Текст книги "Горное селение (СИ)"

Автор книги: Святослав Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Ык! – сказал страж, который ещё мог соображать.

– Я колдун из горного селения, – представился Арчен. – Мне надо говорить с вашим барониссимусом. Вы отведёте меня к нему или мне пройти силой?

– Сиятельный барониссимус – там, – произнёс страж, не пытаясь сдвинуться с места.

Арчен отодвинул охранника плечом и прошёл во дворец. Пася топотком поспешила за ним. На неё никто не обращал внимания.

Длинные тёмные коридоры, Арчену они напоминали пещеры, что порой встречались в предгорьях. Мальчишкой лет десяти он порой лазал туда, а потом потерял к пещерам всякий интерес. И вот, он снова попал в пещеры, на этот раз рукотворные.

– Тут душно, – услышал он волшебный шепоток Паси. – Люди тут будут болеть безо всякого мора. На улицах зачумлённых людей меньше, чем здесь.

– Это я понимаю, – ответил Арчен. – А куда барониссимус подевался, ума не приложу. Неужто весь дворец состоит из пустых коридоров?

– Не-а. Вон за той дверью есть люди, и за той тоже. Только там барониссимуса нет, – ответила Пася, прислушавшись.

– Это я сам колдую, чтобы в покои пройти окольной тропкой, никого не потревожив. А народу мало, потому что многие болеют. Но всё равно странно тут ходить, словно в могиле.

Очередная дверь, тяжёлые портьеры из богатой ткани. Пася фыркает подозрительно, и Арчен понимает: нет, это не пёрл-шифон. Но у этой двери вновь стоит стража, элитные войска, которым не приходилось кувыркаться с обрыва. А вот жёлтая чума проредила гвардию основательно.

Побеседовать с охраной Арчен не успел. Портьера была отброшена резким движением, появился человек, самый вид которого подсказывал, что он привык приказывать. Волосы с проседью, цепкий взгляд, который не сумела затуманить болезнь. Но лоб, щёки, даже губы покрыты россыпью мелких нарывов – верный признак последней стадии жёлтой чумы.

– Кто вы и зачем сюда явились?

Должно быть, когда-то его голос громыхал и повелевал, но сейчас он был хриплым, как у любого пестозного больного.

Спрашивающий явно не был барониссимусом, но человек, который за пару дней до смерти остаётся на ногах и продолжает командовать, достоин, чтобы ему ответили.

– Мы колдуны из горного селения, – впервые взгляд царедворца зацепил Пасю, – пришли, чтобы остановить жёлтую чуму и прекратить мор.

– Как вы это собираетесь сделать?

– У нас есть лекарство, способное вернуть к жизни умирающего.

– И что вы за него хотите?

– Это мы скажем самому барониссимусу.

– Сияющий владыка болен. Он лежит без памяти и не может вам ответить.

– Тем важнее допустить нас к нему, чтобы мы могли его вылечить. Сначала мы дадим ему лекарство, а потом назначим режим и всё остальное.

– Хорошо. Надеюсь, вы не будете возражать, против проверки. Бершин, кто из легионеров в таком состоянии, что помрёт через полчаса?

– Половина! – ответил страж.

– Доставить сюда. Принести на носилках!

Один из стражников оставил пост и убежал.

– Тебе самому надо лечиться, – сказала Пася, – иначе ты умрёшь через два или три дня.

Придворный одарил Пасю долгим взглядом и ничего не ответил.

Приволокли на растянутом одеяле больного. Он был без сознания, но лицо, густо покрытое нарывами, было чисто вымыто. Значит, кто-то не боялся заразиться и ухаживал за умирающими. Пася, не дожидаясь указаний, приподняла больному голову.

– Настойку давай, полную кружку, как мужчине положено.

Арчен протянул кружку с голубоватой влагой.

Запрокинутая голова, закаченные глаза, спёкшиеся губы… – как заставить такого пить?

Пася, худенькая до прозрачности, в чём в ней самой душа держится… – одной рукой обняла солдата за голову, другой поднесла кружку с зельем.

– Пей мой хороший, пей маленький…

Первый трудный глоток, второй, третий… В щелях опухших век, где мёртво поблёскивали белки, появилось что-то напоминающее взгляд.

– Как себя чувствуешь?

Беззвучно шевельнулись губы:

– Готов служить.

– Тебе сейчас без «слу» – тебе просто жить надо.

– Это впечатляет, – произнёс военачальник. – Говорите, я умру через два дня? Значит, пришла пора мне испробовать ваше зелье. Сколько, говоришь, надо? – полную кружку? Что же, на кон поставлены два дня.

Осторожно обмакнул губы, затем разом опустошил кружку.

– Во всяком случае, это не горько.

– Чем вам промывают язвы? – деловито спросила Пася.

– Представления не имею. Для этого есть полковые медики.

– Ну и не важно. Главное – чистота и свежий воздух. Окна выставить, курильницы погасить, а то воздух у вас такой тяжёлый, что без всякого мора скончаться можно.

– А теперь скажи, – царедворец, только что собиравшийся помирать, повернулся и с прищуром глянул в глаза Арчену. – Чего ради вы вздумали нас спасать? Рано или поздно мор кончится, и войска, те самые, которыми я командую, пойдут в последнюю атаку на горы. Ваше селение это мелочь, которую мы пройдём, не заметив. Наша задача уничтожить лес со всеми его чародействами. Пусть там будет мёртвый склон, но там не останется злого волшебства. После этого никто не побежит в горы, еретики, от которых нынче нет спасения, переведутся сами или будут уничтожены. Я не верю, что ты не знаешь таких простых вещей. Значит, мне неизвестно что-то, что знаешь ты. Поэтому я спрашиваю, чего ради ты пришёл сюда со своей панацеей?

– Так оно и есть. Я знаю то, что неизвестно никому из вас…

Договорить Арчен не успел. Из-за портьеры выбрался ещё один вельможа, пышно одетый и щедро сбрызнутый чумными нарывами.

– Я вижу, вы тут сговариваетесь о заключении комплота, заговора против нашего богоданного государя, – произнёс он с теми интонациями, что отличали покойного Хеля, когда он на совете обвинял преступников и ослушников.

– Как можно? – искренне удивился первый из сановников. – К нам прибыли представители чёрных колдунов, они просят аудиенции светлейшего ба…

– Гна-ать! – тонко закричал новоприбывший. – На эшафот!

Болезнь превратила его крик в шип и писк, который от этого не стал менее страшным.

– Как вам будет угодно – покладисто согласился военный. – Нам принесли лекарство от жёлтой чумы, но если вместо излечения вы предпочитаете казнить посла…

– Я этого не говорил! – быстро поправился гражданский министр.

– В таком случае, – вмешался Арчен, – пройдём дальше.

Следующее помещение, уже не предбанничек, а нечто пошире, не то опочивальня, не то тронный зал, из которого куда-то вынесли трон. В те давние времена, когда Мурава сказывала малолетнему Арчену волшебные истории, он слушал невнимательно, и теперь не мог отличить опочивальню от тронного зала.

Барониссимус лежал на резной кровати, и Арчен заметил, что даже у гвардейца лицо было чище вымыто, чем у богоданного владыки. На губах пузырилась пена, только это указывало на тлеющую покуда жизнь.

– Пася, он умирает, спасай!

Пася уже привычным движением приподняла голову лежащего.

– Пей, пей, мой хороший и не вздумай помирать. Мы с тобой ещё в пятнашки сыграем…

Вокруг постели толпилось немало народу, хотя большинство, судя по всему, явилось поглазеть на агонию самодержца и не собиралось хоть как-то облегчить его участь. А один так даже рявкнул на Пасю: «Как ты смеешь!» – и хотел вырвать кружку с лечебным настоем. Арчен жёстко прекратил вмешательство, выдохнув простейшее заклинание: «Пшёл вон!»

Никому из собравшихся явно не приходилось воевать с чародеями. Они замерли в самых дурацких позах, уставившись теперь не на барониссимуса, с которым так запанибрата общалась девчонка, а на чрезмерно прыткого собрата, который теперь лежал смирно и ждал, что его начнут добивать.

– Мы горные колдуны, и я не советую мешать нашему лекарю, – предупредил Арчен.

Разумеется, у него тут же нашёлся противник, не желающий уступать кормное место возле трона.

Чернобородый дядька, как сказала бы Пася, разодетый в пух и прах, с витым посохом из рыбьей кости и непредставимым количеством перстней на жирных пальцах, немедленно принял вызов. Бывало его сотоварищи, соблазнённые богатствами запада, приезжали сюда в должном количестве, но валились с обрыва или бывали повешены после неудачного штурма. Но теперь колдовское селение изничтожено, а государь-магоненавистник лежит при смерти. Значит, самое время занимать место возле опустевшего трона. И никакой оборванец, пришедший с гор, не сможет этому помешать.

– Это колдун?! – возгласил иноземный маг, угрожающе. – Это мошенник! Весь мир знает, что великий барониссимус изничтожил горных дикарей. Я – единственный маг в этой части вселенной!

Чернобородый вздел посох, собираясь, видимо, обрушить его на голову нечестивца, но Арчен перехватил карающую руку.

Металлы, а их здесь было много, по-разному отзываются, когда чувствуют колдовскую силу. Медь и серебро сохраняют свои свойства, железо мягчает, а золото раскаляется, не желая признавать чужой власти. Недаром ни один настоящий чародей не носит золотых оберегов. Только серебро!

Удивительным образом золотой шлёндер не реагирует, когда его касается колдун. Почему так происходит, в точности не знает никто. Одни полагают, что шлёндер покрыт защитным слоем, оберегающим монету и мага от взаимного уничтожения. Другие и вовсе думают, что редкостная деньга отчеканена из особого шлёндерного золота. Чтобы проверить эти измышления достаточно взять золотой шлёндер и распилить пополам. Стоит такое удовольствие будет ровно один золотой шлёндер.

Десять золотых колец на пальцах соперника, воспылали яростным пламенем. Какие-то висюльки, амулеты, талисманчики, украшавшие широкую грудь, впились в тело, словно горячее тавро. Но хуже всего парчовый, златошивный халат. Тончайшая золотая нить мгновенно превратилась в раскалённую клетку, внутри которой билось нечто, потерявшее всякое сходство с человеком.

Арчен никак не ожидал такого сокрушительного результата. Главное, сунешься спасать, золото ещё пуще раскалится. Поневоле поверишь в мудрость предков. Сказано, не касайся металла, целее будешь. А этот нацепил на себя побрякушек, теперь орёт и корчится, и помочь ему нельзя.

В зале мерзко воняло палёной плотью, горелой шерстью ангорских коз, ароматным дымом курильниц, тошнотворным запахом чумных струпьев, которые нерадивые слуги поленились счистить с лица повелителя.

Одним ударом Арчен вышиб оконную раму. Тонко задребезжали стеклянные осколки.

– Больному нужен свежий воздух! В чувство он придёт завтра к утру. Тогда и продолжим переговоры. А пока… – Арчен повернулся к военачальнику, единственному, с кем получилось подобие разговора, и произнёс: – Мы со вчерашнего дня ничего не ели. Я могу и попоститься, а ребёнка надо кормить.

– Ты же говорил, что твоя напарница тоже колдун…

– Колдуны такие же люди, как и все. Им бывает и семь, и восемь лет. Эта девочка – единственная на всю страну лекарка. Не травница, какие есть в каждой деревне, а лекарка, которая силой волшебства знает всё, что людям известно о любой из болезней. Именно она здесь главная, а я всего лишь охранник и помощник.

– Я понял, – согласился царедворец. – Пока вам готовят опочивальню, прошу пройти в пиршественный зал. Праздничный обед готов и ожидает вас.

– Не показывай удивления, – молча напутствовал Арчен Пасю. – Пусть думают, что царский обед для нас ерунда, что мы так каждый день едим.

– Хорошо, – вяло ответила Пася. – Просто я устала.

– Кстати, я не помню, тебе в самом деле семь лет или уже восемь?

– И я не помню. Надо бы колдануть, но у меня сил нет, спать хочу.

– Ты же перед выходом смотрела…

– Так я уже запамятовала. Сколько всего произошло, где упомнить.

Арчен как мог развлекал Пасю, не давая ей уснуть. В пиршественном зале чуть не насильно скормил ей пару заливных котлеток, он даже не понял, мясных или рыбных, после чего Пася окончательно уснула, и Арчен отнёс её в опочивальню, не дождавшись первой перемены блюд.

Утром Пася проснулась резвой, как птички, что щебетали в долине.

Арчен, который с вечера переел незнакомых яств, побаивался, что и утром продолжится праздник живота, но всё было более чем скромно. Блюдца с сухариками, наподобие тех, что подавались к пиву в волшебной лавке, и два кувшина с тонкими носиками. В одном – горячее молоко, в другом жидкость чёрного цвета.

– Что это? – спросил Арчен, с недоверием понюхав незнакомый отвар.

– О!.. – ответил повар, самолично явившийся прислуживать гостям. – Это великий секрет. Тайна этого напитка принадлежит нам. Только при дворе сияющего барониссимуса могут готовить его.

Пася безо всякого пиитета ухватила малый кувшин, плеснула в чашку, понюхала.

– Тоже мне, тайна! Арчи, помнишь, когда мы сюда шли, вдоль дороги цветочки росли синие?

– Может быть… – сказал Арчен, который присматривался к чему угодно, но не к цветам. Это Пася не пропускала ни единой травки, каждую сорвала, понюхала и на зуб попробовала.

– Ой, ты, наверное, с цикорием путаешь, он тоже синий. А это – мышиный горошек, такой вьющийся. И если у него семена собрать, хотя они твёрдые и горькие, я пробовала, так вот, их потом обжарить в сухом жару и размолоть, то их можно заваривать и пить. Можно так просто, можно с солью и жгучим перцем, а всего лучше с мёдом и молоком.

– Я, лучше, просто молочка попью, – заметил Арчен.

– Это потому, что ты не любопытен, – вынесла приговор Пася.

Затем она повернулась к повару и спросила:

– Я правильно ваш секрет разгадала?

– Мадмуазель чародейка, – с постной миной ответил кулинар. – От вас не может быть тайн.

– Не беспокойтесь, – сказал Арчен, бросив на Пасю многозначительный взгляд, – чародейки, даже самые юные, не разглашают чужие тайны.

Пася взгляд перехватила, поняла и прикусила язычок, готовый что-то разгласить.

Вошёл вчерашний царедворец. Вид у него был значительно лучше, чем вчера, действие панацеи было заметно с первого взгляда.

– Сиятельный барониссимус согласился дать вам аудиенцию.

«Ещё бы он не согласился…» – подумал Арчен и вслух сказал:

– Мы готовы.

Уже выйдя из пиршественного зала, Арчен негромко спросил:

– Простите, как я могу к вам обращаться? Вы не представились, и я не знаю, как вас зовут, и какую должность при дворе вы занимаете.

– Это не так важно. Зовите, как вам удобно.

Боится, – отметил Арчен. – Мама рассказывала, что многие из живущих в долине, верят, что если сказать колдуну своё имя, попадёшь к нему в рабство. Но я думал, что в такое верят только простолюдины. А оказывается, полководцы тоже бывают суеверными.

– Скажите, – произнёс Арчен, желая перевести разговор на что-нибудь безобидное, – а тот тип, что на меня с посохом бросился, он жив?

– Умер, – коротко ответил безымянный полководец. – Его сильно обожгло.

– Я этого не хотел, – сказал Арчен, но он объявил, что он колдун, и я ему поверил. Колдун от меня сумел бы защититься, ведь я бил в полсилы…

– А вам бы лучше этой ночью не совещания проводить, а выспаться как следует, – неожиданно встряла в разговор Пася. – Кризис у вас ещё не миновал, держитесь на одной лечебной настойке. Надорвёте сердце, чем лечить будете? Два раза настойку пить нельзя.

– Ничего, выдюжу. Вот Гармайзельд, тот, который вчера отказался пить ваш эликсир, помер этой ночью. Жаль, очень жаль. Но, с другой стороны, он был плохим казначеем, слишком часто путал государеву казну с собственным карманом. Теперь надо думать, кто сядет на его место. Претендентов много, и все голодные. А ваша чудесная лекарка советует побольше спать. Впрочем, мы пришли. Барониссимус ждёт.

Сияющий восседал на постели, обружённый горами подушек. Царственная морда была опухшей, не то от долгого сна, не то от последствий жёлтой чумы. Но струпья и корки были тщательно смыты.

– Это, что ли, горные колдуны?.. – просипел повелитель.

– Да, ваше сверкание. Они принесли лекарство, вернувшее вас к жизни.

– Знаю. А зачем тут девчонка?

– Это чародейская лекарка. Именно она пользовала вас вчера.

– Да, помню. Но девице здесь не место. Отведите её на женскую половину, там тоже есть больные. Пусть займётся ими.

– Не возражай, – молча приказал Арчен. – Меня на женскую половину не пустят, а ты всё высмотри, разведай, а потом расскажешь.

Пася поклонилась и вышла. Уж что-что, а разведывать и потом рассказывать она научилась много раньше, чем лечить.

– Где то чудо-лекарство, что вы принесли? – потребовал барониссимус.

– Вот, – не стал спорить Арчен и протянул бачок, в котором плескалось совсем немного эликсира – две или три кружечки.

– Это правильно. Столь драгоценный настой должен принадлежать нам и только мы можем решать, кому даровать жизнь, а кто должен умереть. Кстати, поскольку ты колдун несомненный и доказанный, то тебя следует отправить на костёр.

– Не советую. Вам рассказывали, чем закончилась попытка вашего придворного мага напасть на меня? Так вот, если вы не хотите точно так же сгореть, извольте выслушать, что я скажу. Вы владеете большой страной, но представления не имеете, что находится за её пределами. Страшный колдовской лес для вашей армии непроходим, а мы прошли его и поднялись на заснеженный хребет. Мы увидели, что находится по ту сторону перевалов.

– А мне какое дело? – спросил барониссимус.

Он вальяжно развалился на подушках и слушал Арчена так, словно перед ним кривлялся шут, которого можно смеха ради послушать, а можно заставить молчать пинком ноги.

– Дело в том, – возвысил голос Арчен, – что по ту сторону хребта нет земли. Там бушует окаянное море, полное яда. Иногда волны перехлёстывают хребет и порождают отравленные дожди, а уже от них рождается зачарованный лес и заводятся чудовища, которых вы так боитесь.

– Я ничего не боюсь.

– Я видел, в каком состоянии вы, со всей своей храбростью, были вчера. Если бы не помощь маленькой девочки, тебя бы сейчас хоронили, как и твоего проворовавшегося казначея.

– Ты уже наговорил на два костра, – меланхолично заметил барониссимус.

– В таком случае, я наговорю ещё на пару костров.

– И пыток, – добавил барониссимус.

– А вот этого не будет!

Арчен шагнул к окну, которое только вчера вышибал. Теперь окно было забрано узорчатой стальной решёткой. Кованные цветы, переплетаясь составляли сложный узор. Арчен сорвал несколько цветков, составил из них букетик и протянул его барониссимусу. Тот отползал, прикрываясь подушками.

– Нет! Не подходи!

Стража, явно люди безымянного царедворца, получившие ночью командирские указания, не вмешивалась.

– Раз так, то продолжим наш разговор. На самой границе колдовского леса находится селение, где живут волшебники. Вы, ваше баронство, непрерывно нападали на нас и всякий раз бывали разбиты. Так было до недавнего времени, когда вы сумели сломить колдунов и разрушить селение. Я правильно говорю, ничего не соврал?

– Всё так было и так будет! Никто не посмеет противоречить нашей мощи!

– Жаль твоя моща тоща. Дело в том, что селение колдунов сдерживало ядовитое действие Окаян-моря. Не стало селения, и из морских просторов на ваши земли обрушилась жёлтая чума. Надеюсь, ваши врачи, – ведь у вас есть врачи? – уже установили, что никакого морового поветрия нет, болезнь не заразна. Это яд Окаян-моря стекает в долину. Взгляни, пограничные земли в предгорьях у тебя вымерли напрочь. В столице дела не так страшны, сюда добралось меньше яда. Но если твои войска двинутся к горам, мы уже не сможем ничего сдерживать. Погибнет войско, следом сгинет мирный народ, помрёшь и ты сам. Мир не сможет существовать без колдунов.

– Ты врёшь! Не пытайся меня обмануть! Я буду победителем, потому что в моих руках чудесный эликсир, который вылечит и армию, и подданных.

Вот уж такой дури Арчен не ожидал.

– Ты загляни в бачок! Этими каплями ты собираешься вылечить весь народ?

Барониссимус потряс бачок, но растерянность на его лице быстро сменилась уверенностью.

– Ты принесёшь мне столько зелья, сколько я скажу.

– Эй, любезный, ты забыл, что хотел сжечь меня на трёх кострах разом!

– Я придумал кое-что получше. Я прикажу привязать к столбу твою девчонку. Хворост, то-сё, факела наготове. Думаю, ты помчишься бегом и принесёшь столько зелья, сколько мне захочется.

– А ты сволочь, – произнёс Арчен, глядя в царственное лицо. – Ты хуже чащобного гада. Жаль мы тебя вчера вылечили. Сдох бы – и дело с концом. Ничего, доброе дело не опоздано. Я тебя и сейчас убить могу, даже не прикасаясь к твоей прогнившей туше. А твой преемник, думаю, будет более сговорчив.

Барониссимус живо выпрыгнул из постели и спрятался за спинами придворных, которые продолжали стоять с видом полного недоумения. На их глазах творилось дикое непотребство, но как поступать в такой ситуации, никто не знал. Этикет не предусматривал подобных вещей.

Ёмкость с остатками панацеи государь из руку не выпустил Со звонким хлопком он выбил пробку и принялся поспешно, давясь и обливаясь голубой жидкостью, глотать драгоценный эликсир.

– Что ты делаешь, дурак! – закричал Арчен. – Нельзя!

– Не учи! – ответствовал государь, оторвавшись от опустевшего сосуда. – Ха-ха! Я теперь бессмертный! Никакая болезнь, никакой яд меня не убьют!

«Разве что белая ртуть», – подумал Арчен, а вслух сказал:

– Тебя убьёт собственная глупость. Человек не может выдержать столько здоровья, сколько ты влил в себя.

– Бред! Я здоров и силён, как никогда. Никакое чёрное колдовство не сумеет справиться со мной!

Барониссимус ударил одной рукой о другую. Раздался громкий хруст, стукнутая рука обвисла, изогнувшись под нелепым углом.

– А! Что?!.

– Ты сломал себе руку, сиятельный. Сила и здоровье у тебя возросли многократно, а прочность костей осталась прежней. Кстати, советую лечь, а то как бы взбесившееся сердце не выломало грудную клетку.

Барониссимус пытался кричать, но с первой попытки сорвал голосовые связки и сумел лишь просипеть:

– Помогите!

– Один раз мы тебя вылечили, второго раза не будет. Жадность кошку сгубила.

С кошками и их жадностью Арчен хорошо познакомился в бытность рабом.

Барониссимус пал на постель. Балясины, на которых держалось спальное сооружение, подломились, всё бухнулось на пол. Непонятно, вес у человека, опившегося эликсиром, остался прежним, отчего же всё ломается? Возможно дело в резкости удара.

Уцелевшей рукой барониссимус срывал одежду. Клочья прочнейшей материи разлетались, как придуманные. Обнажённая грудь бешено вздымалась, причём не от дыхания, а словно кузнечный молот стучал изнутри, стремясь вырваться на волю. Это билось, а верней, разбивалось сердце. Рёбра были сломаны чудовищными ударами, и лишь пласты сала на груди не позволяли телу разлететься на части. Готовые лопнуть глаза, и пена из ушей – как это было похоже на гибель Никола! Но там панацее противостояла белая ртуть, а здесь только собственная жадность. Недаром говорят: жадность – самый страшный яд среди всех ядов.

Толчки изломанного тела становились реже, хотя сила их не уменьшалась. Пена из ушей и рта сменилась жиденькой кровью.

– Что скажете, учёные мужи? – спросил Арчен. – Вы видели, я не коснулся его пальцем, но лишь предупреждал, чтобы он не совершал самоубийства.

– Этот чудесный медикамент, – произнёс самый седобородый, – способен убить в человеческом организме любую болезнь, но если он не находит болезни, то он убивает самого человека.

– Совершенно верно, – подтвердили остальные.

– Государь смертен, государство вечно! – возгласил военачальник, и стража у дверей опочивальни отсалютовала бердышами.

Арчен вздохнул с облегчением. Дело, кажется, поворачивало к нужному завершению.

– Господа, – объявил полководец, обращаясь к растерянным придворным, вам поручается важнейшее дело – объявить народу о смерти богоданного властелина. Кроме того, нужно подготовить и провести похороны, достойные величия скончавшегося государя.

О таком царедворцы могли только мечтать! Казначей погиб, а им дозволено безотчётно запускать лапу в сокровищницу. Бедняги не знали, что войсковые казначеи уже проинструктированы и будут негласно учитывать каждый шлёндер, а когда придёт срок, за всё будет спрошено со всей строгостью.

Но главное, пока прочие царедворцы делили деньги, командир гвардейцев забирал в свои руки власть, и война с безымянным селением вовсе не входила в его планы.

Настоящие переговоры начались, когда лишние царедворцы покинули зал. Первый вопрос был:

– Вы собираетесь остаться при дворе?

– Нет. Здесь нам ничего не нужно, кроме мира и спокойствия, которые мы уже получили. А дома мы нужны. Нас мало, и я не знаю, как мы сможем остановить моровую язву.

– Хорошо, Я прикажу, чтобы вам выделили экипаж.

– Это лишнее. Колдуны должны ходить пешком. Красивая жизнь легко может изнежить волшебника.

– И ваша девочка тоже пойдёт пешком?

– Сюда-то она дошла. А если бы вы видели, как она взбиралась на граничные горы, вас бы не удивляли её здешние подвиги.

– Представляю, кем она станет, когда вырастет.

– От неё не будет ни малейшей опасности. Она будет лекаркой, которая вылечивает все болезни, кроме смерти. Её мать тоже была лекаркой, каких поискать, а ваши священники хотели отправить её на костёр. Поэтому я прошу: пусть таких приговоров больше не будет. Самый суровый приговор должен быть – изгнание. Изгнание к нам, в горы. А уж мы разберёмся: колдун это, преступник или дурак возомнивший о себе невесть что.

– Это будет непросто. Традиции – вещь упрямая. Но думаю, вместе мы переупрямим любую традицию. Когда вы собираетесь уходить?

– Думаю, завтра с утра. Пасе надо выспаться и отдохнуть. А то ваших тёток, что на женской стороне живут, хлебом не корми, дай новенькую заклевать. Я отсюда их вопли слышу.

– Так надо солдат послать на помощь.

– Не надо. Пася с трёх лет одна по селению бегает. Она сама кого хочешь заклюёт.

И в подтверждение этих слов сквозь стены, двери и великое множество портьер донёсся многоголосый женский клёкот, на этот раз слышимый не только изощрённому слуху Арчена.

– Не сошлись во мнениях, – сказал Арчен.

В зал вбежал толстенький, по-женски одетый человечек.

– Фурия! – закричал он тонким голоском. – Там фурия!

– Ступай и приведи её сюда! – приказал новый повелитель.

– Она меня убьёт!

– Если бы она хотела, она бы убила тебя давно. Ступай.

Человечек торопливо утоптал.

– Пася лекарка, – сказал Арчен, – она не умеет убивать.

– Ничего, пусть боится.

Евнух, а это был евнух, хотя Арчен не мог понять, где человек умудрился так покалечиться, вновь появился в зале. За ним шла сердитая Пася.

– С тобой всё в порядке? – спросил Арчен.

– Со мной – порядок. Это у них там порядка нет. Чумных они куда-то запрятали, но те, кто остался, сплошь больны, а если таки дальше пойдёт, все перемрут.

«Вот и хорошо», – новый повелитель не сказал ни слова, но не надо быть волшебником, чтобы понять несказанное.

– Там почти у всех мастит, – продолжала тараторить Пася, – даже у нерожавших.

– Это ещё что за зверь?

– Ну как же, видел, у кого жёлтая чума, то всё лицо в нарывах, и тело тоже. А у женщин, даже если чума не проявляется, самые худшие нарывы на груди. Особенно у любимой жены, сиськи так раздуло, слёзно смотреть.

– У кого сиськи раздуло? – спросил Арчен.

– Ой, чо скажу, ты не поверишь! У этого барониссимуса жён, что пиявок в грязной яме. И все разные. Жена первая, жена главная, жена любимая, ещё какая-то. Куда ему, задохлику, столько? Они, может, и ничего девки, но у них там жарко, душно, курильницы всюду, ещё хуже, чем тут было. А стоило мне потребовать, чтобы окна отворили, как они крик подняли, мол, холодно, сыро, с улицы пыль заразную нанесёт. А у той жены, которая любимая, сиськи горячие и твёрдые, как камень. Это же больно, а служанки ей грудь перетягивают, от чего ещё хуже становится. Чумы нет, но ведь ясно, что это Окаян девку отравляет. Я им так и сказала:

 
Он ужасно отомстит,
Он устроит им мастит.
Будет тело, как гранит,
В монолите трещины,
Ах, какой у вас мастит,
Дорогие женщины!
 

– Пася, ты и стихи умеешь?

– Я всё умею, когда лечить нужно. Я им по-всякому говорила, что делать, а толку? Припарки ставить надо с капустным листом, он воспаление оттягивает. Тут вопль поднялся осмысленный, мол, капустный лист средство мужицкое, благородную даму им лечить не по чину. А чем по чину, спрашивается? В левой сиське у её уже не просто воспаление, там гной переливается. Нарыв надо срочно вскрывать, а то пропадёт дурында, особенно, если ей грудь туго бинтовать. Ну, я и вскрыла… – Пася помолчала и добавила: – абсцесс.

– Чем? У тебя же нет инструментов.

– У меня всё есть. Я понимаю, что больно резать по живому, но ведь не только сама любимка, но все девки, сколько их там было, возопили и кинулись меня за руки хватать. Какое тут может быть лечение? Ну, я им показала, что не только вежличать умею. Так гикнула, что у них все стёкла в покоях повылетели. Я на Хотича так не орала.

– И что дальше?

– Ничего. Пришёл ихний калека, ты его видел, и сказал, чтобы я сюда шла.

– Правильно. Сейчас будет обед, а завтра с утречка домой пойдём. Я договорился, войны не будет.