Текст книги "Стервятница (СИ)"
Автор книги: Светлана Воинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Мокрые крылья
Глава 1
Ромео лежал на песке, сыром от крови. После душного дня над полем повис тяжелый запах разложения. Все реже слышались стоны, все дальше мелькали огни фонарей. С приходом ночи мир погрузился в странную тишину. Ни свиста шрапнели, ни визга пуль, ни тарахтения пулеметов. Он должен дождаться первых звезд.
К тюрьме Ромео привык быстро – венские тюрьмы соответствовали гуманному европейскому образцу: цивилизованные смотрители, страшащиеся жалоб арестантов, белый хлеб, чай с сахаром, табак, книги, переписка с родными, прогулки – хоть целый день. Тюремный двор разделан под насаждения, где на грядках около пятисот сортов овощей и цветов. Сокамерники – молодежь из состоятельных семей, что считала побывку в тюрьме честью.
Ромео пробыл в тюрьме около года. С началом войны богатые отпрыски из камер исчезли, и заключенных небольшими партиями стали переправлять на бойню в виде пехоты – «пушечного мяса». Ромео оказался в Галиции, в ряду солдат, ведомых навстречу пулям, точно скот. Скот, парализованный страхом, измученный усталостью и голодом, недостатком сна, страданиями от растертой снаряжением и обувью кожи. Скот, доведенный до полного безразличия к своей участи, в отупении не владеющий собою. Ромео казалось, он превратился в зверя, он даже видел по-особому: одни предметы – ярко, другие скользили мимо зрения. Вслед за всеми он снял фуражку и покрестился, инстинктивно осмотрел винтовку.
Позади тащили пулеметы и катушки. Он шел в шеренге вперед, туда, где щелкали винтовки. Пули визжали жутким роем, но скоро он перестал различать этот дикий свист, оглушенный разорвавшимся над цепью снарядом. Навстречу червяками ползли раненые. Скоро он сам превратится в такой же ошмёток кровоточащего мяса, стенающего и напрасно ожидающего помощи. Ромео не выдержал и первым бросился на землю, по его примеру залегла вся рота и автоматически открыла бесцельный огонь в пустоту. Он видел, как судорожно офицер сжимает бинокль. Бесполезно – в утреннем тумане все сливалось. Вокруг взметались тучи земли, осколки разорвавшихся гранат резали воздух.
Вдруг по загривку Ромео ударили ножнами шашки, повелевая встать, бежать навстречу смерти. Бледный, он бросился вперед… И опять упал – по цепи разнесся спасительный крик – приказывали отходить. Теперь он бежал назад через обрушенные окопы, где из обломков укрытий торчали руки и ноги, а желтая земля, усеянная миллионом мух, пила кровь. Трупы без голов, искалеченные, изрешеченные… Их приходилось перепрыгивать на бегу. Он почувствовал, что его ударило. В глазах потемнело, и Ромео упал в заваленный землей и человеческими телами окоп.
Он очнулся в темноте, его поразила тишина, изредка нарушаемая тихим стоном. С фонарями в руках по полю шествовали русские, собирали раненых – и своих, и чужих. Но Ромео не мог позволить себе попасть в лагерь военнопленных. На его долю хватит. Луч фонаря ударил в лицо, расслабленное, с легкой улыбкой. Лицо мертвеца, какой бы ужасной смертью он не умер. Сколько видел их Ромео на своем веку! Как легко изобразить печать смерти! И его лицо снова потонуло во мраке, тихие голоса стали отдаляться, наконец, замолкли совсем. Лишь вдали еще мерцали огни санитаров – собирателей падали. У него впереди только ночь. С утра поле очистят от трупов. Ромео закрыл глаза.
Впервые он побывал в гостях у Фреда, когда они оба были еще мальчишки. Тогда он встретил Монику. Она сидела напротив, в огромной столовой, где стены были расписаны странными рисунками. Она ела гранат, и ее губы были влажными от сока, темно-красными. Казалось, еще секунда, и тонкая струйка поползет вдоль подбородка. Моника напоминала вампиршу с испачканными в крови губами. Когда Фред представил Ромео, она только кивнула головой. Фред, зная, каким успехом пользуется его друг у женщин, довольно хмыкнул. Энрико пожал плечами и только вечером осознал, насколько равнодушно она восприняла его появление. Моника знала о власти своего голоса, одно ее «Здравствуйте!» могло заставить человека присмотреться к ней, но она предпочла остаться в тени. Самый верный признак полнейшего безразличия.
Профессор Каттнер был раздражен, он беспрестанно поучал Ромео, как надо держаться за столом. Энрико надолго запомнил его гневные, пропитанные ядом наставления:
– За едой принято заправлять салфетку за воротник после того, как блюда поданы! Ей не вытирают ни руки, ни рот.
Моника, что сидела напротив, поднесла салфетку к губам и слегка дотронулась до них. Она молчаливо подсказывала ему, как следует ей пользоваться. Он повторил ее жест, небрежно положив салфетку слева от тарелки, хотя ему не терпелось ее скомкать. Моника стала его немым учителем, он копировал ее действия, взял крайний бокал справа и самую дальнюю от тарелки вилку. Правда, Ромео держал ее правой рукой и совершенно не прибег к ножу, чем заслужил рассерженный взгляд папаши.
– Картофель не поливают соусом! Соусы для мяса и рыбы.
Никогда еще Ромео не испытывал подобного унижения. Возможно, этим он вызвал жалость Моники, и потому она поднялась в комнату Фреда вместе с ними. Перед Ромео, знатоком женщин, Каттнер хотел похвастаться сестрой. Фред вынуждал ее заговорить.
– В старом научном журнале я прочитал одну статью, автор – член лондонского Общества психических исследований. Ты ее читала? Статья о почитаемой тобой Блаватской [8]8
Блаватская Е.П. (1831–1891), писательница и теософ, прославилась своими сверхъестественными способностями и необычными приключениями.
[Закрыть]. Ее фокусы, которыми ты так увлечена, полностью развенчаны, – он снисходительно улыбнулся. – Легендарные послания махатм, например, написаны рукой самой Блавацкой, демонстрация души махатмы – всего лишь дешевая манипуляция с чучелом, изготовленным механиком. А помнишь восторги по поводу магического ковчега? Оказывается, он имел выдвижную стенку, куда можно было проникнуть через потайную дверь спальни.
Моника с усмешкой наблюдала за братом, но не проронила ни звука. Возможно, она разгадала его психологический ход. Но из речей Фреда Ромео понял, как сможет завладеть ее вниманием.
– Моя мать потомственная гадалка, – равнодушно заметил он и отвернулся к окну.
– Где вы живете? – ее голос, пьянящий сознание, словно горячая волна, нахлынул на него.
– Вы придете? – ему хотелось слушать эту музыку, томную, обжигающую, как южная ночь.
– Да.
С той поры Моника часто посещала сеньору Леоне, девушка грезила чародейством. Расставленные им сети не отпускали ее. Ромео слишком хорошо помнил унижение, которому подвергся в их доме, он ненавидел их отца за его самодовольство, презрение, высокомерие. Когда он завлек Фреда и Монику в «контору», то успокоился, почувствовав себя отомщенным. Когда-нибудь чистоплотный папаша узнает о грязном ремесле детей, какой будет удар по профессорской гордыне!
Теперь Моника была рядом, но оставалась далекой, недоступной ему, бедному, безродному итальяшке. Она всегда приходила к матери, неужели ее не влекло к нему? На его глазах она взрослела, Ромео пленял ее повестями о любви, к нему первому она обращалась за разъяснениями. «Как это происходит?» Господи! Ее голос, наивные вопросы сводили его с ума. Тая улыбку, он терпеливо ей что-то растолковывал… Роль учителя была мучительно-забавной. Но она выбрала Германа. Насмешка судьбы! Потом он понял. Герман мог заглянуть в неведомое, что притягивало ее. Моника видела в нем своеобразного волшебника, с восторгом слушала его открытия причин смерти. Словно вампир, она питалась его рассказами, и вскоре Герман не мог ее ничем удивить.
К действительности вернула боль в плече. Сейчас ему следовало раздобыть немного денег. Ромео ощупал карманы близлежащего солдата, сорвал с пояса флягу и прилип губами к горлышку. Он чуть не задохнулся – во фляге оказалась водка. Сжав зубы, он полил ею плечо, распоротое пулей. Разорвал свой индивидуальный пакет, наложил повязку. Обессиленный, он лежал около часа, закрыв глаза, прислушиваясь к каждому шороху. Потом вспомнил. Когда он бежал, то видел в клевере убитого венгерского гусара, картинно разметавшего руки и ноги. Теперь Ромео пополз туда. Через какое-то время он обнаружил труп. Красивое лицо с тонкими усами и изящно изогнутыми бровями устремлено к небу. Ромео расстегнул синий доломан с черными шнурами, что охватывал тонкую талию, вытащил кожаный бумажник. Сил пересчитать деньги не было. Он забылся рядом с гусаром, пока не услышал тихий смех.
– Хм! Дилетант. Кошелек вытащил и бросил такого молодца.
Ромео открыл глаза. Бумажника в его руках не было, а над гусаром склонился нищий. В свете луны Ромео видел, как тот снимает кольца с уже затвердевших пальцев, как срывает золотой крестик с груди героя. С глухим рычанием он бросился на мародера. Он помнил уроки бокса от Германа, только удары получались слабыми, раненная рука практически не шевелилась. Мародер выставил вперед штык подобранной винтовки, Ромео успел схватить с земли такую же и огрел прикладом по рукам бродяги. Вырвав мешок, он, качаясь и падая, побрел прочь.
– Эй, дурень! – услышал он позади. – Тут полно оружия, сам бог велел выстрелить тебе в спину, согласись?
– Не выстрелишь, – глухо прошептал Ромео, тяжело дыша. – Привлечешь внимание.
– Все равно, дурень! Дойдешь до конца поля – расстреляют за мародерство. Отдай мешок, я тебя выведу.
Ромео остановился, вытер рукавом пот со лба, холодного и бледного.
– Валяй! – он выудил из мешка бумажник гусара и бросил нищему его добро.
– Тебе следует переодеться в форму русского. Сейчас мы отыщем подходящий размер… Вот, снимай с этого френч… Будешь офицером, – но прежде бродяга присел рядом с трупом, ощупал карманы, обнаружил часы и взял их.
Ромео повиновался, снял с себя голубовато-серую форму, надел окровавленную – русского и поплелся вслед за странным проводником. По дороге он подобрал револьвер и почувствовал себя более уверенно.
– Брось, это солдатский наган. Придется взводить курок перед выстрелом. Поищи офицерский.
Они шли долго, пригибаясь к земле, натыкаясь на пулеметы, трупы лошадей, шашки туземной дивизии царского брата [9]9
Михаил Александрович, младший брат Николая II
[Закрыть], проваливаясь в воронки от снарядов. Ромео поднял с земли компас, заметив во тьме фосфорицирующую стрелку. Вдоль поля тянулись бесконечные ленты колючей проволоки. Но в мешке бродяги нашлись и ножницы.
Ромео обернулся. Над зловещей равниной висела луна. Он разглядел пугливые ватажки, обшаривающие тела павших. Воры то и дело трусливо оглядывались по сторонам, скользящими шагами продвигаясь от одной груды мертвецов к другой, повадками напоминая свору шакалов. Его лица коснулся ветер, перебитые пулями и осколками ветви лениво закачались.
– Пить… – прошептал он.
Его спутник подобрал пустую флягу, потащил Ромео через разрезанную проволоку к дороге, вдоль которой тянулась узкая полоса реки. Он зачерпнул воды, и Ромео выхватил из его рук жестяной сосуд, жадно пригубил. Вкус воды был отвратителен. Он пил разбавленную кровь.
На повороте дороги, вдали от русских патрулей, была спрятана повозка. Повалившись на нее, Ромео забылся. Когда он очнулся, гусарского бумажника при нем не было. Он лежал на грязном полу, по углам был свален какой-то хлам. Ни мебели, ни других предметов обитания человека в доме не наблюдалось. Хозяева покинули его, пустившись в бега от надвигавшегося фронта.
У очага суетился человек. Теперь Ромео разглядел его. Ночной образ жизни наложил на его облик свой отпечаток: кожа казалась бледнее алебастра, зрению более привычен был мрак, чем солнечный свет. Тусклое, болезненное существо с фигурой подростка.
– Ты занял пустующий дом?
– Это дом моих родственников. Они бежали.
– От русских?
Парень расхохотался.
– Мы православные. Русских они встретили бы с восторгом. Сам бог велел, согласись? Про митрополита Шептицкого слыхал? А про «Талергоф»? [10]10
Андрей Шептицкий, идейный вдохновитель массового гонения на русскоязычное население Галиции. В период Первой мировой войны в концентрационных лагерях («Талергоф» и др.) было уничтожено более 60 тысяч коренных жителей Галиции за то, что они считали себя принадлежащими себя к русскому народу.
[Закрыть]
Ромео поднялся на постели. Плечо ныло, но он мог держаться на ногах. Этого было достаточно, как ему казалось, чтобы уйти.
– Спасибо за помощь. Где тот кошелек? Мне нужно идти.
– Куда? Вокруг русские. И потом… Ты мой должник.
Глава 2
В палатке Германа сидел солдат. Пропыленная форма, вонь от пота, грязи и крови, серое лицо со струйками черных слез. Герман равнодушно наблюдал за ним, за его болью. Санитары не спешили ввести морфий. Всего-то отстрелен палец. Подождет. В соседних палатках завывали раненые, сотни раненых, над которыми кружили мухи. Он привык к их стонам и крикам.
Герман взял лупу и подошел к солдату.
– Положите руку на стол.
– Вы врач? Что за странные методы лечения! К чему это рассматривание? Где бинты и спирт?
– Успокойтесь. Назовите фамилию, звание. Место проживания.
Клерк рядом делал записи.
– Я живу в Будапеште.
Герман равнодушно продиктовал:
– Отстрелен средний палец левой руки. По краям раны остатки пороха. Выстрел произведен с очень близкого расстояния.
Солдат выдернул ладонь, страшно побледнев.
– Мое мнение: этот человек покалечил себя сам. Выведите. Следующий! – двое солдат схватили беднягу, поволокли из палатки.
– Постойте! Я хочу признаться. Я кое-что видел. Я расскажу.
Герман повернулся. Его сухие глаза безразлично взирали на это скулящее животное с запасом требовательных инстинктов. Поневоле поверишь в теорию Дарвина.
– Я вас внимательно слушаю.
– Обещайте, что меня не убьют!
– Я не могу пообещать вам этого. Трусов ждет расстрел.
– Отправьте меня обратно в тюрьму. Я преступник, я заключенный, я не обычный солдат! Ко мне должно быть снисхождение… – выл он. – Так вот! Я сообщу вам о дезертире, тогда вы не убьете меня? Энрико Леоне… Это было неделю назад. Его немного ранило. Но он притворился мертвым… Мертвым! Чтобы сбежать. Я говорю правду. Снисхождения! Прошу снисхождения!
Но Герман не замечал его более, он махнул солдатам рукой. Времени на суд в отступающей австрийской армии не было. Через минуту на заднем дворе раздался выстрел.
– Следующий! – повторил Герман.
В палатку вошел рыдающий юноша с раной в плече. Герман не видел его. Неужели Ромео спасся? Он обернулся: плечо юнца было залито кровью.
– Снимите с него одежду.
Следы пороха с кителя могла смыть кровь, потребовался бы более тщательный анализ, а времени нет. Герман присмотрелся к ране, вооружился лупой. Пропитал рану йодом. Проступили посиневшие крапинки среди окровавленной ткани. Слабак! Выстрелил через кусок хлеба. И еды не пожалел!
– Фамилия, место жительства.
– Вена.
Герман внимательно взглянул на солдата.
– Если выживешь, собираешься вернуться туда?
– Конечно. У меня семья.
– Хорошо. Пусть идет к санитарам, – распорядился он, пристально вглядываясь в лицо солдата. Он даровал жизнь и когда-нибудь потребует свой долг. Там, в Вене ему понадобятся рабы.
– Иди, что я покажу тебе, итальянец! – кричал Глеб из соседней комнаты. Они набрели на этот дом ночью: голые стены, вырванные с петель двери, разбитые окна, изрешеченные пулями лестницы… Ромео уже два месяца скитался со своим спасителем. Они шли вслед за армией, но не солдат, а государственных мародеров. После них редко что оставалось. С трупов снималась форма, которая стиралась, подшивалась и вновь шла в ход. Захватывалось вооружение, амуниция, снаряжение и техническое оснащение врага. Но то была мелочевка. Главной добычей становилось заводское оборудование, сырье и строительные материалы, банковские и музейные ценности: золото, драгоценные камни, предметы старины и искусства. Последующая волна мародеров разбирала крыши домов, выставляла стекла и рамы из окон, снимала двери и полы, уводила скот. Спустя несколько дней от населенного пункта, где прошли боевые действия, оставались лишь голые коробки домов и строений.
Ромео вошел в комнату, пустую, оклеенную простенькими обоями. Недавно здесь делали ремонт, все должно было сиять и сверкать, но пришла война.
– Гляди-ка, как старательно оклеено! – тоном знатока поделился Глеб. Он подошел к стене. – Наверное, здесь. Сам бог велел…
Глеб рванул обои длинным большим куском. За ним оказалась деревянная панель. Один за другим Глеб рвал клочья обоев, превращая красоту в бумажные лохмотья. Деревянная панель оказалась дверью.
– Наконец-то! Как я ждал чего-нибудь подобного! – кричал Глеб в восторге.
За дверью оказалась комната, полностью забитая мебелью, утварью, картинами, тюками с одеждой… Вечером их ждал пир, под окнами Ромео развел костер, на огне жарилась пойманная в окрестностях тощая курица. Глеб открывал консервы с копченым языком и персиками в сиропе.
– Знаешь, чем отпугивали в Древнем Египте мародеров? – мечтательно спросил Ромео. – Были сочинены мифы о проклятии, которое падет на голову нечестивца, проникнувшего в гробницу фараона.
– Здорово, согласись? Откуда ты знаешь?
– Читал, – скромно ответил Ромео. Он вспомнил Монику и Фреда, их истории сослужили ему в тюрьме неплохую службу, богатенькие отпрыски прозвали его Шахерезадой.
В конце сентября они оставили шахматный город Львов [11]11
Культурный и научный центр Галиции, самой восточной части Австро-Венгерской империи, в начале 20 в. располагал плеядой сильных шахматистов, именно они добавили к своему городу эпитет «шахматный»
[Закрыть]. Ни женщины, ни развлечения не привлекали Ромео, добровольного аскета. Ему требовалось собрать достаточно средств, чтобы покинуть Глеба и устремиться в большой город, не тронутый войной. Ромео ждал Лондон, город мечты Моники и Фреда. Он рвался туда.
Глава 3
В итальянском квартале Лондона его подобрал булочник. Как и в конторе, Ромео делал любую работу. Но рядом не было Патрика, который заставил бы дело процветать. В трущобах, облюбованных итальянцами, его невзлюбили. Вынужденное воздержание последних лет заставляло его искать встречи с каждой приглянувшейся ему женщиной. Некрасивых для него не существовало. Отныне двери порядочных домов были перед ним закрыты. Ватаги мстительных братьев налетали из-за угла, обманутые мужья нанимали убийц, оскорбленные отцы кипели бессильным возмущением. Очередная жалоба вынудила булочника выгнать Ромео, и женитьба не грозила тому, у кого ни гроша за душой.
Он жил в мансарде. Здесь была ванна, куда он таскал горячую воду, и граммофон с пластинками. Возвратившись, он поставил пластинку и полез в ванну. Ему казалось это изысканным, аристократичным – купаться под музыку.
В дверь постучали. Ромео обернул полотенце вокруг бедер, открыл дверь. На пороге стояла дама лет тридцати, ее изящное платье, шляпка с вуалью, меховое манто, драгоценности так не вязались со скудостью обстановки! Ромео поклонился, ожидая, когда женщина скажет, что ошиблась дверью.
– Так вот ты какой, голубчик! – она хищно улыбнулась. – Ромео… Кто придумал тебе это имя? Наверняка, женщина. Почему ты не приглашаешь меня войти?
Она была итальянкой. Черные глаза скользили по его мокрому торсу, по курчавым волосам на груди. Казалось, полотенце мешало ей рассмотреть его. Она словно покупала игрушку, и ей хотелось повертеть ее, пощупать, вдохнуть новый запах.
– Что вам нужно?
– Мне нужен ты. Идет война, дефицит мужчин растет.
– А… – протянул он.
– Ты меня не понял. Мне рассказали о тебе. В итальянском квартале ты наделал много шума, – она хотела сесть, но боялась испортить платье от соприкосновения с ветхой обивкой кровати. – Когда-то я была такой же бедной, Ромео. Но у нас с тобой есть один талант, он помог мне разбогатеть…
– Какой же это талант? – усмехнулся он.
– Талант соблазнять. Я помогу тебе. Ты этого хочешь?
– Я даже не знаю, как вас зовут.
– Джульетта, мой милый Ромео. Меня зовут Джульетта, – и она расхохоталась. – Сними полотенце, я хочу взглянуть, стоит ли за тебя браться. Хотя твоя слава – залог будущего процветания, мне нужно убедиться, что я ставлю на ту лошадку. Ну же!
Ромео послушался. Голый, он смотрел, как Джульетта стала серьезной, как облизнула губы, словно лакомка-кошка. Кончиком пальца она задумчиво провела по своей нежной шее. Ромео был возбужден, и от ее опытного взгляда это не укрылось. Она будто сама провоцировала его: вытащив веер, игриво провела по его плечу, там, где остался шрам от пули.
– Как легко тебя зажечь! – рассмеялась она. – Тише, тише… Я берусь за тебя, голубчик.
С того дня все переменилось в его жизни. Джульетта провела его по магазинам, выбрала гору одежды, сняла квартиру в престижном районе Лондона, посетила вместе с ним парикмахера.
– Кого я должен соблазнить? – спросил он за обедом в ресторане. Она наблюдала, как он ест, и улыбалась. Хоть этому его учить не нужно.
– В следующий четверг ты познакомишься с ней. Сорок лет, очень богата, ты сможешь выжать из нее все! Я расскажу про ее привычки, про ее любимые занятия.
– У нее есть муж?
– Да, и трое детей, уже взрослых. Но не беспокойся, ты не первый ее любовник. Она научена скрывать от мужа свои похождения. И потом это легче, у нее нет предубеждения против любви.
– Почему ты выбрала для нее меня?
– Ей нужно что-нибудь новое, свежее. Прежний любовник теперь угощает ее вином собственного изготовления, водит в театр… Он превратился в старую привычку, – она сморщили маленький носик. – Запомни одно: Кэтти никогда не должна узнать, что встреча с тобой не случайна. Она – моя близкая знакомая. А Ромео будет отдавать своей Джульетте двадцать пять процентов своих доходов. Понял?
В четверг Джульетта назначила встречу в ресторане. Он пришел чуть позже. Джульетта расположилась за столиком у окна, в ее компании ели мужчина и женщина. Та самая богачка, американка Кэтти Норвуд. Ромео медленно рассмотрел ее. Полная блондинка с насмешливыми глазами. Она с аппетитом ела, с удовольствием слушала щебет подруги, громко хохотала над анекдотами мужчины, смаковала вино. Госпожа Норвуд была гурманом жизни.
Неужели рядом муж? Он наблюдал за троицей. Джульетта смеялась, ее взгляд касался мужчины. Может, и не муж… Ромео отдал гарсону пластинку, тот подошел к граммофону. Заиграла музыка. Мужчина пригласил Джульетту танцевать. Женщина осталась за столиком одна. Настал момент знакомства. Ромео поднялся. Он заучил эту сцену наизусть – с поклоном он представился и предложил себя в партнеры по танго.
– Танго? Я не умею… Эти аргентинские танцы! Как странно…
Ромео забыл заученные речи.
– Вы боретесь? – он повелительно сжал ее руку. – Танго – танец-битва.
Ромео прижал ее к себе, увлекая чувственной настойчивостью движений, слишком откровенной. На ее лице он читал неудовольствие, оттенок страха.
– Лучшая партнерша для танго бесконечно покорна, – он заставил ее тело изогнуться, – и невероятно строптива одновременно. Вы такая? Чтобы добавить огня, скажу вам, аристократке: танго – танец бедняков! Возмущены? – Ромео провел коленом по внутренней стороне ее бедер. – Здесь, в Англии люди потеряли привычку держать друг друга в объятьях, – его дыхание обожгло ее белоснежную полную шею. – В вас кипит гнев? Задета гордость? – Ромео наклонил ее и резко приблизил, его губы коснулись ее щеки. – Неповиновение зажигает страсть.
Джульетта испуганно взглянула на своего спутника:
– Неуч! Что он плетет ей?
Ромео дотронулся губами виска Кэтти.
– Когда ты раздеваешься перед сном, то показываешь свою силу и слабость. Все становится явным. Так же и в танго.
Ее щеки горели, на ресницах дрожали капельки слез, она задыхалась. Никто никогда не смел так обращаться с ней! Словно она… рабыня?! Это непристойно, гадко.
– Я безжалостен? Говорят, танго исполнено не только страсти, но и смерти. Оттого оно столь невыносимо печально, полно боли, безнадежности.
Музыка прервалась, Ромео поцеловал ее ослабевшую руку и исчез. Кэтти буквально упала на стул. Гарри куда-то вышел. Джульетта остановила на подруге испытующий взгляд.
– Это было ужасно? Ты на себя не похожа! Растрепана…
– Ты знаешь, я чувствую себя так, словно занималась с ним любовью… здесь… прилюдно. И упивалась этим!
– Он назвался… не могу вспомнить его имя.
Кэтти разрыдалась, слезы опустошили ее, она чувствовала себя усталой и разбитой. Но она что-то чувствовала. За несколько минут она перечувствовала столько! Гнев, блаженство, унижение, страсть. Как в молодости…
– Он сказал, что танцору главное – найти хорошего партнера. Если это удается, они могут танцевать годами, но вряд ли будут интересоваться жизнью друг друга. Я была хорошим партнером?
– Да вряд ли. Он крутил тебя и так, и эдак. А у тебя, по-моему, ноги подкосились. Ты испугалась.
– Вначале, – дрожащей рукой Кэтти взяла бокал с вином и судорожными глотками выпила. – Найди его, Джули…
– Я без труда узнаю, где живет этот юноша, голубушка, – пообещала Джульетта.
…Молочная скатерть, фарфор, суп из белой фасоли с куриным мясом, спагетти, шампиньоны в сметане, рыба под майонезом, шампанское, взбитые сливки бисквитов, мороженое… Кэтти прислала для него белый костюм, ее платье отливало жемчугом. После ужина их ждала спальня цвета снега, он был уверен в этом. Но не смеялся этой причуде. Ромео был счастлив.
