Текст книги "Попутного ветра!"

Автор книги: Светлана Дильдина

Глава 14

   Сообщение от Службы охраны порядка Лаверты

   В связи с увеличившимся количеством происшествий и беспорядками, вследствие систематической угрозы здоровью граждан и нарушении нормального ритма жизни, ради защиты жизни и имущества горожан принято к действию постановление о введении чрезвычайного положения на территории региона, поскольку устранить опасность иными способами невозможно.

   Перемещения по городу после 11 часов вечера и до 6 часов утра без уважительной причины будут жестко пресекаться, собрания на улицах в количестве более десяти человек будут приравниваться к несанкционированным митингам.

   Помимо вышеназванных мер, будут формироваться добровольные отряды, которым предоставят телефонную связь, видеокамеры, огнетушители и другие технические средства. Их целью ставится патрулирование улиц. Ими допускается временное изъятие у граждан огнестрельного и холодного оружия, боеприпасов, у организаций и предприятий – учебной военной техники, взрывчатых, радиоактивных веществ, сильнодействующих химических и ядовитых веществ.

* * *

   Мики

   Про лабораторию с названием «Рубин» я как-то слышал от своего отчима – то есть, название слышал. А про извлеченную из кокона Пленки субстанцию, влияющую на свертываемость крови, мне сказал Адамант. Он после моей, как он говорит, выходки у Факела, стал более человечным, что ли. В Лаверте я видел патрули на улицах, взял пару газет…

   Будет война? – спросил у него, а он плечами пожал. Я и сам не поверил в то, что спросил. Война…как Тара-Куино, вроде и рядом, но пропастью отделено. Там – временной, тут – не знаю даже… тем, что Лаверта – мой город, наверное. Ну не идиоты же в самом деле – люди…

   А он рассказал мне про Ная – то, чего я не успел понять сам. С неохотой, я видел, он громадное сопротивление преодолевает, внутреннее… им вмешиваться запрещено?

   Так он что, считал, что я выслушаю – и не вмешаюсь? Ну так я же – не он, не ангел, или кто там… я "поросенок между землей и небом", мне все равно.

   Я думал, что разревусь. Показалось – из-за меня… я нашел ту проклятую штуку. Лучше бы сдохнуть там, на развалинах, шею себе сломать. А нетушки, мы будем псевдо-жить долго и счастливо, пока не понадобимся Пленочке драгоценной.

   – Стой, ты куда? – он окликнул меня, безнадежно. А мотор у Ромашки завелся, похоже, сам… не помню, как я это сделал. Ну и к лешему всё!

   Поначалу я думал только о Рыси. Никогда не воспринимал всерьез высокие слова о дружбе, клятвы до гроба стоять стеной друг за друга… да пошли они лесом, красивые слова! Пошли далеко и надолго!

   Не знаю, почему я ополчился на ни в чем не повинные изыски риторики – наверное, потому что понял, куда должен ехать в первую очередь.

   Тогда я свернул с магистрали, ведущей к центру города.

   Появляясь в Лаверте или ее окрестностях, я будто перемещался из сна в реальность, или наоборот – смотря какая реальность и какой сон. Волна звуков, красок, запахов и ощущений поначалу сбивала с толку, привыкнуть к этому мгновению было невозможно.

   Потом острота восприятия чуть сглаживалась.

   Но, порой останавливаясь, чтобы поглядеть на свисающие с ветки дождевые капли или чтобы вдохнуть полной грудью соленый, пахнущий штормами и южными пряностями воздух, я думал – может быть, стоило уметь, лишь бы понять, как на самом деле хорош мир вокруг.

   Даже сейчас я не сумел удержаться – остановил Ромашку и ловил губами теплый апрельский ветер. Еще не летний, но уже ласковый – еще немного, и залив наполнится парусами яхт, владельцам их наплевать на политические дрязги, когда есть море и солнце.

   Трудно было заставить себя сдвинуться с места – ветер останется здесь, не последует за мной по всему городу. Сейчас я отдавал себя Пленке, она должна была вести, стать главной в этом теле.

   Непонятный, пугающий, но очень надежный партнер – лучшая ищейка, которую можно пожелать, она знала, где находится лаборатория. Она чувствовала, как найти свой собственный кокон, из которого вылупилась давным-давно.

   И я следовал за ней.

   Мы остановились у невысокого серого дома, похожего одновременно на третьеразрядную больницу и на скучнейший архив. Напротив я заметил черную машину – подле нее скучал человек, внутри сидел еще один и читал газету. При виде меня оба встрепенулись.

   Теперь я знал, что к чему, но было уже наплевать. И в "обмани сыщика" играть не хотелось.

   Пленка подстегивала меня приблизиться вплотную к стенам, так я и сделал. Видел прекрасно, что машина сдвинулась с места, ненавязчиво перекрывая дорогу – вспомнил "волчат", стало смешно. Те были гораздо опасней.

   Пленка вздохнула резко – у меня закружилась Глова, до тошноты. Но тело среагировало быстро, и я успел умчаться, оставив сотрудников Службы в полной растерянности.

   На их месте я бы счел себя психом – или неумелым провокатором.

   Отыскать Ная оказалось сложнее – я мог полагаться только на себя и остроту ощущений, подарок Пленки. Но сама она отмалчивалась, ей-то что…

   Мне отчаянно захотелось увидеть Айшана… он бы сообразил, куда ехать. Или послал бы подальше, и в прямом, и в переносном значении?

   После бесцельного болтания по городу я притормозил у скверика. Возле огромной лужи, оставшейся после вчерашнего дождя… в ней отражалось не апрельское – осеннее небо. Будто дуновение той стороны… через воду, как и через зеркало, это несложно. Или через сны… Тут я сообразил наконец.

   Мне повезло, как я понял уже потом. У Рыси и так-то в голове всегда была каша из реальности и потустороннего вымысла, он, оказавшись на моем месте, почувствовал бы себя, как дома…

   Искать живого человека по ту сторону жизни – все равно, что восстанавливать текст письма по промокашке, на миг к этому тексту приложенной; древний образ, но самый верный. Най не спал, находился в состоянии полубреда. Сейчас это было без разницы – по невидимой ниточке можно отыскать любого, собаку, кошку можно найти, если они тебе дороги, тем более человека. Тем паче – такого психа, как Рысь.

   Я нашел… В крыле детского дома они располагались, не основная контора, а эдакий филиал. Мало кому придет в голову сюда соваться…

   Ромашку пришлось оставить – с меня хватило Аана Хэльо, хватило, чтобы понять – если с трудом удалось удержать гантелю, то хвататься за штангу – верный способ угробить всё. Да и грохот, поднимаемый мотоциклом, никто не спишет на "померещилось".

   В полной мере ощутил себя привидением, появившись прямо в камере Ная.

   Я не думал, что с ним серьезное может быть. Они ж не идиоты – возможный источник информации перекрывать. Только я забыть ухитрился, какое это существо – Рысь. Он кого угодно доведет, а в особенности – себя.

   Не знаю, что с ним делали. И знать не хочу. Он серый весь был, глаза запавшие… но следов никаких, да кто бы и сомневался. Только в уголке рта – кровь. Сначала я испугался – вспомнил одного, с внутренним кровотечением; тут уж не помогу ничем… Потом присмотрелся – нет, просто губу прокусил, а голова набок, вот кровь и стекала, и так засохла.

   Я позвал его. Он открыл глаза, медленно-медленно.

   В них… если в зеркало глянуть, а твое отражение вдруг посмотрит оттуда самостоятельно – в упор на тебя… Уж не знаю, каким меня видели люди, но в глазах Рыси я увидел себя – неживого, то есть взгляд неживой, с той стороны.

   Он и сам перестал быть собой. В нем будто отключили жизненные силы – я чувствовал только холод и нежелание оставаться здесь. Эх, Рысь… ты никогда не метил в герои. Может, и зря… одно дело бороться за свои идеалы, за свою правду или еще что-нибудь в этом роде, а другое – попасть под жернов, которому ты, в сущности, безразличен.

   Наручники – литая "восьмерка" – было не снять, конечно. Подумал – зачем они? Все равно никуда Най не убежит. Потом догадался – в "воспитательных целях". Я приказал Пленке… потом почувствовал, что она сама сообразила – в меня будто влили силу. Конечно, сам Най идти бы не смог. Я взвалил его на плечо. Вытащил в коридор.

   Страшно было – не удержаться; идти обычным путем невозможно, охрана же. А иным… Удачно, что Наю было настолько плохо – он, считай, сам почти провалился на ту сторону.

   Но соображал. Или, напротив, бредил?

   Слышу – окликает меня еле слышным шепотом:

   – Мики, ты кто?

   Я молчу.

   Больше всего я боялся вывалиться из этого коридора туда, на трассу… я не сумел бы отвезти Рысь обратно. Может, и сумел бы, но шел и молился про себя, чтобы не пришлось делать этого… ведь не я распоряжаюсь, кому и куда. Если Най окажется там… Адамант мог бы позволить, так он ведь не бесенок из коробочки, чтобы выскакивать, когда мне угодно. А может быть, Адамант не имеет ни малейшего отношения к Рыси… тогда хуже всего. Но он сам говорил – чудо возможно. Я молиться никогда не умел, но, может, меня услышат и так, и подарят – маленькое чудо? Пусть я не заслужил, но он-то? Он песни писал, хорошие… говорят, искусство очищает души.

   Так, изводя себя, я добрался до выхода. Меня еще хватило на то, чтобы открыть дверь и свернуть за угол, в подворотню с облезшими стенами, и тут я кончился совсем. По счастью, никуда нас не перекинуло. Най сидел так, как я его уронил – в позе сломанной куклы, и стонал еле слышно.

   А ему ведь нельзя домой. А куда? Я даже подвалов нормальных не знаю… да и там делать-то что? Те, что не заперты, наверняка в крысах и мусоре… Рыси точно туда не надо, ему бы покоя, заботы…

   Я не был уверен, что он сейчас понимает, кто рядом с ним. Если по моей милости Най окажется на трассе с билетом в один конец… может быть, и не по моей – но ведь никогда не узнаю. Тогда-то что?

   На мою ветровку сыпался снег – поведя глазами по сторонам, я понял, что снежинки падают только на меня одного. Дуновение трассы…

   Ну вот и прекрасно. Я с человеком, которого нельзя оставить, нельзя отвести домой или к кому-то из известных друзей… и могу в любой миг очутиться там…

   Вверху, привязанная к чугунной балке, болталась полосатая тряпка. Поглядев на нее, я вспомнил воздушных змеев – у них тоже были яркие подвижные хвосты, только трепетали, замирая от осознания, сколь высоко поднялся змей, движения их полны были гордости. Воздушные змеи и дельтапланы умеют летать, а случайно попавшие к небу куски пестрой ткани могут только упасть.

   Я встал и позвал Ромашку.

   У Айшана дом хорошо расположен – двор-колодец, вход через подворотню, если кто поставлен следить, торчать он будет снаружи, а не в самом дворике. А окна квартиры Айшана выходят и во двор, и наружу.

   Понимая, что Адамант меня пришибет, если перехватит, я свернул на боковую улочку неподалеку от квартала Айшана, и помчался напрямик по обочине своей трассы, плевать мне было на стены – сейчас их не существовало.

   Не знаю, сколько на это ушло секунд, знаю только, что друга своего я убил – весь путь он проделал в состоянии клинической смерти. Если несколько секунд, это не страшно, уговаривал я себя – мысли были очень длинными, а путь – коротким.

   Потерпи еще, Най. Только не соскользни…

   Айшан опешил, видя нас на пороге, но повел себя хорошо. И не расспрашивал – только бросил короткий прямой взгляд, глаза в глаза.

   Ная он перенес на диван в маленькой комнатке, где обычно спали гости-родственники: Най был неподвижный и встрепанный, как тряпичный клоун – делай, что хочешь.

   Осмотрел, усмехнулся невесело. Порылся в ящичке-аптечке, вытащил шприц, заправил ампулу с чем-то белым. Перетянул Наю руку. Сразу нашел вену на сгибе локтя, сделал укол. Потом достал штуку, похожую на карандаш, приложил к наручникам, покрутил. Те щелкнули противно и разомкнулись.

   Я во все глаза смотрел на Айшана. Таким его не видел – сосредоточенным, без обычной солнечной улыбки или хоть светлого сияния невидимого. Сейчас он выглядел лет на двадцать пять самое меньшее…

   – Ничего. Поднимется скоро.

   Я и сам знал – чувствовал, можно было не успокаивать. А вот навыки Айшана оказались для меня сюрпризом. Интересно, что он еще умеет? Солнечный мальчик, собачонка Службы, медик, взломщик… интересно продолжить список.

   Он перехватил мой взгляд, мотнул головой:

   – Самые простые. Да их легко открыть, Мики, просто вы не интересовались никогда…

   – А ты? Готовился, вдруг придется – на будущее? – не уверен, что просто шутил. Но Айшан улыбнулся наконец, хотя вроде невесело было совсем:

   – Нет. Говорят, от любопытства кошка сдохла… но я же не кошка.

   Сидя на подоконнике, я поглядывал вниз. Нет, жить в квартире с видом в подобный дворик мне было бы трудно. Слишком он маленький, нарочито уютный. Ромашке, кажется, тоже было не по себе. С соседней комнате Айшан чем-то поил Ная… неправильно всё, Рысь – это Рысь, он должен быть ленивым, беспечным, уверенным в своей правоте, а не беспомощным, как младенец…

   Все мы должны больше, чем обещаем сами себе…

   В ушах пульсировала – беззвучно – песня, я слышал ее один раз – после Най от этой песни отпихивался, как мог.

 
   Пускай никому слова не слышны,
   Одно повторяешь ты:
   "не будет времени тишины
   И времени темноты!"
   И если когда-нибудь на бетон
   Слепящий прольется свет,
   Ты скажешь —
   Не сомневался, что Он
   Есть,
   И плевать на закон
   Научный, где Его – нет
 

   Может, и так. Я по-прежнему ничего не знаю. А кто знает? Даже Адамант, похоже, отнюдь не во всем уверен.

 
   Скользя по трассам и облакам
   (Кто – смерч, а кто – ветерок)
   Братья птицам и дуракам,
   Мы – дети Его дорог.
   Пока не сломалось то, что внутри
   (Как водится, только «вдруг»)
   Поддерживай сердцем, дыханьем ритм
   Дышащего вокруг…
 

   Я закрыл глаза.

   Айшан вошел скоро, остановился у дверного косяка. Это я и с закрытыми глазами видел.

   – Что же теперь… – он не договорил. Зачем?

   Я кивнул, показывая, что жду разговора. Айшан спросил, не двигаясь с места:

   – Тебе нужна помощь?

   – Может быть. Но не от тебя.

   Глядя, как сразу осунулось его лицо, поспешил исправить оплошность:

   – Прости. Я не о том… Просто вы – никто – не поможете. То есть мне, Рыси – очень даже.

   – Почему? Вы можете… недалеко от Колодцев есть домик. Хозяин его – мой хороший знакомый, и сам сейчас живет в другом месте. Ключи у меня есть. На какое-то время я сумею направить Службу не в ту сторону… вам хватит времени.

   – Нет. Я не могу. Я правда не могу, совсем. Поезжай сам.

   – Мики, я не могу уехать с ним вдвоем. Нас обоих сразу начнут искать. А доверить кому-то еще…

   – Он выглядит хуже, чем себя чувствует, – уж в этом я был уверен. – Да ты и сам говорил. Пару дней, и он сможет скрываться самостоятельно. Ты только позаботься о нем эти пару дней, хорошо?

   Айшан вертел в руке сушеную крабовою клешню, в задумчивости пытался отгрызть от нее кусочек. Прислушивался к звукам в соседней комнате – не слышал ничего. А я слышал – Най ровно дышит. Спит…

   Ничего, он справится. Да и убивать его не собирались. Хотя нервы потрепали порядочно…

   – А ты куда? – Айшан сжал в кулаке злополучную клешню.

   – Разреши уж до конца ничего не говорить. Я больше не вернусь.

   И едва не взвыл от такого обещания. А поздно, сам сказал… все правильно. Здесь я чересчур много натворил… на трассе, на той трассе мое место, как бы себя ни обманывал.

   – Мики. Я твоих секретов не требую. Но завтра Най не поднимется, да и не отпущу. А через неделю самое большее мы оба – я и Рысь – окажемся там, откуда ты его вытащил.

   Он не давил на психику. Он просто спокойно объяснял мне то, чего, думал, я не понимаю. Спокойно принял Натаниэля, оказал помощь и был готов к последствиям.

   А ведь и правда, окажутся. Разве что Рысь вопреки всему встанет сегодня и успеет скрыться за пределами Лаверты…

   Вот и весь мой героизм – "не приду больше!". Ну, я-то не приду, только как бы после обоих на трассе не встретить… Да нет же, с чего бы, даже войска еще не вводили, хоть к этому все идет. Нечего пугать себя, лезет в голову всякий бред…

   – У меня нет никого больше… но я все равно пришел бы к тебе.

   Он сказал тихо, обращаясь, кажется, к цветку герани, уж никак не ко мне:

   – Какого лешего ты мне вообще доверяешь?

   – Да прекрати ты, – я почувствовал усталость, будто натаскался мешков – усталость была почти приятна. Совсем человеческая, так я чувствовал себя в детстве, когда после работы на раскопе в Тара-Куино возвращался к нашей палатке… уютная усталость. Тогда вокруг находились только свои…

   Я взглянул на Айшана – тот наконец отложил клешню, думал, уставившись в стену. А ведь он понимает больше, чем я. Куда больше знает о Службах. Пусть даже никто не убьет… но уж до такого состояния, в котором теперь Най – запросто. Состояние, когда жить неохота, да и незачем.

   – Айшан.

   – Мм?

   – Только не задавай вопросов. Сейчас не важно… Не стоит за меня волноваться. Представь себе, что Микеле Сарина умер, разбившись на мотоцикле. А все остальное – это другой человек. Он едет, сам точно не зная, куда. И когда он проедет свой участок дороги, будет что-то еще.

   – Будет? – он внимательно слушал, и цепкий взгляд журналиста. Леший… Айшан ведь мог бы понять и поверить. Это я ошибался. Но сейчас не ко времени. Надо было его убедить, пускай и наглым враньем.

   – Когда трасса кончается, начинается грунтовка, или хоть поле. Нормально ехать нельзя, но идти – можно. – Я вспомнил про его дельтаплан, прибавил: – А лететь можно всегда…

   Он улыбнулся, как раньше:

   – Ну, попутного ветра!

   Най очнулся ближе к вечеру. Я только начал всерьез волноваться, заново – до этого просто поверил Айшану.

   "Все с ним будет в порядке", – убеждал он меня. "Клиническая смерть… ты уверен? Тогда Най перенес ее на диво легко. И откуда ты можешь знать? Ты, прости, все же не медик…"

   Глаза Рыси были изумленными – кажется, он нас не сразу узнал. А потом – с ним возился Айшан, я только путался под ногами, едва не разбил стакан с водой и пузырек с успокоительным. Впрочем, оно не понадобилось…

   Айшан держался на диво уверенно, ровно – я сейчас любовался им. И ведь почти слышал – звенит в нем напряженное ожидание, в каждой жилке – когда телефонная трель раздалась, беспомощно вскинулся, но улыбнулся тут же, ответил… Это оказалась сестра.

   Завершив разговор, трубку на стол положил, помедлил, будто хотел спрятать подальше.

   Най ничего не заметил, он даже не понял, как очутился здесь. Если друзья рядом, значит, все в порядке – примерно так…

   – Ничего, это шок, – шепнул мне Айшан. – Пройдет…

   Но кое-что Натаниэль все-таки помнил.

   – Мики…

   – Да?

   – Давай извинюсь, что ли… Я тут подумал – а какого рожна тебе приходилось все это выслушивать? Там, у меня дома?

   Трудно ему было разговаривать, но высказаться тянуло. Айшан попытался было остановить, но я потянул за рукав – не мешай. Мне было важно услышать…

   – Было у меня время подумать. Там-то, в камере, хочешь вой, хочешь ной, никому это не интересно… – Он перевел дыхание и сообщил: – Я песни хочу записать… Пока валялся там, плевал в потолок, типа, и думал – вот сейчас он на голову рухнет, или просто пришибут меня там, и – ничего. Ничего не останется. Мне слава не нужна, но ведь я жил! Живу, то есть… Знаешь, там стены вроде обыкновенные, а из тебя все соки вытягивают. Человек-шестеренка, выпал – заменили на другую, никто и не заметил. Я не только сам так не хочу, я и другим… Может, хоть кому-то нужно то, что делаю. Страшно чувствовать себя винтиком… не хочу.

   – Тихо, у тебя бред уже, – сказал Айшан, оглядываясь на аптечку.

   – Не бред, – Най приподнялся, глаза блестели горячечно. – Я все говорил – сами придут… прибегут, как же. Гордый… если не прибегут, то пошли бы все. Это как на углу стоять, видеть старушку – пока не попросит помочь, я не подойду… А потом собьет ее псих какой-нибудь, а я утешаться буду – сама виновата, да? А чего ж не попросила?

   – Все-таки бред, – Айшан потянулся к аптечке, порылся там, достал другой шприц, с чем-то прозрачно-желтым. Я проговорил, испытывая усталость уже запредельную, кончился-таки "заряд" от Пленки:

   – Най, ты не пророк. И вокруг тебя нет старушек на костылях.

   – Да я понимаю, – он с опаской покосился на шприц в руке Айшана. – Но так объяснить проще.

   Дышал он с трудом, и уколу не противился.

   – Болтай поменьше. И сейчас, и всегда, – обронил Айшан. Они сцепились взглядами, и я понял – тут все будет в порядке. Друг друга по-прежнему понимают, и договориться сумеют. Не маленькие.

   А мне пора.