Текст книги "Горное селение (СИ)"

Автор книги: Святослав Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава 18

Шалаш, выстроенный своими руками. Ни одна ветка, ни единая жердинка здесь не наколдованы. Всё выросло в лесу, срублено, притащено и уложено. Конечно, через год это убежище сгниёт, но пока в нём можно спасаться. Плотный ряд хорошо затёсанных и заговорённых кольев окружает закут, и никакой хищный жаб или брюхоед не проберётся сквозь такую защиту. Пять человек жмутся друг к другу, только Кудря уложен вольно, ему надо выздоравливать. Луру и Пасю Мурава тоже пыталась уложить на рогожку, но где там, девчонки сидят, прислушиваются к чуждым звукам ночного леса. Лура что-то шепчет и считает, старательно загибая пальцы.

– Что ты… – шёпотом успокаивает Луру Крин. – Арчен сейчас с водой поднимается к селению. Дорога знакомая, и вёдрам Мурава крышечки придумала, чтобы воду не расплескать. Через лес Арчен ночью не пойдёт, обождёт до света в нашем доме. Домишко у нас неброский, его никто ломать не будет.

– Это я знаю. Я о другом думаю. Вот Кудря, ему шестнадцать лет. Он уже год как может жениться. Девочкам замуж разрешено с десяти лет. Никто так рано не выходит, но можно. А мне на днях пять исполнилось. Значит, ещё пять лет ждать. Целую жизнь.

Крин прижала Луру к себе.

– Беда с вами, чародейками. Тебе бы о куклах думать, о скакалках, а ты о замужестве. Не беспокойся, пять лет пролетят, не заметишь как…

– Девчонки, хватит болтать, – подала голос Мурава. – Завтра вставать рано, работы будет невпроворот.

– А какая работа? – спросила Пася, доказав, что и она не спит, в то время как тут идут такие интересные разговоры.

– Колья заготавливать, ограду расширять, шалаш увеличивать. Заимка наша рассчитана была на четверых, а получается шесть человек. Всех горячим надо кормить, а у нас одна маленькая печуша, которую Крин спасла. Вам мало?

– Хватает, – согласилась Крин, – только всё равно не спится.

Снаружи донёсся отчаянный женский крик. Боль и мольба о помощи слились в нём воедино.

– Там ещё кто-то живой! – Крин вскочила, едва не пробив головой низкий свод.

– Сиди! – жёстко приказала Мурава, ухватив невестку за руку. – Нет там людей. Это кто-то хищный тебя заманивает.

– Матушка Мурава, но ведь плачет, совсем молодая девушка. По голосу слышно.

– Вот когда своего младенца на руках побаюкаешь, то научишься отличать правду от истины. А пока заткни уши и постарайся не слушать.

Плакало за частоколом почти до самого утра, когда уже никто не порывался спасать голосистого охотника.

Когда рассвело, Мурава вооружилась запасным колышком и пошла простукивать землю вокруг ограды. Тын-трава здесь вырасти не успела, почва была усыпана палым листом, плотно слежавшимся, под которым некому было прятаться. Но Мурава продолжала упорно колупать пустое место.

– Тётя Мурава, ты чо делаешь? – это проснулась Пася и высунула любопытный нос из шалаша.

– А ну брысь под крышу! Тоже мне, вздумала босиком по лесу разгуливать.

– Так нету у меня обувки.

– Пока суть да дело, беговки наколдовывай. А босиком тут шагу не сделаешь. Найдётся кто-нибудь тебя за пятку цапнуть.

Словно подтверждая слова Муравы, мёртвая земля заволновалась, задёргалась, пробитая острым колом. Мурава застучала что есть силы, стремясь изничтожить заразу.

– Ой, мамочки! Страсти какие? Что это, тётя Мурава?

– Плачея это. Понятно? Это она ночью нас звала к себе на обед. Выскочила бы спасать кого-то, так сейчас лежала бы вся как есть заплесневелая. Плачея бы сквозь тебя проросла, тебя после этого даже чащобный жаб есть не стал бы. Хорошо, что плачея света на дух не переносит, а то бы весь лес её был.

– А вон Арчен идёт! – закричала глазастая Пася.

Тут уже всё женское население высыпало из шалаша.

Арчен с двумя вёдрами в руках и большим мешком за плечами показался меж деревьев. В мешке оказалась печуша, которую женщины, убегая в лес, не могли взять с собой из-за большого её веса.

– Теперь заживём, – обрадовалась Крин, которая со страхом думала, как кормить всю ораву, когда в хозяйстве есть лишь игрушечная печушечка, подаренная ей на свадьбу.

– Пожить – поживём, а по человечески зажить – вряд ли получится, – возразил Арчен. – Воды я принёс, на два дня хватит, если беречь. А потом? Вниз бегать – рано или поздно попадусь.

– Можно брать воду у моего бывшего дома, – неожиданно подал голос Кудря. – Только там големы моих родителей убили и бросили в воду. Надо их вытащить и похоронить по-человечески. А воду можно набирать уже сейчас, только не для питья.

– Я понял, – сказал Арчен. – Я пойду прямо сейчас.

– Но Арчен, ты только что от нижнего родника пришёл.

– Неважно. Не ночью же мне идти. Тут близко. Я через час вернусь и буду отдыхать.

Дорога и впрямь была не длинная. Среди развалин селения приходилось пробираться сторожко, чтобы не попасть на глаза солдатам, которым наверняка велено прочёсывать дома в поисках укрывшихся колдунов. Хотя, что там искать? За столетия беспечальной жизни волшебники полностью утратили способность заботиться о собственной безопасности. Кажется, семейство Муравы единственное сумело уйти в лес и пережить первую ночь. Остальным оказалось проще погибнуть.

И ещё Кудря. Уж он-то древнего рода, колдун неведомо в каком поколении. Так и он бы погиб у развалин родного дома, если бы его не вытащил Арчен. Даже среди колдунов Кудря выделяется. Редкий и мучительный дар: слышать и понимать других. Отсюда его удивительные слова: «Это не по мужски… Это не по человечески». И всё же, Кудря в первую очередь волшебник. День назад на его глазах убили отца и мать, но глаза остались сухими. Не горе, а лишняя проблема – чтобы вода в источнике не была испорчена. Хотя, возможно, Куздря слишком хорошо знал тех, кого судьба определила ему в родители.

Они его не больно любили, и ему о них не плачется.

Под эти невесёлые мысли Арчен добрался до развалин водяникского дома. По пути ему никто не встретился, в опустошённом селении было тихо, лишь с дальнего конца, где располагалась лавка, смутно доносился шум: не то там убивали кого-то, не то праздновали.

К дому водяника Арчен подходил осторожно, прижимаясь к чужим заборам и чутко прислушиваясь. Но и здесь никого не было, хотя следы мародёрства никуда не делись: головы всех четырёх изломанных големов были раскурочены, самоцветы из глазниц повытасканы.

Но самое главное, в источнике не было трупов. Кто-то, пришедший раньше Арчена, озаботился вычистить родник. Неужто выжил кто-то из своих? Или это сделали солдаты, ведь им тоже нужна вода.

В развалинах дома Арчен нашёл бачок, в котором Кудря приносил воду на постройку заплота. Бачок был сильно помят, но Арчен выправил его пристальным взглядом и набрал воды, стараясь зачёрпывать поближе к роднику.

Искать, куда делись тела водяника и его жены, Арчен не стал. И без того он слишком долго маячит в опасном месте. А Кудря, судя по всему, не слишком будет горевать о родителях.

Назад шёл почти не скрываясь, и не встретил ни своих, ни чужих. Дома кратко рассказал, что видел в селении, и отдал воду, которую женщины тут же принялись кипятить. Сам, изготовив махайр, снова собрался уходить.

– Ты же хотел отдохнуть! Сколько можно? – взмолилась Мурава.

– Ночью наотдыхаюсь. Я, пока светло, хочу лапника нарубить, расширить шалаш.

Мурава вздохнула. Она давно поняла, что спорить с сыном бесполезно.

Прошло едва пять минут, как снаружи раздался крик:

– Мама!

Арчен, спотыкаясь, тащился к дому. Лицо и руки были густо покрыты чёрной сыпью. Чуть ближе стало видно, что эти точки живые, они непрерывно движутся, пересыпаясь с места на место.

– Не подходи! – крикнул Арчен. – Это блохи! Заедят!

– Крин, – крикнула Мурава, – тащи кипяток! Арчи, раздевайся! Всё, всё снимай!

Жизнь в лесу всё равно остаётся человеческой жизнью. Вечером Мурава собиралась сполоснуть черномазую Пасю, и Луру, которая снова влезла в грязь. Для этого она сотворила тазик, даже не деревянный, а словно из луба. В этот тазик была брошена одежда Арчена и залита водой, как раз в пору закипевшей. На поверхность всплыли сонмы погибших блох. Но множество насекомых остались на Арчене. Они облепили спину, ноги, бока; лезли в глаза и уголки рта. Арчен извивался, пытался растирать себя ладонями, но с блохами так не справишься, Арчен только сильнее расчёсывал свербящее тело.

– Потерпи, я сейчас! – Мурава подхватила брошенный махайр и побежала вглубь леса.

Дивное зрелище: женщина с кривым мечом в руке, бегущая сквозь дьявольскую чащу.

Вернулась она и впрямь через минуту с несколькими ветками можжевельника. Это чудесное растение, его ещё называют вересом, не признаёт никакой нечистоты. Даже в дьявольской чаще вересовые купы не таят опасности и могут использоваться как лекарство.

Крин поспешно вынесла остатки кипятка. Над можжевеловыми ветками поднялся ароматный пар. Пока ветки не остыли, Мурава принялась хлестать сына по спине, ногам, даже по лицу, изничтожая кусачих насекомых.

Распаренного и опухшего от укусов Арчена затащили в шалаш и уложили рядом с Кудрей, который почти весь день спал без просыпу. Резанные раны на второй день воспаляются. Лучшее лечение в этом случае – сон. Кто именно из четырёх взрослых и малолетних женщин усыпил раненого, они и сами не могли сказать, но Кудря не проснулся, даже, когда Арчена укладывали рядом.

– Теперь рассказывай, что там приключилось, – потребовала Мурава, когда удалось вздохнуть спокойно.

Нечего там рассказывать. Хотел нарубить лапника, шалаш улучшить. Выбрал ёлку, у которой ветки низко. И только первую ветку срубил, как сверху эти сикорахи посыпались, сплошным дождём. И тут же жрать принялись. Остальное ты знаешь.

– А это что? – спросила Пася, показав флейту, которую Арчен зачем-то хранил.

– Откуда она у тебя?

– Из твоей одежды выпала, пока мы её полоскали.

– Это дудка. В эту дырку дуешь, а остальные пальцами прикрываешь, тогда она по разному поёт. Только у меня ничего не получается, как ни стараюсь.

– Мне можно дунуть?

– Пожалуйста.

Пася глубоко вдохнула и пробежала пальцами по отверстиям. Раздалась звонкая трель.

– Ух, ты! – в голос сказали Арчен и Пася.

– Она железная? – спросила Пася, разглядывая флейту.

– Нет, – они бывают разные, но эта – серебряная.

– Ух, ты! – лучших слов для выражения восторга у Паси не было.

– Ладно, бери флейту себе. Всё равно я на ней играть не умею.

– Дела тут у вас… – протянула Мурава, имея в виду вовсе не флейту. – Как говорится, не понос, так золотуха. Ночью плачущая плесень приползала, а кусачая дрянь, оказывается днём может.

– Нам тут не выжить, пробормотал Арчен. – Уходить надо.

– Куда?

Но Арчен уже уплыл в жаркие волны бреда, и вопрос остался без ответа.

Глава 19

«Подстава, подстава», – тяжело стучало в ушах. – Что же делать? Бежать? Куда? Нигде в мире нет для него места. Да и не сбежишь на костылях. Валяться в ногах у солдат, просить пощады? Как же, дождёшься… Им пиво нужно, а не пощада для несчастного калеки. А ещё им приказано доставить кого-нибудь вниз живым, чтобы сжечь на костре.

Никол тихонько с переливами завыл.

Подстава, всюду подстава!

В дверь негромко постучали. Никол мигом шмыгнул за ширму.

Кого там несёт нелёгкая? Не буду открывать! Солдаты после вчерашнего ещё должны дрыхнуть.

И тут же Никол сообразил, что уже утро, значит, лавка открыта и запереть её невозможно.

Скрипнула дверь, раздался отлично знакомый Николу голосок:

– Дядюшка Порш, мне бы хлебца купить. Очень кушать хочется. Я шлёндер принёс. Сам наколдовал. А хлеба не получается.

Тьфу, ты, это же Хотич, жалкая тварь, которого Никол привык шпынять по всякому поводу! И в какую дыру он забился, что его не нашли ни големы, ни солдаты?

– Чего тебе надо?

– Я к дядюшке Поршу. Хлебца купить ломоток.

– К отцу, что ли? Так его нет, убили его.

Хорошо сказал: убили – а кто, тут и гадать не надо. Ясно же, что солдаты. А спрашивать наёмников Хотич не полезет.

– Как же теперь быть? Вот у меня шлёндер есть.

– А никак. Хочешь, бросай свой шлёндер в ящик, а теперь открывай ларь и смотри, что получится.

Хотич покорно расстался с денежкой, а потом открыл ларь, до которого прежде никому из покупателей касаться нельзя было.

– Ух, ты! – в руках у нищеброда был не ломтик, а ломоть, кусман горячего ароматного хлеба с золотистой коркой и пышным мякишем.

Хотич тут же вцепился в хлеб зубами.

– Я пойду, ладно?

– Я те пойду! – взревел Никол, грозно, словно не выл только что. – А ну, подай мой заказ!

Никол бросил в денежный ящик три серебряные монеты, которые уже раз десять пропутешествовали из денежного ящика в ларь, и потребовал:

– Бутылку вина, такого, как лейтенант пил, и баранину тушёную с черносливом!

Хотич стоял с тупым видом, разинув рот.

– Подай! – велел Никол.

Хотич кинулся к ларю, извлёк из глубины бутылку тёмного стекла, уже откупоренную, бокал на тонкой ножке, а следом миску, над которой поднимался ароматный пар.

– Ларь прикрой, – напомнил Никол, придвигаясь к столу.

Вино оказалось терпким и совсем не сладким, а мясо, напротив, словно его нарочно сластили. Недопитую бутылку Никол спрятал за ширмой, на миску щедро указал Хотичу:

– Доедай.

Хотич ел торопливо, громко чавкая, пачкаясь в соусе и шмыгая носом, словно боялся, что еду сейчас отнимут, а Никол смотрел на него с презрением и спешно соображал. Конечно, нельзя сказать, что ему сейчас прокнуло, но подстава на некоторое время отъехала и немедленной гибелью не грозит. Этим надо пользоваться.

– Значит, так, – веско сказал Никол. – Ты остаёшься при лавке, будешь мне помогать. Не самому же мне на костылях бегать. Я буду принимать деньги и заказы, а ты доставать заказанное из ларя и относить господам покупателям. За это я буду тебя кормить, вечером, когда лавка закроется. Если ты сам что-то наколдуешь, покупать изволь тоже вечером, чтобы солдаты не видели. Мало ли что в их замуштрованные головы взбредёт. Ты всё понял?

– Да, конечно. Всё справлю, не беспокойся.

Подстава потихоньку пряталась в тень, жизнь начинала налаживаться.

Глава 20

На третий день лихорадка отпустила Кудрю, а Арчен так и вовсе почувствовал себя здоровым и, разумеется, не захотел сидеть смирно, ввязался в опасные приключения.

Толчком послужила случайно оброненная матерью фраза, что не овощным бы супчиком надо кормить Кудрю, а куриным бульоном, и тогда у него рана живо зарубцуется.

Лура все эти дни пыталась научить Крин, как следует делать золотые шлёндеры, но у неё и самой ничего не получалось, а серебряные монетки она со вздохом отдавала матери. Их набралось уже три штуки. Вот с этими деньгами Арчен и отправился в лавку.

Что лавка цела и работает, Арчен понял ещё когда ходил к дому Клаза, а верней, к его развалинам. Пьяный галдёж был тогда слышан на всё селение. А ведь обычно жизнь колдунов протекала тихо. Значит, гарнизон обосновался в доме Порша, а в лавке пропивал жалование. Соваться туда было небезопасно, но Порш, при всех своих недостатках, покупателей не выдаёт. Главное, незаметно вызвать его на улицу.

Судя по шуму, на третий день жалование начало иссякать, и пьянка в новоявленной таверне постепенно заменялась игрой в кости. Это плохо, трезвый солдат опаснее пьяного.

Арчен подкрался к дверям и молча, колдовски позвал лавочника:

– Хозяин, выдь на минуту.

Сразу вспомнилась Пася, и Арчен чуть было не добавил: «Чо скажу!..»

Дверь приоткрылась, в щель выглянул Никол.

– Где отец? – спросил Арчен.

– Помер. Я теперь хозяин.

Неприятно, но ничего не поделаешь. Придётся иметь дело с Николом. Арчен протянул на ладони два серебряных шлёндера, один оставив про запас.

– Нужна курица пулярка, самая лучшая, какую можно купить за эти деньги.

– Зарезанная, – поправил Никол. – Живым не торгуем.

– Это само собой.

Никол схватил серебро, прикрыл дверь и вдруг заорал визгливым фальцетом:

– Тревога! Там за дверью злой колдун! Бейте его!

В помещении что-то с грохотом упало, должно быть, солдаты вскакивали, роняя табуреты. Арчен не вслушивался в этот грохот. Он бежал, сначала петляя между развалинами домов, а потом, загибая к лесу, но не туда, где находилась заимка, а в другую сторону, чтобы не навести преследователей на шалаш, где ютятся женщины.

Топот сзади приближался. Арчен остановился на мгновение, рыкнул:

– Вон отсюда!

Двое наёмников отлетели, словно вмазавшись в стену. Третий споткнулся о них и тоже кувырнулся через голову. Остальные продолжали погоню.

Арчен бежал.

«А ведь я могу уничтожить их всех, – мелькнула мысль. – Вот так, ронять передовых, затем подскакивать, рубить упавших и бежать дальше».

Казалось бы, приём беспроигрышный, но если сейчас перебить любителей пива, через несколько дней снизу подойдёт новый гарнизон, более многочисленный. И, если в нём окажутся егеря, вооружённые луками или арбалетами, то с ними уже в догонялки не побегаешь. Значит, надо отучить гарнизонных вояк соваться в лес… Убить, но не всех, а чтобы было кому донести память выживших.

План созрел мгновенно. Потом Арчен подумает, что приём был излишне жесток, но это будет потом, а сейчас убийц надо убивать, как бы жестоко это ни было.

На бегу Арчен подхватил здоровенный камень, которых всюду валялось в достатке. Вот впереди показалась старая ель, густо поросшая лишайником. Пряди лишайника спускались не только со ствола, но и с каждой достаточно крупной ветви. А намётанный глаз беглеца видел, что среди лишайников густо сидят тысячи и тысячи чёрных живых точек.

Обежав ель, Арчен круто свернул налево. Ландскнехты, почти догнавшие его, свернули, стремясь срезать угол. И в этот момент Арчен швырнул камень, не в преследователей и не в еловый ствол, а в самую толстую ветку.

Умение лучшего игрока в палку не может никуда деться. Камень попал точно в цель, и на головы солдатам обрушилась лавина кусачей мелочи.

Десяток воплей слились в единый рёв. Всякая мысль о погоне была оставлена. Солдаты катались по земле, стараясь избавиться от жрущего облака. Тем, кто оказался чуть в стороне, это удавалось, хотя вовсе не искусанным не остался никто. А несколько солдат так и не смогли спастись от напасти. Крики сменились хрипом, насекомые забили рты, отчаянные движения сменились судорогами. Тела, покрытые слоем блох, дёргались всё слабей и бестолковей, хотя ещё очень долго что-то вздрагивало под слоем изголодавшейся мелочи.

Те, кто выжил, бежали уже не за Арченом, а к лавке, где на последние шлёндеры покупали водку и, подвывая от боли, растирали ею искусанные места и смывали блох.

Колдуны не зря запрещали ходить в зачарованный лес. Чащобный жаб и брюхоед далеко не самая страшная опасность, поджидающая ослушника.

Над головой сомкнулись вершины леса, погоня осталась возле блохастой ёлки, а потом и вовсе затихла. Арчен перешёл на шаг.

Теперь появилось время обдумать произошедшее. Такого Арчен не ожидал даже от Никола. Даром ему такая выходка не пройдёт. Вот только что с ним сделать? Руки у Никола и без того отсохли, ноги тоже не ходят. Остаётся выдрать болтливый язык.

Арчен вдруг рассмеялся, представив, как он будет кузнечными клещами вытягивать Николу поганый его язык.

А курицу он сегодня всё равно принесёт.

Арчен вышел из леса не к селению, а к спуску. Не особо даже скрываясь, прошёл мимо ржавого пятна на месте бывшей Трофейной свалки и направился в долину. К ночи он был возле усадебных ворот. Как обычно по ночам они были заперты. Арчен обратил внимание, что засов на воротах сменили, вернув на прежнее место старый запор, к которому Арчен не имел отношения. Подобная предосторожность не помешала Арчену открыть ворота.

Странное явление представляет собой приграничная усадьба. Это, вроде бы и крепость, не столько, против соседей, которые на памяти живущих ни разу не нападали, сколько против возмущения собственных рабов, проливающих пот на полях. И, в то же время, при усадьбе возделываются поля и огороды, пасутся стада и отары; всё то, чего нет в бесплодном горном селении. А курятник так и вовсе располагается внутри стен, словно терем владельца. И петух расхаживает по двору, куда там Мегату.

Именно туда, во владения царственного петуха и решил пробраться Арчен.

Курятник оказался заперт на деревянную задвижку. Это так удивило Арчена, что он не сразу понял, что задвижку надо всего-лишь отодвинуть рукой.

В курятнике было темно, душно, пахло помётом. Арчен прочистил глаза, вгляделся. Куры сидели рядком на жёрдочке и спали. Арчен выбрал самую толстую и резко ухватил её за шею, так что добыча не сумела издать ни звука. Зато крыльями она захлопала, что есть мочи, чем вызвала настоящий переполох. Куры хлопали крыльями и каждая голосила на свой лад.

Арчен выскочил из курятника, вернул на место задвижку, свернул за угол и прижался к стене.

– Что там такое? – раздался женский голос. – Хорь, что ли влез?

В соседней каморке вздули огонь, хлопнула дверь. Арчен стоял, замерев, надеясь, что серая куртка позволит остаться невидимым.

– Ах-ти, батюшки! – воскликнула женщина. – Квоча пропала. Это не хорь, ему Квочу не утащить. Это куница. Вона дыра под застрехой, через неё и пролезла. Вот, горе какое, лучшую несушку уволокла!

Вторая женщина, а их там явно было две, не произнесла ни слова, лишь сочувственно сопела.

Арчен бесшумно перебежал к воротам, скользнул наружу, задвинул покорный засов. Руки дрожали. Как говорила мать: словно кур воровал. А он, что делал? Хотя война на то и война, первыми на войне всегда страдают куры.

К утру Арчен с придушенной Квочей в мешке, был в лесном шалаше. Мурава, взглянув на неощипанную курицу, покачала головой и спросила:

– Где ты её добыл? Только не надо говорить, что купил у Порша.

В голову Арчену не приходило говорить неправду. И не потому, что Мурава насквозь видит чужие слова, а просто потому, что это мама.

Арчен рассказывал, как ему пришлось сегодня бегать. Жители шалаша слушали, каждый по своему. Кудря поглаживал перевязанную ногу, и не нужно читать мысли, чтобы понять, он высчитывает, когда наступит день, и ему позволят нормально ходить и бегать. Когда Арчен рассказывал о Николовой подлости, Лура слушала, сощурив глаза, и если бы Никол увидел этот взгляд, он бы понял, что новая подстава в его судьбе ждать себя не заставит. Пася, бедняжка Пася – столько новостей и некому рассказать. Крин слушала, замерев, и было видно, что она боится за Арчена, хотя все опасности уже позади. Особенно страшно было, когда Арчен отправился в усадьбу, откуда совсем недавно они сумели бежать. И только по лицу Муравы было невозможно прочесть её мысли.

– Конечно, я малость рисковал, – закончил рассказ Арчен, – зато сегодня вечером мы будем кушать курочку.

– Прежде всего, – усмехнулась Мурава, – курочку сегодня никто есть не будет, только девочки и Кудря бульончику попьют. А курочку, может быть, завтра сумеем разжевать. Ты в курятнике схватил не пулярку, а несушку, к тому же, немолодую. Бульончик из такой курицы получается наваристый, а тушку надо часа четыре варить, а то не разгрызёшь.

– Зубы есть, – в тон матери ответил Арчен. – Постараемся разжевать.

– Это всё смехи, – сказала Мурава, – а дело-то серьёзное. Солдаты были уверены, что волшебников в селении не осталось, а теперь они знают о тебе и могут устроить засаду возле источника.

– Это не страшно. Я их обнаружу раньше, чем они меня. И потом, сколько их осталось после встречи с блохами?

– Они в любом случае вызовут подмогу, следопытов, а уж те нас найдут, мы от селения к шалашу заметную тропу протоптали.

– Что б они понимали, как по лесу надо ходить!..

– Разберутся. Внизу тоже лес есть, хотя и не такой дремучий, как наш.

– И что делать?

– Не знаю. Ты мужчина, тебе решать.

Арчен некоторое время молчал, потом нехотя произнёс:

– Надо уходить. Я думал, с блохами хорошо вышло, но не помогает. Долго мы тут не высидим.

– Куда уходить? – спросила Крин, считавшая, что они уже и без того добрались до конца света. – Вниз нельзя. Сейчас по всей стране чужаков ловят. Даже не станут выяснять, колдуны мы или нет. Прикончат спокойствия ради – и всё.

– Значит, пойдём вверх.

– Куда? Ещё глубже в лес?

– Лес тоже не бесконечен. Он даже не слишком велик. Пройти его насквозь можно дня за три-четыре. Вспомни, если смотреть от усадьбы, горы вздымаются поверх леса. Сколько места занимает лес, сказать трудно, но не так много.

– И что встретит нас в этих горах? – это уже спросила Мурава.

– Точно этого никто не знает. Обычные люди не могут пройти через лес, а колдуны… им было хорошо и в селении, зачем идти ещё куда-то? Они были ленивы, за что и поплатились. А мы должны сбросить лень, пойти и узнать, что там есть. Во всяком случае, там нет чащи с её исчадьями, и есть вода. Ледники видны из самой долины.

– Значит, там холодно.

– Если сумеем вшестером наколдовать тент для палатки, то не пропадём. У нас две печуши, большая и маленькая. Отогреемся.

– А заговорённые колья для защитной загородки?

– Придётся тащить на спине. Тяжело, но справимся.

– А вдруг там, на горных лугах, водятся свои твари, от которых ограда не защитит?

– Это нам и предстоит выяснить. Как только Кудря встанет на ноги, то и пойдём.

– Да я уже…

– Ты уже на одной ноге с тростью скачешь. Это при том, что тебя лучшие на свете знахарки на ноги ставят: матушка Мурава и Пася, дочь самой Пуханы. Но и они говорят, что тебе ещё неделю в походы не ходить. А пока будем сидеть, тише… скажи, кто тише всех сидит?

– Улитки. К известковому ручью спускаться, их там много.

– Вот именно. Будем сидеть тихо, как улитка на склоне.