Текст книги "По закону перелетных птиц"

Автор книги: Светлана Нергина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Светлана Нергина
По закону перелетных птиц

ПРОЛОГ

Холодная ночь зябко мерцала льдисто-серебряными бусинами звезд. Едва ощутимый днем, с заходом солнца западный ветер здорово похолодал и усилился, задорно срывая уже чуть желтеющие листья с ветвей и безжалостно швыряя их наземь.

Маг досадливо подхватил развевающиеся на ветру полы длинного плаща, чтоб едва заметное, но раздражающее мельтешение ткани не раскрыло его присутствия. Прятаться он не стал – к чему? Это дилетанты вечно стремятся зарыться по уши в кусты, чтобы скрыться из виду. Ему вполне хватало черной одежды и неподвижности.

Татр вылезал медленно. Иначе и не мог: скользко-змеистое тело без костей мало приспособлено для мгновенных марш-бросков. Да и торопиться ему, в сущности, было некуда. Уродливая голова с шишкообразными наростами вместо ушей подозрительно поворачивалась из стороны в сторону, посверкивая красными углями пылающих в ночи глаз. Пару вдохов он сверлил слепым невидящим взглядом меланхолично наблюдающего за ним мага, но ничего не разглядел в темноте отвыкшими от света глазами. Взгляд слишком привык ловить всюду лишь сплошной мрак, чтобы его внимание мог привлечь тусклый блеск пряжки на перевязи или чуть заметно скользнувший по эфесу блик. Толстое, неуклюжее тело яростно извивалось, выползая из узкой расщелины – дневного обиталища тагра.

Проще всего, конечно, было прикончить тварь сейчас, пока она еще не выбралась на свободу из земляного плена и не способна дать отпор, но маг давно уже растерял как наивность, так и вечное стремление к поискам легких путей. Убить-то можно: взмах шпаги – и голова полетит по земле, разбрасывая вокруг едкие капли синеватой крови, но вот кто скажет, какая часть тагра осталась под землей? Нежить – вопреки названию существо на диво живучее и способное почти к бесконечной регенерации: мало отрубить голову, надо еще и дождаться, пока тело полностью окоченеет, иначе оставшаяся под землей часть змеи, словно перерубленный пополам червь, отползет в свою нору и там отлежится, пока не отрастит новую голову. И – снова здорово! Точите клинок, господин маг!

Тагр между тем окончательно вылез на поверхность – мерзкая скользкая змея в сажень длиной. «Самец», – с чисто научной отрешенностью подметил маг, присмотревшись к расположению чешуек на загривке твари. Самцы были сильнее, но неповоротливее хитрых и легких самок. Когда-то для него это имело практическое значение, а сейчас было безразлично, он бы справился с кем угодно. Так, привычка, профессиональный интерес…

Маг решительно вытащил шпагу и, уже не таясь, шагнул навстречу чудищу:

– Ну, так это из-за тебя здесь сыр-бор по всей восточной окраине?

Тагр не ответил, но как-то неестественно изогнулся, резко выплюнул ему в лицо струю едкой слюны и с мало ожидаемой от такой туши ловкостью попытался снова юркнуть в расщелину. Маг лишь с презрительным хмыканьем увернулся и небрежным щелчком пальцев сомкнул спасительную для тагра щель, прищемив тому кончик хвоста. Змей дико взревел, но сильным рывком освободился, торопясь отползти от опасного места. Еще один щелчок – и тагр, опутанный тонкой сетью колючих молний, обессиленно замер, прижавшись к земле. С чуть слышным свистом блеснула шпага. Тело твари пару раз конвульсивно дернулось и застыло уже навсегда. Семь предусмотрительно принесенных с собой кольев, вбитых в остывающее тело и намертво пригвоздивших тагра к земле, убедили мага, что утром ему не придется с руганью опять искать лежбище злобной змеи. Качественная работа.

Другой от него никто здесь и не ожидал.

С уютным прищелком вспыхнула спичка, на тоненьком деревянном кончике неуверенно заплясало розоватое пламя. Один за другим подпалив фитили всех трех свечей, чародейка резко тряхнула кистью, гася сгоревшую почти до самых пальцев палочку.

Чуть слышно скрипнула дверь, и она удовлетворенно улыбнулась: вернулся. Как всегда.

– А раз как всегда, то чего же ты беспокоилась? – с мягкой иронией спросил знакомый баритон. На плечи привычно легли теплые ладони.

– Перестань. Мне неуютно, когда ты так откровенно лезешь мне в голову.

– Хорошо, как скажешь, – легко согласился маг, оставляя приветственный поцелуй на прядях распущенных волос, сбрасывая с плеч плащ и садясь в кресло.

Она подхватила со стола канделябр, переставила на трюмо и внимательно посмотрела на него:

– Как было?

Он лениво пожал плечами и демонстративно зевнул:

– Да никак. Как будто ты не знаешь, что такое тагр и как с ним бороться! Скучно, банально и избито. Иди сюда.

Она послушно подошла и угнездилась у него на коленях, обвитая кольцом крепко сомкнутых рук. Положила голову ему на плечо и едва слышно вздохнула.

– Эй? – Маг осторожно разомкнул руки и отвел прядь тяжелых шелковистых волос с ее лица. – Что-то случилось?

– Нет, ничего. Ничего нового.

– Тогда что старое?

Она как-то вдруг напряглась и отстранилась.

– Нам не место здесь. Ты сам это знаешь.

Маг внимательно вгляделся в спокойные и уверенные – всегда, что бы ни случилось, уверенные! – но чуть припорошенные отблеском грусти глаза. Да, он это знал. Чувствовал так же, как и она. Но решимости заговорить об этом первым так и не набрался. Да и сейчас принялся отрицать очевидное.

– С чего это вдруг? Полгода назад наше место было здесь и только здесь! Нас чуть ли не боготворили!

– И сейчас боготворят, – усмехнулась чародейка. – Но полгода назад мы были здесь действительно нужны. Жизненно необходимы. А сейчас… Твое ли это дело – сражаться с тагром ночью! Да с этим справится и обычный местный маг!

– Хорошо обученный маг, – веско уточнил он.

– Да, конечно. Но тем не менее. Мы отыграли свою партию. Теперь надо вовремя уйти со сцены.

– Пожалуй… – Не было смысла отрицать очевидное. – Но мы не можем так просто взять и исчезнуть, не оставив никого взамен себя. Здешние привыкли к помощи и защите, сами они беспомощны, как котята.

– Совет магов справится.

– Да, если будет предупрежден заранее. А каким образом ты объяснишь тем благообразным старцам, что наше время здесь истекло? Нас и слушать не станут. Это не тот путь.

– Тебе ли не знать, что не бывает безвыходных ситуаций!

– Но зато бывают ситуации, выход из которых меня не устраивает!

– Значит…

Конец фразы потонул в бессвязном потоке вздохов и шепота: магу надоело просто так сжимать ее в объятиях…

Шесть свечных огоньков – истинные и отраженные – смущенно заметались на фитильках, подглядывая и перешептываясь…

Часть I
ПО ЗАКОНУ ПРИЧИН И СЛЕДСТВИЙ

ГЛАВА 1

Лерга равнодушно перелистала пожелтевшие, скруглившиеся на уголках от времени странички. В сотый раз. Можно подумать, в сто первый ей это поможет!

«Теория – изучение правил. Практика – изучение исключений!» – часто шутила Ристания в ответ на жалобы о невесть почему взорвавшемся зелье или проломившем стену директорского кабинета заклинании.

О да, безусловно, далеко не всегда написанное триста лет назад каким-нибудь чокнутым профессором правило действовало и поныне, но беда в том, что сегодня она и в теории полный ноль!

И главное, ладно бы не приготовилась, наплевала, так нет! Полночи сидела над этим фолиантом! Вот только кто бы еще объяснил, каким образом можно воспроизвести в начале заклятия этот «надгортанно-глоточный звук, похожий на сдавленный шепот»!

– Он даже на письме изображается как вопросительный знак! – негодовала Лерга, с ненавистью перечеркивая руну длинным острым ногтем.

– Не совсем, – тут же возразил Глерг, вечный зубрильщик, давным-давно прописавшийся в «ботанке» – комнате для занятий. – Тут – видишь? – не хватает полувертикальной точки.

– О да, это многое меняет! – презрительно фыркнула Лерга.

Глерг пожал плечами и уткнулся в свой конспект, шурша пергаментными свитками. Обижаться он не умел – как-то позабыла природа наделить его этой человеческой особенностью. Да и на что тут обижаться?

Магистр опаздывал. Курс – десять человек – с присущей всем дисцитиям философской привычкой не обращать внимания на дурные наклонности своих учителей[1]1
  Очень, кстати, полезная привычка. Те, кто ей вовремя не обзавелся, поплатились если не жизнью, то дипломом мага – точно.


[Закрыть] предавался блаженному ничегонеделанию. Чуть слышный гул голосов с задних парт перекрывался здоровым сонным сопением передних рядов.

Забросив подальше надоевший учебник, Лерга принялась досадливо полировать ногти раздраженным, тяжелым взглядом. Эффект, кстати, был вполне материальным и очень даже видимым. Настроения ей это не поднимало, но подходящих объектов для того, чтобы сорвать злость, пока не находилось: ни один глупец не станет такого делать на своих же однокурсниках. Иначе они могут припомнить это в самый неподходящий момент – на экзамене, к примеру.

Глерг со свойственной только ему одному обстоятельностью дочитал свой конспект, убедился, что ничего принципиально нового в нем со времени прошлого прочтения не добавилось (конспекты у него составлялись сами, по мере изучения параграфов), и неспешно оглядел аудиторию. Половина дисцитиев спала, вторая усердно пыталась последовать примеру первой.

– Народ, я, конечно, никого не агитирую, но половина пары уже прошла, а наш многоуважаемый наставник, – сказано это было без малейшей издевки: Глергу совсем не хотелось следующий час безуспешно искать отвод от неведомого проклятия, которым незнакомый пока магистр наверняка защищал свое имя, чтоб не трепали попусту, – так и не пришел. Может быть, стоит отправить кого-нибудь к домну[2]2
  Господин, сударь.


[Закрыть] директору?

Мысль уйти с занятия просто так дисцитиям даже в голову не могла прийти. Ее успешно выбили из неокрепших умов еще на первых годах обучения. Дисциплина в Обители была железная: здесь не девиц-вышивальщиц воспитывали.

Ребята зашевелились, все не успевшие еще уснуть лениво подняли головы с парт и даже попытались растолкать тех, кто спал. Лерга отрицательно покачала головой:

– Не стоит.

– Почему? – спросонья сразу же заспорил Вирт. – Не до заката же здесь сидеть!

– Если до заката твоего разума, то ждать осталось недолго! – отрезала Лерга, щелчком пальцев запирая дверь и всем своим видом давая понять, что просто так никого отсюда не выпустит.

Зная способности дисцитии, Вирт не сомневался, что, хотя изнутри дверь ни за что не открыть, снаружи она будет не заперта. На случай, если магистр решит все же нагрянуть под конец пары.

– Брось, Лерга! – пошел на мировую парень. – Ничего страшного не будет, если мы сходим к домну директору. Мы же не сбегаем с занятия, в конце концов!

– Замечательная идея! – язвительно согласилась Лерга. – Давайте испортим отношения с магистром, даже не встретив его ни разу!

– Да почему?!

– Думаешь, он будет рад, что мы «сдали» его директору?!

– Наверняка он не пришел по уважительной причине, – неуверенно возразил Вирт.

– А если нет?

– Ну, тогда я тем более не понимаю, почему мы должны покрывать его, если он нас уже заочно не уважает, наплевав на занятия! – вспылил дисцитии.

– Ну и дурак, что не понимаешь, – устало отрезала девушка, отворачиваясь и показывая, что тема закрыта.

Дверь с глухим щелчком открылась, и… Глерг поражение уставился на Лергу.

– Вот это да! Семь векторных построений, завершенных по кольцевой! Совершенно нереальная, но безукоризненно сработавшая комбинация! Как ты до этого додумалась?

Не разделяя чисто научного восторга Глерга, сияющего, как всякий гений, решивший невообразимую задачу, Вирт мгновенно проскользнул в дверь и умчался быстрее, чем Лерга успела хотя бы выругаться, не то что бросить вслед заклинание или ловчую сеть.

– Ну зачем?! – в бессильной ярости прошептала она, поворачиваясь к своему гениальному соседу по парте. (Тот, глянув ей в глаза, поспешил вжаться в стену.) – Зачем тебе надо было это делать?!

– Поздравляю, – из ниоткуда и отовсюду одновременно раздался ледяной, откровенно скучающий голос. – Первое испытание вы с блеском провалили. Еще пара таких занятий – и мой зачет запомнится вам надолго. Можете уже идти готовиться к пересдаче. Все свободны.

Голос смолк. Дисцитии пораженно переглядывались с виноватым и опасливым видом. Лерга, усилием воли проглотив дурацкую женскую фразу: «Вот я же говорила!», молча подхватила с парты учебники и свитки и первая вышла из аудитории.

Свободны так свободны. Свобода дает каждому право выбирать рабство себе по вкусу.

ГЛАВА 2

В глубине отработавшего свое кристалла связи медленно и неохотно погасали последние рубиновые искры. Ристания бездумно смотрела на поблескивающие острые грани, витая в мыслях где-то недостижимо далеко. Даже хлопнувшая дверь не сразу вывела ее из транса, и пару вдохов Лерга недоуменно смотрела на глубоко задумавшуюся женщину, не решаясь вырвать ее из водоворота мыслей.

– Э-э-э… Добрый день!

Ристания резко вскинула глаза, окинула дисцитию одним коротким взглядом и усмехнулась:

– У-у-у, как все запущено… Что-то, судя по виду, не слишком он у тебя добрый.

Лерга недовольно поморщилась и с размаху плюхнулась в кресло.

– Да уж…

Ристания с мирной улыбкой на губах по-кошачьи мягко поднялась из-за стола, подошла к пылающему камину и, взяв с полки флакон с каким-то маслом, уронила три капли на раскаленный металл. Запахло елью. Ристания обернулась к угрюмо забившейся в кресло Лерге:

– Ну так что? Вина предложить?

– Зачем? – опешила та.

– Горе горькое заливать, – пояснила Ристания и рассмеялась, глядя на изумленное лицо девушки. – Ну что ж, значит, все не так уж страшно. Рассказывай, красавица!

Женщина взяла с комода деревянный гребень и принялась расчесывать длинные вьющиеся волосы, скользившие между редкими зубьями текучей водой.

Лерга недовольно попыхтела пару минут, но не выдержала и рассказала. Вообще-то жаловаться было не в привычках дисцитиев, а уж тем более Лерги, так что никому больше, кроме Ристании, она бы никогда не стала ничего говорить. Но эта женщина – большое исключение. Из всех правил.

Ристания никогда ее не жалела, никогда не гладила по головке, утешая. От нее невозможно было дождаться сострадания и согласного возмущения. Но она всегда умела дать совет. Повернуть ситуацию той стороной, с какой Лерга ее никак не могла увидеть. Хотя порой с этой самой стороны сама Лерга смотрелась далеко не лучшим образом.

Вот и сейчас, молча выслушав раздраженный рассказ, Ристания отложила гребень в сторону и лишь пожала плечами:

– Ну а чего ты хотела? Один из великих минусов коллективного образования. Торжество разума в том и состоит, чтоб уживаться с теми, кто его не имеет.

Лерга невольно усмехнулась:

– Хорошо сказано.

– Хорошо, да не мной, – отмахнулась женщина. – Хотя это и неважно.

Лерга тяжело вздохнула и поднялась с кресла, увидев на столе мешочек с сухими лепестками белоцвета. Наколдовать две чашки с кипятком для дисцитии двенадцатого года обучения – это даже не магия, а так, машинальный взмах рукой.

– Что я опять сделала не так?

– А вот это уже вопрос по делу! – оживилась Ристания, с благодарным кивком принимая горячую чашку. – Объясни мне, неразумной, зачем было вставать в позу? Не могла по-человечески объяснить?

– По-человечески? Да они бы и слушать не стали! Дурни, что с них возьмешь!

– Ты высокого мнения об однокурсниках, – чуть иронично подметила Ристания.

– Какого заслуживают!

– Видишь ли, в том и твоя ошибка. – Женщина задумчиво отставила слишком горячий напиток и отбросила с глаз непослушную прядь волос. – Дурень – это член большого и могущественного племени, чье влияние на историю было определяющим. Ссориться с этим племенем неразумно.

– А что, уподобиться им? – раздосадованно откликнулась уже остывающая Лерга. – Безумцы!

– Мир полон безумцев, – отрезала Ристания. – Если не хочешь на них смотреть – запрись в своей комнате и разбей зеркало!

Лерга, подсознательно ощущая, что собеседница права, расстроенно подтянула колени к груди и опустила на них подбородок. Побултыхала настоем в чашке. Опять она оказалась главным отрицательным персонажем!

– А что я должна была сказать?

Ристания, исподволь наблюдавшая за девушкой из-под кружева черных ресниц, торопливо согнала с губ чуть наметившуюся удовлетворенную улыбку.

– Видишь ли, объяснять сложную проблему тем, кто не отмечен излишним умом, нужно не так, как правильно, а так, как им будет понятно. Это ложь во благо.

– Например?

– Например, что тебе стоило сказать, что домна директора сегодня нет в Обители – уехал по вызову в Совет, так что идти к нему нет смысла, проще мирно дождаться окончания пары? Или что магистр просил тебя передать курсу, что он сегодня не придет, но велел отсидеть все занятие в кабинете и самостоятельно изучить следующий параграф учебника? Да мало ли что можно придумать! Было бы желание.

Лерга задумчиво кивнула:

– Да, пожалуй. Жаль только, что теперь нам это уже не поможет.

– Почему? – искренне удивилась женщина.

– Потому что зачет мы уже заочно провалили, – мрачно пояснила дисцития. – Во всяком случае, так он нам сказал.

Ристания сокрушенно покачала головой:

– О боги, ну когда же ты научишься видеть не ситуацию, а перспективу!

– Зачем? – подозрительно нахмурилась Лерга.

– Затем, что в таком ракурсе большинство неразрешимых проблем выглядят сущей ерундой, – терпеливо объяснила Ристания. – Ведь что вам сказал магистр? Что еще пара таких занятий – и можете готовиться к пересдаче. Так кто вам мешает воспользоваться этими двумя, чтобы крутануть барабан судьбы и оценок в другую сторону? Если, конечно, кое-кто не станет снова глупить.

Лерга подняла на нее удивленные глаза, подумала и решительно прищурилась, не скрывая скривившихся в многообещающей улыбке губ:

– О нет! Я не любительница наступать на одни и те же грабли и наслаждаться фейерверком.

Ветер глухо подвывал во дворе, порой влетая в отворенное окно и лохматя страницы учебников, шалил, забрасывая в комнату горсти пожухлых осенних листьев, нападавших с утра. Полуденное солнце обиженно отворачивалось от наглухо задернутых штор.

– Сочинения – не моя стезя! – с досадой заключила Лерга, раздраженно отбрасывая порядком покусанное с противоположного конца перо. Встала, не находя себе места прошлась по комнате взад-вперед и снова плюхнулась на стул, одарив тоскливейшим из взглядов плод полуторачасовых мучений.

«С точки зрения материалистической метамагии теория абсолютной энергоемкости и энергозависимости не имеет прав на существование», – криво и прерывисто, со многими перечеркиваниями вещал пергамент. Еще полстраницы подобных деревянных рассуждений Лерга только что решительно и безжалостно перечеркнула крест-накрест.

Сочинительство и все с ним связанное никогда не вызывало у дисцитии прилива нездорового энтузиазма, а уж когда и тема звучит, словно встопорщивший все свои колючки еж, то вообще пора заняться поисками веревки, мыла и прочего. Самокритичность в высшей форме.

Что поделаешь, концепция мировой причинно-следственной связи всего сущего мало волновала молодую каштаново-волнистую голову Лерги. Когда тебе семнадцать лет, за окном в прощальном теплом вальсе кружат терпко-золотистые листья, а руке не терпится сжать в ладони рукоять новой рапиры, мысли имеют привычку разлетаться быстрее вспугнутых кошачьей тенью воробьев. И лететь совсем не в сторону философских изысканий.

Мрачные мысли о собственной бездарности еще не успели толком развернуться в голове Лерги, как визгливо-обиженный звон в коридоре заставил ее вскочить и резко распахнуть дверь комнаты, машинально материализовывая шпагу в руке. Мало ли кто?

В длинном, сером и холодном, словно пищевод давно умершего дракона, коридоре стояла Вьита, дисцития на год старше Лерги. Исказившееся в нечеловеческой гримасе лицо девушки криво отражалось в торопливо осыпающемся серебряными брызгами на пол зеркале. По руке тоненькой извилистой линией текла кровь, капая с пальцев.

– Ненавижу!

– Кого? – деловито вмешался Глерг, любивший во всем точность.

Еще несколько дисцитиев, высунувшиеся на звон, торопливо закрыли двери. Связываться с Вьитой себе дороже. Таких профессиональных страдалиц еще свет не видывал. Она умела найти повод для слез и мучений в чем угодно. Найти, любовно оглядеть со всех сторон, раздуть до невообразимых размеров и страдать в свое удовольствие!

– Всех!!! – истерично выкрикнула девушка, резко оборачиваясь и с удовлетворением оглядывая своего единственного благодарного слушателя.

Но слушателю такое пристальное внимание не польстило, и он поспешил отговориться неотложными делами, торопливо захлопывая дверь комнаты и заговаривая ее на семи переменных.

– Что за революция в яслях? – недовольно поинтересовалась Лерга, без особой радости обнаружив, что, кроме нее, разбираться с Вьитой некому.

– Ты ничего не понимаешь! – оскорбленно отозвалась дисцития, с отрепетированной патетичностью отворачиваясь.

– Почему?

– Ты еще многого не знаешь в этой жизни!

– Зато я знаю нужное, – с какой-то спокойной уверенностью, истоков которой она и сама не понимала, отозвалась Лерга. – Зачем мне остальное?

Вьита обернулась и посмотрела на нее не то уважительно, не то удивленно. А потом, словно сломавшись, судорожно ухватилась рукой за стену и тоскливо простонала:

– Он меня обманывает.

Лерга иронично вскинула черные полукрылья бровей. Кто такой очередной «он», она и понятия не имела. У Вьиты они менялись еженедельно: дольше выдерживать склочный характер девушки не мог никто.

– Ну и что?

– Как – что? Ты что, не слышала? Он меня об-ма-ны-ва-ет!!!

– Тоже мне, беда! – фыркнула дисцития. – Мужчины обманывают чаще, женщины – лучше. Не вижу проблемы. Если обманывает – значит, еще хоть во что-то ставит. Если бы плевал – говорил бы правду, не задумываясь о последствиях.

Вьита заинтересованно подняла голову. В этом ракурсе она еще не смотрела на проблему.

– Ты правда так думаешь?

– Я? Я думаю, что хватит сидеть на каменном полу в коридоре, – решительно сказала Лерга, поднимая коллегу с пола и взглядом распахивая дверь своей комнаты. – Если, конечно, у тебя нет заветной мечты подхватить воспаление всего на свете!

Вьита не сопротивляясь позволила отбуксировать себя в кресло, перевязать кровоточащую руку и даже послушно сделала глоток из насильно впихнутой в ладонь чашки с зельем. Поморщилась, с профессиональным любопытством сделала еще один и отставила чашку.

– Что это?

Лерга лениво скользнула взглядом по рубиновому оттенку напитка.

– Ринница. Лугоцветная.

– Разве она лекарственная? – удивилась Вьита.

– Все травы лекарственные, – отмахнулась дисцития. – Если только правильно подобрать под них болезнь.

Вьита фыркнула, но пить не стала. Помолчала. Глухо шелестел ветер, врываясь в приоткрытое окно.

– Знаешь, это больно, когда тебя обманывают.

– Догадываюсь, – лаконично согласилась Лерга.

– А когда обманывает любимый человек – вдвойне больно.

– Это еще не повод разбивать руки в кровь о зеркала. – Осторожный прищур.

– А что делать?

Лерга пожала плечами. Кто не может выйти замуж – женит других. Кто ни разу не влюблялся – слывет куда большим знатоком сердечных метаний, чем десять раз разочаровавшийся в очередной великой и теперь-то уж точно настоящей любви. Советовать легко, поди-ка последуй этим советам…

– Не терять голову. Кто знает, вдруг жизнь еще захочет тебя по ней погладить? Да и потом, каждого человека в жизни ждет одна большая любовь. Только большинство почему-то предпочитают разменивать ее на множество мелких.

Вьита подняла на нее глаза. Непривычно серьезные и бездонно-грустные.

– А если это и была та единственная большая?

– Тогда не отпускай.

– Как?

– Ну… Например, прекрати обращать на него внимание.

Вьита саркастически хмыкнула:

– Ну-ну, чудесная парочка! Он меня обманывает, а я не обращаю на него внимания! Пари держу, нас ждет великое будущее!

– Не исключено, – серьезно кивнула Лерга. – Жизнь обожает парадоксы и противоречия. Она сама по сути своей – один великий и неразрешимый парадокс. Ведь чем меньше ты обращаешь на него внимания, тем больше он – на тебя.

Вьита задумчиво скользнула взглядом по Лерге, по столу, по валяющемуся на полу перу и медленно, словно пробуя каждое слово на вкус, проговорила:

– Странная ты какая-то стала. Еще с лета, с этого ведьмовского фестиваля…

– Ну уж какая есть!

– Ладно, я пойду. – Вьита медленно выбралась из мягких объятий кресла. – Еще зеркало собрать надо.

Дверь с едва слышным скрипом закрылась. Лерга сидела неподвижно и невидящим взглядом смотрела на стол. Только что она приобрела если не друга, то союзника точно. И главное, какой ценой? Чашкой зелья да тремя фразами. Правда, вовремя сказанными фразами…

– Если у человека есть шанс стать твоим другом, никогда не позволяй ему превратиться во врага! – говорила Ристания.

– Почему? – недоуменно переспросила тогда Лерга.

– Потому что это недальновидно. Своих врагов надо знать лучше, чем саму себя, и держать к себе ближе, чем лучших друзей. Если же у тебя врагов целый полк, то это становится потенциально проблематичным.

– Дальновидно, недальновидно, – ворчала дисцития. – Я же не машина, чтобы просчитывать все варианты сразу!

– А это и не расчет. Просто интуиция пополам с наблюдательностью.

– Зачем они мне?! Если клинок острый и рука верная, то количество врагов – это уже дело десятое!

Ристания весело и искренне расхохоталась, здорово обидев этим Лергу.

– Вот уж топорный подход к делу! Лерга, ты же девушка! Разве можно быть такой прямолинейной? Просто человек-перпендикуляр какой-то!

– А что? – обиженно отозвалась дисцития.

– А то. – Ристания с трудом подавила смех. – Скажи мне. сколько вас сейчас учится на курсе?

– Десять.

– Десять… Да, немного. Ну, предположим, до окончания отсеются еще двое. Восемь. Сколько лет существует Обитель?

Лерга с сомнением пожевала губами:

– Ну… Три века… Пять?

– Пусть хоть и три. По восемь магов в год – это две с половиной тысячи всего. Даже учитывая, что половина из них уже мертвы, товар все равно не штучный.

– В смысле?

– В том смысле, дорогая моя, что конкуренция среди магов – будь здоров!

– Знаю. Ну и что?

– А то, что сильных магов, у которых клинок острый и рука верная, хоть отбавляй. А вот умных магов мало. И спрос на них с каждым годом все больше и больше. А кое-кто тут не понимает, зачем ему осваивать интуицию и наблюдательность.

И Лерга училась быть умной. Не бездумно поглощающим разумом, которого хоть отбавляй было у Глерга, пожирающего учебники в неограниченных количествах, но тем безжалостно острым, словно отточенная рапира, умом, обладание которым можно было приравнивать к ношению холодного оружия.

Внизу гулко и тоскливо трижды прогудел гонг. Обед.

Кормили дисцитиев в Обители в принципе неплохо. Если тело плохо кормить, то требовать от него нечеловеческой силы и ловкости было бы глупо, а дисцитии – в будущем маги – должны были не просто уметь виртуозно обращаться с любым существующим на свете оружием, будь то клинок, лук или магия, но и сами по себе быть не чем иным, как универсальным, идеальным оружием. Безжалостной стрелой, видящей только неуклонно приближающуюся цель и ничего больше.

Но на этот раз Лерге было не до обеда. Художник должен быть голодным. Писатель, наверное, тоже.

Она со вздохом подняла с пола перо, окунула в чернильницу и с глухой тоской во взгляде уставилась на свиток.

«С точки зрения основных положений материалистической метамагии теория абсолютной энергоемкости и энергозависимости не имеет права на существование…»

– А вдруг имеет? – внезапно раздалось над плечом.

Лерга резко обернулась и наткнулась на лукавый взгляд Ристании. Когда она вошла? Дверь вроде бы не скрипела…

Женщина между тем ловко цапнула свиток тонкими нервными пальцами и быстро пробежала глазами написанное и зачеркнутое. По мере прочтения изящные дуги бровей вздымались все выше, а губы медленно расползались в улыбке.

– Это черновик! – торопливо попыталась оправдаться Лерга, с опаской косясь на пергамент. Подумала и добавила: – Очень неудачный.

– Да, не то чтобы очень, – дочитав, задумчиво отозвалась Ристания, потирая переносицу и возвращая сочинение на стол. – Просто… Такое ощущение, что ты пишешь умными фразами и не понимаешь сама себя.

Лерга пожала плечами, смутно ощущая, что рациональное зерно в этих словах есть. Она и правда с трудом себе представляла, как можно смотреть на мир и рассуждать «с точки зрения основных положений материалистической метамагии».

– А как вообще можно понимать, что такое теория абсолютной энергоемкости и энергозависимости?! Я им что, мудрец недобитый? – обиженно проворчала она, с чувством разрывая свиток на клочки.

Ристания пожала плечами:

– А ты попробуй переделать эту фразу в другую, со словами попроще.

– И что?

– И получится что-то вроде теории причинно-следственных связей.

– О да, это, конечно, намного понятней! – фыркнула Лерга.

– Конечно, – невозмутимо подтвердила женщина. – Здесь уже можно размышлять о чем угодно, и все кажется верным.

– Почему? – Лерга присела на краешек стола и принялась привычно играть бахромой скатерти, то накручивая нитки на палец, то переплетая их в косички.

– Потому, что причинно-следственные связи – это те нити, из которых соткан гобелен мира, – просто пояснила Ристания. – Это нервная система Вселенной, если можно так выразиться.

– То есть? – озадачилась Лерга. Излишняя образность всегда ставила ее в тупик. Не хватало какой-то струны в голове, чтобы переводить образы в факты.

– То есть у всего, что ни случается на свете, всегда есть своя причина и свое следствие. Нет ничего изолированного, отдельного. Отсюда и двойственность мира: есть правда педагога, заставляющего днем и ночью зубрить заклятия, потому что они потом не раз и не два спасут тебе жизнь. И есть правда дисцития, у которого таких педагогов десяток, и каждый считает свой предмет единственно важным и нужным. И кто прав?

– Мм… Оба.

– Вот именно. – Ристания устало прикрыла глаза и потерла виски, словно человек, у которого сильно болит голова. – Здесь и корень всех разногласий на земле. У каждого есть причина считать себя правым. И при столкновении двух правд побеждает…

– Тот, чья правда вернее?

– Нет. Тот, кто готов ради этой правды идти на край света. И дальше.

Лерга задумчиво нахмурилась, потом тряхнула головой и недоуменно спросила:

– Ну а при чем тут, собственно, причинно-следственные связи?

Ристания открыла глаза, поглядела на нее не то устало, не то с раздражением, но тут же взяла себя в руки и решительно набросила ей на плечи черный замшевый плащ.

– Идем!

– Куда? – Лерга все еще торопливо искала рукава, а женщина уже распахнула дверь и выскользнула в коридор.

– Набирать материал для сочинения.

Ярмарка была в самом разгаре. Продавцы криками зазывали прохожих к своим лоткам, народ толпился, толкался, ругался и изо всех сил старался урвать побольше и подешевле. Самый бросовый товар, разумеется, разошелся с утра, но и сейчас купцам и горожанам еще было где развернуться.

Тут же, между рядов, ходили и скупщики самых разных вещей: