Текст книги "Я не в твоей власти (СИ)"

Автор книги: Светлана Середа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Глава 3

– Юлька, что происходит? – требовательно поинтересовался Женя прямо с порога.

– Во-первых, здравствуй, – буркнула я, с неудовольствием отрываясь от чтения. – Во-вторых, ничего интересного не происходит. Видишь – читаю.

– Почему ты не заходишь к Дану?

– К какому Дану? – вырвалось у меня прежде, чем я успела сообразить, о ком идет речь.

– Ты даже не потрудилась поинтересоваться, как его зовут! – с искренним негодованием воскликнул Женя, усаживаясь на журнальный столик и запуская руку в вазочку с печеньем. – И после этого ты утверждаешь, что ничего не происходит?

– Я не любопытна.

Женька скептически поднял бровь.

– Я говорила с магистром, и знаю, что парню уже лучше и он ходит, держась за стенку. Остальное меня не касается.

– Жалко, – белль Канто, безмятежно жуя печенье, уставился в окно. – Я думал, тебе будет интересно. Он про тебя спрашивал.

Ух! Кровь бросилась в лицо. Значит, он все-таки успел меня заметить. Если честно, до сих пор у меня оставалась слабая надежда, что, очнувшись, парень некоторое время пребывал в прострации и не слышал моего пламенного монолога.

– Гм. И что же он спрашивал? – я изо всех сил старалась подражать безразличному Женькиному тону.

– Открываю, говорит, глаза, и вижу – Она! – с серьезной миной поделился белль Канто. – С тех пор спать не могу – люблю, жду, надеюсь.

– Тьфу, придурок! – я сдернула с кровати подушку и запустила в приятеля, вкладывая в удар все нервное напряжение. – Шуточки у тебя…

Женька слегка наклонил голову, пропуская подушку мимо.

– Ладно, шутки шутками, а чего это ты так покраснела?

– «Чего», – с возмущением передразнила я. – Да от твоего юмора мрамор краснеет и молоко сворачивается!

Женька, не отрывая седалища от столешницы, дотянулся до подушки и метким броском зашвырнул ее обратно в изголовье кровати.

– Если серьезно, зайди к нему. Бедолага с ума сходит, пытаясь понять, была ли ты в реальности или привиделась ему в бреду.

Кстати, а это мысль! Я обдумала ее со всех сторон и с сожалением отбросила: рано или поздно он меня увидит – и тогда объяснения не миновать.

– Надеюсь, ты его успокоил?

– Конечно, нет. У меня язык не повернулся испортить такую интригу. Зайди сама.

– Ладно, схожу, – кисло согласилась я. – Как-нибудь потом.

– Почему потом? – Женька подозрительно оживился. – Нет, ну правда? Ты же сейчас ничего не делаешь! Пошли вместе. Я все равно собирался его навестить.

Я открыла рот, чтобы объяснить белль Канто, что он нахал, бесцеремонный тип и зануда, но внезапно передумала. Если поразмыслить, приглашение пришлось весьма кстати. Мне в любом случае не отвертеться от визита, а в компании с Женькой это делать сподручнее: есть надежда, что в присутствии постороннего парень постесняется выяснять, что я такое бормотала в запальчивости.

– Хорошо. Идем, – объявила я, направляясь к двери.

Женя, который, уже успел настроиться на длительную борьбу, проводил меня недоверчивым взглядом.

– Давай, давай, – поторопила я. – По дороге расскажешь, что ты еще успел от него узнать. Не мучить же парня одними и теми же вопросами по второму кругу.

– Да там не о чем рассказывать, – пожал плечами Женька, поднимаясь со стола. – Парень ничего не помнит. Лорд Дагерати вывалил на него ворох наводящих вопросов, но наш таинственный незнакомец припомнил только свое имя, да и то не сразу, и какие-то обрывочные сведения о мироустройстве в целом.

– Знакомая легенда, – хмыкнула я.

– На сей раз это похоже на правду. Магистр сказал, что у парня в мозгу то ли блоки какие-то, то ли повреждения магического характера – я не понял. Кажется, магистр и сам толком не понял. Он говорит, что раньше с таким не сталкивался и сделать ничего не может. Надеется, что это само собой пройдет со временем. Его светлость дышит огнем и плюется кипятком.

– Могу себе представить, – я нервно хохотнула (хотя ничего смешного тут не было, особенно если вспомнить, кто притащил этого подозрительного типа во дворец).

Кайрис прятался за баррикадой учебников и конспектов, только лохматая макушка торчала над книгами. Я решила, что он вообще не заметил, как мы проскользнули в палату, но вслед нам донеслось требовательно-недовольное:

– Десять минут!

Над кроватью ярко горел ночник. Изголовье было приподнято, и парень полусидел, держа в руках… книгу. Я так удивилась, что вместо приветствия у меня вырвалось:

– Вы читаете?

– Скорее перелистываю, – поправил он, отрывая взгляд от страниц. – Мне было просто интересно, получится ли у меня. Оказалось, что читать я умею, но длинный текст пока не по силам: буквы расплываются, и голова начинает болеть.

– А что за книга? – полюбопытствовала я.

Парень машинально, совсем как когда-то Вереск, поднял книгу, показывая мне обложку. Только в отличие от полуэльфа, он ничуть не смутился: ему даже в голову не пришло, что я могу не прочесть название.

– Я не понимаю эльфийские руны, – суховато заметила я.

– Тут написано «Общая хирургия». Ее оставил тот нервный юноша – Кайрис, кажется, – мой собеседник отложил книгу в сторону. – Кстати, меня зовут Дан. Это я вчера вспомнил.

– Юлия.

– Рад с вами познакомиться… наконец, – он обезоруживающе улыбнулся. – В нашу прошлую встречу у меня не было времени даже разглядеть вас как следует. Почему вы так быстро убежали?

Я с подозрением вгляделась в его лицо. Чего он ждет? Что я расшифрую смысл своих загадочных речей и объясню, зачем трясла незнакомца за плечи? Но серые глаза смотрели ясно и открыто, без всякого видимого подтекста. Сейчас они казались почти голубыми – гораздо светлее, чем мне запомнилось с прошлого раза. Улыбка у парня была приятная. Она освещала лицо, угловатое и все еще болезненно-резкое, делая его почти симпатичным.

– От неожиданности, – пояснила я наконец. – Вы так долго были без сознания, я уже почти потеряла надежду, что вы придете в себя. И вдруг ни с того ни с сего – бац, вы открываете глаза.

– Кстати, мне рассказали, что своим спасением я обязан вам. Спасибо.

– Положим, своим спасением вы обязаны магистру Астэри. Я просто доставила вас во дворец, – подчеркнуто ровным тоном поправила я. Мне не хотелось, чтобы новый знакомый считал себя хоть чем-то связанным со мной.

Впрочем, удостоверившись, что я не плод воспаленного воображения, Дан потерял ко мне интерес и перевел взгляд на Женьку.

– Лорд Дагерати заходил вчера вечером. Спрашивал, о чем мы с тобой говорили после того, как он ушел.

– У меня тоже, – отмахнулся Женька. – Не волнуйся, это не потому, что он подозревает тебя в чем-то конкретном. Просто пытается понять, кто ты такой и чего от тебя можно ожидать… А ты правда говоришь по-эльфийски?

– По крайней мере, читаю.

Женька выдал длинное забористое ругательство на языке Старшего Народа. Лицо у него осталось невозмутимым, но я узнала отдельные слова, которые порой вырывались у Кайриса, когда его постигала очередная неудача в лабораторных опытах. Дан фыркнул и что-то ответил, тоже на эльфийском. Было заметно, что этот язык ему менее привычен, чем всеобщий, но говорил он, в отличие от белль Канто, плавно и почти без акцента.

– А что ты сказал?

– Чтобы ты не ругался в присутствии девушки. А ты не понял?

– Неа. Я не знаю эльфийского. Только ругаться умею, – простодушно признался Женя.

Мы рассмеялись. Я заметила, что Дан поморщился, – видимо, смеяться было больно.

В палату заглянул Кайрис:

– Господа, время истекло. Пациенту нужен отдых.

– Я к тебе еще зайду сегодня, – пообещал Женя. – Не возражаешь, если я приведу свою девушку? Держу пари, она будет в восторге от твоей романтической истории.

– Если хочешь, – сдержанно ответил Дан. – Я тут в основном сплю, а в остальное время маюсь от безделья.

– Ты что, правда хочешь притащить к нему Веронику? – угрюмо спросила я, когда мы вышли из клиники.

– Ну да, а что? Магистр, я уверен, не будет возражать. Он сам говорил, что Дану надо больше общаться – это поможет ему быстрее восстановить память. А парню тут отчаянно скучно, ты же слышала. Представь себя на его месте: читать нельзя, разговаривать не с кем, всего развлечений – до сортира прогуляться. Я бы через пару дней взвыл.

Я подумала, что от болтовни и неуемного любопытства ее высочества парень взвоет еще быстрее, но промолчала. В конце концов, это не мои проблемы. Меня волновало совсем другое. Я знала, что Женя легко сходится с людьми, особенно с теми, которые ему симпатичны. Но то, что он так быстро установил приятельские отношения с подозрительным незнакомцем, почему-то неприятно задело. О чем, скажите на милость, можно ежедневно трепаться с человеком, который ничего не помнит о себе? Да и вообще, не рановато ли сокращать дистанцию? Может, этот парень маньяк и убийца.

– «Не возражаешь, если я приведу свою девушку?» – передразнила я. – Просто светский салон какой-то. Ты бы еще Нимроэль пригласил. В вечернем платье. «Коктейль-пати в больничной палате. Вход строго по приглашениям.»

Женька бросил на меня странный взгляд и задумчиво пробормотал:

– В этом что-то есть.

* * *

Пару дней спустя мы с Вероникой и Ним сидели в комнате у ее высочества. Разговор крутился, разумеется, вокруг Дана: в скучной дворцовой жизни появление нового персонажа – событие, которое не может остаться незамеченным. Как и предполагал Женька, «романтическая история» вызвала у Ники бурю эмоций. К счастью, девочка оказалась достаточно благоразумна, чтобы не сделать героиней этой истории меня, но со всем пылом юности пыталась убедить нас, что тут наверняка замешана женщина.

– Это вы про последнего пациента магистра Астэри? – уточнила эльфийка, склонив набок белокурую головку. – Я с ним познакомилась вчера. Милый мальчик.

«Милый мальчик!» Тьфу. И она туда же. Впрочем, для нее, наверное, добрая четверть мужского населения Эртана относится к категории «милых мальчиков».

Раздался отрывистый стук в дверь, и в комнату, не дожидаясь приглашения, вошел Женька. По сияющей физиономии было видно, что на кончике языка у него вертится потрясающая новость, но он считает недостойным мужчины начинать сплетничать прямо с порога. Женька небрежно-ласковым, хозяйским жестом поцеловал Нику в уголок рта (девушка трогательно покраснела и украдкой пожала его пальцы) и устроился на подлокотнике ее кресла.

– Перемываете косточки мужчинам?

– Почти, – бесхитростно согласилась Нимроэль. – Мы говорили про Дана.

Женькины губы расползлись в самодовольной улыбке – он не сомневался, что новость придется аудитории по вкусу.

– Юлька, помнишь, ты тут давеча говорила про коктейль-пати? Я решил, что это отличная идея. Сегодня в шесть приглашаю всех ко мне – устроим вечеринку в честь переезда Дана в мою комнату.

Я не поверила своим ушам.

– Скажи, что это шутка, – голос прозвучал глухо от сдерживаемого гнева.

– Ничуть, – Женька превратно истолковал мое недоумение и поспешил успокоить. – Магистр Астэри одобрил идею. Он считает, что это поможет Дану быстрее освоиться. Постоянный медицинский надзор ему уже не нужен, до ванной комнаты может сам добраться. Магистр будет навещать его раз в день. Даже лорд Дагерати не возражал, – Женька хихикнул. – Он, похоже, надеется, что в неформальной обстановке мне будет легче раскрутить парня на информацию. Все равно кровать Вереска пустует…

– Бель Канто, ты что – охренел? – ярость вырвалась наружу. – Пепел твоего друга еще не успел остыть, а ты уже подыскал ему замену?!!

– Юль, ты… что ты такое говоришь? – побелевшими губами выговорил Женя.

Вероника испуганно схватила его за руку – то ли неосознанно защищая от меня, то ли наоборот – удерживая от опрометчивых поступков. Нимроэль посмотрела на меня с укоризненной жалостью – так смотрят на ребенка, который, несмотря на запрет, полез в буфет за конфетами и прищемил себе пальцы.

– Счастливо повеселиться!

Я понимала, что дело вовсе не в Женьке и даже не в Дане. Если бы белль Канто не помянул Вереска, я бы не взорвалась – разве что молча поскрипела бы зубами. Дан все-таки не заслуживает того, чтоб его, недолеченного, вышвыривали на улицу. И, наверное, перевести парня из палаты с голыми стенами в обычную комнату – действительно хорошая идея, тем более, что магистр ее одобрил… Но, черт возьми, неужели во дворце мало других комнат?!!

К вечеру от моей вспышки осталось только легкое раздражение – и угрызения совести. Все-таки Женьку я обидела несправедливо. Дан вылечится и исчезнет из нашей жизни, а потерять из-за такой ерунды друга мне совсем не хочется…

Я осторожно постучала в соседнюю комнату.

– Войдите! – послышался из-за двери веселый Женькин голос.

В душе снова заскреблась досада. Он веселится! Я тут переживаю, терзаюсь угрызениями совести, а весельчак белль Канто уже и думать об этом забыл, словно и не было утреннего разговора! Но отступать было поздно.

– Всем добрый вечер. Жень, можно тебя на минутку?

Женька вышел в коридор и насупленно взглянул на меня из-под каштановой челки. Нет, поняла я, не забыл и не простил.

– Жень… я… хочу извиниться. Мне не следовало так говорить, и на самом деле я так вовсе не считаю… ну, насчет друга. Само вырвалось. Прости, пожалуйста.

Ореховые глаза сверкнули так радостно, что даже суровый военачальник на портрете, казалось, с трудом удержался от улыбки.

– Конечно, Юль. Я понимаю. Зайдешь?

За дверью слышался торопливый говорок Ники и мелодичный смех Ним. Я покачала головой:

– Не сейчас, извини. Я вам все веселье испорчу своей мрачной физиономией.

– Как хочешь, – легко согласился он. – Передумаешь – заходи.

* * *

За несколько недель во дворце Дан заметно окреп, раздался в груди и в плечах. Смягчились черты лица, линия скул стала более плавной. Запястья уже не болтались в манжетах, как ложка в стакане с чаем, а под тонкой тканью рукавов проявились контуры бицепсов. Словом, Дан начал походить на мужчину, а не анатомическое пособие типа «скелет», облаченное шутниками-студентами в человеческую одежду. Даже движения сделались более уверенными – стала проскальзывать плавная тягучая грация, которой я раньше не замечала. Вероятно, просыпалась память тела.

Я как-то не задумывалась об этих метаморфозах – вернее, считала совершенно естественным, что под наблюдением опытного лекаря-мага пациент так быстро приходит в норму – пока Женька однажды не обронил, что процесс восстановления физической формы идет скорее вопреки, нежели благодаря указаниям лечащего врача.

– Магистр Астэри был категорически против того, чтобы Дан занимался в фехтовальном зале офицерского корпуса, тем более – по ночам.

– А зачем он туда ходит по ночам? – удивилась я.

Женька беспечно пожал плечами:

– Так ведь в другое время зал занят офицерами.

Дан вызывал у меня противоречивые чувства. С одной стороны, человек, который с таким упорством занимается саморазвитием, определенно заслуживает, если не симпатии, то, по крайней мере, уважения (я бы в подобной ситуации, скорее всего, отлеживалась в постели, почитывая беллетристику). Кроме того, его таинственное прошлое пробуждало жгучее любопытство. Тривиальные люди не валяются посреди леса с отравленными стрелами в спинах. Но на прямой вопрос, нравится ли мне Дан, я бы, скорее всего, ответила: «Нет.»

Рядом с ним я чувствовала себя неловко. Наша самая первая встреча, в тот день, когда он пришел в себя, пролегала между нами, как провал меж двумя соседними крышами: вроде и узко, а попробуй перепрыгни. Больше всего терзала неизвестность. Слышал ли он мою… гм… чрезмерно эмоциональную тираду перед тем, как очнуться?… Временами я почти успокаивалась и давала зарок не думать о всякой ерунде, но потом снова ловила на себе испытующий взгляд – и начинала терзаться по новой.

Впрочем, и без этой неловкой ситуации Дан был слишком сложным человеком, чтобы вызывать безоговорочную симпатию. Я не раз замечала, что он вспоминает куда больше, чем рассказывает, и это неприятно задевало. Так и хотелось сказать: не доверяешь – на выход, никто тебя здесь не держит.

В глубине души я осознавала, что мои переживания во многом замешаны на ревности и обиде. Но была ли это обида за Вереска, память которого, как мне казалось, так легко предавал Женя? Или я ревновала своих друзей, которые с искренним удовольствием общались с этим подозрительным типом вместо того, чтобы радоваться моему чудесному возвращению из глубин депрессии? А может быть, меня обижала равнодушная доброжелательность Дана, который даже не пытался завоевать расположение девушки, спасшей ему жизнь?

Понимая, что в этих чувствах есть что-то неправильное (по крайней мере, социально неприемлемое), я старательно прятала их даже от себя, но иногда они все же прорывались наружу – вспышками ярости, раздражением, беспричинной агрессией. Друзья реагировали по-разному. Ника частенько убегала от меня в слезах, но так же быстро возвращалась мириться. Женька обижался, я замечала это по его глазам, но, как положено мужчине и воину, делал вид, что ему все равно. Только один раз мы с ним чуть было снова не поссорились – я серьезно задела Веронику. И лишь Нимроэль относилась к моим нападкам с философским спокойствием.

Однажды, когда я в очередной раз лезла в бутылку, Ним улыбнулась своей особенной всепонимающей улыбкой и заметила:

– Тебе не хватает любви, Юля.

– Ты хочешь сказать, что от недостатка секса я злая и противная? – желчно уточнила я.

Эльфийка рассмеялась:

– Ты вовсе не злая и не противная, не выдумывай. Я хочу сказать, что в тебе слишком много нерастраченных эмоций. Видела когда-нибудь, что случается с кипящим чайником, если у него заткнуть носик? Горячая вода начинает вырываться из-под крышки, заливая огонь и обжигая тех, кто случайно оказался рядом. Ты сейчас похожа на этот чайник. (Очень меткое сравнение. Мне и самой иногда кажется, что срывает крышку.) А любовь – это носик у чайника, он направляет пар в безопасную сторону. Я могла бы тебе помочь, – Ним ласково коснулась пальцами моей щеки, – но ты пока не готова разделить постель с женщиной.

– Как мило с твоей стороны обратить внимание на подобную мелочь, – буркнула я, но эльфийка не услышала моих слов: она о чем-то раздумывала, прикусив изящную губку.

– А вот Дан тебе подойдет, – продолжила Ним с той невыразимой простотой, на которую только она и способна. Таким тоном она могла бы предложить мне перекусить. (Да ладно тебе, Ева, это всего лишь яблоко.) Я даже не сразу нашлась, что возразить. – Он не боится быть сильным. Он способен тебя удержать.

– Откуда ты… – я задохнулась от внезапной догадки. – Ты с ним спала!

Нимроэль не ответила, но ее лицо осветилось счастливой, чуть застенчивой улыбкой. Она любила всех своих мужчин. И каждого соблазняла, и с каждым теряла невинность. Я не смогла сдержать горечи:

– Что, новый Женькин друг оказался доступнее старого?

Эльфийка покачала головой:

– Юля, ты никак не хочешь понять: Дан – не Кристоф. Кристоф умер.

Я знаю. Я сама убила его.

* * *

На следующий день, когда мы, как обычно, собрались в Женькиной комнате, Дан поинтересовался:

– Юлия, а вы пойдете на бал?

– Какой бал? – удивилась я.

– Юля! – укоризненно воскликнула Ника. – Я же тебе говорила! Завтра. В Малом зеленом зале.

Я припомнила, что на прошлой неделе у нас действительно шел разговор о чем-то таком. Впрочем, как откомментировал Женя, «бал – слишком громкое название. Скорее, местечковая дискотека для придворных». Подобные мероприятия не привлекали меня даже во времена зажигательного студенчества, теперь же и вовсе не было желания веселиться.

– Я не танцую.

– Это только пока трезвая, – лукаво напомнила Ним.

– А я и не пью, – мстительно добавила я.

– С каких пор?

– С тех самых.

Я почти наяву ощутила на языке тягучий, медово-пряный вкус вина с легкой миндальной горчинкой. И следом, как звено той же цепи, потянулось другое – пока еще не воспоминание, а лишь тень, предчувствие воспоминания о чем-то сладком и тревожном. Дрогнули крылья носа… Поспешно схватив со стола первую попавшуюся чашку, я судорожно вдохнула резкий аромат кофе. Полегчало.

– Предпочитаю безалкогольные напитки, – пояснила я удивленному Женьке (это оказалась его чашка). – Ну а вы, Дан? Идете?

– Нимроэль пригласила меня. Не вижу повода отказываться.

– Вы танцуете?

– Не знаю, – он засмеялся. – Ним показала несколько танцев, но не уверен, что я все запомнил.

– Повторим пройденное? – игриво предложила Нимроэль.

Дан с небрежно-грациозным поклоном подал ей руку, и эльфийка с готовностью выпорхнула из кресла. Женька вызвался отбивать такт ладонями. Вероника радостно подхватила.

Танец имел достаточно сложный рисунок, и Дан периодически сбивался с шага, но тут же снова подхватывал ритм, не выказывая ни малейшего смущения. Стало понятно, что имела в виду Нимроэль, говоря «Он не боится быть сильным»: даже не помня в точности всех па, Дан все-таки вел в танце.

Я разглядывала кружащуюся по комнате пару с болезненно-жадным любопытством. Если бы не вчерашний разговор с Нимроэль, вряд ли бы у меня возникли подобные ассоциации, но теперь… все казалось слишком очевидным. Так легко представить…

…лишних полшага вперед, чуть глубже наклон – и его губы касаются безупречно гладкой кожи. Случайное движение руки – и ладонь соскальзывает с талии, повторяя волнующий изгиб бедра. Струится невесомая ткань платья – и Нимроэль сама струится, как река, даже в танце отдаваясь партнеру легко и естественно – так вода расступается, принимая в себя обнаженное тело… Какой мужчина сможет устоять?

Когда они остановились – ни разу не сократив предписанную этикетом дистанцию! – у меня пылали кончики ушей. Ника восторженно зааплодировала. Дан проводил даму к ее креслу, поблагодарил изящным поклоном (интересно, а этому его тоже научила Нимроэль?) и повернулся ко мне:

– Что скажете? У меня получается?

– Весьма… убедительно, – выдавила я.

– Видите, это несложно. Попробуйте.

– В самом деле, – подхватила Ним, – пойдем! Будет весело. Хочешь, я попрошу молодого белль Феста сопровождать тебя? Он превосходный танцор. Тебе не обязательно знать все па – просто следуй за ним.

– Он тоже не боится быть сильным? – съязвила я.

Эльфийка задумалась на мгновение.

– Нет, про него я бы так не сказала. Зато он очень нежен и тонко чувствует партнершу.

– Гм. Мы все еще о танце?

– А есть разница? – Нимроэль лукаво покосилась в сторону Дана.

Я снова испытала укол досады. Сложно винить парня за то, что он поддался всепоглощающему очарованию Ним (если даже у меня мурашки бегут по спине – при всей моей упертой гетеросексуальности). Но ей-то он зачем? Для коллекции? Из-за подростковой психотравмы, зарубцевавшейся, но не вылеченной, юная эльфийка так и не научилась ощущать разницу между влюбленностью и любовью, симпатией и физическим влечением, страстью и дружбой – для нее это были грани одного чувства. С воззрениями Нимроэль я была готова мириться, но она зачастую забывала, что у окружающих может быть к любви другое отношение.

– Мне вот любопытно, Ним, а есть во дворце хоть один мужчина, с которым ты не спала?

Краем глаза я заметила, что на скулах Дана вспухли желваки, и это только подхлестнуло агрессию. Но Нимроэль, как обычно, не усмотрела в моих словах ничего оскорбительного:

– Конечно, есть, и немало. Его величество Вильсент, магистр Астэри, его высочество Вильсент-младший…

– И четверть офицерского корпуса, – подхватила я.

– Скорее, три четверти, – эльфийка сморщила дивный носик и со смехом пояснила: – Они такие скучные.

– Юлия, можно вас на пару слов? – попросил Дан.

Его тон был спокойным, выражение лица – безупречно вежливым, но я едва удержалась, чтобы не уточнить с ехидством: «Бить будете?»

– Юлия, ваше свинство переходит все границы, – резко сказал Дан, как только за нами закрылась дверь. – Не знаю, что происходит в вашей голове, – и не уверен, что хотел бы это знать, – но я вижу, что друзья искренне за вас волнуются, а вы методично, раз за разом, втаптываете их в грязь.

Вообще-то, но был прав – стоило это признать, извиниться и тем исчерпать вопрос. Но меня уже понесло.

– А вы, значит, благородный защитник? Что же вы раньше молчали, когда я, по вашему выражению, втаптывала в грязь Женю и Веронику? Не все одинаково достойны вашей защиты?

– Женя способен сам постоять за себя и за свою девушку.

– А Ним, думаете, не способна? Бедная беззащитная овечка? – я невежливо расхохоталась. – Ох, Дан! Не обманывайтесь хрупким станом и невинными голубыми глазами. Нимроэль с отличием окончила курс боевой магии. А ее язычок, когда надо, бывает острее бритвы – поверьте мне, я с этим сталкивалась.

– Тем лучше для нее, – заметил Дан уже спокойнее. – Но это не меняет сути дела. Вы ведете себя как злой и капризный ребенок. Я восхищен долготерпением ваших друзей, но, поверьте, еще некоторое время в таком духе – и друзей у вас не останется.

– Так это вы обо мне заботитесь? – насмешливо протянула я. – Как трогательно! Скажите же скорей, мой старший товарищ, как мне следует поступить дальше?

– Прежде всего – извиниться перед Нимроэль, – серьезно посоветовал Дан. Он положил ладонь на латунную ручку двери и снова обернулся. – А завтра – сходите все же на бал. Даже если вы думаете, что вам не понравится, сделайте это ради Вероники. Она больше всех из-за вас расстраивается.

– Она из-за всего больше всех расстраивается. Характер такой, – рассеянно пробормотала я. В голове начал выстраиваться план. – А знаете, Дан, пожалуй, вы правы. Почему бы мне в самом деле не повеселиться?

В комнате нас встретила легкая настороженность: друзья опасались, что мы, если и не подрались, то, по крайней мере, поругались от души. Я выдала самую обворожительную из своих улыбок:

– Ним, прости, пожалуйста, я наговорила лишнего. Ты не могла бы дать мне несколько уроков танцев? Дан убедил меня пойти на завтрашний бал.

Женька вытаращился на парня с благоговейным восторгом:

– Кудесник! Как тебе это удалось?

Дан не ответил. Он смотрел на меня, и в его глазах – сейчас они напоминали цветом гранитную набережную – мелькнуло что-то похожее на беспокойство. Я ухмыльнулась. Завтра никто не сможет упрекнуть меня в том, что я не прислушиваюсь к советам друзей.

* * *

Распорядитель бала, господин Дерек, пристально вгляделся в мое приглашение, словно рассчитывал, что оно окажется фальшивкой. Но текст, затейливо выведенный на кусочке голубого картона, венчался личной подписью Его Величества Вильсента II.

– Госпожа Юлия, простите, но я не могу допустить, чтобы гости появлялись на балу в таком… неподобающем виде.

– В приглашении указано, что гости должны присутствовать в вечерних туалетах, – подчеркнуто вежливо заметила я. – Почтенный мастер Фьеротти, который шил платье, заверил меня, что это самый что ни на есть вечерний туалет в стиле кхаш-ти.

…Джозефо Фьеротти, пожилой, но все еще чертовский обаятельный диганаррец, владелец одного из самых дорогих ателье в Вельмаре, действительно не был шокирован, когда я объяснила, какой именно наряд мне требуется пошить. То ли потому, что я пришла по рекомендации Нимроэль, чьи одеяния бывали порой куда откровеннее, то ли потому что он сам являлся поклонником стиля кхаш-ти, искренним и почти бескорыстным (по его собственному признанию, редко когда удавалось заработать на подобных экзотических заказах хотя бы половину того, что заплатила я.)

На последней примерке, когда не только платье было готово, но и красные, в тон широкому поясу, туфельки спрятались под подолом (чтобы в нужный момент кокетливо выглянуть из-под летящей белоснежной ткани), и нить нежно-розового жемчуга легла на шею, он придирчивым взглядом художника оценил свое творение – и остался доволен.

– Ну как, Юлия? Вам нравится?

– Не то слово, господин Фьеротти! Это даже лучше, чем я смела надеяться.

– Могу я полюбопытствовать, куда вы собрались в таком наряде?

– Друг устраивает тематический вечер по случаю своего дня рождения.

Диганаррец еще раз обошел вокруг меня – на этот раз его лицо было задумчивым.

– Знаете, Юлия, не в моих правилах говорить такое клиенткам, но… не надевайте это платье, если хотите и дальше остаться просто друзьями…

Этого я, конечно, распорядителю бала не сказала.

– Господин Дерек, приглядитесь внимательнее: мое приглашение подписано королем Вильсентом. Если вы сомневаетесь, я сию же секунду отправлюсь к его величеству и попрошу лично засвидетельствовать подлинность подписи.

Вообще-то, я отчаянно блефовала. У меня не было уверенности, что король одобрит мой откровенный наряд и тем более оторвется от дел, чтобы вразумить упрямого церемониймейстера. Но на Дерека угроза подействовала. Он неохотно открыл передо мной дверь:

– Прошу вас. Но должен предупредить, госпожа Юлия: если ваш внешний вид послужит причиной для скандала, я буду вынужден просить вас удалиться.

Лаисса, моя горничная, слишком долго провозилась с прической и макияжем, поэтому к началу я опоздала. Уже прошли первые три церемониальных танца, открывающие по традиции любой бал, и веселые, празднично одетые пары свободно кружились в центре зала. Я моментально опознала кьести – довольно легкомысленный диганаррский танец, один из двух, которым обучила меня Ним. (Эльфийка заверила, что, поскольку кьести недавно вошел в моду и до сих пор запрещен на помпезных официальных балах, на неформальном, только для своих, мероприятии его будут танцевать особенно часто. Так и оказалось.)

Увидев меня, Вероника (непосредственное дитя!) сбилась с такта, потом торопливо прошептала что-то своему кавалеру и устремилась к дверям зала. Ее движение не осталось незамеченным: десятки пар глаз обратились в мою сторону. Ладони немедленно взмокли, и мне стоило большого труда удержать на лице невозмутимую улыбку. Пусть смотрят. Я ведь для этого сюда и пришла.

– Юлькааа! – протянула принцесса с ужасом и восторгом. – Ты… Они все умрут!

В других обстоятельствах я и сама бы умерла на месте: на фоне расфуфыренных придворных дам я выглядела почти голой. Но волна куража, отголосок которого я ощутила вчера во время разговора с Даном, захлестнула меня с головой, смывая стыдливость, скованность… и здравый смысл.

Женя искренне похвалил платье, но удивления не выказал. (Подозреваю, что его предупредила Ним, у которой я накануне выспрашивала, где она шьет свои экзотические наряды.) Я собиралась принимать комплименты хладнокровно и с достоинством, но, не удержавшись, похвасталась:

– Фасон сама придумала!

– Правда, Джозе душка? – улыбнулась Ним. (Сама эльфийка, уж не знаю, почему, была одета скромнее, чем обычно. Меня это устраивало: сегодня я собиралась быть в центре внимания.)

– Господин Фьеротти великий мастер, – серьезно подтвердила я. – Он меня вчера три часа мучил, пока не удостоверился, что в точности понимает мой замысел. А после этого всю ночь гонял своих белошвеек, – я в притворном ужасе закатила глаза. – Не спрашивай, во сколько мне это обошлось.