Текст книги "Стервятница (СИ)"
Автор книги: Светлана Воинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Глава 4
Весной его родина объявила войну Австро-Венгрии, но Ромео это мало касалось.
– Это Тома, – Джульетта указала на рыжеволосую хозяйку дома, принимающую гостей во фраке и брюках. Она выглядела подростком, мужской костюм подчеркивал узкие бедра и плоскую грудь.
– Это с ней ты хотела меня познакомить?
Джульетта расхохоталась.
– Нет! Упаси боже! По слухам она гермафродит. А это ее муж, романист.
– Странная парочка. Он более похож на женщину, нежели она.
– Женя гомосексуал. Их брак девственный, духовный.
Все разговаривали, хор голосов на минуту затихал, когда кто-то из гостей садился за пианино или декламировал странные, неприличные стихи. В гостиной курили, на столике стоял поднос с булочками, виски и чашки с какао. Джульетта проследила его взгляд, устремленный на скудное угощение.
– Главное пиршество здесь – беседа. Тебя шокирует обстановка? Голубчик, приглашение к Томе и Жене считают за честь.
В толпе он заметил молодого человека, грациозного, изящного. Его глаза и брови были аккуратно подведены.
– Это актер? Он забыл стереть грим.
– Я вас познакомлю. У Борисова своя балетная труппа. Очень влиятельный человек в мире искусства, – она поманила мужчину рукой и подставила щеку под его охотный поцелуй, после чего удалилась, подбадривающе подмигнув Ромео.
Борисов придирчиво осмотрел Ромео, в его глазах мелькнул таинственный огонек.
– У вас телосложение танцора. Вы берете уроки? Я могу пристроить вас… Кто-нибудь занимается вашей карьерой?
Ромео растерялся.
– Да нет, – он никогда не помышлял о балете.
– Вот карточка клуба, где я часто бываю. Скажем, в четверг я буду ждать вас. Мы познакомимся поближе, – и Борисов, словно кот, прикрыл сальные глазки подкрашенными ресницами. – Буду с нетерпением ждать…
Когда Джульетта вернулась, Ромео самодовольно улыбнулся.
– Это с ним ты хотела меня познакомить, с этим Борисовым. Браво! Он сразу понял, чего я стою. Пригласил меня в клуб.
– Надо придумать тебе имя, в этом клубе все называются античными или арабскими именами. Члены клуба – художественная богема, тебе будет полезно сблизиться с ними. Они проповедуют модное интеллектуальное развлечение, игру… – она замялась. – Борисов – прекрасная перспектива для тебя, он сформирует твой художественный вкус, раскроет скрытые, неизвестные тебе самому таланты…
Он всмотрелся в напряженное лицо Джульетты, она что-то недоговаривала.
– Иметь дело с мужчинами намного проще, чем с женщинами, голубчик.
Ромео побледнел, только теперь он отметил странное поведение собравшихся, развязный цинизм, вызывающий, хвастливый.
– Я буду давать тебе косметические советы, – шептал какой-то нахал смазливому юноше, приглаживая его светлые волосы. Женя обмахивался китайским веером, его ухоженные ногти были покрыты перламутром. Никто здесь не скрывал необычности своих вкусов и потому представал перед воспаленным взором Ромео в ореоле разврата. Он выбежал из гостиной. Внизу, в прихожей на полу сидел какой-то парень и выл во весь голос, обливаясь слезами:
– Не ходи! Не смей ходить к ней! – он цеплялся за полу пальто господина, что пытался вырваться из цепких объятий.
Ромео бросился в ванную, смочил пылающий лоб водой. Наконец, он вышел, собираясь покинуть дом. Он проходил мимо гостиной, когда услышал взрыв хохота:
– Пилот у Мон – в твоих устах новый анекдот. А помните того бедного арабского принца?
– И этот авиатор поднимал ее в воздух на аэроплане? Он мог перенести ее через Ла-Манш и показать небо Франции!
– Я никогда не могла понять, как эта тихоня кружит головы. О ее похождениях мы узнаем только из твоих уст, Тома. Мон молчалива, словно скромница-институтка.
– Подождите, она должна сейчас спуститься.
Заинтригованный, он прислушался к шепоту. Если этих странных людей мог кто-то удивить…
Голос Жени:
– Вы заметили, каждый здесь настойчиво требует внимания – сыплет остроумными репликами, звонко смеется или, наоборот, принимает надменно-скучающий вид. А Мон, словно бесстрастный наблюдатель, присядет в углу, закурит, и заговорит лишь тогда, когда к ней обратятся. Воплощение спокойствия, грации, достоинства. Без желания притягивать к себе взгляды.
– А вот и Мон!
Ромео выглянул из коридора. Он видел тонкий силуэт, промелькнувший за стеклом дверей. Молодая женщина целовала это бесполое существо Тому. Когда она обернулась, Ромео замер. Он не помнил, как очутился вдали от этих людей, в тишине гостиной, в кресле напротив нее.
– Я живу здесь, – он ожидал уловить в ее голосе оттенок смущения. Жить здесь? Признаваться в этом столь непринужденно?… Да, она и Фред всегда были не от мира сего. – Тома единственный человек, кто знает обо мне все. Она сама слишком необычна, чтобы осуждать странности моей жизни.
– Я всегда не понимал тебя, – женщины любили его задумчивый взгляд. Казалось, его мысли поглощены ими, ему нравится думать о них. – Ты изменилась… Была такой милой, маленькой, тоненькой. Повзрослела. Совсем взрослая, даже страшно…
У двери он что-то заметил, кончик лакового ботинка. Их подслушивал мужчина. Кого ревновали, ее или его? Он передернул плечами.
– Все эти люди… И ты рядом с ними…
– Скандальные, эпатажные, они поглощены собой. Им нет до меня дела. Никогда еще я не чувствовала себя столь спокойно. Они мой театральный занавес, моя ширма. Я в безопасности. Что касается тебя… Ты, поклонник любви, так нетерпим? Англия сделала из тебя пуританина?
Ромео вдруг испугался, что она узнает. Узнает про Джульетту и Кэтти, про приглашение Борисова в клуб… И этот ботинок у двери, их сторож. Он резко поднялся и направился к двери. В коридоре послышались пугливые шаги, узкая фигура, затянутая во фрак, исчезла в глубине дома. Тома.
Глава 5
Ромео прислал Монике коробку с белым платьем. Кэтти многому его научила, и «белый вечер» был безотказным средством соблазнить женщину. Ромео часто прибегал к этому способу и никогда не испытывал поражения. Блюда на столе были подобраны в изысканно-однообразной гамме, гостиная словно купалась в молоке цвета.
И вот она рядом, и беседа проникнута чувственностью. Немного отстраненная, она пока еще не привыкла к нему, но он заставит ее вспомнить.
– Хочешь, я скажу тебе комплимент?
– Еще один к той сотне, что ты уже сказал? – в ее голосе чувствовалось напряжение.
– Нет, это отдельно.
Задумчивый взгляд… Будто он видит в ней что-то потаенное, чего она сама о себе не знает. Будто угадывает в ней ведомые ему одному черты, как садовник, взлелеявший в своем розарии ослепительный экземпляр.
– Ты стала женщиной. Я это понял по позе, в которой ты сидишь, и взгляду. Я стал бояться тебя: боюсь видеть, слышать, прикасаться, боюсь сказать что-то не то. Ты так тонко все чувствуешь! Пойдем… Потанцуем…
Танец, знаменитая прелюдия к постели. Небытие прикосновений. Он улыбнулся – пытаясь унять внутреннюю дрожь, Моника вся сжалась. Напряженную, ее так легко спугнуть.
– Посмотри мне в глаза! – Ромео наклонился, чтобы поцеловать ее.
В его глазах была бездна, и Моника отвела взор. Она заметила в углу рояль, белый, как сахар. Ромео не умел играть… Моника отстранилась. Фальшь! Как декорации египетской старины… Любимые классики, выброшенные с полок во имя чистоты стиля… Как черный кот Мадлены… Театральная бутафория для непритязательного зрителя! Фальшь!
Во вторник он был приглашен Томой на пикник. Он помнил ее отчужденность и явное неудовольствие, какое вызвала его симпатия к Монике. Приглашение выглядело, как ловушка. Но не ей вставать на его дороге.
Вторник – завтра. Ромео медленно набрал номер, вскоре в трубке послышался голос Моники, упоительный, манящий.
– Что ты делаешь?
– Читаю. «Пигмалион» Шоу.
– А! Я читаю Достоевского, – он выдержал многозначительную паузу. – Шоу, Дойл несравнимы с ним. Какая мораль в их книгах? Достоевский серьезный мыслитель, тонкий психолог. На днях я читал Фрейда, наши точки зрения во многом схожи.
– В чем? О какой книге идет речь? – в голосе Моники не было усмешки.
– Я не помню названия. Что ты собираешься делать этим вечером?
– Пойду к Томе.
– Хочешь совет? Сходи к графу К. Там серьезные люди.
– Не хочу. Меня устраивает общество Томы.
– Но у графа серьезные люди, тебе будет интереснее.
– В последнее время мне надоели серьезные люди. И мне надоело слушать глупости, Рики.
– Просто я стал честнее.
– Зря.
Он положил трубку, его опять окружил беззаботный хохот и болтовня женщин, чьи мужья в этот час, должно быть, устилали дно окопов, жадно проглатывая горячую порцию гнилой каши. Ромео осушил еще одну рюмку коньяка и вернулся в салон. Джульетта подмигнула ему, ее подруга, госпожа Эмилия обратила к нему жадный взор. К Ромео подошла вдова, он помнил ее имя – Сьюзан, не утруждая себя запоминанием фамилии. Ромео прекрасно знал породу таких женщин – красивых, что возвели кокетство в особый вид искусства, любым способом доводящих мужчин до исступления, но никогда не отдающих себя. Они получали удовлетворение уже от одного желания мужчин обладать ими. Им было достаточно.
Сьюзан обольстительно улыбнулась, томный взгляд не отрывался от его губ.
– Это правда?… Вы умеете делать массаж? Учились этому на Тибете? Говорят, в Париже массаж в моде?
– Это чисто лечебная процедура. В какой-то степени я врач, – серьезным тоном сказал он и отвернулся.
Для кокетки его невнимание было невыносимо.
– Мой организм в последнее время требует чего-то…
– Я могу уделить вам пять минут, не больше, – строго вымолвил он.
– Будьте так добры… Пожалуйста.
– Пройдемте туда. Надеюсь, нас не будут отвлекать.
Он провел ее в одну из дальних гостиных, положил на диван лицом вниз. Ее плечи, спина были обнажены сильно декольтированным платьем. Пальцы Ромео мягко коснулись ее нежной кожи, от чего дама издала томный стон, заставивший его затрепетать. Но он хорошо знал, каким пленительным может быть этот обман, но он останется ложью. Он сжал пальцы, услышав стон не наслаждения, а боли, но продолжил мять мышцы женщины. Из гордости она сдерживала крик, сжимая зубы. Она не могла показать даже вида, что ей неприятно. Когда ее кожа покрылась болезненными пятнами, будущими синяками, руки Ромео нырнули в глубокий вырез на груди. Его жесткие пальцы стиснули ее набухшие соски так сильно, что из глаз Сьюзан брызнули слезы. Ромео встал и покинул комнату, оставив молодую женщину в жалком оцепенении. Через пять минут она вернулась к компании, будто ничего не произошло. Ее плечи покрывала газовая пелерина, горделивый взгляд скользил мимо.
Романы Томы были всегда специфичны, в ней горело сильное желание поражать, удивлять. Любой из ее гостей был диковинкой в ее коллекции. Каждый вечер она устраивала балаган, представление, все находили ее странной, претенциозной, страшно интересной. Демон ее натуры плодил подобных себе, притягивал, манил вечных клоунов, бегущих от банальности. От нее ждали выходок, скандала. Никто не понимал, что иногда и ее мятежная душа требует стать, пусть на час, простой, скучной, убогой. Никто, кроме Жени и Моны… И Тома не хотела потерять ее.
Для пикника она выбрала болотистую местность одного из предместий, вдали от лондонского смога – ядовитой смеси промышленных выбросов и каминного дыма. Она боялась, что итальянец не придет. Он пришел, одетый, как на светский прием: белое пальто, вокруг бычьей шеи повязан бежевый шарф. Самолюбие человека, выросшего в бедности, столь болезненно! Тома рассчитывала на это. Одеться хуже, испачкаться в присутствии людей иного сословия Ромео позволить себе не мог. Он хотел изображать денди даже среди болот, в его примитивном восприятии богатых людей они должны так поступать.
Тома пригласила Кэтти Норвуд, Борисова и Джульетту. В таком тесном кругу обязательно должно что-нибудь произойти, итальянец поневоле окажется в глупом положении. Тома не хотела делиться с Мон сплетнями о Джульетте, Борисове и банкирше Норвуд. Ни к чему. Моника и так должна понять, насколько ее выбор неудачен.
Гости суетились вокруг костра, собирали хворост, их забавные потуги быть полезными в тонком деле разжигания огня вызывали взрывы смеха. Образ богатого не позволял Ромео снизойти до помощи другим, он терпеливо ожидал, снисходительно обронив, что в парке пикник получился бы более цивилизованным.
Женя откупорил бутылки, Мон вытащила из корзинки хлеб, колбасу, добыть которую в военное время было небывалой удачей. Все собрались у костра, и Тома пекла на огне яблоко.
– В углях мы приготовим прекрасный картофель!
Итальянец не притронулся к угощению. Простая деревенская пища не для его изысканных вкусов. Прячась от дыма, он переходил с места на место. Бедняга, в век технического прогресса он надеялся найти богатого человека праздным и расслабленным прожигателем жизни. Он искал свой идеал, а находил веселых бездельников – разорившихся дворян. Деньги текли только к тем, кто даже в развлечениях извлекал для себя пользу. Ромео забыл Патрика, каждая минута которого отводилась мысленным расчетам.
Сидящие на покрытом одеялом бревне женщины нанизывали на кленовые прутики кусочки колбасы. Кэтти была прекрасна, словно героиня полотен Рубенса. Полная жизни, она делилась, изливала ее на окружающих щедрым потоком. С Мон она быстро нашла общий язык. К недоумению Ромео, никто из-за него ссориться не собирался.
– Красавица! Хоть на самовар ставь! – прокомментировал Борисов.
– Что? – не понял Ромео, чем заслужил снисходительный смешок Жени.
– Я всегда довольна мужчинами, потому что их несколько, – беззаботно делилась философскими изысканиями Кэтти. – Один заботится о семье и деньгах. Другой – для любви, с ним можно показаться на людях, но издалека, чтобы другие женщины исполнились зависти. Пускай, он недалек, для интеллектуальных бесед у меня есть водитель-философ, человек энциклопедических знаний, с которым я час-другой в день могу поупражняться в остроумии, потому как у него прекрасное чувство юмора. Но совместить все в одном мужчине невозможно. Глупо искать идеал. Мужчина – существо функциональное.
Это говорила Кэтти, его Кэтти. Приблизившись, Ромео видел ее полную холеную шею, подрагивающие в ушах серьги. Функция! Назвать его функцией, когда они оба знали, кто хозяин ее тела, кто заставляет ее повиноваться и просить, кто заставляет ее плакать в экстазе. Говорить о нем так пренебрежительно, в его же присутствии!
Он обернулся к Томе. Минуту он изучал ее хрупкую фигуру, потом отвернулся, пробрался сквозь кусты, грозящие испортить костюм. Он запомнит этот пикник, как запомнил ужин в доме профессора Каттнера.
Женя шепнул супруге:
– Впредь будем приглашать его почаще. Этот молодой человек очень забавен, его присутствие повышает настроение. Я чуть не упал с бревна, когда услышал его монолог о современной прозе.
Глава 6
Лондон… Фред всегда стремился сюда, в обитель цивилизации, прогресса. И Моника ступила на берег Англии, зная, что брата непременно привлечет сюда голос смерти. Тихий голос, что звал их всех за собой…
Когда газеты взбудораженной Европы только и писали об убийстве австрийского престолонаследника, в одной из заметок промелькнуло имя Каттнера. Каким-то образом сбежавший из сараевской тюрьмы преступник был замешан в кровавой расправе.
– Что нового? – поинтересовалась Стеф.
– Что и всегда, – Моника кинула газету в пылающий камин.
Найти Фреда… Газета даже дала ответ, как, в маленьком заголовке статьи:
В сентябре Моника прибыла в Лондон. Фред обязательно посетит доктора Парсонса или уже посетил.
Парсонс напомнил ей отца. Поглощенный собой, фанатик идеи, он не видел и не слышал гостью, для него она не существовала, как и мир живых. Лишь подобный сновидению мир смерти владел его вниманием.
– Вдова? – послышался его сиплый голос.
– Я не замужем.
– Близкие родственники умирали?
– Нет. Почему вы спрашиваете?
– Жаль. Женщины гораздо чаще, чем мужчины, вступают в контакт с умершими. Опыт такого рода наиболее вероятен у женщин, потерявших супруга. Поэтому жаль… что вы не вдова. Да и родители… Имеют тесную связь с детьми и часто странным образом сообщают им о своей смерти. Поэтому жаль…
– Что я не сирота?
– Да, – абсурдная жестокость старика, желающего несчастья ближнему, которое даст ему материал для исследований.
– В детстве у меня умерла собака. В тот момент я находилась в пансионе, далеко от дома. Я знала, что она старая и больная. И однажды я вдруг поняла, что в этот самый миг она умерла. Я расплакалась и позвонила домой. И действительно…
– Так, так… Она сообщила о своей смерти, попрощалась навсегда. Так бывает. Но собака! Собака… Нет, о собаках я упоминать не буду.
– Мой брат занимался исследованиями подобного рода. Он фотографировал момент смерти. Я ищу его. Возможно, он навещал вас. Высокий, немного сутулый… – она поняла свою ошибку – внешность вряд ли волновала Парсонса. – У него возникли трения с церковью…
– Церковь! – пробурчал доктор. – У христиан небо – иерархическое государство, где ангелы и святые созерцают бытие Бога, Коран обещает арабам рай – прекрасный оазис, где мужчины возлежат на ложах, наслаждаясь вином и фруктами, гедонисты верили в прекрасный остров, где изобильная земля круглый год рождает медоносные плоды. Ацтеки, скандинавы, эскимосы… Представления о загробной жизни совершенно различны. Почему же, придя в себя после остановки сердца, католики не рассказывают, что видели святого Петра у Жемчужных врат, Христа, хоры ангелов?
– Так эти люди возвратились с того света?
Телефонный звонок прервал странную беседу. Через несколько секунд, сияющий, он бросил трубку и вскочил из-за стола.
– Скорей, а то не успеем! Джон, в машину! – кричал он. – А то старая ведьма опередит нас. Я не прощу себе этого.
Моника выскочила вслед доктору, забралась в автомобиль. Ее присутствие совершенно не волновало Парсонса. В счастливом возбуждении он говорил:
– Это небывалая удача! Она изменилась, изменилась. Жалкая, больная старуха! Ее ненавидел весь свет. Улыбается! Будто увидела что-то прекрасное! Хоть бы успеть, успеть. Она расскажет, что видит. Преобразилась, прозрачная кожа, светится… юна… Как тот мальчик, больной чахоткой, внезапно сел на постели – я опишу этот случай – широко открыл глаза и улыбнулся впервые за несколько месяцев, и вместе с последним вздохом воскликнул: «Как прекрасно, мама!». И упал на подушку мертвым. Я докажу, докажу этим жалким врачишкам с горсткой постулатов вместо мозгов! Ха, галлюцинации, отравление мочой, наркотики, ха! И у всех, независимо от возраста, культуры, национальности видения одни и те же! Ха!
«Ролс» резко затормозил, Парсонс выскочил и бодренько взбежал по ступенькам. Моника бросилась за ним. Шум бойких каблуков доктора нарушил мрачную гармонию дома. Достигнув второго этажа, Парсонс встретил препятствие в виде пастора, преградившего ученому дорогу.
– Благодать снизошла на дочь Господню. Проявите терпение, господа.
– Прочь, церковник! Прочти на досуге Евангелие от Иоанна о Лазаре, возвращенном к жизни. Что пережил он за те дни, что был мертв? – и Парсонс вломился к умирающей.
Моника не последовала за ним. Она опустилась на диван. Смерть всегда представлялась ей как конец всего, облеченная траурной мантией горя близких. А Фред видел в смерти жизнь, начало, новое. То, что ее взору было недоступно.
Напротив сидел мужчина, он будто дожидался, пока она заметит его присутствие:
– Лорд Бартон, – с легким поклоном назвался он.
– Леди Мона.
– Вы последовательница этого старичка-мистификатора?
– А вы… наследник этой старухи-ведьмы?
Мужчина расхохотался.
– Простите меня. Получил по заслугам. Постараюсь впредь быть более тактичным. Например, очень вежливо приглашу вас на ее поминки? Позволите…
– Звучит романтично.
Глава 7
Чета Бартон, хоть и состояла в ссоре, грозящей перерасти в развод, принимала гостей. Вражда хозяев обернулась странным выбором приглашенных – каждый из супругов руководствовался лишь своим вкусом и симпатиями. Среди друзей леди Маргарет Бартон была мистификаторша и медиум – мисс Вирджиния, профессор-востоковед, эксцентричная русская поэтесса и сэр Артур, в пользу которого она когда-то агитировала в ходе избирательной компании.
Гостями хозяина Чарльза Бартона явились приятель Стивен – легкомысленный холостяк, доктор Грин и Моника.
Все собрались за трапезой: назвать это ужином было сложно – похлебка и рисовый пудинг, которые в военное время считались угощением изысканным. Чарльз и Маргарет сели на противоположные концы длинного стола, демонстративно не замечая друг друга, а гости пытались придать беседе непринужденный тон.
Монику окружали Стивен и русская поэтесса Тома, но вниманием молодой женщины владела Вирджиния, существо иного мира, мира, в который Моника вступила однажды и куда сама закрыла дверь. Общество спиритов, сеансы, явления духа… Моника не утратила любопытства, но внимала повествованию Вирджинии с оттенком усталости, как когда-то Мадлена слушала ее.
Стивен шепнул:
– Надеюсь, вы не разделяете всеобщее увлечение оккультизмом? Иначе у материалиста Чарльза не останется сторонников, а поддержку коалиции во главе с Маргарет он вам не простит.
– За духовидцами – будущее, – провозгласил сэр Артур. – Если все убедятся в нематериальной сущности мира, теология и догмы исчезнут. Люди постигнут, что число ипостасей Бога или процесс рождения Христа не имеют никакого отношения к развитию человеческого духа!
Она бросила на усача – сэра Артура пытливый взгляд. Ее соседка, рыжеволосая поэтесса в экзотическом наряде, тронула Монику за руку:
– Я и мой муж основали Новую церковь…. – Пышный мех лисицы обернул хрупкие плечи Томы, на ее лбу красовалась золотая лента с брошью.
– Новая церковь… – рассеянно повторила Моника. – Очень хорошо.
Стивен шепнул:
– Нам повезло – Тамара не надела свое ожерелье из обручальных колец. Каждое кольцо в нем символизирует брак, причиной крушения которого она стала.
– Да, да…
Вирджиния и сэр Артур так восторженны в стремлении постичь тайны мира… Как и она когда-то. Ее нежный голос привлек их внимание:
– Взываю к вашему оккультному опыту, чтобы раскрыть мучительную загадку. Меня преследует смерть – само слово, образы, ее реальное воплощение…
– Чтобы открыть секрет смерти, следует постичь загадку жизни, – провозгласила Вирджиния.
Стивен бросил на Монику недовольный взгляд и попытался переменить тему застольной беседы, втянув Чарльза и сэра Артура в обсуждение военных действий.
– Я решил отправиться на фронт полевым врачом! – объявил доктор Грин. За весь ужин он не произнес ни слова, демонстрируя прекрасный аппетит.
– Похвально! – одобрил Стивен.
Тома прошептала:
– Бедняга здесь совсем оголодал, а фронт кормит бойцов бесплатно.
– Я слышал о вашем изобретении, – обратился Чарльз к сэру Артуру. – Поразительно, что вы добились от неповоротливого Адмиралтейства его массового производства! Да еще оснащения военных кораблей!
Русская пожала плечами:
– Речь идет о каких-то кругах, которые надувают и которые должны спасти от утопления.
– Мне пригодился бы такой, я не очень хороший пловец, – улыбнулась Моника. – Сэр Артур, подарите мне один!
– Подарю. Могу даже модель спасательного жилета презентовать.
– Может, и плавать научите? – улыбнулась она.
Леди Маргарет поддакнула:
– Наш друг сам обучал меня ходьбе на лыжах! Он занимается всеми видами спорта. Сэр Артур прекрасно разбирается в футболе, боксе, авторалли. Не зря ему поручили освещать в прессе последние олимпийские игры.
– Я уверена, что касается гонок, вы проиграете моему брату, – ласковое тепло ее голоса, словно майские лучи, касались присутствующих.
– Конечно, – вставила поэтесса. – Пятьдесят пять лет – не шутка. А как поживает ваша любимая жена, сэр Артур?
Стивен шептал:
– Маргарет сильно превозносит своего друга, а пригласила его только потому, что сэр Артур возглавляет Комитет по реформам о разводе. Маргарет рассчитывает на несколько дельных советов.
– Это не к чему, – отмахнулась Моника от соседа. – Чарльз любит жену. Иначе он не пригласил бы меня сюда. Видите ли… Имея серьезные намерения, не приглашают к жене на ужин. Приглашают, дабы задеть чувства жены. А задеть эти чувства хочется тогда, когда они тебе не безразличны.
Профессор-востоковед обратился к ней:
– Лорд Бартон сказал, вы разбираетесь в истории Египта. Мне кажется, ваш интерес, как и мой, касается жемчужины?
– Жемчужины?
– Вам еще не довелось лицезреть ее? О, вы бы поразились! Вы должны ее увидеть, вы поймете, какое это сокровище! Когда-то эта жемчужина украшала глаз статуи Анубиса.
– Бога смерти? – прошептала Моника.
– Что…. опять? – усмехнулась Вирджиния. – Вы оказались правы. Образ смерти вас преследует…
– Анубис, – как ни в чем ни бывало, продолжил профессор, – покровитель умерших, некрополей и кладбищ, один из судей царства мертвых, хранитель ядов и лекарств.
В гостиной лорд показал гостям жемчужину. Величиной с большой лесной орех, абсолютно черная, она покоилась на бархатной подушке под стеклянным колпаком и действительно напоминала блестящий глаз шакала.
– Диво! – шептал востоковед.
– Глаз Анубиса! И лежит здесь на потеху бездушным зрителям. Какая огромная космическая энергия заключена в нем, как можно было бы использовать эту силу! – стенала Вирджиния. – О, я чувствую ее. Она разливается по мне божественным сиянием. Маргарет, когда, наконец, ты расстанешься со своим ужасным мужем, я буду умолять тебя разрешить мне провести один ритуал. Египетские жрецы оставили одно заклинание… Жемчужина – глаз в потусторонний мир, неужели вы не понимаете? Сколько скрыто в нем!
– Сумасшедшая, – процедил Чарльз. – Суд решит, кому: мне или Маргарет, при разделе имущества достанется жемчужина.
– Чарльз, тебе нельзя терять ее! – серьезно проговорил Стивен. – Жемчужина приносила удачу твоим предкам и тебе, ты не знаешь поражений. В делах тебе сопутствует вечный успех. Желал бы я иметь такой оберег.
Гости возвратились в гостиную. Мужчины курили, Моника подсела к сэру Артуру.
– Я прочла все ваши рассказы, люди в них часто погибают. При странных обстоятельствах… Вы описываете лица покойников, они ужасны, скованы судорогой смерти, с диким взглядом, в котором застыли непередаваемые муки жертвы. Но я по опыту знаю, и доктор Грин подтвердит мое мнение, что лицо покойника спокойно, все морщинки разглаживаются, мимические мышцы расслабляются, какой бы ужасной смертью этот человек не умер, даже если его перерезали колеса паровоза.
Сэр Артур снисходительно улыбнулся.
– Или же пристрастие вашего героя к наркотику. Один мой хороший знакомый употреблял опий. Это превратилось в болезнь, к сожалению, смертельную.
Молодая женщина выжидающе смотрела на него, словно ее слова имели двойной смысл. О, он слишком хорошо знал этот взгляд. Взгляд влюбленной дурочки, желающей, чтобы ее разгадали с помощью дедуктивного метода.
– Почему-то публика обожает детективные рассказы, а ведь они достаточно примитивны, если разобраться. Что вы и доказали. Почему никто не стремится обсудить со мной фантастические повести, а ведь они намного интеллектуальнее этого журнального чтива. Всех всегда волнует Шерлок, – раздраженно ответил он.
Моника отошла к окну, зажгла сигарету.
– После развода тебе придется покинуть замок, – услышала она голос Вирджинии. – Жаль, эти стены укрепляли твою энергию. Ты была в безопасности в этой крепости. Каждый камень здесь хранит особое излучение в зависимости от событий, каких он стал свидетелем.
– Да, мне нужно проститься с Бартон-холлом, – сквозь слезы прошептала леди Маргарет и ушла бродить по старинным залам.
– Зачем вы расстроили ее? – накинулся на Вирджинию врач. – Ее нервная система сейчас и так перегружена. Теперь ей потребуется успокоительное, – он вышел за своим саквояжем.
– С вашего позволения, сэр Чарльз, я осмотрю коллекцию индийского оружия, – предложил востоковед.
– Позже, друг мой. Нам со Стивеном нужно кое-что обсудить в кабинете. Покажите леди Моне библиотеку, прошу вас.
Компания распалась, но ненадолго. Ливень за окном нагонял скуку, промозглые стены коридоров пахли сыростью. Треск поленьев в камине и шотландское виски вскоре заманили гостей обратно в теплую гостиную. Приятная беседа возобновилась.
Неожиданно в гостиную влетел слуга, его испуганные глаза обвели гостей, а горло исторгло хриплое:
– Жемчужина… Исчезла!
Только начиная с этого момента, произошло настоящее знакомство всех обитателей замка. В тот же вечер прибыли полицейские, гостей по одному вызывали в кабинет графа и задавали одни и те же вопросы. Моника провела в замке две недели под надзором полиции и под перекрестным огнем подозрительных взглядов. По версии полиции, каждый из них имел возможность и мотив выкрасть глаз.
Гостей замка измучили беспрерывными допросами, подозрениями, обысками. В конце концов, так и не придя к какому-либо определенному выводу, не обладая весомыми доказательствами, инспектор сообщил присутствующим, что жемчужина была выкрадена посторонним лицом, пробравшимся в замок. Все разъехались, дав расписку не покидать Лондон в течение месяца.
