Текст книги "Выбор сердца (СИ)"

Автор книги: Светлана Нецветаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Однажды возле трактира остановился открытый экипаж, запряженный пегой лошадкой. В экипаже сидела элегантная молодая женщина. Кучер, выслушав ее ценные указания, зашел в зал и остановился у барной стойки. Ханум за столиками вытянули шеи, желая рассмотреть сквозь оконное стекло даму в экипаже.

– Там одна ханум у дверей, не желает покидать свой экипаж. Но хочет иметь то, что мы подаем к чаю, – заявил Ждан, появляясь в дверях кухни. – Но мы же не торговая лавка! Мы – трактир и не торгуем на вынос, – возмущенно сказал он.

– Как упаковывать будем? – спросила Ирина Аделину, стоя с корзинкой свежей выпечки в руках.

Обвела глазами кухню но, так и не найдя ничего подходящего, взяла обычную крафтовую бумагу, свернула ее в виде кулька и положила в него несколько пряников. На край кулька положила бечевку, скрутила трубочкой и завязала бантиком.

– Готово, – заявила довольно. Родной мир Ирины с удовольствием вернулся к натуральной упаковке, одни из соображений защиты окружающей среды, другие в силу моды, сначала побаловав себя блестящей, красивой бумагой. Но теперь этот непритязательный старый способ очень пригодился. В такой же, но маленький кулек, насыпала монпансье. Тем временем Ада выложила в маленькую баночку ягодный джем и накрыла сверху такой же бумагой, обвязав ее бечевкой. Положив все в корзинку, вручили ее Ждану.

– Если эта дамочка не единственная, кто хочет наши пряники, но брезгует нашим обществом и обстановкой, а я абсолютно уверена, что не единственная, то нам нужно запастись корзинками или придумать другую тару, – сказала Ирина.

Глава 8

В этот же день трактир посетили еще одни необычные гости. Бургомистр в сопровождении трех спутниц пришел в послеобеденное время. Кроме постояльцев, снимавших комнаты, посетителей не было. Зал был пуст в ожидании ужина и вечернего выступления музыкантов.

Дородная женщина средних лет, чертами лица чем-то неуловимо напоминающая самого Тугорхана, шагнув через порог, остановилась и с интересом стала оглядываться, также как и младшая из девушек, лет пятнадцати. Старшая, бросив беглый взгляд вокруг, невозмутимо отправилась вслед за отцом прямо к барной стойке.

– Аскар-абый, ханум – Дамдин, завидев гостей, вышел им на встречу и слегка склонил голову в поклоне. – Чем обязан?

– Наслышаны, Дамдин-абый, о чудо-десерте, которым вы угощаете своих гостей. Решили лично попробовать и убедиться, правду ли люди говорят.

Бургомистр оглядел зал и увидел новые столы. Они словно стайка белых лебедей на темной поверхности озера выделялись на деревянной стене зала. Хозяин трактира тоже, словно впервые увидел их глазами своих посетителей и оценил проницательность и вкус своей новой работницы.

– О-о, – протянул Тугорхан, радостно потирая руки, и направился к ним. Мужчина находился в необыкновенно приподнятом настроении, это не осталось не замеченным ни Дамдином, ни Жданом, который находился тут же, за стойкой.

Дамдин лично занялся сервировкой чайного столика, не доверив это Агнии, которой только предстояло этому научиться. Ни у кого не возникло вопроса, откуда такие познания у самого трактирщика. Аделина уже поставила на поднос вазочку с клубничным джемом, сваренным Ириной накануне, печатные пряники, впервые испеченные в новой форме, с орнаментом по краю и названием трактира в центре. В последний момент Ирина, решив привнести нотку романтизма в композицию, водрузила на поднос кувшинчик с букетом цветов, собранных ими с Эль вчера вечером.

– Ириш? – Ада кивнула на противень с готовым ирисом. – Рискнем?

– А давай, – Ирина задорно махнула рукой.

Ада нет-нет, да и спрашивала подругу, когда же она сделает конфеты, но та все не решалась, не уверенная, что патока во всех случаях может полноценно заменить сахар-песок. Несколько порций печенья были безвозвратно испорчены и скормлены соседской собаке, которую регулярно подкармливал Дамдин, но и она осталась недовольна этим угощением. Вчера вечером Ирина все же решилась приготовить ириски. Опять же вспоминая, как когда то в детстве их готовила мама. Из всех конфет, ирис был одним из любимых лакомств детства. И сама экспериментаторша, и дегустаторы в лице работников трактира остались в полном восторге от того, что получилось. Сейчас появилась возможность получить оценку незаинтересованных лиц. Ада добавила вазочку с ирисом на поднос.

Пока Дамдин расставлял пиалки и вазочки на столике в зале и давал дамам пояснения по поводу их содержимого, у двери в кухню собрались все, кто не мог попасть в зал – Агния, Ада, Ирина и даже Ждан. Все по очереди выглядывали в щель, чуть приоткрыв дверь, но широкая спина Дамдина не позволяла видеть ничего из того, что их интересовало. Ждан, вдруг вспомнив, что у него остались в зале незавершенные дела, вернулся за стойку, а остальным пришлось терпеливо дожидаться, когда вернется хозяин и расскажет о первых впечатлениях, которые произвели на гостей сладости, но они уже и сами догадались по улыбке, с которой он перешагнул порог кухни.

Тугорхан был необычайно оживлен в течение всего чаепития. Ирина заинтересовала его с первой встречи в ратуше. Мысли о ней не оставляли его, и он решился на посещение заведения, подобно которому бывать раньше не доводилось.

Незаметно наблюдая за ней во время ужинов, он любовался грацией, с которой она двигалась между столами, ее смущением, когда кто-то из наиболее бойких посетителей делал ей комплементы. Не осталось незамеченным им и повышенное мужское внимание к ней со стороны клиентов трактира. Возникшая симпатия и интерес не ослабевали, как и желание ее видеть. Решая днем городские вопросы, мыслями он был уже в трактире. Любовница, с которой Тугорхан проводил ночи, молодая вдова, сразу почувствовала охлаждение с его стороны, а вскоре он совсем забросил свои визиты к ней. Забытые ощущения, чувства, которые Ирина разбудила в нем, кружили голову и позволяли не думать, что девушка всего лишь подавальщица в обычном трактире. Сестра не решилась перечить против знакомства с ней, а вот старшая дочь, уже достаточно взрослая, чтобы понять, зачем отец везет их в такое не респектабельное заведение, всю дорогу злилась и фыркала, и сейчас, хоть и явно наслаждалась новым для нее вкусом, бросала по сторонам злые взгляды.

– Молодые леди! – отец оторвался от своих размышлений, заметив, что Наиля наградила младшую тычком в бок. Та стащила с теткиной тарелки недоеденный пряник. – Будьте добры вести себя соответственно вашему положению, иначе будете наказаны, – холодно сказал он дочерям.

– Ну, папенька, Вы же все равно не разрешаете тете его доесть. Тяжеловесность булочницы против благородной утонченности и все такое, – игнорируя теткино смущение, нараспев сказала Корина. Флюра покраснела, и отвернулась к окну, заинтересовавшись прохожими.

Чаепитие продолжалось, Тугорхан время от времени поглядывал на дверь кухни и, в конце концов, приказал Ждану пригласить умельца, который создал все эти лакомства. Она вышла с улыбкой как всегда, не делая исключения, обслуживала ли состоятельного купца, фабричного рабочего или фермера, приехавшего сбыть свою продукцию на рынке. Эта ее черта удивляла градоначальника.

Ирине польстило, что ее простенькие, в общем-то, изделия, пришлись гостям по душе. Увидев ее, Аскар-абый поднялся из-за стола:

– Ирина-ханум, рад встрече, – сказал он с улыбкой и поклонился. – Позвольте представить вам мою семью: моя сестра Флюра Авдеевна, – женщина поклонилась в ответ на Иринин кивок. – Старшая дочь Наиля, – девушка поднялась из-за стола и, не поднимая на Ирину взгляд, сделала реверанс, – младшая – Корина, – девочка напротив, засмотревшись на Ирину, замешкалась, но получив еще один легкий толчок от Наили, подскочила и с улыбкой присела в реверансе. Ирина ответила им тем же. Бургомистр бросил взгляд на сестру, передавая ей слово.

– Ирина-ханум, очень рада знакомству. Наслышана о Вас от моего брата, – голос Флюры звучал искренне. – А ваши пряники просто восхитительны и покорили нас с первого кусочка.

Ирине было очень приятно. Семья бургомистра стали первыми посетителями, которые сказали ей об этом лично.

– Кажется, вы становитесь популярными? – спросил Милен вечером перед выступлением. – Вот уже и благородные господа к вам пожаловали. Глядишь, дадите нам, простым мужикам от ворот поворот. Где же справедливость? Только у нас появилось что-то, чего нет у них, они тут как тут, хотят отнять.

– Думаешь, у них такая хорошая жизнь, что ее не требуется подсластить? – спросила Ирина.

– Конечно, живут, в масле катаются, – фыркнул он.

– Как думаешь, профессия музыканта трудная?

– Конечно, – пылко заявил парень.

– Да ладно тебе, ведь многие считают это несерьезной профессией, бренькать целый день на инструментах, петь, плясать. Ваша жизнь – вечный праздник. Для многих сельчан, например, праздник бывает пару раз в год, а вы так живете каждый день, – подначивала Ирина парня.

– Да как ты можешь так говорить! – возмутился он. – Кому знать как не тебе, что выучится играть на музыкальном инструменте тяжкий труд, а кроме того, нужно постоянно искать, сочинять или учить новые песни. Народ требует все новое и новое. С утра репетируешь, до поздней ночи выступаешь. Иногда бывает не до песен тебе, не до веселья, на душе кошки скребут, а кому это интересно? Играй, музыкант! Это твоя работа.

– Вот видишь, они просто не знают всех тонкостей твоего ремесла. Также и ты не знаешь, чем живут благородные господа, как ты их называешь, не знаешь их проблем.

– Тю, проблем. На сытый желудок беда – не беда. Уж они-то точно не ведают проблем с голодом.

– А ты разве голодаешь? – удивилась Ирина.

– Я нет, но тех, кто голодает, знаю. Ты спрашивала, почему народ с интересом слушает выступления заезжих крикунов? Хочешь, я тебе покажу почему?

– А покажи, – согласилась девушка.

В кухне царила рабочая атмосфера. Дамдин, заглянув на минуту, оглядел беспорядок, который создали три женщины и один маленький ребенок на его всегда безупречной кухне, тяжело вздохнул и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Нам нужна еще одна кухня.

Ада, бросив на мужа кроткий взгляд, кивнула, соглашаясь, и продолжила помешивать карамель. Агния, следуя указаниям Ирины, впервые сама вымешивала пряничное тесто. Тут же Эль на единственно свободном уголке стола лепила из готового уже теста нечто напоминающее колобка.

Наштамповав новой формой пряники с клубничной начинкой, и поставив противень в печь, Ирина, наконец, присела на табурет.

– Устала? – участливо спросила Ада.

– Живот болит, как всегда во время месячных, – ответила Ирина, морщась от боли.

– Попей тишголова, – посоветовала Агния, – тотчас успокоится.

– Попей, попей, – подтвердила Ада. – Агаша знает, что говорит. Она из семьи потомственных целителей, многое умеет.

Агния тут же налила и подала Ирине кружку с отваром.

– Горько, – скривилась Ирина, но продолжила пить маленькими глотками.

– Сейчас закончим с выпечкой, сделаю тебе отвар тишголова с чабрецом. Попьешь его и забудешь о болях навсегда, – уверенно заявила девушка.

– Этот тишголов у вас прям чудо-лекарство, – сказала Ирина.

– Да, он такой, – гордо подтвердила Агния. – От болей, от нежеланной беременности, от бесплодия. Главное, знать, как готовить и как принимать. А то вот были случаи, – Агния прыснула со смеху, – Пьет баба отвар и думает, что предохраняется, а потом раз – и близнецы.

– Я знаю такую дурищу, что сама отвар себе готовила, – добавила она, когда перестала смеяться.

Глава 9

Ирина была не рада своей горячности, заставившей ее так легкомысленно согласиться на поездку в бедные окраины Турова.

Булыжная мостовая закончилась еще в четверти часа езды от центральных улиц, и последние десять минут тарантас лихорадило на ямах и кочках. Ирина сидела, вцепившись в корзинку с продуктами, собранную Адой для родственников Милена, боясь выронить ее при очередном толчке в придорожную грязь. Из сточных канав, заросших высокой травой тянуло нечистотами. Даже прошедший ночью освежающий дождь не смягчил эти ароматы, зато добавил грязи на дороге. Милен, попытавшийся было вначале ее объезжать, быстро сдался на волю Морячку, который с поросячьим восторгом самовольно добавлял ходу, завидев очередную лужу, и игнорируя гневные крики обрызганных прохожих.

Чем дальше они отдалялись от центра города, тем ниже и неказистей становились домишки, но жизнь вокруг них оставалась такой же оживленной, как и на центральных улицах. Во дворах шумели играющие ребятишки, по обочинам дорог сновали люди, а несколько раз им на встречу попались повозки, запряженные ишаками, и движение замедлялось из-за узости улиц.

По дороге Милен рассказал подруге, что еще два года назад его дядя владел весьма доходной фермой, доставшейся ему от отца, деда Милена. Отец же Милена по молодости перебрался в город, не имея склонности к сельскому хозяйству, и обосновался в нем, найдя работу на фабрике.

– Но несколько лет назад случилась засуха, и как следствие неурожай. Такое иногда случается, но в этот раз неурожай случился три года подряд. Кредиты, взятые на второй год засухи, только усугубили положение всех крестьян, многие тогда потеряли свою землю. Вот и дядька потерял и землю, и большой красивый дом, в котором мы собирались нашей большущей семьей по праздникам. Знаешь, как было весело? Теперь они живут в этих лачугах, и перебиваются случайными заработками. Мы помогаем, конечно, как можем. Но как же это унизительно, когда взрослый мужик, работающий как мул, не получает за свой труд достойную оплату! – гневно закончил парень. Дом, у которого они остановились, ничем не отличался от остальных домишек на улице. Милен спрыгнул с тарантаса, привязал к забору Морячка и, взяв поданную Ириной корзину, направился к калитке. Ирина осталась сидеть на облучке, следя за играющей в соседнем дворе ребятней. Один из них, самый маленький, увидев незнакомку, несмело приблизился к повозке и остановился рядом, разглядывая зебру и ее хозяйку. Ирина протянула ему взятый специально для такого случая кулек с пряниками и леденцами.

Вскоре из дома в сопровождении своей тетки вышел Милен. Она несколько раз поблагодарила за гостинцы и просила передать горячую благодарность хозяевам трактира.

– Дядька с братовьями то ли на митинге, то ли на собрании, – сказал Милен, когда они уже отъехали от дома. – Тетя Марта и сама не знает, говорит, они опять без работы.

Возвращались другой дорогой. Милен выполнял данное Ирине обещание показать не самую презентабельную часть города. Ей уже не терпелось оказаться дома, когда копыта Морячка застучали по булыжнику, улица привела их к мощеному перекрестку. К звуку копыт и скрипу колес примешивался все возрастающий шум и, достигнув перекрестка, стало понятно, что проезд перегородила толпа. Милен влез на облучок, огляделся и доложил:

– Митинг, – хотя это и так было понятно по раздававшимся вокруг крикам. – Назад не вернуться, слишком узко, только вперед.

Он взял в руки вожжи, и тихо понукая зебру, и покрикивая мужикам, что стояли впереди, начал медленно продвигаться вперед. Продвинуться удалось только на несколько метров, и они прочно встряли, окруженные плотной толпой. Пятачок, соединявший три узкие улочки, был не большим. Более сотни мужчин полностью перекрыли движение во всех трех направлениях. Посредине оставалось небольшое открытое пространство, на котором Ирина увидела возвышавшегося на ящиках знакомого толстяка. Одетый во все ту же цветастую жилетку, готовую треснуть на его необъятном животе, он был виден со всех точек этого маленького импровизированного театра. Толстяк снял свое соломенное канотье, под которым обнаружилась изрядная лысина, и то обмахивался им, то махал в своей привычной манере в сторону зрителей, вовлекая их в разговор. Толпа, в отличие от предыдущего спонтанного митинга, в котором Ирине довелось случайно поучаствовать у цирка, состояла только из мужчин. Они собрались здесь целенаправленно и настроены были решительно. Ирина видела по злым выкрикам и гневу в глазах рядом стоящих мужчин, что речь провокатора даже довела некоторых из них до агрессивного состояния. Лишь один мужчина выбивался из всей этой колышущейся гудящей массы, и этим привлек ее внимание – молодой рабочий спокойно стоял, привалившись плечом к стене дома. Казалось, все происходящее его мало интересует. Тень от козырька его картуза скрывала лицо, но когда он повернул голову и взглянул на оратора, девушка подумала, что уже видела этот насмешливый прищуренный взгляд. Только в прошлый раз он принадлежал мужчине в богатой карете, а этот одет в незамысловатую рабочую одежду.

– Земля досталась нам в наследство от наших предков! Мы должны вернуть то, что принадлежит нам по праву!

Лозунг слился с криками, раздавшимися одновременно со всех сторон:

– Жандармы! – толпа вздрогнула, зашевелилась, но бежать было не куда.

Под громыхание колес и топот лошадиных копыт со всех трех сторон перекресток перекрыли тяжелые четырехколесные фургоны, запряженные мулами, из которых выпрыгивали мужчины в коричневой униформе. Они быстро и организованно окружили толпу и, охаживая людей дубинками, хватали и заталкивали в фургоны.

Ирина и Милен в растерянности продолжали сидеть, наблюдая с высоты своего тарантаса за всей этой разгулявшейся вакханалией.

– Мало нам мужиков, еще и баба приперлась на митинг, – негодующе сверкнул глазами седоусый жандарм.

– Неправда, мы проезжали мимо и застряли на этом перекрестке случайно! – возмущенно ответила ему Ирина. Пока она препиралась с жандармом, сопротивлявшегося Милена уже стащили с повозки с другой стороны и засунули в фургон.

– Что с этой делать будем? – спросил усатый, кивая на Ирину.

– Кто такая? Предъяви документы, – потребовал гарцующий на лошади рядом с их повозкой молодой офицер. Услышав, что документов у девушки с собой нет, он даже не стал дослушивать ее объяснения о том, что они находятся в обработке в ратуше:

– В фургон! – Спешился и, не дожидаясь, когда Ирина сама спустится на землю, грубо ухватил ее за руку и потянул на себя. Ирина, наступив на подол собственного платья, который не успела подобрать, упала, больно ударившись коленями о брусчатку. Клочок рукава остался висеть, зацепившись за ступеньку тарантаса. Все больше раздражаясь, офицер рывком поставил девушку на ноги, и толкнул ее в руки усатого жандарма.

Глава 10

Ирина, прижатая телом Милена к деревянной стенке фургона, закрыла глаза, и попыталась абстрагироваться, представив себя в общественном транспорте в час пик. Под крики жандармов, требующих потесниться, в тщетных потугах закрыть дверь, попытка могла увенчаться успехом, если бы не отсутствие доброй воли пассажиров и более высокий градус враждебности, исходящий от полутора десятка эмоционально нестабильных мужчин. Наконец, двери были закрыты, перекрыв свет и приток свежего воздуха, и в считанные минуты фургон заполнился запахом кислого пота. Правда, стоило повозке тронуться, Ирина поняла, что выпавшие испытания не были бы полными без мучений физических. Это, так называемое транспортное средство, не подозревавшее о существовании рессор, радостно поскрипывая, встречало каждый ухаб беспечным подскоком. Иринина спина при этом елозила по необработанной деревянной стенке фургона, словно сыр по терке. При особенно сильном толчке несчастная узница, не сдержавшись, застонала.

– Ириш? – озабоченно прошептал ей в макушку Милен.

Девушка, оторвав щеку от груди парня и искоса взглянув на его зардевшееся лицо, поняла, что он смущен от их вынужденной близости.

– Спина, кажется, я ее занозила.

– Чай, девица, не в княжеском экипаже едешь, – вмешался дедок, прижатый к их правому боку.

Милен, расставив руки над головой Ирины, попробовал оттеснить мужчин, давящих на него сзади, но тут же получил тычок от бородатого мужика и гневный взгляд, направленный на Ирину:

– А неча дефке в мужские дела лезть. Сидела бы дома, и спина была бы цела, – бросил он со злостью.

– Черт, я тоже занозу посадил, – Милен сунул палец в рот, и Ирина тут же охнула, вновь прижатая к шершавой стене, при каждом толчке колымаги, получая все новые синяки и занозы.

– Нич-чо, – неожиданно подал голос сосед слева, – несколько таких поездок, и отшлифуем стеночки-то.

– Да-да, вот приедем сейчас в участок, не забыть затребовать у казны бесплатный абонемент на поездки, – уже по-доброму хохотнул кто-то.

Шутка за шуткой и накал страстей в их фургоне сошел на нет. Ирину впервые в жизни не возмущало, что ее персона стала объектом шуток и кардинальным образом поменяла общее настроение.

Из фургона выбирались, перекидываясь остротами, скрывая за ними общую тревогу. Девушка невольно улыбнулась, вспомнив, как в юности вот такой же возбужденной гомонящей компанией они с друзьями вываливались из кинотеатра с последнего сеанса и взрывали тишину ночных улиц. А в окружающей ее сейчас реальности оживленная толпа арестованных, подгоняемая жандармами, ввалилась в участок и своим положительным настроем вошла в резонанс с многоголосым недовольным гулом, царившим здесь, сметая и разрушая тем самым энергетику пространства. Несколько долгих секунд в помещении висела тишина, недоумение застыло на лицах жандармов и задержанных, но тут с новой силой заголосила какая-то баба, и привычный порядок был восстановлен.

Их группа бестолково топталась у дверей, брошенная жандармами, убежавшими за дальнейшими распоряжениями.

– Бардак, – подумала Ирина, – Как незваные гости, ей-богу.

– Похоже, нам здесь не рады, – вторил ее мыслям кто-то.

– Так может, по домам?

– А как насчет абонемента на общественный транспорт?

– Не-е, я пас.

– И я. Меня жинка дома ждет, – раздавались смешки со всех сторон.

Внимание привлекла женщина у стойки дежурного. Ее голос, звучавший визгливо раздражающе, все набирал обороты:

– Шутка, девятьсот рубликов! – надрывалась она. – Отдал девятьсот рубликов чужой гадюке, этой рыжей кобыле, чтоб он лопнул! А как соловьем то разливал-си, мол, на классовую борьбу. Смутьян, ирод! И не подавилась эта гадюка, будь она трижды анафема проклята, дьяволица, чтоб ей светлого дня не дождаться!

Невозмутимый жандарм продолжал бесстрастно и методично допрашивать разбушевавшуюся тетку.

Среди этого броуновского движения только два тела находились в покое: офицер, безучастно наблюдающий за этим балаганом и мужчина средних лет. У него было цыганское лицо, и весь он походил на цыгана, одеждой, смуглой кожей, черной кучерявой шевелюрой и всклокоченной бородой. Сидел расслабленно на лавке, прикрыв глаза, и вроде бы даже спал, что удивительно при таком шуме. Хотя, кто ж его знает, в каких условиях ему приходилось спать в таборе. Будто почувствовав интерес Ирины, он внезапно открыл глаза и их взгляды встретились. Несколько секунд не отводя глаз, он пристально всматривался в ее лицо, после чего подмигнул ей, будто старой знакомой, поднялся на ноги и потянулся, разминая крепкие мускулы. Офицер, заметив этот маневр, заскользил заинтересованным взглядом по участку, до тех пор, пока не приметил в толпе новоприбывших молодую женщину. При виде нее брови офицера удивленно поползли вверх. Подозвав двух жандармов, он что-то прошептал, при этом бодро поигрывая бровями в сторону Ирины. После чего один из них, резво козырнув и щелкнув каблуками, ринулся к выходу, а второй, оттеснив Ирину от Милена, предложил следовать за ним. Ее сердце екнуло: компанию мужчин, которой страшилась еще четверть часа назад, она бы предпочла неизвестности, к которой ее подталкивал хмурый жандарм.

Мотнув головой в сторону коридора, жандарм ринулся вперед по коридору, словно больше не беспокоясь, следуют ли за ним.

– Не-е, ну действительно, бардак. Кто ж так задержанных-то водит? – размышляла Ирина, послушно следуя за своим «конвоиром».

Он распахнул перед девушкой массивную железную дверь и замер в приглашающем жесте. Шагнув за порог, она остановилась напротив зарешеченного окна, ожидая за спиной скрежет задвигаемого засова. Но услышала только легкий стук и быстрые удаляющиеся шаги. Ирина приоткрыла дверь, выглянула в пустой коридор и застыла в нерешительности. Из задумчивости ее выдернуло скептическое хмыканье, раздавшееся в глубине комнаты. Девушка сконфузилась, представив, как выглядит со стороны и, отвесив себе мысленный подзатыльник, обернулась.

В углу на скамье сидела пожилая цыганка. Глаза ее темные, блестящие, сразу притянули Иринин взгляд и не отпускали, словно читали изнутри. С трудом разорвав визуальный контакт, она смазано поздоровалась и села на противоположную скамью. Старуха, скрестив руки на трости, стоящей между ног, продолжала пристально рассматривать новую сокамерницу. От этого беззастенчивого взгляда хотелось спрятаться, но вместо этого она сосредоточилась на внешности своей соседки, ее аутентичном стиле, который безошибочно выделяет представителей этого народа не только в родном мире Ирины, но, как оказалось, и в других мирах. Не собираясь нарушать молчание первой и навязывать разговор, девушка попыталась погрузиться в привычные фантазии. Но представить эту пожилую женщину, не согбенную даже под тяжестью массивного червонного монисто, с пальцами, унизанными кольцами, пристающей к прохожим с предложением погадать или просящей милостыню, не получалось. Весь ее вид говорил о внутренней силе и достоинстве. Вспомнились слова Агнии, что цыганам за какие-то давние заслуги перед княжеством пожалованы привилегии, дарованные еще прежним князем: таборы имели право свободно кочевать, а также располагаться на территориях, принадлежащих населенным пунктам.

– Ты растрачиваешь себя впустую, – прозвучало как обвинение.

– Что простите? – голос вывел Ирину из задумчивости. Он оказался, каким и следовало ожидать: уверенным, слегка хриплым и низким для женщины. Цыганка, как птица наклонила голову вбок, будто хотела изучить девушку с разных ракурсов.

– Слишком много своей жизненной энергии ты отдала случайным мужчинам, – в ее словах слышалось неодобрение и толика разочарования. – Знаешь, почему традиции этого мира не позволяют молодым людям беспорядочные связи?

– Мораль и нравственность?

– Чушь, – пожилая женщина в раздражении стукнула тростью об пол, – Это важно, но в основе этой традиции, которые никогда не появляются на пустом месте, лежит закон вселенной, по которому женщина делится своей созидательной энергией со своим мужчиной через заботу и ласку. Она снабжает его энергией, вдохновляет на созидание. А ты раздала себя!

Ирина оторопела от такого напора. Бред какой-то. Куда она, собственно, попала, в полицию нравов? Думала, ее уличат в связи с пикетчиками, но никак не в беспорядочных половых связях.

– Твои внутренние резервы потрясающе глубоки, накоплены еще твоими бабушками и матерью, а ты растрачиваешь их на никчемных мужчин!

– Что за резервы? – спросила скорее импульсивно, чем из любопытства.

– Мы, женщины, способны черпать энергию из окружающего, накапливать и отдавать. Счастливая женщина, которую любят, берет от природы много и также щедро делится со своим любимым мужчиной, делая его сильным и способным на большие дела. Несчастной женщину делает мужчина, который использует ее, опустошает, не отдавая взамен ни капли любви. Такая женщина и детям своим, особенно дочерям ничего не даст.

«Как будто я не хочу делиться этой самой энергией, то есть любовью со своим мужчиной, – рассердилась Ирина. Но где его найти, и главное, как понять, что это именно мой человек?» – ей не хотелось озвучивать очевидное, оправдываясь перед незнакомым человеком, по непонятным для девушки причинам, решившим ее пристыдить, поучить жизни. «Какая-то неправильная цыганка», – у Ирины не проходило ощущения абсурдности происходящего:

– Обычно цыганки, уж простите, говорят то, что люди хотят услышать: о богатом и красивом муже, о количестве детей, – с досадой, за которой скрывались раздражение и обида, сказала она.

– Ты и встретишь, – смягчилась старуха. – И не одного, – недовольно поджала губы. – И, несмотря на растраченный резерв, ты все еще способна одного из них, – она подняла указательный палец и повторила, – Одного сделать счастливым.

Ирина недовольно буркнула:

– И как понять, которого из них?

– Разум тебе в этом не помощник, только сердце. – Требовательно протянула руку ладонью вверх и девушка, чуть поколебавшись, вложила в нее свою. Даже не заглянув в ладонь, старая женщина прикрыла глаза и замерла.

– Да, ты станешь матерью и бабушкой большого семейства, – вскоре заявила она, не сдержав довольную улыбку, на что Ирина скептично заметила:

– Но есть НО, да?

– Я тебе уже сказала – выбор, правильный выбор.

«Пф, тоже мне новость», – подумала Ирина.

– Важно с осторожностью выбирать, кого допускать к себе. Ведь каждый раз, когда ты вступаешь в близость, часть чьей-то души остается с тобой.

– Жизнь каждого из нас напрямую зависит от того, кто рядом с нами. Для этого гадалки не нужны.

Их разговор, странный для этого места и абсурдный по сути, прервали шаги в коридоре. Жандарм, что прежде привел сюда Ирину, заглянул в комнату и, увидев, что пожилая женщина махнула ему рукой, кивком головы пригласил девушку следовать за собой.

– Не бойся выбирать сердцем, – повторила цыганка вдогонку.

Пожилая женщина устало вздохнула, глядя на закрывающуюся дверь. То, что для нее непреложная истина, для большинства не больше, чем словесная шелуха. Все мы винтики большого механизма под названием вселенная, и от каждого из нас зависит мало и в тоже время так много. От одного неправильного выбора ткань мирного бытия может стать еще тоньше, и одним не прекрасным утром можно обнаружить, что Рось перестала быть Росью. Поверила бы девчонка в эти высокопарные слова, произнеси их простая цыганка вслух? Да и может ли человека волновать благополучие мира, когда он свое не может создать?