Текст книги "Подражание королю"

Автор книги: Светлана Климова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Однако он все еще медлил, стоя в двух шагах от балконной двери. По его щекам стекал пот. На мгновение я поймал выражение его глаз – там не было ничего, кроме тусклого ужаса и ожидания муки. В эти секунды его можно было брать голыми руками, и это было бы не сложнее, чем сбегать на угол за бутылкой пива, но пока я осознал это, шанс ускользнул.

– Зачем ты пришел? – вдруг пробормотал Грибов, не сводя взгляда с Поля.

– Чего еще ты от меня хочешь? Говори! – Голос его окреп, в нем зазвучали ярость и отчаяние. – Говори! – заорал он багровея. – Говори – или я сделаю с тобой то, что ты заставил меня. делать с другими! Говори, Темный, или убирайся в свою преисподнюю!

Его свободная рука скользнула в карман безрукавки и зашевелилась, как пресмыкающееся, торопливо ощупывая предмет, находившийся там. Я услышал слабое маслянистое позвякивание и шорох цепляющейся ткани.

Поль хрипло вздохнул, заворочался и начал подниматься, потряхивая головой и нечленораздельно мыча. Он так и не выпустил из рук этот свой чертов сверток, а когда наконец утвердился на ногах, с недоумением уставился на него, словно не понимая, откуда тот взялся, а затем перевел тяжелый, как расплавленный битум, взгляд на человека, застывшего у окна.

У меня разом заныли все зубы. Поль был на голову выше Дровосека, а сейчас тот казался рядом с ним просто пигмеем.

Мой приятель сделал шаг, шумно втянул воздух и произнес всего одно слово, свистящее, словно заимствованное из змеиного языка:

– Shitass!

Дровосек вздрогнул, будто его наотмашь хлестнули по лицу. Поль уже был на середине гостиной. Справа от него, в трех метрах, в кресле сидела Сабина, я стоял у двери в прихожую. Грибов все еще сжимал шокер в руке, но, похоже, начисто забыл о нем.

Поль поднял сверток перед собой, как дитя, и в это мгновение размокшая обертка лопнула. Я услышал, как частые тяжелые капли стучат по паркету, и невольно опустил взгляд.

Это была кровь. Светлая, чистая и совсем свежая. Ее было много, и каждая капля, падая, как бы слегка подпрыгивала и только потом расплывалась в пурпурный пятак, смешиваясь с пылью на полу.

Единственный раз в жизни я слышал, как кричит раненный насмерть заяц.

Этот высокий, пронзительный, полный тоски и страдания крик до сих пор стоит у меня в ушах. Будто маленькую измученную душу изо всех сил отдирают от тела, а она цепляется за него всеми лапами, когтями и зубами, ни в какую не соглашаясь уходить в гремящую и воющую тьму…

Плотное, но подвижное и гибкое тело Дровосека дрогнуло и метнулось в проем балконной двери. Еще мгновение – и он уже стоял на парапете ограждения, лицом к нам и вплотную к боковой стенке балкона, поддерживая себя в равновесии с помощью ржавого кронштейна, торчащего из этой стенки, на котором в незапамятные времена висел горшок с индийской геранью.

– Эй, эй! Полегче! – растерянно проговорил Поль. Лицо его посерело, блеснули белки. Он слегка подался вперед.

Дровосек перебросил ногу за стенку и стал нащупывать ее закраину у соседнего балкона.

Я схватился за спинку стула и сжал ее так, что за хрустели суставы.

Потому что знал, что справа нет ни какого балкона, а только пустота.

Дальнейшее я видел как в замедленной съемке.

Ржавый кронштейн хрустнул и обломился у основания. Грибов мгновенно сделал движение перехватиться, но его ладонь только скользнула по шероховатой поверхности бетона, обломок кронштейна вспорол кожу, и равновесие ушло. Тело его переломилось в пояснице в отчаянном усилии поймать опору, локти взлетели вверх, порыв ветра распахнул безрукавку – но это было уже свободным падением.

Последнее, что я успел заметить, – выражение спокойного облегчения на его лице, а затем он исчез из поля зрения.

С улицы донесся странный звук, будто небрежно дернули толстую басовую струну.

Мне потребовалось не меньше минуты, чтобы заставить себя подойти и посмотреть вниз.

Тело Дровосека, скомканное и бесформенное, как куль тряпья, ничком лежало на жухлой прошлогодней траве в прогалине между кустами, метрах в пяти от люка теплотрассы. Что-то показалось мне странным; но я далеко не сразу понял, что теперь оно гораздо короче, чем раньше. На траве расплывалось бурое пятно. А главное – я не видел его голову. Я зажмурился – в просвет между облаками ударило солнце, едва ли не впервые за этот месяц, – а когда открыл глаза, почти сразу обнаружил и ее.

Слипшийся темный ком застрял в кустах в полуметре от асфальтированной дорожки, ведущей к подъезду.

А над всем этим, на уровне второго этажа, все еще вздрагивала и подпрыгивала расчалка, удерживавшая в натяжении провода, подведенные к прожектору на козырьке подъезда.

Это было все равно что попасть окурком в урну с борта рейсового авиалайнера. Траектория падения тела Дровосека пересеклась с линией тонкого стального троса чуть повыше плеч, и ускорение сделало свое дело.

Я вернулся в комнату, нашаривая в кармане пачку «Ротманс».

– Дайте и мне, – сказала Сабина, откидываясь в кресле.

– Ну? – спросил все еще сизый Поль.

– Не советую, – негромко сказал я. – Зрелище не слишком аппетитное.

– Поль, голубчик, – попросила Сабина, – сходите на кухню и принесите тряпку. Надо вытереть пол. Заодно выпустите и Степана. Что-то я сейчас не слишком мобильна. А кстати, – прищурилась она, – что у вас было в этом пакете?

– Как что? – удивился Поль. – Гуманитарная помощь. Скрап. По-русски – мясные обрезки. Для самого умного пса.

Он махнул рукой и затопал по коридору.

– Как там? – спросила Сабина, принимая из моих еще подрагивающих рук сигарету.

Поль все не возвращался, зато на пороге гостиной возник взъерошенный Степан и остановился, не сводя глаз с ярких пятен на полу. Сабина окликнула его, но пес не шелохнулся, издав тихий горловой звук.

– Значит, он мертв, верно? – снова спросила она.

– Вернее не бывает, – ответил я, щелкнув зажигалкой, а затем опустился на корточки рядом с ней, затягиваясь так, что казалось, еще немного – и захлебнусь тяжелым сырым дымом.

– Бедняга… – сказала Сабина, и я уже совсем собрался спросить, к кому это относится: ко мне, к Полю, к Степану или все-таки к обезглавленному трупу, валявшемуся в кустах неподалеку от подъезда, когда почувствовал, как ее невесомая ладонь легла на мою выстриженную макушку. – Кто-кто, а уж я-то хорошо знаю, каково это – быть мертвецом…

Она опустила веки, помолчала и добавила:

– Потому что смерть наступает не тогда, когда кончается жизнь. Иногда раньше, иногда позже. Сама по себе она всего лишь точка в конце фразы. Но книга-то не окончена… Между прочим, Ежи, эта мысль принадлежит не мне.

Я не чувствовал ровным счетом никакой склонности философствовать, но все-таки спросил:

– А кому же?

– Стивену Кингу! – насмешливо отвечала пожилая дама. – Кому же еще?