Текст книги "Найди меня, мама (СИ)"

Автор книги: Светлана Титова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Глава 43

Дарья

Пустой мраморный с отделкой из серебра холл, кованая лестница на второй этаж и бесконечные полупустые комнаты. Светлые, жемчужные стены, полы из беленного дуба, окна прикрыты белым газом штор, ажурные дизайнерские люстры холодно сияют обилием хрустальных подвесок. Мебель в серебристо-серых тонах. И так из комнаты в комнату. Минимализм на максимуме. Все очень стильно, строго и безлико. Здесь вполне реально заблудиться. Зачем Шалому такая громадина? Только ради престижа, подчеркнуть свой статус? Или это компенсация за скромные размеры, данные от природы?

Я хихикнула пошлым мыслишкам, спустилась вниз в поисках хоть кого-нибудь. Если никого не встречу, придется звонить сыну. Он должен быть где-то здесь. Прошла холл насквозь и толкнула первые же двустворчатые двери.

Остановилась на пороге, разглядывая белый в серых прожилках мрамор в отделке фигурного бассейна. Взгляд метнулся к панорамным окнам, за которыми белело снежное царство.

Невесело усмехнулась, оценивая роскошь нового особняка Шалых. Колоссальных размеров серая мышиная нора, где можно разместить городскую общеобразовательную школу.

– Так можно бродить до вечера, – сказала вслух и невесело усмехнулась, припомнив героя комедии, заблудившегося в бесконечных коридорах НИИ. Подражая ему, проговорила как заклинание, в надежде, что кто-то появится и спасет:– Кто так строит? Кто так строит?

Может крикнуть уже: «Ау, люди!»

Заблудившимся в лесу вроде помогает. Есть же в этом доме кто-то. И почему я не спросила у Романа! Вот тетеря!

– Дочка, – неуверенно прозвучало за спиной. – Дашенька!

Я обернулась, не веря своим глазам. В проеме дверей стояла мама.

– Мам, – я метнулась к ней, заключая в объятия, – как ты здесь? Когда ты приехала?

– Мы вместе с отцом сегодня утром, – мама вытерла несуществующую слезу, поправила строгую прическу. Отстранила меня, оглядев, и улыбнулась:– Тебя не узнать. Совсем другая стала… прежняя.

Ну да, растрепанная, без макияжа, в мятом спортивном костюме и кроссовках. Такой я была в последний раз в школе, в выпускном классе. Не хватает хвостиков с пушистиками из меха, как у любимой тогда Бритни Спирс.

Потому как она спокойно себя вела, мама, похоже, не в курсе, откуда вернулась ее дочка. Свои откровения решила попридержать пока. В планы не входило пугать ее рассказами о столичном «Лефортово». Я оглядела ее и не смогла скрыть удивления. Моя мама, всегда ходившая по дому в тапочках и халате, сейчас была одета в платье и туфли… на каблуке. То самое платье, что она купила себе на юбилей в прошлом году.

– Мам, почему ты так официально одета?

– А как еще в этом… дворце? – она нервно хихикнула. – Чувствую себя Золушкой на балу. Даже не верится. Чувство, что в музей попала.

– Я тоже, – невпопад ответила ей. – Где вы разместились? Где все? Денис… мальчишки…

– На втором этаже в гостевой комнате. Мальчики с отцом играют в бильярд. Хорошие мальчишки у хозяев. Воспитанные. Сразу видно, что не на улице росли, – похвалила мама младших братьев Шалых. – Наш отец учит их своим каким-то приемам. Он же мастер спорта России по бильярду.

Облегчение, что с мальчиками все в порядке сменило новое удивление. Мне казалось, я знала о родителях все. Но мама удивляла раз за разом.

– Что! Как это? Когда он успел мастера получить? – искренне изумилась я.

– Успел, успел. Заслуженного хотел получить, да пальцы стали подводить, – мама прошла к окну и застыла, разглядывая растущие сугробы. – Ты разве не в курсе? Он-то сначала для себя играл. А как ты уехала поступать и родила Дениску, с головой ушел в… – он насмешливо хмыкнула, – спорт. Сам так называет свой заскок.

– Никогда не слышала, – потрясенно покачала головой.

Что отец любил погонять шары с приятелями, отлично знала, но что он профессионал и достиг звания в своем деле – слышала впервые.

– Да куда тебе, – мама махнула рукой, не оборачиваясь. – Учеба, ребенок, карьера. После роддома вообще стала как зомби. Все время где-то в себе, в своем мире. Ни гостей, ни друзей, ни женихов в упор не видела. Ты же не помнишь, как я с сердцем в больнице лежала? Нет… Мимо прошли все наши поездки с отцом за границу. Стоишь, слушаешь, киваешь, тискаешь то кота, то Деньку, а мыслями где-то далеко… Я уж думала, ты того… Хотела врачей, а отец не дал. Сказал, чтобы я отстала. Мол, само пройдет. Вот, наконец, ожила. Прямо чудо какое-то…

О чем она? Какие женихи? Какая заграница? Мама меня точно с кем-то путает.

– Все я помню. Не было у меня никаких женихов-друзей, – категорически отвергла поклеп на себя.

– Эх, дочка, – мама повернулась и покачала головой, – нельзя же так. Сколько ты будешь переживать из-за того охламона Заварзина? Молодость-то проходит. Ты моложе, чем сейчас уже не будешь. Дениска вырос почти. У него уже своя жизнь. С кем останешься ты? Век одиночкой вековать?

М-да, попала… Старые пени о главном… Как же они надоели мне за все это время!

Сейчас нас с мамой разделяла бирюзовая гладь наполненного водой бассейна. Разглядела на поверхности, время от времени подергивающейся рябью, отражение панорамных окон и напряженно застывшей мамы. Прислушалась к оглушающей тишине дома. Звукоизоляция здесь на высшем уровне.

– Моя молодость уже прошла, – я сняла пальто, в котором после слов мамы стало жарко. – Мам, я не из тех, кто «в паспорта заглядывать не будем, молодости нашей нет конца». Я осознаю свой возраст и положение, и… все остальное… и не обольщаюсь… в смысле, не льщу себе.

Она только фыркнула и посмотрела на меня полным унизительной жалости взглядом.

Вот только ее жалости мне не хватало. Мысленно выругалась. Мне меньше всего хотелось выслушивать поучения мамы. Сейчас самое правильное – найти выделенную мне комнату и переодеть мокрые насквозь кроссовки, пока не свалилась с ангиной.

Выставила ногу вперед, покрутив перед собой, демонстрируя маме свои насущные проблемы. Весь кроссовок и часть штанины до лодыжки вымокли насквозь и холодили кожу, грозя обернуться проблемами.

– Где вас разместили? Идем, мне нужно переодеться и выпить чего-нибудь горячего. А в идеале еще и съесть горячего, – я кое-как пригладила топорщащиеся волосы, перекинула пальто на другую руку и выжидающе уставилась на маму. – Повар уже здесь? Прислуга, горничные или самим придется готовить?

– Я не спрашиваю тебя, где ты была, – точно не слыша меня, мама бросила полный печали взгляд на гладь воды и пошла на выход, продолжая мне выговаривать:– Ты уже выросла и принимаешь решения сама, но…

Она вышла и уверенно пошла по коридору, указывая мне дорогу. Мам была здесь всего на несколько часов дольше меня, но адаптировалась и ориентировалась на зависть прекрасно. Эта ее удивительная способность органично встраиваться в любой интерьер или среду. Зависть до сих пор берет. Несколько часов, максимум сутки, и она уже часть той среды, в которую попала. И ощущение такое, что провела в ней полжизни, не меньше. И всех нужных знает, и все ее знают. А некоторые уже успели оценить и полюбить.

– Послушай меня старую и глупую, – произнесла свою любимую фразу закоренелой манипуляторши, после которой все внимание ей обеспеченно. – Сергей Алексеевич и Роман Алексеевич оба очень достойные мужчины… С Сергеем Алексеевичем мы знакомы по телефону. Он любезно пригласил нас пожить у себя, увидеться с внуком. А Роман…

Мы поднимались по лестнице наверх, которая в ансамбле с деталями декора сама казалась произведением искусства.

Я ежилась и поглядывала на все с чувством человека, случайно попавшего в богатый дом. Точно меня, как щенка, детишки притащили с улицы. Но мама принимала все окружающее как должное. И чем дальше, тем естественнее вела себя. Никакой скованности или смущения окружающей роскошью.

Нет, нет, мама, остановись, не продолжай… Ты же не сватать меня приехала. Раскрой глаза и посмотри вокруг. Это разве похоже на нашу двушку в панельной хрущевке? Где мы и где Шалые…! Сказок перечитала? В «Золушку» и «Аленький цветочек» поверила?

– Мам, – начала я, пытаясь остановить поток ее слов.

Мраморное с серебром великолепие особняка неожиданно начало давить на расшатанную недавними событиями нервную систему.

– Как я поняла, ты исчезла на какое-то время, Сергей и Роман очень беспокоились за тебя.

– Конечно, – почти грубо прервала ее. – Я личный помощник Сергея Алексеевича, знаю их… военную тайну, – перевела все в шутку, стараясь замять неприятный разговор и перевести тему. – Тебе понравилась твоя комната?

– Да, Роман, он разрешил себя так называть, – прояснила она фамильярность в обращении к брату хозяина, отвечая на мой удивленный взгляд, – лично ее показал. И просил говорить прямо, если что-то нужно. Их отношение к тебе такое заботливое… – маму не так-то просто было свернуть с пути. – Ладно, дочь, ты знаешь, я человек прямой, скажу прямо, – она остановилась на последней ступеньке. – Оба мужчины влюблены в тебя. Да, да, оба. Уж поверь моему опыту. Нельзя упускать такой случай, дочь… Это же шанс один на миллион и он выпал тебе, – она восхищенно оглядела интерьер Шаловского особняка. – Понимаешь, о чем я толкую? Дениске нужен отец, – произнесла последний аргумент, забыв, что совсем недавно говорила о внуке, не нуждающемся больше в моей опеке.

В душе закипали гнев и протест. Стиснув пальцы в кулаки, я начала счет. Всегда помогало успокоиться. Просчитав мысленно до десяти и слегка успокоившись, я спросила в лоб, обескураживая ее:

– Кого из них выбрать?

– Как! – красиво подведенные глаза мамы недоуменно округлились. – Твое сердце, оно разве не подсказывает? – замялась мама, встав перед тупиком из дочерней сердечной глухоты. – Ну, тебе же кто-то симпатичен из них? Признайся. Роман… такой мужчина не может не волновать мысли молодой женщины. А его брат близнец, значит…

– Ничего не значит, – категорично и зло отрезала я.

Не знаю как сердце, но все мое существо было за то, чтобы сбежать сейчас же и отправиться к себе на городскую квартиру. И только реальная угроза воспаления легких из-за мокрых ног останавливала меня от опрометчивого поступка.

Глава 44

Сергей

Я смотрел на женщину, сверлящую меня ненавидящим взглядом. Не верилось, что она была мне женой. За несколько дней в следственном изоляторе с нее сошел весь лоск. Передо мной сидела немолодая женщина. Бледное лицо, синяки под глазами от недосыпа, ввалившиеся щеки, потускневшие волосы, собранные в небрежный пучок, испорченный маникюр. Она нервно курила одну за другой сигарету, с неприязнью поглядывая на меня.

– Зачем ты это сделала? Что у тебя к Пименовой? Только не говори, что ревновала. Она устроилась ко мне, когда мы почти развелись.

– Она устроилась, а ты увидел ее и влюбился. С первого взгляда, – она хрипло рассмеялась. – Столько лет посылал всех подальше, а тут вдруг… Не делай из меня дуру. Специально перетащил свою любовницу под крылышко. Рога мне наставлял. Вот почему никогда не было времени на нас с Вадькой.

Обожгла меня взглядом полным ненависти. Неловко стряхнула пепел трясущимися пальцами и сломала тлеющую сигарету. Тихо выругалась и достала из пачки еще одну. Долго чиркала колесиком зажигалки, пока я помог ей, поднеся дрожащий огонек к ее лицу, прикурила новую.

– Мы не любовники и не были, – зачем-то сказал ей, зная, что она все равно не поверит. Бывшая судила всех по себе. – Как у тебя ума хватило надоумить Ахатову пытаться сжечь Дашу заживо?

Юлю задержали, предъявили обвинение в преступном сговоре с Изабеллой Ахатовой с целью похитить и убить Пименову Дарью. А так же в попытке выдать себя за Пименову в деле продажи новорожденного Заварзина Артура. Мог ли я помочь ей? Мог, но не хотел. Пришел и попросил свидание, чтобы услышать все от нее самой.

– Я ничего такого не делала. Белла сама большая затейница, – криво улыбнулась Юля, глядя на меня с вызовом.

Она точно ни о чем не жалела, и случись снова, поступила бы также.

Я понял, что мне она ничего не скажет. Но следователи ее разговорят. И она сознается даже в том, чего не совершала. Это был ее выбор. Я поступил с ней по-человечески, она с Дашей… Даже мне об этом думать страшно.

– Что у тебя с Львом Марковичем?

– Петя проболтался? – она выдохнула сизую струйку дыма. – Ревнует к Левушке. У меня с ним тоже, что и с Петром Борисовичем. Как ты перестал на меня обращать внимание, что мне еще оставалось? Только спать с твоими замами.

Она растянула тонкие губы в улыбке, нагловато прищурившись. Своими Петя и Левушка надеясь разбудить во мне ревность. Я же вспомнив диагноз Борисыча брезгливо поморщился. Порадовался, что наши отношения с Юлей давно в прошлом. И посочувствовал ей.

– У него ВИЧ. Ты доигралась, – равнодушно сообщил ей, поднимаясь с места. – В тюрьме тебя лечить не будут. Так что прощай, Юля, и не ищи встречи с сыном.

– Нужен он мне! Пусть его папашка теперь воспитывает! Можешь ему отдать, – Юля побледнела, глаза метались в панике, она тяжело дышала. Пережив первый приступ паники, подняла на меня испуганный взгляд. – Ты же не в серьез про ВИЧ? Борисыч не мог, он же семейный… правильный….

Она не договорила, что хотела сказать. Голос сорвался, перейдя на громкий шепот. Юлю накрывало новым приступом паники. Она прекрасно знала, что я такими вещами как здоровье и жизнь не шучу.

– Что ты сказала про Вадима? – я стиснул пальцы в кулаки так, что побелели костяшки. – Что значит его папаша?

Зря я пришел. Ничего нового не узнал. Зато набрался грязи, от которой не скоро отмоюсь. Сколько же мерзости в ней накопилось. И с чего бы? Жила как у Христа за пазухой. Ни в чем отказа не знала и жила, как хотела. Всего-то и нужно было приглядывать за Вадимом.

– Что слышал, – зло огрызнулась бывшая. – Его отец не ты… а твой гулящий брат. Твой Роман его папаша беспутный.

Мысль, что Юлька могла специально выдумать такое, потонула в ярости, поднимающейся против этой склочной и грязной женщины. Я подскочил к ней, схватил за плечи и сдернул со стула, тряхнув, что есть мочи за плечи.

– Не ври мне! Правду! Слышишь, правду! – я тряхнул ее за плечи, едва сдерживаясь, чтобы не размозжить ее пустую голову о столешницу. – Говори всю правду! Ну…

Юлька испуганно взвизгнула. Голова дернулась безвольно, как у тряпичной куклы. Она поморщилась от боли, задергалась, забилась в руках, пытаясь освободиться. Я тряхнул снова, успокаивая. Рыкнул матом. Женщина испуганно затихла и только тихонько хныкала:

– Отпусти. Больно.

Грубо швырнул ее обратно на стул и отошел в сторону, от греха подальше, боясь снова не сдержаться и все-таки удавить мерзкую гадину.

Она потирала ладонями плечи и, морщась от боли, с испугом поглядывала в мою сторону. Уже сама была не рада, что призналась… или соврала. Ей-то это ничего не стоит. Предупредил же идиотку, чтобы не играла со мной. Так нет. Думает, я ей тюфяк Борисыч.

– Говори, но только правду, – предупредил ее. – Не играй со мной или отсюда ты никогда не выйдешь.

– Я перепутала вас, – истерично крикнула женщина, обнимая себя руками. – Наша очередная годовщина, я пьяная была… Очень пьяная. На даче в Переделкино гуляли, помнишь? Мне стало плохо от выпитого. Голова кружилась, тошнило, прилегла отдохнуть, а тут ты… вернее он. Тоже пьяный в хлам. Приставать начал. Я подумала ты и…

Она выдохнула и отвернулась.

– Ты точно знаешь, что Вадим не мой? Не от меня? – я не хотел верить тому, что рассказывала Юля. – Как проверила?

– Я пыталась потом еще забеременеть, и ничего не получилось, – она снова подкурила и нервно затянулась, прокручивая сигарету между пальцев.

Ну да, ты не можешь забеременеть, а виноват я. Я бесплоден. И тут же охрененный вывод, что Вадим не от меня. Как ты МГУ закончила с такой-то логикой!

– Наверняка ты не знаешь, – я подошел к двери и стукнул кулаком в нее, требуя меня выпустить.

– Сереж! – послышалось несмелое за спиной. Нехотя оглянулся, встретился с ее испуганными глазами. – Вытащи меня отсюда. Ты можешь, я знаю. Я не хочу сгнить вот так… Прости, мне жаль, что все так случилось… Я больше никогда… никогда…

Секунду смотрел в ее лицо, искаженное испугом за себя. Сейчас она скажет, пообещает все что угодно, лишь бы добиться своего. И я бы, наверное, попытался помочь смягчить приговор, если бы не Даша. Свою женщину нужно защищать при любых обстоятельствах. И я не выпущу эту ядовитую гадину, зная, что она может навредить ей. А с Вадимом мы разберемся.

Едва открылась дверь, быстро вышел, запуская конвоира.

Сергей

Все можно преодолеть и пережить, но тяжелее всего даются удары самых близких, родных и любимых. Как говорил Высоцкий: «Ужасно любить человека, который этого уже не заслуживает». Легко мог представить Романа и бывшую вместе именно так, как она представила. Без чувств, не соображая, что творят, похоже на случку. Факт не вызывал ни злости, ни ревности. Одна гадливость от всего услышанного. Разум твердил, что бывшая могла врать и, скорее всего, врала. Зря пошел на встречу с ней. Правды не добился, нового не узнал, осталось чувство, что в нечистотах выкупался.

Авто мягко катило в сторону гаража по расчищенной дорожке, освещенной парковыми фонарями. Усадьба утонула в снегу. Шедевры ландшафтных дизайнеров исчезли под толстым слоем снега. Притормозил недалеко от входа, посматривая на горящие окна.

Захотелось вдруг, чтобы меня здесь ждали. Чтобы вот прямо сейчас загорелся свет на крыльце, и вышла на порог любимая женщина, счастливая только от того, что я вернулся. Переживающая, что меня нет целых пятнадцать минут. Пахнущая домашним уютом и настоящим счастьем.

Разглядывал новое, но далеко не первое свое приобретение, громадой темнеющее в сумеречном небе. Дорогой особняк, всегда высокие заборы и охрана. Казалось, надежно спрятался и спрятал своих от внешней мерзости. А она просочилась изнутри, из самих родных, пачкая нашу жизнь, ломая отношения и судьбы.

Ладно только раздолбай Роман, не ценящий семейное, но Юлька, хранительница, мля, семейного очага! Чего еще не хватает! Ну, да я был женат на работе. Ну, вот последние месяцы расслабился. Сначала развод, потом Даша. И как итог: разгребаю, увязнув по самое не балуйся.

Снег, укрывший белым все вокруг, точно намекал, что можно и нужно начать с чистого листа, оставив прошлое прошлому. С чистого листа, снова все сначала начать с другой женщиной, в другом месте, другом доме… и по-другому. Теперь, только будучи уверенным в чувствах и чтобы никаких сомнений в выборе.

В этот момент захотелось обнять Дашу – мой островок покоя, чистоты.

Словно чувствуя мои мысли, вспыхнул свет, освещая крыльцо, тяжелые входные двери отворились, и на крыльцо проскользнула стройная женская фигурка. Она нерешительно замерла, глядя в мою сторону. Шубка, теплые сапожки, пушистая шапка и сумочка убедили, что Даша выбежала не ко мне. Она явно куда-то собралась и спешила смыться… от меня.

Сбежать решила? На кого гостей бросила? И куда собралась? К себе на квартиру или…?

Нет, таким мыслям лучше не давать ходу. Я уже налажал с Заварзиным. Больше такого не будет. Сбежать я ей не дам.

– Меня встречаешь, – я влетел на крыльцо, улыбаясь на всякий случай. – Добрый вечер, – наклонился ее поцеловать, но она отступила в сторону.

Ну, хоть не шарахается от меня, как от чумного, и то хорошо.

Быстрого прощения не ожидал, потому не расстроился и настроился на долгую осаду крепости. Эта женщина мне давалась так же трудно, как моя компания. Но и мысли не возникало отступить и бросить все.

– Я… – замялась Даша, – мне нужно уехать… Это срочно и… важно.

Она прятала глаза, отворачивалась и пыталась улизнуть. Мне и нашей встрече не рада. Но так просто уйти ей не дам. Нужно зайти в дом. Топтаться на крыльце странно и небезопасно. Поселок хорошо охраняется, но всегда есть но. Лучше не искушать судьбу. И снег снова пошел.

– Я надолго не задержу. Нам нужно поговорить. Я должен все тебе объяснить. Только давай зайдем в дом, – я приоткрыл дверь за ее спиной.

Неожиданно она нажала спиной на ручку, не давая мне распахнуть двери.

– Нет. Хочешь сказать что-то – говори. Я в твой дом не вернусь… – она осеклась, понимая, что категоричность выглядит смешно.

Нас слишком многое связывает, чтобы делать такие заявления. Мы с ней связаны общей работой, нашими детьми и несмотря ни на что взаимными чувствами. Преступление ломать такое только потому, что я всего раз повел себя как последний му…, а ей простить сейчас трудно. Я же все осознал и исправлюсь. Уже исправился.

– Даш, посмотри на меня, – попросил, убирая руку с дверной ручки, – пожалуйста.

Она упрямо закусила губу, помедлила и подняла взгляд. В глазах обида, боль, разочарование. Под этим взглядом внутри родилась злость на себя за совершенно идиотскую ревность к Заварзину. Бывшая сегодня готова была взглядом убить, и хоть бы что. А Даша…

– Даш, прости, я повел себя… мерзко… Прости, – начал извиняться, не выдержал, стряхнул невесомые снежинки с ее воротника.

Она даже не заметила моего жеста, буравя взглядом.

– Ты поверил, что я способна продать ребенка? Ты думаешь, что я совсем…что ради денег я соглашусь на такое? – Даша замолчала, так и не договорив.

Она отвернулась, тиская в руках сумочку и кусая от обиды дрожащие губы. Еще чуть и она расплачется. Как мне хотелось сейчас обнять ее, прижать к себе, собрать губами все слезинки со щек и защитить от всех. Вот только обижена она не на всех, а на меня. А я не знаю, что делать, как исправить. Я же никогда не был в такой ситуации, потому что никогда не любил по-настоящему. Не любишь, мозг работает как часы, и действуешь взвешенно и хладнокровно. Никаких ошибок и просчетов. Чувства мозги отключают.

– Я правду скажу. Я не думал, что ты ради денег…

– Тогда ради чего еще?! – прервала меня. – Я совсем отморозок, по-твоему?

– Ради своего бывшего, Заварзина, – слова признания давались мне с трудом.

Мерзкую фамилию законченного урода просто сплюнул с губ.

– Сашка… Почему Сашка? Зачем он мне? – приоткрыв от изумления рот, Даша не верила, что я сказал ей такое.

– А что я должен был подумать?! Сама посуди, пятнадцать лет ты никого к себе не подпускала, хранила себя… для кого? – я злился, но держал себя в руках.

– Для тебя… к примеру, – выдохнула едва слышно. – Для кого-то нормального, любящего и заботливого. Мне не пятнадцать, чтобы играть в Джокера и чокнутую Харли Квинн, – она потерла щеку, стирая мокрый след от слезы. – Разве я похожа на ненормальную авантюристку-преступницу, готовую пожертвовать всем и ради… кого? Этого… этого… – лицо перекосила гримаса отвращения, шумно выдохнув, она проговорила одними губами:– У меня слов нет…

Она откинулась на дверь, мягко стукнувшись затылком, бездумно глядя на кружащиеся в сете фонаря снежинки.

Кажется, сейчас в глазах моей любимой женщины я съехал вниз по шкале от законченного мерзавца до клинического идиота. Сам себя я чувствовал примерно так же. Теперь-то мне моя ревность казалась смешной, но тогда… Мля, я ни в чем не был уверен с Дашей. С другими женщинами было просто – инициатива всегда шла от них. А тут… да, я ревновал, потому что впервые после школы отношения были нужны мне, только мне. А женщине…

– Даша, я не мой брат, великий специалист по женщинам. Откуда я мог знать, что ты чувствуешь к нему… и ко мне? Ты ни разу не призналась мне в чувствах… никогда…

Честно сказать, мне моя версия с Заварзиным и сейчас казалась логичной. Речь шла о Даше, самой нетипичной женщине, которая мне встретилась. Только она могла ждать вечность свою любовь.

– Ты не один такой, – выдала она, сокрушенно покачав головой. – Я тоже тебя не понимаю, совсем не понимаю. Где ты и где этот… – она проглотила оскорбление, – Заварзин.

Она повернулась и открыла дверь, заходя обратно в холл. Я последовал за ней, гадая, до чего мы договорились. Внутри еще клокотала злость и отчаяние. Хотелось взять этого ее бывшего Заварзина и вытрясти из мерзавца всю душу. Впервые пожалел, что из-за статуса не могу дать в морду уроду, изгадившему мои лучшие отношения.

Я небрежно бросил пальто в руки горничной. Помог раздеться Даше. Когда повернули к лестнице, нас окликнул Роман:

– Голубки помирились. Совет да любовь! Плодитесь и размножайтесь!

Я смотрел на стоящего в дверях бассейна довольно лыбящегося брата. В голове вспыхнули слова Юльки о них, их случке, сыне Вадиме. Перед глазами полыхнуло белое пламя ярости. Не помню, как я сорвался с места. Очнулся от испуганного крика Даши. Я стоял на краю бассейна, сжимая кулаки, глядя барахтающегося в воде злого Романа.