Текст книги "Подражание королю"

Автор книги: Светлана Климова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

На короткое время наступила тишина, и он переместился в ванную, заняв прежнюю позицию у отдушины. Фонендоскоп здесь был уже ни к чему, и его пришлось свернуть и сунуть в карман. Через пару минут голоса в двадцать четвертой стали звучать громче, потом пришедший последним возмущенно заорал, ему отвечали вполне сдержанно, но он не унимался. Речь шла о продаже жилья и какой-то фальшивой доверенности. Об уехавшем зяте. Вскоре голоса умолкли и гость вылетел из квартиры, бешено грохнув дверью. Загудел лифт. Бурцев переместился к балкону и осторожно заглянул через ограждение. Предосторожности были, похоже, излишни – к этому времени почти совсем стемнело, а свет он не рисковал включать.

Вскоре в луче прожектора, освещавшего стоянку перед подъездом, возникла рослая мужская фигура в зеленом пальто. Мужчина стремительно пробежал к серо-серебристому «ниссану», рванул дверцу, газанул и отчалил, визжа покрышками.

Только после этого Бурцев счел возможным подняться к себе. Люк так и оставался открытым. В двадцать седьмой он наскоро перекусил, чем нашлось, и сразу же вернулся обратно. Обстановку двадцать третьей он изучил уже настолько, что мог почти беззвучно передвигаться даже в полной темноте.

В половине двенадцатого двадцать четвертую покинул парень с серьгой.

Двери за ним заперли фундаментально – замок, снова цепочка и задвижка изнутри.

И это означало, что другой мужчина, явившийся вместе с парнем, остается в квартире на ночь.

Бурцев почувствовал легкое разочарование. Однако вместо того, чтобы подняться к себе, вернулся в ванную, включил там свет, плотно закрыл дверь и повернул рычажок крана.

Несколько минут он рассеянно наблюдал, как тяжелая струя теплой воды скользит по розовым стенкам джакузи, скручиваясь и уходя в сливное отверстие.

Мужчина в двадцать четвертой – мент, это стало ясно из подслушанного до прихода последнего гостя разговора. Не из уголовки, а местный, скорее всего из подрайона. И причина его появления здесь – зеленое пальто с его претензиями.

Подробности побоку, не в них дело. Главное, что мент будет пасти его пятый номер до утра и когда уйдет – не ясно. Утро вторника и часть дня отпадают, так как ему, Бурцеву, необходимо посетить пару объектов, где без него встанет работа. Поднимется ненужный шум. Завтра, уже в середине дня, он вернется, оценит обстановку, а вечером… Нет, вечером у Новак скорее всего будет околачиваться парень с серьгой. Который напомнит о том, что на ночь следует надежно запирать двери… Тогда, оптимально, – утро среды. Как только женщина вернется с прогулки с собакой. Около восьми тридцати.

. Важно и другое – за все это время Темный ни намеком не дал знать о себе. Его молчание и отсутствие могли означать только одно – полное одобрение.

Санкцию свыше в своем роде. С самого верха.

Бурцев выключил воду, погасил свет И поднялся в двадцать седьмую, прикрыв за собой балконную дверь и крышку люка. В квартире он стащил испачканные ржавчиной перчатки, переоделся и покинул дом. Около часу ночи он уже был на стоянке за «Националом», где ждал «пежо», – потому что относился к тем людям, чьи привычки уже сложились, и предпочитал спать в собственной постели…

Вернулся он только на следующий день, около двух. На вахте был все тот же дежурный – самодовольный усатый старик, который несколькими днями раньше впустил его взглянуть на список жильцов. В подъезде стоял тяжелый дух перегоревшего алкоголя, старик мутно уставился на него, как бы пытаясь узнать, но пропустил беспрепятственно.

«Служба безопасности!» – ухмыльнулся Бурцев, нажимая кнопку седьмого этажа.

Остаток дня он расслаблялся за чашкой травяного чая, листая местную прессу и иногда задремывая. А когда совсем стемнело, снова спустился в двадцать третью.

Теперь у него не было цели контролировать обстановку. Он принял окончательное решение, рассудив, что, даже если вечером представится шанс, риск все равно слишком велик. Вероятность постороннего вторжения резко возрастает.

Утро – другое дело. Однако уже сейчас все должно быть готово.

Проскользнув в темную комнату, Бурцев освободил массивный письменный стол в углу от мелких безделушек, книг и тяжелой настольной лампы с бронзовыми завитушками. Поверхность должна быть гладкой и идеально чистой. На середину стола он поместил глубокую хрустальную посудину, замеченную им еще раньше на полке серванта. Затем прошел в ванную, пустил воду и закрыл отверстие в днище розовой чаши, своими изгибами и закруглениями напоминающей тело очень молодой женщины. По мере того как чаша наполнялась, звук падающей струи становился все глуше и басовитее.

Когда воды стало на треть от края, он решил, что этого достаточно.

Именно здесь через неопределенное время обнаружат обезглавленное нечто.

Маленькая прихоть, каприз гурмана. Но главное – то, чему предстоит послужить украшением хозяйского письменного стола… Их отношения с Темным требуют соблюдения ритуала, и этот ритуал по-своему прекрасен. «Номер пять» – это звучало восхитительно, как обещание любви и свободы…

В среду, незадолго до восьми, он снова занял позицию на балконе. Было по-прежнему сыро, но немного теплее, чем накануне. Ветер приносил запах тополиных почек и гниющего мусора. Весна… Ноздри Бурцева раздувались, втягивая всю эту не слишком благовонную смесь, а пальцы до боли сжимали закраину балкона.

И когда внизу замаячила фигура пожилой женщины, прогуливающей скотч-терьера, он почувствовал невероятный, почти запредельный прилив энергии.

Он полностью владел ситуацией.

Оставалось дождаться, когда свидетельница, закончив прогулку, повернет к дому и скроется под козырьком подъезда. Затем перчатки. Обувь. Инструменты.

Крышка люка.

И еще один взгляд через ограждение – опять вниз, вниз, где напротив желтеют стены убогих пятиэтажек.

Глава 5

Под утро я задремал, и мне приснилась бурая крыса. Здоровенная, сыто лоснящаяся тварь неторопливо лакала из лужицы, усы у нее шевелились, а голый ослизлый хвост подрагивал от возбуждения. Приглядевшись, я понял, что в лужице не вода, а буквально на глазах густеющая и меняющая цвет кровь.

Я заорал на крысу – и проснулся.

Было половина шестого, едва светало, и спал я не больше двадцати минут.

Руки противно дрожали, а во рту стоял первозданный вкус птичьего дерьма. Из какой сточной канавы мое подсознание извлекло эту погань?

Я поднялся, помассировал шею и вышел из подъезда, чтобы удостовериться, что на стоянке все в порядке. Но вместо этого пересек двор по направлению к крайней пятиэтажке, на углу которой торчала будка таксофона.

В будке под ногами хрустело бутылочное стекло, а диск аппарата вращался с натужным скрипом. Заранее злорадствуя, я набрал номер Домушника и представил, с какой физиономией он сейчас потопает к телефону, кляня все на свете. До полуночи я звонил ему дважды, но оба раза безрезультатно.

Однако и сейчас абонент отсутствовал.

Наслушавшись длинных гудков, я шваркнул трубку на рычаг и побрел обратно на пост. Похоже, ночевать вне дома входит у старшего лейтенанта в привычку.

С минуту я размышлял о границах личной жизни и служебных обязанностей у участковых инспекторов. Между тем крыса не шла у меня из головы…

Ночь прошла на редкость спокойно. До закрытия «Вероники» в половине третьего во дворе еще тусовался кое-какой народ, а потом все стихло. Ближе к четырем какой-то бедолага, едва держась на ногах, проследовал за угол и стал колотиться в запертый киоск, требуя пива. Ночевавший в нем киоскер кудряво послал позднего клиента, после чего тот сгинул где-то в стороне проспекта.

В четыре спустился Дима, владелец маленького «шевроле», забывший в машине какие-то дискеты, и на обратном пути стал, по обыкновению, ныть, что ему опять загородили выезд.

Все. В мертвой предрассветной паузе я еще раз разложил Сабинин пасьянс.

Начинать все-таки следовало не с паспорта, а с признания факта смерти на официальном уровне недействительным. Тут я порадовался, что своевременно посвятил Домушника в наши с Сабиной дела. Как-никак свидетель. Далее – квартира. Тут уже в судебном порядке. «О признании незаконной сделки купли-продажи, заключенной между гражданами…» На основании экспертного заключения о подлоге, имевшем место при составлении доверенности, выданной на имя Романова Павла Николаевича. Означенная доверенность должна находиться в архиве нотариуса, оформившего сделку, о котором нам пока ничего не известно, так как договор находится у господина в зеленом пальто. Второй экземпляр – у Павлуши.

С минуту я обкатывал идею отправить факсом родственникам Сабины в Нью-Джерси запрос о местонахождении Павла Николаевича, скрепив его собственноручной подписью покойной, но вынужден был отказаться от этой мысли.

Еще не время. Да и захочет ли сама Сабина сдать Павлушу – это вопрос. В конце концов, он муж ее единственной дочери.

Таким образом, избежать контактов с новым владельцем квартиры на первых порах не удастся. Между прочим, а где прикажете его искать? Только Домушник может сказать, кто он, собственно, такой, и то не сразу.

На этом вполне риторическом вопросе меня сморило, а проснулся я от собственного хриплого вопля.

Не считая звонка Домушнику, остальное время я провел в общении с природой, потому что кофе у меня закончился еще вчера перед полуночью. Общение заключалось в четырех сигаретах, выкуренных подряд на ступенях подъезда под аккомпанемент воробьиного гама, в присутствии двух облезлых кошек, предположительно принадлежащих соседке Поля Тамаре, и здоровенного мусоровоза, с ревом ползавшего между домами.

Без четверти восемь спустилась моя сменщица Анна Петровна с неизменным термосом и озабоченно поинтересовалась, почему я так скверно выгляжу. Уж не подхватил ли я простуду или, чего доброго, грипп?

На этот счет я ее успокоил, и она прямиком перешла к описанию недугов БГ, что, в принципе, могло длиться часами. Некоторое время я рассеянно кивал, а затем, сославшись на недосып, по-быстрому сдал ей стоянку, ключи от подвала и журнал и подался к лифту. Все, что мне было нужно, – лечь, вытянуться и пару часов перекемарить. Но об этом приходилось только мечтать.

Не успел я свернуть за угол коридора и протянуть руку к кнопке, как двери грузового распахнулись и передо мной предстали Сабина со Степаном, свеженькие, как огурчики с одной грядки, и полные деловитой энергии.

– Вы куда это. Ежи? – едва поздоровавшись, подозрительно осведомилась пожилая дама.

Я доложил о намерениях, вызвав с ее стороны бурный протест.

– Позвольте, Егор! Это невозможно. Во-первых, вчера мы так и не закончили обсуждать одну весьма важную тему. А во-вторых, я хочу пригласить вас к завтраку. Уже в половине шестого я вдруг решила тряхнуть стариной и испечь одну штуковину… – Тут она замялась. – Правда, должна признать, результат получился мизерный. Эти наши газовые плиты – гадость, каких поискать. К тому же я уже лет десять не практиковалась.

Тут Степан поднял морду, и, могу поклясться, во взгляде его светилась самая натуральная ирония.

– Вот что, – заторопилась Сабина. – Нате-ка вам ключи и поднимайтесь прямо ко мне. Через двадцать минут мы вернемся. И не вздумайте сбежать – кто мне тогда откроет дверь?

Я проглотил вертевшиеся на языке возражения вместе с вопросом о том, как она провела ночь. Засим пожилая дама, лихо сбив берет на ухо, двинулась к выходу, а я поехал на шестой, проклиная по пути собственную бесхарактерность.

Между четвертым и пятым до меня дошло, что именно в эту минуту Сабина дает интервью Анне Петровне по поводу своей безвременной кончины, и это меня немного утешило.

На шестом я открыл новеньким плоским ключом дверь тамбура, а за ней и саму двадцать четвертую. Прихожая была полна чада. Его было столько, что глаза сразу заслезились, а в горле пересохло. Результат кулинарных упражнений Сабины.

На кухне имелась форточка, но толку от нее не было никакого.

Я прямиком прошел в гостиную и открыл балкон, затем вернулся в прихожую и распахнул настежь обе двери, ведущие на лестничную площадку, устроив сквозняк. Сизые слои пришли в движение и потянулись к выходу.

Пока чад выветривался, я вышел на балкон и покурил на воздухе, наблюдая, как внизу Степан таскает за собой Сабину. Картина была знакомая.

Любопытно, вдруг подумал я ни с того ни с сего, а сейчас она чувствует, что за ней наблюдают? И в ту же секунду пожилая дама обернулась, подняла голову и, заметив меня на балконе, коротко взмахнула рукой.

Когда они направились к подъезду, я вернулся в комнату, но дверь запирать не стал, поленившись еще раз открывать, когда Сабина с псом поднимутся. Воздух в двадцать четвертой ощутимо посвежел.

Услышав, как рявкнули двери лифта, я двинулся навстречу, чтобы с ходу перехватить Степана, по обыкновению перемазавшегося по самую морду. Неся его перед собой, как священный сосуд, я направился в ванную, а Сабина вернулась, чтобы запереть дверь.

Пес вел себя смирно, довольный прогулкой, и безропотно позволил смыть с себя струей из душа глину и прошлогоднюю траву, набившуюся в длинную и густую шерсть, а затем встал на задние лапы и стоял, похрюкивая, пока я растирал старым махровым полотенцем его лапы и бороду.

После этого я подхватил его на руки и вышел из ванной, толкнув дверь ногой.

Первое, что я увидел, была Сабина. Она успела снять куртку и теперь была в спортивном костюме и кроссовках. Женщина совершенно неподвижно застыла в дальнем углу прихожей, глядя на входную дверь, и лицо ее казалось припудренным пеплом.

Степан забился у меня в руках и зарычал, я перехватил его покрепче и шагнул вперед, потому что открытая дверь ванной загораживала мне поле зрения.

На пороге прихожей стоял плотный господин средних лет в темно-коричневых брюках и камуфляжной безрукавке со множеством оттянутых карманов. Из нагрудного кармана торчали какие-то инструменты. Темные густые брови, крупная родинка пониже левого глаза, золотисто-карие с сильным блеском глаза, твердо сжатые в линию губы. Очень гладкая и нежная кожа полных щек, казавшихся выбритыми не более десяти минут назад. От господина исходил сильный и пряный аромат не самой худшей туалетной воды.

Заметив меня, он колебался не больше секунды.

– Грибов, – повернулся он ко мне и сделал шаг, как бы намереваясь обменяться рукопожатием. Степан придушенно захрипел, и я услышал голос Сабины:

– Егор, отправьте его в мою комнату. Он будет мешать.

Вероятно, это относилось к скотчу. Я протащил его еще несколько шагов, оглянулся, спустил на пол и подтолкнул. Дверь за Степаном захлопнулась, и он сейчас же врезался всем телом в нее изнутри.

Я выпрямился. Сабина тем временем круто развернулась, прошла мимо меня в гостиную, где все еще оставалась открыта балконная дверь, и молча опустилась в кресло. Господин Грибов дружелюбно улыбнулся.

– Извиняюсь, – негромко проговорил он. – Но у вас было открыто. Так что я тут немножко понахальничал. Дело в том…

Дело было в том, что как раз этого не могло быть:

Сабина на моих глазах заперла двери тамбура. Вот дверь квартиры – другое дело. На секунду я растерялся.

– Это по поводу установки счетчиков, – продолжал представившийся Грибовым.

– Каких еще счетчиков? – ошарашенно буркнул я. – Первый раз слышу…

– Горячей и холодной воды. Наша фирма «Спец-сантехмонтаж» заключила договор с вашим ЖЭКом. Необходимо произвести замеры. Я как раз работал у ваших соседей напротив…

Я заколебался. Ни о каких счетчиках мне не было известно. С другой стороны, из-за событий последних дней я мог пропустить мимо ушей и не такое.

Соседи… Минут сорок назад обитатели двадцать второй покинули дом – я еще был на дежурстве. О двадцать первой я ничего не мог сказать, но господин Грибов должен был так или иначе войти в подъезд. Это произошло уже после меня, а без указаний свыше Анна Петровна не впустила бы чужого даже под дулом пистолета.

Грибов порылся в карманах и извлек крохотную фирменную рулетку, блокнот и карандаш.

– Проходите, – сказал я, отступая в сторону. – Что именно вас интересует?

– А где тут у вас разводка? – деловито осведомился он. – В кухне или в ванной?

Я понятия не имел, что это такое. Взглянув на мою недоумевающую физиономию, подтянутый сантехник, благоухающий стодолларовым парфюмом, пренебрежительно махнул рукой и проговорил:

– Хорошо, я сам разберусь. Не беспокойтесь.

«Чудны дела твои, Господи, – подумал я. – Неужто пробил-таки час коммунальной реформы?»

Двигаясь удивительно легко для своей комплекции, Грибов прошел в кухню и опустился на корточки, шаря между плитой и мойкой. Здесь еще сильно пахло гарью из духовки.

Я вернулся в прихожую и занял позицию, позволяющую видеть одновременно часть кухни и открытую дверь гостиной, напротив которой, выпрямившись, как школьница, и сложив руки на коленях, восседала Сабина. Сантехник ерзал, щелкал рулеткой и бормотал какие-то цифры.

Что-то, однако, было не в порядке. Я окончательно осознал это, поймав неподвижный взгляд Сабины, который заставил меня помимо воли сделать несколько шагов в ее сторону.

Когда я достиг порога гостиной, пожилая дама слегка подалась вперед и одними губами, почти беззвучно прошелестела:

– Это он…

Я вздрогнул, но сейчас же взял себя в руки. Чушь – хотя бы потому, что внешность того, кто назвался Грибовым, в принципе отличалась от описания, неоднократно данного мне Сабиной. Может, отчасти фигура, но не глаза, не брови. Совершенно другой тип лица. И потом…

– Это он, – повторила Сабина. – Он все-таки пришел, Ежи. Мне очень жаль, что я так безответственно втянула вас в эту историю.

– Спокойней, Сабина, – сказал я, глядя на костяшки ее сцепленных на коленях пальцев. Они были белыми, как кусочки сахара. – Я думаю, вы ошибаетесь.

Не надо давать волю воображению. Того, кого вы видели, вы описали иначе.

– Описала! – усмехнулась Сабина. – Мы с вами. влипли, вот и все. Как два дурака. И не сомневайтесь.

В том, как она это произнесла, была такая убежденность, что у меня замерзла поясница. В голове, будто запустили магнитофонную ленту, склеенную в кольцо, с огромной скоростью проносилась одна и та же фраза:

«Одно из двух. Одно из двух. Одно из двух…»

Что – одно из двух? У меня нет под руками даже банального молотка, чтобы хоть попытаться защитить пожилую женщину в случае чего. С другой стороны, если Сабина права, какой тут к дьяволу молоток! Раз Дровосек решился заявиться в открытую, то он наверняка вооружен. У него была возможность слинять отсюда сразу, как только он понял, что Сабина не одна в доме. Так поступил бы любой нормальный одиночка, осознавший, что ситуация может сложиться не в его пользу даже при наличии оружия. Нормальный! Но о какой нормальности может идти речь, если это действительно Дровосек? Пропади оно все пропадом… Но если это действительно та самая кровожадная, извращенная тварь?..

Я все еще не хотел верить. Разве свихнувшиеся серийные убийцы лезут на кухне под мойку, чтобы чертить в блокноте дурацкие цифры? По моему глубочайшему убеждению, одержимые должны вести себя совершенно иначе. В конце концов ведь никто не держит меня за руку, сейчас возьму и позвоню в ЖЭК… Кто-нибудь наверняка слышал про этот «Спецсантехмонтаж», и все разъяснится. И мы с Сабиной еще раз потолкуем о том, как следует беречь нервы, и посмеемся.

Наклонившись, я снял трубку и, пока нес ее к уху, вдруг заметил, как стремительно меняется лицо Сабины. Вместо гудка сзади до меня донесся бархатный смешок, напоминающий голубиный стон.

Я резко обернулся, едва не сбив на пол старый темно-красный телефонный аппарат.

Сантехник уже находился в прихожей, всем корпусом блокируя входную дверь. Правая рука его покоилась в глубоком кармане безрукавки, а в левой был зажат какой-то листок.

Закончив смеяться, он непринужденно заметил:

– К сожалению, сегодня не вы одни испытываете неудобства со связью.

Увы, весь подъезд отключен. Очевидно, серьезное повреждение кабеля…

Только сейчас я понял, какого свалял дурака, переместившись в гостиную.

Вместе с Сабиной мы оказались в ловушке.

– У меня все, – насмешливо продолжал этот Грибов, не двигаясь с места.

– Распишитесь, пожалуйста, вот здесь, Сабина… э-э…

– Георгиевна, – без интонации выговорила Сабина, поднимаясь с кресла.

– Не надо. – Я загородил ей дорогу. – Я сам.

– А вы разве тоже здесь проживаете, молодой человек? – удивился сантехник, и после этих слов у меня уже не оставалось никаких сомнений. Я бессильно проклял собственную глупость, потому что больше ничего мне не оставалось. Еще пять минут назад все могло пойти совершенно иначе.

– Ладно, оставим это, – лениво сказал Грибов, скомкал свою бумажку и швырнул в угол. Только сейчас я заметил, что на левой руке у него надета тонкая нитяная перчатка. Правую видеть я не мог. – Мы же с вами умные люди. К чему нам весь этот цирк?

– Зачем вы пришли сюда? – вдруг спросила Сабина. Голос ее звучал ниже обычного – и только. В нем не было ни растерянности, ни страха. Только горечь.

– Что вам понадобилось в моем доме?

Грибов снова засмеялся.

– Можете называть меня Олег Яковлевич, – проговорил он. – Что касается моего появления здесь…

– Я никак не желаю вас называть! – отрезала Сабина. – Ни сейчас, ни в дальнейшем.

– Это уж как вам будет угодно, – миролюбиво согласился Грибов. – Так вот, что касается моего к вам визита. Вы совершенно правы, утверждая, что мы с вами виделись. Правда, внешность моя действительно была несколько иной. Вы ошибаетесь в другом – к смерти несчастной Елены я не имею ни малейшего отношения. Именно поэтому вам не следовало давать показания, тем самым связывая мое доброе имя с грязным уголовным делом…

Пока он говорил, я наблюдал за каждым его движением. Он вел себя предельно осторожно, держал дистанцию, ничего не предпринимая, и не давал мне ни малейшего шанса. К тому же и весил он килограмм на десять больше, и даже если у него в кармане обычная заточка – дело дохлое. Его опыт – не мой. Тем не менее постепенно он начинал заводиться, и у меня появилась надежда. Если этот Грибов утратит контроль над собой, на что-нибудь сгодится и мой спецназовский ботинок. Если, конечно, я успею.

В ту же минуту Грибов перехватил мой взгляд и жестко проговорил:

– Вам, молодой человек, я бы советовал присесть где-нибудь рядом с вашей знакомой.

– А это еще почему, уважаемый? – Я изобразил недоумение.

– А потому. – Он переступил с ноги на. ногу. – Потому что мне так будет удобнее. – С неожиданной легкостью он двинулся вперед, и мне пришлось отступить, прикрывая спиной Сабину.

– Хорошо, – удовлетворенно произнес он, когда я опустился на стул. – Во всяком случае, разумно. Но вернемся к проблеме.

– Вы лжете, – неожиданно сказала Сабина. – От первого до последнего слова.

– Вот как? – удивился Грибов. – А вы рассчитывали, что я поделюсь с вами интимными подробностями? Что вас больше интересует – технология, орудие или мотивы? А? Вы ведь знали наверняка, что рано или поздно я вас найду, иначе не стали бы устраивать этот дешевый спектакль с собственными похоронами. Сложно и малоэффективно, как вы уже убедились.

Сабина презрительно прищурилась.

«Сукин сын Трикоз! – мелькнуло у меня в голове. – Проклятый сукин сын… Неужели все это время он скармливал Дровосеку следственную информацию?»

Я по-прежнему не сводил глаз с правой руки Грибова, шевелившейся в кармане, как совершенно отдельное живое существо, чтобы не прозевать момент, когда он примет решение действовать. Вариант выскочить на балкон, выбив по пути парочку стекол, и заорать изо всех сил я уже отбросил как непригодный. Даже если кто-либо решится подняться сюда, Грибов успеет прикончить и меня, и Сабину. А может быть, и беспрепятственно уйти.

Грибов по-прежнему находился метрах в пяти от меня, но что-то в его поведении изменилось. Будто нажали педаль акселератора.

Я начал подниматься со стула, чувствуя, как все мышцы вибрируют от напряжения, когда Сабина отчетливым звенящим голосом произнесла:

– Так значит, теперь моя очередь? Вы ползали за мной по пятам, подбираясь все ближе и ближе, а теперь… Какой, вы говорите, мне будет присвоен номер? Четвертый? Может быть, пятый? Или их уже больше? Сколько же?

Сколько их нужно, чтобы все это наконец прекратилось?

Она презрительно вскинула подбородок, открыв смуглую, на удивление молодую шею, и подалась вперед, Грибов взвизгнул, будто наступил босой ногой на колючую проволоку, и я увидел, как мокро блестят его ухоженные зубы. Пятна темного румянца проступили на его щеках.

На мгновение мне показалось, что все это происходит в какой-то другой реальности. В паузе, где каждая секунда тянулась будто капля клейкой слюны, я услышал, как, отчаянно хрипя, бьется в дверь Сабининой комнаты бедолага Степан, и этот звук вернул меня к действительности. Мы с Сабиной были все равно что на необитаемом острове в компании с людоедом.

Грибов уже стоял на пороге гостиной, и я даже не успел заметить, как его правая рука неуловимым движением освободилась и в ней мелькнул небольшой темный предмет.

Я вскочил.

– Стоять! – заревел Дровосек. – Не двигаться! Закрывая Сабину, я подался вперед – ион выбросил руку прямо перед собой, целясь мне в лицо. Я ушел влево, углом глаза успев заметить, что темный предмет – не «ствол». Все что угодно: граната, самодельная пластиковая шашка, метательный нож, – но не «ствол». В ту же секунду загремел звонок в дверь.

Даже если бы в комнате появилась летающая тарелка с маленькими зелеными ребятишками на борту, я бы удивился меньше.

Грибов попятился, держа меня в поле зрения, на лице его отразилась суетливая озабоченность. Звонок загремел снова – длинно и настырно. Степан разразился бешеным лаем. Теперь за дверью вовсе не убирали палец с кнопки.

Дровосек допятился до двери – и я понял, что его беспокоит. Дверь двадцать четвертой оставалась незапертой.

Дар связной речи вернулся ко мне.

– Пожалуй, есть смысл открыть, – посоветовал я. – Тому, кто звонит, внизу сказали, что хозяева дома. Иначе чего бы он трезвонил? Поднимется шум, могут вызвать милицию. Такой вариант устраивает?

Грибов заколебался. Он размышлял всего мгновение. Звонок неистовствовал. Наконец он попытался, не поворачиваясь, нащупать за спиной рычаг замка, но не смог. Чтобы закрыть дверь левой рукой, ему пришлось повернуть корпус и на долю секунды отвести взгляд, и в тот же миг я прыгнул.

Реакция была мгновенной. Еще в воздухе я увидел, как навстречу метнулся темный предмет, прогнулся всем корпусом, завалился на спину, и окованный сталью носок моего ботинка врезался справа в подреберье Дровосека. Звук был тупой и влажный, словно я угодил по говяжьей туше. Грибова швырнуло вправо, он со всхлипом всосал воздух и стал сползать по стене, цепляясь за крючки вешалки.

Но и сам я был не в блестящей форме. От удара боком о пол свет на мгновение померк у меня в глазах, а когда снова вспыхнул, я обнаружил, что сижу на полу, мертвой хваткой держась за ручку двери.

Я вскочил, одновременно рванул дверь на себя, покачнулся, прыжком преодолел тамбур, крутанул рукоятку задвижки – и в следующую секунду уже снова был в прихожей.

У меня не оставалось времени, чтобы взглянуть, кто там, за дверью.

Потому что Дровосек уже был на ногах и направлялся к Сабине.

– Эй! – заорал я. – Ты, падаль, смотри, я уже здесь! Ты слышишь?

Он повернулся – и я увидел, как его глаза стремительно расширяются. Так бывает только в немом кино. Казалось, еще немного – и они вывалятся из глазниц, как детские стеклянные шарики, и запрыгают по паркету. Щеки Дровосека враз опали, будто утратив опору внутри себя.

– Нет… – вдруг забормотал он. – Нет! Я не хочу! – Судорожным движением он дернул ворот, сыпанулись пуговицы. – Я все сделал правильно! Почему? Почему ты пришел?

Я похолодел. Это не могло быть уловкой. Лицо Грибова было таким, будто он заглянул прямиком в преисподнюю. Я оглянулся.

В дверях стоял Поль.

Зрелище действительно впечатляло. По случаю потепления он облачился в засаленную армейскую телогрейку и протертые на коленях джинсы, заправленные в зеленые резиновые сапоги с голенищами до колен.

Мрачная черно-фиолетовая физиономия моего приятеля выражала брезгливое недоумение, отчего он еще больше походил на монарха какого-нибудь небольшого экваториального государства в изгнании. В левой руке, слегка на отлете, как знак все той же монаршей власти, Поль держал увесистый сверток, запакованный в крафт-бумагу, размером с мяч для регби. Или с человеческую голову, если это вам больше нравится.

– Что это тут у вас происходит? – пробасил Поль, протискиваясь в прихожую и окидывая взглядом поле боя. – А где Сабина Георгиевна?

– Темный! – вдруг выкрикнул Грибов. – Темный, где же твое слово? Ты обманул! – Голос его сорвался, как с обрыва, в мычание.

– Это еще кто такой? – сильно удивился Поль. – И почему он говорит, что я обманщик? Я честный бизнесмен и играю по правилам. Даже если это чужие правила. Егор, откуда тут взялся этот mother-fucker?

Я не мог произнести ни слова, потому что еще не восстановил дыхание. В голове плавал туман. Поль по-бычьи нагнул курчавую голову в офицерском кепи, оскалился и не спеша двинулся к Дровосеку, покачивая на ладони сверток.

Грибов торчал, будто примороженный к полу, не отрывая взгляда от свертка; когда же Поль приблизился, он вдруг торопливо забормотал, как испорченный диктофон:

– Что там? Что там? Скажи мне, что там? Умоляю – скажи!..

– Сейчас, – прогудел Поль. – Сейчас увидишь…

– Осторожно! – успел крикнуть я, но в то же мгновение Дровосек коротко ткнул Поля своей штукой куда-то между полами ватника. Раздался сдвоенный сухой щелчок, резко запахло озоном. Тело Поля, на секунду сложившись, распрямилось, словно огромная вороненая пружина, и, пролетев почти через всю гостиную, врезалось в угол книжного шкафа.

Вот оно что! Теперь я знал, с чем имею дело. Шокер. И очень мощный.

Другого оружия у Дровосека с собой нет, иначе он давно бы его применил. Он шел к одинокой пожилой даме и не хотел таскать на себе тяжести. Как обычно, все должно было выглядеть элегантно.

– Сабина! – позвал я. – Скорее, Сабина! Бегите к стене, туда, где Поль…

– И не подумаю, – был ответ. Она даже не повернулась в кресле. Все, что она хотела, – чтобы Дровосек услышал ее. – Вам лучше уйти отсюда, если сможете.

Никто не будет мешать. – Она сухо усмехнулась. – Вам наверняка известно, что я уже дала показания, и вряд ли вам удастся что-либо изменить. Разве что счет, если это все еще так важно для вас…

Я поразился ее спокойствию. Еще секунда – и Дровосек бросится на Сабину, а я ничего не смогу сделать. Со мной произойдет то же, что и с Полем. В той части комнаты, где я находился, не было ни одного сколько-нибудь увесистого предмета. Пара книг, диванные подушки, бесполезный телефонный аппарат… Даже стул теперь находился ближе к Дровосеку, чем ко мне.