Текст книги "Неестественный отбор (СИ)"
Автор книги: Светлана Тимина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
– Громче!
Асе хотелось завопить. Выплеснуть в своем "яблокиела не могу" всю зенамочемпионль последних минут... хотяблокиела тогда ей казалось, часов. Вместо этого полились слезы. Буквально ручьем и без всяблокиелаких эпитетов. И монстр, утоливший первичный голод, сбросил остатки своих цепей. Слезы девушки стали катализатором его самых безумных инстинктов.
Это был уде не Соколов. Это не его глаза горели яблокиелантарем самого настояблокиелащего одержимого сумасшествияблокиела, раздеваяблокиела, буквально срываяблокиела кожу с дрожащего обнажённого тела Аси. Он не мог желать того, что сейчас прошло бегущей строкой в некогда любимых, а теперь чужих глазах. Зверь полностью захватил его телесную оболочку, а сознание... просто разорвал в клочья и выбросил за ненадобностью.
Рык опьяневшего от свободы хищника взрезал барабанные перепонки несчастной девушки. Ее слезы были его эликсиром. Ее боль – допингом для роста его одержимости. Ее уязвимость – сигнальным огнем, означающим одно: жертву можно растерзать, напившись вдоволь ее болью и унижением.
– Я тебя сейчас разорву без всякого ремня! Блядь!
Это же обещание появилась в чужих глазах. Глазах, горящих янтарным огнем. Обещание уничтожить ее окончательно. Как любимую женщину. Как маленькую нежную девочку, доверившуюся сильному чудовищу с ликом архангела. Как ту, кто посмела разбудить его монстра. Не логично ли, что и погибнуть она должна от его клыков и когтей?
Ася уже не чувствовала ничего. Ни его рук, впившихся в плоть ее груди, оставляющих следы от пальцев. Ни поцелуя, который рвал ее губы в кровь. Ни каменной эрекции, даже сквозь брюки уткнувшейся в ее обнаженную плоть.
Она умерла именно в этот момент. Не вынесла прикосновения безумия голодного зверя. Того самого, которого совсем недавно хотела погладить вдоль шерсти и прижать к себе, обнимая за шею. Которому жаждала отдать свою нежность и ласку, не требуя ничего взамен. Даже безопасности – просто не верила, что от такого теплого отношения он сможет однажды напасть на нее. И сейчас на пороге гибели могла только смотреть в эти безумные глаза, запрокинув шею, чувствуя, как вместе с кровью ошалевший монстр выпивает ее душу. Пока что осторожно, снимая самые сливки: иллюзию и доверие.
Ася не понимала, что рыдает. Тело сопротивлялось тому, что должно было произойти, тогда как всему ее естеству было все равно. Ничего страшнее уже произойти не могло. Он хотел ее разорвать? Он уже это сделал.
Ее слезы текли по щекам Штейра. Узаконенное безумие в завершающей стадии. Триумф зверя во всей своей красе. Даже когда все прекратилась, в один момент, Ася все еще не понимала, что бояться нечего. Не имело больше значения, довел монстр свое сумасшествие до критической точки или же нет. Продолжи этот самый зверь насиловать ее прямо на полу, разрывая и в прямом и переносном смысле, ничего бы не изменилось. Перемотать время назад и отключить это безумие уже было невозможно.
Каким-то боковым сознанием Ася поняла, что он остановился. Прежний Соколов вернулся. Как ему удалось придушить собственного Ничто и снова вернуть контроль над своим сознанием? Эта мысль так и не сумела пробить блокаду шока и затяжных рыданий. Потому что ее со скоростью света сейчас вытесняла другая.
Разве ее связали перед экзекуцией? Приставили пистолет к виску? Пригрозили чем-то таким, что перспектива изнасилования показалась куда менее ужасной? Нет. Ася именно в тот момент поняла, что сама позволила ему это делать со своим телом. Горло сковало спазмом, мышцы парализовало. Сознание решило, что в подобном состоянии убережёт ее от смерти и жесткости. Только как потом Асе с этим жить – этим вопросом оно не стало заморачиваться.
Мир перевернулся за короткий промежуток времени. Просто перестал существовать. Провёл жирную черту, разделив мир двоих на до и после... или же две параллельные реальности. В одной остались несбывшиеся надежды и образ ангела, который взял на себя ее боль и защиту. В другой же не было места иллюзиям, только сухие факты. Шокирующие своей жестокостью.
Ася не знала, в каком она мире. Казалось, застыла на стыке этих двух реальностей в зашивающих рыданиях и первых звоночках подступающей апатии. И когда Соколов обхватил ее плечи и голову, прижимая к своему плечу, даже не дернулась, не отшатнулась в безотчетном порыве избежать этого прикосновения. Просто не понимала, наяву это или де плод ее дестабилизированного воображения. Тьма умела смыкаться как тисками, так и почти невесомыми объятиями. Но в обоих случаях ее черная тень вела к разрушению.
– Тише...все... девочка моя...
Ася не знала, кому принадлежит этот голос: ее любимому мужчине или Зверю, который сделал передышку перед новым глотком крови. Кто сказал, что последний не может на время становиться нормальным?
– Я остановился! Ты меня слышишь?
Ей хотелось заговорить. Сказать, что все равно, остановился он или же просто восстанавливал силы перед новым броском, направленным на ее уничтожение. Но Ася могла только плакать. Ужас не хотел разжимать цепкую хватку пальцев на ее сердце и сознании. Он запускал свои безжалостные побеги, формируя новую фобию и ломая все хорошее, что могло быть между ней и Штейром.
После такого жить, как прежде, невозможно.
Зачем он продолжал шептать ей на ушко ложь о том, что все прекратилось? Гладить по волосам, не понимая, что теперь касания обжигают холодом, не приносят ни успокоения, ни тепла. Это были руки насильника. Пусть несостоявшегося и остановившегося, но ничто и никогда не отменит тот факт, что он хотел, нет, просто жаждал с ней сделать! Этот голос принадлежал не абстрактному зверю, придуманному самим Штейром для своего успокоения. Сам этот мужчина был жесток изначально. А Ася слепо проверила в то, что ее нежность растопит его лед! Ладно только это, но нет... она всерьез полагала, что он сможет ее защитить!
– Иди ко мне! – обжигающий шёпот, который теперь жег холодом. – Ты реально сводишь меня с ума! У меня едва сердце не разорвалось при мысли о том, что там могло с тобой произойти!..
Ничего из того, что могло быть хуже попытки изнасилования, даже если ты остановился...
Она не могла говорить. Вложила все свои силы в направление мысли, надеясь... а впрочем, какое это уже имело значение? Боль текла вместе со слезами, размывая то, что казалось прежде значимым. Приумножалась ответной болью и раскаянием Штейра. Даже после этого кошмара Ася не перестала чувствовать его как саму себя, считывать эмоции и гасить рык его тьмы своими ладонями. Разорвать эту связь больше не представлялось возможным. Но то, что раньше казалось преимуществом, сейчас стало незаживающей раной, источником дополнительных страданий.
– Я бы никогда этого не сделал. Я бы не простил сам себе... я не имел права вскрывать эту грань при тебе...
Даже в отчаянии и безумно-неистовой попытке вернуть все назад Шиейр умудрялся говорить красиво. Но уже не какие речевые обороты не могли избавить Асю от рокового удара.
Она не сопротивлялась. Ждала, как жертвенный ягненок, когда же ее растерзают и сломают, не делая попытки воспрепятствовать. Все было зря. Нет в ней никакой силы. И Шиейр прекрасно это понимал, просто вешал на уши Аси красивую лапшу, удовлетворяя свои низменные инстинкты собственника и садиста. Черт, Евтеева могола простить своему палачу даже этот обман. Только бы не дожить до сегодняшнего дня и не знать, что он теоретически на подобное способен.
В тот момент Асе казалось, что это никогда не закончится. Болели сломанные крылья и искалеченное сердце, а боль от ремня вообще исчезла на этом фоне. Она могла только плакать, судорожно всхлипывая, цепляясь за сатин рубашки Юрия и не понимая, что в попытке спрятаться от разъедающего безумия все так де ищет защиты на его груди. Просто источник тепла в прямом смысле слова. Ей хотелось скрыться и забыться, спрятаться, перестать чувствовать и не слышать сбивчивого шепота Соколова. Казалось, он был сам напуган.
Ася погружалась в пустоту. Смотрела, наблюдая за медленным завихрением тьмы, которая больше не пугала. Чего ей было бояться? Хуже быть уже не могло. Она не задавала вопросов и не понимала, что ее уложили в теплую кровать и заставили проглотить таблетки. Даже этот факт не вызвал тревоги или протеста. Валерьянка или цианистый калий – значения не имело. Ася покорно сняла их губами с ладони Соколова, едва не захлебнувшись водой в попытке запить – рыдания не прекращались, брали кратковременные передышки и возобновлялись с новой силой. Даже ласковые прикосновения, раскаяние и нежность в его словах не могли их остановить. Нежность... Ася так жаждала ее получить, готова была заплатить любую цену. Какая жесткая ирония! Цена оказалась настолько высока, что цель потеряла свою ценность.
Сознание уплывало, темнота накрывала бархатной дымкой. Что творилось в его замкнутом пространстве после такого сильного потрясения, и кем Ася Евтеева проснется уже следующим утром? Слова без ответа. Без смысла. Без права на чувства. Сон уносил с собой под нежность слов, которые выбивали все новые и новые слезы. Интуиция. Попытка закричать, что однажды эта боль покажется желанной по сравнению с болью разлуки и разрыва.
Ася просто спала. Сон забирал ее в иной мир. Забудь обо всем. Не жди критической точки. Просто спи. Даже если ты ничего не изменишь, просто убеги прочь. Хотя бы до тех пор, пока не сможешь снова дышать и справляться с подобным.
Засыпая, Ася не чувствовала, как по ее щекам бьют редкие капли дождя. Горячего и соленого. Но откуда ему было взяться посреди спальни? Улыбнувшись такой глупой мысли, девушка провалилась в глубокое беспамятство...
Вещи по блеску в глазах Сергея и польщенной улыбке Эмерли без тени тщеславия. Такая девушка привыкла играючи разбивать сердца подобных мужчин.
Никого не смущал тот факт, что еще вчера зеленые глаза демона-искусителя проекта сверкали при взгляде на иную красавицу, что именно демонстративное проявление ее равнодушия заставило его налакаться прямо на яхте и трахнуть участницу «не из элиты». Рашель снисходительно улыбалась, обмениваясь с Оливией какими-то загадочными взглядами. Эти двое вообще выглядели как интриганки, превратившие Сергея в часть своего плана. И при этом белокурая прелестница не была расстроена тем фактом, что ею пренебрегли. Она как будто наслаждалась происходящим!
«А вы любите делать из подобного драму», – вспомнились слова Кассель. Именно это «вы» было ключевой фразой. Кого она имела в виду? Катю и Ви, как и подобных им? Неужели всерьез полагала, что положение в обществе, несметные богатства и красота гарантируют душевное спокойствие без эмоциональных встрясок?
Сергей занял столик рядом с Эми. Катя не помнила, сумела ли съесть хоть кусок из того, что им щедро подали на завтрак. Сдерживать слезы – вот что стало основной задачей на этой адской трапезе. Не замечать насмешек оператора и уже нескольких девочек на побегушках, отворачиваться от камеры, которая сегодня решила уделить ее персоне куда больше внимания, чем самому Сергею.
Телесная слабость почти отступила. Катя не находила этому объяснения. В обществе «элиты» она почти всегда испытывала прилив сил. Но, увы, эта доза энергетика была бессильна вдохнуть кислород в изнасилованное чужим презрением и равнодушием сознание.
Ее растоптали. Унизили и выбросили на помойку. Факт оставался фактом.
Можно было сколько угодно обманывать себя, успокаивать тем, что поведение Акслера продиктовано нормами телешоу, где превалирует идефикс – показать его этаким покорителем всех без исключения сердец и победителем при любом раскладе. Что это роскошь для него – уделить всё внимание одной, рейтинги проекта упадут. И, не будь долбаных телекамер, у них бы могло что-то получиться. Нечто уникальное, искреннее, скрытое от грязного мира шоубиза.
Черта с два. Он ее просто использовал, как дешевую проститутку. Заранее зная, как именно вытолкает за порог поутру и что при этом скажет вдогонку. Трахая в почти девственную полость горла с каким-то особым изощренным садизмом, представляя на ее месте уже новую девчонку, на которую заблаговременно упал царский взор охреневшего от вседозволенности парнокопытного. Козла, которого сама Авдеева в ту ночь возвысила до Бога. Потому что простым смертным было не под силу настолько вскрыть панцирь ее чувственности и заставить взлететь выше небес от незнакомой прежде страсти.
Так выглядит любовь? Или больно всем без исключения, когда так вот бросают, на глазах у остальных, не оставляя простора для излюбленных девичьих фантазий, которые по сути зовутся самообманом? Без шанса списать холодный игнор мужчины на его растерянность, на зарождение ответных чувств, которых он так испугался, что замкнулся в себе и побежал выбивать с помощью другого человека?
Катя обожгла нёбо чересчур горячим чаем, но даже не заметила этого. Отчасти боль стала ее союзницей. Она вытерпела бы любую, только погасить пожар в сердце. Увы.
Все это телешоу было изначально задумано как нечеловеческий эксперимент над людьми. Его целью была отнюдь не демонстрация красивой жизни и успеха, как могло показаться на первый взгляд. Нет, совсем другие ценности здесь вышли на первый план в угоду толпе, требующей хлеба и зрелищ.
Трагедии. Слезы. Разочарования. Драмы. Интриги. Чем больше, тем лучше. Кто-то понял это еще на этапе отбора и чувствовал себя превосходно, потому что играть собственную партию было легко и увлекательно. А Катя не желала этого понять даже после прямой речи Скрипника.
– Мы планируем собраться для игры перед началом вечерней церемонии. Не желаешь составить нам компанию?
Ладонь Адриэль накрыла подрагивающую руку Кати. Наверное, она единственная испытывала что-то похожее на сочувствие и стремление поддержать расстроенную конкурентку любой ценой.
– Для игры? – тупо переспросила Катя, ковыряя вилкой в тарелке с креветками и рукколой.
– Да, эта игра еще не стала достоянием широкой общественности. Появилась не так давно. Она напоминает шахматы, но более динамична и увлекательна. Ее уникальность в том, что понятие конфликтующих сторон довольно условно.
Авдеева не поняла ни слова из сказанного. Кивала невпопад, пыталась изобразить интерес. Получалось плохо, взгляд то и дело устремлялся к Сергею и Эмерли.
Как такое возможно? К какой бы из девушек он ни приблизился, с каждой из них составлял невообразимо красивую пару. Хотя нет, не с каждой. Иначе бы не велел проклятому оператору, похожему на Скрэта, саблезубую белку из мультика, стереть запись и выкинуть Катю из истории проекта.
Может, не так уж плохо то, что произошло? Никто не увидит позора Кати Авдеевой на телеэкране. А грусть – ну а кто бы на ее месте скакал от радости, когда выбрали другую? Все закономерно.
– Адри, я боюсь, «Антериум» довольно сложная стратегия для Кэтрин, – подала голос Кассель.
Катя недоумевающее уставилась на блондинку, поражающую двойственностью своей натуры: то она демонстрировала холодное отчуждение, то тонко завуалированное любопытство.
– Она просто непривычна для… для тех, кто начинает играть в нее впервые, – мягко ответила Адриэль. – Уверена, Кэт она придется по вкусу. Так ты с нами, милая?
– Если никто из вас не против… – отложив вилку, пролепетала Катя.
Предложение элиты не то чтобы выглядело заманчивым. Скорее, напоминало какое-то психологическое испытание для более слабого со стороны сильных. Но стоило только Кате представить, какой ад начнется, когда она закроет двери своего номера и бросится на кровать, по позвоночнику прошла судорога отвращения. Нет уж. Пусть не вся «элита» ей приятна, но в их компании она не чувствует себя подобно выжатой губке. Пусть и не одной из них, а всего лишь Золушкой на этом балу шоу-бизнеса, но отчего-то их компания придает ей силы.
Странно, если учесть, что каждая из них готова при случае выстрелить в спину другой или как минимум дезориентировать, вывести из зоны равновесия и списать. Но факт оставался фактом и загадкой века. Девушки и сами не догадывались, какую поддержку ей оказывали своим вниманием. Вероятно, с определенной целью, но разбираться в этом вопросе Катя сейчас была не в состоянии. Она знала одно: сойдет с ума, если не восполнит силы. Хотя бы физические.
– Мы рады, что ты решила к нам присоединиться. Через полчаса встречаемся в конференц-зале отеля. Операторов не будет, это наша приватная территория.
Катя едва дослушала последние слова Адри. Все участницы проекта как по команде закончили завтрак и встали, образуя группки и покидая зал ресторана.
Акслер оторвал свои губы от виска внешне надменной Эми, и растерянно оглянулся по сторонам. На беду, Катя не успела отвести глаза. И когда их взгляды скрестились, слезы сами по себе увлажнили горящую сетчатку – то ли защитной реакцией от излишне яркого цвета, то ли желая уберечь свою обладательницу от дополнительного стресса. Потому что не было в смотрящих прямо в ее душу зеленых омутах и намека на сожаление, растерянность или извинение. Как и превосходства. Равнодушие за маской холода внешне приятной зелени цвета подсвеченных солнцем океанских глубин, которые только кажутся теплыми. На самом деле нырни, и тебя скует льдом, проберет до каждой клеточки. Исцеление после такого невозможно, умрешь от этого абсолютного нуля, зная, что он мог согревать теплом. Мог, но ты оказалась недостойна этих ласковых лучей.
Эмерли тоже почувствовала взгляд Кати. И ее ответный был пустым. Так смотрят на детали интерьера, а не на людей, которым ты, осознанно или нет, причинила боль.
«Господи, пусть хотя бы ее не будет на этой игре… пожалуйста!» – взмолилась Катя, теряя самообладание. Выскочила из-за стола, задев локтем Адриэль, и рванула к выходу.
Как на беду, утренняя визитерша с издевательской улыбкой перегородила ей путь:
– Вижу, вы больше не нуждаетесь в докторе? Морепродукты и фуа-гра творят чудеса?
Пешка телепроекта явно рассчитывала на то, что ее голос прозвучит язвительно-елейно, но ничего у нее не получилось: нотки ярости и черной зависти буквально резанули напряженные нервы Кати.
– Все хорошо, Кэтрин?
Адриэль приблизилась со спины. Но еще за секунду до появления позитивной красавицы Авдеева отметила метаморфозу, произошедшую с уставшей и озлобленной девушкой: в ее глазах отразился благоговейный ужас, нездоровый румянец сбежал с лица, отчего оно стало не бледным, а каким-то желтушным, напоминающим скомканный пергамент. Какая-то явно колкая фраза так и осталась неозвученной в устах завистницы: она едва ли не вжалась в стену, непроизвольно выставив вперед ладони в беззащитном жесте.
Катя не успела ничего сказать. Адри, обняв ее за плечи, увлекла к выходу.
– Я заметила, что происходящее тебе неприятно. Ты не должна допускать подобного обращения с собой.
– Я… – Катя оглянулась на вжавшуюся в стену девушку.
К ней тут же поспешила другая, в таком же костюме и с резкими жестами замученной работой, обмахиваясь папкой. А Адриэль обменялась долгим взглядом с организатором, который каким-то чудом тоже оказался здесь. Мужчина кивнул и посмотрел на дерзкую участницу съемочной группы, как на жертву.
Катя знала этот взгляд. Взгляд начальников-самодуров и не только. Тех, кто, добравшись до власти, считает себя всесильным правителем и, пребывая в иллюзии, отыгрывается на подчиненных, как на бесправных рабах.
Мимолетная жалость погасла очень быстро, сменившись злорадством. Жалеть ту, что относилась с таким презрением, совсем не зная ее? Ну уж нет. Эта выскочка получила свое.
Катя вернулась в номер и нанесла макияж, как ее учила Марина, переоделась в стильный костюм из кожаной юбки, алой блузы и укороченного жакета. Произошедшее в ресторане каким-то образом свело на нет депрессивные мысли об Акслере, позволив улыбаться почти искренней улыбкой.
Девушки уже собрались в конференц-зале. Катя отметила отсутствие Ви и еще кого-то, но кого именно, сразу не сообразила: ее внимание привлекла широкая доска из прозрачного стекла с мерцающими неоновыми линиями на столе и абстрактные фигуры в виде каких-то символов и геометрических фигур, расставленные на доске в порядке, напоминающем зигзагообразную ломаную линию. Они мерцали, словно в их прозрачной субстанции, похожей на хрусталь, сверкали голубые разряды молний, как в «шаре Тесла», только сияние было мягким и плавно утихающим в одних фигурах, и резким, напоминающим спирали урагана – в других. Внешне это выглядело настолько эффектно, что Катя замерла на пороге.
– Кэтрин, проходи! – улыбнулась Николь, указывая на свободное кресло.
Тотчас же от стены отделился мужчина с подносом и поставил бокал с шампанским на стол, отодвинул кресло, помогая Кате сесть. В нем было нечто странное. Он напоминал человекоподобного робота или компьютерную проекцию: бесчувственные глаза, автоматически четкие движения и какой-то эффект отсутствия. Как будто выполнял заложенную программу, не понимая, где находится.
Адриэль, кивнув, заговорила:
– Кэт, игра называется «Антериум». Ее суть в следующем. Как и в знакомых тебе шахматах, есть условное разделение на «черные» и «белые». Но они не являются противниками в прямом смысле слова. Их общая цель – определить фигуру «жертвы». Как они будут ее искать и кто именно ею станет, предсказать заранее невозможно. На пути к этой цели путем исключения возможны любые взаимодействия: от столкновения до заключения коалиций. Регламент поведения отсутствует. Создается патовая ситуация, и в результате большинством выбирается жертва, наиболее подходящая под условия. Здесь нет клеток. Движение по линиям. Его направление ты выбираешь сама, руководствуясь интуицией. Любая фигура.
Авдеева была очарована мерцанием синего огня и ощутила нечто похожее на азарт.
– Мы всё тебе подскажем в процессе игры. В первый раз она всем кажется сложной. Просто прикоснись рукой и представь расстояние, на которое она должна переместиться. Магнитное поле сделает это за тебя.
Катя осторожно коснулась фигуры в виде звезды со множеством лучей, мысленно передвинув ту на пару сантиметров. Тотчас внутри статуэтки закрутился электрический туман, и она, медленно приподнявшись над доской, переместилась ровно в ту точку, которую нарисовала в воображении Катя.
– Будем считать, игра началась, – торжественно объявила Оливия.
Поглощенная этой красотой и волнением, Катя не поняла, кто именно отсутствовал.
Эмерли.
Глава 16. Чужие грабли бьют больнее
Ему удалось забыться подобием чуткого сна только под утро. Ночью ощутимо похолодало, холод пробирал до костей, тело требовало движения и хотя бы минимальной физической нагрузки, но в замкнутом периметре клетки возможность маневрирования была ограничена. К тому же он остерегался делать резкие движения, опасаясь привлечь внимание лесных дикарок.
За свою жизнь ему пришлось повидать многое. Сожженные и разрушенные войной города. Разорванные осколками и изрешеченные пулями тела не только солдат, но и зачастую мирных жителей. Нечеловеческие условия существования населения в засушливых районах Камбоджи и Либерии. Даже их методы допроса захваченных в бою лазутчиков и снайперов были далеки от догм Женевской конвенции. Но то, что он увидел в эту ночь, непостижимым образом потрясло даже видавшего виды майора спецназа.
Роль женщины как особая роль матери, хранительницы домашнего очага, миротворца и да, он оставался человеком строгих взглядов, услады мужских глаз, прочно угнездилась в его сознании. Он философски относился к тому, что большинство знакомых ему женщин могли бить по болевым точкам и идти к цели со сноровкой бойцов элитного подразделения, даже в Ольге его привлекла независимость и некая необузданность, свойственная большинству работников пера и диктофона.
Впервые он столкнулся с жестокостью в женском обличье, и это было совсем не дракой двух красавиц в одинаковом наряде с царапанием лица и вырыванием волос. Она не проявлялась в привычных формах капания на мозг своему мужчине, хлестких фразах, в которых лидером хит-парада оставалась формулировка, связанная с размерами его достоинства. Это была первобытная сила самых низких и одновременно ведущих инстинктов продолжения рода, и леди Древнего мира не собирались молча ожидать. Они брали все, что хотели исключительно силой, не размениваясь на уговоры или компромиссы.
Крики Ведикуса и амазонок давно утихли, оборвав эту песню праздника плоти и потери личности на самой высокой ноте. Он потерял своего новообретенного товарища из виду, возможно, его просто унесли с поляны (в том, что спаракалиец после подобного надругательства может передвигаться сам, Савичев очень сильно сомневался). Прелестные дикарки несколько успокоились после циничной, убивающей своей жестокостью вакханалии, разбрелись по поляне. Кто-то затянул песню, из которой можно было разобрать отдельные слова и выявить смысл – это было мелодичное пересказывание неизвестной легенды древней цивилизации, гласившей о том, как рожденный Богом Антал восстал против своих богов-соплеменников, устав мириться с несовершенством мира, в котором правили мужчины, потому как это был путь к разрушению и скорой погибели.
Его мудрая сестра Криспида в буквальном смысле слов заставила присмотреться к иной форме правления в смертном земном мире, вдохнув через поцелуй перворожденной матриарх Алексии свою волю, мудрость и жажду действий и перемен. Не прошло и зимы, как на месте старых развалин, уничтоженных вековыми войнами, первая амазонка возвела цветущий город; она не уповала исключительно на свои женские чары и способность достигать компромиссов в переговорах, поэтому особое внимание было уделено тщательной военной подготовке.
Конечно же, при доминировании патриархата на земле мало кто пожелал мириться с подобным государственным строем, и не исключено, что просто не воспринимал его всерьез. Если бы не покровительство Антала, крупные державы смели бы новоявленную империю с лица земли, но боги сделали ставку на власть прекрасных и мудрых дев, поэтому оберегали от любого посягательства на их свободу, позволяя укрепить империю, расширить ее границы и дать отпор агрессорам. Не прошло и четверти века, как в мире засияла звезда великой и непобедимой Атланты, которой суждено было занять ведущую позицию на политической арене.
Савичев даже пожалел, что нет возможности записать слова песнопения, но постарался в деталях запомнить неизвестную ему прежде легенду. Любознательность и профессионализм ведущего археолога взяли свое, несмотря на шок от произошедшего прямо на его глазах. Если до этой вальпургиевой ночи на поляне он относился ко всему происходящему с выжидательным любопытством, то сейчас старательно бежал от осознания увиденного и пытался отвлечь себя любыми возможными способами. Он не успел привязаться к своему спутнику, первому кого встретил в этом мире и кто стал для него ценным источником информации, даже презрительно посмеивался над его страхами и метаниями – в современном мире такое поведение было бы расценено как халатная трусость. Сейчас же Дмитрий начал понимать, насколько беспечно относился к происходящему, полагая, что попал в научную сказку, в симулятор реальности для предстоящей диссертации, и насколько обоснованной и резонной оказалась паранойя Ведикуса.
А ведь он сам постоянно ловил себя на ощущении чужого взгляда в спину и затылок, прогоняя знакомое чувство – однажды в Камбодже на их спецотряд объявил охоту вражеский снайпер. Тогда они недооценили террористическую группировку, полагая, что их методы ведения боя будут топорными и лишенными изыска. Только шестое чувство и повторяющиеся ощущения, заставили его проверить эту теорию, заняв позицию и пристрелив стрелка – на исходе ночи тот решился закурить, его выдал щелчок зажигалки и слабый запах сигаретного дыма.
Древним амазонкам, Оциллам, как называл их спаркалиец, в искусстве дозора и разведки не было равных. Отсутствие разграничительных знаков и незаметное наблюдение говорило лишь об одном – за ними следили с самого начала и намеренно сопровождали в западню, ничем не выдав своего присутствия. Археолог проклял себя за излишнюю самонадеянность и беспечность. Не нужно было быть оракулом, чтобы догадаться, что его самого ожидает точно такая же участь. Пусть не в эту ночь, но к следующему закату эти горячие самки наверняка восстановят силы и не откажут себе в удовольствии полакомиться второй переменой блюд.
Ночью он провалился в чуткий недолгий сон, но пришлось проснуться практически сразу. Приглушенный женский шепот рядом всколыхнул, предупреждающей об опасности тревогой, реакция воина дала знать о себе сразу – он сжал тонкое женское запястье за миг до того, как пальчики коснулись его лица, и открыл глаза. Блики костров на поляне падали на лицо молодой оциллы с темными волосами и горящими похотливым огнем карими глазами, а от ее решимости и возбуждения, казалось, дрогнули прутья деревянной решетки.
Их было двое. Вторая искательница эротических приключений, совсем юная девчонка с выбритыми висками и искусной вязью татуировки, переходящей на скулы, достала нож, готовая защитить свою подругу, но брюнетка не обратила на нее внимания – ее губы сложились в дьявольскую улыбку при одном-единственном прикосновении мужчины, а голосовые связки испустили довольный рык хищницы во время весеннего гона.
Она не делала попытки вырвать свою руку из грубого захвата. Савичев слегка свел брови, их взгляды скрестились подобно мечам, высекающим искры – по телу лесной прелестницы пробежала волна вожделения, но ни малейшей покорности или податливости не промелькнуло в миндалевидных глазах. Только непреклонное желание получить все и немедленно, не принимая во внимание согласие или несогласие мужчины, выбранного с целью утоления плотского голода. В современном мире никто и никогда не смотрел подобным образом.
Савичев заставил себя прогнать прочь картину недавней вакханалии и улыбнулся девчонке хищной улыбкой, приглашая к игре. Ноздри прелестницы слегка дрогнули, и страсть в глазах уступила место презрительному возмущению. У нее явно не укладывался в голове тот факт, что мужчина – всего лишь средство для удовлетворения основного инстинкта, лишенный права голоса и вообще каких-либо прав, – осмеливался улыбаться ей, как равной, даже с превосходством уверенности в собственной неотразимости. Но тем не менее оцилла была настолько сильно возбуждена, что едва уловимый аромат ее вожделения передался мужчине, ударив в виски оглушающим набатом, заставив сердце колотиться в быстром темпе, а кровь отхлынуть от мозга, аукнувшись легким головокружением. Член налился силой за считанные секунды, и Дмитрий попал под ошеломительный гипноз колдовских глаз темноволосой красавицы. Ее влажные пухлые губы манили к себе, невзирая на витающие в воздухе флюиды потребительского любопытства – возможно, он настолько привык к вниманию всех без исключения женщин к своей персоне, что сейчас подобная властность и непримиримость дочери Евы разбудила в нем неведомое прежде темное начало. Она не собиралась падать к его ногам, готовая на все за одну только улыбку, нет, – она привыкла брать силой ласку и взаимность, считая ниже своего достоинства опускаться до разговоров или же уговоров, отчего единство опасности и о вожделения насытило кровь мужчины ответным желанием близости.
