Текст книги "Горное селение (СИ)"

Автор книги: Святослав Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Глава 15

Барониссимус Вальдхальм был неплохим тактиком. Он понимал, что засевшие на горе чародеи могут перемолоть всю его армию, потому не торопился бросать на штурм гвардию и другие элитные части. Иное дело крестоносцы или наёмники, набранные в чужих землях – этих не жалко.

На этот раз наёмники укрывшись за спинами железных големов, сумели ворваться в непокорное селение. И там уже не встретили никакого сопротивления. Гвардия и другие элитные части в селение так и не вошли. Нечего им там было делать. Колдуны, если кто из них остался в живых, попрятались по подвалам и укроминам. Наёмникам было приказано выискивать их и отправлять в столицу для казни. Хотя колдуна, если он зарылся куда-то, найти не так просто. Вот как пить захочет, и за водой пойдёт, тут его и брать надо.

Сжечь деревню не получилось, наколдованное дерево не горит. Грабить в брошенных домах было нечего. Одно название, что жили здесь чародеи, но никаких сокровищ скоплено ими не было. Так сказать, за ненадобностью. Единственное, что оставалось: выковыривать самоцветные глаза у големов, потерявших на второй день способность двигаться.

Из нижней усадьбы прислали рабов, разбирать те дома, что уцелели, и спускать брёвна вниз. В чью-то умную голову пришла мысль что негноимые и несгораемые брёвна могут стоит немалых денег. Увы, продать не удалось ни единого ствола. Брёвна, с великим трудом спущенные вниз, в тот же день рассыпались трухой. Доход принёс лишь разбор Трофейной свалки. Кое что из найденного там оружия, можно было восстановить, остальное пустить в переплавку.

Как и следовало ожидать, максимум потерь пришёлся на первый день. К сожалению, погиб преподобный Папус, который по благословению архиепископа направлялся в логово колдунов, отбирать нераскаянных грешников для публичной казни. На него напало чудовище о двух головах и с кривым ятаганом в одной из рук. Оно зарубило почтенного Папуса, а охранников покидало с горы. Алебардщикам предъявили для опознания самый полный бестиарий из библиотеки Барониссимуса, но такого зверя в бестиарии не нашлось. Пришлось дополнять справочник неведомым прежде монстром, названным «Китоврас двухголовый».

По одному солдаты отучились ходить сразу и решительно. Пятеро солдат прочёсывали местность вдоль ограды и услышали дикий вопль со стороны леса. Не ожидая сопротивления, они ринулись на помощь, хотя крик уже прекратился. Но найти того, кто кричал, они успели, хотя и не целиком, а только его ноги, торчащие из пасти бородавчатого страшилища.

Кто-то потом говорил, что ноги ещё дрыгались, другие в этом сомневались, но все вместе дружно ударили алебардами. Чащобный жаб, а это был он, забулькал и попятился, но жертву не выпустил. Будь пасть свободна, он бы в несколько ядовитых плевков расправился бы с нападавшими, а так мог только отступать, теряя лапы и другие необязательные органы. Умел бы жаб хоть немного соображать, он бы удивился происходящему: никто и никогда на него не нападал, всегда ел только он. Теперь было некуда деваться от настырных алебард. Передние лапы оказались отрублены, пятиться жаб не мог, отрыгнуть полупроглоченного солдата, чтобы расплеваться с остальными, заняло бы слишком много времени, и вообще, бросать недоеденное – не в правилах чащобного жаба. Оставалось прыгать вперёд, что жаб и сделал. Бросок оказался удачным, один из ландскнехтов был сбит с ног и придавлен тяжёлой тушей.

Четверо оставшихся доказали, что они недаром служат в одном отряде. Двое разом навалились на древки алебард, стараясь остановить жаба, а двое других ухватили своего товарища под мышки и выдернули на свободу. После чего, лишившись мужества, солдаты сыграли ретираду, унеся раненого и оставив заглоченного солдата в брюхе чащобного жаба.

Солдат, придавленный жабовой тушей, тем же вечером скончался. На нём не было ран, но гнойная кровь чащобного чудища оказалась ядовитой.

Были ещё потери в войсках, но лес не любит выдавать свои тайны, и об этих трагедиях сведений нет.

Своих солдат Томас Шип держал в кулаке и не позволял им расползаться кто куда. Шли кучно, смотрели зорко.

– Герр Томас, тут опять та же девчонка объявилась. Что она тут делает?

– Шарится, что ещё. Какое тебе дело до девчонки?

– Пришибить бы её. Она хоть и малая, а может, уже бесовка. От них всего можно ожидать.

– Сам ты бесовка. Глянь, у неё рабский ошейник надет, значит, нечистью девчонка быть не может. Она из нижних, их сюда много нахлынуло, но почти все, ожегшись, пятки смазали. А эта осталась. Пусть шарится, всё равно ничего не найдёт. А вот эту халупу надо проверить. Может, там, кто засел.

Первый же удар снёс щелястую дверь. В проёме показалась Пухана. Вид у неё был самый ведьмовской.

– Чего ломитесь? Двери открывать не обучены? Не заперто.

– Вот эту надо живьём в город доставить, святошам на развлечение. Но сначала, скажи, бабка, где вы воду берёте? Пить охота, мочи нет, а в домах всё как пересохло.

– Я лекарка, а не водоноша. Вода вон там, увидите, самый большой дом, а во дворе у него источник. Только водяник там жадный, платить придётся, дороже пива.

– Были мы там. Вода там поганая, пить нельзя. В кринице два трупака плавают.

– Я их туда не бросала.

– Мы тоже. Это кто-то до нас постарался. Там махаловка была – будь здоров. Четыре голема вдребезги разбитые валяются.

– Да уж, – протянула Пухана, не зная, что сказать.

– Ничо… – объявил командир, вдруг ударившийся в воспоминания. – Кто бы там ни бушевал, найдём на него управу. И не таких били. Помню, в Миченице, городок такой был, еретиков поразвелось, ворожеев всяких. Налоги платить перестали. Так нас послали их усмирять. Вот было веселье! Главное, там было, чем поживиться. Не то, что здесь, где вся возня идёт исключительно ради интереса. Да и народа здесь мало, некого ножичком пощекотать. Там мы не старались еретиков на суд тащить, их прямо на месте кончали.

Солдаты стояли со скучающим видом. Не впервой им было слушать воспоминания седоусого командира. А вот Пухана, у которой уже был готов план, как утечь от конвоиров, пока её будут тащить вниз на расправу, слушая вражеского командира, заледенела. В памяти разом всплыло, что она старалась забыть последние двадцать лет: горящие дома Миченице, хохот пьяных ландскнехтов, кровь и отчаянный крик матери: «Хана, беги! В горы беги, там не достанут!»

Оказывается, кто-то из тех убийц ещё жив и даже сладостно вспоминает былое.

– Вы, кажется, воду хотели найти, – напомнила Пухана.

– Да, конечно. Веди, давай.

– Есть секретный источник, только он за границей селения, в лесу.

– Плевать. Ты, давай, веди. Да смотри, чтобы колодец был чистым.

– Об этом не беспокойтесь, – проскрипела лекарка.

Странное чувство владело Пуханой. О таком мечталось ей часто и до боли зримо, и теперь казалось, что она видит очередной сон. Всю жизнь она лечила людей, получая в ответ серебряные шлёндеры и обидное прозвище злой ведьмы. Теперь пришла пора попробовать на вкус, каково это, быть ведьмой.

– Вот источник. Осторожнее топайте по берегам, вода может замутиться.

Год назад Пухана ходила смотреть, что устроил в лесу Арчен; лекарке надо знать такие вещи, и теперь она чувствовала себя уверено.

– Чего это, лес гнилой, а вода такая чистая? – усомнился Томас Шип.

– Говорю же, секретный источник.

Томас Шип в сомнении пожевал губами, зачерпнул в шлем воды и отхлебнул немного.

– Вроде, ничего.

Остальные ландскнехты принялись зачёрпывать воду и пить большими глотками. Они ещё ничего не чувствовали, но опытный взгляд лекарки, ступившей на путь ведьмы, видел признаки отравления.

– А ведь я тоже помню взятие Миченице. Мне было пятнадцать лет, но я считалась хорошей лекаркой, и потому меня должны были сжечь.

– Чего?.. – вряд ли Томас Шип понял, что сказала Пухана. Он просто оглянулся и обнаружил, что ни один из его солдат не стоит на ногах. Одни лежали ниц, слабо подёргиваясь, кто-то раскачивался на четвереньках, пытаясь кричать, но разбухший чёрный язык забивал глотку, лишь из носа текла слизь. Каждый явно умирал, но ни один не мог даже простонать погромче. Только сам командир, хлебнувший всего один глоток яда, ещё стоял на ногах, хотя и его конец был близок.

– Ведьма, отравила! – прохрипел Томас Шип.

Пухана проворно отпрыгнула в сторону.

– А ты думал, я всё забуду и прощу, покорно пойду, когда вы поведёте меня на костёр? Нет уж. Твои помощнички уже сдохли, и ты подыхай следом. Неважно, что мало выпил, от белой ртути противоядия нет.

– Тварь! – Шип попытался броситься на ведьму, но ноги не слушались его. Понимая, что сейчас он упадёт, Шип сделал последнее, что мог: метнул алебарду словно это лёгкий дротик. Оттянутый наподобие копья наконечник ударил в живот. Пухана и её противник упали одновременно.

– Мама! – из-за деревьев выскочила Пася, бросилась к матери.

– Беги! – прохрипела Пухана. – К тёте Мураве беги, она поможет…

Давно ли подобный приказ слышала сама Пухана… Любит жизнь повторяться раз за разом.

Глава 16

Лавку Порша грабители долго обходили стороной. Дом был облазан и, как всегда, ничего ценного не было найдено. Одежда, вроде бы неплохая, попав в чужие руки, немедленно расползалась. Хуже нет занятия, чем грабить колдунов. А лавка – одноэтажное серое строение, долго не привлекало внимания. Наконец, трое наёмников ткнулись в незапертые двери.

Порш, кланяясь, вышел им навстречу.

– Приветствую господ покупателей. В нашей лавке вы можете получить всё, что только пожелает душа. Всё, что угодно за ваши деньги.

– Во! – сказал первый из грабителей. – Тут, никак, торговлишка идёт. Ну-ка, что у тебя на полках?

– Соль. Расфасована по одной щепотке в пакетике. Что делать, народ тут живёт небогатый. Берут редко и по малу.

– Касса где? – перебил бандит.

– Денежный ящик – вот, – с готовностью показал Порш. – У нас всё честно. Вы нож-то уберите, ящик не заперт.

Мародёр заглянул в ящик, потом перевернул его и потряс. Ящик упорно оставался пустым.

С кривой усмешкой мародёр оттолкнул Порша, прошёл в подсобку, оглядел пустые полки, сунулся в ларь, где тоже ничего не было.

– Что ж ты, сука, врал, будто у тебя есть, что угодно?

– У вас нет денег, у меня – товара. Я же сказал: что угодно за ваши деньги.

– У меня денег – во! – объявил ландскнехт, хлопнув по тугому кошельку, висящему на поясе.

– Что вам угодно, сударь, и на какую сумму.

– Пива! – громогласно объявил сударь, повертев перед носом Порша серебряным шлёндером.

– Бросайте монету в денежный ящик и получайте ваше пиво.

– Понятно! Фокус-покус. Раз-два-три! Денег нет, пиво кончилось. Только учти, я тоже умею фокус-покус. Раз-два-три! У меня ножик есть, у тебя требухи нет.

– Я всё понял. Угодно пива, платите деньги.

– Эх, кто-то сейчас напьётся! – наёмник вытащил нож, вытер его о штаны, затем бросил шлёндер в денежный ящик.

– Ваша покупка, сударь!

Порш, не закрывая двери, прошёл в подсобку, на глазах у покупателя открыл ларь и достал оттуда три кружки пива и блюдце с сухариками на сдачу.

– Хо! – воскликнул покупатель и присосался к кружке, пока полностью её не осушил. – Отличное пиво! И цена божеская. В пивнушке «У ворот» Марлюк за серебряный шлёндер две кружки даёт.

– Я лишку не беру, – постно произнёс Порш, умолчав, что на цены он никак не может влиять.

– А ну-ка – мне! – объявил второй ландскнехт, извлекая из глубин гульфика серебряный шлёндер.

Пиво и греночки явились немедленно.

– Кайф! – третий воин потянулся за одной из купленных кружек и тут же получил по рукам.

– Пей на свои.

– Братцы, вы же знаете, я вчера в кости продулся до последнего шлёндера.

– И поэтому мы должны тебя поить? Нет уж, играл на свои и пей на свои.

Безденежный налётчик подошёл к кассе, открыл ящик, перевернул и постучал по дну.

– Где деньги? Туда только что на моих глазах бросили два серебряных шлёндера. Где они?

– Там, где прежде было пиво, – с готовностью ответил Порш.

– Дурить меня вздумал, издеваешься, проклятый колдун. А я тебя сейчас свяжу и потащу в город. Эх, полюбуюсь, как тебя жечь станут!

– Прежде всего, я не колдун, – спокойно соврал Порш. – Эй, Никол, ну-ка ползи сюда, нечего за занавеской ховаться.

Никол нехотя вышел из-за ширмы.

– Глядите! – возгласил Порш. – Если бы я был колдуном, неужели бы мой сын хромал на костылях? Уж я бы наколдовал ему здоровье.

Никол злобно глянул на папашу и, не сказав ни слова, убрался за ширму.

– Думаешь, твоя болтовня тебе поможет? Церковный суд всё равно отправит тебя на костёр. И сыночка твоего тоже.

– Сколько переживаний из-за кружки пива! Мне даже жаль тебя. Согласен, меня отправят в трибунал, а ты останешься здесь и будешь объяснять своим товарищам, почему они должны сидеть без пива и других приятных вещей. Лавка без лавочника работать не сможет.

Наёмник произнёс энергичную фразу на непонятном языке и выбежал из лавки.

В скором времени весь отряд знал, что у Порша можно купить пиво. А поскольку вода во флягах давно кончилась, то торговля в лавке шла бойко.

– Это разве пиво? – говорил длинноусый наёмник, прихлёбывая скверный по его мнению, напиток. – На Западе вообще пиво варить не умеют. Вот в Нихне, там пиво! И подают к нему копчёную ящерицу или угря.

– Желание клиента – закон! – объявил Порш. – Но боюсь, это будет дорого, особенно копчёная ящерица.

– Неважно, тащи!

– Народ сгрудился смотреть копчёную ящерицу. Потом объявился командир отряда, который потребовал бутылку непродажного скайского вина из подвалов великого барониссимуса. Пока Порш исполнял хитрый заказ, солдаты притащили из дома несколько табуретов и большой стол. Лавка на глазах стала превращаться в таверну.

Порш понимал, что этой ночью ему отдыхать не придётся, а скорей всего и следующей ночью и, так далее… пока у захватчиков не кончатся жалованные шлёндеры, что случится довольно скоро. Как поведут себя безденежные солдаты, Порш предпочитал не загадывать.

Глава 17

Гексон Чуб, неудачливый игрок в кости рыскал в поисках хотя бы одного серебряного шлёндера. Никто из однополчан ссудить его не хотел, даже с обещанием вернуть долг вдвое. Да хоть бы и вдесятеро, все знали, что Гексон долгов не возвращает.

Обдумав всё как следует, Гексон сообразил, что есть ещё парнишка на костылях, у которого, должно быть, можно разжиться монетой-другой.

Гексон проскользнул за ширму, где прятался Никол, завёл разговор. Никол, недовольный шумом, что учинили покупатели, сидел смурной, а когда Чуб деликатно намекнул на возможность ссуды, лицо Никола стало таким скучным, что Чуб поспешил сменить тему.

– Парень, ты глянь, какая у меня куртка! Мне её под кирасу не надеть, а то бы ей и вовсе цены не было. Я тебе её по дружбе за десять шлёндеров отдам.

– Медных? – поинтересовался Никол.

– Ну, ты шутник! За такую вещь медью платить…

– У меня кожаных курток четыре штуки.

– Так они, небось, здешние, колдовские. Их в руки взять не успеваешь, они расползаются. Одна видимость. За пределы вашей деревни не вынесешь.

– Это внизу они расползаются. Мне туда и не дойти. А здесь мне твоя куртка не нужна.

– Что, в таком случае, тебе нужно?

Никол задумался, придирчиво оглядывая собеседника, потом ответил:

– Твой нож я бы, пожалуй, за один серебряный шлёндер взял.

– Ты, всё-таки, шутник! Такой нож, знаешь, сколько стоит?

– Неделю назад он ничего не стоил. Можно было покопаться на свалке и найти десяток таких ножей.

– Что же ты не покопался?

– А колдуны? У них с этим строго. Узнают, что ходил на свалку или в лес, мигом с откоса спустят. Это нынче у нас свобода, колдунов не осталось. А прежде за нож головы бы не сносил.

– А на поясе что у тебя? Скажешь, не нож?

– Это так, ковыряльник. Им и резать нельзя. Их носят для красоты.

– А у меня нож отличный. Кинжал. Он нигде не расползётся. За пять шлёндеров берёшь?

Торговаться можно было долго, но у Никола времени было сколько угодно, а Гексон слышал, как Порш объявил, что торговля продолжается лишь до захода солнца, поскольку с наступлением темноты из чащи выползают дьявольские чудища, которые не преминут влезть в раскрытые двери лавки. Солдаты было заорали, что мы тут запрёмся и будем пить до утра. Но Порш резонно объявил, что если в лавке идёт торговля, то двери будут открыты для всех, в том числе для чащобного жаба, с которым солдаты уже встречались и пёстрой манявки, о которой никто толком ничего не знал.

Беда с этими колдовскими штучками. Никогда не знаешь, что правда, а что лавочник придумал.

Время поджимало, и Гексон Чуб продал кинжал за два серебряных шлёндера и красивый, но совершенно бесполезный ковыряльник в придачу.

Оставшись один Никол долго рассматривал нож, пробовал на пальце остриё. По губам его бродила улыбка. Давненько Николу не приходилось улыбаться.

Нескоро смолкли в лавке разговоры в подпитии, и Порш, наложив засов на дверь, заглянул за ширму, где скрывался Никол.

– Кажись, всё на сегодня. Иди ужинать.

За сегодняшний день лавка принесла столько дохода, сколько и за месяц не очищается. Казалось, можно устроить праздничное застолье, но Порш не считал нужным тратить нажитое на ублажение желудка. Сам Порш, как и подавляющее большинство мужчин, ничего толкового в плане еды наколдовать не мог, и вынужден был покупать у себя самого даже не провизию, а готовые кушания, что выходило гораздо дороже. Поэтому он старался обойтись тем, что подешевле.

Сегодня, как обычно, была просяная каша, сдобренная конопляным маслом.

В лавке царил разгром. Притащенный из дома стол залит пивом, заставлен грязными кружками, высокими стаканами из-под пива нихинского, тарелками, на которых подавались закуски.

За посуду не было заплачено ни шлёндера, поэтому к утру она исчезнет, и владельцу останется только протереть стол, но покуда в лавке, обратившейся в корчму, стоял полный разгром.

Пока Порш доставал из ларя миски с горячей кашей, Никол притянул к себе тарелку с недогрызенной ящерицей и принялся объедать кости, на которых ещё что-то осталось.

– Ты что? – гневно вопросил лавочник, – вздумал подъедать чужие отбросы, да ещё такую несъедобную гадость, какой лакомятся дикари?

– Жрать хочу! – огрызнулся Никол, – а от тебя кроме пустой каши ничего не дождёшься. Вот сдохнешь, стану я лавочником, и буду кормиться как следует.

– Замаешься ждать. Лавочник я, и этим всё сказано.

– Был ты, да весь вышел! – Никол выхватил нож и неумело, но зло ткнул отца в живот.

Гексон Чуб не солгал, нож был заточен на славу. Порш упал. Он был жив и пытался подняться, но рана не давала ему разогнуться.

– Вот я и лавочник… буду через минуту, – произнёс Никол, поигрывая ножом и примериваясь, куда ударить в следующий раз.

– Дураком ты родился, Николка, дураком и помрёшь, – прохрипел Порш. – Лавка это не денежный ящик, не прилавок, и не товарный ларь. Лавка это человек, который стоит за прилавком и всё одушевляет. А ты не лавочник, ты хапуга, которого признал только денежный ящик. А больше у тебя ничего не получится. Тебя и проклинать противно, сам помрёшь.

– Врёшь! – завопил Никол, вслепую нанося удары ножом. – Я!.. Мне!.. Я лавочник! Моё!

Припадок длился долго, но наконец, иссяк и он. Никол глянул осмысленным взором.

В лавке царил прежний разгром, прибавилось только две миски остывшей каши на столе и тело Порша в луже крови на полу. И эти добавления никуда не денутся с приходом утра.

Никол уселся на табурет и принялся быстро есть кашу. Опростав обе миски, перевёл взгляд на тело отца. Лицо покойника было мрачным, словно он собирался снять со стены плеть и обучить сына, как следует себя вести со старшими.

Никол не испытывал ни стыда, ни раскаяния, слишком часто и сладострастно он представлял эту минуту. Но труп надо куда-то девать. Утром в лавку вломятся солдаты, и хотя им нет никакого дела до Порша, но объясняться по поводу убийства неохота. А так – сбежал, и куда – не знаю.

Раскинув умом, Никол составил план действий. Снял с мертвеца ремень, удлинил его, на что магических сил хватило, обвязал ноги Порша, а другой конец закрепил у себя на поясе.

Ввязавшись в подобную упряжку, Никол упёрся костылями и поволок убитого отца к ближайшей яме с грязной водой. Ясно же, что большинство сельчан убиты и ходить туда по воду некому. Даже, если кто и найдёт тело, то, конечно, подумает на налётчиков, а не на сына убитого.

На улице быстро темнело, подступала опасная пора, но Никол, надрываясь, тянул ремень. Ему повезло, что он никого не встретил и добрался к самой яме. Измазанный мокрой почвой труп уже ничуть не напоминал грозного отца и казался лишь досадной помехой на пути к настоящей жизни. Узлы на ремне затянулись намертво. Никол перерезал ремень у самых ног Порша и столкнул тело в мутную воду. Вода взбурлила, на поверхности показалось чешуйчатое тулово брюхоеда. Монстр ещё не оправился от схватки с големами, но упустить такое угощение он не мог. Если бы не глубокие раны, он бы стащил в яму и Никола, а так Никол взвыл и запрыгал на костылях прочь от страшного места. Привязанный к поясу ремень волочился сзади, цепляясь за кусты и коряги.

Дома Никол наконец освободился от ремня, кое-как затёр на полу кровь и торжественно вступил во владение наследством. Бросил в денежный ящик три серебрушки, незадолго до того из этого же ящика вытащенные, и потребовал:

– Хочу бутылку того вина, что сегодня заказывал лейтенант, и миску тушёной баранины с черносливом!

Он не помнил, где слышал волшебно звучащие слова: баранина с черносливом, но они сияли в его душе символом настоящей красивой жизни.

Шлёндеры, звякнув, упали в денежный ящик. Никол прохромал в подсобку, открыл товарный ларь. Там на дне лежали три серебрушки, на которые он хотел устроить пир.

– Что за дела? – закричал Никол. – Заказ есть заказ! Немедленно выдать всё!

Торговый ларь пробуксовывал, не желая ничего выдавать.

– Это же подстава! – выл Никол. – Я всю жизнь хотел, а он такую подставу учинил. Это нечестно! Я должен быть лавочником, я!

Скоро наступит утро, появятся наёмники, потребуют пива, а он ничего не может. Вот уж подстава так подстава…