорогу в столовую и церковь. Я пошла на звук приглушенных голосов и стук столовых приборов и направо от входной двери обнаружила столовую: длинные металлические складные столы, покрытые бумагой, такие же складные стулья, занятые людьми. На столах стояли тарелки с горами белого хлеба, сосуды с яблочным уксусом, приправленным корицей, салатники с редиской и так далее. Отобедавшие послушно сидели в церквушке слева от входа. Это заведение состояло из аналоя, старого пианино, нескольких рядов пластмассовых оранжевых стульев и висящего на стене креста.

Интересующий меня человек в последнем ряду с приятелем. Развешанные повсюду лозунги уверяли, что Бог спасет, и здесь это казалось правдой. Больше всего меня удивил тот факт, что Благотворительная Миссия, согласно настенной табличке, субсидировалась частными дотациями, не связанными с государственными или имеющими к ним небольшое отношение.

– Вам помочь?

Ко мне подошел человек лет шестидесяти, тяжеловесный, чисто выбритый, одетый в красную хлопчатобумажную рубашку с короткими рукавами и мешковатые брюки. С одной рукой у него было все в порядке, а вторая ампутирована до локтя. Я хотела представиться, подать руку, но ампутированной у него была правая рука, и я оказалась в замешательстве. Вместо приветствия пришлось достать визитку и таким образом выйти из затруднительного положения.